Лео Рин
Хроника Эвилиона. Сильф
Рыцарь усмехнулся. Он пришёл сюда, чтобы не сотворить нечто более ужасное, чем хаос.
– Давненько здесь никого не было, – нарушил тишину голос из темноты. – Даже не вспомню, сколько столетий прошло.
Ланселот попытался разглядеть в темноте, того кто с ним заговорил.
– Кто ты? – спросил он, но его вопрос растворился в тихом смехе.
– Кто я? Хм, считай меня энергией небытия. Иначе ты только запутаешься, пытаясь понять. Меня интересует, почему ты здесь?
– Я опасен и заключил сделку с Бранном, что уйду сюда в обмен на то, что моя семья будет в безопасности, – ответил Ланселот.
– Бранн так сказал? – голос собеседника казался заинтересованным. – А почему ты опасен?
– Как он сказал, И Драй Гох, первородный дракон, в гневе породил Хаос, а я более непредсказуем и силён, с его слов.
– Вот оно как? Интересно… – на короткое время голос затих. И Ланселот снова погрузился в свои мысли.
– Как думаешь, он прав? – в голосе собеседника чувствовалось явное любопытство.
Ответ Ланселота был быстрым:
– Да, я опасен.
– Потому что ты дракон?
– Нет, я совершил много ошибок. Которые принесли несчастья не только мне и моей семье, но и многим людям. Я отнимал жизни, врал, убивал, желал большего.
Голос перебил его:
– Ну, это пороки большинства существ. Но не каждый признается опасным, ты так не считаешь? Не думаю, что этот мальчишка был справедлив, направив тебя сюда.
Наступило молчание. Ланселот тщательно обдумывал слова незнакомца. Он прав, много раз он попадал в магические передряги, и в целом, возможно, ему по силам выбраться отсюда.
– Да, в тебе достаточно сил, чтобы покинуть это место. Гнев, истинная твоя сила, взлелей его, доведи до максимума, и ты вернешься домой. – незнакомец подробно расписывал всё, что может помочь рыцарю в достижении цели, стараясь убедить его принять решение.
– А что потом? – вопрос мужчины застал незнакомца врасплох.
– Потом? – неуверенно спросил он.
– Да, что будет, когда я вернусь домой? И что будет со мной, если я доведу гнев до абсурда. Смогу ли я отдавать отчет в своих действиях? Или снова порушу всё, что меня окружает? Буду ли я тем, кто я есть сейчас?
– А кто ты сейчас?
Ланселот опустил голову:
– Я не знаю.
Голос с теплотой ответил: – Это нормально. Сомнения идут с нами рука об руку всю жизнь.
Послышалось легкое кряхтение, как будто кто-то присаживался рядом.
– Ну, поскольку у нас предостаточно времени, мы можем вместе с тобой это разобрать.
– Как тебе угодно, помимо тебя у меня здесь явно нет собеседников. Да и к тому же это отвлечет меня от мыслей, что ты старательно пытался вложить в мою голову.
Раздалось довольное хмыканье, и следом за ним послышался тихий гул, и непроглядная тьма начала рассеиваться, превращая ее в рассветный час. Смутные очертания напоминали гористый пейзаж.
– Да будет свет! – голос тепло засмеялся. – Давно хотел произнести эту фразу, обычно ее произносит мой отец.
Ланселот оглядывал пространство, предрассветный час туманом обрисовывал смутные очертания города внизу по склону. Он сидел на чем-то отдаленно напоминающем траву, но запахов вокруг он не чувствовал. Всё было словно плоское, лишенное объемов. Так выглядели рисунки лишенного таланта художника.
– Недурно, – Рыцарь обернулся и увидел человека, с интересом разглядывающего окружающий их пейзаж. – Совсем недурно.
Он был красив. Его светлые волосы струились по плечам и ниспадали по тоге. Взгляд его был прямой, он с удовольствием смотрел на небо, где горела утренняя звезда, возвещающая скорый рассвет. Открытые участки тела были покрыты рисунками из сплетенных звезд. В рассвете они слабо сияли золотым цветом. Их хитроумный рисунок заканчивался огромной звездой, находящейся на открытой груди незнакомца.
– Расскажи, кто ты, Ланселот, – голос незнакомца был тих. – Я удивлен, что таким предстал перед тобой. Мне интересно узнать, что творится в твоей душе.
– Все-таки еще горишь желанием меня исповедовать? – ответом ему стал выжидающий взгляд незнакомца.
Ланселот начал свой рассказ:
– Я тот, кто не был желанным с самого своего рождения. Выкинут на кухню и отдан на воспитание злой женщине. С самого детства я искал любви, но получал лишь только побои и объедки в замке родной матери. И тогда родился он.
– Гнев, – утвердительно произнес мужчина. – Понимаю.
– Ты прав, ярость не оставляла меня до тех пор, пока я не оказался здесь. Но на короткое время в моей жизни воцарился покой, когда Нимуэ родила дочь. Ту, чьи глаза заставляли мое сердце биться чаще. Ту, которая подарила мне надежду.
Я любил её и охранял каждый её шаг. Кроме них у меня никого не было. Со временем к ним присоединился самый несуразный из юношей, который стал мне верным другом. Именно он показал мне, как важно получать поддержку от других.
Однако в самый ответственный момент он предал меня. Хоть и сейчас я понимаю, что его зачаровали, но злость от предательства долго пожирала моё сердце. Я потерял доверие. Порой я думал, что не могу доверять даже приютившей меня женщине. Моими напарниками стали злость и гнев. В этот момент я не руководствовался ничем иным. Мне были безразличны остальные, живущие рядом со мной. Я не испытывал сожаления, вырезая целые полки рыцарей и сжигая земли. Мне были безразличны их семьи. Я шёл к своей цели. Я искал ту, что всплывала в моей голове.
– Дочь речной колдуньи?
– Да, ее у меня похитили, отобрали единственное, что делало мое сердце мягким. А когда мать стерла память о ней, она стерла и все светлые чувства. Но я продолжал искать то, что по праву было моим.
Ланселот посмотрел на безымянный палец. На нем тихо поблескивала татуировка в виде капель, опоясывающая его. Сейчас она проявилась, и он почувствовал легкую тоску.
– Я нашел ее, – продолжил он. Нашел, когда моя мать ценой своей жизни направила меня к ней. Но снова потерял. Гнев захватил мою душу, и если бы… Он замолчал.
– Если бы не что? – незнакомец наклонил голову, ожидая ответа.
– Если бы не моя семья, которую я обрел там, в новом мире, я бы уничтожил все вокруг. Я видел Эпрейвена, с таким холодом рассуждающего о цене жизни, о силе любви, которую он считает пустой тратой времени, о его жажде отмщения.
Ланселот запнулся. Он вспомнил, что их контракт с Лиярдом основан на мести. Его плечи поникли.
– Я и сам использовал месть для того, чтобы остаться с магической поддержкой фамильяра. Спасти меня от потери разума помогли Персиваль и остальные.
– Под остальными ты называешь своего дядю и брата, что сейчас делятся своей жизненной энергией для того, чтобы ты не остался здесь навсегда? – Он мягко улыбнулся, замечая удивленный взгляд рыцаря. – О да, они сейчас отдают свои силы, пока твой дед продумывает, как штурмом взять царство Бранна. Взгляни на подарок брата.
Ланселот достал бусину Эсули, с которой капля за каплей на землю падала вода. Там, где она соприкасалась с землей, трава обрела цвет, и ее аромат достиг его носа. С каждой секундой капель становилось все больше, стараясь омыть как можно больше вокруг себя. Ненадолго задумавшись, он положил бусину на землю, где она превратилась в искристый ручей, который быстрым потоком устремился к очертаниям деревни внизу.
Незнакомец с удовольствием смотрел, как вода, переливаясь, насыщала жизнью окружающий пейзаж. Вскоре, подняв бутоны, распустились цветы, источая аромат вокруг, где-то послышалось жужжание пчел.
– Я был удивлен, когда стал таким, каким родила меня мать. В прошлом я представал в иных обличиях. Но никогда в своем истинном.
Он встал, взглядом приглашая Ланселота присоединиться к нему. А затем медленно начал спускаться по склону.
Ланселот поспешно поднялся и направился за ним.
– До создания мира не было таких проблем, как разграничение на добро и зло. Но с зарождением мира, любого мира, хочу отметить, всегда всё происходит по одному и тому же сценарию. Первородные, грехи, добродетели – всё идет в установленном порядке. Отец никогда не изменяет себе.
Незнакомец покачал головой.
– И был очень зол, когда кто-то их нарушал.
Он снова посмотрел на сияющую звезду и улыбнулся.
– Я был рожден перед тем, как возник свет из небытия. Первая утренняя звезда, предрекающая рассвет. А следом вошел в его покои как полноправный сын. Его любимый сын.
Он ускорил шаг, переступая через камни, возникающие на их пути. Где-то огромные валуны, где-то речная галька, что помогала ручью в своем пути. А сзади росли горы, и зеленые кроны украшали их склоны.
– Твой дядя, как и брат, ответственно подошел к делу. Его энергия переполняет твое сердце.
Ланселот закрыл глаза и прислушался к себе. С каждой секундой он отчетливо различал запах морской соли и земли.
Они действительно были рядом.
От сердца, словно от старой фрески, упала старая краска. Освобождая место для нежной ткани, что формировала новое.
– Идем, надо торопиться. Он открыл глаза и поспешил за незнакомцем.
– А что было дальше, после того как ты вошел как любимый сын?
– Я недолго оставался им, вскоре появился другой, тот, что рожден из самого творения. Как я в то время считал, неполноценная замена. Недостойная нашего отца. Меня раздражало его присутствие в этом мире. В моем случае ревность сгубила мое сердце. И я пал. Меня заменила другая моя ипостась, та, что живет вместе с другой в моем сердце. И, честно сказать, я думал, что предстану в виде нее. Как в тот раз, когда сюда пришел тот, кого ты назвал Эпрейвеном.
Ланселот остановился. – Он был здесь?
– Да. В его сердце воистину царит хаос, не дающий ему понять свою роль в этом мире. Он ни разу не познал любовь. Рожденный из гнева, он так и не пустил ее в свое сердце. В тот мучительный раз создан был очередной ад, кажется, так вы это называете. Но благодаря его силе он не позволил заточить мне его в пучины небытия. Да и Бранн не смог мне помочь, он вырвался при поддержке одной из сестер моих, рожденных отцом. Ее вы зовете Морриган. Ее слуга, одержимая гневом ведьма Карман, помогла ему разрушить темницы сердца.
Послышался волчий вой и карканье воронов.
– Ты смотри-ка, и твой смертный друг передает привет.
– Персиваль?
– Вот как его у вас называют? Да, Персиваль, потомок Одина. Смотрю, дед его прислал втихаря подмогу.
Ланселот достал изумрудный шнурок, на котором висела ониксовая руна.
Спутник с интересом рассматривал ее.
– Смекалистый парнишка, – довольным голосом он похвалил Персиваля. – Да и фамильяр твой не дремлет, он рыщет по всем закоулкам подземного царства, идя по той нити, что между вами.
Ланселот размышлял, кто же все-таки этот человек, что рядом с ним, обладая такой силой, что способен разгадать действия его семьи. Тот, кто имеет несколько ипостасей. Любимый сын, тот, кто завидовал брату, и тот, кто в итоге низко пал. Ланселот резко остановился и посмотрел на незнакомца. Тот обернулся, желая узнать причину задержки.
– Утренняя звезда. Люцифер Моргенштерн. – В изумлении произнес он, разглядывая падшего ангела, о котором ему постоянно вещали монахи в монастырях.
Тот поклонился, широко распахнув белоснежные крылья. Одно из них было надломлено.
– Но ты же… Ты же…
– Дьявол? – невозмутимо подсказал ему Люцифер.
Ланселот не мог вымолвить ни слова. Он не так представлял себе того, кем пугали детей.
Тот обреченно вздохнул и разочарованно пожал плечами:
– Как же все-таки все эти рассказы путают людей.
– Но разве это не правда? – Ланселот с подозрением глядел на него.
– Правда. Но не вся. Как думаешь, что означает звезда на моей груди? Утренняя звезда?
– Надежда?
Люцифер кивнул. И продолжил путь, до деревни им оставалось примерно четверть часа пути.
Мужчина думал о том, что если рядом появился дьявол, значит, он и сам способен на злодеяния.
– Как же узко ты мыслишь, Ланселот Озерный, – с укоризной, словно прочтя его мысли, молвил падший ангел. – Ты только что произнес слово «надежда», а сам до сих пор думаешь о зле. О том, что ты создание тьмы, раз тебе повстречался сам дьявол. Возводить все в абсолютизм действительно плохая черта. Но сейчас перед тобой не самый злейший из демонов. А тот, кем был я на момент сотворения – несущий надежду на новый день.
Он рассмеялся: – Боюсь тебя разочаровать, в твоем сердце нет того зла, что есть в хаосе. И поверь, то, что ты породишь, будет иметь огромное значение для этого мира. Все твои грехи прощены твоей жертвой. А то, кем ты будешь…
Он указал рукой на изменившуюся местность – зеленые луга, вода, деревья и птицы, все ждали прихода рассвета.
– Сейчас сотворил ты сам.
– Я сотворил? – Мужчина оглядывал спокойную местность, окруженную горами, словно щитом, оберегающим небольшую деревню.
– Ты защитник, Ланселот, потомок первородного, что сотворил величайшего из темных. Но в твоем сердце нет зла. Ты ни свет, ни тьма. Ты тот, кто наконец впустил в свое сердце любовь. И поверь, именно она сыграет решающую роль. Именно она сейчас дает тебе жизнь.
Остаток пути они провели в молчании. Ланселот размышлял о словах, сказанных ему Люцифером. Сейчас, рассматривая его, он видел мужчину, от которого веяло надеждой. С каждым шагом его татуировки разгорались все ярче, все выше поднимаясь к огромной звезде на его груди. С каждым его шагом небо алело в лучах восходящего солнца, птицы начали петь песни, радуясь наступающему дню.
Он взглянул на того, кто, в зависимости от преданий и рассказов, был и надеждой, и грозой душ. Он был и тем, и тем, в этом не было сомнений.
– Каждый сам решает, кем ему быть, – промолвил он.
Люцифер утвердительно кивнул головой и улыбнулся.
– Ты уже решил. А теперь иди, тебя ждут.
Он указал на один из домов. В эту же секунду ставни на окнах открылись, и Ланселот заметил розовое золото волос, мелькнувшее в них. Он обернулся на Люцифера, и последнее, что он увидел, это сияние огромной звезды, что захватила светом всё вокруг, а затем стремительно погасла. Оставив рыцаря одного перед входом в деревню. Начинался новый день.
Но Ланселоту было все равно, он несся стремглав к тому дому, на который ему указал Люцифер. Ни секунды не раздумывая, он отворил деревянную дверь, и пред ним предстал огромный черный пес, чьи алые глаза с преданностью смотрели на него. Вильнув хвостом пес вышел во двор.
А секундой позже он почувствовал, что вокруг него обвились три пары рук, голубки и их детей. Их энергию он ни с чем в целом мире не перепутал бы. Он купался в шепоте их голосов. Слышал слова поддержки, но спустя пару мгновений они затихли.
– Диктер, не забирай меня, – только и промолвил он, заметив, что фамильяр уже рядом с ним, а затем видение распалось.
Грааль.
– Я же предупреждала тебя, что это слишком жестоко, – с тревогой произнесла Нимуэ, стоя рядом с Ланселотом. – А если бы он не выдержал?
– Он бы справился, – ответил Бранн.
– Я никогда не простила бы тебя, если бы он создал очередной ад.
– Жена, разве он не жил в нём последние два с половиной десятка лет?
Последовал вздох, и холодная ладонь мягко коснулась лба рыцаря.
– Он слишком долго приходит в себя.
Ланселот медленно открыл глаза и увидел встревоженное лицо матери.
Он застонал от головокружения и подступающей дурноты. В тот же миг теплые бьятия матери окутали его теплотой. Он была здесь, несомненно живая и реальная, он уткнулся головой в ее плечо и как в детстве, ее тонкие пальцы перебирали его волосы, шепча слова утешения.
Он больше не был пригвождён к столбу в тронном зале – теперь он лежал в покоях. Так похожих на покои Нимуэ.
Через несколько минут Нимуэ отстранилась от сына и взглянула ему в глаза.
– Я горжусь тобой!
– Мама, я не смог…
Послышался кашель, и, подняв глаза, Ланселот встретился с высокомерным взглядом Бранна. Без своего чёрного одеяния он выглядел не менее внушительно, но его черты смягчали огненно-рыжие кудри, которые были точно такого же цвета, как у Вивиан, когда он поймал её, летящую с ветки дерева.
Он был высок и мускулист, но всё внимание привлекала татуировка, опоясывающая его шею, словно старый рубец от лезвия.
Словно ощутив на себе его взгляд, маг улыбнулся, обнажая острые клыки. Эта улыбка была как предупреждение, намек на то, что ему неприятно внимание к этой особенности его внешности. Холодный озноб пробежал по позвоночнику мужчины, заставив его поспешно отвести взгляд. Ланселот попытался было встать, но что-то чёрное и тяжёлое не дало ему это сделать. На его груди лежал огромный чёрный пёс.
– Диктер помог тебе обуздать свои эмоции и был проводником для твоей семьи, – произнёс властитель подземного мира, наклонив голову. – Меня удивило, кем предстал перед тобой дающий свет. Пожалуй, я не зря отдал тебе свою дочь.
Чёрный пёс медленно потянулся и спрыгнул с его тела. Перед этим он с радостным видом уткнулся влажным носом в лицо хозяина и вильнул хвостом. Спрыгнув с кровати, он посмотрел на окружающих своими голубыми глазами, зевнул и погрузился в сон.
Ланселот перевёл взгляд на Нимуэ, которая сидела рядом с Бранном, держа его за руку. Она не выглядела уставшей или испуганной. Её образ был таким же, как в последнюю ночь.
– Как? – Он не мог оторвать взгляд от ладони Бранна, в которой была зажата ее хрупкая рука. На безымянном пальце у каждого красовался узор из капель и черепов.
– Дочь? – осознание медленно приходило к нему. – Вивьен – его дочь?
Нимуэ кивнула.
Ланселот смотрел на пару, сидевшую перед ним. То, о чём было написано в книгах Анны, оказалось лишь частью истории. В этой судьбе ему было суждено стать новым Эпрейвеном, разрушителем мироздания, однако двое перед ним смогли изменить ход событий – создав Вивьен.
Бранн с ехидной улыбкой наблюдал за тем, как Ланселот пытается осознать происходящее. Не то чтобы ему совсем не нравился выбор дочери, но этот юноша доставил ему немало хлопот. Однако… Только он может помочь ей.
Он внимательно вглядывался в черты Ланселота, пытаясь уловить в них следы зла. Но в нем ощущалась только сила, которую даровал ему Люцифер – сила надежды и защиты.
Он тихо усмехнулся, крепче сжимая руку своей супруги.
– Самое ценное в этом мире, – произнес Бранн, нарушая тишину, – заключено в её крови. В ней скрыт источник как добра, так и зла. Поэтому ей нужен верный защитник, соратник, который дополнит её и не позволит склониться ни к одному из этих путей.
Его чёрные глаза впились в Ланселота.
– Не существует абсолютного добра или зла, – медленно произнёс Ланселот. – Каждый, кто стремится к чистоте, балансирует на краю пропасти. Даже самое искреннее побуждение может обернуться катастрофой, а самая тёмная мысль – привести к чему-то светлому. – Он задумчиво поднял брови. – Поэтому ты отправил меня в забвение?
– Забвение? – Бранн задумчиво посмотрел вдаль, его голос звучал отстранённо. – Тебе выжгли сердце, и ты сам создал новое. Сам решил, быть ли тебе рядом с ней, или погрузиться в отчаяние. – Он пристально посмотрел в глаза юноше. – Не ожидал, что тот, кого хотела спасти твоя мать, станет таким прекрасным защитником для моей дочери.
– Матушка, объясни мне, – Ланселот закрыл глаза, пытаясь осмыслить услышанное.
– Отдохни, – сказала она мягко. – Мы всё обсудим позже.
– Но… – начал он, открыв глаза и не желая, что бы она покинула его.
– Послушай, разговор предстоит серьёзный, а ты сейчас не в состоянии здраво мыслить, – произнёс Бранн, махнув рукой. – Я уже известил твою семью. Не хочу, чтобы твой дед штурмовал мои врата.
Послышался шум открываемой двери и в покоях появился тот самый камердинер, что провожал его к тронному залу.
– Позови Лирина ко мне, есть разговор, – приказал ему Бранн. Затем он помог подняться своей жене. – Радость моя, тебе тоже нужно отдохнуть. Оставим его, пусть закончит ритуал.
Ланселот наблюдал, как его мать уходит под руку с Бранном. Он устало откинулся на подушки и вытянул руку. Его внимание было приковано к капелькам воды, которые обвивали его палец. Он наблюдал, как они переливались на пальце, и думал об узоре на пальце стража подземного мира. Капли и череп – его сущность проявилась и в клятве. Кто бы мог подумать, что его мать станет супругой… Он нахмурился.
Диктер зевнул, растянувшись на полу, и устремил на него внимательный взгляд. Этот пёс, в отличие от Лиярда, не источал энергию успокоения, а впитывал в себя эмоции.
Но всё же… Ему стёрли память, а Вивиан переместилась в мир, созданный Мерлином. Хотя её отец мог бы оставить её под своей надежной защитой, они решили спрятать её. Могло ли это значить, что и его дети… Способны переродиться?
Чёрный пёс вздохнул, поднялся и, подойдя ближе, положил голову ему на руку.
Ланселот понуро опустил плечи, осознавая, что если бы его дети были здесь, мать непременно бы их показала. Значит, они уже покинули этот мир. Он вспомнил два крохотных тельца в деревянной чаше, и слёзы неудержимо потекли по его лицу, а новое сердце сжалось от невыносимой боли утраты.
Диктер запрыгнул на кровать и положил голову на грудь своего хозяина. Чувство утраты не покидало его, но, казалось, пёс ощущал, как гнев снова пытается захватить разум рыцаря и старался убереч его. На смену горю, пришло спокойствие.
В дверь постучали. Слуги осторожно вошли, неся ванну с водой.
– Господин, перед перерождением необходимо совершить омовение, – с глубоким уважением произнес один из них. – Согласно указаниям Лирина и хозяйки, вы должны принять ванну. Немногие возвращались оттуда.
Слуги с быстротой наполнили деревянную ванну и удалились, оставив на кровати комплект сменной одежды. В воздухе разлился аромат трав, и Ланселот, принюхавшись, узнал запах дербенника. Его матушка всегда была знатоком трав, поэтому выбор настоя был вполне объясним.
Ланселот погрузился в ванну. Окунувшись с головой, он ощутил, как усталость покидает его тело, а дербенник, известный в простонародье как плакун трава, наполняет его новой энергией.
***
Дверь отворилась, и Лирин шагнул в кабинет короля. Бранн сидел в своем кресле у стола, погруженный в глубокие размышления. Его вид и сгущающаяся вокруг тьма свидетельствовали о том, что мысли правителя были омрачены тревогой. Увидев гостя, он жестом указал на кресло напротив, приглашая его присоединиться.
Лирин сел, пристально глядя на чашу, стоящую перед Бранном. Тот, не произнеся ни слова, протянул ему свиток, что секундой ранее достал из нее. Лирин осторожно взял его и развернул.
Глаза быстро пробежали по строчкам, и на лице дракона появилась тень беспокойства. – Это вероятный исход?
– Точность более половины. Ты уверен? – пальцы короля выбивали неровный ритм на поверхности чёрного стола.
Лирин отложил свиток и с лёгкой улыбкой произнёс:
– Мой король, я провёл с вами много лет, и поверьте, это не самый плохой результат. Даже если я исчезну, оно того стоит.
Бранн нахмурился ещё сильнее. Он не хотел терять своего советника и друга.
– А если он не поймёт? – Бранн не смотрел в глаза Лирина. – Ты не считаешь, что мог бы быть ему ещё полезен?
– Вы его недооцениваете, – голос Лирина был мягок. – Скажите, вы ведь были удивлены, узнав, кто встретил его в чертогах небытия?
– Но он такой эгоистичный и холодный мальчишка! Сколько я ни наблюдал за ним сверху, мне казалось, что ничто не может изменить его.
Лирин положил свиток на стол и произнес:
– Вот почему ты блокировал доступ Хаоса к его разуму.
Бранн отвёл глаза и тихо выругался. Он знал, что даже после смерти его друг продолжает обладать магией воздуха, а там, где есть воздух, всегда есть он сам.
– Мне не нужен был ещё один Эпрейвен, – произнёс король.
Лирин тихо рассмеялся. Несмотря на свою суровую и могучую натуру, в глубине его сердца всегда теплились нежность и стремление к справедливости. Но с появлением в его жизни Нимуэ и Вивьен эти чувства расцвели, как дивные цветы, наполняя его мир светом и теплом. Однако, когда его близкие оказывались в опасности, гнев Бранна вспыхивал, как буря, сметающая всё на своём пути.
В те мрачные дни, когда Вивьен оказалась в замке Артура, он не находил себе места. Но чары Мерлина надёжно охраняли её, и проникнуть внутрь можно было лишь по приглашению. Он проводил ночи без сна, тщетно пытаясь найти способ преодолеть преграды. Каждая неудача лишь усиливала его гнев, который, подобно тлеющему огню, разгорался всё сильнее. В те дни удержать Бранна от мести Артуру было непросто, и это требовало огромных усилий от всех, кто был рядом.
Он получал обрывочные сведения, но не все. Всё он узнал лишь тогда, когда его дочь, находясь при смерти в замке своей матери, начала превращаться в злобного призрака. Он мог навсегда потерять дочь.
Тогда Лирин рассказал ему о чарах, которые могли бы заключить дух его дочери в сферу и переправить в безопасное место. Но для этого нужна была смерть. За всё нужно было платить. В день своей смерти он заключил Эсули в сферу и отдал её лесному демону, охранявшему свой лес.
– Ланселот уже заплатил за них, Бранн, и ничего страшного не случится, – произнёс Лирин.
– Я беспокоюсь за тебя, – ответил король.
– Моё время пришло, и ты сам это знаешь. Я лишь прошу тебя отпустить меня.
Бранн неопределённо махнул рукой:
– Как пожелаешь.
Лирин встал и, мягко взглянув на короля, удалился.
***
Замок был поистине великолепен. Ланселот, прогуливаясь по галерее, с изумлением рассматривал на город мёртвых. Он не отличался от привычного ему мира наверху, но в нём присутствовали некоторые детали, явно принадлежащие матери. Сады начали приводить в порядок, и, хотя в этом мире не было солнца, Бран создал источники света, чтобы души могли придерживаться привычного уклада жизни.
Чёрная река, извивающаяся между городскими кварталами, ещё не была облагорожена, но её берега уже оживали. Гномы деловито сновали туда-сюда, погружённые в свои расчёты, словно маленькие усердные муравьи. В некоторых местах возникали стихийные рынки. Разнообразие языков, доносившихся оттуда, кружило голову, создавая пёструю и многоликую картину. Но было одно важное отличие: здесь не было ни больных, ни брошенных, ни голодных. Город жил своей особенной, полной жизни, дышащей гармонией и заботой.
Взгляд Ланселота задержался на вратах, которые виднелись на горизонте. Между ними зиял проход, не ограниченный дверьми, но между высокими и величественными столбами не было ни единой преграды – лишь пустота, поглощающая свет.
– Это врата перерождения, – тихо произнёс голос, раздавшийся за спиной Ланселота. Он обернулся и увидел Лирина, облачённого в одеяние небесного оттенка. Его платиновые волосы были аккуратно заплетены в косу, а выглядел он почти ровесником Ланселота. – Скоро и я пройду через них.
Сердце рыцаря сжалось от тоски. Он посмотрел на отца, который стоял перед ним: – Зачем? Лирин наклонил голову, с нежностью смотря на сына: – Я надеюсь, что в следующей жизни смогу исправить всё, что натворил.
Рыцарь прищурился, изучая лицо отца. Было очевидно, что тот недоговаривал. Лирин тяжело вздохнул и, взяв сына под руку, повёл его через галерею.
– Я должен был встретить тебя в нужный момент и отправить обратно. Таков был наш уговор с Бранном. После этого я переступлю порог перерождения.
– Ты хочешь сказать, что не встретишь меня и Пинга с Эсули, когда придёт наше время? – голос рыцаря прозвучал жёстко, словно сталь. Лирин вздрогнул и опустил голову.
В этот момент галерея погрузилась в тишину, нарушаемую лишь их шагами. Рыцарь чувствовал, как в сердце его закипает гнев, смешанный с болью. Он не мог поверить, что его отец готов вновь оставить их.
– Моё желание быть с вами неосуществимо. То, что произошло в день рождения Эсули, изменило мою историю. Я должен переродиться и всё исправить.
– Тебя тогда околдовали! – воскликнул Ланселот.
– Не кричи, сын мой. Это моя вина, и мне её исправлять. Ты уже изменил себя, теперь моя очередь действовать.
Ланселот молчал, ощущая тяжесть слов отца. Тот был прав: он сам пошёл на сделку ради близких. Мысли роились в голове, словно рой пчёл, – если это сделка с Бранном, изменить ничего нельзя. Перерождение…
– Ты забудешь, кто ты? – тихо спросил он, словно констатируя факт. – Как это поможет исправить?
Лирин резко остановился и строго посмотрел на сына:
– Неважно как, но я буду помогать тем, кто остро нуждается. Когда Бранн встретил меня, я хотел сразу же войти во врата. Но он поведал мне одну из историй. Ты не знал, но в его руках – множество нитей реальностей.
Лирин, едва сдерживая улыбку, вспоминал, как Бранн, славившийся своей угрюмостью среди правителей, с волнением в глазах смотрел на него в тронном зале.
– В одной из нитей он увидел себя и Нимуэ, – тихо начал Лирин. – Кто-то изменил ход событий, и, просчитав вероятности, он осознал, что миру грозит серьезная опасность. Первую угрозу он нейтрализовал, погрузив Эпрейвена в небытие, но на смену ей пришла другая, не менее опасная.
Ланселот отвёл взгляд, словно пытаясь скрыться от собственных мыслей. Лирин, внимательно наблюдавший за ним, мягко кивнул.
– Это твоё рождение, – тихо произнёс он, словно обращаясь к самому себе.
Ланселот молчал, погружённый в размышления, но Лирин продолжил:
– Твоя бабушка передала тебе свои силы, но также и силу эмоций. Она была… – Лирин запнулся, подбирая слова, – очень эмоциональной. Как и мой отец.
Они подошли к скамье, окружённой пышными чёрными розами. Лирин остановился, разглядывая цветы, их бархатистые лепестки и насыщенный цвет. Ланселот, всё ещё погружённый в свои мысли, не заметил этого.
– Твой дар – это её дар, – мягко продолжил Лирин, его голос звучал задумчиво. – Она вошла в ворота перерождения, так как не смогла смириться с тем, что твой отец снова женился. Она была первородной, гордой и не могла принять, что ему важнее продолжение рода. Вот откуда твоя ревность и гнев, мой сын.
Ланселот, глядя на своего отца, замечал его хрупкость и уязвимость.
– Я провожу тебя, нам предстоит пройти через это вместе. Я выполнил свою часть сделки, теперь его очередь сдержать слово. Ты не стал угрозой, и я могу спокойно уйти.
– А если бы стал? – тихо спросил Ланселот, отмечая, что многие девушки в саду обращают на них внимание и стараются держаться ближе.
– Я бы бесконечно держал тебя в узде. Но я знал, что ты пройдешь через это. С того самого момента, как Бранн поведал мне о твоей судьбе.
Они замолчали. Лирин задумчиво смотрел на горизонт, где искусственные источники света создавали иллюзию заката. Небо переливалось сине-алыми оттенками, словно художник разбрызгал краски на холст.
– Скоро нас позовут, – наконец сказал Лирин, не отрывая взгляда от неба. – Меня тоже пригласили на ужин.
Его слова едва затихли, как в саду появился камердинер. Он поклонился и пригласил их в обеденную залу.
– Ланселот, запомни одну вещь, – продолжил Лирин, кивнув камердинеру, что они скоро подойдут. – Сердце дракона способно защитить всё, что ему дорого. Оно может обмануть даже смерть. Но во всём должен быть баланс. За жизнь мы платим смертью.