Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга первая. Знакомство
– Черный рынок?
– Да.
– Зачем вещь, которая нелегальна?
Сергей пожал плечами.
– Заплачу, и вещь из нелегальной станет легальной. А перед тем проведу экспертизу.
Я надела браслет на пальцы одной руки, ладошкой другой накрыла камень. Закрыла глаза и сосредоточилась, стараясь создать контакт. Камень ответил голубым сиянием. Неожиданно передо мною возникло и почти тотчас исчезло белокожее женское лицо с миндалевидными, пронзительно-синими глазами. Глаза женщины были подведены чёрной краской, и подводка уходила далеко на висок.
Я открыла глаза.
– Энергетически камень чистый. С бериллом так и должно быть – в древние времена русские верили, что берилл отражает злую энергию – и в себя не берёт, и хозяина защищает. Каким временем датирует ювелир браслет?
– Говорит, Древний Египет.
– Похоже, – задумчиво протянула я, пытаясь вспомнить ещё какие-нибудь детали облика женщины, мелькнувшей перед глазами.
– Тебе нравится? – спросил Сергей.
Я кивнула. Вновь испросив разрешения, я надела браслет на левую руку камнем на точку пульса, и опять закрыла глаза. Камень засиял ещё сильнее, прохладная тяжесть его была приятной.
– Да, нравится, – подтвердила я и сняла браслет.
Из глаз ювелира исчезла настороженность, он улыбался всей физиономией и что-то говорил, обращаясь к Серёже, но поглядывая на меня. Серёжа переводить не спешил.
– Что он говорит? – спросила я.
– Говорит, что ты очень красивая, а камень делает тебя ещё красивее. Говорит, что я должен на тебе жениться.
– Чего не наговоришь, чтобы совершить сделку! – буркнула я и поинтересовалась: – Металл будет пачкать кожу?
– Важен камень, Маленькая, металл мы можем заменить на другой, либо очистить и обработать этот.
По жестам и тону Сергея я поняла, что он отдаёт распоряжения ювелиру, тот вновь принялся кланяться и радостно лопотать в ответ. Провожать нас он мальчику не доверил, провожал сам, и проводил не только до дверей, но и вышел за нами на улицу.
– Любишь камни? – спросила я у Серёжи, когда мы завернули за угол.
– Люблю. А ты?
Я рассмеялась.
– Не знаю, Серёжа. У меня их не было. А старинные вещи тоже любишь?
– Люблю. А ты? – опять повторил он.
Я вновь засмеялась – мне была приятна наша схожесть.
– Люблю.
– Как ты поняла, что это Древний Египет?
– На фоне приветствующего сияния камня мелькнуло лицо женщины, думаю, египтянки.
– Как ты этому научилась?
– Всё суть энергия. Люди тоже. Энергии взаимодействуют друг с другом, надо только желание и уважение к объекту взаимодействия, – ответила я.
Сергей вновь взглянул на меня с интересом.
Довольно скоро из-под крыши базара мы вынырнули в серость дня. Сергей осмотрелся и, пропустив увешанных фотокамерами и возбуждённо гомонивших туристов, потянул меня к машине.
В те минут десять, что мы ехали к Египетскому базару, я запросила о нём информацию в поисковике.
– Что узнала? – спросил Серёжа, молчавший во время моих изысканий.
– Не много. Раньше базар носил название «Материнский», потому что строительство было начато на излёте шестнадцатого века одной валиде, а окончено во второй половине века семнадцатого другой валиде. Последняя по имени Турхан-султан русская по национальности.
Едва мы вошли под крышу базара, смесь ароматов ураганом ворвалась в ноздри, и я разразилась каскадом чихов.
– У меня тут друг торгует, – тем временем сообщил Сергей, стараясь попадать информацией в перерывы между моими чихами, – мы вначале зайдём к нему. Ты специи любишь?
– Люблю… апчхи… особенно сейчас… апчхи… Господи! Они что, их распыляют?
Я остановилась и достала из сумочки упаковку салфеток, одну подала Сергею, другую прижала к носу. Но не тут-то было:
– Апчхи… апчхи… апчхи…
– Серьёзно? – продолжал расспрашивать Сергей. – Маленькая, а готовить умеешь?
– Ну не бог… апчхи… кулинарии… да что же это?.. апчхи… о, Господи!.. апчхи…
Наконец я успокоилась, отёрла глаза и нос, выждала, не вернётся ли чих, и объявила:
– Кажется, всё! Пойдём! – и только потом договорила: – Я, конечно, не бог кулинарии, но Косте моя готовка нравилась.
– У нас Эльза не признаёт специй, а мы с Пашкой любим. Добавляем каждый сам себе в тарелку. Ну вот и пришли, – объявил он без перехода.
Пестрея самыми разными красками – от сочных, цепко захватывающих взгляд, до скромных -сереньких и пожухлых, прилавком прямо на улицу перед моими глазами предстал магазин специй. Пока я заталкивала использованные салфетки в сумку, дверь магазина стремительно распахнулась, и из неё выкатилась и понеслась прямо на нас инвалидная коляска. В коляске восседал могучий человек без ног и, бликуя в свете ламп лысой головой, заливисто смеялся. Смех его был таков, что понуждал, если и не присоединиться к веселью, то хотя бы улыбнуться.
Сергей так и сделал – засмеялся. И выставил вперёд ногу, одновременно прижав меня к себе.
– Обижаешь! – пискляво завопил человек по-русски. – Не помну я твою дамочку! – Он остановил коляску, едва не въехав в ногу Сергея колесом и вновь завопил: – Чертяка! Серёга! Как я рад!
Оставив меня позади, Сергей наклонился к человеку, тот огромными ручищами облапил его, и замолотил кулаками по лопаткам. Думаю, именно такого размера кулаки и называются «пудовыми».
– Мы с Машкой уже соскучились! – продолжал вопить человек, – Машка, встречай дорогого гостя!
Встреча была столь шумной и необычной, что прохожие замедляли шаг; некоторые останавливались, тараща глаза, другие, видимо, не имея времени на остановку, выворачивали шеи.
Из магазина вышла крупная женщина – ростом высокая, с огромной грудью, на которой торчком топорщился клеёнчатый фартук, нижним краем достающий до внушительного размера галош. Махнув рукою на мужчин, она смущенно мне улыбнулась, мол, пусть себе, что с них взять, и голосом сочным и глубоким сказала:
– Здравствуйте. Проходите к нам. Маша я.
– Здравствуйте. Очень приятно, Маша. Меня зовут Лида, – отозвалась я и, стараясь обойти ком из коляски и двух человеческих тел, самозабвенно лупивших друг друга, двинулась к Маше.
Мой манёвр не удался – коляска вдруг вынырнула из-за Сергея и встала у меня на пути. Ухмыляясь и склонив голову набок, её хозяин принялся бесцеремонно разглядывать меня. В его глаза свет не попадал – глубокие, надёжно спрятанные под массивными надбровными дугами, занавешенные густыми ресницами, они сами излучали свет.
– Ты всё-таки нашёл её? – завопил вновь этот человек и повернул лицо к Сергею. – А? Маленькая? Да?
Сергей искоса, с нежностью посмотрел на меня и согласно кивнул.
– Девочка маленького роста, с точёной фигуркой и лучистыми глазами! Это ведь она? – не унимался мужчина, тыча в меня пальцем.
Я прижала ладони к щекам. Кажется, уже весь базар сбежался развлечься за наш счёт. И вдруг мужчина распахнул ручищи и тихо позвал:
– Иди, я обниму тебя.
Я послушно подалась к нему. Удивительно бережно он прижал меня к груди, потом чуть отклонился назад, смачно, мокро расцеловал в обе щеки, а напоследок и в губы и вновь закатился визгливым смехом. Маша замахнулась на него кулаком, он увернулся от наказания и первым проехал в дверь магазина. Следом прошли мы с Сергеем, за нами Маша.
В магазине встретил юноша и поздоровался густым баритоном. Ростом мальчик был на полголовы выше Сергея, обладал мощным торсом отца и лицом матери. «И голосом, к счастью, в мать и повадками не в отца!» – подумала я.
Приглашая в комнату, находившуюся за торговым залом, Маша на ходу сняла с себя фартук и подала сыну. Я тихонько ахнула – тяжёлые груди, крутые просторные бёдра и в контрасте с ними тонкая талия – Великая Богиня-мать. На спине, достигая ягодиц, лежит коса толщиной в запястье её мужа.
Маша усадила нас за стол, засуетилась, подавая сухофрукты, сласти, выпечку, сервируя стол и ставя чайник одновременно. Муж её ни на секунду не умолкал, рассказывая о счастливой жизни, как выяснилось, большого семейства – пятеро сыновей, внуки и недавно родившаяся внучка. Эгоистичный в своём счастье он хвастался, какая раскрасавица у него внучка, как он любит её – первую девочку в семье.
– Женщины, они лучше нас мужиков. Совершеннее! – заключил он свой рассказ и в назидательном жесте поднял вверх указательный палец. Отодвинул от себя недопитый стакан с чаем, крикнул сыну, чтобы тот приготовил специи в подарок гостям и, повернувшись ко мне, спросил: – Понимаешь в специях-то?
– Чуточку понимаю, – ответила я.
– Что знаешь?
– Ну-у… использую перцы – красный, белый, чёрный. Красный свой. Пользуюсь куркумой, корицей, гвоздикой, кориандром, зирой… что ещё? Эстрагон, мята, мелисса, укроп, орегано, сельдерей, петрушка. Сразу и не вспомню все. Травы свои в основном, сама ращу, сама сушу…
– Сама растишь? – удивился он.
– Да. Выращиваю для себя. Дача у нас… то есть, у меня.
Он озадаченно взглянул на Сергея, а Серёжа смотрел на меня, улыбался, а в глазах опять интерес.
– Ну пойдём, вместе выбирать будем, – пригласил хозяин магазина и отъехал от стола.
Сергей остался с Машей. Провожая меня глазами и напутствуя, он беззвучно чмокнул губами.
Серёжин друг долго рассказывал о многообразии специй, требовал нюхать и растирать их в пальцах, объяснял, какие специи не надо соединять вместе, а что с чем будет хорошо. Я честно старалась запомнить всё, что он говорил, но… и названия-то вряд ли все повторю. Я уже утомилась, когда подошёл Сергей и прервал друга:
– Пора нам, Витя.
Человек в коляске потух – потерял и энтузиазм, и улыбку, и устало спросил:
– Запомнила? Иди, прощаться будем.
Я, как и в первый раз, послушно шагнула к нему, а он вдруг произнёс:
– Подранок ты. Вижу. Чувствую.
Его сочувствие было так неожиданно, что глаза мои тотчас наполнились слезами, я дёрнулась назад, но Виктор не отпустил и, успокаивая, стал гладить ладонью по спине.
– Береги её, – говорил он при этом Сергею, – береги. Ранена она. Вижу. Чувствую.
Взяв за плечи, он отстранил меня от себя, его темные, такие, что не было видно зрачков, глаза старались проникнуть в мою боль. Я всхлипнула.
Рука Сергея легла на плечи, и губы коснулись уха:
– Маленькая.
Прижав к себе, Сергей уже не отпускал меня – одной рукой прощался с другом, ею же в прощальном привете помахал Маше, ею же взял коробку – гостинец со специями.
Я тем временем справилась с собой – высушила слёзы и отёрла щёки. Мы дружно сказали: «До свидания», – и вышли из магазина.
На улице Сергей тревожно заглянул мне в лицо, я успокоила:
– Я в порядке, Серёжа.
Расспрашивать он не стал.
– Расскажи о них, – попросила я, когда мы сели в машину. – Они удивительно гармоничны.
– Длинный рассказ получится, – предупредил Сергей, – давно их знаю… подожди-ка… около тридцати лет уже! О Викторе я услышал, когда с переломом ноги попал в больницу, он уже две недели валялся в хирургии, и весь персонал больницы был занят пересудами о нём и его невесте. Чуть не ставки делали. Чтобы заработать на свадьбу, Виктор решил пошабашить на стройке. После развала Союза на стройках технике безопасности не особо следовали, тем более ночью, в отсутствии начальства. В общем, упала на него какая-то плита или блок. Он плиту видел, хотел увернуться, но поскользнулся в грязи, и вся эта махина рухнула ему на ноги. Собрать ноги хирургам не удалось, он и сам чудом выжил – пока скорая приехала, пока довезли, он крови много потерял. Невеста его в отказ, а он жить не хочет. Врачи её пытались уговорить, чтобы подождала, пока у него шок пройдёт, она ни в какую. В общем, попрощалась. Виктор во время отлучек нянечки сплёл себе удавку из трубок системы, удавиться решил. Девчонка спасла, она бродила по коридору, ждала отца с операции, звук непонятный услышала, ну и заглянула в палату. Потом Витя из окна вывалиться хотел, на руках добрался до окна, уже и на подоконник взгромоздился. Опять та же девчонка подоспела. Девчонка эта – Маша. Ей тогда лет четырнадцать было, в больницу она к отцу приходила, её отец и латал Виктора. После второго спасения приходить стала к Виктору. Как-то она его и вытащила.
– Судьба она его.
– Перед выпиской я зашёл к нему, как раз после его второй попытки свести счёты с жизнью. Решил поговорить – не по-мужски, мол, так, с жизнью из-за ног счёты сводить. А когда увидел глаза его, нравоучения свои забыл, понял – боль не с потерей ног связана, предательство он пережить не может – любил он невесту свою. Мы всю ночь с ним проговорили. Я о своей школьной любви рассказал. Так и подружились. В Машины семнадцать Виктор сделал предложение. Отец её принял всё спокойно, а мать не согласилась – обманом увезла Машу в Германию к бабке, собрались в психушку дочку-внучку упечь, только бы не замуж за калеку. Я денег дал, Витя поехал и похитил девочку. Пропали, ни слуху ни духу. Года через два случайно встретил его в этой вот самой лавке. На голос его пришёл!
Серёжа рассмеялся, а я ввернула:
– Да не лавка, а целый магазин у них!
– Я по нуждам бизнеса в Стамбуле задержался, – продолжал Серёжа. – Мне нужен был партнёр, а сладить с кандидатом не получалось, чем-то я ему не нравился – он и не отказывался, и не соглашался. При очередной встрече я попросил его помочь с гражданством для ребят. Он порекомендовал нужных людей, и дело сдвинулось. Когда Витя с Машей получили паспорта, я решил выкупить и подарить им этот, как ты выразилась, «целый магазин». К этому времени они уже первенца родили. Согласились на долевое владение с постепенной выплатой своей доли. Вот так! – Сергей опять рассмеялся. – Так мы стали деловыми партнёрами. А как тебе экспресс-лекция?
– Да я почти ничего не запомнила! Он названиями трав сыплет, я о таких и не слышала, к тому же названия тюркские, я их даже на слух плохо воспринимаю. Увлечён он… хорошо, когда человек делом своим увлечён. Знаешь, неожиданно как-то видеть его за прилавком сухих трав, он более органично смотрелся бы на фоне разных видов оружия.
– А он и хотел стать военным, да судьба не согласилась. Виктор срочную службу в Афганистане отслужил. Сколько парней в гробах вернулось, а он год воевал и ни одной царапины. А вернулся, жениться надумал…
Утишая его печаль, я поднесла к губам его руку, поцеловала и сказала:
– Маша – красавица. Её бы в камне изваять. А голос какой дивный! Она не поёт?
– Не слышал. Виктор как-то упоминал то ли в шутку, то ли всерьёз, что, когда Маша укачивает детей, соседи сбегаются под окна послушать. Я не придал значения. Не счастлива она.
– Как? Любимый мужчина, дети, внуки…
– Как-то приехал в Стамбул, а встретиться с ними времени не нашлось. На удачу перед отъездом уже заскочил не в лавку, а в квартиру. Маша дома одна была, открыла, глаза красные, лицо опухшее. Видать, наболело, потому и не сдержалась, рассказала. Виктор во время секса иногда называет её именем той, бросившей его женщины…
Я охнула и зарылась лицом в одежду Сергея.
– …бывает, разговаривает во сне, тоже с той, ещё на своих ногах.
– Любит? – воскликнула я. – До сих пор любит? А Маша? Она же… она же его ангел-хранитель!
Мы надолго замолчали; думая об одном и том же, не искали слов. Машина остановилась. Вздохнув, Серёжа сказал:
– Давай выбираться, Маленькая. Мы уже в который раз вокруг гостиницы крутим.
– Серёжа, Машу надо обязательно проверить на слух… – задумчиво произнесла я, – и, если слух есть, ей обязательно надо петь!
Перекусив чаем у Виктора и Маши, мы решили не обедать. Я приняла душ и перед тем, как отправиться в салон красоты – уложить волосы и «сделать лицо», позвонила маме.
Мама уже всё знала. Услышав мой голос, она заплакала, запричитала: «Как же так, Лида… как же так можно с Костей… какая такая половинка в твои почти шестьдесят… ты сошла с ума… люди в эти годы старость ждут вместе, берегут друг друга… разве можно вот так, не подумав, не узнав человека… а вдруг он аферист какой…»
Я слушала непрекращающийся поток страхов мамы, изредка делала попытку вставить слово, но понапрасну – меня не слышали. Я слушала и смотрела на Босфор. И тоже плакала.
Сергей стоял за спиной, обнимая меня за плечи, и слышал каждое слово мамы. Постепенно её монолог перерос в наш диалог.
– Лида, возвращайся, возвращайся сегодня же! У меня душа болит, я весь день плачу. Да у тебя даже денег нет! Ты почему деньги у Кости не взяла? Приезжай, Лида!
– Мама, мамочка! Со мной всё хорошо, услышь меня! Всё в порядке! Не плачь!
– Если он такой хороший, пусть он привезёт тебя, пусть со мной познакомится.
– Мам, я счастлива! Первый раз в жизни абсолютно счастлива!
– А если он бросит тебя, а Костя не простит?
– У меня останутся воспоминания! Пусть несколько дней, но счастья!
– Какое счастье? Что ты говоришь? – она опять заплакала.
– Мама, успокойся, я обещаю, я приеду через три дня. Через три дня, слышишь? Звонить буду каждый день.
– Деньги куда выслать?
– Не надо денег, мама. Я позвоню завтра в это же время, хорошо? Только не плачь! Не плачь, пожалуйста!
Кончив разговор, я повернулась к Сергею и спрятала лицо на его груди. Его ладонь легла на мой затылок извечным жестом защиты.
– Завтра я отвезу тебя в спа-центр, – стал нашёптывать он мне в макушку, – за тобой там поухаживают, попарят, сделают массаж, какие-нибудь девчоночьи процедуры. Ты любишь баню?
Я кивнула.
– А когда за тобой ухаживают, любишь?
Я опять кивнула, уже улыбаясь, хоть и сквозь слёзы.
– Вот и славно! А я займусь делами, за день управлюсь со всеми нуждами, а на следующий день мы сходим в Айю, посетим Голубую Мечеть, а вечером вылетим в Алма-Ату. Ну, взгляни на меня!
Я потянулась к его губам. Его нежность быстро высушила мои слёзы, и я отправилась в салон.
Волосы мне и помыли, и напитали, и уложили. Насилу отбилась от закрепляющего все эти труды фиксатора. Мастер настаивал, даже рассердился, но уяснив, что вразумить не удастся, отступился. Я и так сомневаюсь, что Серёжке понравится дышать всей этой смесью масел и филлеров, но лак – это слишком даже для меня, я люблю живые волосы.
С визажистом повезло. У девочки рабочий халатик оказался почти того же оттенка синего, что и моё платье. Как могла я объясняла, что макияж мне нужен к туалету цвета её халата, она поняла, достала ещё один такой же халат и накинула мне на плечи. Я отказалась от помады, она не спорила, внимательно оглядела моё лицо и принялась творить.
Угробив почти два с половиной часа, вся божественно прекрасная я вернулась в апартаменты.
Сергей мерил шагами гостиную, в руке держал мой паспорт и слушал по телефону чью-то речь. Увидев меня, он почему-то не восхитился, а когда подошёл и наклонился поцеловать, то поморщился и отпрянул. Я налила себе чаю и села в кресло, следя за ним глазами – бесшумный шаг, ни одного лишнего жеста, спокойное молчание сменяется чередой коротких поручений, уверенный баритон звучит негромко, без нажима. Этот человек привык, что его слушают и слушаются. «Я люблю его! – подумала я с неведанной мне ранее смесью гордости и нежности. – Люблю этого малознакомого мужчину. Люблю его голос, люблю руки. Люблю, как он меня целует. Рядом с ним я не боюсь незнакомых людей. Одним только взглядом он дарит мне свободу от моих же зажимов. Мама решила, что я сошла с ума… Нет, я не сошла с ума. Это раньше я была сумасшедшей, не знающей любви. А этого мужчину я узнаю! Я узнаю о нём всё, только дай мне время, мама!»
Кончив разговор, Сергей остановился у моего кресла и подал мне паспорт.
– Извини, достал без спросу. Твоя мама права, у тебя должны быть деньги. Я открыл счёт, завтра заедем в банк и получим карту. Так будет быстрее, чем ждать, пока пришлют. – Он оперся руками в подлокотники моего кресла и потребовал: – Дай губки.
Начав целовать, не остановился, выхватил меня из кресла и понёс в спальню.
Мастер хорош! Причёска немного растрепалась, но хватило нескольких движений руками, и растрепавшиеся волосы вернулись на место. Поглядывая на себя в зеркало, я надела чулки, дальше изумительной красоты туфли, потом платье.
– Серёжа, помоги, – не отрывая глаз от своего отражения, я встала к нему спиной, прося застегнуть молнию на платье. Платье обхватило фигуру, и по моему лицу расползалась довольная улыбка. Дама в зеркале мне нравилась. Я хохотнула и заметила остановившийся взгляд Сергея. Глядя на меня, он поправлял в рукавах пиджака манжеты сорочки. Я призывно потянулась к его отражению, он усмехнулся и отвёл глаза, назвав меня хулиганкой.
Помогая надеть пальто, посмотрел на мою обувь и проворчал:
– У отеля машину подадут прямо к выходу. А вот до ресторана придётся пройтись. Ладно! – махнул он рукой. – Пойдёшь на руки.
Серость дня, наконец-то, разрешилась дождём. Глядя на длинные мокрые следы от первых капель на лобовом стекле машины, я спросила:
– Как мне себя вести?
– Маленькая, не надо ничего усложнять, – поморщился Сергей, – будь собой.
– Тогда расскажи о своём партнёре.
– Мехмет Шахин. Работаем давно. Немногим старше меня, сдержанный, предпочитает молчать и слушать. Не улыбчив. Человек порядочный. Недоверчив. Даже при расширении дела не согласился подключить кого-то третьего. Я предлагал Николая, познакомил их и получил категоричный, даже возмущенный отказ без объяснений. У меня деньги были, а он, дабы не расширять количество соучредителей, предпочёл взять долгосрочный кредит. Это тот самый человек, который помог Виктору и Маше с оформлением гражданства.
– Он же не соглашался на сотрудничество. Почему передумал?
– Сказал: «Человек, бескорыстно помогающий другим, заслуживает доверия». Доверие есть с обеих сторон, а дружбы нет.
Доехали быстро, видимо, сегодня мы весь день кружим по одному и тому же району. Машина ещё не остановилась, а к ней уже бежали два швейцара с огромными зонтами. Сергей вышел под зонт, подошёл к моей дверце и, взяв меня на руки прямо из кресла, широким шагом направился к дверям ресторана. Швейцар едва поспевал за ним, бежал, укрывая нас от дождя. Зайдя под козырёк, Сергей поставил меня на ноги и шагнул вперёд, протягивая руку высокому сутулому человеку с густой шапкой волнистых, чуть тронутых сединой волос и строгим эллинским профилем. Тот крепко захватил протянутую руку, встряхнул несколько раз, кивнул и повернулся ко мне. Эталонную красоту его лица нарушала нижняя губа – мягкая, красная, она слегка отвисала, образуя щель между губами – дегенеративная черта на породистом и гордом благородными предками лице.
Я улыбнулась, отвечая на пристальный, изучающий взгляд чёрных глаз.
– Маленькая, это Шахин Мехмет, мой партнёр, – представил Сергей, – Мехмет, моя жена Лидия.
Вторая часть прозвучала для меня неожиданностью, при слове «жена» я невольно бросила взгляд на Серёжу, что не могло укрыться от Мехмета. Я подала руку.
– Здравствуйте, Мехмет.
Не отвечая на приветствие, Мехмет взял мою руку, в тот же момент её выпустил и простёр длинную длань в приглашающем жесте.
Он привёл нас в отдельный зал, отгороженный от общего зала огромной стеклянной дверью-купе, раздвинутой во всю ширь и задёрнутой тяжёлыми шторами. Внутри за большим круглым столом одиноко сидела женщина в мусульманском одеянии. Она встала, едва мы вошли, и поклонилась. Мехмет на очень недурном русском представил:
– Лейла. Моя жена.
Смущённо улыбаясь, Лейла несмело пожала мою руку, а на Сергея и не взглянула.
Закончив с формальностями, мы сели за стол.
Есть хотелось страшно, а стол был сервирован, но пуст, и за заказом никто не спешил. Мехмет задумчиво изучал кисти своих рук, положив их на стол перед собой – его ухоженные ногти с большой резко очерченной лункой при каждом движении поблёскивали лаком. Лейла, наоборот, прятала руки под столом и сидела, вперив взгляд в пустую тарелку. «Она что, духов еды вызывает? – досадовала я про себя. – Сколько мы так будем сидеть? Я – гостья, неловко брать управление на себя». Затянувшееся молчание само по себе угнетало, а уж на голодный желудок было и вовсе невыносимым. Нарочито громким шёпотом, я спросила:
– Серёжа, молчание за пустым столом – это неизвестный мне ритуал?
Сергей рассмеялся. Лейла вздрогнула и беспомощно заметалась глазами, надеясь по нашим лицам определить причину оживления. Мехмет тоже выпал из забытья, что-то крикнул, повернув голову к двери, и – вот оно, чудо! – позволил себе улыбнуться. Почти тотчас из-за шторы материализовался наш гостиничный Серёга.
– Серёга! – всплеснула я руками, удивляясь его вездесущности. – Серёга, выручай! Последний раз ели, когда ты нас завтраком кормил! Принимай скоренько заказ и шефу скажи, пускай поторопится.
Растеряв улыбку, Серёга озадаченно захлопал глазами.
– Как, когда завтраком кормил?
– Забудь! – махнула я рукой. – Я буду рыбу. Рассказывай, какая есть.
Недолго разбираясь в нюансах кулинарии, я заказала жареного угря и соус гуакамоле с помидорами. Сергей справился с заказом, тоже не заглядывая в меню, – заказал национальное турецкое блюдо из мяса ягнёнка. Взмахом руки Мехмет отправил Серёгу на кухню, добавив что-то по-турецки, и через пять минут на столе появилась закуска – вычурно разложенное на тарелке холодное мясо, какие-то лепёшки, начинённые мясным фаршем, хлеб в плетёной корзинке и фрукты на большом блюде. «Ну теперь можно и дальше дружно помолчать», – удовлетворённо подумала я, беря из корзинки мягкую, ещё тёплую булочку и надкусывая грушу.
В течение ужина мужчины вполголоса переговаривались о делах, разговор вели по-русски, и бедняжке Лейле было совсем неуютно. Оставленная без внимания мужа, она время от времени вскидывала на него глаза и, не найдя в его лице интереса к себе, вновь опускала взор в тарелку. Её маленький и без того пухлый, как розовый бутончик, ротик всё больше выпячивался, набухая обидой.
«Совсем ещё девочка, – подумала я, – нежная, красивая, робкая. Жена, но не подруга. А муж… – я взглянула на Мехмета. Он ответил мне продолжительным взглядом. У него были широкие красивые брови и длинные ресницы, такие длинные, что, когда он чуть опускал глаза, ресницы отбрасывали тень на верхнюю часть щёк, – …муж слишком уж безучастен к жене. Но к нам проявил приятное гостеприимство – встретил на входе в ресторан, пригласил русского официанта, привёз на ужин жену». Медленно склоняя голову, я выразила Мехмету благодарность.
Вдруг Сергей поднялся из-за стола и, протянув мне руку, сказал:
– Маленькая, пойдём потанцуем.
Послушно вставая, я прислушалась: в обеденном зале звучал вальс. «Потанцуем?! – дошло, наконец, до меня. – Я танцевала много… Господи! даже не вспомню сколько лет тому назад! И верх моего мастерства – топтание на месте, руки партнёра на моей талии, мои – у него на плечах». Делая попытку остановиться, я шёпотом воскликнула:
– Серёжа, подожди! Серёжа! Я не умею!
Увлекая меня вперёд, он заявил:
– Чуточку отдохни от взглядов нашего визави! Не бойся, я не уроню тебя!
Мы вышли на середину зала. Сергей меня обнял. Я оперлась спиной на его руку и вновь запаниковала: «Дальше-то что?!» Разместила свои руки – одну положила на его плечо, другую вложила в его ладонь. Подняла подбородок, вытянула шею, поднялась на носки и… раз, два, три… и… раз… и сбилась – в следующем такте я опять двинулась на Серёжу, а должна была отступать назад. Он словно и не заметил, увлекая меня за собой. Смущённая оплошностью, я робко взглянула в его лицо и забыла о ногах своих, о руках… Тёплый взгляд захватил, унося в другую реальность. И только в этот момент я вдруг услышала музыку, звучал «Осенний сон», я силилась вспомнить имя композитора и не смогла… забыла о композиторе – звуки мелодии проникли внутрь, подчиняя себе, своей гармонии. Я засмеялась, отдаваясь восхитительному ощущению этого слияния. «Танцую! Я танцую!» Глаза Сергея мерцали искорками. «Люблю тебя!» – хотела я крикнуть, но музыка оборвалась.
– Всё? – выдохнула я разочарованно.
Сергей рассмеялся и склонился к моей руке. Неожиданно позади раздались редкие хлопки. Я вздрогнула, оглянулась и увидела улыбающиеся лица посетителей ресторана. Сделала попытку спрятаться за Сергея, но он удержал меня и, слегка кивнув «зрителям», повёл к спасительным шторам.
– Маленькая, ты восхитительно податлива! – сказал он. – Танцевать с тобой одно удовольствие!
– Правда?
Чуть заступив вперёд, я заглянула в его лицо, чтобы проверить, не насмехается ли он надо мной. Он улыбнулся и кивнул.
– Не-ет, – всё равно не поверила я. – Тебе правда-правда понравилось?
Он ещё раз кивнул.
– О, Серёжа, я так благодарна! Такое завораживающее, такое… восхитительное кружение! – повторила я за ним его эпитет и засмеялась.
Не имея больше слов, я прижалась щекой к его плечу. Голова моя чуть-чуть кружилась, а спиной я до сих пор ощущала тепло и надёжность его ладони. «Я танцую! – ликовала я про себя. – Танцую!»
Мехмет тоже был в числе «зрителей». Он встретил нас перед шторами, беззвучно аплодируя пальцами, чуть поклонился мне и сопроводил нас к столу.
Завершить ужин Серёга предложил лучшим кофе в Стамбуле. Я равнодушно покачала головой, на что тот опять захлопал глазами и с обидой в голосе заявил:
– Здесь работает самый знаменитый бариста в Турции! И кофе он делает по древним рецептам!
– Да ладно! – подразнила я. – Все рецепты давно известны, гугл-всезнайка что хошь разболтает. Что твой бариста использует в качестве специй?
Серёга лишь разулыбался. Подозреваю, у парня в наличии только два варианта выражения лица – растерянное хлопанье глазами и улыбка на всю возможную ширину рта. Я подняла к потолку глаза, припоминая всё, что читала про кофе, и всё, что слышала сегодня от Виктора, и начала перечислять:
– Гвоздика, шафран, апельсиновая корка, кардамон…слышала про цветки померанца…
Серёга хмыкнул.
– Что? Попала? – обрадовалась я.
Я видела, ответ просто подскакивает на его языке, так и рвётся наружу, но, получая удовольствие от игры, паренёк и на этот раз отмолчался. Я ещё немного подумала, в голову ничего путного не приходило, и я сдалась:
– Ну ладушки, не будем обижать лучшего бариста Турции. Неси! Будем дегустировать!
Минут через десять Серёга принёс кофе. Каждому отдельную джезву, каждому большой запотевший стакан с холодной водой и крохотную кофейную пару с ложечкой.
Ложкой я перенесла пенку из джезвы в чашку, аккуратно по стеночке чашки налила кофе и поднесла напиток ко рту. Вдохнула аромат и сразу узнала:
– Карамель! Серёга, я узнала, это плавленый сахар! А ещё… подожди…
Я ещё раз вдохнула в себя аромат и пригубила кофе. Кофе, и в самом деле, был отменным.
– Всё-таки цедра? Нет-нет… запах немного другой… померанец? – И поскольку Серёга продолжал молчать, я объявила: – Всё! Сдаюсь! Два-ноль, в твою пользу.
– Почему два-ноль? – захлопал он глазами.
– Ну как же? Ты ухитрился навязать мне и кофе, и угадайку.
В моей джезве ещё оставался кофе, когда в помещение вошёл пухлый человек, одетый во всё белое. Голову его покрывала смешная белая шапочка, сползающая блином на шею. Приблизившись к столу, толстяк обеими руками протянул бумажный пакет и заговорил, обращаясь ко мне, но кося глазом на Мехмета.
