Лео Рин
Хроника Эвилиона. Сильф
Черная башня.
Солнце едва проглядывало сквозь тучи, затянувшие небо над Кэмкастлом, утро медленно вступало в свои права. Первые лучи рассвета озарили комнату, где в кресле, погруженный в размышления, сидел Ланселот.
Мужчина не спал, наблюдая за тем, как его друг и брат, проведя полночи в обсуждениях планов по завоеванию сердца Сноу, уснули, обнявшись, на диване. Накрыв их одеялом, он развернул кресло к камину и погрузился в размышления о подземном мире.
Бранн. Он слышал о нём раньше, но только то, что рассказал ему Персиваль после их побега из царства Пелеаса.
Ланселот закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла.
Как иронично, что сейчас, как и тогда, он сможет найти ее через смерть.
Несколько дней он блуждал по царству Пелеаса, окружённый множеством потерянных душ, но никто из них не был приглашён в мир мёртвых. Старик, который повстречался ему на пути, вывел его на свет. Этот старик был стар, как само время, и он в молчании довёл его до места, где лежало тело мужчины.
– Ты не спал? – хриплый голос Персиваля прервал его размышления. Он обернулся и увидел своего сонного друга на груди которого мирно посапывал Эсули.
– Нет, я размышлял о том, как судьба снова сводит меня с подземным миром.
Ланселот поднялся и подошел к окну. За стеклом разгорался рассвет, озаряя поляну перед домом.
– Но я рад, что провел этот вечер с вами, – тихо сказал он, скорее обращаясь к самому себе.
Персиваль осторожно поднялся с дивана, стараясь не разбудить юного дракона, который лишь нахмурился, но продолжил спать. Он прошел в ванную, умылся и, вернувшись в комнату, застал друга в той же позе.
– После того, что случилось в Корбенике, мне пришлось долго приходить в себя. Я не только стал причиной твоей смерти, но и твое воскрешение из мертвых сильно удивило меня. Честно говоря, я видел это во сне. Видимо, повторение ситуации вновь всколыхнуло те воспоминания. И как ты знаешь, я против этого.
Ланселот стоял у окна, глядя на поляну, где резвились фамильяры Анны. Его голос звучал тихо, но в нём чувствовалась глубокая благодарность.
– Ты спас меня, – тихо произнес он. – Если бы ты не сжег перо, Нимуэ не смогла бы вызвать того старца. Но три дня блуждания между мирами были невыносимы. Меня окружали лишь тьма, звенящая тишина и неприкаянные души, чье отчаяние вселяло в меня ужас.
Его взгляд потух, словно что-то внутри него сломалось. Он глубоко вздохнул и, собравшись с силами, продолжил:
– Моя жизнь без нее не имеет смысла. Я должен найти её. Понять, что произошло в тот миг, когда мне стерли память, и как это связано с пророчеством. Иначе я не смогу защитить ни её, ни вас.
Ланселот повернулся к другу. Его взгляд был полон задумчивости.
– Матушка не случайно отправила нас с Лиярдом сюда, – тихо произнес он. – Она знала, что мы обязательно встретимся. И, боюсь, это было неизбежно, потому что другого пути не было.
– Хорошо, я тебе должен за тот раз, сегодня всё должно пройти гладко, – Персиваль посмотрел на Эсули. – Будем будить?
Ланселот отрицательно покачал головой.
– Тогда идём завтракать, я слышу что остальные уже на кухне. – предложил Персиваль.
– Иди, я приведу себя в порядок и спущусь, – Ланселот направился в ванную. Он услышал, как Персиваль вышел из комнаты и поздоровался с Пингом, чьё ворчание раздавалось ещё несколько минут.
Он принял душ и, выйдя в комнату, увидел сонного Эсули, который сидел на полу.
– Иди умойся и приходи завтракать, – Ланселот подошел к брату и потрепал его по взъерошенным волосам. – Я вернусь и научу тебя пить.
Эсули кивнул и пошел в ванную. Ланселот, заметив, что брат забыл о своей водной сущности, улыбнулся. Наблюдая, как Эсули идет в ванную, пошатываясь, его сердце кольнуло. Он не знал, вернется ли он к нему.
Ланселот подошёл к шкафу, достал одежду и взглянул в зеркало. На его усталом лице читалось сомнение. Боялся ли он? Очень. Зелёный шнурок снова прошептал ему слова любви, и он закрыл глаза, ощущая рядом с собой едва уловимое присутствие Вивьен.
Его глаза сузились. Он поклялся вернуть и защитить свою семью, даже если это будет стоить ему жизни.
Топот и кашель за дверью отвлекли его, заставив обернуться. В проеме стоял дядя, его взгляд был осуждающим, пока он быстро осматривал его.
– Пил, не спал, споил брата – молодец, – произнёс Пинг, нахмурив брови. Его фиолетовые глаза не отрывались от лица племянника, взгляд его смягчился.
– Эсули сейчас в ванне. – Ланселот отвернулся, от понимающего взгляда дяди.
– Сколько же мальчик выпил, что забыл, что он дракон воды?– Пинг поперхнулся.
Ланселот пожал плечами.
– Если отец узнает, нам всем несдобровать, – в голосе дяди прозвучало веселье, но оно тут же исчезло, сменившись легким покашливанием. – Послушай, я хочу отдать тебе кое-что.
Пинг извлек из кармана зеленый камень с аккуратным отверстием в центре.
– Это мой первый магический артефакт, – произнес он с гордостью. – Я создал его своими руками. Надень его на ту же нить, что и бусину Мэл.
Пинг подошел и молча вложил камень в ладонь племянника. Затем, не сказав ни слова, развернулся и направился к двери.
– Тащи юного пьяницу завтракать, – бросил он через плечо, прежде чем выйти.
Дверь тихо закрылась за ним, оставив Ланселота в одиночестве.
Из ванной донесся сиплый голос Эсули, заставивший Ланселота обернуться:
– Брат, как ты это… – начал было юноша, но не договорил. Его голос дрогнул, и он снова скрылся в ванной. Судя по звукам, его выворачивало наизнанку. Видимо, алкоголь, который он пил, не желал так просто покидать его организм.
Приведя себя в порядок, Ланселот и Эсули, мучимый первым похмельем, спустились на кухню, откуда доносились ароматы яичницы с беконом и жареного хлеба.
– Доброе утро, – их поприветствовал хор из голосов. Несмотря на ранний час, на кухне собралась вся семья.
Пинг был занят приготовлением завтрака, Анна суетилась с кофейником, а девушки заканчивали трапезу за столом. Лиярд с аппетитом уплетал яичницу, в то время как Персиваль стоял у соковыжималки.
Когда братья подошли к столу, Персиваль вручил каждому по стакану с бурой жидкостью. – Закройте нос и залпом.
Юный дракон не стал сопротивляться и, выпив, опустился рядом с Лиярдом.
– Не говори деду, он может рассердиться и спалить весь город. Нам ещё предстоит объяснить ему твою пару, давай не будем испытывать его терпение раньше времени, – Пинг нежно потрепал племянника по голове и вернулся за порцией для Ланселота. Тот покраснел и смущенно огляделся по сторонам.
– Не волнуйся, мы здесь семья, и никто не осудит. Каждый нашёл себе пару, не следуя традициям, – с улыбкой сказала Анна, подходя к Персивалю. Он обнял её за талию и подмигнул Эсули. – Если будешь делать всё, как я тебя учил, то…
Он едва успел увернуться от летящей в него кочерги. Фиолетовые глаза сверкнули.
– Пинг, когда ты наконец перестанешь делать вид, что Перси тебе не нравится? Ты ведь и сам не отходил от него, когда он был без сознания после прибытия сюда. – Что? – глаза Персиваля расширились от удивления. – Ты слышал меня. – Анна с улыбкой показала язык дедушке. – Хватит притворяться. Ланселот, не говоря ни слова, наблюдал за их спором. Он видел, что все они были напряжены, но старались не показывать своих чувств. Однако Персиваль, охваченный эмоциями, неожиданно заключил Пинга в объятия и, под смех своих сестер, расцеловал его в обе щеки.
Пинг, погруженный в свои мысли, молча ел завтрак, избегая взглядов окружающих. Лишь изредка он бросал гневные взгляды на Анну, которая, казалось, полностью игнорировала его.
– Итак, каков наш план? – спросил Персиваль, как только они закончили с едой.
***
Ланселот никогда не боялся смерти. Единственный страх, который, словно червь, разъедал его сердце и разум, – это была потеря Вивьен. Этот страх сопровождал его с самого детства и до того рокового дня, когда он нашёл её тело в Озёрном замке. Холодное, безжизненное, с затуманенным взглядом, устремлённым в ночное небо.
Сейчас, когда его душа блуждала по пустынной темноте, он вспоминал, что привело его к массовым убийствам, которые он совершил в тот период. Он знал, что души убитых им людей обязательно встретятся ему на пути.
– Это жизнь, юный господин, – мягко произнёс он. – Вам нужно принять её такой, какая она есть. Вы убивали и будете убивать, если это будет необходимо. В его сознании раздался успокаивающий голос Лиярда. – Лиярд, я монстр, – прошептал он, чувствуя, как внутри него поднимается волна отчаяния.
Лиярд ответил с искренним состраданием:
– Юный господин, все мы – монстры. Когда нам даровали чувства, мы изменились. Гнев не возникает из ниоткуда, ему предшествуют злость и боль. Но только мы сами решаем, чем питать зверя внутри нас. Признаться, я очень рад, что ваши гнев и жажда мести уступили место любви и защите.
Госпожа всегда боялась, что ваша жадность к Вивьен может погубить вас. Но она также не могла представить, как долго вы могли существовать без любви.
– Она знала?
– Знала с первого мгновения, как только взглянула на вас, держа малышку на руках. Ваш взгляд сказал всё без слов.
Фамильяр умолк, и мрак вокруг начал медленно рассеиваться, уступая место мягкому свету.
– Я покидаю вас, – произнес он тихим голосом. – Мне нужно сосредоточиться на поддержании своей маны. Ланселот, я верю, что ты вернешься.
Его голос затих, оставив Ланселота наедине с его внутренними демонами. Он не знал, сколько времени провел в этой темноте, его голова раскалывалась от звенящей тишины. Шаги и движения не издавали ни звука, словно мир вокруг замер.
Когда Ланселоту казалось, что его разум вот-вот не выдержит, он вспоминал последние минуты в Форест Холле. Он касался шнурка, сплетенного Вивьен, на котором висели амулеты, подаренные ему семьей. К дарам Эсули, Пинга и Мэл добавилась руна из оникса, подаренная Персивалем.
– Ингуз, если хочешь мира, готовься к войне, – с серьёзным видом произнёс Персиваль, передавая руну. – Я долго думал, чем могу тебе помочь, пока в саду ко мне не подошёл ворон. В его глазах я увидел, что семья – это наш мир, и ради неё ты готов пойти на самые крайние меры. Один сказал, что эта руна будет для тебя наиболее полезной.
Пинг с уважением посмотрел на зятя. – Один всё же говорил с тобой? Ты действительно знатного рода.
Довольно хмыкнув, Персиваль вновь повернулся к Анне.
– Дедушка просит подбросить поленья в камин, ему тяжело дотянуться, – Эсули подбросил дрова, и в гостиной, где собралась вся семья появилась красная драконья голова.
– Сильф, – мягко, но с оттенком важности произнес старик. Его голос звучал как древний напев, окутанный силой древних. – Имя, данное тебе приемной матерью, означает воздух. Ты – наследник дара Свирры. Раз ты не получил его в день своего совершеннолетия, сейчас я вручаю тебе наше благосовение. На совете, что состоялся вчера, было решено даровать тебе холодное дыхание. С его помощью ты сможешь закалять оружие против сверхъестественного, а разум твой более не поддастся ни зельям, ни чарам. Подойди!
Дыхание дракона обожгло мужчину, и он ощутил, как его кожа, заряженная магической энергией, на мгновение покрылась тонкой чешуёй.
– Хорошая отдача! – удовлетворённо произнёс дракон, с довольным видом разглядывая белую чешую, которая проступила на теле внука. – Анна, Пинг, подойдите и проверьте!
Ланселот ощутил, как к его сознанию проникают приказы. Он различал каждый из них, но, несмотря на всю их силу, его тело отказывалось повиноваться.
– Анна, даже не думай, – тихо произнес Персиваль, взглянув на жену. Но чародейка лишь отмахнулась от него и, прищурив свои кошачьи глаза, метнула в него одно из самых сильных приворотных заклинаний – «дьявольскую петлю». Оскалившись, Ланселот на мгновение утратил самообладание и, заморозив петлю, метнул ее в окно. Стекло огромного каскадного окна разбилось на тысячи осколков.
– Я никогда раньше не видела, чтобы петлю можно было заморозить и превратить в физическое тело, – нахмурилась Анна. – Это открытие требует тщательного изучения.
– Прости за окно, – Ланселот, придя в себя, виновато улыбнулся.
– Всё в порядке, – отмахнулась Анна и, взмахнув рукой, восстановила окно. Пинг и Драг с удовлетворением кивнули.
– И ещё кое-что, – на пол перед камином упал красный камень. – Гранат. С этим камнем ты найдёшь свою половинку, даже если отправишься на край света.
Ланселот поднял голову и кивнул первому дракону.
Лия и Дэйзи одновременно заговорили, их голоса звучали в унисон:
– А это от нас, – с улыбкой произнесли они, протягивая ему две изящные серьги из белого золота. В центре каждой из них мерцали розовая и голубая жемчужины.
– Перевесь их на заговоренный шнур, который дала тебе Вивиан. Она вложила в него охранные чары, чтобы они оберегали тебя от зла и несчастий.
Ланселот резко повернулся к ней: – Что ты сказала?
– Это защитный амулет, усиленный её чувствами. Я думала, ты знал об этом.
– Нет, – он осторожно снял шнурок с волос и бережно надел на него амулеты.
– Теперь ты готов, – голос Анны прозвучал с наигранной бодростью, но её напряжённая осанка выдавала внутреннее волнение.
Драг, уловив это, мягко сказал:
– Подойди сюда. У меня есть кое-что и для тебя.
Дыхание дракона мягко коснулось кожи Анны, вызывая лёгкое мерцание. Её глаза закрылись, и на лице появилась нежная, почти детская улыбка.
– Спасибо, – прошептала она.
Часы показывали десять вечера, когда в руках Ланселота оказался стеклянный флакон.
– Зелье Лоренцо, – пояснила Анна.
Дэйзи и Лия с восхищением посмотрели на сестру.
– Как ты догадалась? – почти одновременно воскликнули они.
Анна указала на книгу, лежащую на столе: «Ромео и Джульетта». Дэйзи сверкнула глазами.
– Мы сможем поддерживать связь в экстренной ситуации. Он будет на грани между жизнью и смертью. Это гениально.
Мужчины обменялись взглядами.
– Они-то ладно, а ты, Персиваль, давно живёшь в этом мире и не знаком с классикой, – вздохнула Лия.
Ланселот продолжал смотреть на них с недоумением.
Дэйзи вздохнула, её голос звучал мягко, но уверенно:
– Ты погрузишься в такой глубокий сон, что окажешься на грани. В этом состоянии Лия сможет предвидеть будущее, я – видеть твой путь, Лиярд – поддерживать твою ману. А Анна, если что-то пойдёт не так, мгновенно вернёт тебя, если возникнет опасность.
– Эсули, Деда и… – Дэйзи запнулась, – И куча прапрадеда, вы сможете установить барьер?
Драконы синхронно кивнули.
Только Мэл хранила молчание. Её взгляд был прикован к Ланселоту. Она знала, что ему уготовано. Это были воды воспоминаний – всех, без исключения, – особенно те, что причиняли боль. Так происходил первозданный отбор душ: тех, кто достоин продолжить путь, и тех, кому суждено исчезнуть навсегда.
Тонкий стеклянный флакон, переливающийся от золотого к черному, оказался в руках Ланселота. Это был яд. Но он не колебался: залпом осушил содержимое. Через несколько минут на него навалилась сонливость. Он чувствовал, как Персиваль укладывает его на диван, а затем все погрузилось в темноту.
Ланселот, поддерживаемый воспоминаниями, терял ощущение времени. Ему казалось, что он ни на шаг не приблизился к заветной цели. Как найти путь к таинственному царству Бранна, когда вокруг простирается лишь непроницаемая тьма? Он размышлял, но ответы ускользали, словно туман. Кто бы мог предположить, что вход в мрачное царство смерти окажется столь искусно скрытым?
Ланселот замер. В его голове вихрем проносились мысли: "Смерть ищут лишь безумцы и те, кто хочет сам расстаться с жизнью. Остальные лишь ждут своего часа".
Ланселот тяжело вздохнул, осознавая свою ошибку. Идиот!
Время тянулось медленно и он не знал, сколько ещё придётся томиться в этом ожидании.
Внезапно раздался звук шаркающих шагов. Ланселот поднял голову. Впервые за долгое, время он смог различить силуэт, укрытый балахоном.
– Всё же не самоубийца, – прозвучал голос, заставив Ланселота вздрогнуть. – А то я уже собирался уходить.
Это был старец. Его черный посох с фонариком наверху немного осветил мрак вокруг.
– Ну чего расселся? Пошли! Плата за проводы есть? – спросил он, протягивая руку.
Ланселот на мгновение задумался. Они забыли о плате за проводы. Понятное дело, что и поминки не устроили.
– Отдай серьги, – мысль, словно молния, пронзила его сознание. Хрон обожает блестящие вещи.
Ланселот отстегнул от шнурка две серьги и протянул их старику. Тот, прищурившись, внимательно разглядывал жемчужины, удовлетворенно кряхтя.
– Богатей, значит, – пробормотал он, оценивая молодого человека, одетого необычно. – Видимо, напали, пока ехал, – добавил он, и в его голосе послышалось сочувствие.
– Идем, – проскрипел старик, и серьги исчезли в белом пламени. Синие огоньки, словно маленькие путеводные звезды, осветили дорогу из черного камня. Вокруг простиралась только растрескавшаяся, выжженная земля, кое-где поблескивающая черными водами.
Его балахон развевался на ветру, обнажая длинный, обтрепанный хвост. Фиолетовые чешуйки, искусно вплетенные в белую кожу, сверкали и переливались. Хвост был украшен драгоценными камнями черного цвета, которые тускло блестели в свете огоньков.Старик уверенно зашагал вперед. Его голос, твердый и уверенный, прозвучал как приказ: – Не сворачивай с дороги и не оглядывайся.
Старик на мгновение обернулся, окинул рыцаря пристальным взглядом и, убедившись, что тот не отстает, продолжил путь.
– Я Хрон, Проводник драконов, – прозвучал его голос, эхом разнесшийся по окрестностям. – Одним из первых появился на свет после первородных. Но мне никогда не нравился верхний мир. И я ушел сюда.
Они прошли через черную реку, чьи воды были настолько темными, что свет от фонарика проводника не проникал в них.
– Видимо, ты драконид, раз попал сюда не в своём истинном облике, – произнёс старец, не поворачиваясь. – Жаль, что ты так молод. Но не переживай, у нас внизу не хуже, чем там, – он указал пальцем вверх. – Кто-нибудь из твоих близких уже умер? Есть ли у тебя родственники? Если тебя встретят за стеной, это будет легче. Хотя… В наше время так много одиночек. Они ссорятся с семьёй из-за денег, власти и начинают убивать друг друга. А потом, когда они оказываются здесь, никто их не встречает. Связи разрушены, и о них никто не помнит. Их так много, что можно было бы открыть специальные места встреч. Хотя, толку от этого… – он повернул голову, чтобы посмотреть, слушает ли его спутник.
Ланселот почтительно кивнул, показывая, что болтовня старца его заинтересовала.
– Если ты не познал любовь, то и здесь не найдёшь её. А если изменял, то здесь тебе будут изменять. В общем, ты получишь то же, что и давал.
Ланселот вздрогнул, и это не осталось незамеченным.
Хрон остановился и резко повернулся к Ланселоту. – Дай руку, – приказал он.
Ланселот растерялся.
– Дай мне руку! – его требование сопровождалось сверканием искр в глазах. Он спустил капюшон. На его фиолетовой морде, испещрённой шрамами, застыло напряжённое выражение. Ланселот протянул руку, и когтистая лапа тут же взяла её в свою. Но через секунду он отпрянул, ошеломлённо глядя на Ланселота.
– Ты дитя Лирина, и ты не мёртв! – воскликнул Хрон, раскачиваясь из стороны в сторону. – Зачем ты сюда пришёл? Начитался старых сказаний, влюбился и решил спасти свою возлюбленную, как тот, как его… Ах, Орфей! – его голос дрогнул. – Что ты наделал? И как тебе удалось обмануть ловушку? – он метался взад-вперёд, вскидывая лапы. – Ох, брат, нелегко тебе будет выбраться. Но вспомни обо мне, когда окажешься на свободе. Главное – успеть до обхода адских псов. – его голос прерывался, переходя от едва слышного бормотания к быстрому причитанию. Раскидывая лапы, он ругался, издавая странные шипящие звуки.
– Мне нужно к Бранну, – решительно произнёс Ланселот.
– Ты сумасшедший? – остановившись, скептически спросил Хрон, глядя на него своими вертикальными зрачками.
– Мне нужен король этого мира, чтобы спросить у него о пророчестве.
Хрон, задумчиво потирая подбородок, окинул юношу внимательным взглядом. Пара чешуек, отделившись от кожи, тихо упала на чёрные камни.
– Так ты тот самый? Мы думали, Харон должен был встретить тебя. Слышал, ты рыцарь Артура. Не ожидал, что мне так повезёт. Значит, ты драконид Ланселот? Удивительно. Хотя, учитывая твой список… – он медленно обошёл юношу, внимательно разглядывая его. – Какой-то ты хрупкий и женственный.
Ланселот, стараясь скрыть своё нетерпение, произнёс:
– Может быть, вы всё-таки проводите меня?
– Идём, но серьги не отдам, всё-таки это плата, – ответил Хрон, и его глаза жадно блеснули.
Ланселот раздражённо кивнул, соглашаясь. Они пошли по дороге, и некоторое время молчали. Хрон изредка оборачивался и с явным интересом разглядывал юношу, словно пытаясь разгадать его мотивы.
– Значит, это правда, мой отец выбрался из заточения? – вопрос застал рыцаря врасплох.
– Отец? – переспросил он, пытаясь найти меч там, где его не было.
– Да, тот, кто дал мне жизнь. Тот ещё ублюдок. Я служил Бранну только из-за матери. Эпрейвен убил её по приказу ведьмы.
Чем глубже в лес, тем запутаннее становятся корни, – подумал Ланселот, наблюдая за своим проводником, который говорил с удивительной невозмутимостью.
– Ты здесь встретился с ней? – он задал вопрос, и тот утвердительно кивнул.
– Хаос использовал мою мать, затем убил её. Когда пришло время суда, новая королева потребовала вернуть ей память. Теперь мы живём вместе. Она помогает во дворце, а я, хотя и редко, но всё же встречаюсь с драконами и драконидами.
– Но почему он убил твою мать? Разве драконы не находят свою пару до конца жизни?
– Ему нужна была душа женщины, столь же благочестивой, как моя мать. Однако возникла проблема: она оказалась драконом. Когда после моего рождения он увидел яйцо, то тут же убил её, потому что она не была человеком. Но позже он нашёл другую женщину, снова оплодотворил её, и, насколько мне известно, всё прошло успешно. Однако после этого та женщина сошла с ума и не помнит ничего из тех дней. Думаю, черноволосая, которая всегда была рядом с отцом, добилась своего.
Ланселот погрузился в глубокие раздумья и не заметил, как они подошли к чёрной стене с массивными воротами. Они были сделаны из древнего дерева, которое казалось таким старым, что одно прикосновение могло превратить его в пыль. Однако это ощущение было обманчивым. Ланселот почувствовал вокруг них древнюю ману, которая, казалось, существовала ещё до рождения мира.
Хрон остановился перед массивным кольцом, вмонтированным в пасть каменной горгульи. Он глубоко вздохнул и, собравшись с духом, трижды постучал. Раздался гулкий, резонирующий звук, похожий на стон множества людей.
– Мне жаль, что тебе предстоит это испытать, – тихо сказал Хрон, не оборачиваясь. – Воды забвения сводят с ума даже мёртвых. Я не знаю, что тебя ждёт, когда ты окажешься живым среди них.
Внезапно в стене, неподалёку от них, открылась незаметная дверь. Из тёмного проёма повеяло сыростью и холодом. Внутри мерцал тусклый свет факелов, освещая узкий, извилистый коридор.
– Удачи, брат, – добавил Хрон, и его голос дрогнул.
Ланселот сделал шаг вперёд. Дверь за его спиной с тихим скрипом закрылась, слившись с каменной кладкой стены.
Хрон остался один, но секунду спустя он уже мчался к тому, кто мог помочь юноше.
За дверью Ланселота ждала женщина в чёрном платье. Её лицо скрывала чёрная вуаль, но сквозь тонкую ткань можно было разглядеть пустые глазницы и зашитый грубыми чёрными нитками когда-то красивый рот. За свою жизнь рыцарь неоднократно сталкивался с магическими существами, но эта женщина, словно сотканная из страхов и сожалений, заставила его испытать трепет. Очень редко страх мог затмить его разум. Обычно с этим прекрасно справлялся гнев. Но сейчас, следуя за этим призрачным образом, его чувства были обострены. Ему было страшно.
Чёрный силуэт неспешно, но уверенно указывал ему путь. Сначала они шли по узким каменным коридорам, где эхо их шагов отражалось от древних стен. Затем поднялись по винтовой лестнице, стены которой были испещрены зияющими дырами, пропускающими ветер. Но ткань платья провожатой и её вуаль оставались неподвижными, словно время здесь остановилось.
В молчании они поднимались всё выше и выше, и с каждым шагом воздух становился холоднее. Наконец они достигли вершины башни. Ланселот замер, поражённый открывшимся перед ним видом. С одной стороны стены простиралась непроглядная темнота, словно бездна, поглощающая свет. С другой стороны виднелся призрачный город, очертания которого таяли в тумане.
В этом месте, на вершине башни, время и пространство словно слились воедино. Гнилые доски пола скрипели, словно издавали последний вздох перед тем, как рассыпаться в прах, усиливая тревогу Ланселота.
Женщина подошла к центру башни. В углу зала, на обшарпанном столе, стояла единственная чаша. Она жестом указала на неё Ланселоту и молча начала спускаться, оставляя его наедине с его страхами.
Ланселот медленно приблизился к чаше. Перед ним был простой кубок из тиса, в котором мерцало рубиново-красное вино. Его рука уже тянулась к кубку, когда тихий жалобный плач и шорох слева заставили его остановиться. Он обернулся и увидел чёрного щенка, шею которого обвивала верёвка с тяжёлым камнем. Ноша явно причиняла боль маленькому существу. Щенок скулил, слабо пытаясь освободиться.
Не раздумывая, Ланселот бросился к нему. Его пальцы ловко развязали узел, и камень упал на пол. Щенок, почувствовав свободу, радостно заскулил и, пошатываясь, прижался к Ланселоту, уткнувшись мордочкой в его колени. Ланселот погладил щенка, нуждающегося в его помощи.
– Ты не смог войти из-за ноши? Неужели здесь все настолько бездушны? – Он бережно взял на руки лёгкий комок и, держа его, вернулся к чаше. – Пойдём вместе, дай бог, чтобы за стеной тебя кто-то встретил. Обмакнув палец в вино, он осторожно коснулся носа щенка, и тот мгновенно слизал капли. Затем мужчина залпом выпил оставшееся.
Из темноты башни материализовалась женщина, которую он когда-то считал своей матерью. Её голос, полный ярости и безумия, пронзил тишину:
– Ты ничтожество! Ты не мой сын, а ублюдок, подменыш, выродок, из-за которого погибли мой муж и мой родной сын. Тварь, что скрывалась под личиной и кормилась в замке. Как же я жалею, что ты не умер там, среди кухонных помоев! – Её глаза горели огнём ненависти и безумия. – Оставить тебя в живых было самой большой ошибкой. Крестьянин во главе рода!
Она набросилась на Ланселота, пытаясь оцарапать его. Чёрный щенок, забившись под рубашку мужчины, жалобно скулил. В памяти Ланселота вновь всплыли болезненные воспоминания.
Он вспомнил, как копался в отбросах, ища хоть какую-то пищу. Кухарка снова лежала пьяная. Ей всегда было безразлично, что с ним происходит. Те жалкие гроши, которые ей выдавали на его содержание, она пропивала в первые же дни. Но он был рад и этому. Когда она была пьяна, не трогала его. А когда трезвела, не раз поднимала руку. Госпожа не интересовалась его судьбой, и это делало её безнаказанной.
Он забивался в угол, ненужный никому, и плакал от голода. Лишь иногда, когда кто-то из слуг кидал ему объедки, он получал немного еды. Но чаще всего его ждала жестокость. Его могли избить или натравить на него охотничьих собак ради забавы. Смех и слезы ребенка вызывали у них лишь веселье.
– Заткнись! – Тихий голос внезапно остановил безумную женщину. Её глаза, горящие диким огнём, на мгновение замерли. Чёрный комок перестал жалобно скулить и слабо зарычал.
– Что ты знаешь о семье? – Ланселот почувствовал, как его глаза наливаются алым. – Та, что готова была отдать ребёнка ради пророчества безумного старца, та, что боялась даже убить его, сомневаясь в своих чувствах… А что было бы, если бы я действительно был твоим сыном? Как бы ты жила? Как женщина, потерявшая мужа и сына, может сомневаться? Ты не знала, родной ли я. И только обретя вечный покой, ты наконец нашла ответ.
Его голос был похож на шипение, и если бы сердце могло биться быстрее, кровь закипела бы в его венах. При наличии оружия он, вероятно, не преминул бы воспользоваться им.
– Ты смеешь произносить такие слова! – вскричала королева Веселого замка, и звук хлесткой пощечины прорезал воздух. Второй удар был остановлен, и лицо Ланселота оказалось совсем близко к лицу женщины.
– Ты отдала ребёнка, будто он был прокажённым. Знала ли ты, что с ним стало? Не убила ты его лишь потому, что сомневалась. Но выкинуть из жизни оказалось проще. Я не сам занял место того младенца. И если бы этого не случилось, он бы не умер от укуса чёрной гадюки.
Он продолжал смотреть на нее своими алыми глазами, от чего душа женщины затрепетала от ужаса.
– С тех пор как меня выкупил человек, ставший мне истинной матерью, я бесчисленное количество раз мечтал сжечь Весёлый замок дотла вместе с тобой. Как отомстить за то, что мне пришлось пережить, думая, что моя мать просто ненавидит меня. Настолько, что дитя, которое ничего не совершило, стало выброшенным мусором. Я не знаю, кто моя настоящая мать, и не ведаю её мотивов, но ты… Ты не заслуживаешь ни смерти, ни покоя. Ты переложила вину на младенца и решила ненавидеть его до конца своих дней.
Женщина дрожала, а щенок, которого рыцарь держал на руках, начал громко рычать. Его неуверенный гнев быстро перерос в испепеляющую ярость.
– Кстати говоря, – губы Ланселота приблизились к её уху.
– Я лично сразил того рыцаря, который повёл войско на наш замок и одержал верх над Баном. Перед смертью он поведал много тайн. Например, о том, как ты стремилась избавиться от ребёнка человека, которого ненавидела всей душой. И как ты замышляла посадить на трон этого самого рыцаря. Если бы не дерзкий поступок Нимуэ и мой внезапный отъезд, твой план мог бы осуществиться.
Женщина медленно оседала на пол, её глаза наполнились ужасом и безумием.
– Я не знаю, что уготовил тебе Бранн, но, надеюсь, ты получишь по заслугам. А я никогда не прощу предательства моего названного отца и твоего отношения к собственному ребёнку.
Ненависть, накопившаяся в сердце Ланселота, достигла своего пика. Всё, что он долго держал в себе, вырвалось наружу, как тёмная буря, сметающая всё на своём пути. В одно мгновение голова женщины, будто срезанная невидимым клинком, скатилась с её плеч. Ланселот наблюдал за этим без малейшего сожаления. Её тело начало терять форму, рассыпаясь в серый пепел, который медленно оседал на гнилом полу.
Чёрный щенок, вырвавшись из рук Ланселота, с любопытством обнюхал место, где только что лежала женщина. Гнев, овладевший им, постепенно утих, и Ланселот ощутил, как его тело охватила дрожь. Воспоминания, связанные с этой женщиной и её поступком, нахлынули на него с новой силой. Тот самый маленький мальчик, который когда-то плакал внутри него, снова заговорил, выплескивая наружу всю свою боль и переживания.