полная версия

Валерий Горелов
Недостающее звено

А в зале опять никого не призывали ни к разминке, ни к разогреву. Все себя сами обслуживали. Теперь уже пары были расписаны по фамилиям и, как оказалось, некоторые даже не по весам. Например, у меня все были тяжелее, но после спаррингов с «нашенскими» тяжами тут ничего страшного я не увидел. Задачи были двойственными. Первая –травмированную руку не растерзать, да и нос свой нежный не подставить. Все, что надо было, я отработал по полной программе. Перед ужином в фойе была уже очередь у междугороднего телефона-автомата. Кто-то уже наверняка жаловался на невыносимые условия сборов. Я понимал эту методику, она была не новой: сейчас нас за 3–4 дня загонят, а потом будет релакс. Будут восстанавливать и затачивать под новый режим, то есть уже соревновательный. Только вот, кто останется? А с вечера еще объявили: кому тяжело в таком режиме, – те могут по своему желанию или утреннюю или вечернюю тренировку пропустить, только доктора об этом надо оповестить.

Перед сном Муха сам попросился прогуляться на улицу. Там он меня начал пытать, что происходит. Я ему и рассказал, что есть такая методика – изматывание, но не на все 7 дней. Это тренеры лукавят. Если они все 7 дней так будут с нами работать, то повезут на соревнования горстку мешков для битья. Муха вроде сразу приободрился, хотя было видно, что достаточно измотан. Уснул я быстро и спал без снов.

Был разбужен треском сигнального звонка к началу трудового дня. На улице никого не ждали и ровно через 10 минут двинулись на пробежку. Тренеры внимательными взглядами нас провожали. Побежали далеко не все. После пробежки я удовлетворил в зале свою неотвратимую потребность в скакалке, забинтовался, сел и был готов к работе. И она меня быстро нашла – один из тренеров пригласил на лапы, на технику. Вкладываться было незачем, а поработать на технику очень даже хотелось. Видно было, что он в ответ на мою атаку пытался меня догонять, предостерегая от моей главной ошибки – задирания головы. Я старался. Потом были спарринги, потом опять лапы, потом снова спарринги; так прошли три дня.

Первого октября, вернувшись с пробежки, мы увидели список, вывешенный у тумбочки дневального. Согласно ему, 19 человек освобождались от сборов. Проездные документы им предлагалось получить в канцелярии. Нас с Мухой в списке не было, и мы не знали, то ли радоваться, то ли горевать. Народу в зале поубавилось. Я уже подумал, что начался релакс. Сегодня была обычная, в среднем темпе, тренировка на технику и такие же спарринги в среднем темпе. И после ужина нас пригласили на вторую серию «Фантомаса». Пришли все до одного, а в туалете перестало вонять куревом. Многие уже стали друг друга называть по именам и как-то осваиваться в происходящем. Нас осталось 14 человек – ровно в два раза больше, чем было заявлено на Чемпионат Дальнего Востока от нашей области. Я уже ощущал свой шанс участвовать в этом чемпионате, и очень надеялся, что он – последний в моей жизни. Но учитывая сложившиеся обстоятельства, я намеревался выложиться по полной.

А третьего октября, после утренней тренировки, объявили, что сегодня тренировок больше не будет вообще, и в 17 часов нас должны куда-то повезти в баню. На шестой день заканчивался изматывающий режим, и, конечно же, он заканчивался баней. В 17 часов нас погрузили в автобус и повезли в санаторий-профилакторий морского порта. Там была большая баня с настоящей дровяной парилкой, вениками, рукавицами и шапками в виде буденовских шлемов со звездами. В комнате отдыха стояли два ящика с газировкой для общего пользования. Тренеры тоже парились с нами и, похоже, были профессионалы в этом деле. Профсоюзная баня была что надо. Это было совсем другое, нежели то, к чему я привык. Здесь и парилось, и дышалось, да еще и чай с чабрецом, незнакомым мне до сего времени. До этого часа мы еще не ведали, кто поедет, но втайне каждый надеялся. Все сбились вокруг старшего тренера, когда он рассказывал, как будут проходить соревнования. Жеребьевки, оказалось, будет две. Одна из них – для первого дня, этот день будет предварительный, в нем не будут участвовать кандидаты в мастера спорта и мастера спорта, но он тут же подчеркнул, что мастер спорта нашего возраста в Дальневосточном регионе всего один, и привезут его или нет, он не знал. Этот парень выиграл Чемпионат Советского Союза среди юношей, и он из Магадана.

– Жеребьевка будет среди вас, и соревнования начнутся уже в пятницу, чтобы попасть в следующую жеребьевку, основную. В первый день у вас будет по два боя, и вы должны их выиграть уверенно. Тогда будут шансы остаться. Следующие два дня будут полуфинальные и финальные. За первое место в каждой категории можно будет получить мастера спорта, остальные три места – кандидаты в мастера спорта СССР.

И он еще раз повторил, что выиграть на Дальнем Востоке – значит выиграть у половины Советского Союза.

Форма боя была молодежная: три раунда по две минуты. После первого же нокдауна будут отдавать победу за явным преимуществом или техническим нокаутом.

– Поэтому, – закончил он, – хороший, точный удар – залог победы.

В бане было очень хорошо, по-доброму. Все открыто и искренне смеялись над анекдотами про боксеров, хотя всем они были давно известны. Смеялись, понимая, что вместо утренней пробежки будет построение, на котором объявят, кому куда ехать. И как бы там ни было, но мне представлялось, что это будет справедливо. Никого не осталось из тех, кто до белизны сжимал губы, а брови грозно нахмуривал, запугивая весь мир. А Муха-то оказался еще тем парильщиком, и меня тоже славно потренировал на полках веником.

К ужину приехали разморенные, перекусили, как уж получилось, и попадали спать без сновидений и размышлений.

Казарменная трещотка разбудила вовремя, но вместо улицы нас послали в зал строиться. Ровно в 6:10 все уже стояли по линеечке. Старший тренер по-настоящему тепло поблагодарил всех за эти дни, что они здесь провели и сказал, что, невзирая на то, кто куда уезжает сегодня, еще целый день все здесь, а завтра автобус в 6 утра повезет всех в областной центр. Он вытащил из своей папки тонкую стопочку авиационных билетов и прочитал имена тех, кто завтра полетит на материк. Таких было семеро, и мы с Мухой в их числе. За завтраком мы все сбились в одном углу, обменивались адресами и телефонами. Было все по-товарищески, без обид и ужимок. А все лишь потому, что сделанный старшим тренером выбор был справедлив и понятен. Скинулись на торт к вечернему чаю, и гонцы помчались искать, где его приобрести.

А я пошел вниз, маме позвонить, сказать, что задержусь до 8-го в командировке. Мама опять начала про забор, я ее не останавливал. Она как-то быстро сама свернулась: оказалось, соседка наша померла, сегодня уже третий день, и будут хоронить. Муж ее очень сильно плачет, прямо убивается эти дни. Я вспомнил этого грузчика с трубовоза и тоже ощутил внутри себя скорбь. Потом я позвонил Марии Федоровне, она очень обрадовалась звонку. Я ее известил, что в составе областной сборной завтра улетаю на материк, просил всем ребятам передать привет. А кулик, с ее слов, жив-здоров, все пацаны в спичечных коробках ему таскают тараканов живых, бросают их в блюдце с водой, они там карабкаются, тогда он их хватает. Его тоже назвали Дружком. От всего сказанного ей, моя скорбь быстро накрылась теплом. Оно исходило от того лучшего, что я любил, и которое у меня было не отнять и не растоптать никаким секретарям. Потому сейчас я буду драться до победы за них за всех: за Николая Максимовича и за моего сегодняшнего старшего тренера, за всех мальчишек, которые меня ждут, и даже за тех трех Дружков, которые у меня теперь есть. Это еще неделю назад мне хотелось тут показаться и уехать, чтобы уйти в армию, но сейчас я чувствовал себя каким-то другим и, собственно, был рад тому. К автомату прибежал Муха, он тоже принялся набирать тренера. Я просил передать от меня привет и пошел в кубрик. На полу лежала моя сумка, из нее торчал красный край так и не надетых перчаток. Я их достал, протер полотенцем, положил назад. Тут же я дал себе твердое слово надеть их, если дойду до финального боя.

Муха дозвонился и прибежал с рассказом, что там все еще не затихают дискуссии. Подняли всю политическую грязь вокруг Николая Максимовича, и сейчас ищут виновных, кто такому человеку без всякой гражданской позиции вообще разрешал заниматься с детьми. Стервятники все еще не могут уняться. Я слушал Муху и понимал, что мне хочется в диссиденты. Только сначала требовалось получить блестящее образование, чтобы самому отделять зерна от плевел.

За ужином оказалось сразу два торта, и звались они «Бисквитные». Только мы присели за торт, как пришли тренеры с кульком конфет. Старший сказал, что за эту неделю он собрал себе костяк областного бокса, и уверил, что ни одного человека из нас не потеряет. Если его все же поставят председателем Федерации, то спорт ни на какие плечи комсомола, как это было, он не переложит и сделает все, чтобы в области был настоящий бокс. И благодаря нам он увидел, что вокруг много талантливой и упорной молодежи. Спать мы ушли с набитыми животами и хорошими чувствами. А старший тренер был опять в рубашке, и она у него на животе постоянно расстегивалась каким-то волшебным образом. Не зря, наверное, говорят, что хорошего человека должно быть много.

Утро, как всегда, пришло с треском ровно в 6 часов. Легкие утренние процедуры, какао с сырными бутербродами – и в путь. Автобус уже с прогретым двигателем пыхтел на улице. Тот самый автобус, который привез сюда 35 человек, забирал 14. Такая вот статистика этого спортивного производства. Было прохладно и, как-то не часто, но даже капало. Может быть у нас, на севере, снег уже лег, но сюда он приходил позже, прошагав еще 1000 километров к югу. До аэропорта добирались почти час. Несмотря на ранние часы, народу вокруг было много. Мы тепло попрощались. 7 человек из 14-ти поехали своим путем, а нас – 7, и 3 тренера, стали ждать своего рейса, который должен был состояться через два часа. Все зарегистрировались, взвесили и наладились на второй этаж – в кафетерий. Там было много всяких сладких искушений, но они были уже не для всех доступны. Завтра с утра взвешивание, а часть из нас была в зоне риска. Самолет, на котором мне, видимо, придется сегодня лететь, стоял в едином строю прямой видимости из зала аэропорта. Такие на задворках, как наших «слоников», не ставят. Я чувствовал волнение, что полечу на одном из этих громадных «слонов». Через час из громкоговорителя прокричали, что наш рейс приглашается на посадку. Мы встали в длинную очередь тех, кто сегодня были нашими попутчиками. После досмотра еще долго сидели в накопителе, пока стюардесса в синей униформе не пригласила в автобус.

Самолет наш был действительно здоровый, на кабине было написано ТУ-134, точно как на болгарских сигаретах. Салон был просторный, а может мне так казалось из-за небольшого опыта авиаперелетов? Без подскоков и тряски самолет под протяжный свист турбин оторвался от земли, пробил облака, и в иллюминатор брызнул солнечный свет. Первое объявление командира корабля было удивительным: лететь-то оказалось всего час тридцать, а второе объявление было тоже удивительным, но еще и приятным. Стюардесса попросила откинуть столики и приготовиться к горячему завтраку. Муха от восторга аж захлопал по подлокотнику. Он, оказалось, на таком «слоне» тоже летел в первый раз. Потом две красивые стюардессы начали возить ящик с напитками и чаем с лимоном. Кто знает почему, но мне все красивые казались похожими на трех несостоявшихся властительниц моей души. Это была неразгаданная тайна. А еще из напитков были коньяк и вино, все было каким-то сказочным «шарманом». Муха насупился и скромно взял себе чаю и яблочного сока. А я просто чаю. Следом раздали еще коробочки со всякой снедью, салфетками и зубочистками. Волшебницы какие-то, эти дивы в голубом. Потом девочки доливали, кому не хватило, и собирали все, что осталось от трапезы. Когда все это чудо-действо закончилось, командир корабля попросил столики привести в вертикальное положение, потому что самолет начинает снижение. Еще через 15 минут попросили приготовиться к посадке, а еще через 15 самолет плавно коснулся земли, остановился и потихоньку двинулся своим ходом к зданию аэровокзала. И тут я вдруг увидел в иллюминаторе справа несколько «слоников» АН с привязанными к винтам красными тряпками. Их, скромных тружеников, прятали на задворках, и мне вдруг захотелось домой. У центрального здания стояли громадные «слоны», судя по ярким расцветкам, – еще и не нашей страны.

В столице Дальнего Востока нас ждали, на остекленной двери висела большая афиша с приглашением посетить Чемпионат Дальнего Востока по боксу среди молодежи, который состоится 6 -7 октября во Дворце спорта, и дальше – про комсомол и что-то подобное.

Нас никто не встречал. Мы получили багаж и сели в нужный автобус. Было видно, что старший хорошо в городе ориентируется. Через полчаса были уже в центре. Город был большой и красиво отстроен. Мы вышли в центре и потащились со своими мешками, кто бы мог подумать, в громадную гостиницу. А вот здесь нас точно ждали, потому что быстро расселили по двухместным номерам, комфортным и уютным. Я понимал, что, если завтра день отборочный, – это 1/8 финала, и одновременно 1/4, и все это будет проходить без парада и приветственных речей. Все торжественное останется на воскресенье, туда и зрителей приглашают. По нашим номерам ходил тренер со здоровым мешком и раздавал фирменную форму: трусы, майки и куртки с брюками из модного тогда трикотина. А на куртке спереди и сзади одним словом значилось место нашей прописки и проживания. Нам сказали, что это выдается на вечное пользование, но просили до срока не надевать. Мы с Мухой не удержались, примерили, получилось все ладно, и Муха, глядя на себя в зеркало, блеснул эрудицией и громко сказал:

– Конечно, по Сеньке шапка, – но тут же остро добавил, что это у русских, а по мексиканцу – сомбреро.

И мы оба рассмеялись. Я-то всю прошлую неделю прогусарил в своих красных брезентовых кедах с белыми веревочными шнурками, а вот сегодня достал свои боксерки, расправил и положил на видное место, а рядом – дареные Сергеем носки; перчатки пока доставать не стал, подумав, что это плохая примета.

Сегодня мы узнали, как аккредитованы наши тренеры. Один как секундант, другой – боковой судья, а старшему было доверено быть рефери в ринге. Но нас он судить, конечно, точно не будет. Этим вечером, последним перед началом турнира, я думал про Николая Максимовича. Думал о том, как он сильно досаждал власти, будучи сам в весе мухи и больным. Я ведь по своим годам малой, чтобы много знать о той стороне его жизни. Но понимал, что он не одинок. Людей запугивали, но к нему эти методы были неприменимы. Он искал ту самую, ускользающую, справедливость, и я был готов идти за ним, а кто-то в отношении меня это давно почувствовал, уже сейчас создавая непроходимые завалы. И в первый такой завал я попал в 14 лет. Теперь будет следующий, в образе уже уготованного для меня стройбата. На этаже была буфетная комната на четыре столика, вот там, оказывается, мы и будем столоваться. Хоть и было тесновато, но нам мест хватит, на семерых. Вечером мы поели оладьи, съели по вареному яйцу и по пачечке вафель к вкусному какао.

С Мухой долго не могли заснуть, видимо койки были слишком комфортные. Он бессовестно все рассказывал мне про свою девушку, которая выше его на голову, но это не мешает ему гулять с ней под ручку. Мне в этом смысле было нечем поделиться. На этих нотах мы и уснули. Проснулись сами, одновременно, где-то около 6-ти, потянулись в кроватях, и Муха пошел в ванную. В дверь постучал кто-то из наших и прокричал, что завтрак через 30 минут, а выходим через час, в 8:00 взвешивание и начало соревнований. Мы все успели и к завтраку были вовремя. Был очень вкусный творог, кисель с бутербродами и колбасой. Муха взял только чай и всем своим видом показывал, что напряжен и собран.

Все понимали, что это, наверняка, наша последняя еда до позднего вечера. До места мы добирались городским автобусом. Пока ждали, чуть пристыли, а нам этого было делать никак нельзя. Ехали с полчаса, и от остановки было совсем рядом. Все опять будет проходить в каком-то учебном заведении, по всему видимо – железнодорожном. Везде были эмблемы паровозов с крыльями.

Это был явно не Дворец спорта, о котором рассказали афиши. Там все было тесно, на подмостках стоял ринг. Его канаты были обновленные и белые, натянуты были хорошо. Раздевалка была одна на всех. Кто-то раздевался прямо на скамейках. На взвешивании была живая очередь. Рядом стояли представители с медицинскими книжками и квалификационными удостоверениями. Врачей было двое, а всяких судей – много. Их отличали серые брюки и белые рубашки с синими бабочками. Мы заняли очередь; в случае перевеса процедура повторялась еще раз, но в присутствии трех судей, и, если перевес подтверждался, несчастному просто ставили «баранку», то есть поражение. На наших глазах так уже с двумя произошло.

У нас все прошло хорошо, после взвешивания все сидели в зале и ждали жеребьевку, то есть состав пар и очередность выхода в ринг. Наконец, ее принесли, но я даже не стал вникать, просто убедился в своем везении и большой конкуренции в своем весе. У меня сегодня было больше всех боев – четыре, а у Мухи – три. Только ему сразу же повезло выходить уже второй парой. Так всегда, начинали с «малышей». Моя же пара была восьмой. Муху все разминали до последней секунды. И вот они пошли в ринг с секундантом. На ринге Муха вдруг оказался каким-то совсем маленьким. Против него вышел якут, он казался еще меньше, но в процессе боя показал себя очень даже умелым. Этот бой мне почему-то показался затянутым, колотили они друг друга что надо. Якут был ударным и проворным, но Муха, как мне казалось, был точнее. Судьи быстро подсчитали очки, и рефери поднял руку нашему другу. Это была хорошая примета, но она себя не оправдала: следующие двое наших проиграли, и один даже досрочно. Теперь нас оставалось пятеро. Уже вот и мне выходить; подошел старший, он был в судейской форме, просто похлопал меня по плечу и подтолкнул к рингу. Пуговицы на его животе были опять расстегнуты. Соперник мой – то ли с Чукотки, то ли с Камчатки, но мне почему-то показалось, что он солдат срочной службы. Как только прозвучал гонг, он вышел и поднял руки выше допустимого, и мне стало понятно, какой здесь нужен бокс. Еще в первом раунде я ударил два раза в печень слева и оба раза попал. Любому боксеру было понятно, что третий раз под такой удар уже попадать нельзя, и его секундант выкинул полотенце.

Через три боя мне опять выходить. Муха сидел на скамейке, прикрытый курткой, и трясся. А я – большой молодец, сходил-таки тайно в буфет, налили мне в подаренный термос какао, и я еще взял маленькие пачечки вафель «Снежок». Я налил Мухе в крышку термоса, он начал отхлебывать и, потихоньку успокоившись, начал внятно разговаривать, но больше матерился. Я-то видел его бой, там действительно был непростой якут. Мой-то парень, видимо, подражал Ван Дамму, поэтому и руки задрал. От того, наверное, и не понял, какой это был бокс. Первый круг заканчивался, прошло 20 пар, значит 20 человек уже выбыло. В следующем круге будет уже по 10 пар, и мы пока оставались так же, впятером. В новом круге Муха был в четвертой паре, а я в восьмой. Теперь у Мухи был бурят, то есть хрен редьки не слаще. Я увидел, как Муха упал в первом же раунде, но упал на колено и руками не коснулся пола, и рефери, решив, что он просто поскользнулся, счет не открыл. После этого момента Муха, как голодный лев, набросился на соперника. Его, видимо, сильно напугало свое же случайное падение. Он выиграл, и вновь по очкам. Следующий наш парень выигрывал первый раунд и половину второго, но был объявлен проигравшим за рассечение брови. Врач его сняла. Такие правила у молодежи, и, наверное, это справедливо, и выглядело это по-честному, без всяких натяжек. При близком рассмотрении рана оказалась не такой уж и безобидной, похоже, шнуровкой рассекли бровь. Следующий наш, Ванька, выиграл легко, просто обыграл противника как учат на тренировках. Так вот, я только сегодня понял, что Ванька-то, оказывается, ученик нашего старшего тренера. До этого это хранилось в тайне. Следующим был я, который не чувствовал ни напряжения, ни волнения, когда в углу увидел гладиатора, который приготовился навалять вокруг себя гору трупов. Такие противники мне были очень привычны. Меня беспокоили приветливые, открытые и улыбчивые, а не такие, которые пытались себя преподнести как монстров. Все началось, как и должно было быть. Он кинулся и начал закладывать боковухи. Один мой джеб точно в нос его не образумил, но после того, как я к джебу добавил прямой с правой, он почему-то вообще перестал боксировать, а просто стал ходить по рингу и мычать. Судья его дважды предупредил за пассивное ведение боя и, не объявляя третий раз, отдал мне победу за явным преимуществом.

Муху уже не колотило, он сидел ничем не прикрытый, без разрешения пил какао из моего термоса и жрал вафли. Проиграл наш полутяж местному боксеру. Можно было много перечислять, чего нашему не хватило, а я просто видел, что тот был на каску сильнее. Вот нас пока и осталось трое, у них еще по одному бою, а у меня два. Время уже глубоко после обеда. Какао выпито, вафли наполовину съедены. Все шло согласно жеребьевке, без подчисток и исправлений. Следующий бой был у меня с местным, но мне было все равно. Вот уже и Муха вышел на последний свой, третий, бой. Его противника уже два раза вызывали, но он не вышел. Он был из тех, кто в вес не вошел. В маленьких категориях это не редкость. Рефери поднял руку Мухе, и хоть он и пытался говорить, что настроился драться и не нуждается в таких подачках, но, откровенно, по нему было видно, что он рад тому, что вышел в полуфинал, и рука у него в целости. У Ваньки был тоже местный противник. Бой был долгий и кровавый, его дважды пытались остановить, но победителя было сложно определить, и, окровавленные, они пробились все три раунда. Молодец, Ванек, – это была поистине трудовая победа. Я видел, как наш старший после боя подошел и обнял его по-отечески. Мне бы тоже так хотелось, но тех, кто называл меня своим сыном, уже не было на земле. Как-то после Ванька я страшно озлился на местных, чего, конечно, не следовало делать, но так уж получилось. Когда мы сошлись в центре ринга, я старался его не рассматривать, возможно, это был хороший боксер, но, как я понял, перед самым боем его так заинструктировали, что он уже не знал, как себя вести и что сначала делать. За то и поплатился: я подошел плотно и бил сильно, что и определило мою победу уже во втором раунде. Победу объявили техническим нокаутом, хотя было явное преимущество. Но, конечно, проиграть за явным преимуществом какому-то мальчишке из города Мухосранска было не престижно. Но если бы было нужно, я бы еще раз с ним, не раздумывая, вышел на ринг, но такого здесь сделать не могли. Вот так осталось нас трое из семи. В гостиницу поехали одни, тренеры все остались совещаться.

Автобус, благо, подошел быстро, ехали молча, только Муха как бы оправдывался, все повторяя, я бы, да я бы. Я-то знал, что могло бы получиться все и по иному, но был очень за него рад, да и за его тренера, которого когда-то увидел в полувоенном френче. Плохая новость заключалась в том, что утром опять будет взвешивание. Мы приперлись никакие, да еще раньше ужина, но буфетчица, что утром мне наполнила термос какао, увидев нас, сказала, что может нас и раньше накормить. Мы умостились на стульях. Она на всю компанию наварила нам гору сосисок, нажарила сковороду картошки и поставила чайник с киселем, сказав, что если что, еще есть. Я попросил у нее книгу отзывов и предложений. Она сказала, что такой не имеет:

– Но если вы скажете мне доброе слово в лицо, я буду очень рада.

Я, видимо, еще не остыв от ринга, выдал что-то из великого Петрарки, который восхвалял Лауру. Товарищи смотрели на меня, выпучив глаза, а буфетчица прямо зарделась вся и пообещала завтра снова налить полный термос сладкого чая с травками и выдать печенья. Тренеров мы не дождались и повырубались, как рабы в каменоломне.

Утром тренеры сообщили, что уже сегодня будет известно, кто победит. У нас по два боя, только теперь уже во Дворце спорта, и там идет скопление публики и всех приглашенных. Завтрак был опять хороший, но опять же не для всех, но теперь все, что не съели, нам буфетчица завернула с собой. А от себя еще дала тонкими ломтиками нарезанный сыр, да ко всему и термос полный налила. И казалось, что день уже не будет такой голодный. Мы собрали свои сумки и пошли на выход, перчатки я не взял, да и вдруг оказалось, что нам и ехать никуда не надо. Дворец спорта предстал через два квартала, это было огромное сооружение, совсем не ровня тому дворцу, что расписан фигурами людей будущего со скуластыми лицами, с серпами и молотами на груди.

На входе встретили и отвели в отведенную для нас раздевалку. Там даже на двери было написано крупными буквами, что это именно наша раздевалка. Показали самый хороший проход к арене и оставили. Мне казалось, что Муха все не может проснуться. Вчера у него была очень серьезная нервная встряска. Мы пошли заглянуть в двери арены. Только от этого всего зрелища могло начать потряхивать. На огромной арене, которая, вероятно, использовалась и как хоккейная, и как концертная, на высоком помосте посередине стоял ринг, он был блестящий и ухоженный. Огромный зал заполняла какая-то хорошая музыка, она была не классическая и не молодежная. Мне показалось, что это все уже слишком для региональных молодежных соревнований. Но ответ был, и он был простой. Дворец спорта был еще очень молодой и обкатывался всякими видами соревнований даже не самого высокого уровня. Есть у таких учреждений понятие «обкатываться».

В 9 часов должна начаться официальная часть открытия, а к 10-ти стартуют полуфиналы. Мы, трое оставшихся, понимали, что именно сегодня нас ждут главные поединки, то, к чему каждый из нас готовился. Пришли тренеры, они уже были наглаженные, причесанные и даже чем-то набрызганные, но, как я понял, не «Шипром». Они нас повели на взвешивание, участников осталось значительно меньше, и все прошло достаточно быстро и для нас опять без проблем. С Мухи за вчерашний день слетел килограмм, я потерял 120 грамм. Тренеры ушли на жеребьевку, а мы красиво принарядились и сели в ожидании. Старший тренер принес состав пар уже где-то за 20 минут до начала общего построения. Сегодня будет 2 отделения по 10 пар. Муха шел четвертый, Ванек шестой, а я – девятый. Все наши противники были кандидаты в мастера спорта, и было понятно, что чайников здесь не будет. И я вдруг вспомнил сегодняшний сон. Мне привиделся Борис Николаевич, что он бежит с Олимпийским факелом, но надета на нем форма нашего островного региона.

Гурьбой пошли на построение, народу в зале было прилично, все что-то ели, пили, кругом были лотки со снедью и напитками. Выстроили нас вокруг ринга, всего 9 команд, каждая команда держала фанерку с собственным определителем, у нас такая тоже была. Начались приветствия. Конечно, начали с правильных слов партийных и комсомольских органов. Только потом дали слово уполномоченному Олимпийского комитета СССР. Самая большая делегация была из Магаданской области. Делегация с Чукотки в составе 4-х человек стояла рядом с нами и смотрелась бодро и убедительно.

Торжественная часть закончилась, и мы пошли разминаться в маленький зальчик, который обнаружился рядом с нашей раздевалкой. Муха явно дымился и как-то неровно дышал. Я как мог его настраивал, плеснул на дно крышки чайку. Рот у Мухи был сухой и глаза красные. Когда его секундант повел к рингу, я тоже спустился в зал. Там общий свет притушили, белым пятном горел только ринг. У меня было плохое предчувствие. Против Мухи вышел флотский боксер. Он был жесткий и точный. Он просто бил, во втором раунде попал, и Муха присел на колено. Казалось, что все, но рефери показал, что удар был в перчатки. Вообще, видно моего другана ноги не держали. Я желал только одного – чтобы он этот бой проиграл по очкам. Так и случилось.

Через бой вышел Ванек, еще бой-то не начался, а к нему в угол подошел рефери и зачем-то позвал врача, он со вчерашнего дня лицом был не очень свеж, в гематомах и рассечениях. Мне было абсолютно ясно, что при любом повторном рассечении его по-любому снимут. Так и получилось. Во втором раунде его сняли за невозможностью продолжения боя.

Пришел старший тренер, посидел рядом со мной на скамеечке, ничего не сказав, ушел судить на ринг. Я не любил ждать, я нервничал, а когда нервничал, становился злой, а это чаще мешало. Я прыгал на скакалке и с надеждой думал, что это будет мой последний бой в боксерской карьере. Между поединками в зале включали музыку, а перед моим выходом вроде как звучали «Апачи», а может мне показалось? Я не знал, с кем у меня бой, но это явно был или якут, или бурят. Кто бы он ни был, оказался очень сложным. Он все время пихал меня в углы и бил со всей дури по ребрам. Честно сказать, когда пару раз он мне попал, злость сослужила мне хорошую службу, и я попал ему в печень в конце первого раунда. На второй раунд он уже вышел, плотно прижимая локоть к тому месту, где находится печень. Это была его ошибка. Любое мое движение в сторону его печени вызывало у него желание прикрыться локтем, и у меня появился шанс. Я показал в печень, а ударил левым боковым в голову. Руки у него распахнулись, показав ворота, куда я мог не бить, но ударил прямой. И он рухнул на настил. И вообще не по-молодежному мне объявили победу нокаутом. А публика хлопала, ей такое всегда нравилось.

Мухи в раздевалке не было. Я пошел его искать, нашел в вестибюле, в буфете. Он давился пирожками неизвестно с чем и запивал водой. У него был полный рот, и ясно было, что это нервный срыв. Я забрал Муху вместе с остатками трапезы и повел его в раздевалку. Там сидела вся наша команда, а Ване, похоже, голову все же стрясли: лицом был очень бледен.

Во второй десятке мой выход был пятый. Старший не пришел подбодрить, видимо, не было возможности. Что-то в этот мой выход и музыки никакой не было слышно, только общий шум в зале. Соперник в этот раз был отличный от предыдущего. Он был высокий, сухой, лысый и с оттопыренными ушами. И было понятно, что в его перчатках пудовые кулаки. Он сразу встал в центре ринга и отвешивал с любого положения встречные удары своими кулачищами, пресекая любую мою попытку сблизиться. И все это у него эффективно исполнялось. К концу второго раунда я еще никак не чувствовал своего преимущества, да еще он, хоть и в лоб, благо не в нос, достал рукой. И тогда, как учил меня Николай Максимович, надо было идти на крайние меры. Но он всегда подчеркивал, что крайние меры должны приниматься в крайнем случае, потому что эти меры были на грани фола. Этот соперник был левша, и ударная рука у него была левая. Вот на ней и надо было сосредоточиться. И когда он вложился в нее, я низко нырнул и со всей дури ударил в бок, что ближе к спине. Тут прозвучал гонг об окончании второго раунда, я пошел в угол, и противник тоже пошел, но пошел он полуприсядом. Парень был мужественный, судя по тому, как он брыкался от подошедших к нему врачей, но, когда прозвучал гонг, и он встал со стула, тут же от резкой боли присел на корточки. Это была почка. Это была крайняя мера. После короткого совещания судьи объявили мне победу техническим нокаутом. Вот я и в финале, и надо будет надевать красные перчатки.