Ольга Акофина
Грохот ледника
– Молодой человек, как вы себя ведёте? Это просто безобразие. Вы – взрослый человек, а кричите как дитя. Замолчите, наконец, голова от вас раскалывается.
Володя заморгал, на глазах выступили слёзы, и он с мольбой посмотрел на Глеба.
– Мне кажется, что у кого-то просто не хватает ума понять, что молодой человек немного болен. И по ходу дела, лечиться нужно не только ему.
Те, кто слышал речь Глеба, засмеялись. Нервная женщина покраснела и отвернулась со словами извинения. Глеб откинулся на сиденье. Как ему надоело это унижение, косые или сочувственные взгляды. Не он должен заниматься Володей, а мать. Глеб тяжело вздохнул. Ему опять страстно захотелось в спокойное лоно семьи Даниила, к любящим Марине и Андрею.
В аэропорту Глеб взял в аренду машину и доставил Володю в санаторий. А сам на следующий день уехал домой, пообещав навестить брата.
Глава 19. Чужая земля
– Знаешь, Влад, я уезжаю, – сказал Глеб.
– Куда это тебя в очередной раз понесло? – спросил Влад.
– Хочу побыть наедине с собой. Мне надо много о чём подумать, принять какое-то решение. Я поеду путешествовать по Европе на машине.
– Кто тебе здесь мешает думать?
– Здесь? Сам город, прежде всего. Новые места располагают к размышлениям, можно что-то переосмыслить, пофилософствовать, что-то понять.
– Почему бы тебе не купить тур, и куда-нибудь не съездить по путёвке?
– Нет, Влад, в гостинице видеть одни и те же лица, заводить курортный роман, нет. Я хочу просто ехать и ехать вперёд. И потом, я собираюсь уехать месяца на три. Я не могу столько времени сидеть на одном месте.
– Может не надо, дружище?
– Ты боишься, что я попробую опять разбиться? – улыбнулся Глеб.
Влад кивнул.
– Нет, с этим раз и навсегда покончено. Я вернусь, обещаю, и со мной ничего не случится.
Оформив все необходимые бумаги, Глеб собрался, сел в машину и погнал в сторону границы.
Лента дороги неслась между деревьями, и исчезала под колёсами автомобиля, мелькали населенные пункты. Маленький чёрный BMW с агрессивным «взглядом» фиолетовых фар будто слился в одно целое со своим хозяином, и, как и он, спешил, поскорее покинуть Россию. Глеб с наслаждением рулил машиной, музыка, сигаретный дым, незнакомые места успокаивали нервы. Как хорошо, ехать бы так вечность… Мелькали города, но Глеб не останавливался, ему хотелось уехать подальше от Петербурга, забраться в сердце Европы, когда всё и все останутся далеко позади. Но он знал одно: он ни за что не поедет в столицу Франции. В Париже он был с Эллой, а ни одно воспоминание из прошлой жизни не должно его тревожить. В этот раз он просто хочет быть один, без неё.
Глеб ехал и ехал, словно куда-то опаздывал. Его раздражали любые остановки и задержки: таможни, бензозаправки. Когда его начинал одолевать голод, он останавливался у кафе, быстро брал кофе, бутерброд и ехал дальше, перекусывая прямо за рулём. Когда от бесконечного напряжения у него начинали болеть глаза, он останавливался, клал голову на руль и отдыхал, но буквально через пятнадцать минут его снова тянуло в дорогу.
Итак, Глеб, теперь есть возможность обо всём подумать. Как же ты теперь будешь жить дальше? Как сказал Влад «вчера Маши, сегодня Саши, завтра Даши»? С одной стороны, почему бы нет? Никаких обязательств, ревности, сцен. Но для тебя это слишком просто. И почему человек всегда ищет себе более тернистую дорогу? Ведь, кажется, куда проще жить, как животные. Но нет, парадокс: без сложностей тоже жить сложно. И что же теперь тебе делать, Глеб? Ты ведь так боишься снова влюбиться. Тебе так страшно завязывать долгие отношения, ты боишься слишком привязаться к кому-то. А без этого, тогда зачем такая жизнь вообще нужна? Какой в ней смысл? Жить ради себя? Тогда надо заняться каким-нибудь делом, чтобы оно отнимало у тебя все силы. Но что за радость работать и приходить в пустой дом, где никого нет, кроме недалёкого брата, и изредка появлявшейся развратной матери? Никто не поинтересуется, как у тебя дела, никто не согреет, не будет радоваться твоим победам, и огорчаться неудачам. Никто… И в целом мире ты один. Подскажите, ну, хоть кто-нибудь, как поступить! Ну почему ему досталось такое испытание? Почему он всегда обо всём должен думать сам, почти с пелёнок принимать все решения, решать все проблемы? Хоть бы раз в жизни кто-нибудь помог ему! Но нет ему, видимо, суждено всегда и со всеми быть самым сильным, полагаться только на себя и ещё тянуть за собой непутёвого брата. После Её смерти никогда больше у него не будет родного человека, потому что сильно полюбить кого-то он не в состоянии, душевных сил на это больше нет. А помнишь, как-то давно Яна сказала: «Глеб, у человека не может быть всего сразу. Чего-нибудь бог его обязательно лишает, потому что человек должен пройти написанные на роду испытания и съесть пуд соли. У тебя есть внешность, ум, талант, богатство, но фактически нет родителей и нет любви, а у кого-то наоборот». Да, у него есть всё, отобрали лишь самый ценный подарок в жизни, но он – сильный, и ему надо начинать жить заново, и он никогда больше не позволит слабости одержать над ним верх. Раз он не погиб, значит, судьбе было угодно, чтоб он выжил. Хоть он и будет жить один на один с призраком и разбитым сердцем.
Через двое суток бессмысленной гонки, Глеб понял, что окончательно выдохся. Ему хотелось в душ и в постель. Проклиная себя за то, что он не может больше вести машину, Глеб снял номер в мотеле. Однако рано утром, немного посвежевший и отдохнувший, он вновь гнал своё маленькое спортивное BMW вперёд.
Смысл, где смысл в такой бешеной гонке? От себя не убежишь, ты давно это понял. Тогда куда ты несёшься? Опять хочешь разбиться? Нет, не хочешь. Самоубийства – это признание собственного бессилия и слабости, а мы договорились, что ты будешь сильным. Сбавь скорость, посмотри, какие красивые места. Ты здесь никогда не был. Куда ты так торопишься? Это же путешествие. Влад у тебя потом спросит: «Что видел?», и что ты ответишь? Серое дорожное полотно, и всё? Тогда зачем надо было куда-то ехать? Сбавь скорость, вот так, так уже лучше. А теперь заверни в какой-нибудь город. Где ты сейчас, сам то помнишь? Спутниковый навигатор показывает, что в Германии, а ты даже не обратил внимания, когда переезжал границу. Так и жизнь пройдёт, а ты ничего не увидишь, вернее, попросту не заметишь.
Надо и в правду что-нибудь посмотреть, а то устроил «Формулу-1». Какой ближайший город? Мюнхен? Прекрасно, вот туда и завернём. Но, покатавшись по городу, Глеб опять свернул на шоссе. Города сейчас не для него.
И вот опять дорога, ночь и сигареты. И он, пялящийся во тьму. Развлечься что ли с кем-нибудь? Ага, опять за своё. А слабо не обращать внимания на женщин в течение всей поездки? Ну, так для проверки? Побыть только наедине с собой, один на один, сможешь? Педаль газа до конца и вперёд!
Глеб не заметил стоявшей на дороге тёмной фуры, у которой почему-то не работал аварийный сигнал, и все фары были выключены. Он летел на бешеной скорости и увидел её в последний момент. Глеб резко вывернул руль, правый борт его машины прошёл в двух сантиметрах от левого борта фуры. BMW пошел юзом, его завертело и выкинуло на встречную полосу. Если бы навстречу кто-то ехал, то, возможно, путешествие Глеба на этом бы закончилось. Но, к счастью, встречных машин не было. Сердце бешено колотилось, и даже стучало в висках. Глеб еле разжал побелевшие пальцы и отнял их от руля, в который вцепился мёртвой хваткой. К его машине подбежал водитель фуры и что-то заорал на немецком языке. Глеб не знал немецкого, но подозревал, о чём орёт водитель. Глеб нажал кнопку стеклоподъёмника и сказал на русском, потому что сконцентрироваться на английском языке сил не было:
– Чего орёшь? Заткнись, пока я тебе за такие шутки не врезал.
Водитель, видимо, по злому лицу Глеба понял, что сейчас его будут бить, махнул рукой и ушёл. Глеб отдышался, закурил сигарету, и медленно поехал дальше.
Да, чудесно, поездка чуть неожиданно не оборвалась. Если бы не его реакция, то своё обещание Владу вернуться целым и невредимым, он бы не сдержал. Глеб вдруг почувствовал, как он вымотался за эти несколько дней, как у него устала спина, как болят глаза. Нет, надо срочно отдохнуть, надо поспать, нормально поесть, надо размять ноги. Что ж, едем в Берлин! Однако несколько сот километров до Берлина, Глеб еле дотянул. Идиот, надо же было так себя измучить! И ради чего? Наконец-то появились огни большого города! Скорее, скорее, давай, ещё чуть-чуть! Глеб снял в первом попавшемся отеле номер, завалился спать, и проспал целые сутки.
Первые дни Глеб только ел и спал. Если он и вспоминал о машине, то только с отвращением. Потом пару дней он гулял по городу. Немки кидали на него взгляды: жгучие брюнеты – у них редкость. Но Глеб не обращал на них внимание. Женщин, а тем более некрасивых немецких девушек, ему и вправду не хотелось. Как-то, возвращаясь в отель, он зашёл на стоянку. Его спортивная «бомба» стояла заброшенная, пыльная, и злобно поблескивала фарами. И Глеба снова потянуло за руль. Что ж пора ехать дальше. Он сказал рабочим автостоянки, чтобы к завтрашнему утру ему намыли машину, и подготовили её к дальней дороге. Отдал им ключи, а сам пошёл в свой номер отсыпаться. А с утра машина, блестящая и красивая, ждала его и словно торопила. Глеб сел на сиденье, закурил сигарету и нажал педаль газа.
И снова вперёд, вперёд, навстречу чему-то новому. А вот интересно чем это сумасшедшее путешествие закончится? Ведь наверняка он сорвётся, закрутит роман. Нет, нет, он попробует не опошлять поездку. Он попробует быть один, а если не сможет, то тогда всё без толку.
Глеб остановился в каком-то автокемпинге. Он откинул своё сиденье, закинул ноги на торпеду и курил, изучая потолок автомобиля, изредка прикладываясь к банке пива. Больше он себя так не изматывал дорогой, останавливался на отдых, как только чувствовал усталость. Глеб закрыл глаза, плавно погружаясь в дремоту.
– Привет, – услышал он русскую речь.
Только не это: в полуоткрытое окно его машины заглядывала хорошенькая девушка.
– Я увидела российские номера, и решила подойти. 78 – это Петербург?
Глеб кивнул.
– Мы соседи, я из Петрозаводска, но уже два года живу в Швеции. Сейчас я с подругами путешествую. А ты один?
– Один.
– И интересно путешествовать одному?
– Мне нравится.
– Ты устал и не хочешь говорить. Извини, я так соскучилась по родине, увидела русский номер и решила немного поболтать на родном языке.
Глеб кивком пригласил её в машину. Девушка была слегка пьяна, она сбегала ещё за бутылкой к своим подругам и залезла к нему в машину.
– Это немецкий шнапс, – сказала девушка, разливая по стаканчикам.
– Вообще я планировал попить немецкого пива.
– Я люблю, что покрепче, мне так невыносимо скучно в скандинавской Европе.
– А вернуться? – спросил Глеб, отхлёбывая из стаканчика. Ну и пойло.
– Возврата нет.
Девушка пила и щебетала, пока не потянулась к нему за поцелуем.
– У меня сто лет не было нормального мужика, эти шведы, немцы просто отвратительны, – прошептала она, расстёгивая кофточку.
Так, стоп! Мы так не договаривались. Глеб, ты забыл? Никаких женщин. А может плюнуть на всё и развлечься? А может так станет легче? И не зря же у тебя, в конце концов, в бардачке целая куча презервативов.
– Перелезай на заднее сиденье, – сказал Глеб.
Под утро он проводил совершенно пьяную подругу до её автомобиля, и сам сразу же уехал.
Итак, снова однодневная интрижка. Легче тебе стало? Нет. Потому что ни этого тебе надо было. Что за скотские отношения? На заднем сиденье автомобиля, а потом всем спасибо, все свободны. А с другой стороны, получили удовольствие, и плевать на всё. Ну, никакой последовательности, Глеб. Браво!
Получив разрядку, Глеб включил на всю катушку музыку, и гнал свой BMW на полной скорости. Машина послушно неслась вперёд, ловко лавируя между другими. Быстрее, быстрее, ну, почему у него нет скорости самолёта? Правда, на такой скорости и вправду казалось, что он сейчас взлетит. Как классно! Ровная дорога, солнце, любимая музыка и педаль газа до конца! Это было своеобразной игрой: одно неверное движение, и он погиб, на такой сумасшедшей скорости при столкновении ему не выжить. Это щекотало нервы, и выбрасывало в кровь адреналин. И всё-таки он – гений, раз организовал себе такой отдых!
Глеб давно хотел побывать в Амстердаме, и поэтому, приехав туда, решил пожить там пару дней. Посмотрев на улицу «Красных фонарей», Глеб завернул в бар, чтобы провести там пару одиноких часов. Накуриться что ли гашиша? Но он не употреблял наркотики с того страшного времени. И он боится вновь к ним привыкнуть. А, была – не была, гашиш – не кокаин! Втянув в себя знакомый до боли наркотический дым, Глеб почувствовал себя как заново родившимся. Всё-таки неплохая вещь, главное, не увлекаться. Вечер в одиночестве не удался, вскоре за его столик подсела очень весёлая компания из Дании, ребята неплохо говорили по-английски, и за папироской гашиша, они разговорились. Время пролетело незаметно, уж рассветало, а они всё веселились.
А потом опять дорога. Пролетев Бельгию, Глеб въехал во Францию. Он хотел попасть в Испанию, чтобы отдохнуть на море. Поэтому решил Францию проехать без остановок, и ближе, чем на сотню километров не приближаться к Парижу.
Лил дождь. Где-то под городом Реймс, Глеб увидел на обочине девушку. Она была без зонта, в лёгкой куртке, которая промокла насквозь. Надо было быть последней свиньёй, чтобы не подвезти её, и Глеб остановил машину. Он открыл дверцу и сказал по-французски:
– Садись, красавца.
– Спасибо, – ответила девушка.
Усевшись, она стала греть руки у обогрева. Глеб настроил климат-контроль на более высокую температуру.
– Спасибо вам, я так замёрзла. Уже поздно и машин мало.
– Куда тебе надо ехать?
– Вообще-то далеко. В Тулузу. А ты куда едешь? В Париж?
– В Испанию.
Глеб посмотрел на спутниковый навигатор.
– Тулуза по пути, так что можешь составить мне компанию, – предложил он.
– Это здорово! Не знаю, как благодарить!
Глеб улыбнулся, видя, как с её волос стекает вода, и сказал:
– В кармане дверцы лежат салфетки, можешь воспользоваться.
Девушку благодарно улыбнулась и вытерла лицо. Затем она сняла куртку, оставшись в тонкой кофточке и джинсах. Она достала из сумочки расчёску, и начала расчёсывать свои длинные светлые волосы.
– Как тебя зовут? – спросил Глеб, трогаясь с места.
– Аделина, а ты не француз. Ты не очень гладко говоришь на нашем языке. Испанец?
– Нет, я русский. А французский я, действительно, знаю не очень хорошо. Ты говоришь по-английски?
– Нет, только по-немецки.
– Жаль, значит, будем изъясняться на французском.
– Что ты делаешь так далеко от родины? И как тебя зовут?
– Путешествую. Чтобы не ломать язык с русским именем, можешь называть меня Дэн.
Аделина была бельгийкой, и любила приключения. Поэтому из Брюсселя ехала к родственникам в Тулузу автостопом.
– Послушай, Дэн, ты не устал? – спросила часа в три утра Аделина.
Глеб отрицательно помотал головой.
– Человек-машина! Я тут знаю хороший мотель. Можно остановиться отдохнуть, принять ванну. Где ты последний раз останавливался?
– В Амстердаме.
– О-ля-ля! Тогда тем более надо отдохнуть!
Глеб усмехнулся.
– Ну, где твой мотель?
Зайдя в освещенный холл мотеля, Аделина, наконец, рассмотрела своего попутчика. Какой красивый мужчина! Редко таких встретишь! А когда Глеб прищурил серые глаза, и нагло спросил снимать один номер или два, она совсем потеряла голову. Аделина ничего не ответила, только смотрела на него, как загипнотизированная. Глеб кивнул, скривил губы в ироничной усмешке, и снял номер один на двоих. Заказав фрукты и вино, они поднялись наверх.
В мотеле Глеб и Аделина провели два дня, практически не вылезая из постели. На следующий день после приезда, они решили никуда не ехать, потому что, во-первых, слишком много выпили, а, во-вторых, не хотелось вылезать из уютной кровати, где они доставили друг другу так много удовольствия. На второй же день, они спустились в кафе, чтобы поесть и выпить кофе перед дорогой, однако, вместо того, чтобы пойти в машину, они взяли вина, доплатили администратору деньги и вернулись в уютное гнёздышко. Но на третий день, Глеб поднялся с постели.
– Всё, надо ехать.
Аделина села на постели, прижалась к его спине.
– И мы расстанемся?
Глеб повернулся и обнял её.
– Тебя ждёт Тулуза, меня – Испания.
– Возьми меня с собой, или поехали со мной!
Глеб приподнял её лицо за подбородок, посмотрел в серые глаза, поцеловал дрожащие губы. Аделина прижалась к нему, и её слёзы стали обжигать его шею. Глеб же равнодушно курил и ждал, пока она успокоится. Жалеть её и, тем более, что-то обещать, он не собирался.
Только к вечеру, они сели в машину, попрощавшись с маленьким уютным мотелем. Оставшийся путь до Тулузы, они, в основном, молчали. Аделина иногда всхлипывала, а Глеб же, как всегда, олицетворял полнейшее равнодушие.
Довезя Аделину до места назначения и небрежно поцеловав её, Глеб рванул с места. Посмотрев в зеркало заднего вида, он видел, как она смотрит ему вслед и, вероятно, плачет. Такая маленькая, нежная, с тяжёлым чемоданом в руках. Ну, что он мог поделать? Ведь если смотреть правде в глаза, он испытал огромное облегчение, когда она покинула его машину. Ему хотелось быть одному, только дорога и маленькое BMW, которому он – единственный хозяин. А все эти нежности, чувства, любовные драмы – всё это не для него. Пусть это переживают такие, как Аделина. Нет, неужели и правда можно влюбиться в человека после двух страстных ночей? Ведь она ничего не знала о нём, о себе она охотно болтала, а он на вопросы о себе самом давал односложные ответы, отговариваясь, что плохо знает язык. Это была просто мимолётная интрижка, двое людей оказались в одно и тоже время в одном и том же месте, провели вместе два дня, расстались. Ну, что тут убиваться? Или она и вправду думала, что он сейчас ей предложит всё бросить и ехать с ним? Глупо. Нет, всё, больше таких чувствительных дам ему не надо. А если они сами к нему полезут, то пусть пеняют на себя.
Стоя в очереди на бензозаправке, Глеб отогнул солнцезащитный козырёк и посмотрел на себя в зеркало. Давно он как следует не смотрел на себя в зеркало. Да, бесспорно, лицо красивое с правильными чертами, но холодное и равнодушное, как у матери. Глеб улыбнулся, появились ямочки, так-то лучше. Но раз ему дана такая внешность, он будет этим даром природы пользоваться. А чувства других? А на чувства других наплевать! А как же он? А у него в запасе много нежных слов и страстных поцелуев. Он может их раздавать направо и налево, и одаривать ими девушек, как одаривают монетами нищих.
Глава 20. Чужая жизнь
Была уже глубокая ночь, но Глеб не останавливался, хотя и не спешил. Был очень сложный участок дороги в горах. Глеб тихо слушал музыку и наслаждался мыслью, что завтра будет на море. Вдруг за резким поворотом, он увидел тёмные силуэты и машину спасателей. Видно, здесь произошла серьёзная авария. Он поехал медленней, чтобы случайно куда-нибудь не врезаться. Навстречу ему выскочил какой-то человек и замахал руками. Глеб нажал на тормоз, и машина резко остановилась. Мужчина что-то кричал на испанском языке и, видимо, просил о помощи.
– Я не понимаю испанского, не могли бы вы говорить по-английски или по-французски, – спокойно сказал Глеб на английском и повторил тоже самое на французском.
Мужчина сказал, перемешивая английский и французский языки.
– Отвези сеньора с ребёнком до Сарагосы, до какого-нибудь госпиталя! Его жена с дочкой только что на его глазах улетели на своей машине в пропасть! Он ехал со старшим сыном сзади, и всё видел! Его жена не справилась с управлением.
– Конечно, – ответил Глеб.
Спасатели подвели мужчину и мальчика лет десяти к машине Глеба, и помогли им забраться на заднее сиденье. Глеб посмотрел в зеркало заднего вида. То, что он увидел, поразило его. У ребёнка были закатаны глаза, а изо рта свисала пена, видимо, с ним случился припадок, подобные припадки случались и у Вовки. Мужчина сидел прямо, как палка, он был настолько бледен, что казался манекеном. А большие чёрные глаза казались неестественно огромными. Изредка у него подрагивали губы, и из глаз выкатывалась слеза. Машина уже давно неслась со скоростью, которую Глеб считал предельно допустимой при такой сложной дороге, а мужчина и мальчик всё сидели в таких же позах. Когда они въехали в город, Глеб спросил на двух языках, где здесь госпиталь. Но мужчина не ответил, он даже не слышал Глеба. Тогда Глеб начал расспрашивать у прохожих. Наконец, кто-то на ломаном французском объяснил ему, как доехать до стационара. Увидев здание больницы, мужчина взял ребёнка на руки и вышел, не сказав Глебу ни слова.
Глеб развернулся и медленно поехал по заранее намеченному пути. Он прекрасно понимал состояние мужчины, когда вот только что человек был жив и здоров, мгновение и его нет. Глеб закурил и погрузился в воспоминания. Супруга и дочь этого мужчины погибли мгновенно, а Элла мучилась, над ней поиздевались. Снова он видел удаляющуюся фигурку в тёмном пальто, слышал стук каблуков, а потом «она скончалась, скончалась, скончалась». Невыносимо, ну почему это случилось именно с ней, почему подвернулась именно она, почему именно в этот вечер эти трое уродов оказались там? Ведь они вообще из другого района. Почему он привёз её так поздно? Они долго сидели в кофейне, не хотели расставаться, если бы они знали, что это приведёт их к расставанию навечно, если б знали: эта затяжка времени станет фатальной. Ведь она могла приехать к маме днём, не сидеть с ним в кофейне, и остаться у неё до утра, а потом, на следующий день, он бы забрал её. Тогда ничего бы с ней не случилось, днём этих скотов там не было, да и не стали бы они нападать днём. И тогда его малышка осталась бы с ним навсегда, они бы поженились и были счастливы, и не было бы дальнейшей цепочки событий, приведших к другой катастрофе. У Глеба заболело сердце, чёрт, он до сих пор глубоко любит её, поэтому ему плевать на остальных, остальные так… развлечения ради. Малышка, зачем ты покинула меня? Ты видишь, как моя душа мечется в бесполезном поиске, она то знает, мне нужна только ты. И почему ты не взяла меня к себе, ведь я два раза пытался вновь соединиться с тобой? Почему ты оставила меня в этом мире? Неужели ты не видишь, как я мучаюсь? Если бы можно было найти ответы на эти вопросы, если бы ты хоть на минуту пришла ко мне! Призраком, явью, как угодно, дала бы знак из того мира, где ты сейчас. Ведь я так любил и люблю тебя! Твоё лицо единственное из женских лиц, на котором я помню каждую чёрточку, прошёл ни один год, а я, как наяву слышу твой смех, вижу твою улыбку, помню, как ты вздрагивала от моих прикосновений, а я от твоих! Иногда мне кажется, что я вижу тебя, но это только обман, галлюцинация, пригрезившаяся больному сознанию. Почему говорят, что если встречаются две половинки одного целого, то они умирают в один день? Я знаю, что именно ты была моей половинкой, но ты ушла из этого мира, а я остался… для чего? Неужели только для того, чтобы мучаться и страдать все отпущенные мне годы? Нет, я не хочу так жить! Но ты не взяла меня к себе, значит мне придётся жить…
Глеб не заметил, как добрался до заранее намеченного места на побережье Средиземного моря. Сняв номер в прибрежном отеле, сдав машину на мойку и текущий ремонт, Глеб лёг в постель. Но думы не оставляли его, он очень вымотался, но заснуть не мог. Тогда он прибег к хорошо знакомому способу: он напился. А когда алкоголь ударил в голову, он забылся тяжёлым сном.
За пару- тройку дней Глебу быстро приелся отдых на море, солнце, пляж, хороший отель и полное одиночество. Думы все передуманы, мысли собраны, тело физически отдохнуло, и он начал смотреть по сторонам. Одна молоденькая официантка из бара при отеле посматривала на него. Наверняка в отеле есть правило, по которому служащим нельзя заводить связи с гостями, но, в принципе, ему то какое до этого дело? Девушка симпатичная, стройная, густые чёрные волосы собраны в небрежный хвост, полные губы, глаза горят, наверняка, говорит по-английски, почему бы не развлечься? На её бейджике он прочитал имя Даниэла, и когда она принесла ему заказанный коктейль, он попытался её разговорить, она была смущена и поглядывала по сторонам. Но на следующий день, когда он лежал на шезлонге у бассейна, девушка сама подошла к нему:
– Не хотите ли выпить? – спросила она.
– От этого я никогда не откажусь. Даниэла, верно?
– Меня зовут, извини. Нам нельзя так долго разговаривать с гостями. Если тебе что-то будет нужно, то я здесь неподалёку.
Вечером, после её смены, Глеб поймал её на выходе из отеля.
– Куда ты так спешишь? – преградил он ей дорогу.
– Домой. Иногда я остаюсь в отеле, а сегодня я еду домой, много дел накопилось.
– Я иду в бар, не хочешь составить мне компанию?
– Я бы с удовольствием, но правила отеля…, я говорила тебе.
– Есть куча других баров вне отелей. Я не прав? – поиграл он ямочками.
Даниэлу одолевали сомнения. Но Глеб с его напором почти заставил её пойти с ним. Уйдя подальше от отеля, он усадил её в баре и заказал напитки, поинтересовавшись неголодная ли она, он предложил ей выбрать еду. Даниэла выпила и смогла расслабиться, этот красивый парень всё болтал, смешил её, и она стала лёгкой и непринуждённой. Глебу же очень нравилось смотреть в глаза Даниэлы. Большие, чёрные, как будто пылающие огнём, этот взгляд обжигал его. Ему нравились её чёрные блестящие волосы, пухлые губы, тонкая талия и большая грудь, видневшаяся в вырезе платья. Даниэла нервным движением руки поправила платье в области декольте, дерзкие серые глаза так бесцеремонно разглядывали её.
– Тебе ещё что-нибудь заказать? – спросил Глеб.
– Нет, спасибо. Я больше ничего не хочу, мне, действительно, надо домой.
– Я провожу тебя. Ты далеко живёшь?
– Надо ехать на автобусе.
– Я поймаю тебе такси. Завтра увидимся.
На следующий день, когда Глеб увидел её, спросил, чем она занята сегодня после смены.
– Сегодня я остаюсь здесь. У меня болеет мама, и я два-три раза в неделю езжу к ней.
Она понимала, к чему все эти вопросы, ну уж очень ей нравился этот русский парень. И вечером, он снова отвёл её в бар, потом они гуляли на пляже, где он поцеловал её. Поначалу она была напряжена, но с каждой секундой, он чувствовал, как её тело становится всё податливей. И она стала отвечать на его поцелуи. Её пухлые губы были горячими, как огонь, и это сводило его с ума. Её объятия и ласки были такими жаркими, что Глебу казалось, что он сейчас сгорит. Похоже он разбудил этот вулкан страстей.
– Пойдём ко мне в номер, – прошептал он.
И потянулись дни один похожий на другой. Днём Глеб был на пляже один, Даниэла лишь изредка подходила к нему. Вечером они развлекались в барах, на дискотеках, а потом под покровом ночи пробирались в номер Глеба и предавались любви до утра. Даниэла была прекрасной любовницей, она отдавала ему весь жар своего красивого тела, каждая её клеточка принадлежала ему, и он мог делать с ней, что хотел. Ночью Глебу казалось, что он способен снова влюбиться, но утро – трезвое время суток. Всё, что произошло ночью, кажется сном, призраком, который развеивает солнце. Утро нас сталкивает с действительностью. И бред ночи превращается в здравомыслие дня. Днём его вновь тянуло в дорогу, отдых на одном месте начал приедаться.
Ни раз Глеб подвозил Даниэлу до дома. Дом её представлял собой одноэтажную, нескладную постройку, требующую ремонта. Даниэла говорила, что живёт с больной матерью и с двумя маленькими братишками, поэтому она вынуждена работать, и весь её заработок уходит на семью.
Как-то Глеб заехал за ней чуть раньше, чем обещал. Он посигналил, и Даниэла вышла за ворота.
– Ты не зайдёшь на пять минут? Я сейчас буду готова.
Глеб кивнул, закрыв машину, он вошёл во двор. На него сразу налетели два мальчика, что-то лопоча на испанском. Им, видимо, понравилась одежда Глеба, и его часы, потому один из них схватил Глеба за руку и начал восхищённо их рассматривать. Второй малыш, открыв рот, уставился на него. Но Глеб не обращал на них внимания, на скамейке он увидел старую изможденную женщину, с печатью смерти на лице. Это была мама Даниэлы. Обшарпанный дом, умирающая женщина, два маленьких ребёнка, поразили Глеба. И на него нахлынули воспоминания, воспоминания о том, что он пытался забыть и почти забыл: детский дом, коммунальную квартиру и няньку-изверга. Глеба даже слегка пошатнуло от ужаса тех лет. Им пять лет, нянька избивает Вовку за то, что тот попросил кусочек хлеба, избивает жестоко, Глеб набрасывается на неё, но что он может? Против взрослой женщины ему – пятилетнему истощённому ребёнку – ничего не сделать, она отбрасывает его, и обрушивает на него всю свою пьяную злость. Она избила его так, что ему больно дышать, он кашляет кровью, по лицу она никогда не била, чтобы соседи не заметили… А потом Глеб просит у старушки-соседки кусок хлеба, не для себя, для брата, для себя бы он просить не стал. Старушка спрашивает, что с ними, когда приедет мама, но Глеб не знает. Она зовёт его в свою чистенькую комнату, и в прорехи рубашки видит огромной кровоподтёк. Но Глеб просит не говорить никому, их снова отправят в детский дом, а там ещё хуже. Старушка просит его позвать Вовку и в тайне кормит их простым супом, больше у неё ничего нет, сама – нищая… А как-то спьяну нянька спотыкается об любимую машинку Вовки, игрушек в тот период у них было мало, и эту машинку брат очень любил, и вот пьяная тварь хватает игрушку и разбивает её об Вовкину голову, отлетают колёса, ломается кузов, кровь хлещет из головы, Вовка орёт, потом падает в припадке, остатки машины летят в стену, а нянька заваливается с храпом на кровать. Глеб кое-как останавливает кровь, пытается остановить эпилептический припадок, а потом из останков собирает машинку обратно, как может, с помощью клея и скотча. Вовка очнётся, пусть будь хоть такая игрушка…
А ещё нянька периодически приводит мужиков, и она развлекается с ними на соседней кровати, они возятся, кровать скрипит, раздаются неприятные звуки, Глеб с Вовкой на соседней кровати, и хоть и за занавеской, но им всё слышно. Глеб затыкает уши брату, сам прячется под подушку. Любой их вздох, кашлянье или плач Вовки в этот момент и избиения им не избежать. Она будет их пинать по почкам, бить по животу, гасить о них сигареты, пока они не упадут в обморок от боли. В пять лет Глеб смотрел на брата и почти выл от бессилия хоть как-то помочь ему: неимоверно худой, косточки торчат, большая голова перевешивает шею, весь в страшных синяках. Он не видит, что он сам такой же худой, только более пропорциональный, всё-таки он относительно здоров, хотя тело тоже всё синее от побоев. Они никогда не покидают квартиру, гулять их не водят, теоретически Глеб может сбежать, поискать пропитание на улице, в крайнем случае, что-то своровать, но если его поймают, что же будет с братом? Нянька просто изобьёт его до смерти, так хотя бы Глеб ей мешает, он берёт основную долю тумаков на себя, так что приходится промышлять в квартире: брать что-то у соседей, какие-нибудь маленькие кусочки, чтобы те не заметили, сметать объедки, или, когда нянька пьяная и спит, съедать её еду, пусть потом колотит, главное, что они смогли поесть и относительно сыты. В современном мире такое сложно представить, бдительные органы опеки, всякие социальные службы, но тогда, в начале 1990 – х годов, при полной разрухе в стране никому не было дела до двух почти умирающих от голода, забитых до полусмерти детей. Двухгодичный ад закончился, когда им было почти семь лет и больше никогда не повторялся, как эта садистка только не убила их или серьёзно физически не покалечила, осталось загадкой, и Глеб засунул это в глубь памяти, стараясь никогда не возвращаться к тому кошмару. Они поправились, стали нормально питаться, появились одежда и игрушки, Вовку подлечили, Глеб научился улыбаться… И компенсировал все эти нищие годы: качественной едой, дорогой одеждой, украшениями и автомобилями, недешёвыми развлечениями. Ни он, ни Вовка никогда не вспоминали эти годы и никогда об этом не говорили, Глеб надеялся, что брат забыл об этом, да и он сам тоже. Затянулись раны и физические, и душевные. Лишь очень редко Вовке во сне виделось, что он снова маленький и его избивают, он просыпался с криком, долго плакал, просил хлеба, и потом не мог успокоиться, после чего у него случался припадочный приступ.
