Лео Рин
Хроника Эвилиона. Сильф
– И красотки с большими сиськами… – добавил он, и тут же получил очередной подзатыльник.
– Ну ты чего, Пинг, совсем не мужик, что ли… – обиженно пробурчал Персиваль, оглядывая зал в поисках боевого шпица, но того не было в зале.
– Я рад за тебя, – произнес Ланселот, и эти слова застали Персиваля врасплох. Они были сказаны с такой серьезностью, что Персиваль даже не знал, как реагировать.
Он взглянул на своего друга, который без видимых усилий поднимал тяжелые дубовые столики и расставлял их по местам. Но в его мускулах ощущалась скованность, а некогда гордая осанка немного ссутулилась. Лицо вновь стало безжизненным.
– Ты знаешь, без тебя я бы её никогда не нашёл, – тихо произнёс рыцарь. – И, скорее всего, пал бы от руки другого воина, так и не увидев её ни разу.
Персиваль подошёл к двери и перевесил табличку на «Закрыто».
– Пойдём внутрь, мне нужно следить за ужином. Каждые полчаса, как учила Анна.
Он наблюдал, как друг аккуратно бросил осколки в мусорный бак под барной стойкой, после чего они направились в дом. Пройдя по коридору, они вошли на кухню. Взгляд Ланселота невольно остановился на очаге, где у чёрного котла, под крышкой, возился Пинг.
– Это лекарство для твоего фамильяра, – произнёс Пинг спокойным голосом. – Он потерял слишком много энергии из-за двух глупцов, переполненных тестостероном.
С этими словами он отвернулся. Ланселот уже открыл рот, чтобы на сочном валлийском языке объяснить ему, что к чему, но Персиваль схватил его за руку и отвел в соседнее помещение. Это оказалась еще одна кухня, но более скромная и повседневная.
– Лучше не спорь с ним! – Персиваль прищурил глаза. – Его внешность обманчива. Он старше всех нас, присутствующих здесь. И характер у него закалённый, как у каледонского воина, хотя он пока не признаётся, откуда родом.
Он открыл холодильник, поставил две бутылки пива на стойку, кивнул другу на барный стул у острова. Затем собрал волосы в хвост, изящно повязал фартук и с достоинством занял своё место у плиты.
– Где вы взяли тролля? – Ланселот не ощущал присутствия других магических существ в городе. – Я не заметил никаких признаков нечисти.
– Я отправился на охоту за озером, – ответил Персиваль, разминая плечи. Хруст позвонков наполнил кухню. – В Кэмкастле нет нечисти, но за его пределами её множество.
– Когда ты успел? И почему не взял меня с собой? – удивился Ланселот.
– Нам был нужен только один, – просто сказал Персиваль. – Ты бы уничтожил всех. Не стоит будить лихо, особенно когда край спокоен. Сколько бед произошло только потому, что по приказу короля уничтожались мирные поселения магических существ. Только во владениях Анны и Нимуэй они жили в безопасности.
Персиваль приподнял крышку кастрюли, и по кухне распространился густой аромат тушеного мяса, приправленного специями. Этот рецепт Анна привезла из Эвилиона, где он считался настоящим сокровищем. Особенность блюда заключалась в том, что каждые полчаса необходимо было добавлять травы и постоянно помешивать.
Ланселот сделал глоток темного пива, неторопливо наблюдая за другом, который с беспечной улыбкой рассказывал о готовящемся мясе. В его глазах больше не пылал огонь неукротимой мести, что сопровождал его на протяжении всей жизни в Эвилионе. Он был счастлив, но тень прошлого все еще омрачала его сердце – тень того дня, когда он собственноручно убил свою мать. Однако его взгляд изменился: в нем вновь читалась прежняя сила, но теперь появилось нечто новое. Он наконец-то простил себя.
Персиваль отложил ложку и присоединился к другу. Поймав взгляд Ланселота он сразу понял его мысли:
– Я смог побороть в себе это чувство благодаря Анне. Можно сказать, исцелился, – тихо произнес он. – Но если эта тварь попадется мне на глаза, не останавливай меня. Хотя я знаю, что у тебя с ней свои счеты, прошу, отдай ее мне.
Ланселот задумчиво посмотрел на друга и ответил:
– Обещаю лишь прийти на помощь, если тебе будет совсем тяжело.
Весь остаток дня Персиваль показывал Ланселоту дом, раскрывая перед ним все тайные выходы и скрытые укрытия. Ланселот, не проронив ни слова, внимательно оценивал каждое решение и расположение мест. Оружие было искусно размещено так, чтобы всегда быть под рукой, но при этом не бросаться в глаза.
Персиваль также поведал об охранном заклятии Анны, оружие могло быть взято в руки только тем, кто не желал причинить вред обитателям дома. В противном случае срабатывали взрывные чары, надёжно защищающие дом от незваных гостей.
"Превосходно", – подумал Ланселот, тщательно фиксируя в своей памяти расположение каждого объекта. Эта привычка, вероятно, останется с ним навсегда, как неизменный спутник его жизни.
Они навестили Лиярда, который покоился под магическим куполом, погружённый в глубокий сон и восстанавливающий свои силы. Его дыхание было ровным и спокойным, словно сама природа оберегала его покой.
Но Пинг быстро выпроводил их из комнаты, сказав, что сам во всём разберётся. Прежде чем уйти, Ланселот обратился к шпицу:
– Спасибо тебе за заботу о нём. Я не смог этого сделать.
Пинг прищурил глаза:
– Ты немного лучше этого болвана. Признаёшь свои ошибки, слушаешь советы, да и манеры у тебя явно не деревенские. Командиром был, да?
Ланселот кивнул. Пинг внимательно осмотрел его:
– Тело напряжено, разум в смятении, чувства в беспорядке. В таком состоянии ты не сможешь нормально драться. А если ты слаб, то и он, – он кивнул на спящего Лиярда, – тоже. Гомнеманс говорил о постоянной практике духа через тренировки. Завтра с утра возобновите занятия, иначе выселю из дома. Утром буду наблюдать.
Дверь закрылась, оставив Ланселота в раздумьях откуда этот пес знает его учителя.
День уступил место вечеру. Еще раз навестив Лиярда, Ланселот отказался от ужина и удалился в свою комнату. Он устремил взгляд в окно, наблюдая, как закат окрашивает вечнозеленый лес у дома Персиваля. Сумерки мягко опускались на землю, принося с собой умиротворение и покой после суетливого дня.
***
Пыль от копыт коня поднималась в воздух, а всадник, не обращая внимания на усталость, мчался к своей цели – добраться до дома в этот же день. Половина пути уже была пройдена, и, по его расчетам, он должен был приехать после наступления темноты, когда она, вероятно, уже будет спать.
Пришпорив своего несчастного коня, он вступил на последний отрезок пути. Ветер развевал полы его плаща, капюшон спал, открывая взору платиновые волосы рыцаря, собранные в хвост серебряной лентой.
Почти у самого озера раздался хриплый звук, издаваемый конем. Ланселот, выругавшись, остановил его, чтобы дать ему передохнуть. До озера оставалось всего пара километров, и он, сидя на холме, задумчиво глядел на его спокойную гладь. Он не предупредил мать о своем возвращении, и теперь ему придется пробиваться в замок силой.
Он усмехнулся. Что ж, посмотрим, вспомнит ли он тайные ходы. Спустя полчаса он вновь продолжил путь. Озеро встретило его вечным туманом. Где-то здесь… Он оглядел берег и, ухмыльнувшись, обнаружил то, что искал. Он направил коня к могучему дубу, раскинувшему свои ветви над озером. Этот дуб был точной копией того, что рос в их саду, и служил второй частью портала – секретного хода, предназначенного для спасения людей в случае крайней необходимости.
Подъехав ближе, он положил ладонь на кору дерева:
– Я Ланселот, открой путь домой.
Ветви дуба зашелестели, и Ланселот ощутил, как магия Нимуэй теплом разлилась по его телу. Вслед за этим ветви склонились к земле, образуя арку, из которой струился неяркий голубой свет. Пришпорив коня, он устремился в этот свет и мгновенно оказался у дуба на территории замка.
Он спешился и повел коня по почти пустынным улицам. Почти никто не обратил на юношу внимания. И он спокойно добрался до конюшни и отпустил коня, который тут же направился к поилке, укоризненно помахивая хвостом.
– Прости, но ты мне очень помог, – прошептал он.
Ланселот резко остановился у выхода, его рука уверенно легла на рукоять меча. Он знал, что в конюшне кто-то есть.
– Выходи, – тихо, но уверенно произнес он. – Я тебя слышал.
Через мгновение в дверях появился Эрдвин. Он был готов к атаке.
– Эрдвин! – Ланселот отбросил капюшон.
В глазах Эрдвина мелькнуло удивление, которое тут же сменилось улыбкой. Он склонил голову в знак приветствия. Но когда его взгляд упал на потрепанного коня Ланселота, его лицо стало серьезным, брови нахмурились.
Ланселот и сам затруднялся объяснить причину своего неожиданного визита.
– Никому не говори, что я был сегодня, – произнёс он. – Я приехал проведать…
Он тут же понял, что сморозил глупость. Вынув медальон, он просто показал его Эрдвину. Тот облегчённо выдохнул и расслабился. Кивком головы он пригласил Ланселота следовать за ним.
– Матушка… – начал было он, но сенокосец обернулся и приложил палец к губам. Затем они продолжили путь. Обогнув главный двор, они вошли в сад. Эрдвин кивнул на вьющиеся лозы, обвивающие стену, и указал на окно на втором этаже. Жестом он показал в сторону своего дома, давая понять, что будет ждать там, и удалился.
Юношу охватила легкая дрожь. Он не мог понять, зачем проделал весь этот путь, и сейчас ему отчаянно хотелось вернуться в ту неизвестность, откуда он пришел. Но вскоре разум взял верх, и его рука уверенно легла на лозу. Он крался к своему сокровищу, словно тень, проникающая в чужой дом. Через несколько минут он оказался на узком выступе у окна.
Эта глупая женщина не закрыла ставни! Он пришел в ярость. Как можно быть столь беспечной? Уж если он… Сердце его забилось быстрее, но он сумел взять себя в руки. Он осторожно заглянул в покои. Там было пусто. Он устроился поудобнее в тени, приготовившись ждать, и мысленно перебирал в голове усовершенствованные системы безопасности.
– Черт бы побрал все эти женские дела!
Юноша вздрогнул и замер, наблюдая, как в комнату вошла она. Сердце его забилось быстрее, а дыхание перехватило. Вивьен изменилась за эти шесть лет. Её тело ещё сохраняло угловатость юности, но черты лица стали совершенными. Длинные волосы цвета розового золота волнами спадали по спине, когда она с яростью сорвала с них сетку. Следом за ней полетело платье, и, продолжая ругаться, она отшвырнула его на ближайшую скамью. Ланселот отвернулся, пока она накидывала халат, чтобы не выдать себя. Он закрыл глаза и мысленно представил плавные движения меча, приводя разум в равновесие. Только после этого он снова рискнул взглянуть на неё.
– А мне сделали предложение, а у Вилла такие руки, ничто не сравнится с глазами Анта, тц! Она ворча и передразнивая подруг,подошла к письменному столу и достала из ящика что-то. Это была большая пачка писем и миниатюрный рисунок. Она присела и вздохнула.
– Как ты там?
Её изумрудные глаза, полные печали отражали её внутреннее состояние. В душе юноши вскипала ярость, не находящая выхода. Весь её облик говорил о том, что мысли её заняты мужчиной. Затем, ещё раз вздохнув глубоко, она убрала письма в стол, а вместе с ними и рисунок.
Ланселот не мог отвести взгляд от её плавных, завораживающих движений. Он наблюдал, как, задув свечи одну за другой, она оставила лишь одну мерцать на тумбочке возле кровати. Затем, взяв книгу из стопки, лежавшей рядом, она забралась под одеяло и погрузилась в чтение. Постепенно её прекрасные глаза начали медленно закрываться. Сонно пробормотав что-то свече, она положила книгу на место и, наконец, погрузилась в глубокий, безмятежный сон.
Ланселот, выждав еще полчаса, осторожно пробрался в комнату, намереваясь выяснить, кому принадлежат письма. Подобно кошке, бесшумно ступающей мягкими лапами, он приблизился к столу и извлек послания. Вместе с ними упал и тот самый рисунок. Рефлекторно подняв его, он спрятал его в карман, случайно задев тяжелый подсвечник. Звон эхом разнесся по всей комнате.
– Кто здесь? – испуганный голос девушки пронзил тишину.
Ланселот метнулся в укромное место, молясь, чтобы она не привлекла внимания слуг. Девушка напряженно всматривалась в темноту, когда что-то маленькое мелькнуло и запрыгнуло на кровать.
– О боже, Дейдра, ты меня напугала! Ложись скорее.
С кровати донеслось громкое мурлыканье.
– Я уж было подумала, что в мою комнату кто-то пробрался.
Голос Вивьен все еще дрожал, но она уже почти преодолела страх. Она нежно гладила кошку, пока сон снова не окутал ее:
– Как мне тебя не хватает,– прошептала она.
Сонный голос Вивьен был печален, и мгновенно пробудил в юноше ревнивые мысли. Он терпеливо дождался, пока она погрузится в глубокий сон, и бесшумно выскользнул в окно. В его голове вихрем кружились мрачные размышления. Она думала о ком-то другом, а ему прислала лишь пустой медальон. Он сунул руку в карман и достал миниатюрный портрет Вивьен, найденный в её спальне. Юноша злорадно усмехнулся: вот оно что? Значит, кто-то не получит желаемого. Он решительно направился в конюшню, избегая встречи с Эрдвином. Ему не терпелось как можно скорее покинуть это место, ее прекрасную жизнь, в которой он был всего лишь гостем.
Оседлав коня, он вновь вернулся на дорогу тем же путём, каким вошёл в замок. Его путь лежал в Эвилион. Если бы он знал всё с самого начала, то остался бы там и оберегал её, как мог. Но тогда он молил сердце забыть её.
Внезапные раскаты грома и ослепительные вспышки молний озарили поляну за окном. Ветер, словно в приступе безумной ярости, клонил деревья к земле, создавая причудливую бурю. Ланселот нахмурился.
За его спиной раздался стук в дверь, и голос Персиваля нарушил тишину:
– Сильф, я немного посижу у тебя. Анна вернулась в плохом настроении, ей нужно побыть одной.
Ланселот молча кивнул, и они устроились у камина в двух креслах.
– Так это её рук дело? – спросил Ланселот, кивнув в сторону окна, по которому с гулким стуком барабанили капли дождя.
Персиваль снова кивнул. Ланселот не стал больше задавать вопросов. Они молча пили виски, пока ливень не превратился в мелкую морось, а ветер не утих. Персиваль пожелал доброй ночи и ушел, а Ланселот погрузился в размышления о том, что могло так опечалить ведьму.
Он сидел у камина, погруженный в размышления о том, как эмоции могут внезапно вторгаться в нашу жизнь, подобно внезапному шторму, что налетает, сметая всё на своём пути и оставляя человека в одиночестве посреди безмолвной пустоши.
В его сознании неустанно возникала картина: Вив, исчезающая в портале, её изумрудные глаза, молящие о помощи и полные боли. Эти глаза, что смотрели на него, когда он поймал её у озера. Тогда его сердце вновь затрепетало, словно птица, вырвавшаяся из клетки, в надежде обрести то, что так долго искало в Эвилионе, блуждая по городам, как умалишенный.
А теперь её снова похитили. Звук скрежета зубов разорвал тишину комнаты. Он поднялся, чтобы утолить жажду. Подойдя к столу, он заметил, как в окне мерцают светлячки, а с поляны доносится приглушённый шум.
Он решил выяснить, что же там происходит. Магия могущественна, но и её последствия разрушительны. Быстро облачившись, он тихонько выскользнул из комнаты. Бесшумно продвигаясь по коридору, он взял один из ножей Персиваля.
Войдя на кухню, он заметил, что она изменилась с вечера. Теперь она сверкала чистотой. Аромат в кухне состоял лишь из тонких ноток сушёных трав. Кто-то основательно потрудился. Тихо выскользнув из кухни на поляну, он огляделся и заметил Анну в беседке. Он вздохнул, нож ему не понадобится. Он уже собирался уйти, когда в его голове раздался её голос:
– Не уходи, составь компанию. Нож можешь кинуть в землю, он вернётся на место.
Лезвие вонзилось в землю и мгновенно исчезло. Ланселот направился к беседке. Анна сидела за столом, на котором стояли несколько бутылок вина, а табачный дым заполнял пространство беседки.
– Присоединяйся, – повторила она своё приглашение, махнув на соседний стул. – Перси отрубился, а мне не уснуть.
Ланселот сел напротив и заметил, что вид у неё был очень печальный.
– Что случилось? – спросил он.
Услышав его вопрос, Анна медленно достала сигарету и закурила, не спеша выпуская несколько изящных колец дыма.
– Произошло то, что мне стало окончательно ясно: я поняла, что случилось в Эвилионе и почему здесь сейчас царит такой хаос.
Она замолчала, а затем продолжила:
– Скажи мне, какое пророчество было дано тебе в момент твоего рождения?
Ланселот быстро взглянул на нее и скрестил руки на груди. Никто, кроме него, матушки и Мерлина, не знали о пророчестве. Но Анна из Белого Ковена. Самого старого общества ведьм, с которым считался даже Мерлин. Ведьм в нем было немного, всего четыре. Но их сила равнялась силе первородных. Нимуэй очень уважительно относилась к ним.
– Мне предрекли, что я стану погибелью Эвилиона и сотру его из истории.
– Интересно… – Анна затянулась, и огонек сигареты на мгновение осветил её лицо. Её глаза блеснули ярко-зелёным светом.
– Но это не твоё предназначение. Кто рассказал тебе о нём?
Ланселот не желал вспоминать те мрачные времена, когда после смерти отца его собственная мать отвернулась от него. Но взгляд Анны проникал прямо в его душу.
– После кончины отца мать погрузилась в бездну отчаяния. С каждым днём её страдания становились всё более невыносимыми. В замок съезжались многочисленные знахари и целители, но ни один из них не мог облегчить её муки.
Однажды в замок ступил древний старец, который настойчиво просил встречи с ней. Его прогоняли, но он снова и снова возвращался, пока наконец не добился аудиенции. Осмотрев её, он заявил, что на ней лежит древнее проклятие, которое некогда тяготило отца. Он утверждал, что я – причина всех бед и что моё присутствие принесёт лишь смерть и разрушение Эвилиону. Старец требовал забрать меня, но мать не соглашалась.
С тех пор я редко видел её. Она передала меня на попечение служанки на кухне, которая заботилась обо мне, пока Нимуэй не выкупила меня.
Анна наполнила бокал вином и взглядом предложила Ланселоту. Он покачал головой. Она сделала глоток и спросила:
– Нимуэ обращалась к Мерлину?
– Да, но он сказал, что видит в моём будущем лишь тьму, – ответил Ланселот.
– Позволишь ли ты мне взглянуть? – Анна пристально посмотрела ему в глаза.– Пророчество, возможно, было подменено или неполным, – произнесла она, вздохнув и сделав ещё один глоток вина.
– Ты сам знаешь, что до того, как люди заселили Эвилион, на этих землях обитало множество магических существ. Однако задолго до их появления, в момент создания мира, появились существа, которые были призваны поддерживать баланс мироздания и не допускать его нарушения. Одни из них отвечали за зарождение жизни, а другие – за смерть, что составляло основу этого баланса.
И жизнь, и смерть существуют вне времени и пространства, но проявляются лишь в момент своего воплощения. Мироздание обладает способностью сотворить как святого, так и грешника, но это решение не предопределено, а зависит от выбора, который делает живое существо. За этими судьбоносными решениями наблюдают Смотрители, которых ныне принято называть грехами и добродетелями.
Так минули тысячелетия, цивилизации сменяли одна другую, пока однажды один из Смотрителей по имени Гнев не воспылал страстью к ведьме по имени Карман. С этого рокового момента мир начал меняться. Гнев все чаще исчезал в нижнем мире, постепенно развращая юную девушку. Пока слухи о ней не достигли верхнего мира.
Смирение, один из Смотрителей, отправилось на разведку, чтобы оценить последствия деяний Гнева. Перед ним предстала душа, полностью развращённая и обладающая силами ведьмы. Это зрелище было устрашающим: там, где ступала эта девушка, оставалась лишь пустота.
Смирение вознеслось на совет и поведало о том, что узрело в нижнем мире. Гнев попытался защитить девушку, но остальные не поддержали его.
Совет принял решение изгнать её из нижнего мира, так как видел в ней потенциальную угрозу. Однако, когда пленённую девушку пытались сбросить в бездну забвения, Гнев бросился за ней, а за ним последовала Гордыня, любовь которой к брату не позволяла ей остаться в стороне.
Так они исчезли из нашего поля зрения, пока однажды люди не начали войну против первородного дракона, убив его супругу. Верховный элементаль впал в ярость, что привело к образованию трещины в темнице безвестности. Из мрака вернулись два Смотрителя, которые покинули нас, а также Карман, переродившаяся в чистую чёрную магию. За ней последовали три ее сына и демоны, порождения чёрной магии.
Когда равновесие было нарушено, оставшиеся смотрители сотворили светлых воинов. Одним из них стал Луг, который воспитал Мерлина. Карман и её сыновья скрылись, а двое стражей вернулись к своим обязанностям. Но с тех пор мир не знал покоя, пока она оставалась на свободе.
Доверие между стражами также было подорвано. Чтобы восстановить хрупкий баланс, было решено, что в случае рождения существа с пророчествами о нём должны знать все стражи – светлые и тёмные. Однако события в Эвилионе указывают на то, что тёмные стражи, возможно, те, кто был в забвении с Карман, скрыли от нас нечто важное, что и привело к нынешнему положению дел.
Рядом с Ланселотом появилась старинная книга легенд Эвилиона.
– Прочти её. Она не изменилась с течением времени. А если передумаешь насчёт пророчества, дай мне знать.
– Видимо, твой визит в тот дом тоже не принёс тебе утешительных новостей? – Ланселот взял книгу.
Девушка устремила пристальный взгляд на Ланселота, в её глазах вспыхнула ярость.
– Новости скорее плохие, чем хорошие, но это подождёт. Я только успокоилась. Боюсь, если вспомню, разрушу что-то до основания.
Немного помолчав, она продолжила:
– Я никогда не следила за судьбой Артура в Эвилионе – это было обязанностью Мерлина. Но то, что из него выросло… Это сложно назвать героем. Всё, что сделал тот Артур, было продиктовано слепой похотью.
Она брезгливо поморщилась и поднялась, явно не желая продолжать этот разговор. Ланселот прекрасно её понимал.
– Пора спать, – произнесла она и, пожелав задумчивому Ланселоту спокойной ночи, покинула беседку.
Чародейка Белого Ковена, возвращаясь в свою спальню, испытывала искреннее сочувствие к мужчине. Устав требовал не вмешиваться в дела людей, но она уже несколько раз нарушила его, и сейчас в её голове зрел новый план.
Открыв дверь в спальню, она увидела силуэт на кровати, едва различимый под тонкой простыней. Она улыбнулась, вспоминая, что это было её первое нарушение правил. Его длинные чёрные волосы обрамляли лицо, на которое падал лунный свет, создавая резкие тени. Брови были нахмурены, а рука покоилась на её пустой подушке, и причина была очевидна.
Тихо проскользнув в комнату и осторожно прикрыв за собой дверь, она прокралась к кровати. Но едва её голова коснулась подушки, как крепкие объятия Персиваля сомкнулись вокруг неё, прижав спиной к его груди.
– Как ты? – сонно спросил он, уткнувшись носом в её шею.
– Неплохо, но думаю, что нам предстоит много работы. Очень много, – ответила она.
– Ну, в конце концов, мы пожили мирно несколько столетий, – прошептал он, нежно кусая её за мочку уха. – Да и к тому же разнообразие нам не повредит.
Губы Персиваля заскользили по тонкой шее Анны, нежно прикусывая чувствительные точки, заставляя девушку легко вздрагивать от накатывающего возбуждения. С каждой секундой она расслаблялась всё больше, позволяя ощущениям от близости Персиваля развеивать её тёмные мысли. Она освободилась от объятий и повернулась лицом к своему рыцарю:
– Ты умеешь убеждать.
– А ты сомневалась? – Анна почувствовала улыбку в его голосе за секунду до того, как мягкие губы Персиваля прикоснулись к её.
Как и сказал Персиваль, прошло уже несколько столетий с тех пор, как она впервые нарушила устав, позволив себе отдаться любви, несмотря на долг, возложенный на неё предками. И каждый раз, когда этот мужчина обнимал её, она понимала, что приняла верное решение. Жертвенность во имя высшего блага тоже должна иметь свои границы.
Погружённая в размышления, она не заметила, как нежные прикосновения к её телу стали более настойчивыми. В одно мгновение обе её руки оказались за головой, крепко удерживаемые широкой ладонью её нормандского наглеца.
– Мне показалось, ты отвлеклась, – прошептал он.
Она взглянула в его глаза, где промелькнуло лёгкое недовольство, смешанное с желанием. В ответ она слегка прищурила свои кошачьи глаза и провела языком по верхней губе. Он вздохнул, и через мгновение в его зубах оказалась ткань её футболки.
– В эту игру можно играть вдвоём, моя леди, – прошептал он.
Анна охнула и начала тихонько извиваться:
– Перси, нет!
В темноте сверкнули его глаза, и вслед за этим он начал медленно поднимать её футболку, держа её в зубах. Коротко подстриженная борода и его растрёпанные волосы мягко щекотали кожу её живота, вызывая у неё одновременно желание вырваться, так как с детства она боялась щекотки, и гореть от Персиваля, медленно обнажающего её. Но как только он обнажил её грудь, и его волосы коснулись её сосков, её терпение иссякло.
– Моя леди, – успел вымолвить Персиваль, прежде чем оказаться прикованным к изголовью кровати. На нём с победным видом восседала леди Анна Бланшефлёр.