Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга первая. Знакомство
Блуждая среди чужого взгляда на мир, то бурлящего красками, то пасторального, а то монохромного, я соскучилась. Хотела уже искать Серёжу, когда за спиной раздался громкий оклик:
– Серж! Ты?!
Здесь, где единственно оправданным звуком является шелест подошв по паркету, оклик прозвучал вызывающе вульгарно.
– А я не сразу узнала! – продолжала восклицать женщина. Дальше последовал звук поцелуя и нежно-воркующее: – Привет, красотуля!
Даже и поцелуй прозвучал вызывающе – влажный чмокающий звук, громкий и наглый.
– Здравствуй, Девочка, – с ласковой хрипотцой произнёс Сергей, – рад тебя видеть.
«Девочка?!» – опешила я.
– Современным искусством интересуешься? А стройный-то стал! Помолодел! – игриво рассмеялась Девочка. – Уж не влюбился ли наш холостяк?
«Девочка, она – Девочка, ещё одна Девочка…» – тупо пережёвывала я это слово, перестав слышать, о чём воркуют Сергей и та, кого он встретил так ласково. Моё сердце билось в висках, во рту пересохло. Я боялась оглянуться, боялась пошевелиться, всё, что я хотела, это незаметно раствориться, исчезнуть из этого пространства. Но я стояла так, что меня со всех сторон было видно – ни столба, ни экспоната какого, ни какой-нибудь толпы. Я сделала попытку выровнять дыхание, одновременно старалась изобразить на лице так часто спасавшую меня раньше маску холодного равнодушия. Почему-то ни то, ни другое не удавалось. Задержав дыхание на несколько секунд, я легонько, длинно-длинно втянула в себя воздух. Выдохнув, повторила всё ещё раз. Решительно растянула лицо в улыбку и оглянулась. Девочка стояла в двух шагах от меня – золотистый каскад волос, рослая, ещё и в обуви на высоких каблуках, она закрывала собой Сергея. Я ещё раз легонько вздохнула, готовясь шагнуть к ним, как, переступив с ноги на ногу, девушка качнулась в сторону, и я увидела Серёжино лицо. Моё с трудом достигнутое равновесие разрушилось вновь. «Зачем же ты оглянулась? – упрекнула я себя. – Шла бы себе к другому полотну, будто ничего не слышала. Теперь ты знаешь, что ласка его улыбки предназначается не только для тебя, и тёплый взгляд, и искорки, покорившие тебя в самолёте, тоже. Да и сам мужчина, твой ли?» Я не могла ни сдвинуться с места, ни оторвать глаз от его лица, а он, не отрываясь, смотрел на Девочку. Наконец он заметил меня, одними губами я прошептала:
– Я выйду.
Он кивнул и вновь уставился на Девочку. Та, не переставая говорить, оглянулась и смерила меня взглядом.
Я понеслась искать выход на улицу. К счастью, номерки на одежду были у меня в сумке. Выбежав наружу, я бегом устремилась к аллее. Мы по ней шли от машины, и где-то там я видела скамейку… я остановилась, поискала глазами… скамья была пуста. «Как же я так? Почему же я решила, что Девочка – это только я? – вопрошала я себя, опускаясь на скамью. – Все же женщины – Девочки! Любая! И я тоже! Господи, одна из всех! И тепло взгляда у него одно для всех. Я же уже обманывалась! Как же я опять?.. – Я зажала ладошки между коленями. Ноги, вставшие на носки, запрыгивали сами по себе. Успокаивая их, я вытащила ладошки и обняла себя руками. – Что же я теперь делать буду? – Припомнив, как три дня назад Сергей танцевал с Илоной, забыв обо мне, я с тоскою огляделась по сторонам. – Так же, как… как отец Насти… тот тоже флиртовал с дамами, не считаясь с моим присутствием. Я тогда перестала посещать вечеринки. А что я буду делать сейчас?.. – Уперев локти в колени, я стиснула виски пальцами и закрыла глаза, стараясь успокоиться. – Завтра он уедет, у меня будет время всё обдумать и решить… а сейчас надо успокоиться… надо взять себя в руки. Где та Богиня, которой я решила вчера стать?»
Вдруг моё сознание уловило голоса, много голосов, казалось, рядом находится много людей. Я открыла глаза. Скамью окружили молодые ребята – парни и девушки, человек двадцать. Один наклонился и заглядывает в моё лицо так, будто ждёт ответа. Глубокие карие глаза полны сочувствия. На всякий случай, я показала жестами, что не понимаю. И повторила вслух:
– Не понимаю. Я русская.
Резко поднявшись, я хотела уйти и оставить им эту лавку, но он положил ладони на мои плечи и мягко усадил обратно. Потом потыкал пальцем себе в грудь, и ногами изобразил несколько притопывающих движений. Выглядело это забавно, и я улыбнулась. А парни и девушки засмеялись. Они окружали скамью полукольцом, оставив пространство в центре пустым – нечто вроде сцены, где их приятель, а, вероятнее всего, их лидер, давал представление с моим участием. Я сделала новую попытку уйти, но парень не позволил. Он потыкал пальцем в меня и притопнул, снова потыкал и, на этот раз, притопнул несколько раз одной, потом другой ногой.
– Представление, значит, устраиваешь? – спросила я. – Непонятно только, зачем ты столько раз повторяешь одно и то же. Думаешь, я так лучше пойму? Ну, ладно! Да, я танцую.
Он, видимо, принял мои слова за согласие, церемонно поклонился и плавным жестом предложил мне руку. Я отшатнулась:
– Что, сейчас?
Он выпрямился, упёр руку в бок, кистью другой руки пренебрежительно помахал передо мной, мол, трусишь?
– На слабо берёшь, да? Ну, хорошо. Что ж, давай спляшем! Отвлечься мне не помешает!
Я встала, и толпа зашумела одобрением. Под этот одобрительный шум, я сняла дублёнку и кинула на скамью. Парень усмехнулся моей решимости, и его куртка упала поверх моей дублёнки. Он сделал приглашающий жест, а я опять присела на скамью, изображая саму себя до их прихода. Он сначала озадаченно уставился на меня, но потом понял и вполголоса дал указание – зазвучала латиноамериканская мелодия. Парень наклонился, за плечи поднял меня со скамьи, тряхнул, словно вытряхивая печаль, и поставил на ноги – всё в такт музыке. Обхватив за талию, повёл, близко приблизившись ко мне бёдрами. «Сальса», – сообразила я. Мой партнёр танцевал хорошо, чего нельзя было сказать обо мне. К тому же я его плохо чувствовала – как только он переменял ритм, я допускала заминку, и мне требовалось время, чтобы вновь вписаться в рисунок танца. И всё же я была довольна, да и в моменты своего соло я получила гул одобрения от его друзей. Ближе к финалу я стала лучше чувствовать партнёра, но время танца закончилась. Тяжело дыша, он стал наклоняться ко мне.
– Нет! – упёрлась руками я в его грудь.
Его это не остановило, я уже чувствовала кофейный аромат его дыхания, когда раздались редкие и звучные хлопки. Аплодировал Сергей. Он стоял вне круга ребят, а из-за его спины тянул шею Андрей.
– Маленькая, иди ко мне, – тихо позвал Сергей и широко шагнул в круг, толкнув коленом паренька, сидевшего перед ним на корточках. Тот безропотно пересел в сторону.
– Я потерял тебя, – прошептал Сергей, прижав меня к себе, – думал, ты в туалет пошла. А ты пропала.
Кончиками пальцев я коснулась его щеки, и отдёрнула руку – на щеке красовался поцелуй Девочки.
По дороге в отель ни я, ни Сергей не нашли темы для разговора. В машине сидели как всегда – Сергей обнимал меня и дышал в макушку. Вот только я чувствовала себя на его груди не как всегда. Что-то сломалось.
От порога он повёл меня в спальню и начал раздевать. Снимая блузку, запутался в пуговках-петельках на манжетах и преодолел помеху, по обыкновению, просто – взялся за манжету двумя руками, дернул в разные стороны, и пуговицы мелкой дробью брызнули по спальне. Та же участь постигла и манжету второго рукава. Потом он долго целовал мои плечи, шею, руки. Потом грудь. Потом медленно снимал бельё параллельно с чулками, целовал обнажавшиеся ноги и так до самых ступней, всё медленно и молча. Я тихонько постанывала, он молчал, ни разу не взглянув мне в лицо и ни разу не прикоснувшись к губам.
Мой оргазм был одиноким. Словно выполнив работу, Сергей лёг рядом, положа руки под голову.
– Зачем? – спросила я.
– Что зачем?
– Если ты не хочешь меня, зачем ты ласкал меня?
– Что значит не хочу? А что это, по-твоему, было, как не моё желание?
– Я не знаю, что это было, – устало произнесла я и села. – Я даже не знаю, как это называется.
– Девочка, я не понимаю…
Я вздрогнула и поёжилась – его «Девочка» вызывала теперь озноб.
– Замёрзла? – спросил он.
– Да, я замёрзла. Ещё там, в галерее, когда увидела твой взгляд, обращённый на Девочку. Потом немножко отогрелась, а теперь вот опять замёрзла.
Сергей не понимал, кажется, искренне не понимал, о чём я. Объяснять я не стала, отвернулась, встала и пошла в ванную.
После его неторопливых ласк мне казалось, что замедлился весь мир. Вода медленно наполняла ванну, шапка пены медленно росла вокруг струи, и мысли мои тоже текли медленно и тягуче: «Вчера в этой самой ванне я была упоена счастьем… а сегодня жалею, что я здесь, а не дома… Ох!.. о каком доме ты говоришь? Пора уже признать, нет у тебя дома… от одного ты отказалась, а другого не приобрела. Решила, что Сергей и есть твой дом, твоё пристанище… а вот появилась Девочка, и пристанище зашаталось. – Я скользнула в воду с головой. Горячая вода приятно обняла. – А моя любовь?.. – спросила я себя и равнодушно себе ответила: – Делась куда-то».
Вынырнув, я услышала стук в дверь.
– Маленькая, можно я зайду?
– Входи.
Сергей подтянул кресло ближе к ванне и сел. Обращаясь к его отражению в огромном зеркале, я попросила:
– Называй меня, пожалуйста, по имени.
– Почему?
– Просто не хочу быть одной из твоих Девочек, одной из твоих Маленьких. Зови по имени, пожалуйста.
Попросила и вспомнила, какой лаской прозвучала его «Девочка», сказанная в первый раз в самолёте. Пряча выступившие слёзы, я провела мокрыми ладошками по глазам, после скользнула ладошками на лоб, а дальше вниз к подбородку. Ничего необычного – жест, снимающий усталость.
– Лида, я не понимаю, что случилось, – качая головой, сказал Сергей. – Почему такая реакция? Ты говорила, что не будешь ревновать к прошлому.
– Твоё прошлое ворвалось в моё настоящее. И встретил ты своё прошлое с большой нежностью.
– С какой нежностью, Лида? Эту женщину и моим прошлым в полной мере назвать нельзя!
– Тогда отчего ты нас не познакомил?
– Я не могу вас знакомить.
– Почему?
– Она проститутка, Лида.
– Проститутка?!.. – растерялась я и, совсем уже ослабев умом, спросила: – А что она делала на выставке?
Конечно! Если проститутка, то с утра до ночи и с ночи до утра… какие уж тут галереи? Воистину, нет ничего глупее ревности, и нет никого глупее ревнивца!
Осознав пропасть собственного оглупления, я ахнула и, загораясь всем, чем можно, – и ушами, и щеками, и, наверное, грудью – прижала ладошки к лицу и сползла под воду. Долго я там скрываться не смогла и вынырнув призналась:
– Серёжа, мне так стыдно!
– Она Суриковский кончила, – невозмутимо ответил Сергей, – пишет и, кажется, выставляется.
– Прямо гетера какая-то! – буркнула я сердито. – Но всё равно, если она – Девочка, я не хочу, чтобы и я тоже была Девочкой.
– Я понял, Лида. Я понял. Чувствую себя идиотом, но обещаю – отныне Девочка только ты. А Маленькой я назвал тебя ещё в школе. Ты всегда с лёгкостью отвечала на уроках, а в тот раз отчего-то волновалась. Я в первый раз тогда почувствовал нежность к тебе и подумал: «Маленькая». Так и звал всегда про себя. Только тебя, слышишь? – Сергей протянул руку и, взяв за подбородок, повернул к себе моё лицо. – Почему я не понял, что случилось? Ты исчезла, я по залам стал бегать, выкрикивал тебя, хотел в туалет ворваться. Андрей предположил, что ты на улицу вышла, а ты… Ты хочешь пойти в клуб? – спросил он без перехода.
– Да. Хочу поучиться.
– У тебя и так прекрасно получается. Тебе понравилось с ним танцевать?
– Он хороший партнёр.
– Я сегодня посмотрел на тебя со стороны, другим взглядом, что ли… там на аллее, в его объятиях. Маленькая, ты девчонка совсем, юная девчонка!
– Ну, издалека ещё и не то привидится, – отшутилась я, высвобождаясь из его пальцев.
– Ты ему нравишься.
А вот это я и сама поняла. Его имя Милан. Он всё же поцеловал меня. Так, из пустого упрямства. После того, как познакомились, сказал: «Когда грустно – танцуй!», так моя мама говорила», – взглянул на Серёжу исподлобья, потом наклонился ко мне и поцеловал. А уходя, крикнул: «Ты классная партнёрша, Лидка! Приходи к нам, нам солистка нужна!» – и добавил название клуба, в котором они танцуют…
– Серёжа, сцена, которую ты застал, никогда не повторится. Во-первых, Милан не знал о твоём существовании. Во-вторых, им владело возбуждение после танца, простая благодарность к партнёрше и ничего более.
Сказав это, я открыла сливное отверстие и, поднявшись на ноги, прямо из ванны шагнула в его объятия. Я жаждала его страсти.
Уже устраиваясь на покой, я повинилась во всём, что натворила за день:
– Серёжа, прости. Я трудно знакомлюсь с твоим прошлым… но что ещё хуже, я жажду владеть тобой целиком – телом, взглядом, улыбкой, мыслями. Даже то, как ты меня называешь – моя собственность.
– Особенно мне нравится, что ты жаждешь моего тела, – хохотнув, отозвался Сергей.
– Не шути. Я рассуждаю о любви, а сама любить не умею. Любовь дарит свободу, кандалы ищет желание обладать.
Он покачал головой, не соглашаясь, и потребовал:
– Дай язычок.
День четвёртый
«Ещё два дня. Он говорил дней на пять, а сегодня уже неделя, как он уехал. И ещё два дня».
Я лежала в ванне с минеральной водой, вода бурлила пузырьками, ласково щекоча кожу. Песок медленно просачивался сквозь перешеек песочных часов. «Время уходит, песком событий просыпаясь сквозь будни дней, месяцев, лет».
В последнюю ночь мы не спали. Сергей был немного напряжён. А я уже тосковала, вглядываясь в любимые глаза. Отдаваясь ласкам, старалась зафиксировать, не упустить каждое из ощущений – смаковала вкус его языка, вздрагивала кожей под его пальцами, наслаждалась теплом, запахом, хотела всё запомнить и удержать в себе.
– Серёжа, я лучше вообще не буду выходить из отеля. Буду принимать ванны и валяться в грязи. Ты приедешь, а я вся такая здоровая, пропитанная минералами.
– Зачем? – спросил он и покачал головой. – Я не хочу, чтобы ты скучала. Погуляй по городу. Что там у вас запланировано с Андреем на завтра?
– Завод Мозера. А вечером клуб.
Сказала про клуб и вновь почувствовала его напряжение. Вчера мы разбирались с моей ревностью, а его ревность осталась при нём.
– Ты не хочешь, чтобы я в клуб ходила? – спросила я напрямую.
Сергей отвёл глаза, подумал, вернулся ко мне спокойным ясным взглядом и сказал:
– Я рад, что ты будешь занята без меня. Танцуй, Девочка. Хочешь научиться новым танцам, учись. Надеюсь, этот Милан профессионал.
«Бог с ними – и с Миланом, и с танцами, и с городом этим. Ты уезжаешь, – думала я в тоске. – Как я буду без тебя?»
Каждый день из этих семи, я жила в ожидании. Я ходила на процедуры, бродила с Андреем по городу, мы где-нибудь обедали, дважды сходили на балет, в другие вечера отправлялись в танцевальный клуб. Но каждый день я ждала.
Милан учит меня танцевать. Их солистка получила травму, и по этой причине весь коллектив «вылетает» с конкурса, если я её не заменю. Поэтому я разучиваю программу их выступления. Хочу помочь. И ещё потому, что мне нравится с ними танцевать. А ещё это единственное время в сутках, когда я забываю о Сергее.
Милан требовательный и бескомпромиссный в работе. Мне это симпатично, а Андрей сердится. Он считает, что Милан недостаточно вежлив и уважителен со мной.
В первый же вечер, посмотрев их программный танец, я предложила изменить одно движение. Милан не спорил, попробовал новый вариант сам, потом со мной. Ребятам тоже мой вариант понравился. А потом, не объясняя причины, Милан сказал, что менять ничего не будем. Он любит смотреть, как я танцую. Это уже превратилось в традицию. Каждый вечер он выбирает музыку, а я под эту музыку импровизирую. Милан говорит, что моё тело – совершенный инструмент. Так когда-то сказал Серёжа, ещё в Стамбуле… только Серёжа говорил о другом…
Песок просыпался весь. Я села, собираясь выбираться из ванны. Ко мне уже спешила девушка с халатом в руках. Предупредительно распахнув его, она помогла мне его надеть. Как вип-клиента, меня почти что носят на руках. До десяти раз заглядывают, не надо ли чего, без конца выясняют добре – не добре, вкрадчиво касаются, подтыкая простынку, чтобы, не дай бог, не продуло в соляной шахте. Надо сказать, повышенное внимание утомляет. Я хитрю – закрываю глаза и словно табличку вывешиваю – «Не беспокоить!». Одна радость – душ Шарко. Там тётечка работает молчаливая и ну, хлещет водичкой! Как только горловой звук издаст, это значит, что пора подставить под струю другую сторону тушки. И никаких тебе ухаживаний.
Выходя из бальнеологического отделения, я взглянула на часы в холле и машинально отметила: «Быстро же я сегодня управилась. Теперь придётся ждать». Ждать мне предстояло процедуры другого рода – чтобы не превратиться в замарашку, как говаривала одна милая барышня, я пустилась в погоню за красотой. В списочек страждущих этой самой красоты и ухоженности меня внесли два дня назад, а пригласили к посещению только сегодня. Такая вот очередь, длиною в два дня.
Я села в кресло, одиноко стоявшее против двери в салон маникюра. К мысли о милой барышне в памяти всплыл разговор с Андреем.
В тот день мы посетили костёл святой Марии Магдалины, и перед обедом решили пройтись по набережной Теплы. Всегда говорливый Андрей отчего-то был сдержан и немногословен. Я не придала этому значения, наоборот, воспользовалась молчанием и мысленно лелеяла образ Серёжи, вспоминала наши разговоры и… не только.
– Я осчастливил Рину, – вдруг объявил Андрей, криво усмехнулся и прибавил: – Вчера мы расстались.
Он с силой пнул откуда-то взявшийся на дорожке камешек. Камешек отлетел вбок, врезался в парапет и рикошетом вернулся на дорожку.
– Знаете, Лида, прожив с человеком больше трёх лет, обидно услышать: «Я счастлива, что мы расстаёмся», – продолжал Андрей, помолчал и пустился в воспоминания: – Мы познакомились в баре в Ницце. Я умерен с алкоголем, а в ту ночь… чёрт его знает, как напился. Мне не Рина понравилась, а её подруга, милая такая, стеснительная девушка, росточком примерно, как вы, но пухленькая. До сих пор помню её глаза. Большие и… не наивные, нет… доверчивые, что ли. Полное имя девушки я не знаю, представилась она Зосей. Несмело так ладошку подала и еле слышно прошептала. В баре шумно, я заорал: «Как? Повтори, я не услышал». Ухо к самому лицу её наклонил, она произнесла: «Зося». Я и сейчас помню тепло её дыхания на щеке, – Андрей машинально дотронулся до своей щеки и улыбнулся. – Я в инете искал, нашёл, что «Зося» укороченное от Софьи или от Зои.
Мы дошли до камешка. Андрей постоял над ним, потом поднял и, размахнувшись, запустил в реку.
– Не знаю, что они там между собой решили, – возобновил он свой рассказ, – думаю, я не понравился Зосе. Из дамской комнаты Рина вернулась одна. Мы с ней три дня тусили. Потом в Питер поехали. Я к Тате её притащил. Тата – это моя бабушка. Знаете, что мне Тата сказала? – он вновь остановился, глядя на меня так, будто, и правда, ждал ответа, но ответил сам: – Она сказала: «Дурень ты, внучек, дурень и есть! Не приводи её ко мне больше». И всё. Я утомил вас, Лида? – вдруг озаботился он.
Я покачала головой и пошла дальше.
– Подождите! – окликнул он.
Я остановилась, он сделал шаг, взял мои руки в свои и спросил:
– Где живут такие девушки?..
Мои воспоминания оборвала отворившаяся дверь кабинета. На пороге возникла женщина средних лет, поздоровалась и спросила:
– Добри дэн! Ты про мне?
– Здравствуйте.
– Русская?! – обрадовалась она. – Проходи. А я уже выглядывала, думала, вдруг раньше подойдёшь. Простой у меня – клиентка не пришла. Присаживайся! Удобно? Теперь давай-ка мне свои ручки. Та-ак, посмотрим.
– Мне, пожалуйста, кутикулу совсем удаляйте, – попросила я.
Рассматривая мои ногти под светом лампы, она не поверх, а из-под лампы взглянула на меня и уточнила:
– Будем делать ванночку?
– Да, пожалуйста.
Мастер поднялась и, готовя ванночку из минеральной воды, капнула туда чего-то пахучего. Я потянула носом, она заметила и спросила:
– Не любишь резкие запахи? – и вдруг испугалась: – Аллергией страдаешь?
Я засмеялась и помотала головой. Надув щёки, она демонстративно выдохнула:
– Уф-ф! Не пугай меня! А то у нас был случай… слава Богу, не со мной! Представляешь, клиентка задыхаться начала, пришлось врачей вызывать. Это масло, не переживай.
– Я поняла, спасибо.
– Давай свои ручки. Ложи!
«Господи, помилуй! – взмолилась я про себя. – Нет такого слова!» – но промолчала. Я давно дала себе зарок не исправлять грамматических ошибок в речах людей – пусть себе говорят, как привыкли. По опыту знаю, грамотность нежданные исправления не повышают, а недовольство множат.
– Не горячо? – спросила мастер, внимательно на меня посмотрела и задала ещё один вопрос: – Хочешь, чтобы я помолчала?
Я кивнула и пояснила извиняющимся тоном:
– Мне надо подумать.
Взгляд её сделался участливым, она вдруг протянула руку и по-матерински погладила меня по голове. Плакать на груди у кого бы то ни было в мои планы не входило, и я поскорее вернулась в разговор с Андреем. «На чём я там?.. Да. Андрей спросил: «Где живут такие девушки…»
Я хотела переспросить: «Как Зося?» – и не успела, потому что Андрей закончил вопрос уточнением:
– …как вы?
– Какие, Андрей? – растерялась я.
– Открытые, искренние, умеющие любить.
Его глаза подробно осмотрели моё лицо и задержались на губах. Я опустила голову, потянула руки из его ладоней, но он удержал и попросил:
– Подождите, Лида, не убегайте. Пожалуйста, выслушайте меня! Я должен вам сказать… – он сделал паузу, словно собираясь с духом, и выпалил: – Лидия, вы мне очень нравитесь! Нет-нет, не пугайтесь! Я не собираюсь за вами ухаживать! Господи, что я говорю?! – он сконфуженно умолк, посмотрел куда-то поверх моей головы и через минуту продолжал спокойнее: – Простите, Лидия. Я хочу сказать, я бы с удовольствием ухаживал за вами, если бы не понимал, что вам не нужны мои ухаживания. Я знаю, что у меня нет шансов. Вы любите Сергея Михайловича. Ваши глаза очень красноречивы, ваш муж уехал, и из ваших глаз ушла радость. Но… я видел ваш взгляд в галерее, когда… – он вновь стушевался, но закончил: – Когда Сергей Михайлович встретил ту женщину. Я видел вашу растерянность…
– Ревность не заслуживает сочувствия, – холодно прервала я его.
– Пусть так! Дослушайте меня, я уже почти кончил! В жизни… в отношениях бывают… как бы это сказать?.. неприятные неожиданности. Я признался вам в своих чувствах с одной целью, чтобы вы знали, как я к вам отношусь.
– На всякий случай? – спросила я. – Благодарю, Андрей!
– Я обидел вас?
Я высвободила руки из его ладоней и продолжала без обиняков:
– Вы предполагаете за Сергеем нечто непорядочное, и я хочу получить объяснения на этот счёт. Он что, дурно ведёт дела?
– Нет-нет, Бога ради! Нет! Все, кого я знаю, отзываются о деловых качествах вашего супруга в превосходной степени. Сергей Михайлович чрезвычайно умел и удачлив. Масштаб его бизнеса мне не ведом, но я подозреваю, что он огромен. Насколько я знаю, очень многие сочтут за улыбку судьбы возможность сотрудничества с ним. Это он не каждого возьмёт в дело! А уж то, как он относится к партнёрам, как выстраивает отношения, это и вовсе пример в деловой среде. Я лично глубоко уважаю его, да и не только я, поверьте! Сергей Михайлович один из немногих, у кого есть табуированные им самим способы зарабатывания денег. Он не занимается…
Я коротко хохотнула, и Андрей недоуменно умолк.
– У вас получился панегирик бизнесмену Сергею Михайловичу, – объяснила я своё веселье. – Мне приятны ваши слова, Андрей, благодарю. Но что же всё-таки не так с Сергеем Михайловичем?
Требуя ответа, я твёрдо посмотрела в его глаза. Он вначале отвёл глаза в сторону, потом усмехнулся и пробормотал:
– Чувствую себя, как зверь в капкане, честное слово! Вы хваткая! – заледенев взглядом, он вновь взглянул на меня. Но глаза его постепенно теплели, и наконец он мягко попросил: – Не принуждайте меня, Лида. Пожалуйста, не принуждайте. – Вновь взяв мои руки в свои, он ахнул: – Вы же замёрзли! Руки даже сквозь перчатки ледышки! Господи, как же я раньше не заметил? И нос вон красный!
– Топливо кончилось, – буркнула я, – есть хочу.
– Бог ты мой! Тогда побежали! – покрепче перехватив мою руку, он развернулся и устремился назад к машине. – Вы рыбу любите?
– Люблю… жирную пищу.
Он хохотнул.
– Тут неподалёку маленький ресторанчик, я хотел пешком, но теперь поедем. Хозяева – наши люди с Кавказа. Рыбу на углях готовят. Вкусно-о-о.
– Не дразните, Андрей! На такой скорости и слюной захлебнуться недолго!
Он вновь хохотнул.
Ресторанчик, и правда, оказался маленьким, я насчитала всего пять столиков и ни одного свободного. Взглянула на Андрея, он уверенно раздевался. Тогда и я расстегнула замок куртки.
– Давайте, – потребовал он и, стащив с меня куртку, подтолкнул по направлению к барной стойке.
Оттуда, глядя через плечо, на нас смотрел мужчина, густо заросший щетиной по лицу и по шее, но с обширной лысиной на голове. Оставшийся венчик волос на затылке был собран в длинный, свалявшийся на массивной спине хвост.
– А-а-а, – пропел мужчина, видимо, узнавая Андрея, и развернулся всем корпусом, – пришёл, дарагой. Давно не прихадил. Нихарашо друзей забывать.
– Здравствуй, Аршак.
– Здравствуй, дарагой. Как дела? – он потянулся обнять Андрея.
– В порядке, Аршак. Накормишь?
– Канешно, дарагой. Зачем обижаешь? Аршак друзьям всегда рад. Прахади! – и он простёр руку в направлении закрытой двери, расположенной сбоку от стойки. – И накармлю, и напаю, если захочешь. – Он подмигнул мне. – И даже спляшу для тебя, если папросишь. Петь не смагу. Не умею патаму шта.
Аршак гостеприимно распахнул дверь в маленькую комнатку, и я застыла на пороге – против входа по стене «реяли» красные полотнища флагов, на двух других стенах висели портреты Ленина, Сталина, Дзержинского и даже Брежнева, под ними на консолях – пионерский горн, красная пилотка, опять те же вожди, но уже изваянные в бюстах, тут же нашла себе место солдатская ушанка с красной звездой и фотографии пионеров в рамках.
Я засмеялась, шагнула внутрь, оглянулась вокруг себя, и смех мой угас.
На невидимой от порога стене висели старые фотографии, увеличенные до размеров портрета. Фото военных лет, молодые мужчины в военной форме, кавказцы и европейцы, среди них портрет юной девушки в берете, с загадочной улыбкой на губах. Кому она улыбалась? Возможно фотографу, возможно мыслям своим, а, может быть, нам – потомкам, посылала весточку о себе и о том времени? У стены под фотографиями стояла витрина. Я подошла ближе – за стеклом военные награды и документы – партийный билет, два комсомольских билета, военный билет, ещё одна книжечка, залитая, испачканная чем-то чёрным. Тут же лежал раскрытый томик стихов, с заложенным на странице сухим цветком, похоже, маргариткой. Я прочла:
Сквозь дымку лёгкую заметил я невольно
И девственных ланит, и шеи белизну…
– Эта маего прадеда книжка. На Кавказе Лермонтова все любят. Ашуг. А это родственники, – указал он на портреты. – Все на вайне погибли. В эту комнату только друзей заважу. Тут русских много. Все Саветский Саюз помнят. Будете здесь кушать?
– Буду, – кивнула я. – И за них поем. Пусть приходят, рассаживаются рядом, послушают, о чём мы говорим, чем живём.
Искоса глядя на меня, Аршак выслушал и похвалил:
– Маладес! Так и нада! Они умерли, чтобы мы жили. Садитесь. Вот стол, вот стулья. Сейчас Аршак что кушать на стол принесёт…
– Ну вот и всё, – объявила мастер маникюра и взяла в руки бутылочку с лаком. – Бесцветный наносим?
– Спасибо, – кивнула я.
– За что? – удивилась она.
– Вы внимательны и добры.
Она хмыкнула, старательно пряча удовольствие, и поинтересовалась:
– А ты чего плачешь-то? Думаешь, я не заметила? Случилось что?
– Соскучилась.
– По мужику, что ли? – она оторвала взгляд от работы и с любопытством уставилась на меня.
– Угу, – жалобно промычала я.
– Нашла, отчего горевать! Молодая, красивая! Жизни радоваться надо! Руки, смотри, какие у тебя красивые! Я в руках толк знаю, лет десять уже разглядываю. А она, дурёха, ещё и плакать вздумала! Пошла бы на танцы, в клуб куда-нибудь, повеселилась, чё киснуть-то?
– Пойду. Вечером.
– Вот и правильно! Всё, девка, ноготки твои я в порядок привела. Полюбуйся!
Памятуя уроки Серёжи, я оплатила счёт сверх положенной суммы и попрощалась. Она в спину крикнула:
– Если ещё на маникюр придёшь, меня Марина Викторовна зовут, ко мне записывайся!
Теперь мне предстояла процедура депиляции. Найдя нужный кабинет, я взглянула на часы и обрадовалась – как раз вовремя. Постучала в дверь. Дверь тотчас отворилась, на пороге стоял мужчина в бейсболке козырьком назад. Рукава его клетчатой, красно-чёрной рубашки были закатаны до локтей, выставив на обозрение волосатые крепкие предплечья. Я попятилась. Его развеселила моя реакция, он засмеялся и поздоровался:
– Агой!
– Здравствуйте, – залепетала я, продолжая пятиться, – я, наверное, ошиблась. Извините.
Мужчина заговорил, делая длинные паузы между словами, и я в нерешительности остановилась. Из-за его спины выглянула девушка в халатике и начала махать рукой, зазывая в кабинет.
– Я на депиляцию, – на всякий случай предупредила я.
– Ано-ано, депилаце, – подтвердила девушка.
Мужчина посторонился, и я прошла внутрь. Девушка указала на узкий проход, ведущий за непроницаемую для глаз перегородку, коротко бросила мне что-то и отвернулась к мужчине. Я услышала звук поцелуя.
За перегородкой стало всё понятно – мощные лампы освещали кресло, высокий, на колёсиках стул, разные приборы на передвижных столиках. Я зашла в кабинку и сняла халат. Парой минут позже в помещение впорхнула девушка, без умолку что-то щебеча, принялась готовить салфетки, застилать кресло. Оглянулась на меня, бесцеремонным взглядом оценила объём работы и кивнула на кресло.
Я молчаливо отдалась её заботе.
…Пообедав у гостеприимного Аршака (хозяин даже посидел минут пять с нами за столом), Андрей повёз меня в отель переодеваться.
– Андрей, я хочу задать вам несколько вопросов, – объявила я по дороге.
Он сразу понял, что я намерена вернуться к разговору о Сергее, и недовольно произнёс:
– Лидия, вы неуступчивы.
Я пожала плечами.
– Право отвечать или нет, остаётся за вами.
Он тяжело вздохнул, остановил машину и повернулся ко мне лицом.
– Ну хорошо, задавайте ваши вопросы.
– Вы сами свидетель некрасивых поступков Серёжи, или вам кто-то рассказывал о них? – спросила я.
– Рассказывал человек, который заслуживает доверия.
– Почему?
– Что, почему? – не понял Андрей.
– Почему вы доверяете словам этого человека?
– Потому что этот человек знает, о чем говорит. Я с Сергеем Михайловичем имею… – Андрей запнулся и через силу договорил: – н-незначительное, поверхностное знакомство, а тот человек знает вашего мужа давно, они много лет тесно общаются.
