В коридоре послышались шаги. Несколько человек остановились у самой двери и о чем-то совещались. В замке начал поворачиваться ключ. Кто-то заглянул в комнату. Прятаться было негде: не считая зеркала и лежавшей на нем пыли, помещение было свершено пустым.
Человек, приоткрывший дверь и просунувший в нее голову, разглядывал пол с отпечатками наших ног. Удивление на его лице достигло предела, когда, подняв глаза, прямо перед собой он увидел Тарима. Голова исчезла и дверь захлопнулась. Мы стояли в полной тишине и ждали продолжения.
– Не знал, что бурграхи такие нерешительные, – громко прошептал Кери.
За дверью совещались, кажется, вид вооруженного Тарима, появившегося непонятно откуда в запертой комнате, сильно озадачил пришедших. Или понятно, откуда…
Мы решили не скрываться – это было бессмысленно, как и сражаться с отрядом бурграхов. Вести переговоры доверили Тариму. Только мы убрали оружие и собрались в центре комнаты, дверь распахнулась. В проеме стоял, загораживая его собой и даже чуть-чуть не помещаясь в нем, настоящий великан. За ним толпились еще человек десять. Видимо, к передовому отряду подоспела подмога.
Выражение лица стоявшего в дверях, спокойное и немного удивленное, – он не ждал увидеть трех человек там, где только что был один, – вселяло надежду, что он не ринется в бой, не поговорив с нами. Да и клинок, был спрятан в украшенные драгоценными камнями ножны, пристегнутые к не менее массивному и богатому поясу.
Когда бурграх зашевелился, стало понятно, какая его часть не вошла в дверной проем. Естественно, это был руки. Он сделал шаг вперед, и в нашу сторону полетели четыре полыхнувших серебряным пламенем молнии.
Одна угодила в зеркало, и по его поверхности пошли трещины. Надо понимать, портал приказал долго жить. Три остальных ударили по нам – мы даже не успели понять, что происходит. Глуповатое выражение исчезло с лица вошедшего и занявшего половину комнаты гиганта.
Оседая на пол я беспомощно смотрел, как остаток пространства заполняется отрядом охраны. Когда все вокруг превратилось в скопище шевелящихся рук и любопытных глаз, бурграхи закончились.
Краем глаза я видел лежащих на полу близнецов. Видимо, это было какое-то парализующее заклинание, пошевелить я не мог даже глазами, хорошо еще не ослеп. Нас ловко подняли – благо рук хватало – и понесли по темному коридору.
Стены и потолок были ровного серого цвета – камень, покрытый штукатуркой. В конце коридора дорогу преградила массивная дверь, окованная металлом. Не занятые перенесением неподвижных нас солдаты, повозившись с замком, распахнули створки двери. За ней оказался выход на улицу или внутренний двор, пока не было понятно устройство дворца, но картина вокруг изменилась.
Стало светлее. Стены были сложены из песчаника. Где-то журчала вода. Тонкая резьба покрывала все видимые поверхности. Потом появился источник звука и запахло свежей влагой. Нас пронесли мимо фонтана. Высокие чаши из золотистого, в тон стенам, мрамора поднимались на тонких основаниях как гигантские кубки. Каждую украшала голова какого-то животного. На мой взгляд, это были драконы, но без остального тела с уверенностью определить сложно. Из пасти каждого чудовища вытекала тонкая струйка и звонко падала в массивную чашу на полметра возвышавшуюся над полом.
Высокий потолок проплыл над моей головой. Выход был украшен резной аркой. Ее центральная часть чуть-чуть не доставала до голов степенно идущих бурграхов.
Плавно спустившись по ступеням, они вышли во двор, залитый полуденным светом. Широкая лестница, окруженная колоннадами и арками, скрывавшими внутренние помещения, уходила вправо и исчезала из поля зрения. Бурграхи, не замедлив шага, пересекли двор и внесли нас под своды прохладного коридора, уходившего вглубь дворца. После нескольких поворотов я перестал понимать, в каком направлении мы движемся. Совершенно темные коридоры, освещенные лишь несколькими факелами, сменялись залами с огромными окнами, потом снова все погружалось в полумрак.
Пальцы начало покалывать. К ним очень медленно возвращалась чувствительность, но о том, чтобы двигаться, не было и речи. Ладони несущих меня бурграхов смыкались на руках и ногах, как каменные оковы. Оставалось только наблюдать за сменой декораций.
Начался спуск. Один уровень, второй, третий. По моим подсчетам, мы должны уже были находиться в глубине горы. Гладкие желтоватые стены сменились темным, грубо обработанным камнем. К коже лип влажный холод.
Мы остановились в коридоре со множеством дверей. Свободные от ноши солдаты открывали их одну за другой. В первую занесли Тарима. Судя по звукам, его уложили на пол, потом и нас с Кери распределили по камерам.
Я кулем свалился на пол, больно ударившись головой, когда разомкнулись тиски на моих конечностях.
– Мы вляпались, – произнес голос, – по самые брови.
А я то надеялся, что он остался в пещере. Когда дверь захлопнулась и раздался звук проворачиваемого в замке ключа, я на всякий случай спросил:
– Ты все еще здесь?
– А где же мне быть.
– Помнится, ты обещал притвориться призраком пещеры.
– Не обещал, а предполагал, но теперь передумал, – ответил Хоге.
Я научился отличать его голос от своих мыслей. Он звучал с совершенно чужой интонацией, и теперь было удивительно, как я не заметил этого раньше.
– Не заметил, потому что нечего было замечать, я все время молчал, – прочитал мои мысли вынужденный сосед по телу и по камере.
– А теперь почему не прячешься? Не очень то это приятно – говорить с собственными мыслями.
– Не могу остановиться, – пожаловался Хоге, – мне надо с кем-то делиться впечатлениями. Я только теперь понял, как мне было одиноко все это время.
– А мне что прикажешь делать, с самим собой разговаривать?
– Ты же знаешь, что я это не ты, просто иногда отвечай мне мысленно. А я пореже буду тебя беспокоить. Честно.
– Похоже, в ближайшее время мне тоже не с кем будет поговорить. Как думаешь, где мы?
– В казематах Цитадели. Точнее не скажу: мне известно ненамного больше, чем тебе.
– Нас убьют? – я так легко спросил об этом, что сам удивился. Присутствие Хоге вселяло странное спокойствие.
– Вряд ли. Сам посуди, что мешало сделать это раньше и не утруждать себя тасканием трех человек через всю Цитадель.
– Расскажи мне об этом мире, – беспомощность и изоляция от друзей сыграли пагубную шутку: я с удовольствием болтал с существом в своей голове.
– Теперь ты меня понимаешь, – я услышал в его голосе сарказм, но он был какой-то не злой. – Даже не знаю, с чего начать. Ты ведь про Горм спрашиваешь, а я сам здесь был всего один раз. Я только наблюдаю за тем что происходит. Сначала мне казалось, что мой мир не совершенен. Эти дыры, оставленные чужой вселенной, неполадки со временем… Из-за того, что мы находимся слишком близко к его краю или по какой-то другой причине, время на Горме течет неравномерно. Некоторые области планеты словно застряли в одном времени, а в Лесу оно вообще меняется непредсказуемо. Можно провести в нем несколько минут и выйти, когда люди в Ксанфе даже имя твое забыли.
Мы немного помолчали, изучая потолок. Камеру освещал только узенький луч, пробивавшийся откуда-то сверху. Наверно, устройство темницы позволяло дневному свету попадать сюда. О том, что будет ночью, думать не хотелось.
– Но теперь я понял, – продолжил Хоге, – что в этом что-то есть. Ты знаешь, я же видел другие миры и другие звезды, когда был молодым. Вторжение не нарушило в них порядок вещей. Там все правильно и… скучно. От скуки обитатели тех миров очень агрессивны. Другое дело здесь. Всегда есть чем заняться и о чем поразмышлять.
Я уже мог пошевелить пальцами. В руках словно поселилась армия муравьев, и они теперь пытались проесть во мне дыру. Оставалось только терпеть и ждать, когда тело придет в норму.
– Как думаешь, портал разрушен? – спросил Хоге.
Я вспомнил, как по старинному мутноватому зеркалу расползлась паутина трещин. Следом за этой картиной, словно повторяя ее, что-то рассыпалось внутри меня. Лан, Гранни и Ириэль остались на той стороне.
Я дернулся, пытаясь сесть. Тело еще не слушалось.
– Надо что-то делать, – подначивал Хоге.
– Что ты предлагаешь? Я даже пошевелиться не могу, – отчаянно борясь с собственным телом просипел я, надрывая непослушные голосовые связки. – Лучше расскажи, как ты попал в мою голову?
– Век за веком я наблюдал, как течет жизнь на Горме. Его фантазии не было предела: он придумывал все новых и новых существ, а я давал им имена. Это было нашей любимой игрой.
Краем сознания я продолжал следить за так и не затянувшимися прорехами в пузыре вселенной, но больше на нас никто не покушался. Несколько раз мимо проплывали тусклые формы чужих миров и исчезали в пустоте.
Дэа и Орг тоже пытались создать у себя нечто подобное. Но то ли таланта не хватило, то ли не случалось больше таких потрясений, как те, когда Горм совершил свое маленькое чудо, но другой жизни кроме самих повелителей красного и золотого поясов на них не было.
Однажды я заметил, что серебряные искорки голубого пояса начали интересоваться краем вселенной. Некоторые даже выбирались за него и переселялись в проплывавшие мимо миры. Это происходило не часто, но похоже, они наладили что-то вроде исследовательских экспедиций, и самые отчаянные шныряли в прорехи с завидной регулярностью.
За то время, что я был занят наблюдениями, звезды нашего мира удалились на такое расстояние, что их свет уже не доходил до нас. Я еще помнил, что за горизонтом есть множество галактик, но добраться до них, не потеряв свою собственную, было невозможно, и я навсегда оставил эту затею.
До горизонта катила волны вечная ночь. Я устроился поуютнее в своем коконе размышлений. Из него было удобно наблюдать за Окоре Фэфэ. И тут меня посетила мысль, вернее чувство. Оно скребло мягкой лапкой по нервам, которых у меня отродясь не было. Тихий, слабый отголосок, потянувший что-то из далекого прошлого, из тех времен, когда Тари была молодой звездой, а мне было скучно. Стоило мне об этом подумать, и призрак той давней тоски уже не оставлял меня ни на мгновенье. Мне снова стало одиноко. Миллиарды живых существ Горма были заняты своими делами. Сам Горм, не останавливаясь, плел свою историю.
Даже Дэа с Оргом, устав от бесконечного выяснения отношений, придумали себе разумное занятие. Они изобрели множество игр, правила которых менялись в зависимости от времени суток, времени года, фазы оборота одного из низ вокруг голубого пояса или вокруг звезды, или просто от настроения. Иногда они запутывались в выдуманной ими игре, и тогда снова начинали ссориться. Огненная птица в порыве гнева пыталась испепелить ледяного великана, а тот метал в нее морозные дротики размером с небольшую комету. В такие дни жители Голубого пояса выходили из своих домов и завороженно наблюдали за странными явлениями, происходившими в небе.
Вот тогда царапающая краешек сознания мысль добралась до меня: мне было бесконечно, невыносимо скучно, – закончил Хоге свой рассказ.
Вот так-то. Оказывается, мои сны были воспоминаниями Хоге, и он уже давно пытался рассказать мне свою историю.
– Как думаешь, что будет с теми, кто остался в пещере? Мы можем связаться с Гормом? – спросил я.
Ответом была тишина. Голос исчез.
Стало совсем тоскливо. Я устал судорожно дергаться на полу и теперь лежал тихо, наблюдая за тем, как медленно гаснет луч света. И не заметил, как наступила полная темнота. Или это мои глаза закрылись, и я погрузился в сон?
Мне снилась долина, усыпанная пестрым ковром цветов. Я парил над ней, впитывая льющийся от земли цвет. Небо было темным: не было ни одной звезды. Земля внизу светилась собственным светом. Призрачным и нереальным был этот свет, льющийся ниоткуда.
Вдруг, начиная от горизонта, земля начала сворачиваться, как огромный пестрый ковер. Край приближался ко мне. За ним была абсолютная тьма. Я глубоко вдохнул и проснутся. Была такая темнота, что я не мог понять, открыты у меня глаза или нет. Передо мной появилась светящаяся голубоватым светом бабочка. Ее крылышки, покрытые зеленоватым рисунком, порхали прямо у меня перед носом. Наверно, я еще сплю.
– Привет Горм, – сказал Хоге.
– Привет, Хоге, – ответил Горм.
Я потряс головой. Эти простое движение убедило меня, что происходящее не сон.
– Привет, Горм, – сказал я громко, чтобы не потерять окончательно сцепление с реальностью. – Наши друзья заперты в пещере перехода, портал разрушен. Ты можешь помочь им? Или хотя бы сказать, что с ними…
– Славный человек, – прокомментировал безнадежность, прозвучавшую в моем голосе Горм, – парализованный, в одиночной камере самой неприступной тюрьмы мира печется о других и не думает о себе.
– Они не чужие мне, и это из-за нас разрушили портал, мы должны им помочь!
– Похвально. Но не слишком ли ты самоуверен. Ничто не происходит из-за тебя. Все так, потому что оно так и есть. Ты тут не при чем.
– Что же мне делать? Нам, – поправился я. Нельзя списывать со счетов Тарима и Кери… и Хоге.
– Делайте, что считаете правильным, и все будет так, как должно быть.
– А долго ждать, пока оно будет так, как должно?
– Если ждать, то долго.
Не знаю, как, но я понял, что Горм улыбается. А еще почувствовал, что маленький хрупкий и наивный в этой компании только я.
Горм начал растворяться в темноте. Когда он исчез, я потрогал пол рядом с собой, попытался встать – получилось. На ощупь я добрался до стены и постучал. Мне ответили. Кажется, в соседней камере заперт Кери.
– Ты меня слышишь? – я понимал, это глупо, но попытаться надо было.
– Что ты орешь? – не сразу сообразил, что это Хоге возмущается. – Мы же у бурграхов. Если бы они хотели, чтобы вы общались, здесь было бы окно или дверь.
Я снова сел, привалившись к стене. И начал думать о друзьях, запертых в лабиринте Путей. Потом о том, что ждет нас в стране бурграхов, и, как всегда, не представлял, что делать, а Лана, который мог бы отругать меня за глупость, рядом не было. Придется играть привычную роль шута и действовать на авось. Надеюсь, интуиция меня не подведет.
В камере было все так же темно. Я кое-как поднялся и наощупь обследовал место нашего заточения. Хоге только вздохнул, когда я ощупывал дверь и ковырялся в замке. В тот момент, когда я пытался дотянуться до притолоки, дверь распахнулась. На меня удивленно уставилось четыре глаза. Для пришедших по наши души бурграхов было неожиданностью увидеть меня стоящим на цыпочках прямо перед их носами.
Меня вытащили в коридор, повели куда-то. Никто не пытался обездвижить меня или связать. Когда мы вышли к основанию широкой лестницы, стало ясно, что на дворе поздний вечер. Небо было совершенно чистым и очень близким. Сердце Холодных Гор – цитадель Элейна – располагалась выше уровня облаков. Спускавшаяся вниз дорога исчезала в тумане в нескольких сотнях метров от нас. Ее окружали дома, домики и домищи самых разных форм. Что-что, а строить бурграхи умели и отрывались по полной, воплощая свои фантазии и архитектурные предпочтения. Конвоиры терпеливо ждали, когда я осмотрюсь. Мое восхищение явно доставляло им удовольствие.
Подъем занял не так много времени, как можно было ожидать. Уже через несколько минут показалось открытое пространство между галереями дворца. Мы прошли через площадь и остановились перед величественным зданием из белого мрамора. Обрамлявшие его со всех сторон колонны были вырезаны из красного камня, полыхавшего в лучах угасающего дня. Дверей не было, как и охраны. Сердце цитадели было открыто для тех, кто смог в нее проникнуть.
Не останавливаясь мы преодолели ступени, ведущие в здание, и широкий дверной проем и вошли в огромный зал, в центре которого стоял трон из белого матового металла.
На возвышении, поддерживающем этот знак королевской власти, рядком сидели пятеро: черноволосая женщина с красивым, но слишком строгим лицом и мудреной прической, которую венчали два витых хрустальных рога. По правую руку от нее как ни в чем не бывало – Тарим и Кери. По левую – два престарелых бурграха в серых костюмах, отличавшихся только оттенком: серебристый у одного и с оливковым отливом у другого. Они о чем-то переговаривались в полголоса. Еще четверо бурграхов стояло поодаль. Среди них я заметил великана, напавшего на нас в портальной комнате.
Я оступился, засмотревшись на эту мирную картину, опустил взгляд, чтобы понять, за что зацепились мои ноги и увидел, что у меня появилась новая татуировка: поверх змеи на коже проступило изображение большой голубой бабочки.
Я замер, забыв о сидящих у трона людях.
«Я побуду пока здесь», – тысячеголосо прошептал Горм.
«Что ты тут делаешь?» – мысленно возмутился я, пытаясь вложить с свои слова все негодование от появившегося на моей руке без моего же ведома безвкусного, совершенно не подходящего мужчине украшения.
– Ты неплохо уживаешься с Хоге, вот я и подумал, почему бы мне не посмотреть на мир глазами человека. Когда еще представится такая возможность.
– Да вы что тут, совсем охренели! Это же надо, так обнаглеть, я что вам экскурсионный автобус?!
В зале наступила гробовая тишина. Стоящие за моей спиной бурграхи перестали дышать. Пятеро у трона замерли, словно для них остановилось время. Те, что говорили до этого, так и сидели с открытыми ртами. Очень медленно, не меняя положения поднятой руки, которой она только что собиралась потрепать Кери по волосам, рогатая женщина повернула голову в мою сторону.
Я что это вслух сказал? Ну спасибо, ребята! Может мне ей сообщить, что у меня голове поселились дух планеты и странный тип, говорящий моим голосом? А доказательство тому – девчачья татуировка?!
– Упс, – прошелестел тысяча и один голос.
Лан прошел сквозь зыбкую поверхность портала, в которую превратилась сплошная каменная стена, и оказался в продолжении тоннеля. Пройдя несколько десятков шагов в обратном направлении и покричав в темноту имя Граннифер, он убедился, что девушка исчезла. Неровные блики, от пламени факела выхватывали из густой застоявшейся тьмы шероховатости стен и перспективу каменного коридора. Он был абсолютно пуст.
Лан вернулся и увидел впереди светлое пятно. Он выбрался из пещеры на склоне горы, продираясь через густые заросли, различая только синее небо в паутине ветвей, остановился и прислушался. Дар давно научил его распознавать тончайшие настройки тела. Если угрожала опасность, любая мелочь – запах, направление ветра, тишайший, но посторонний звук – мгновенно бы привели в движение внутреннюю силу, настраивая его на сражение и готовность исцелить повреждение.
Но интуиция, подкрепленная даром, молчала.
Наконец Лану удалось вырваться из цепких кустов, и перед ним раскинулась долина, окруженная невысокими горами. Ниже по склону вилась уютная ровная тропинка, спешившая к крышам, торчащим из крон высоких деревьев. Что-то звонко дрогнуло внутри, словно кто-то тронул давно молчавшую струну. Первым, что узнал Лан, был запах. Запах теплых листьев и влажной древесной коры. Тонкой ноткой в него вплетался аромат фруктов и молодого вина.
Лан никогда не был здесь, на этой стороне долины. Он поправил перевязь меча, потрогал рукоять и снова застыл, прислушиваясь. Когда глаза привыкли к яркому свету, стало ясно, что день еще не наступил. Пели птицы, шелестела листва, тронутая нежный южным ветром. Лан знал, что увидит, когда тот унесет остатки молочной пелены, окутавшей противоположный склон, – сады, склонившиеся под тяжестью зреющих фруктов, и маленький дом, из которого двенадцать лет назад он уехал в земли дауров вместе с матерью и сестрой.
Но пока между ним и его воспоминаниями лежало зыбкое покрывало и долина, в центре которой из пронизанного светом восходящей Тари тумана выглядывали башни города. В свете начинающегося дня перед Ланом раскинулся Лурх.
Лан не пошел по тропинке, которой пользовались пастухи из окрестных деревень. Он пробирался по склону в нескольких десятках метров от тропы. Странно, но в рассветное время – самое подходящее, чтобы выгнать овец на сочное пастбище, так никто и не появился. Без приключений он добрался до ближайшей деревни, где какая-то тетка торчала задом из сонной грядки.
Лан тихонько прокрался вдоль редкого почерневшего от времени частокола, окружавшего огород, разжившись висевшей на одном из столбов старой соломенной шляпой.
Отойдя подальше, он присел под деревом, открыл рюкзак, порывшись в нем, выудил на свет черный шелковый шарф и повязал его на голову, скрыв белые волосы и уши, так и оставшиеся острыми после путешествия в страну айнов.
Сверху он водрузил видавшую виды соломенную шляпу неопределенного оттенка серого цвета. Широкие штаны и такая же бесформенная рубаха, а главное – котомка за спиной и закрепленный на ней свёрнутый плащ, выдавали в нем странника, какие всегда во множестве бродили от деревни к деревне и иногда даже заглядывают в столицу в поисках легкого заработка, а потом покидали остров, не желая осесть и завести семью, как все добропорядочные жители страны адиан.
Замотав меч в плащ и спрятав его под рюкзаком, Лан обзавелся не очень ровным посохом в придорожном лесочке и, решив, что скрывающийся путник вызовет больше подозрений, вышел на тропинку, которая вскоре влилась, как и множество других тропок, сбегавших с гор, в каменистый тракт, проходящий через немногочисленные селения и небольшой городок, лежавший на пути в столицу Лурха.
В давние времена все население острова умещалось в стенах крепости. Позже вокруг нее разросся небольшой город, ставший столицей. Его, как и остров, называли Лурхом, и никто уже не помнил, в часть крепости назвали остров или наоборот. Вокруг города вырос еще один ряд крепостных стен, а за ними и на склонах гор появились небольшие поместья, городки и селения.
Лан уже приближался к одному из них. На единственной улице было пусто, все были заняты утренними делами. Жизнь такого маленького поселка мало чем отличалась от деревенской. Пожалуй, только наличием в нем нескольких ремесленных лавок и шириной улиц – здесь дома лепились друг к другу почти вплотную, оставляя только небольшой зазор для прохода пешего человека. Для тех, кто собирался продолжить путь в столицу верхом или в повозке, был объездной путь, огибавший селение с севера.
Улочка упиралась в отвесную скалу, с которой падала узкая лента водопада. Вода собиралась в небольшом озере, а потом двумя дугообразными каналами огибала поселок и исчезала в полях.
Лан прошел среди деревянных домов, крытых мелкой черной черепицей. Вокруг сушилось развешенное на веревках белье, между домами сновали куры. Улица поднималась ступенями к водопаду, дома тоже словно ползли вверх. Из окон доносились запах жареного лука и детский плач.
Одно из строений было крупнее и ухоженнее других, обнесено невысоким заборчиком, и кур во дворе было с десяток – больше, чем он видел за все время, что шел по улице.
К домику была пристроена веранда, заставленная столиками, и скамейками, а надпись над скромными воротами утверждала, что это трактир. Трактир занимал все пространство до конца горной террасы, на которой расположился поселок. С нее открывался вид на долину и выпутавшийся из колец тумана, сияющий в лучах Тари древний Лурх. Лан вошел в калитку – воротами все-таки это назвать можно было с едва ли.
На перилах веранды еще лежала роса. Лавки вокруг столиков тоже были влажными. Пока Лан раздумывал, стоит ли постелить на влажное дерево дорожный плащ, из двери высунулось детское личико, послышались звуки кухонной жизни и запах жарящейся яичницы.