Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга первая. Знакомство
К читателю
Я живу свою третью жизнь. Первые две жизни я прожила, и сейчас живу третью.
Первая моя жизнь закончилась в пятьдесят пять лет. Она была полным несчастьем.
Вторая жизнь была прямой противоположностью первой – я была напоена и упоена счастьем.
Я любила. Я и сейчас люблю, но тот единственный, для кого пылает моё сердце, ушёл.
Он обманул. Говорил: «Ты моя навсегда», и обманул – ушёл, оставив меня одну.
Он тоже живёт свою третью жизнь. В первой он был успешен и одинок. Впрочем, успешен в делах он в любой жизни. Как охарактеризовал его мой отец – он акула в бизнесе. Ну да не это важно. Во второй жизни – со мной, он познал отцовство, познал счастье жизни в семье. А потом он обрёл Могущество и отдал и своё, и моё счастье в обмен на победу над теми, кто угрожал его империи. Он по собственной воле отправился к ним – отвлекая внимание на себя, дал возможность своим сыновьям законопатить все щели, как физические, так и виртуальные, которые эти твари могли бы использовать для бегства.
Твари – это те, кто обладали безграничной властью. Цель их жизни состояла в том, чтобы стоять сапогом на горле человечества и давить. Давить, чтобы не было в мире иного мнения, чем то, что им выгодно вложить в мозги людей. Их безграничная власть не могла наделить их Могуществом, потому что для обретения Могущества человеку надо стать подобным Богу – уметь любить. А они умели лишь бояться и ненавидеть.
Мой любимый их победил. Я знаю, что он пострадал в этой схватке, но не знаю насколько. Я хотела мстить, ведунья мне когда-то предсказала: «Кровью демонов руки омоешь», но мстить оказалось некому. Мой любимый уничтожил их качественно. Он спалил их энергией Любви, высокочастотного огня которой их жалкие, вожделеющие власти души выдержать не смогли.
Вы скажите: «Любовью нельзя убить, Любовью можно только возвысить». Я отвечу. Любовь – это протоэнергия, первородная ткань мира. Любовь – основа мира. Любовь пронизывает мир, и именно любовь соединяет в структуру отдельные фрагменты от самых малых до самых больших, именно любовь сохраняет устойчивость структур. Наделённый Священным Правом Выбора человек может любить, подобно Богу, а может избежать Любви – заткнуть божественный поток в себе пробкой обид и страхов. Твари заткнули божественный поток жаждой власти и, утратив высокую частоту души, сгорели в очищающем огне Любви. Ну да Бог с ними, их уже нет в нашем мире.
Перед тем, как отправиться в их логово, мой любимый связался со мной. Стараясь его удержать, я выкрикнула свой главный аргумент:
– Я не хочу быть беременной без тебя!
Я ещё не поставила его в известность о своей третьей беременности. Но он тихонько рассмеялся и воскликнул:
– Маленькая, но ведь ты уже беременна! Мои сыновья Тимофей и Никита уже живут в тебе.
– Серёжа! Серёжа!! Серёжа!!! – зашлась я в крике.
– Ч-ч-чи… Маленькая, помолчи. Не всегда нужно говорить. Помолчи… я целую тебя…
После того, как мы вернулись из туннеля, нам не требуются средства связи, мы связываемся, просто настраиваясь друг на друга. Кажется, это называется телепатией. И чтобы почувствовать его ласки мне достаточно отдаться им…
Потом он закрылся экраном. И вот уже шесть лет я не могу пробиться через этот экран. Наши средние дети – Сашка и Андрей общаются с ним, но не я. Меня он выставил из своей жизни, разделил нашу общую жизнь на две – свою и мою.
Я надеюсь, что он занят регенерацией своего тела, а, возможно, ему нечего регенерировать, и он растит новое тело. А, возможно, он ждёт меня, чтобы уйти из воплощения вместе. Вместе, как он и обещал.
Но и тут не всё так, как мне бы хотелось. Помимо вечной молодости я обладаю ещё одной особенностью – я живуча. Я всегда выживаю. Я выжила, когда похоронила свою первую дочь, – поставила перед собой цель научиться любить и выжила. И сейчас, когда вновь потеряла смысл жизни, я тоже выжила. Надо было выносить и родить Тиму и Никиту, а теперь – вырастить их и воспитать.
Поэтому, милый, тебе придётся найти способ вернуться ко мне – кто его знает, как долго тебе придётся дожидаться того времени, когда и мне придёт пора уходить с Земли!
Возвращайся! Я люблю тебя!
Я не одинока в общечеловеческом смысле этого слова. У меня шестеро детей, у моих старших детей есть дети – мои внуки, у трёх моих внуков уже тоже есть дети. Все они любят меня и никогда не оставляют одну. Чаще других меня навещает старшая дочь Катя. «Мамочка, я опять еду тебе надоедать, – уведомляет она меня из Бордо-Мериньяк и шаловливо спрашивает: – Примешь?»
Я живу в деревушке поблизости от Бордо, округ Жиронда в Северной Аквитании. Где и жить русской графине как не на родине своего отца? Это шутка… Я здесь, потому что здесь тихо, я здесь, потому что не знаю французского языка, и моё общение с людьми сведено к нулю.
Втайне от семьи я занялась описанием нашей истории, это был прекрасный способ сбежать из реальности в ту жизнь, где была счастлива.
Теперь, дорогой читатель, ты понимаешь, какой отрадой явился для меня труд излагать на бумаге свои воспоминания.
P.S. Имена я изменила.
Встреча
Все аэропорты похожи. Пронизывающими взглядами службы охраны. Лицами пассажиров – слепые, в глазах только терминал, бегут на посадку одни; другие ждут, устало развалившись в креслах и скучливо рассматривая царившую вокруг суету.
Я тоже жду. Рано приехали, потому что страна чужая. Вдруг что по дороге? К тому же в гостинице каждые десять минут взгляд на часы. Лучше уж в порт, да и к дому ближе!
Перелёт долгий, с посадкой в Стамбуле. В тесном кресле почти девять часов. Так дешевле. Цена неудобства двести долларов, на двоих – четыреста.
Оглянувшись, я скользнула взглядом на группку вновь прибывших. Похоже, соседи. Турки. Семья. Папа, мама, трое деток.
Я отвернулась и… вновь вернулась взглядом в ту же точку. Глаза. Смотрят неприлично в упор, внимательно, тепло. Не отпускают.
Я стеснительная, смущение прячу за показным равнодушием, а тут… только что рот не раскрыла. Внутри, в груди, как будто струна натянулась, вибрирует. Я и дышать перестала.
Выше среднего роста, волосы седые, несколько более длинные, чем модно. Губы твёрдо очерченные, чуть (или показалось?) улыбка. Я резко вздохнула и спрятала глаза.
– Лида? Ты не узнаёшь меня?
Мужчина обогнул сосущую леденец турецкую девочку и устремился ко мне.
– Я Сергей. Школа. Мы с тобой в школе учились. Помнишь?
Я робко встретила смеющийся взгляд. «Серёжка?! Он же маленький был! Моего роста!»
– Лидка-а-а!
Я взмыла вверх. Он крепко прижал меня к себе. Я почувствовала его губы на щеке – сухие, теплые, и уткнулась носом в его шею. Колко. Пахнет хорошо.
Наш танец встречи затянулся. Я попросилась вниз и увидела Костю. Переводя взгляд с меня на Сергея и обратно, он стоял в метре от нас, ждал, уже готовый улыбаться, знакомиться.
Скрывая смущение, я принялась поправлять сползший набок шарф, и буркнула:
– Кость, познакомься, это мой школьный товарищ Сергей. Сергей, это мой муж Константин.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Сергей. Рад знакомству.
– Костя. Очень приятно.
Стоят, головы вровень. А у Костика, между прочим, 188 сантиметров рост. Расцепили руки, неловко мнутся с ноги на ногу. Молчим. И вдруг разом все трое:
– Ну что? Куда вы?
– Куда летишь?
– Ты как здесь?
Оказалось, нам по дороге, в один самолёт, только Сергей летит в салоне бизнес класса.
Вновь пауза как омут. Я набрала в грудь воздуха и защебетала. Рада, мол, встрече, удивлена, как изменился. Он усмехнулся.
– Постарел. Седой вот совсем, – и провёл рукой по волосам. – Чёрт, жизнь летит… – Потом тот же взгляд на меня – внимательный, но без улыбки: – А ты – нет. Такая же…
Я захлебнулась вдохом, глаза метнулись к Косте, обратно. Пролепетала:
– Жизнь… да. Я… мне приятно… – Вдруг где-то взяла спокойствие и тихо выговорила: – Я рада тебе.
Костик откуда-то сбоку объявил, что пойдёт узнает, когда объявят регистрацию. Я с трудом отвела взгляд от Сергея и кивнула мужу в спину.
Мы сели. Сергей начал говорить: летит в Стамбул на встречу с партнёром… нужно выбрать управляющего… дело в Турции растёт…
Потом прервал сам себя, заглянул мне в лицо и признался:
– Не могу в себя прийти… по ошибке раньше времени в порт приехал, а тут ты… Ты… вы в Алма-Ате до сих пор?
Он никогда не был моим героем. Всего один год мы учились в одном классе. Я дружила с другим мальчиком. Через год после школы вышла замуж. И о нём не вспоминала. Сейчас не могу выбраться из его взгляда, дышу ароматом его парфюмерии и хочу (да, хочу!), чтобы это продолжалось.
– Да, – отвечаю, – в Алма-Ате. Теперь правильно – Алматы.
Он взял мою руку и поднёс ко рту, шёпотом, губами касаясь пальцев, произнёс:
– Глаза смеются не так, как раньше. Там глубоко на донышке печаль. Или боль?
Почти беззвучно я повторяю:
– Боль… печаль… Вина.
Он молча целует мои пальцы и ждёт продолжения. Я отняла руку.
Появился Костя из-за угла, сообщил, что объявили регистрацию. Сгрёб куртки – свою и мою, схватил меня за руку и потащил за собой к терминалу.
Оказалось, что для большего удобства Сергей покупает два билета. У регистрационной стойки, глядя на Костю, он предложил мне присоединиться к нему в бизнес классе.
Костик, радостно кивая, заверил, что ему тоже будет комфортнее на двух-то креслах, и сей же час, как только взлетим, он сразу и уснёт. И вообще он очень рад, что у нас есть возможность пообщаться, навспоминаться, полёт-то длинный.
В бизнес класс меня привёл посланный за мною стюард. Прежде чем сесть в кресло, я сняла обувь и забралась в него с ногами – кресло было мягкое, широкое, в таком хорошо бы и до Алматы. Глядя на меня, Сергей улыбался, но, кажется, улыбался чему-то своему.
– Что-то хорошее вспоминаешь? – спросила я.
– Тебя.
– Сравниваешь?
– Радуюсь. Тебе.
Мне стало так хорошо, что и не припомню, было ли так же хорошо хоть раз за последние десять лет.
Но хорошо долго не бывает. Табло объявило, идём на взлёт. Ноги пришлось с кресла спустить и пристегнуться. Я откинулась на спинку, расслабилась и закрыла глаза. Раньше я плохо переносила что взлёт, что посадку, потом моя дурнота куда-то делась, но привычка прислушиваться к себе осталась. Я вспомнила, что Костя на взлёте держит за руку так, будто опасается, что я выпрыгну из кресла, а то и вовсе из самолёта, и улыбаюсь. «Как он там?»
– Ты как? – слышу я и открываю глаза.
Зелёные с золотыми искорками глаза участливо встревожены, влекут и проникают одновременно. Обволакивают теплом.
– Боишься летать?
Я отрицательно качаю головой.
– Всё хорошо! Не боюсь я летать.
Вновь подтянув к себе коленки, сворачиваюсь в кресле калачиком и поворачиваюсь к Сергею лицом.
– Расскажи о себе, – говорю. – Ты женат? Дети? Внуки?
Он улыбнулся.
– Допрос?
Я утвердительно кивнула головой.
– Ага. С пристрастием, то бишь, с пристрастным любопытством. Кольцо, вижу, не носишь.
– Тебе как? С подробностями или сухие факты подойдут?
– Сухие. Сначала. К подробностям перейдём потом.
Из меня испарилось смущение, и, как в таких случаях бывает, на смену смущению пришёл чертёнок.
– Хо-ро-шо, – произносит он по слогам и отчитывается скороговоркой: – Холост. Детей нет, соответственно, и внуков тоже. Родителей уже нет в живых. Женат никогда не был, не гожусь, видать. Какие подробности леди интересуют? – Он вопросительно уставился на меня и, спохватившись, прибавил: – Ах да! Забыл главное! Женщин люблю!
По мере поступления «фактов», я наполнялась удивлением и вопросами, но вовремя подавилась главным для себя: «Как это – «не гожусь»?»
Сергей отвернулся и вытянулся в кресле, бросив вперед длинные ноги. Его рука лежала на подлокотнике, я положила сверху свою. Кисть его, так это вдвое против моей. Я провела пальцем по рисунку вен, вены не выступали над поверхностью, просто просвечивались сквозь кожу. Чертёнок, не покидающий вахту, требовал дурацких действий, и я потянула руку к себе. Безрезультатно. «Серёжка, я же знаю, всё твоё внимание сейчас сосредоточено на этой твоей руке!» – воззвала я мысленно и, демонстрируя усилие, обеими руками постаралась отлепить его пальцы от подлокотника. Ойкнула от неожиданности, когда рука метнулась, и обе мои ладошки оказались в плену.
– Леди флиртует? – вопрошает он насмешливо и приближает ко мне лицо.
– Угу, – мычу я и шепчу: – Отпустишь?
Он покачал головой – нет. Его дыхание, как ветерок на моей коже. Хочу закрыть глаза. Струна в груди звенит, мешает дышать. Сейчас поцелует… и я испугалась, дёрнулась в сторону.
Он разжал ладонь, вновь растянулся в кресле и прикрыл глаза.
– Ты совсем не изменилась, – говорит и добавляет: – Только теперь я уже не мышка.
«Да и я теперь не та юная девчонка… – соглашаюсь я мысленно, и тут до меня доходит вся неуместность и нелепость моего поведения. Передо мною старость уже гостеприимно распахнула ворота, а я флиртую, обмираю… – Господи! – ужаснулась я, – воистину, нет более смешного и жалкого зрелища, чем престарелая кокетка». Я притронулась пальцами к разгорающейся щеке и, чтобы пресечь стремительное падение в бездну смущения и стыда, спросила:
– Ты где живёшь?
Сергей не отозвался.
– Серёжа… – позвала я.
И снова молчание в ответ.
– Ну вот и славно, – говорю, – будем молчать. Если честно, я не знаю, о чём говорить. И как себя с тобой вести, я тоже не знаю.
– Живу в Дюссельдорфе, – отозвался он почти сразу. – Много езжу, так что чаще живу по гостиницам. Прага, Лондон, городки в Италии, Португалии, на этот раз Стамбул.
– А гражданство?
– Россия. Но, наверное, начну оформлять в Германии. Давно бы надо, чего-то тяну. Россиянин я, – закончил он как-то недобро, с нажимом.
– Россию не любишь? – спросила я.
– Власть не люблю. Российскую. Всё через *опу. Время идёт, ничего не меняется. Я и бизнес в России свернул, точнее, сам свернулся из бизнеса.
– Вынудили?
– Отдал другу. Мы с ним начинали в 90-тые, много раз в долгах оставались, карабкались, пока не нашли своё. У него семья, жена из России уезжать не хочет, вот и стал он единоуправным хозяином.
– А я к власти отношусь ровно. Управляют, как могут.
Он взглянул с интересом.
– Далеко от комплемента! Что взять с убогих?
Я пожала плечом.
– Они такие, каких мы заслуживаем. Профнепригодное чиновничество есть лишь отражение утратившего патриотизм народа. Жалеешь? – вернулась я к первоначальной теме и, увидев непонимающий взгляд, пояснила: – Что бизнес отдал?
– Нет, – ответил Сергей легко, с улыбкой, – дружок мой теперь у меня в долгу. Никак не придумаю что с него содрать! – Он подмигнул и как-то совсем по-мальчишески рассмеялся.
Стюарды сновали по салону, без конца что-то предлагая. Сергей взял вино.
– А ты? – спросил он у меня. – Так и не научилась?
– Не-а. Я лучше сок. И лучше несладкий.
Я давно уже привыкла к шаблонной реакции людей на мой ответ «не пью и никогда не пила». На первую часть фразы бывает понимающая, а то и сочувствующая реакция, дескать, здоровье не позволяет, а то и нельзя, потому как «завязала». А конец фразы всегда вызывает удивление. Как будто нет на свете людей сознательно непьющих.
Серёжка помнит мою особенность. В школьные годы мы раз в неделю у кого-нибудь дома устраивали, так называемый, бардак. Почему сие мероприятие называлось «бардак», история не сообщает, у нас же всё происходило мирно. Спиртное там было обязательно. Помню, как девчонки стыдливо хихикали, попивая дешёвенькое винцо, а парни изображали из себя опытных мужчин. Потом мы танцевали под винил и непременно в темноте. Потом расходились. На этих «бардаках» Сергея я даже не помню. В отличие от других ребят он демонстрировал интерес к учёбе, что в мужской среде нашего класса было не принято. Но и белой вороной он тоже не был. Его рвали на части, когда устраивались соревнования по баскетболу. Маленький, много ниже других ребят, он легко обходил их и ухитрялся каждую атаку завершить мячом в корзине.
– В баскетбол играешь? – спросила я.
– Нет. Тяжёлый стал, – в доказательство Сергей похлопал себя по животу. – А ты такая же худенькая. Не поправляешься?
– Была большая! – я засмеялась и округлила вокруг себя руки. – Как-то встала на весы и испугалась. Перешла на двухразовое питание. В горы ходить…
– Ты мне снишься, – прервал он, – точнее, твои глаза. В первый раз лет пять назад. Я тогда не понял, не узнал. Потом ещё, ещё, ещё раз. Как-то в Москве был, разбирал фотографии, наткнулся на нашу школьную, общую. Ты там такая… лучистая… Понял, это же ты мне снишься! Вначале решил – старею, смотрю не вперёд, а назад. Семьи нет, да и не верю уже, что будет, вот и вспоминаю во сне первую любовь.
Он умолк, а моё сердце побежало, то ли стремясь убежать в то время, где осталась неузнанная мною любовь, то ли торопясь в будущее в робкой надежде на чудо воскрешения этой самой любви.
– Помнишь, в парке на Коммунистическом встретились? – продолжал он. – Я из армии пришёл, узнал, что ты замуж вышла, переехала. Выяснил, где живёшь, и несколько дней караулил, чтобы ты одна была. Ты была такая счастливая! Сказала, что дочка у тебя… Сожгла ты тогда надежду мою своим счастьем! Через месяц я уехал из Алма-Аты. Сбежал, чтобы ещё раз «случайно» не встретиться. А сейчас… вижу, нет у тебя счастья, а ты прячешься, не подпускаешь…
– Я не могу… сейчас не могу… потом как-нибудь… Мы же не потеряемся теперь? Да?
– Да, Девочка. Замужем ты или нет, я не отпущу тебя, – пообещал он и, словно бы затушёвывая смысл своих слов, тут же пошутил: – Вместе с твоим мужем, со всеми родственниками, детьми… сколько их у тебя?.. я всех вас усыновлю. Нет, подожди, ерунда какая-то получается! Уж скорей вы меня в семью возьмёте! – Он вновь стал серьёзным и попросил: – Не отталкивай меня.
Бег моего сердца утих, его просьба и, главное, его обращение «Девочка» мягким теплом разлились внутри. Я рассмеялась и чмокнула его куда-то в краешек рта. Потому что захотела! За его «Девочку» поблагодарила!
Он замер на несколько секунд. Потом, взяв за подбородок, стал рассматривать моё лицо. Потом легко, едва касаясь губами, поцеловал глаза, лоб, щёки. Губы сухие, теплые, властно обхватили мой рот. В грудь забарабанил стук его сердца.
Прервав поцелуй, он выдохнул:
– Ты любишь его?
Мне хотелось закричать: «Нет! Не люблю! Никогда не любила! Вышла замуж, потому что устала быть одна! Потому что всегда думала: «Главное, чтобы меня любили!» Потому что ещё не знала, как важно любить самой!» Я никогда Косте не врала. Он знал, что не люблю, и принял, как есть. Вместе мы многое пережили, я благодарна ему, но полюбить не смогла.
Сергей легонько тряхнул меня и ещё раз переспросил:
– Любишь? – Не дождавшись ответа, убрал руки с моих плеч и отвернулся.
И я сразу замёрзла без тепла его взгляда. Перекатилась на другой бок, обняла себя руками и погрузилась в малосвязный хоровод мыслей: «Костя там… я тут… Целуюсь! Как же я ему в глаза посмотрю? Ну ладно Сергей, он мужчина… к тому же у него не реализованы иллюзии из детства, а я?.. Мне же пятьдесят пять… А как я теперь буду жить без его глаз? И домой приеду, не забуду. Руки у него такие хорошие… крепкие… дыхание, как ветерок… Почему он не зовёт меня? – я затихла. – Не зовёт. Нет, надо домой… надо к Косте… под защиту от самой себя… Как только выпаду из-под влияния его глаз, так всё встанет на свои места».
Я сползла с кресла и схватила башмак. Сергей одной рукой толкнул меня обратно и спокойно выговорил:
– Сиди. Я пойду на ваши места, а вы тут долетите.
– Нет… не уходи…
«Господи, что я говорю?! – тут же испугалась я. – Дурища-то какая, господи…», а вслух призналась:
– Я… мне страшно, понимаешь? Моя жизнь уже не раз разлеталась на куски.
– Ты манишь, потом прячешься.
– Всё слишком быстро! У меня есть жизнь. Хорошая, плохая, она – моя жизнь! Ты ворвался, и всё рушится. Лет пять назад я была в отчаянии, я просила: «Если есть на Земле моя половинка, пусть он найдёт меня!»
– Пять? – переспросил он, приподняв брови.
– Да, или около… Дату я не записывала! – отрезала я почти грубо – не люблю вопросов, уводящих от сути – и продолжала: – Я просила о суженом, о том, кого нельзя не полюбить! Чтобы узнать, как это любить? Я почему-то только к пятидесяти годам поняла – два раза замужем, а любить, не любила. И, знаешь, ничего не произошло! Тогда я решила, что Костя и есть мой суженый, а я просто не способна на любовь. Как у кого-то нет слуха или зрения…а у меня вот любовь некомплект.
Я умолкла, вспомнив реакцию Сергея на упоминание о пяти годах, и поинтересовалась:
– А почему ты переспросил? Про пять лет.
– Пять лет назад ты мне в первый раз приснилась.
Я не верю ни в совпадения, ни в случайности. «Пять лет назад я попросила о встрече с суженым, и пять лет назад он увидел меня во сне? – опешила я и уставилась на него. – Он – половинка?»
Ухмыляясь, он кивнул и развёл руками.
– Я – твоя половинка. Ничего не поделаешь, будешь учиться любить меня!
«Не-ет. Чушь какая-то! С Костей налаживается… возвращаемся из ада. Моя половинка? Любимый? Мой земной Бог?!» Я внимательно разглядывала его. Ну как же мне всё в нём нравилось!
– Ты просила, а принять боишься? – спросил Сергей. – Или не подхожу?
Он что-то поискал у меня в лице, видать, не нашёл, отвернулся, зевнул и прикрыл глаза.
«Ну вот и всё, – подумала я, – наваждение, как и должно, развеялось!» – и начала обуваться. Встала и пошла. Сергей не шелохнулся.
Костя спал, сложив руки на груди. Неловко, боком втиснув длинные ноги между креслами, он всё равно упирался ими в спинку впередистоящего кресла. Я дотронулась до его плеча, он ясными глазами взглянул на меня.
Меня всегда восхищала его способность спать в любом положении. Легко засыпает, столь же легко просыпается, будто и не спал вовсе.
– Пришла проведать? – спросил он.
– Тесно? – посочувствовала я. – Может, пойдёшь туда? Хоть ноги расправишь. А я тут посижу.
Он встал, пропуская меня на моё место, вновь втиснулся на своё и поцеловал меня в лоб.
– Соскучилась?
– Тревожно мне, Кость.
– Чего так?
Я пожала плечами. Он взглянул на часы.
– Ещё часа полтора и Стамбул. А там и до дому недалеко. Устала? Не спала?
Я скривила гримаску – как будто не знает! – спала я только в поездах, все другие виды транспорта мне для сна не годились.
Костя попытался просунуть свою руку под мою и рассмеялся.
– По сантиметрам вымеряли – что в проходе, что между рядами только бочком. Коммерсанты! – И уже с тревогой в голосе спросил: – Всё нормально?
– Он – моя половинка.
– Что?
– Он – моя половинка.
Последовала долгая пауза. Растерянный взгляд и вопрос:
– Ты почему так решила?
«А правда, почему?» – спросила я себя и опять пожала плечами.
В стрессовой ситуации Костя замирает – предпочитает не разбираться, видимо, надеясь, что и без него всё как-то рассосётся. Меня это всегда жутко бесило.
– Иди, Костя! – сказала я. – Пойдём на посадку, придёшь ко мне.
Он неуклюже выбрался со своего места. Постоял. Кивнул и пошёл по проходу.
Я разулась, подтянула к груди коленки, мне и тут места хватало.
Ещё пару лет назад я бы без оглядки, бегом кинулась в любые распахнутые навстречу объятия. Моя жизнь состояла из бесконечных скандалов и взаимных претензий. Мой крик, за который я потом ела себя живьём, увеличивал и без того непомерно огромное чувство вины, а жалость к себе проливалась водопадом слёз. Так выглядит тупик отношений.
Очень медленно, шаг за шагом я училась разделять личность и поступок, училась сосредотачиваться на достоинствах, старалась принять мужа таким, какой есть. Страх остаться одной сильный мотиватор! Костя тоже старался что-то в себе поменять. И как-то всё стало успокаиваться, уже и тепло проникло в отношения.
«Сергей сказал, что не отпустит, – вспомнила я и улыбнулась. – Смешной! Вернусь домой, и случившееся будет выглядеть приятным приключением. В конце концов, не каждый ведь день получаешь признание в любви, пусть и юношеской, пусть и давно минувшей. – Я легко вздохнула и потянулась. – К тому же меня никто не гонит принимать решение сейчас».
В проходе возник Костя.
– Ты чего так быстро? – удивилась я.
– Да я в туалете был. Не быстро. Очередь, – проворчал он. – Давай выбирайся, посплю ещё.
Я кое-как натянула ботинки. Тесно! Потом протиснулась мимо Кости и, успокоенная, будто побывала дома, направилась в салон бизнес класса.
Сергей сидел в той же позе. «Уснул?» – предположила я и легонько опустилась рядом.
– Боялся, что не вернёшься, – произнёс он, не открывая глаз.
– Вернулась.
– Хотел бежать за тобой. Подумалось, уходишь навсегда, как тогда – в парке.
Он повернул голову и посмотрел на меня глазами, потерявшими искорки. Я только ахнула – его лицо осунулось за какие-то полчаса.
– Я не ухожу. Серёжа, прости меня. За флирт… и вообще. Мне надо подумать.
– О чём? Девочка, ты делаешь вид или, правда, не понимаешь? Я не сержусь, я добиваюсь тебя! И мой соперник – ты сама. Я ничего не сделал в юности, ничего не сделал потом. Гордый дурак! Вначале меня связывала твоя влюблённость в другого, потом твоё счастье материнства.
– У меня, как у всех – страх потерять больше, чем желание приобрести, – пожала я плечами и спросила: – Ты на основании детских воспоминаний полагаешь обрести счастье? Ты ведь меня не знаешь! Ангел во мне так глубоко, что и сама найти не могу. Первый муж сбежал от меня к молодой и очень не невинной деве. Думаю, у него были на то причины. Костя терпелив и добр, он двадцать с лишним лет мирится с моими недостатками.
– Ты же сказала, что хочешь любить, – напомнил Сергей.
Я заткнулась, на этот аргумент мне было нечего возразить. Его глаза влекли и не отпускали. Мои плечи просили тепла его рук. Я кивнула и шёпотом подтвердила:
– Хочу. Давай просто помолчим.
Мы откинулись на спинки кресел лицом друг к другу. Он держал мою ладошку у рта и целовал кончики пальцев. Долго-долго. Погружаясь взглядом в зелень его глаз, я обретала покой.
Я уже призналась себе, он – мой Мужчина. Тот, кого я проглядела, а могла бы любить всю жизнь.
