Ольга Акофина
Грохот ледника
– Хороша мать. Скажи мне, может мать при сыновьях приводить любовников, развлекаться с ними, так что всё слышно? Мне кажется, что нет, а мы с Вовкой с детства слышали стоны за стеной. Может мать на два года бросить маленьких детей с бывшей заключённой, которая два года издевается над ними? Бьёт смертным боем, морит голодом, два года не выпускает из квартиры, прогулки только на балконе, а мама ни разу не интересуется, как там её дети. Мы с Вовкой чуть не сдохли тогда, вернее нас чуть не забили до смерти. Два года без еды, без ухода, без врачебной помощи, нам было пять-шесть лет, Вовка не просто так страдает эпилепсией.
Марина схватила Глеба за руку:
– Не может такого быть! Просто не может!
Глеб пожал плечами и продолжил:
– Шокируют подробности моей жизни? Продолжить?
Марина со слезами на глазах кивнула.
– Вот тебе относительно недавняя картина: мать насилуют, а я стаскиваю с неё насильников, а потом отмываю её, везу к врачу, зашивать ей там порванные места. Или достаю пьяную мать из ментовки, она вся грязная, изнасилованная ментами… Или вот ещё был момент, у меня день рождение, шестнадцать лет, мама, совершенно позабыв о таком знаменательном празднике, неожиданно приезжает. И спаивая, совращает моих друзей, при мне, при всей компании, уводит их в комнату, и…. И потом они с полным правом, при встрече со мной, используют одно известное матное выражение про «твою мать». Я уж не говорю о том, что только ленивый не смотрел интересное кино с моей мамашей и не издевался надо мной. Это уж потом я вырос, и мне стало параллельно всё, а в детстве было не очень комфортно. Насилие няньки, издевательство соседей, тычки, пинки, Вовку больного тянул, как мог.
– Всё, забудь, Глеб, – Марина едва говорила от потрясения. – Её больше нет. Отпусти и забудь, и прости её в душе, она была не в себе. С прощением жить легче.
– Хочу ли я после этого детей? Какой из меня отец? Я не знаю, что такое отец, я и мать то не знаю, что такое. Я не знаю ничего о нормальной семейной жизни.
– Ты ведь не такой, и Диана не такая. Всё получится, она справится и поможет тебе стать родителем. Скажи мне, это ты из-за матери пытался покончить жизнь самоубийством?
Глеб отхлебнул виски.
– Сейчас я схожу, покурю, подотру сопли и расскажу. Если, конечно, ты ещё в силах слушать. Я ещё не все трагедии своей жизни поведал.
– Кури здесь.
Что он ещё расскажет? Марина побоялась, что он снова ускользнёт от разговора, поэтому открыла окно и дала ему банку для пепла. Глеб закурил, она видела, как у него дрожат руки, с какой жадностью он вдыхает ядовитый дым, будто пытается заглушить в себе боль.
– Любимую девушку убили, а перед этим изнасиловали. И как выяснилось, из-за меня, бывшая приревновала и наняла трёх подонков. Как было с этим жить?
Глеб сквозь дым пристально посмотрел на Марину, и её пробрал озноб.
– Помнишь, мы с тобой ездили на кладбище? Я узнал это место, нашёл её могилу, тогда-то память и вернулась.
– Как же так, Глеб? – простонала Марина.
– Нормально всё. Пережил уже. На тот день, когда я вены вскрыл, свадьба была назначена. Не выдержал, не смог, любил сильно, в первый раз в жизни. Сильно, взаимно, до сих пор болит. Скатился до наркотиков, делал какие-то страшные вещи, и, в итоге, вскрыл вены.
Марина прижала его голову к своей груди. Бедный мальчик, мать с детства калечила, вот нашёл любовь, хотел построить свою семью, и невеста погибает, и никакой поддержки вокруг, и вот он нашёл выход. Марина гладила его по голове, потом взяла его лицо в руки и смотря в прищуренные серые глаза, сказала:
– Сынок, у тебя есть Диана, и будет ребёнок, есть мы с твоим отцом, и все тебя любят. Забудь, что в детстве до тебя не было никому никакого дела, оставь всё в прошлом. Ты так молод ещё, всё у тебя хорошо, начинай жить, родная мать больше не потревожит тебя, твоя невеста… пусть она останется светлым воспоминанием, Диана такая чудесная.
Глеб кивнул.
– Давай, ты закроешь свой виски. Выпьешь чаю и поешь.
Чай удивительно подействовал, проснулся аппетит. Марина накрыла на стол, она прекрасно готовила, и хоть Глеб придерживался диеты, но сегодня жареная картошка с грибами, салат, бутерброды подействовали лучше любого лекарства. Он потяжелел, и его поклонило в сон.
– Пойдём, я тебе постелю. Диане я позвоню, скажу, что ты у меня.
Глеб лёг, не раздеваясь.
– Посиди со мной, – попросил он Марину. – Я так не хочу ничего менять в жизни, только всё успокоилось.
– Сынок, у вас с Дианой всё будет хорошо. Диана не Елена, она будет отличной мамой, окружит ребёнка заботой, её любви хватит на всех. Поверь мне, она не будет перекладывать на твои плечи всё, ты будешь ей помогать в меру своих сил. И кроме того, есть мы с Андреем, подкинете внука нам, и идите вдвоём, куда хотите.
Глеб поцеловал руку Марины.
– Спасибо тебе за всё. Жаль, что не ты моя мама.
– Как же не я? Я, конечно. Можешь так меня и называть.
Глеб кивнул, накинул на голову капюшон, отгораживаясь от всех, свернулся калачиком и заснул. Марина продолжила сидеть на кровати, машинально поглаживая его руку. Бедный мальчик, как же его жалко, вырос без родительской любви, и сам не знает, как любить, нянька – физически, мать морально издевались, и как теперь всё исправить?
Глава 64. Слом
Диана села на больничный, лелея свою беременность, чем больше набухал живот, тем сильнее Глеб отстранялся от неё. Ей было больно, обидно, но всё же она находила ему оправдание. Он несколько раз предупреждал её насчёт детей, она не послушалась, и то, что он не стал прыгать от счастья вполне ожидаемо. Сказав, что это будет сын, она надеялась, что в его глазах промелькнёт интерес, ведь мужчины мечтают о сыне, но нет, всё тщетно. Опять судорога боли на лице и захлопнутая дверь. Звонила Марина, умоляла понять его, у него есть причина опасаться беременных женщин, но что за причина не сказала…
Диана из гордости напускала на себя вид счастливой молодой будущей мамы, хотя таковой не была. Она радовалась беременности, но никак не ожидала, что Глеба будет не переломить. С тех пор, как она сказала, что беременна, Глеб физически не дотронулся до неё ни разу, а ей как раз очень хотелось ласки, любви. Глеб полностью от неё отгородился, заполз в свою раковину, накрылся колпаком, не достучаться, не докричаться, недоступный, ершистый. В спальне он забивался в самый угол кровати, как можно дальше от неё, а то и вовсе спал в соседней комнате. Если же она пыталась сама его обнять, он очень быстро расцеплял её руки, отговариваясь каким-нибудь неотложным делом или усталостью. Небрежный поцелуй при встрече и прощании, это всё на что она могла рассчитывать. У Дианы наворачивались слёзы, она обижалась, разве Дэн или Дима так поступали бы? Да они бы были счастливы, носили бы её на руках. Диана вздыхала, подавляя рыдания, беременность долго не продлится, она быстро придёт в форму, и всё будет у них как прежде.
Глеб честно пытался перебороть себя, приступы тошноты, возникающие от прикосновений к нему беременной Дианы, от вида изменившейся фигуры, от жестов будущей матери, поглаживающей живот. Вот она взяла больничный, готовится к материнству, помогает Алле, учится заодно, потом уйдёт в декрет, потом, наверное, уволится, хотя всё время говорила, что хочет быть независимой, дело её, пусть развлекается. Он улыбался ей в ответ, чтобы не обижать, но внутри всё переворачивалось, и улыбка выходила кривой. Он загонял себя работой и спортом до изнеможения, но нервы всё равно не выдерживали, он чувствовал, что вот-вот взорвётся, его понесёт и тогда его уже будет не остановить. Его обуревала то апатия, то злость, и, наконец, он понял, что ему надо выбираться из этого состояния. Пора ехать к Маргарите, немного расслабиться, забыться. Да, он поступает, как настоящий подонок, но, если он это не сделает, он просто сдвинется. Нужно позаботиться о себе, а потом он сможет позаботиться и о Диане.
– Диана, я уезжаю на несколько дней.
– Куда? – встревожилась Диана.
– Заграницу. Прошу тебя отпустить меня и ни о чём не спрашивать.
– К кому ты едешь, Глеб? – в её глазах было столько боли и страха, что Глеб невольно потупил взгляд.
– Мне нужно немного отдохнуть, перегрузиться.
– Поехали вместе, если врач разрешит перелёт.
– Мне надо побыть одному. Просто отпусти меня. Я вернусь, обещаю.
– Одному?
Диана молча заплакала, закрыв лицо руками. Ничего не получается, он так бессердечно бросает её. Глеб вдруг почувствовал острую жалость к ней, но, если он немного не расслабится, он не сможет жить дальше. И он с подлинной нежностью обнял её, первый раз, после того, как она объявила о беременности. Всхлипывая, она прижалась к нему, он гладил ей волосы, потом нашёл дрожащие губы и прижался к ним. Первый раз он целовал её страстно, а не просто в знак приветствия, расстегнул ей рубашку, взял в руки грудь, Диана застонала, ей так давно хотелось мужской ласки, неужели он преодолел себя? Но вот он расстёгивает ей рубашку до конца, сильнее прижимает к себе… и чувствует набухший живот. Глеб резко отодвигается, обратно застёгивает рубашку.
– Извини, малыш, не могу, – тяжело дыша, говорит он.
– Ну что здесь такого? Врач разрешает, все делают это.
Он встаёт, одёргивает толстовку.
– Я поеду, у меня много дел перед отъездом. Я вернусь, и мы на эту тему ещё поговорим, сейчас я не готов.
Глеб добился своего, он сломал Диану настолько, что она уже готова отпустить его куда угодно. Но теперь он ответственен за неё навсегда, её сломанный дух на его совести. Поплакав, Диана успокоилась. В конце концов, вряд ли ей удастся приручить Глеба навсегда. Если ей хотелось тихого семейного счастья, то надо было выбирать Диму. Но она предпочла жить на вулкане.
– Янка, что я творю? – позвонил Глеб вечером своей вечной подруге.
– Уверена, чтобы ты не натворил, ты всё равно считаешь правильным, и иначе бы не поступил.
А когда Глеб выложил ей свои последние новости, она лишь сказала:
– Я тебе сразу говорила, чтобы ты женился на Диане. Кто бы ещё это стерпел? Я бы, на её месте, давно тебя придушила.
Едва самолёт оторвался от земли, Глеб почувствовал себя гораздо лучше. Подальше от этих умоляющих глаз, требующих внимания. Не может он ей дать этого в такой период, он сам пустой.
Маргарита не стояла в здании аэропорта, встречая рейсы. Ей не хотелось приветствия в сутолоке аэровокзала. Она ждала Глеба в своей машине на парковке. Глеб без труда отыскал её маленькое «пежо». Закинув сумку в багажник, он сел на переднее сидение.
– Ну, привет, лисичка.
Стильно заплетённые волосы, тёмный жакет, брючки, шарфик, и не тени улыбки на лице, прямо студентка на экзамене. Наконец, Маргарита посмотрела на него.
– Добро пожаловать в столицу Франции, – сказала она.
– Что за официоз? Может ты мне ещё сейчас начнёшь рассказывать историю Парижа? В чём дело, лисичка? Ты просила, чтобы я приехал, и вот я здесь.
Глеб поцеловал её в щёчку. И на ней заиграла ямочка.
– Так-то лучше. Ну, давай, вези меня.
Маргарита молча вела машину, она думала, что завизжит от радости, увидев его. Но горло лишь болезненно сжималось, и душили слёзы. Вот он здесь, с ней, такой же красивый, модно одетый, но на безымянном пальце у него кольцо. А её с детства учили не брать чужое, и внушали, что чужие мужья – табу. Когда она искала его в Петербурге, об этом не думала, а сейчас, вдруг поняла, что он принадлежит другой, и они ждут ребёнка. Имеет ли она право вмешиваться?
Глеб тоже молчал, он курил и смотрел в окно… Париж… Он был здесь когда-то с Эллой, и после этого поклялся не возвращаться сюда, чтобы ни одно воспоминание не тревожило его. Но вот он здесь, и рядом с ним Маргарита, такая знакомая и такая отстранённая.
– Ну, вот мы и дома, – сказала она, кидая ключи на столик.
Глеб помог ей снять жакет. В гостиной был накрыт маленький стол, свечи, вино, лёгкий ужин. Глеб достал свою зажигалку, зажёг свечи, затем открыл вино и разлил по бокалам. Они выпили, и Глеб привлёк Марго к себе.
– Ну, что с тобой? Где та маленькая хохотушка?
– Спасибо, что приехал, я так соскучилась. Так хотела тебя видеть, но не думала, что ты всё-таки приедешь.
– Я здесь.
– Прости меня!
– Всё в прошлом.
Он приподнял её голову и посмотрел во влажные глаза, а через секунду, сняв резинку с её волос, прядь за прядью стал распускать локоны, пока они все до единого, не рассыпались по спине. Он хотел видеть перед собой ту, которую любил, а не невесту лорда, студентку Сорбонны. Пуговица за пуговицей расстёгивалась блузка, и вот она сброшена на пол, и Глеб видит на её запястье татуировку. Буквы хитро сплетены, но вполне читается его имя.
– Что это? – взял он её руку.
– Ты. Ты всегда теперь со мной.
– А что думает об этом твой лорд?
– Он считает, что это рисунок, по-русски он не читает. Ты не против, что я набила тату?
– Я – не твоя мама, чтобы тебе что-то запрещать.
Глеб расстегнул ей бюстгальтер. И тут его словно бес обуял, у него так давно не было женщины, он даже не смог дойти до кровати, повалил её прямо на пол. И не скоро отпустил. Маргарита села, прикурила сигарету, хотя раньше не курила, на её теле играли отблески свечей, Глеб тоже прикурил и молча смотрел на неё, на плоский живот, не вздувшуюся от беременности грудь.
– Ну ты даёшь, что это с тобой? – спросила Маргарита.
– Давно вёл монашеский образ жизни.
– Ты? Да ладно.
– Не сезон был.
– Ты же женат?
– Не полезу же я к беременной, – Глеба передёрнуло – Предлагаю перебраться в кровать.
– Ты ещё хочешь? Ты меня два часа терзал.
Глеб встал, поднял Маргариту на руки и сильно прижав к себе понёс на кровать.
– Отпусти меня, я сейчас задохнусь.
– Ничего, потерпишь.
– Какие руки у тебя сильные, прямо стальные.
– Я не ленюсь в спортзале.
Глеб опустил её на кровать и навалился на неё.
Проснулись они поздно.
– Знала бы что ты такой ненасытный, ни за что бы не позвала.
Глеб рассмеялся и закурил сигарету.
– Что? Твой лорд ведёт себя по-аристократичному? В миссионерской позе раз в неделю, по расписанию?
– Примерно так, а сейчас у меня болят все мышцы, вспомнилось наше лето с тобой. Что ты сказал жене? Как она тебя отпустила?
– Это наши с ней отношения, и тебя они не должны касаться, и не поднимай эту тему больше.
– А если я решусь на ребёнка? Ты также потеряешь ко мне интерес?
– Малыш, не надо. А если ты решишь продолжить славный род своего будущего супруга, не зови меня в этот период, я не приеду.
Маргарита встала с постели, обернулась в простыню.
– Я скоро выхожу за него замуж.
– Горько! Или что там у вас кричат?
– Тебе всё равно, что я выхожу замуж за другого мужчину?
– Выходи, ты ж хотела титул, я его дать тебе не могу, кто я такой, сама знаешь. Я тебя не устраивал, как кандидат на твою руку.
Маргарита с болью посмотрела на него.
– Другую, я смотрю, быстро устроил.
Глеб рассмеялся.
– Ревнуешь, лисичка? Представь себе, устроил, обошлась без титулов, но эту тему предлагаю закрыть. Сегодня я только твой, и ты немного помолчишь, хотя можешь покричать, пусть твои соседи-французы немного встряхнуться. И вообще, чего ты там стоишь? Расчехляйся и иди ко мне, и на сон сегодня не рассчитывай.
– Глеб…
Вечером они всё-таки вышли на улицу, прогуляться и что-нибудь перекусить. Сделав в ресторане заказ, Марго, закурив, спросила:
– Откуда ты так хорошо знаешь французский язык? И ты не говорил, что был в Париже.
– Во мне много разных тайн и загадок, а также различных талантов. Только всё бесполезно, – улыбнулся ямочками Глеб. – Давай, поедим и вернёмся к тебе. У нас так мало времени, не будем же мы его терять на осмотр достопримечательностей.
– Точно не будем? – с надеждой спросила она.
А через два дня Глеб уехал, но расставание не было болезненным, они обещали друг другу вскоре увидеться вновь.
Диана мягко остановила машину у подъезда, взяла покупки и вышла на улицу. Нет, никогда ей не приручить Глеба, как не пытайся, как не бейся, сказал командировка, она то знает, он убежал во Францию, ладно, пусть развлечётся со своей шлюхой, всё равно вернётся сюда. Она родит и заставит его влюбиться в неё.
– Диана, – вдруг услышала она.
Дима подлетел к ней, выхватив сумки из рук.
– Диана, милая, – он обнял её.
– Дима, ты что? Ты видишь, я в положении.
– Я знаю, я всё знаю, мне Ольга Викторовна сказала и твой новый адрес и то, что твой муж уехал на неделю, бросил тебя.
– Он меня вовсе не бросал, мама вечно всё придумывает.
– Диана, вернись ко мне, мне всё равно, что у тебя ребёнок от другого. Я его буду любить как родного.
– Прекрати, у нас всё хорошо, – сказала Диана, отбирая сумки.
– Тебе нельзя носить тяжести, позволь я донесу тебе их до квартиры.
Диану тронула его забота.
– Ладно пойдём, чаем тебя угощу.
Дима с опаской вошёл в квартиру и огляделся. Вот это квартира, не в пример его скромного двухкомнатного жилья в панельном доме.
– На какие, интересно, трудовые доходы можно заработать на такой пентхаус?
– Отнеси сумки в столовую.
– Офигеть, всё такое белое.
Панорамные окна во всю стену делали светлую столовую ещё больше, чем она была.
– Как же всё это прибирать?
– Есть домработница. Кофе? Чай?
– Умеет твой муж жить красиво, ничего не скажешь.
– Он много работает.
– А я тебя привёл с свою квартирку без евроремонта. Конечно, ты не хочешь туда возвращаться.
– Дело не в тебе, с Даниилом я тоже не шиковала.
– Я забыл, как ты вкусно готовишь, – у Димы загорелись глаза, когда Диана поставила перед ним поднос с самодельными десертами и пирожками. – Везёт твоему Глебу.
– Он это не ест. Я для сестры готовила, она вчера приезжала.
– На спорте?
Дана кивнула. Глебу глубоко наплевать на её умение вкусно готовить. У него спорт, диета, спортивное питание, в лучшем случае, ресторан.
– Тебе, правда, с ним хорошо? У него, наверное, на тебя совсем нет времени?
– Иначе никак, ему надо работать, чтобы содержать всё это.
– Я тоже буду много работать и добьюсь всего. Я сейчас учусь водить автомобиль, сдам на права, куплю свой. Если он оставит тебя, я приму тебя с ребёнком, помни об этом.
– Спасибо, он меня не оставит, – неуверенно сказала Диана.
В аэропорту Глеба встретил Влад.
– Брат, ты чего творишь? – спросил он, когда Глеб сел к нему в машину.
– Поехали, давай, – ответил Глеб.
– Нет, ты считаешь это нормальным? Ты женат на Диане, она ждёт ребёнка от тебя, а ты уезжаешь к Маргарите.
– Это моя жизнь, она у меня одна, и я буду жить так, как мне хочется. И если кого-то что-то не устраивает, то это их проблемы. Дай мне лучше сигарету, мои закончились.
– Знаешь, Wolf, ты уж прости меня за эти слова, но я вынужден сказать тебе правду. Ты мне временами очень напоминаешь свою мать: жесткосердность, равнодушие и на всех наплевать лишь бы самому было хорошо.
Глеб посмотрел на Влада, и глаза его зло сверкнули.
– Ну, я ведь её сын, не правда ли?
– Ты этим фактом никогда не гордился. Так, может, имеет смысл измениться и не подражать своей матери? Тем более, ты её не очень любил.
– Знаешь, строить из себя благородного рыцаря, если ты на самом деле им не являешься, ещё большая подлость. Мне слишком часто напоминают, что я – сын шлюхи. Я им родился, им и останусь, и буду полностью оправдывать этот статус. Будет смешно, если я буду пытаться казаться хорошим человеком, я по определению, не могу быть им, потому что о том, кто была моя мать, к сожалению, знает весь мир.
Глава 65. Знакомые кадры
Ну вот Глеб вернулся, немного успокоился. Диана поначалу строила из себя обиженную супругу, но он, кажется, этого даже не заметил. И она решила думать о себе и будущем ребёнке, это сейчас важнее всего, больше о поездках Глеб не упоминал, признаков других женщин не было, денег на неё не жалел, и Диана ушла в подготовку и в свои ощущения.
Но вдруг неожиданно Глебу позвонила Маша. С тех пор, как она вышла замуж, а он помирился с Дианой, он ничего о ней не слышал.
– Котик, мне очень надо с тобой встретиться, – сказала она.
– Так давно тебя не слышал. Очень рад, скучал.
– Ни черта ты не скучал. И я не в постель тебя зову, не надейся. Мне надо поговорить. Давай, встретимся в каком-нибудь баре. Я не займу много твоего времени.
Глеб вошёл в бар, но Машу не увидел. Чёрт побери, зачем он здесь? Ведь от Маши можно ожидать чего угодно. Сколько можно испытывать терпение Дианы? Да и с него, пожалуй, хватит жены дома и любовницы в Париже. А про всё остальное надо забыть и начать жить заново. И уж во всяком случае, никаких провокаций в родном городе, тем более от бывших пассий.
– Ты, чего не узнаёшь меня? Хотя, конечно, я изменилась.
Глеб обернулся и не поверил своим глазам. Не может быть, эта бледная худенькая девушка не могла быть Машей. Маша всегда была пухленькой девчушкой с разметавшимися волосами, её одежда была такой яркой и сексуальной, что дух перехватывало. А у новой Маши были гладко зачёсанные волосы, чёрные брюки и тёмный свитер.
– Ты так сильно похудела, – только смог вымолвить Глеб.
– Давай, сядем, я уже заказала коньяк, заплати, пожалуйста.
– Что с тобой произошло? – спросил Глеб, наблюдая, как она пьёт.
– Я рада, что ты пришёл. И рада, что у тебя всё хорошо. Ты помирился с Дианой, она беременна, и наверняка, у тебя есть ещё кто-то на стороне. Я верю, что у тебя всегда всё будет в ажуре.
– Ты хотела поговорить? Что случилось? Чем помочь?
– Просто хотела тебя увидеть. Ведь неизвестно увидимся ли ещё.
– Ты уезжаешь?
– Куда я отсюда денусь? Так, мрачные предчувствия. Ты молодец, что помирился с Дианой, вы идеально подходите друг другу. Тебе она понравилась в обновлённом варианте? Я её кое-чему научила.
– Что ты хочешь сказать?
– Неужели она не использовала с тобой свои новые умения?
– Диана и ты???
Маша кивнула и снова выпила.
– Блин, я б посмотрел, – откинулся Глеб на кресло.
– Это было только для девочек. Глеб, мне так хочется, чтобы ты был счастлив.
– Ты меня раньше никогда не называла по имени.
– Да какое я имею право назвать тебя «солнышком» или «котиком»? Кто я, и кто ты?
Глеб взял Машу за руку. Её рука была такой тонкой, что просвечивали вены.
– Маша, давай выкладывай, что у тебя стряслось? Если ты решила экстремально похудеть, тебе это не идёт, возвращай былые формы. Если приболела, поехали, у меня хорошие врачи, о деньгах не думай.
– Я просто простудилась, – рассмеялась Маша, и смех перешёл в кашель.
Она крепко сжала его руку своими холодными пальцами.
– Успокойся, Глеб. Мне ничего не надо. Я просто хотела тебя видеть. Ты самый близкий для меня человек. Если бы я посмела, я бы влюбилась в тебя без памяти. Но ты никогда не смог бы любить такую, как я. Я никто, и моя жизнь сплошное недоразумение. Я не закончила даже школу, да что там, у меня даже фамилия и отчество фальшивые, мне их придумали в детдоме. Моя мать бросила меня на пороге приюта, когда мне была всего неделя. Я такая одинокая всю жизнь.
– Ну, и, какая разница? У меня, например, тоже отчество ненастоящее, да и имя мне тётка подобрала. А насчёт одиночества, то у тебя есть Макс, он любит тебя, и есть я. Я очень к тебе привязан, уже так много лет мы с тобой встречаемся, я не представляю свою жизнь без тебя.
– Глеб, ты прекрасно жил и будешь жить без меня. Нас с тобой связывала только постель. Как только в твоей жизни появлялся кто-то достойный тебя, ты сразу забывал рыжеволосую Машку.
– Но ведь ты сама меня забывала, уезжала куда-нибудь с очередным поклонником.
– А что я должна была зацикливаться на тебе? И потом я не хотела, чтобы ты разбил ещё и моё сердце.
– Я понял. А как же Макс?
– Максим – это просто моё прикрытие, стена, мой супруг. Мне нужна его квартира, его деньги, и он не ограничивает мою свободу, это главное.
– Бедный, он так тебя любит.
– Знаю, и мне это выгодно.
– Мы с тобой очень похожи. Непостоянные, свободолюбивые, используем других в своих интересах. Наверное, поэтому нас и тянет друг к другу.
– Да, ты мне необходим, как наркотик, поэтому то я и хотела тебя видеть.
– Может, ты скажешь, что с тобой случилось? Ты стала совсем другой.
– А что со мной не так. Похудела? Ну, это модно. А в остальном, просто я сейчас болею… простудой. Не беспокойся за меня. В случае чего, я всегда знаю, что ты мне поможешь. Ну, мне пора, пойдём. И знаешь, обидно одно, что жизнь как-то впустую прошла.
– Как-то рано ставить крест.
– Как знать, Глеб, как знать. Спасибо тебе за все эти годы, извинись за меня перед Владом, перед Дианой, я столько всего натворила.
– Маша, почему ты прощаешься?
– Я? Тебе показалось, просто вряд ли мы когда-нибудь увидимся в одной компании. Макс на вас зол, а Алла и Диана точно меня видеть не желают. Да и нам с тобой пора расстаться окончательно, у тебя жена и будет ребёнок, я больше не буду вставать между вами.
– Мне будет не доставать тебя.
– Диана очень тебя любит, правда, поверь мне.
– А ты?
Маша встала и пошла к выходу, Глеб за ней.
– Постой! – сказал он, схватив её за руку
Маша резко повернулась, подняла голову и пристально посмотрела на него. Глеб тоже смотрел на неё, на осунувшееся лицо, потухшие глаза, и у него закололо сердце. Он поймал себя на мысли, что пытается запомнить каждую чёрточку, как будто никогда больше не увидит.
– Иди сюда, – сказал он и крепко прижал её к себе.
Маша всхлипнула и тоже обняла его. Повинуясь внезапному порыву, Глеб снял заколку с её ярких волос и зарылся в них, она снова их подстригла, но они так знакомо пахли.
– Девочка моя, что с тобой?
Маша привстала на цыпочки, и поцеловала его в щёку, Глеб взял её голову в руки и прижался к её губам долгим, нежным поцелуем, в первый раз они целовались без всякой страсти. Когда они оторвались друг от друга, Глеб увидел её слёзы.
– Обещай мне, что не забудешь меня, чтобы не случилось.
– Разве можно тебя забыть? Ты – часть моей жизни. Но ведь мы увидимся ещё?
– Не знаю, Глеб, я ни в чём не уверена. Но на всякий случай, прощай.
Маша вырвалась из его объятий и пошла прочь, на ходу завязывая волосы в хвост.
После этой встречи Глеб несколько дней находился в смятении. Он чувствовал, что скоро что-то произойдёт, что-то, что должно всё решить. А пока как ему себя вести? Одна половина его существа рвалась помочь к Маше, а другая велела не испытывать терпение Дианы. Ему так хотелось побыть с Машей, успокоить её, и заодно самому убедиться, что с ней всё в порядке. Но Диана… Она добровольно отпустила его к Маргарите, но вот простить ему ещё и Машу вряд ли бы смогла. Да и скоро родится ребёнок, пора думать об этом, готовить себя морально, хотя он совсем не готов.
Глава 66. Со вчера её больше нет
Было воскресенье, Глеб и Диана ещё спали, когда зазвонил телефон.
– Чёрт бы их всех побрал, – сказал Глеб, – так хотелось выспаться.
– Не бери, – сказала Диана.
Но Глеб уже взял трубку.
– Слушаю, – недовольно сказал он.
– Волк, это я.
Странно, но это был Макс, с которым они ни разу не общались после скандала, и самое странное было то, что он ревел навзрыд.
– Макс? Что случилось?
– Маша, она… – Макс захлебнулся слезами.
– Что с ней? – похолодел Глеб.
– Умерла, – Макс зашёлся рыданиями, – приезжайте с Владом.
Больше он не смог сказать ни слова, и бросил трубку. У Глеба помутнело в глазах. Не может быть, Макс что-то напутал. Маша не могла умереть.
– Глеб, что? – спросила Диана.
– Маша, кажется, умерла. Я поеду к Максу, только Влада захвачу.
– Я с тобой.
– Нет, я тебе потом всё расскажу.
– Глеб, ты что с ума сошёл? Девять утра, воскресенье! Мы ещё спим, дочка, наконец, дала нам время выспаться, а ты…, – взяв мобильный телефон, стал шипеть на Глеба Влад.
– Маша умерла. Макс хочет нас видеть, поехали, – оборвал его Глеб.
– Как?
– Быстро одевайся, жду тебя в машине.
Глеб нервно курил, ожидая Влада. Он вдруг понял, что знал, что она умирает, об этом кричал весь её внешний вид в их последнюю встречу. И ещё эти разговоры, прощания. Знал, и ничего не сделал. Что же с ней стряслось? Можно ли было ей помочь? Если можно было, а он не помог, он себе этого никогда не простит.
В машину ввалился бледный, испуганный Влад.
– Что случилось, ты знаешь? – спросил он.
– Нет, но, думаю, что сейчас узнаем. Ты хоть шнурки завяжи, завалишься ведь где-нибудь, ещё и тебя будем по асфальту собирать.
– А ты на дорогу смотри, а не на мои кроссовки, – ответил Влад и начал зашнуровываться.
Макс открыл им дверь и упал на руки Глеба.
– Волк, как, как? Это невозможно… У меня сердце разрывается на части.
– Помоги дотащить его до комнаты, – кивнул Глеб Владу.
Они донесли Макса до комнаты и положили на тахту. По всей комнате были разбросаны Машины вещи, в воздухе ощущался запах её любимых сладких духов.
– Макс, как же? – спросил Глеб.
– Водки, дайте мне, я так не могу. Ребятаааааа, спасибо, что приехали.
Влад налил всем водки, они выпили, не запивая.
– Она болела, она давно болела, – через икоту начал говорить Макс, – она никому не говорила, даже мне. За неделю до её см…, до сегодняшней ночи, когда ей стало совсем худо, она уже не вставала и ужасно выглядела, она сказала, что больна, но скоро поправится. Я поверил, а она… она знала, что уже не встанет. Волк, Влад, как же? – с новой силой зарыдал Макс. – Я же не знал, чем она больна.
Влад молча подобрал с пола смятую медицинскую справку, датированную очень давно.
– Глеб, это рак лёгких, – дрожащим голосом сказал Влад.
– Я не знал, ребята, она ничего не говорила, не лечилась, была такой, как всегда. Ну кашляла немного. Если бы я знал, я бы стал таскать её по врачам, хоть за волосы. Но я только сегодня нашёл эту справку в её вещах.
Глеб закрыл лицо руками.
– Влад, налей ещё водки, нам всем надо выпить, – сказал он.
– Как пережить это? – спросил Макс, и прижал к груди кожаное светлое платье, её любимое. Только Макс не знает, что это платье купил ей Глеб перед поездкой в Сочи. И что он со страстью расстёгивал эти кнопки в их первый вечер на море. И вдруг, как обухом по голове, она умерла, её больше нет. И никогда, никогда он не расстегнёт больше эти кнопки.
– Глеб, как ты это пережил? – вернул его из круговорота воспоминаний голос Макса.
У Глеба сердце рвалось на части, он не знал, что ответить. «Она ушла от нас, ушла…», – снова слышал он голос врача, и чувствовал, как его отрывают от её ещё теплого тела. Ему снова было больно, боль душила его, горе тащило на дно, и ледяные волны смыкались над его головой. Нечем дышать, не за чем жить…Он вернулся на несколько лет назад, умерла не Маша, умерла Элла, её больше нет, и он никогда этого не переживёт.
– Я вызвал ночью скорую, её увезли, а потом позвонили, и спросили, почему я не сказал, что у неё онкология, у неё от лёгких ничего не осталось и метастазы везде. Как же ей было больно…
Макс завыл, мял платье, словно оно приближало к нему Машу. На месте Макса мог быть Глеб, потерявший супругу. Ведь он думал в своё время жениться на Машке, ну, может, не жениться, но жить вместе. А может быть, живя с ней, он смог бы спасти её дорогим лечением, хорошими врачами. Мог бы, если бы заметил, а заметил бы он? Ведь он ничего вокруг не видит, вот и Диана сейчас на последних месяцах, возможно, ей тяжело, но ему всё равно. Всё равно. И Эллу он потерял, потому что не слышал угроз Ирины, и Маша кашляла и молила о помощи, он не обратил внимание. Это его надо убить, уничтожить, наслать тяжёлые болезни, заставить умирать в муках, потому что он, кроме себя и своего собственного Я, ничего не видит, не слышит, и не хочет воспринимать.
