Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга первая. Знакомство
Глава 2. Алма-Ата
День первый
Проснулась я от поцелуев. Не открывая глаз, ещё сонная, потянулась руками к Серёже.
– Маленькая, просыпайся, заходим на посадку, – прошептал он.
Я ахнула и, тотчас растеряв сонливость, всполошилась:
– Я же ноги тебе отсидела! – заторопилась в своё кресло и, получив ослепляющий удар в глаза лучом солнца, бьющего в иллюминатор, не удержалась и рухнула обратно. – Господи, мало отсидела, теперь ещё и попрыгаю!
Сергей засмеялся. Опираясь на его руку, я предприняла новую попытку перебраться в своё кресло, на этот раз перебралась удачно и первым делом прикрыла шторку иллюминатора. Виновато улыбнувшись наблюдающему за мной стюарду, я щёлкнула ремнём безопасности и выдохнула:
– Фу-у… как же я весь перелёт про…спала, – едва договорила я. К горлу подступила дурнота. Рот наполнился сладковатой слюной, сглатывать которую было тошно, и я закрыла глаза. «Дрыхнуть надо меньше!» – промелькнуло раздражение в уме.
Словно сквозь вату пробился тревожный голос Сергея:
– Плохо? Маленькая!.. бледная вся… ну-ка, иди ко мне!
Он хотел приподнять меня, я шевельнула рукой в отрицающем жесте и, стараясь дышать поверхностно, расслабилась до состояния киселя. Медленно-медленно, но тошнота отступила, я сглотнула накопившуюся слюну и попробовала дышать глубже. Наконец самолёт тряхнуло при соприкосновении с землёй. Уши мои ещё были заложены, но я открыла глаза и сделала попытку улыбнуться. Серёжа расстегнул ремни безопасности и перенёс меня к себе на колени. Прилетели.
Нас встретили. Водитель на машине премиум-класса. Погладив матовую кожу сиденья, я поинтересовалась:
– Как ты это организовал?
– Что? – не понял Сергей.
– Встречу.
– Это Пашкина обязанность. Он должен был найти хорошего юриста, найти жильё, ну и встречу организовать.
– А юриста зачем?
Сергей удивлённо приподнял бровь и спросил:
– Ты разводиться собираешься?
– Я об этом не подумала, – буркнула я и, выведя смартфон из режима полёта, ткнула пальцем в номер телефона мамы. – Мам! Не разбудила? Доброе утро! Мы прилетели.
– Ох, Лида! Здравствуй! Хорошо, что прилетела! – обрадовалась она и заплакала.
– Мам, чего ты? Что ещё случилось?
– Да это я так. Хорошо, что вернулась!
– Мы ближе к вечеру к тебе приедем, может, часам к четырём. Хорошо? Сейчас пока устроимся.
– Куда устроимся? – спросила она враз окрепшим голосом. – У тебя квартира своя есть.
– Мама, а Костя что, съехал?
– Нет… я не знаю… – она помолчала и предложила: – Ко мне приезжайте, поместимся.
– Мам, мы часам к четырём приедем, – повторила я. – Ты только ничего не готовь, не суетись, мы с собой всё привезём, хорошо?
– Хорошо.
– Тогда до встречи.
Уронив затылок на плечо Серёжи, я уставилась в окно машины и виновато подумала: «Ещё одно потрясение». Маме – семьдесят девять. Отец умер, она трудно привыкала к одиночеству. Потом Настя ушла. К потере внучки добавился страх за меня. Я боль в себе держала, не делилась, думала, так лучше для неё и Кости. Быстрее успокоятся. Зачем всё время рану бередить? Плакать при них себе не позволяла, выла, когда одна дома была. Много позже поняла – моё молчание ей очень тяжело давалось. Через три года после ухода Насти, я решила – надо жить, и маме стало легче. «А теперь вот новые переживания. Костя ей очень нравится».
Очнувшись от дум, я взглянула на Сергея – чуть склонив голову, он через окно машины рассматривал дом-высотку с многочисленными архитектурными элементами на фасаде – пилястрами, карнизами, ложными балкончиками.
– Ты когда в последний раз был в Алма-Ате? – спросила я.
– Когда с тобой простился. Даже не верится, что это тот же город.
– Ты здесь родился?
Сергей кивнул. Я умолкла, давая ему возможность без помех знакомиться с новым обликом города, тем более что и двигались мы еле-еле – на дороге было слишком много машин.
Минут сорок потребовалось, чтобы выехать на трассу, ведущую на Чимбулак. Шум города и вонь выхлопных газов остались позади, с обеих сторон от дороги открывался величественный горный пейзаж – вначале голый, испещрённый трещинами скальник с осыпью к самой дороге, потом на склонах стали встречаться ёлки – то простенькие, невысокие, редколапистые, а то дородные столетние великанши, пронзающие макушками глубокую синеву неба. Ёлок на склонах становилось всё больше, а вдоль дороги вскоре появились сосны.
Я засмеялась.
– Красиво, Серёжа! Чудо как красиво!
Впереди показались дома. У одного из них водитель остановился и посигналил. Через мгновение ворота распахнулись, и машина въехала во двор. Там нас встретила женщина лет сорока в накинутой на плечи овчинной безрукавке. Она улыбнулась, и на щеках её с каждой стороны появилось по ямочке.
– Здравствуйте! Добро пожаловать! Как доехали? – приветствовала она нежным серебристым голоском, перебегая большими прозрачно-зелёными глазами с меня на Серёжу и обратно.
– Здравствуйте, – поздоровалась я, протягивая руку. – Спасибо, доехали хорошо. Я Лида. А вы наша хозяйка?
Несмело ответив на пожатие, она пригласила:
– Проходите. Мы вас ждём! – и первой заспешила к дому.
Поднявшись на нижнюю ступеньку крыльца, она остановилась, повернулась ко мне и запоздало подтвердила:
– Да. Я хозяйка. – Поднявшись ещё на одну ступеньку, опять повернулась ко мне и представилась: – Акмарал меня зовут.
Так мы и двигались: ступенька – остановка, ступенька – остановка. А водитель тем временем, открыв багажник, ждал пока мы с ней минуем крыльцо и зайдём в дом, чтобы туда же внести чемоданы. Видимо, потеряв терпение, он что-то негромко сказал по-казахски, Сергей улыбнулся, а Акмарал, всплеснув руками, в одну секунду оказалась у двери, открыла её и вновь повторила:
– Проходите!
Потом я ходила за ней следом, пока она не без гордости показывала мне дом. Спросила, надо ли нам готовить, и похвасталась, что осваивает итальянскую кухню.
– А сейчас вы можете нас покормить? – спросила я.
– Да-а. Я же ждала! Баурсаков испекла. Есть сметана домашняя, творог, яйца, казы… скажите, что хотите, я приготовлю.
– Серёжа, – позвала я, – нам завтрак предлагают, и у меня уже слюнки текут. Давай придумаем, что для тебя приготовить.
Он выглянул из спальни.
– Я думал в ресторан поедем.
– Зачем ресторан? – обиделась Акмарал. – Дома же вкуснее. Скажите, что хотите кушать, я приготовлю.
Сергей подошёл ближе и спросил:
– Из чего выбираем?
– У меня бешбармак вчерашний есть. Разогрею. Очень вкусный! Мясо есть холодное. Казы. Муж вчера джусай привёз, хотите, чебуреки с джусаем пожарю? Это быстро! Тесто у меня есть.
Сергей рассмеялся и махнул рукой.
– Несите всё! – и, взглянув на часы, добавил: – Только поскорее.
Хозяйка поспешила к двери, на ходу предупреждая:
– Сейчас дочку пришлю, чтобы на стол накрыла.
А я подошла к Сергею и обняла его.
– На мансарде из окна вид потрясающий. Если хочешь, поднимись, а я в душ.
– Надо распланировать время, – целуя меня в лоб, сказал он. – У нас четыре дня. Из них два дня на склон – день мы тебя обучаем, день катаемся. Сегодня знакомство с твоей мамой, надо еды к столу взять и ещё в магазин горнолыжных принадлежностей заехать. Юрист – завтра вечером, я уже договорился на семь часов. Ты с кем-то встретиться хочешь?
– С Костей. Я должна сказать ему о разводе сама. Ещё мне надо кое-что из дома забрать. А ещё съездить к Насте. – Я виновато улыбнулась и пояснила: – Не знаю, насколько уезжаю.
Хозяйка уже уставила стол тарелками со снедью, когда я вернулась. Я взяла баурсак – большой, пышный, золотистый, он был холодным, но вкусным. И пока я его жевала, из прихожей зазвенел её голосок:
– Чуть не забыла! Накрыла полотенцем и не вижу!
Она вбежала в гостиную с никелированным кофейником в руках. Следом за ней поспешал мальчик, неся перед собой блюдо с дымящимися чебуреками.
– Вот! – водрузила она кофейник на стол. – Кофе настоящий сварила! Кофе любите?
Я отрицательно качнула головой, но она не согласилась:
– Русские все любят кофе! – помолчала, видимо, оставляя мне шанс подтвердить свою русскость, но отчаялась и принялась расспрашивать: – А что тогда? Чай? Чёрный?
Я вновь покачала головой. Она озадаченно нахмурилась и вдруг просветлела лицом и заулыбалась.
– А этот, русский иван-чай любите? Муж купил, мне не понравилось, как будто мылом воняет. Будете?
Я расхохоталась и кивнула. Акмарал подхватила блюдо с чебуреками из рук сына, поставила его в центр стола и кивком головы снизу вверх отправила мальчика за чаем.
– Спасибо, Акмарал! – поблагодарила я и спросила: – А чебуреки только с джусаем или с мясом и джусаем?
– С джусаем, – вновь померкнув, ответила хозяйка и начала оправдываться: – Фарша готового нет, а ваш муж сказал, надо быстро.
Я опять хохотнула и протянула руку за чебуреком.
– О-ой, мясо не любите? – догадалась она и тоже засмеялась, обнажив мелкие, ровные и плотные, очень красивые зубки. Чистое круглое лицо её вновь украсилось ямочками, а глаза весело и озорно блеснули. Она была очень открытой и милой, наша хозяйка. Увидев спускающегося с мансарды Сергея, она опять ойкнула и тотчас засуетилась, приглашая его к столу: – Садитесь уже, кушайте! Я, как вы сказали, всё, что есть, принесла!
Некоторое время она наблюдала за тем, что кладёт Сергей себе в тарелку, и каждый его выбор сопровождала одобрительным кивком и пожеланиями:
– Кушайте! Приятного аппетита!
Я тем временем вгрызалась в хрустящую корочку сочившегося соком чебурека и мычала что-то нечленораздельное. Не знаю, что там у Акмарал с итальянской кухней, а вот с восточной – полный порядок!
Уставшая от бесконечно продолжающейся примерки, я сидела в магазине спортивного инвентаря на примерочном пуфе с закатанными до колен штанинами джинсов и ворчала:
– Комфортно – не комфортно… Прообразом этих ботинок послужил испанский сапожок, они по определению не могут быть комфортными!
Мы довольно быстро выбрали костюмы, шлемы, очки, перчатки и другие аксессуары, а вот выбор ботинок затянулся. Вначале я натянула на ноги специальные горнолыжные носки(!), потом перемерила по нескольку моделей ботинок разных производителей, потом мы долго выбирали стельку, наконец, выбрали подходящую для моей полой стопы, и я восхитилась, узнав, что стелька не простая, а с подогревом! «И где же она возьмёт этот самый подогрев? – ядовито, но благоразумно про себя вопросила я. – Могли бы и кондиционер предусмотреть, а то вдруг жарко станет!» Потом я начала примерять ботинки уже вместе со стелькой. При примерке меня настойчиво расспрашивали и Сергей, и консультант магазина, где там мой большой палец, как там моя пятка, есть ли дискомфорт. В конце концов, они, а не я, сошлись во мнении на одной из моделей и заставили меня стоять обутой в эти ботинки в течении пятнадцати минут. За это время Сергей выбрал ботинки себе – запросил две модели одного и того же производителя, обе оказались в наличии, он взял ту, что была нужного размера, и снова вернул внимание к моим ботинкам. Я к этому времени будто бы почувствовала боль в мизинце правой ноги. Оба – и Серёжа, и консультант, чрезвычайно обрадовались этому обстоятельству, и консультант унёс ботинки, чтобы выдуть в них какую-то полость.
– О, как всё сложно! – простонала я и рухнула на пуф. – Носки специальные, стельки с подогревом…
– Потерпи, Маленькая. вопрос комфорта – это вопрос безопасности, – отозвался Сергей. – В Германии сделаем тебе ботинки на заказ.
Вскоре консультант вернулся, и я вновь надела ботинки, и вновь выжидала, появится ли дискомфорт. Сергей настойчиво задавал всё те же вопросы и, наконец, удовлетворённый моими ответами, проверил, всё ли мы взяли из снаряжения, и пошёл расплачиваться.
Следующим пунктом в нашем маршруте значился ресторан, и, пока Сергей пил кофе, а я цитрусовый фреш, нам приготовили сазана в кисло-сладком соусе, запекли курицу с молодым картофелем и сделали три вида салатов. Вместе с фруктами и пирожными всё это в бумажных мешках вывезли на сервировочном столике прямо к машине.
Потом Сергей увидел цветочный магазин и велел водителю остановиться.
– Серёжа, она не оценит, – предупредила я.
Он весело подмигнул и заявил:
– Не оценит, и ладно! Не могу же я к тёще с пустыми руками явиться!
Он волновался, я это видела. Выбирал он цветы с добрую четверть часа и вышел из магазина с таким большим букетом роз, что класть букет пришлось в багажник.
Потом мы ехали ещё с полчаса и, наконец, достигли той главной цели, из-за которой явились в Алма-Ату.
В квартиру я зашла первой, быстро сняла ботинки и шагнула в комнату, освобождая место Сергею, потому что в квартире мамы такая планировка, что прихожей просто нет, её заменяет небольшой коридор, соединяющий кухню и комнату, и вдвоём с Сергеем, да ещё с пакетами припасов и букетом, мы в нём просто бы не поместились. Переступив порог, как я и ожидала, Сергей занял собою всё пространство.
– Мама, это Сергей, – представила я и задержала дыхание.
Я боялась, что мама вместо приветствия скажет нечто вроде: «Вот кто выкрал мою дочь из семьи!», но она молчала.
– Здравствуйте, Анна Петровна, – поздоровался Сергей и подал ей розы.
Мама приняла букет в охапку. Посмотрела на розы, потом опять подняла лицо к гостю и пригласила:
– Проходите. Будем знакомиться.
Я тихонько выдохнула, а мама протянула букет мне.
– Поставь в вазу.
Решив сразу садиться за стол, мы оставили гостя в комнате, а сами удалились на кухню. Я начала высвобождать из пакетов наш обед, а мама присела к столу.
– Глаза у него хорошие, – задумчиво произнесла она и, помолчав, добавила: – Высокий. Такой… – она поискала слово и сказала: – Уверенный. Он не моложе тебя?
– Нет. Он старше на год.
– Костя сказал, ты давно его знаешь.
– Со школы.
– Со школы? Я его не помню.
Мама имела основания на подобное заявление – она возглавляла родительский совет нашего класса.
– Он в десятом пришёл, – объяснила я её забывчивость, – на один год всего. Маленький был, ростом, как я.
– У него дети есть?
– Нет. Он никогда не был женат.
– И где вы остановились?
– Сергей дом снял на Чимбулаке, хочет на лыжах покататься. Завтра меня учить будем.
– А насколько ты приехала?
– На четыре дня. Мам, у тебя есть салфетки? Я забыла купить.
– Там, – она указала на одну из тумб, – кажется, в нижнем ящике, – и взяв меня за руку, приостановила и спросила: – Как же Костя, а, Лида?
Я пожала плечами.
– Буду оформлять развод. Встречусь с ним в понедельник.
– У меня?
По понедельникам Костя развозит продукты по квартирам стариков, у нас их трое: мама, его отец и его тётка. Поэтому по понедельникам мама ждёт Костю, обязательно готовит для него обед и, пока он ест, рассказывает о том, что в мире не так.
– Нет, – покачала я головой, – мне из квартиры забрать надо кое-что, там и поговорю.
– Ты не обижай его, – сказала мама.
– Уже обидела.
– А с дачей что?
– Не знаю пока. – Я присела за стол с нею рядом и положила ладонь на её руку. – Мам, поедем с нами сегодня? Дом большой, ещё одна спальня есть. Завтра погуляем по солнышку.
– Нет, Лида, я не поеду.
Я встала, освободила последний мешок и объявила:
– Можем обедать.
– А это что? – спросила мама, указывая на коробку с лукумом, которую я поставила не на обеденный, а на рабочий стол.
– Сласти из Турции, будешь угощать подружек, – ответила я и обняла её со спины. – Мам, всё будет хорошо! Слышишь?
– Он мне понравился, а дальше как… видно будет. Костя сказал, он богатый?
Я молча кивнула.
– Костю я знаю, знаю, что он любит тебя, – произнесла она, и голос её дрогнул, предвещая слёзы. – Хороший Костя. Вон по телевизору показывают, как богатые имущество делят. Страшно становится! Как будто последний кусок доедают! Злости столько!
– Мама, мне с Сергеем нечего делить, это он со мной делится. И не о том ты. Я люблю его! Мама, я в первый раз люблю мужчину!
– Да что ты заладила, люблю да люблю! Какая любовь, Лида? Тебе лет-то сколько?
Рассердившись, она раздумала плакать. Не нужные больше слёзы скатились, оставив две влажные дорожки на щеках. Помолчав и усмирив раздражение, она задала следующий вопрос:
– Ты теперь жить где будешь?
– Где Сергей, там и я, – вновь пожала я плечами.
– А он где?
– А он в переездах по Европе.
– Что и дома своего не будет? У тебя тут квартира, дача.
– У него бизнес в Европе.
– Ну и что? Он и пусть ездит, а ты дома жди! – Не дождавшись ответа, мама двинула в бой самый весомый аргумент: – Я как тут одна? Умирать мне надо. Не мешать никому, – она заплакала.
– Мам! … Мама, у нас гость, – напомнила я.
– На кладбище съезди! Неизвестно насколько уезжаешь!
«Зачем она напоминает о Насте? – подумала я. – Неужели думает, что я могу Настю забыть? Так же, как Костя, старается удержать прошлым… не-ет, Костя хотел удержать в прошлом».
Я вспомнила тот переломный момент в наших отношениях…
После ухода Насти минул год. Чтобы чем-то занять мозг, постоянно перебирающий прошлое, заглушить чувство вины: «Нельзя, чтобы дети умирали, а родители продолжали жить!», я решила закончить ремонт квартиры. Я его начала больше года назад и бросила из-за ухудшения в состоянии Насти. Попросила Костю помочь договориться со строителями-ремонтниками, а он рассердился и выкрикнул: «То ты ничего не хочешь, то опять что-то захотела!» А я после смерти Насти действительно ничего не хотела… и ремонт мне тоже не был нужен… Костя сказал в сердцах, не подумав, но услышав его слова, я поняла, что я одна. «Мы» не просто не стало, я поняла, что «мы» никогда и не было. С той его фразы и началась наша дорога в ад…
– Остынет всё, зови его, – сказала мама и похлопала меня по руке, давая понять, что успокоилась. Почувствовав под пальцами кольцо, она неприязненно спросила: – Он тебе уже и кольцо надел? А Костино не носила.
– Надел, – подтвердила я, перегнулась через её плечо и заглянула в лицо. – Всё в порядке?
– Зови!
В маленькой квартирке даже шёпот был слышен во всех углах. Сергей уже поднялся из кресла и ждал меня. Я на секунду прижалась к нему. Он быстро, жадно поцеловал, шепнув:
– Маленькая моя… – и застыл.
Я оглянулась – мама стояла на пороге кухни и смотрела на нас.
– Пойдём, – сказал Серёжа, беря меня за руку, и повёл к маме. – Анна Петровна, – начал он внезапно охрипшим голосом, останавливаясь перед ней всё в том же коридоре-прихожей, – я сделал Лиде предложение, Лида ответила согласием. У меня нет родителей, Анна Петровна, вы одна у нас. Прошу, благословите наш союз.
Мама повернула лицо ко мне и долго-долго смотрела мне в глаза, наконец задумчиво проговорила:
– Другая стала. Мягче, что ли. Глаза светятся. Ну, раз выбрала его… желаю счастья. А ты береги её! – сурово указала она Сергею. – Горя у неё и так было с избытком. – Она потянулась ко мне, и мы обнялись. – Будь счастлива, Лида!
Сергей поцеловал её руку, она погладила его по склонённой голове.
Ухаживая за мамой за столом, Серёжа отвечал на самые разные её вопросы.
– Родители у тебя рано умерли. Болели? – задала она свой первый вопрос.
– Да. Отцу шестидесяти не было – обширный инфаркт, до больницы не довезли. Вам положить рыбу, Анна Петровна? А мама через три года, как отца схоронили, заболела. Лечиться не захотела. Салат? Да и бесполезно уже было, врачи операцию предлагали, а в успех сами не верили.
– Рак? – участливо спросила мама.
Сергей кивнул.
– Лидин отец тоже от рака умер. А почему ты не женился?
– Не знаю, Анна Петровна. Хотел, но не получилось.
– А бизнес у тебя какой?
– Да одним словом и не ответишь. Есть и производство, и сфера услуг, торговля, финансы.
– А чем увлекаешься? Отец Лиды рыбачить любил.
– Мой отец тоже любил рыбалку, а я нет, я не рыбак. Раза три выезжал с удочкой посидеть, скорее соскучился, чем развлёкся. Пару раз ездил на марлина охотиться. Один раз на Маврикии даже поймал. Маленькую рыбку, всего в шестьдесят килограмм!
– Шестьдесят килограмм? – недоверчиво восхитилась мама.
Сергей засмеялся.
– Эту рыбку ловят и в четверть тонны весом. Да я и этого малька в одиночку вряд ли бы вытащил. Во второй раз с другом на Сейшелы отправились, шесть часов по воде ходили – нет марлинов. Уже к берегу стали править, он выныривает метрах в пятидесяти от нас. Огромная рыбина, метра в три длиной. Вынырнул, на хвост встал и на волнах пляшет. Мы так и замерли. Танцующий марлин потрясающее зрелище! По мне наблюдать за ним куда интереснее, чем ловить.
– А что тогда? – не отступала мама. – Богатые на охоту ездят.
– Рыбалкой не интересуюсь, а с охотой и того хуже. К охоте я плохо отношусь. – Серёжа усмехнулся и покачал головой. – Двух раз хватило, чтобы закрыть эту тему навсегда. Охота вошла в мою жизнь с разговоров. Среди приятелей участились упоминания о сафари, о возбуждении охотника, об опасности. Мне показывали фотографии, демонстрировали трофеи, хвастались охотничьим оружием, экипировкой, я и решил не отставать. В первый раз поехал на Кубань. Там устраивали облаву в большом периметре на несколько волчьих семей сразу. Волки грызли овец по сёлам и на фермах. Понаехало таких, как я, человек двадцать, да ещё егеря, собаки, флажки, шум. Там я узнал, какой волк умный и благородный зверь. А ещё узнал, что волк зверь социальный. Он при опасности не себя спасает, он охотников от самок и детёнышей уводит. Себя на показ выставляет и увлекает за собой. Даже будучи раненым не сдаётся, старается как можно дальше охотника от логова увести… Давайте, Анна Петровна, я положу, – прервался он, увидев, что мама потянулась к салату.
– Только немного, Сергей, – предупредила она и отдала ему свою тарелку, – всё-всё… ну куда ты столько?
– На Кубани в тот год рано снег лёг, – продолжал Сергей. – Мне потом ночами одна и та же картина снилась – на чистом белом снегу кровавые пятна и волки в рядок. Семнадцать матёрых самцов, пять подростков и две волчицы мы положили. Молодняк без матерей, конечно, погибнет. Да и оставшимся в живых волчицам и подросткам без самцов трудно в зиму придётся. Я расспросил, скольких овец волки загрызли. Цифра меня ошеломила – шесть овец и одну старую бодливую козу. Про козу мне старушка рассказала, хозяйка этой самой козы. Ей, в отличие от охотников, волков жалко было, она их тварями божьими называла, о детёнышах-сиротах горевала. А охотники наступали сапогом на голову самца покрупнее, и кто деланную усталость на камеру изображал, а кто, не сумев скрыть мальчишеской радости, во всю ширь рта в объектив расплывался. А мне стыдно было, хоть никого и не убил, стыдно, что участвовал в расправе. Назавтра я увидел по телевизору бегущую строку – просьба о помощи оставшимся без волчицы щенкам. Я деньги послал. А как же? Я человек гуманный и цивилизованный. А про себя подумал: «Нет более жестокой и более глупой твари на земле, чем человек. Вчера приехал и вместе со всеми положил за одну овцу три с половиной волка, сегодня разжалобился и послал на указанный счёт деньги». Вот так и поохотился!
Я обхватила руку Сергея и прижала к себе. Он посмотрел на меня, погладил другой рукой по голове и поцеловал в лоб.
– Первого опыта мне мало оказалось, – продолжал он, – через несколько лет я решился на охотничье сафари. Заказал сафари в Зимбабве, штуцер африканский заказал. Я ведь надумал не мелочиться, если уж охотиться, то на слона.
– А что это – штуцер?
– Штуцер, Маленькая, оружие очень большого калибра для охоты на большую пятёрку. Если охотник выстрелит неудачно и всего лишь ранит зверя, то благодаря большой ударной силе пули, зверь будет нокаутирован на несколько минут, а это даст возможность произвести ещё один выстрел. – Он рассмеялся. – Вот только не каждый охотник способен из штуцера на второй выстрел. У ружья отдача огромная. В Африке ходит бородатая шутка: «После выстрела из штуцера остаются лежать трое – ружьё, охотник и, возможно, трофей».
Мы с мамой бородатую шутку не поддержали.
– Большая пятёрка – это слон, лев, буйвол … кто ещё? – спросила я.
– Положи мне ещё раз вот тот, – попросила мама и краем тарелки указала на выбранный салат, – только одну ложечку. Вкусный очень. Не поняла, что там.
– Мясо краба, – подсказала я.
– А зелёное что?
– Авокадо.
– Спасибо, Серёжа.
Я чуть не подпрыгнула – мама назвала Серёжу Серёжей!
– Ещё леопард и носорог, – вернулся он к моему вопросу и продолжал: – Подготовка к сафари занимает несколько месяцев. Вначале разрешение от властей надо получить, потом наступает очередь оформления документов, лицензий, права на ввоз оружия. Пока оформлял, мне и штуцер изготовили, я и пристреляться из него успел. Приехал. Одинокого самца мы нашли довольно быстро, но потом долго за ним ходили. На десятый день переходов и позиция животного, и моё место позволяли надеяться на удачный выстрел, а я не смог. Смотрел на исполина, он был метрах в тридцати пяти-сорока от меня – могучий половозрелый самец. Почему-то подумал о том, скольких слоних он может осеменить, сколько слонят может от него родиться. Вспомнил из детства рассказ «Чёрная гора», там главные герои слон и человеческий мальчик. Читала? – спросил он, заметив, что я покивала головой при упоминании рассказа.
– И читала, и фильм смотрела. Уплакалась.
– Ну так вот, пока я раздумывал, слон отошёл. Оставшиеся по лицензии дни, я наблюдал за жизнью самок и детёнышей. Меня поразили их взаимоотношения. – Сергей улыбнулся и мягкая, даже нежная, улыбка, навеянная воспоминаниями, уже не сходила с его лица. – У них бесконечная взаимная потребность касаться друг друга. Слонёнок прижимается к ногам матери то бочком, то задком, то хоботком. Но стоит малышу заинтересоваться чем-то и отойти, тут уже мать легко оглаживает его хоботом, не отвлекает, просто сохраняет тактильный контакт. За шалости наказывает, шлёпает тоже хоботом. – Сергей рассмеялся, помолчал, и улыбка покинула его лицо. – Вот так, – сказал он, – с тех пор на охоту я не езжу. Убить ради пищи, убить, защищаясь… словом, убийство как необходимость, возможно, и оправдано, но убивать ради того, чтобы нервы себе пощекотать, или ради селфи, на мой взгляд, не стоит. Да и разговоры об опасности охоты на большого зверя по большей части хвастливая болтовня. Опасно ранить зверя. Но и в этом случае опасность минимальна – не справишься ты, на помощь придут сопровождающие тебя профессионалы. Ты ранил, они убьют! А чаще бывает так: человека привезли на машине в нужное место, загонщики выгнали на него животное, он прицелился и выстрелил. Вся и охота – нажать на курок и забрать жизнь. Не моё это.
– Некоторые «охотятся» и того проще, – проворчала я, – отстреливают животных, которые находятся в вольере.
– Ну это мерзость! Лучше бы занялись полезным трудом – шли бы работать на скотобойню. – Без всякого перехода Сергей спросил: – Анна Петровна, вы на переезд согласитесь?
– Куда? – вскинула она на него глаза.
– Пока не знаю. В Европу.
– Нет, – мама покачала головой, – никуда я не поеду. Что я в Европе делать буду? Стара я уже, чтобы жизнь менять.
– А в Россию поедете? – вновь спросил Серёжа.
И мама вновь покачала головой.
– И в Россию не поеду. Хоть и родилась там, а не поеду.
У Серёжи звякнул телефон. Взглянув на экран, он извинился и ушёл в комнату. Я начала убирать со стола. Мама поставила чайник на газ и опять присела к столу.
– Устала от нас? – спросила я.
– Да что я устала? Не готовила. Посуду и ту ты моешь. – Она вновь вернулась к заботам о Косте. – Ты Косте, когда звонить будешь? Я ему сказала, что ты приехала. Он каждый день мне звонит.
«Да, Костя своих не бросает, – мысленно согласилась я, – и звонить не забывает, не то, что я».
– Лида, слышишь? – поторопила мама с ответом.
– Я не знаю, когда буду Косте звонить, – ответила я сухо и вновь позвала: – Мам, поедем с нами. Прогуляешься.
– Нет, Лида, не уговаривай, не поеду я.
Прощаясь, мама обняла Серёжу.
– До свиданья, Анна Петровна, – произнёс он и замер от нежданной ласки. Потом наклонился и долгим поцелуем поцеловал её руку. – Спасибо, что приняли, – сказал он прочувствованно.
В лифте он взял меня за подбородок и приподнял к себе моё лицо.
– Ты не похожа на Анну Петровну. Почему ты воспитывалась у бабушки?
Я пожала плечом, не желая обсуждать эту сторону своей жизни, но, помолчав, всё же ответила:
– Мама хотела работать, а я не выносила садик – болела.
– Сколько тебе было лет?
– Месяцев. Мне было восемь месяцев, когда мама отвезла меня в Восточный Казахстан к бабе Любе. Это мама отца. А ты ей понравился. И твой букет тоже.
– Ты нервничала, – заметил Сергей.
Убегая от его пытливого взгляда, я отвела его руку от подбородка и уткнулась лбом ему в грудь. На тему моих отношений с мамой я говорить не люблю.
Не знаю, нервы ли мои послужили причиной или ещё что, но едва захлопнулась дверь, отгородившая нас от мира, я прильнула к Серёже и прошептала: «Серёжа… позволь… хочу ласкать тебя…» Он ответил страстным поцелуем… и я, кажется, вслух застонала: «Ооо, как восхитительна влага твоего рта… – и, кажется, вслух попросила: – дай… дай ещё… дай испить её…»
«Дура! – обругала я себя, вжимаясь щекой в сбитую простыню, и тотчас понадеялась: – А может, не вслух?», но тут же вспомнила, как он зарычал, как отдёрнул мою руку…
Мы были ещё в прихожей, я целовала его плечи, грудь. Как кошка, тёрлась о его кожу, гладила руками его спину и торс. Горячим шёпотом он поощрял: «Да, Девочка, да…» Не нарочно, абсолютно случайно я попала рукой за пояс его джинсов и на миг замерла, почувствовав кончиками пальцев влажную и горячую плоть. Другая рука метнулась на помощь – освободить… Он недовольно зарычал и выдернул мою руку из-за пояса…
«Почему?!» Обида и сейчас наполнила глаза слезами.
Мне дважды случалось отпустить желание на волю. В первом случае мужчина сказал: «Я не хочу, чтобы меня собственная жена т**хала». Во втором случае моя пылкость то ли не ко времени пришлась, то ли напугала – на моё желание просто не ответили.
Сергей ответил, но сейчас молчал. До сих пор излучая жар телом, он лежал, вытянувшись на спине, и молчал. Долго и томительно молчал.
Не поднимая головы, я пошарила около себя рукой в поисках одеяла.
– Иди ко мне, – спохватился он. – Замёрзла?
Приподнялся, натягивая на меня одеяло, придвинулся. И как только я устроилась головой на его плече, произнёс:
– Девочка, ты до сих пор была ведомой…
Рот мой мгновенно обезводился, даже в горле запершило, я едва разобрала продолжение:
– …сегодня в первый раз была равной.
Ничего не поняв из его слов, я решилась уточнить и с трудом вытолкнула из себя:
– Тебе… не понравилось?
– Не понравилось?.. – он озадаченно умолк, а потом недоуменно спросил: – Как может не понравиться, когда женщина пылает страстью? – приподнял голову, заглянул в моё лицо и увидел слёзы. – Ооо, Малышка, я обидел тебя…
– Почему? – всхлипнув и уклоняясь от его поцелуев, потребовала я объяснения: – Почему ты не пускаешь меня ниже пояса?
