полная версия
Валерий Горелов
Колкая малина. Книга четвёртая
Нашим родителям и моим сверстникам, принявшим Христа, посвящается…
«И делом правды будет мир, и плодом правосудия – спокойствие…»
Исаия 32:17
Часть I. Венок
Венок
Я жил среди людей и оставался одиноким,
И не всегда по собственной вине,
Но ещё мальчонкой, рахитом кривоногим,
Со всеми не хотел быть наравне.
Дикая малина, как девка крепостная,
Краснея, выпускает терновые шипы.
Она себя блюдёт, колючая и злая,
И ты её такую пробуй, полюби.
А я сплету венок из её ветвей,
И, конечно, он не будет триумфальный,
Ведь я совсем не голубых кровей,
А всего лишь житель коммунальный.
И в этом моя воля, и в этом моя сила,
Там мои разлады и там мои согласия.
Жизнь барачная каждый день учила,
Что такое честь, а что есть безобразия.
Венок не будет красоваться под тризну на могиле,
Наряжённый в ленты поминальные.
Его не будет там, где ели и где пили,
И даже там, где торжества пасхальные.
За поиски любви и постоянства,
За то, что не боялся ни стужи, ни огня,
За одиночество и приступы упрямства
Пускай венок наденут на меня.
Родина моя
По траве зелёной гуляет коса
И луговые соцветия срезает,
А берег речной целует волна
И лодку пустую качает.
Из травы подсохшей постель себе смастрячу
И буду в небо ночное подглядывать.
Там стану для себя искать удачу
И тайные желания загадывать.
Перестала лодка с берегом шептаться,
Закатились в воду облака.
Я не буду с тобой прощаться:
Мы в жизни мерцаем, как два светлячка.
Трава в июле пахнет земляникой,
И я целую тебя, не спрося,
И сплю под Луной светлоликой,
И вижу твои синие глаза.
Они – как луговые васильки,
И как в горной руде бирюза,
И мы бежим с тобою напрямки,
И под ногами ночная роса.
Утром меня цапля разбудила,
Прохлопотав крылами прямо у лица.
Солнышко слегка мир позолотило,
Просыпалась Родина моя.
Акварели
Надо, чтобы дни цвели, как акварели,
В самых ярких и сочных тонах,
Чтоб там радуга цвела, и свирели пели,
И золотом кресты горели на церквах.
Пусть будет чистое небо вокруг,
Как отражение в голубых глазах,
И нежная душа, и солнечный круг,
И восторженная музыка в сердцах.
У нас никогда не будет помех,
И мы свои вёсны любовью продлим.
И пусть время одинаково для всех,
Но уже не будет больше долгих зим.
Пусть упрёком будет только поцелуй,
Не прерывайте песни шансонетки.
И только к самому себе ревнуй,
А птицу счастья выпусти из клетки.
Снова оттепель приходит в города,
И забубнили первые капели.
Птица счастья не осталась без гнезда,
И мы, хоть на чуток, но постарели.
Не стоит ни о чём страдать или жалеть,
Но только помни наяву или во сне,
Что надо малое дитя собой согреть
И увидеть девочку в стареющей жене.
Тень на плетень
Мы не видим ни порядка и ни связей,
Даже в том, что рядом каждый день,
Все далекие от сказок и фантазий
И наводят тени на плетень.
В гнёздышке синички – яичко к яичку,
А рядом у травинки выросла травинка,
Камышинки сами заплелись в косичку,
И тихо подгребает утка-мандаринка.
Скользит на длинных лапках водомерка,
А лягушка с восхищеньем смотрит на неё.
У каждого с утра своя примерка,
И у каждого на всё своё чутьё.
Бабочка расправила крылья расписные,
Сегодня на поляне земляничной
Она исполнит танцы показные,
И кузнечик подыграет на струне скрипичной.
Под берёзкой выросли лисички,
А в тёплых листьях прячутся ежата.
И не нужны ни точки, ни кавычки —
Здесь на каждой страничке цитата.
Всё это и есть великая наука,
Ту, что величают тайной сотворять,
А остальное всё – бессмыслица и скука,
Потому что не умеет восхищать.
Птенчики
Стоят осинки у дороги,
У них листики – как мелкие монетки.
Какие радости, такие и тревоги,
А мальчишки с нашей улицы бежали с «малолетки».
Где-то хитростью, а где-то мордобоями,
Прекрасно понимая, что пауз не бывает,
Нас дяденьки и тётеньки делали изгоями,
Просчитав, что птенчик не летает.
Поседели волосы у старого товарища,
Дряхлеет, прогибаясь, отчий дом.
Здесь от радужных надежд остывшие пожарища,
А время становилось глухонемым врагом.
Оно не ведало ни пауз, ни отсрочек,
Ни разу не поверив и не проиграв.
Он превратился в ленту из тире и точек,
Это нашей скорбной жизни телеграф.
Время не играет в догонялки,
Там одни и те же правила игры:
Мы пытались выжить по шпаргалке,
Но не получилось спрятаться в тени.
Не придётся ждать и выбирать,
Когда в одной посуде покой и круговерть.
Если есть за что, смейся и страдай,
Но жизнь без пульса времени превратится в смерть.
Подорожник
Серёжки на ольховнике ветерок качает,
Бабочка-капустница по траве порхает,
На проводах чирикают городские птицы,
Всегда у лета длинные ресницы.
Они в зените солнце помогут задержать,
А там умеют лучше друг друга понимать,
Где больше света и тепла
И даже узенькая тень не пролегла.
На красную клубнику слетаются сороки,
Наверно и у лета бывают свои сроки,
Но совсем не надо грустить или сердиться,
Если лето в осень накренится.
Осень отцветёт багровыми цветами,
Отплачется холодными дождями,
Зароются поглубже семена,
И обида будет прощена.
Посыплет белый снег,
Наступят холода,
Но нам тепло холодным январём
И только потому, что мы вдвоём.
Теперь её рука в моей руке,
А её голова – в моей голове;
Она – как колдунья, а я – как безбожник,
И нам обоим снится лето и пыльный подорожник.
Красота
Всем надо оттолкнуться и надо разбежаться,
И здесь у красоты большие шансы.
Считалось, что она не может ошибаться,
И для неё всегда готовы реверансы.
А тот лицом совсем невзрачный,
И весь какой-то некомфортный.
Был у него разбег неудачный
И, конечно, прыжок не рекордный.
Но у красивых тоже запала не хватило,
И этих, и тех обыграла судьба:
Она им больше ничего не предложила
И второго шанса не дала.
В жизни мало показать себя красиво,
Нужно что-то кроме этого уметь.
А те, кто тянет за собой лукаво и игриво,
Судьбой приговорены поглупеть.
Себя уже не надо любить или стесняться,
Теперь всё это не продать и не купить:
Все достоинства умом будут исчисляться,
И справедливо, что с лица воды не пить.
Красота – не ремесло и не профессия,
И она не способна спасать.
А жизнь, она совсем не фотосессия,
И правильные позы не будет выбирать.
Впроголодь
Не рубите канаты тупым топором,
Умейте всё решить одним ударом.
А если всё получится молчком,
То это не покажется кошмаром.
Во дворе салаги чинят самокат,
На столбах расселись чёрные вороны,
Дядька на скамеечке читает самиздат,
А кто-то на верёвке сушит панталоны.
На гитаре брынькает юноша влюблённый,
Собаки у помойки ловят жирных мух,
Не старый ещё дедушка, медалью обойденный,
Письма фронтовые вспоминает вслух.
Всё это, наверно, постановочные сценки,
Так, наверно, сочиняли рапортички.
Они писались прямо на коленке,
Но в них не забывали проставлять кавычки.
В чугунной сковородке нажарили картошку,
И хорошо бы на закуску мочёный помидор.
Похоже, в прошлом веке всё было понарошку,
Для чего и расширяли общий кругозор.
Рылись на помойке две белые вороны —
Эти всегда впроголодь живут.
Им, конечно, принесут венки на похороны,
И где на радостях как надо отхлебнут.
Двое
Под одной крышей не ужиться двум поэтам,
Пусть они самых мелких дарований.
Всё их общение кончается приветом,
Уже присутствие друг друга – предмет негодования.
Каждый сам с усами Музу заманить
На шампанское и дольки мармеладные,
С ней любезно поболтать и как-нибудь склонить
На рифмы сладострастные.
А двоих она, конечно, застесняется,
Не станет пить и делать пируэты.
И вроде как в обиде распрощается,
И без вдохновения останутся поэты.
И будет брошена перчатка,
И будет вызов на дуэль,
Но случилася осечка и перезарядка,
И ничью объявит кукла Аннабель.
И родилось третейское решение:
Разъехаться по разным городам,
Чтобы у каждого осталось своё мнение,
А Муза забегала по разным адресам.
Сладкие предчувствия в капкане самомнения —
В этом состоянии не чувствуется срама.
Но Муза не пришла, пришли одни сомнения,
И скисли на диванах оба графомана.
Доверие
Все в жизни чем-то злоупотребляли,
Может и не ведая, а может и со зла,
Кому-то не додали, а где-то смухлевали,
А выгода сама собой пришла.
Гнилое искушение – в щёлку подсмотреть,
А себя не обделить – рыцарский закон.
Никто никому не даст умереть,
Если не дрогнешь, идя на обгон.
Последним маршрутом летит мотылёк,
И его не поставишь на паузу.
У каждого доверия свой срок,
А всё что потом, превращается в кляузу.
Доверие людей – ресурс возобновляемый,
Дураков всегда было не счесть;
У таких избранник будет невменяемый,
И они себе начислят три раза по шесть.
Доверием, как шлюхой, злоупотребляют,
И мимо интереса не пройдут,
Их демоны пинками подгоняют,
А те, кто часто доверяют, долго не живут.
Протяните мне навстречу руки
И отпустите собаку с цепи.
Я сегодня пришёл без кольчуги,
Не зная доверью цены.
Долги
Дождь осенний холодом ругался
В надежде меня как-то обуздать,
Но ноябрь попусту старался:
Было поздно что-либо менять.
Потом декабрь взялся вразумить
И стучался в окна по ночам.
Они меня хотели застыдить,
Что я не знаю цену собственным долгам.
Я не пытался перед ними оправдаться,
Мне нужна другая параллель:
Я буду каяться и как-то объясняться
Лишь тогда, когда придёт апрель.
Когда на подоконниках капели отзвенят,
А по веткам, как мурашки, почки побегут,
Чувства прежние во мне заговорят
И меня за собой поведут.
И вдруг окажется, что не было долгов,
И я как птица Феникс встрепенусь,
Потрачусь на большой букет цветов
И снова в те же двери постучусь.
Когда сам себе надумаешь долги,
Даже не пытайся с ними рассчитаться:
Жизнь сама прополет сорняки,
А ты, не разобравшись, не спеши прощаться.
Забудьте
Нигде не обучают науке забывать,
И нет учебников по этой дисциплине,
Нас учили узнавать, напоминать и упреждать,
И помнить все исходы и причины.
И мы грузились всем, что видели и слышали,
Холодным и горячим, жидким и комком,
И даже тем, что плохо разглядели и расслышали,
Будь то благостью или фальшаком.
Помнится красивое, как сладкая конфетка:
Клевер на покосе и ржавое железо,
На Жигулёвском пиве этикетка
И патриотическая песня Марсельеза.
А всё тревожное в себе – как рука в наколках,
А непонятное клубится как туман,
И где-то на совсем не дальних полках
Хранятся в памяти измены и обман.
Если своим чувствам воли не давать,
То это и станет началом конца.
Не старайтесь всё в себе держать,
Это будет выбор мудреца.
Память так устроена – в ней нету запятых,
Забудьте всё плохое и оставьте благодушие,
Вы ощутите много радостей земных,
Это очень важно – уметь забыть ненужное.
Заточение
Если удача не пришла,
За ней надо идти самому;
А если закусила удила,
То не прячься в нейтральном углу.
На сцене в кабаре играет джаз,
А окольцованную птицу в клетку посадили.
Ей не хватает восхищённых глаз
Под замком в двухкомнатной квартире.
Птица увядает, как ландыш на жаре,
И затухает, как Венера на рассвете;
Так и роза замерзает в декабре,
И улыбка в недописанном портрете.
За окном играют полонез,
Попался в мухоловку мотылёк,
И уже не бьёт волна о волнорез,
Слишком тускло тлеет фитилёк.
Тот, кто целовался один раз,
Немного знает про любовь,
А кто не видел жизни напоказ,
Тот не знает, как густеет кровь.
Повидавшая в жизни слепая старуха
К ней постучится в окно
И тайно нашепчет на ухо,
Что не там свобода, где платят хорошо.
И вдруг
Земля никогда не сгорает дотла,
Она где надо подсластит, но тут же и подсолит.
Ей не сдвинуться с орбиты и не сойти с ума,
Она все смертные грехи за нас замолит.
А мы её за это яростно терзаем,
Дразня при этом матерью своей.
Чем до сих пор живём, не понимаем,
Но страшимся быть хоть чуточку добрей.
Мы в неё за вечные щедроты
От рождения, как табун зверей,
Зарываем все болезни, срам и нечистоты,
В помойку превращая свою же колыбель.
Человек не стал царём природы,
А сделал из себя царька зверей:
Издревле и до сих пор рождаются уроды
И выясняют, кто кого сильней.
И ВДРУГ на кораблях затихли дизеля,
И уснули на бетоне самолёты,
В небе и на море тишина,
Китам – глубины, а орлам – высоты.
Пилы в тайге перестали визжать,
И забурлили ручейки в своих протоках,
Люди отказались природу покорять,
Услышав, наконец, своих пророков.
Кайф
Отправьте меня в Каппадокию
Полетать на воздушном ша́ре:
Хочу победить свою фобию
Прогулкой в высотном кошмаре.
И чтобы там, за облаками,
Меня туман ознобил,
И чтобы, как фанерка, гнулся под ногами
В корзине жиденький настил.
И выли тонкие верёвки,
Как сильно перетянутые струны,
И чтобы там без всякой подстраховки,
А лишь в надежде на милость фортуны.
Ни рук, ни ног, верблюжья спина,
Уши посиневшие и сопли на щеках —
Это фирменная местная игра,
Главный кайф которой – первобытный страх.
Нету в мире лучших балансиров,
Чем этот толстый и бескрылый самолёт,
И оскаленные морды пассажиров,
У которых кровь неправильно течёт.
Выживали все за редким исключением,
Но их друзья потом не узнавали.
Они на ваш вопрос ответят с полным убеждением,
Что вы в жизни просто кайфа не видали.
Катюша
Трясут лохмотьями бомжи,
Чечётку на зубах отстукивает кто-то,
На клочке газеты – куражи,
И участковый матерится для отчёта.
Они где-то отмутили литровку первача
И собрались праздник отмечать:
Недавно в такой день закончилась война,
А тут на свой манер умеют поминать.
Однорукий пехотинец в грязной майке
Песню отжимал у полгармошки,
Пританцовывал безногий на порванной фуфайке
И пел, как воет небо при бомбёжке.
В карманах участковый притащил картошки,
И ему грозится баба с барачного окна.
Подкрались воробьи и поклевали крошки:
Их тоже отогрела мирная весна.
У сгоревшего танкиста отсутствует лицо,
Но он Катюшу тоже петь пытается.
К его пальцу приварилось обручальное кольцо,
Но он человеком выглядеть старается.
О таких не эстетично было вспоминать,
И их угнали за сто первый километр,
А там, чтобы калеку закопать,
Нужно-то всего лишь кубометр.
Комсомольская правда
Газетные статьи, как тексты из талмуда,
В них ищут скрытый смысл и тайные знамения,
А там – набор из фраз мычал, как чудо-юдо,
Какой там может быть резон и предопределения?
Передовица – руководство к действию,
Где не говорят о собственном недуге,
Но часто – о заботе и содействии,
Да о правках в исторической науке.
Сияли на наглаженном мундире
Пять заслуженных наград.
Им романтические марши посвятили
И выходили с ними на парад.
Слава увлекала за собой,
Но как всегда она гуляща и вертлява,
А порой была приветлива с тобой,
Как на рыле бегемота балаклава.
Её по номерам и датам подшивали,
После того, как верность подтвердили.
Её до тряпки разминали и одно место подтирали,
Но где-то глубоко в душе любили
За то, что помогла разжечь костёр в лесу
И закулёчить двести грамм конфет.
Она всю нашу молодёжь держала на весу,
Но ей теперь, как и другим, назад дороги нет.
Только она
Недолго мой самолётик бумажный
Белым мотыльком в воздухе парил —
Его шмель протаранил лохматый и важный
И в цветущий клевер приземлил.
Летопись жизни воспета
От поклона матери-природе,
От кружения пчелиного балета
И малиновки, поющей на восходе.
Кто в этом не пытался разобраться,
Тот в собственном доме – в гостях.
А у тех, кто умеет ждать и влюбляться,
Цветы прорастут на камнях.
Не надо рваться к равновесию
И к старому искать новые подходы:
На всякое спасение и всякую агрессию
Есть право только у природы.
На листке тетрадном в линеечку косую
Всегда имеешь правильный наклон.
Можешь озираться в сторону любую,
Но тебя всё время гонят под уклон.
Не забудьте свою главную примету,
Повторите клятвы и пароли,
Когда скитаться пойдёте по свету
В поисках лучшей доли.
