Ольга Акофина
Грохот ледника
– Так трогательно, что ты оберегаешь репутацию своей матери, журналистам говоришь о ней только хорошее.
– Чёрта с два! Плевать мне на её репутацию! – резко сказал Глеб. – Я оберегаю свою репутацию, и думаю только о себе. Все знают, что я сын шлюхи, но я хочу быть сыном шлюхи, которая хотя бы заботилась о своих детях. Я ненавидел свою мать, – Глеб с яростью затушил окурок, – она мне искалечила всю жизнь.
– Но Глеб, раз ты так не любил свою маму, то почему всегда жил за её счёт? Я же так понимаю, ты никогда не работал, а при этом в тратах себя не ограничивал.
– А почему я должен был себя ограничивать? Думаешь, моей матери деньги тяжело доставались?
– Просто обычно, если с родителями не ладиться, дети пытаются жить самостоятельной жизнью, уходят из дома, сами зарабатывают, пробиваются в жизни.
– Ну, если у этих детей было хотя бы нормальное детство, то почему бы и нет? А если человек с раннего возраста живёт самостоятельно и ещё больного брата на себе тянет, то, какого чёрта, я должен отказываться от того, что принадлежит мне по праву? Довольно глупо жить в относительном достатке, если твоя мать деньгам счёт потеряла. И, поверь мне, Елене было бы всё равно живу я гордо, но в бедности, или покупаю себе автомобили каждый день. Так объясни мне, почему я должен был отказываться от земных благ?
Диана не нашлась что ответить, для неё это была какая-то странная философия, она привыкла жить и думать так, как думает большинство людей: не любишь родителей, тогда не живи за их счёт. Глеб же перевернул всё с ног на голову, и вроде тоже был прав.
– А Володя? Он же любил её? – спросила она.
– Володя – слабохарактерный идиот. Дана, он – дебил даже по документам. Что с него спрашивать? Он любит всех, кто ему скажет хоть одно ласковое слово. Мать пользовалась этим, а со мной этот номер не прошёл.
– Но, Глеб, может, теперь, когда её нет, ты простил бы её?
– Хорошо, что она умерла, она ведь стала полным инвалидом. Я просто не смог бы постоянно заботиться о ней, это выше моих сил. Я благодарен её супругу, что он дал ей эти таблетки, убившие её. Может я и сам поступил бы также, если бы она меня об этом попросила.
– Ты говоришь ужасные вещи. Очень страшно это слушать.
– Не хочешь слушать – тогда не спрашивай. Это я только на камеру такой добрый и благодарный. А в реальности ни доброты, ни благодарности, ни благородства во мне нет ни на грош.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Предупреждаю, на всякий случай, – усмехнулся Глеб, – чтобы иллюзий не питала.
Смерть Елены только подогрела внимание журналистов к её персоне. После всех хлопот, связанных со похоронами, Глебу пришлось выдержать атаку прессы. Ему приходилось отвечать на миллионы неприятных вопросов, газетчиков не особо интересовало творчество Элены, их гораздо больше интересовали подробности её личной жизни и другой, нетворческой деятельности. Журналисты с упоением расспрашивали его о том, знал ли он, что Элена была проституткой, почему она бросила сына и скрывала его существование, кем она была в России. Но Глеб гордо поднял голову и смог вынести все неприятные вопросы, и при этом ни одного плохого слова не сказал о своей матери. Она вовсе его не бросала, он жил в Петербурге, она наняла няню, обеспечивала его, и вообще была нормальной матерью. Нет, она не родила его неизвестного от кого, у него есть отец, и он его знает. Почему скрывала своего сына от журналистов? Он сам попросил её об этом.
На камеру ни одного злого слова, ни одной насмешки, даже жестокий блеск своих ледяных глаз ему удалось усмирить. Глеб повёл очень тонкую игру, где одно неосторожное слово могло всё испортить, и он вышел из неё победителем. Его обворожительная улыбка, вкрадчивый голос, прекрасный английский, безупречные манеры сделали своё дело: журналисты превозносили его до небес, в отличие от Джона, который не очень лестно отзывался о своей покойной супруге.
И никто, никто, кроме Дианы не знал, чего ему это стоило. Как дома его душила злоба, как он избавлялся от неё, яростно качаясь на домашнем тренажёре, что в конце концов, тот сломался, истерично жал на клавиши недавно купленного синтезатора, извлекая сумасшедшие звуки. Сколько выпито алкоголя, выкурено сигарет, разбито посуды! И всё это только для того, чтобы завтра выглядеть спокойным, полным равнодушия и достоинства.
Глеб сидел на кухне и смотрел в окно, на сверкающие огни большого города. Перед ним стоял нетронутый ужин, приготовленный заботливой Дианой. Но ему было не до еды. Последние дни были крайне тяжелыми, публичные похороны Елены, претензии Джона, улыбки и слова прессе. Последние несколько дней он практически не спал, мучала бессонница, одолевали мысли, нервозное состояние не покидало ни на минуту. Усталость накатывала волнами, глаза резало от недосыпа, пульсировало в висках, он чувствовал себя совсем больным, разбитым, раздавленным… В шкафу он нашел пачку успокоительных таблеток, что пила Елена. Они лежали у него на ладони, и он думал не запить ли их алкоголем, возможно станет легче.
Вдруг зашла Диана, включила свет и внимательно посмотрела на Глеба. Он машинально сжал таблетки в кулак. Зеленоватые глаза Дианы с тревогой и сочувствием смотрели на него.
– Тебе бы надо поспать. Ты не спишь которую ночь.
– Не могу.
– Глеб, ну так нельзя. Ты ничего не ешь, не спишь, ты заболеешь.
– Не надо разговаривать со мной, как с ребёнком. И выключи свет, пожалуйста, он слишком яркий, глаза режет.
Она выключила свет и зажгла свечи. Красные кирпичные стены маленькой кухни стали тёмно-багровыми, «цвет крови», подумал Глеб.
– Налей себе что-нибудь, давай посидим, – предложил он.
Диана достала из холодильника вино, налила себе треть бокала и села рядом.
– Тебе понравилось в Нью-Йорке? Это то, что ты ожидала?
– Он меня впечатлил и ошеломил, но жить бы я здесь не хотела.
– Этот город высосал из меня все силы.
– Неправда, город тут не при чём, это всё сложившаяся ситуация. Ты сильный человек, у тебя всё будет хорошо.
– А у тебя?
Его чудесные глаза внимательно посмотрели на неё. И в их прозрачной пелене она увидела всё: и отражение свечи, и огни города, и тревогу, и пережитую боль, и надежду на будущее… Взгляд гипнотизировал её, погружал в бездну, и она тонула, тонула не в силах выкарабкаться на берег.
Она сама потянулась к нему, или он притянул её, она не помнила… Она помнила только бесконечный нежный поцелуй, который окончательно выбил её из колеи, лишил рассудка и почвы под ногами, окончательно бросил её в бездну. Глеб разжал кулак, и таблетки покатились по полу, уже никому ненужные.
А потом была постель, и она одетая, только в тусклый лунный свет, его губы, руки, слова… И огонь, сжигающий её изнутри, заставлявший её стонать, кричать и выть, так что ему приходилось закрывать ей рот поцелуем. И наслаждение, острыми ножами резавшее тело на куски, разрывающее мозг в клочья…
А потом, прижавшись к ней, он спокойно уснул. А ей не спалось до утра, как будто его бессонница перешла к ней. «Что будет, когда он проснётся?» – думала Диана. Извинится? Скажет, что это была ошибка? И тем самым испортит всё волшебство ночи, разрушит возникшую между ними близость. Но Глеб проснулся, притянул её к себе, и прошептал «Давай проведём этот день вместе, к чёрту все дела». При свете яркого утреннего солнца, Диана застеснялась, у неё не было другого мужчины, кроме мужа, но супруг был также неопытен, как и она, и она не знала, как себя вести. Она зажмурилась, услышав шёпот «не надо стесняться, детка», и простыня соскользнула с её тела, и его уверенные руки заскользили по ней. Опытный Глеб знал женское тело, как своё, и Диана, замирая от наслаждения, отдалась полностью в его власть. Он обучал её тонкостям, о которых она не имела представления, он видел, что она практически невежда в любви, но ни словом ей не намекнул на это. Целый день они провели между постелью и ванной, Диана никогда не думала, что такое возможно. Для неё секс был лишь приложением к любви, браку, а тут не шло речи ни о какой любви, был просто праздник тела. Глеб заказал шампанское, и она пила его жадно, непривычно для себя много и никак не могла напиться. Когда он в ванной лил на её тело игристое вино, ей казалось, что пузырьки на ней с шипением испаряются, так она горела от страсти, и он лил на неё снова, и слизывал струйки с груди, и она просила, умоляла снова войти в неё, она отдавалась ему с таким бесстыдством, которое никак в себе не подозревала, как нимфоманка, которая никак не может насытиться. Когда он выходил на кухню покурить, она, как покорная рабыня лежала на скомканных простынях и ждала его, когда он придёт и снова возьмёт её, обнажённая, бесстыжая, нетерпеливая от желания. Лишь поздно вечером, уставшая, почти пьяная, но счастливая и полностью удовлетворённая, она заснула в его объятиях. Глеб крепко обнимал её, зарывшись в волосы, что-то знакомое было в этом, что-то родное, отголоски давно забытого счастья и покоя…
Оставались последние десять дней её отпуска, Диана знала, что Глебу придется ещё быть здесь, а у неё заканчивалась виза, да и отпуск она весь израсходовала, и еще брала дополнительный за свой счёт, злоупотреблять доверием работодателя больше было нельзя.
Но эти последние десять дней были сказочными. Глеб сократил свои дела до самых необходимых, и остальное время они проводили вдвоём. Гуляли по городу в обнимку, заходили во всякие интересные места, погружаясь в атмосферу Нью-Йорка, катались на машине, а потом были сумасшедшие ночи… Как ей жить без него? А вдруг он тут останется? Он говорил о такой перспективе. Что же делать ей? Он не предлагал и не обещал ей ничего. И к её скорому отъезду относится вполне равнодушно, неужели эти дни ничего не значили для него? Очередная интрижка, снятие стресса? А Глеб растерялся, он не знал, как себя вести дальше, так было страшно снова пустить кого-то в свою жизнь, Диана бесспорно заслуживает лучшего, чем он. Она ничего о нём не знает: сын шлюхи, бывший наркоман, псих, что если она когда-нибудь узнает? Она с ужасом отвернётся от него, а ещё одной потери он не переживёт. Диана ему безумно нравится, ему так хорошо с ней, так хорошо ему было только с Эллой, но Эллы нет, а он недостоин Дианы, но как ей сказать об этом? Как объяснить? Иногда Глебу так хотелось ей рассказать всё, но, смотря в её встревоженные глаза, он осекался, прижимал её к себе и поцелуями заглаживал свою вину. Он задаривал её подарками, и хоть она сначала отмахивалась, но потом с благодарностью принимала, он видел какое удовольствие доставляют ей покупки новых вещей, украшений. Глеб с ироничной улыбкой вспоминал Элину, той всё было не так, а Диана была так счастлива, радовалась как ребёнок, и ему хотелось одаривать её ещё больше. В постели он пытался доставить ей максимальное удовольствие, обычно он в первую очередь всегда думал о себе, а здесь наоборот, лишь бы ей было хорошо, лишь бы она запомнила его с самой лучшей стороны. За эти десять дней забылись все проблемы, прошёл нервный стресс, он успокоился, и кажется, всё время улыбался. Он вспомнил, что так вёл себя с Эллой, но он её страстно любил, а вот Диану…
Но наступил день отъезда. В аэропорту он сжимал её в объятиях, так, что ей становилось больно дышать. Как ему попросить её остаться? Быть с ним, любить его? Но какое он имеет право? Он целовал её сильно, неистово, как в последний раз, на них оборачивались, смотрели, но им было всё равно. Но время бежало вперёд, Диана всё ждала, что он что-нибудь ей скажет, пообещает, попросит, но нет. Молчание и поцелуи, и утирание её слёз…
Куря одну сигарету за другой, Глеб ехал из аэропорта, но ком в горле никотином растворить не удалось. Он вспомнил, что видел недалеко от дома спортивную площадку, припарковав машину, он пошёл туда. Сбросив куртку, он повис на турнике, и начал подтягиваться. Он подтягивался и подтягивался, превозмогая боль, бессилие, до онемения рук, до дрожания мышц. Тяжело дыша, согнувшись пополам, наконец, он почти упал с турника, рук он не чувствовал. Рядом раздались аплодисменты случайных свидетелей, Глеб им криво улыбнулся, поднял куртку и ушёл, чувствуя, как на бицепсах вздуваются вены.
Чем дальше улетал самолёт, тем у Дианы больше включался здравый смысл. Если бы Глеб попросил её остаться, она бы осталась. Но при этом попросила бы его навсегда поселиться в Штатах. На родине их отношения невозможны. Что скажут родственники, друзья? Да стоит им упомянуть, что она влюблена в Глеба, страшно подумать, какая разразится буря. Нет, уж раз он вернул её домой, и если сам решит вернуться, то ни о каких дальнейших отношениях речи идти не может. Как бы не было больно.
Глеб бродил по внезапно опустевшей квартире, тепло и уют покинули стены этого дома. Равнодушная женщина из клининговой службы убирала квартиру, было чисто, но холодно. Ему не хватало тихого присутствия и поддержки Дианы, её заботы, её спокойного голоса, дыхания, глаз, улыбки. Несколько раз он брался писать ей длинное сообщение о том, что скучает, о том, что хочет, чтоб она была рядом, бросила бы всё и вернулась сюда, к нему… писал, а потом вспоминал кто он, и стирал. Глеб старался как можно меньше времени проводить дома, он находил себе много дел, только, чтобы загрузить себя и ни о чём не думать, и не чувствовать промозглость квартиры. Внимание прессы поутихло, они получили всё, что хотели, интерес к Елене, как и она сама, ушли в небытие. Оставались только проблемы с её бывшим мужем, подавшим в суд на возмещение расходов и претендовавшего на остатки имущества Елены. Глеб слетал в Лос-Анжелес, повидался с Джоном, который жил в доме Елены. И тот даже любезно показал ему квартиру Елены, так как открытых конфликтов между ними не было, ибо всё решали адвокаты. Хорошо хоть это имущество мать сохранила, квартира была в элитном доме, на хорошей улице, в ней было два этажа и хорошая обстановка. Глеб понимал, что Джон будет стоять за эту квартиру насмерть.
Глеб прижался лбом к холодному стеклу. Надо же, другая часть света, а погода точно такая же, как в родном городе. Серость и промозглый дождь. Глядя на струи дождя, Глеб вдруг понял. Всё. Пора домой. Нет у него сил на борьбу, да и желания бороться тоже нет. Он своё и так заработает.
– Джордж, – набрал номер адвоката Глеб, – Джордж, подписывай мировое с Джоном, оставляй ему квартиру в Калифорнии, и я согласен на тридцать процентов от всего остального.
– Но, Глеб, можно получить гораздо больше! У тебя больной брат, можно выбить на его пожизненное содержание!
– Оставь всё, что я сказал Джону, ему нужнее.
Глеб резко развернулся, включил свет и начал собирать чемодан. Собрав свои вещи, он грустно осмотрел квартиру, в ней оставался весь гардероб Елены, дорогие сумки, обувь, одежда, украшения, мать любила хорошо одеваться. Помедлив какие-то минуты, Глеб достал большой кофр и начал складывать туда весь эксклюзив. Затем он отвез всё это в лучший комиссионный магазин Манхэттена и получил достаточно весомую сумму. И все эти деньги, ни капли не раздумывая, Глеб перевёл детский дом, в котором он когда-то воспитывался, от имени Елены. Так закончилась жизнь блестящей красавицы.
Стоя в аэропорту у стойки регистрации, адвокат Джордж долго уговаривал Глеба остаться, обещал помочь ему с документами на жительство и с трудоустройством. Глеб улыбнулся, покачал головой и сказал:
– Я еду домой. Продай, пожалуйста, машину Элен и переведи мне деньги. И, конечно, если доведётся побывать в Петербурге, милости прошу.
Сидя в самолёте, Глеб отправил сообщение «Дана, я возвращаюсь».
Глава 26. Мужские игры
Глеб выкатывал чемоданы из лифта, как на него набросился сосед. Он полез обниматься, но Глеб ловко между собой и им выставил чемодан.
– Глебыч, Вовка сказал, что ты сегодня приедешь, я так тебе рад! Я читал в новостях про Леночку, что с ней случилось?
– Похоронили.
– Как же так, Глеб? Останься она тут, я бы уберёг её…
– Не сомневаюсь, дай мне пройти.
– А-а, Wolf!!! – завопил в трубку Влад. – Неужели вернулся?
– А-а, Влад! – в тон ему ответил Глеб. – Я тут, и желаю встретиться. Столько информации, её надо срочно чем-нибудь залить.
– Я только за, ты же знаешь, залить, это ко мне.
– Тогда я за тобой заеду.
Когда они уже весьма подпитые сидели в каком-то баре, Глеб сказал:
– Влад, мне нужна твоя помощь. Тебя устраивает твоя работа?
– Нет, конечно, денег не много, и работа не по специальности.
– Есть деловое предложение. Я долго всё обдумывал, я хочу открыть своё дело, у меня есть деньги, я хочу вложить их, пора приумножить капитал, предлагаю тебе партнёрство. Надёжнее тебя у меня никого нет.
Лицо Влада просветлело.
– Я не знаю, так неожиданно…
– Сейчас я тебе всё расскажу, я много об этом думал. Руководство я возьму на себя, а ты будешь вторым человеком в фирме.
– Глеб, я даже не знаю, что тебе ответить. Я в шоке, я не могу пользоваться нашей дружбой.
– Прекрати, пожалуйста. Я не только о тебе думаю, но и о себе. Надёжные люди в фирме – залог успеха. Ну что по рукам?
– По рукам.
– Работы будет очень много. Поначалу будем работать и днём, и ночью.
– Я это понимаю. Это здорово.
– Тогда я тебе сейчас всё расскажу. Я тут кое-что накидал.
Глеб открыл ноутбук. Они настолько увлеклись проектом, что не заметили, как на экран ноутбука легла чья- то тень.
– Эй, – похлопали Глеба по плечу – Вот ты мы и встретились.
Перед ними стояла пьяная мужская компания.
«Кто это?» – кивком головы, спросил Влад, «не знаю», – ответил бровями Глеб.
– Ты как-то переспал с моей бабой. Познакомился ней в этом самом кабаке полгода назад. Припоминаешь? Я тебя давно тут поджидаю.
– Долго ждать пришлось, не поистратился ли?
– Ты мне всё возместишь.
– Самонадеянно. И ещё наводящий вопрос: чего за баба то была?
Парень нецензурно выругался.
– Пошли на выход.
– Тебе надо ты и выходи, мне не надо. Или подожди меня, полгода ждал, пару часов ещё потерпишь. Мы с товарищем допьём, поедим и выйдем. И с огромным удовольствием обсудим твои проблемы с бабами.
Парень злобно посмотрел в сторону охранника, который внимательно наблюдал за ними, явно почуяв конфликт, и отошёл к своему столику.
– Чего хоть за баба? – спросил Влад Глеба.
Глеб передёрнул плечами.
– А я помню?
– Хоть бы знать за кого получим, ведь дождутся.
Глеб и Влад продолжили работу, совершенно забыв об угрозе. Дальнейшие события Глеб видел, как в замедленной съемке. Влад вдруг резко вскочил и вытянул в его сторону руку, и Глеб тут же почувствовал, как что-то холодное разрезает ему кожу от шеи до виска, и кровь неприятными каплями начинает заливать шею. Он понял, что Влад выбил из рук противника заточку, но тут же чьи-то руки сомкнулись вокруг его шеи, пытаясь завершить начатое. Но душителю не удалась его идея, так как он упал, оглушенный стулом, которым треснул его Влад. Глеб, откашливаясь, быстро взял себя в руки и включился в борьбу. От входа уже бежал охранник, вышедший в этот момент покурить. Один из пьяной компании бросился на охранника, трое остальных пытались разобраться с Глебом и Владом, что оказалось не так просто, не смотря на численное превосходство. Глеб и Влад давно занимались боевым самбо. Драка длилась недолго, приехавший наряд полиции, быстро загрузил всех в машину и повез в отделение.
Оглушённые полицейскими, сидевшие в задней части УАЗа, задержанные уже не испытывали злобы друг к другу.
– Стоила она того? – спросил Глеб, вытирая кровь с шеи.
– Да пошла она, – сплюнув кровь, сказал зачинщик и протянул руку, – извини, брат, чуть было не наделал дури. Сидеть из-за какой-то шлюхи.
– Командир, отпусти, ты же видишь, мы пострадавшие, люди мирные.
Глеб выгреб из карманов всю наличность, которая у него была.
– Для хорошего человека не жалко, ну правда, всё что есть.
Лейтенант открыл дверь камеры:
– Выходите, быстро и молча.
– По гроб жизни – поклонился Влад.
– Иди давай.
Они зашли в туалет, чтобы хоть немного привести себя в порядок.
– Wolf, из тебя кровь хлещет, как из фонтана, – сказал Влад.
– Ничего у меня её много. Кстати, ты не лучше. У тебя нет платка?
– Я похож на человека, который носит платок?
– Здесь даже туалетной бумаги нет, блин, что за сервис? Бля, еще телефон в хлам разбили. У тебя работает?
– В баре остался, там может и работает.
– Как ты думаешь, есть у меня право на один звонок с их телефонов?
– Кому ты звонить собрался?
– Хотя бы такси до бара, возьмём вещи. Холодно сегодня, а крутки остались в кабаке. Не думаю, что нам тут предоставят машину.
– Твой план по вызову такси всё равно провалился, – заметил Влад, наблюдая, как Глеб вытаскивает сим карту и выкидывает телефон в мусорное ведро.
– Командир, дай позвонить, – крикнул Влад в приоткрытую дверь.
– Ребята, идите отсюда, пока старший не пришёл, и пока я добрый.
– Уходим, уходим.
– У меня сигареты вывалились. Дай покурить, – уже на улице сказал Глеб.
– Всё в баре осталось, мой друг. Всё в баре…
– Вот, положенье! С разукрашенными мордами, без телефона, без курток. без сигарет. Бля, что делать?
– Что ж май то такой холодный, твою мать, – выбивая дробь зубами, сказал Влад.
– Надо выбираться, – вздохнул Глеб.
– Вот в таком виде?
– А что ты предлагаешь? Тут околеть? Можем, конечно, вернуться в отделение, нам там будут рады.
– Повеситься тоже вариант.
– Лично я не планирую. Ладно, главное, до бара добраться.
– Думаю, что вот там нам будут не очень рады.
Было уже часа четыре утра, когда они ввалились в квартиру. Влад сразу пошёл звонить Алле, а Глеб зашёл в ванную и разделся до пояса.
– Да-а-а-а, – протянул он.
Правая щека и шея были сильно расцарапаны, и из них сочилась кровь, кроме того, зверски болела рука.
– Красавец, – сунув морду в ванную, съехидничал Влад.
– Да уж, ладно, давай залечиваться. Начнем, пожалуй, с анестезии, посмотри, чего там в баре есть.
Глава 27. Начало
Диана подходила к подъезду своего дома, когда услышала такое знакомое «Привет». Из окна припаркованной машины, она увидела Глеба. По телу прошла нервная дрожь, она так боялась этой встречи, и он, как приехал не сделал ни одной попытки увидеть её, и ни разу не позвонил, не написал, и она понадеялась, что они больше не увидятся, и она больше не будет испытывать муки совести. Уехав из Нью-Йорка, она сначала расстраивалась, что ничего не было сказано о продолжении отношений, но потом, трезво всё обдумав, она решила, что продолжения быть и не может.
– Глеб? Что ты тут делаешь? – спросила Диана, подойдя к машине.
– Жду тебя.
– Видимо давно ждёшь, – сказала Диана, посмотрев на пять пустых бумажных стаканчиков из-под кофе.
– Я не знал, во сколько ты заканчиваешь работать и приедешь домой.
– Можно было позвонить.
– Произошли непредвиденные обстоятельства, в результате которых я лишился телефона. И вот какая штука, твой Нью-Йоркский номер я помню наизусть, но абонент покинул территорию США, а местный не помню совсем. Чего стоишь, кстати, заходи, – открывая дверцу, сказал Глеб.
– Прекрасно выглядишь – сказал он ей, когда она села рядом. – Ты с работы?
Узкая юбка карандаш, элегантное пальто и небрежно собранные в пучок волосы чрезвычайно ей шли.
Диана кивнула. Он здесь, он приехал, он нашел её, но зачем? Его голос, его взгляд раздражали её нервы, она всеми силами пыталась унять дрожь.
– Что у тебя с лицом? – спросила она, увидев пластырь.
– А, ерунда, неудачно побрился. Сегодня пятница, поедем, посидим где-нибудь, если у тебя нет других планов, – предложил Глеб.
Что он хочет от неё? Она только начала приходить в норму после их страстного романа, приняла для себя определенное решение, и вот он здесь и предлагает провести с ним вечер. А может он просто предложит ей остаться друзьями? Блеснула у неё слабая надежда. Надо пройти это испытание и выслушать его.
– Я бы хотела зайти домой, оставить документы и переодеться.
– По-моему, ты и так прекрасна, но как скажешь. Я подожду тебя здесь.
Диана открыла дверь квартиры и тяжело рухнула на кресло у входа. Домой её привело вовсе не желание переодеться, а хоть несколько минут побыть одной, успокоиться и собраться с мыслями. Если бы он хоть заранее предупредил о своём приезде, она бы всё обдумала, морально подготовилась, приняла бы равнодушный вид, а теперь он видел её слабую, нервную, дрожащую, как будто она влюблена в него и только и ждала этой встречи. Диана внимательно посмотрела на себя в зеркало, так и есть в глазах слёзы, губы подрагивают, а на лбу капли нервной испарины. Когда она получила сообщение, что он вылетает обратно, она страшно испугалась. О том, чтобы продолжить здесь отношения, не может быть и речи. Что скажут её родители, сестра, родители Даниила? Как посмела она изменить светлой памяти мужа так быстро и с кем? С Глебом. Что не говори, а он является виновником гибели её супруга, хоть и косвенным. Диану снова прошиб пот, если хоть кто-то узнает, что она сгорала от страсти в постели с Глебом, её осудят, пожалуй, скажут, что она не любила Даниила, но это не так. Что же с ней происходит? Почему замирает сердце? Она ведь вовсе не влюблена в него. Нет, нет, единственное, что она готова ему предложить, это свою дружбу. Нельзя поддаваться его обаянию, нельзя идти на поводу воспоминаний от тех двух неделях, когда она была так счастлива в его объятиях. Там был другой мир, другая жизнь.
Надо идти, он там, внизу, ждёт её, она сказала, что пошла переодеться, но стараться ради него, она не будет. Диана поднялась, подошла к шкафу, вынула первую попавшуюся одежду, вытащила шпильки из волос, и припудриваясь, отрепетировала маску равнодушия.
Открыв дверцу машины, Диана увидела букет небесно-голубых гортензий. Это было настолько неожиданно, что она невольно сделала шаг назад.
– Ты купил мне цветы?
– В память о нашей поездке.
– Это было совершенно необязательно.
– Может и необязательно, но к красивой женщине цветы идут как приложение.
Сделав заказ в ресторане, Глеб закурил сигарету и прищурив глаза, спросил:
– Как живёшь?
– Всё хорошо, много работы, после поездки мой английский стал гораздо лучше, так что меня ценят. А ты как? Закончил все дела в Штатах?
– Да, всё разрешилось, и мне там больше нечего делать.
– А здесь чем ты будешь заниматься?
– Есть идеи, наброски. Сейчас голова на место встанет, всё обдумаю и займусь делом.
– Правильно делаешь, заняться делом – самый верный способ забыться, уйти от дурных мыслей. Извини, это я и о себе тоже, странно быть вдовой в моём возрасте.
– Надеюсь, ты не собираешься себя хоронить?
– Тяжело терять глубоко любимого человека, вот так внезапно, из-за одной нелепой ошибки.
Глеб накрыл её дрожащую руку своей ладонью.
– Я не должна такое говорить, ведь ты только что потерял мать, тебе тоже сложно, но, я знаю, что ты к матери не очень был привязан. А я очень любила Дэна , ты даже представить не можешь то чувство, когда внезапно уходит любимый. Мне не описать словами, как это больно. Был человек и вдруг раз, его нет, не болезнь, не война, просто нелепое стечение обстоятельств. Ещё вчера, даже сегодня, было так всё прекрасно, вы любили друг друга, и вдруг его нет, и никогда не будет. Тебе не понять меня. И хорошо, что не понять, не дай бог никому.
По лицу Глеба пробежала судорога боли. «Любимый, мы увидимся завтра», стук каблуков, пальто, волосы, и потом «она скончалась, скончалась, скончалась»… Диана смотрела на него и не понимала, почему у него вдруг появилась горькая складка, глаза погрустнели и сделались такими больными. Неужели он так сочувствует ей? Ей казался он таким холодным, равнодушным, а тут столько горя на лице, почему? Тяжёлый вздох, чуть заметное дрожание рук.
– Ладно, хватит о печальном, – тихим, надломленным голосом сказал он, – хватит с нас трагедий, переживаний, поминок. Пора начинать всё заново.
Глеб остановил машину у её подъезда, Диана была бесконечно благодарна ему, что он ни словом не обмолвился об их отношениях, не сделал ни одной попытки сбить её с пути добродетельной вдовы. Может быть, она когда-нибудь ещё встретит своего мужчину, но это будет не Глеб. Хотя с ним было так хорошо, она помнила объятия мускулистых рук, страстные поцелуи, постель, он такой сильный, умелый, ни с кем она не испытывала таких эмоций, даже с Дэном, как ей забыть всё это?
– Придется тебе ещё раз дать мне твой номер телефона. Не стоять же мне каждый раз у твоего дома по несколько часов.
– Глеб, мы не можем встречаться. Это слишком сложно для меня, мои родственники, друзья … они не поймут. И Дэна так недавно похоронили. Я могу предложить тебе только дружбу, не смотря на…
Глеб взял её руку и внезапно поцеловал её.
– Спасибо тебе за всё. Не оправдывайся, а телефон всё же оставь.
Когда Диана вышла из машины, Глеб закурил сигарету и резко дёрнул с места. Ему было хорошо с ней, но, если она хочет успокоить свою совесть и быть добропорядочной вдовой, это её право. Он то помнит, как она сгорала от страсти в постели, не думая ни о каком сохранении верности покойному супругу. Что ж, поиграем по её правилам, а там время покажет. Тем более и ему самому сейчас не до ежедневных свиданий, ему предстоит непростая, но увлекательная работа попробовать свои силы на деловом поприще. А Диана пусть нацепит вдовий чепец и строит из себя святую невинность, кому от этого хуже? Глеб пожал плечами, выкинул окурок в окно и забыл обо всём.
Глеб выкупил бизнес, и они с Владом с головой ушли в работу. По началу Глеб даже не ожидал, что его так увлечет эта работа, но оказалось, что действительно, когда у тебя есть дело, то ты не думаешь больше ни о чём, тебе уже не до воспоминаний, ни до страданий. Если бы он знал это раньше, может всё бы сложилось по-другому. Не было бы этого страшного периода наркотиков и бесконечной боли, попыток самоубийства, самоистязаний. Надо было измотать себя трудом, чтобы не было ни одной свободной минуты для дурных мыслей. Если бы знать или кто-нибудь подсказал бы ему, но все кидали сочувственный взгляды и советовали прибегнуть к помощи врачей.
Сейчас они спали по четыре часа в стуки, порой, не имели возможности перекусить, жили на одном кофе и энергетических напитках, Алла махнула рукой на мужа, понимая, что сейчас, для их блага, это необходимо. Сколько раз она заставала ночью супруга, спящего за работающим ноутбуком, подкладывала подушку, тушила забытую сигарету или варила кофе. И грустно вздыхала, что за Глебом присмотреть некому…
Не смотря на загруженность, каждую неделю, вечер пятницы или субботы Глеб и Диана проводили вместе. Это были тёплые приятельские встречи, Диана заранее выбирала культурную программу, кино, театр, концерт, выставка, потом обязательный ужин и прощание до следующей встречи. Лето было в разгаре, и иногда это были просто прогулки, выезд в ближайший пригород, пляж и разговоры. Глеб делился с ней успехами своей фирмы, иногда спрашивал совета, но никогда не касался ни её, ни своей личной жизни.
