Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга первая. Знакомство
День второй
Часы показывали без четверти девять. Приподняв голову, я оглянулась, прислушалась, не шумит ли вода в ванной, и позвала:
– Серёжа…
Послушав тишину, перевернулась на спину и стала рассматривать город перед собой. Сегодня Москва оделась в серость. «А дома уже снег лёг, – подумала я и вспомнила заснеженную дачу – сугробы, наваленные по обеим сторонам дорожки, солнце… Спохватившись, одёрнула себя: – Не дома! Там не дом. А где дом? – я вздохнула и опять перевернулась на живот. – И здесь не дом».
Вспомнив о розе, я подняла голову, ей тоже не было до меня никакого дела – она смотрела в окно.
– Привет, – поздоровалась я с ней. – Рада, что ты так же свежа. И всё так же равнодушна.
При звуке открываемой двери, я затаилась, выжидая. За спиной было тихо. «Заглянул и не зашёл?» – мелькнуло в уме, я уже хотела поднять голову и осмотреться, как почувствовала тепло дыхания на затылке. Сергей шепнул:
– Повернись ко мне, я поцелую тебя.
Теперь мы вместе смотрели на город за окном. Но и объятия Сергея настроение моё не улучшили.
– Серёжа, я сегодня ленивая и никуда не хочу.
– Ты же вчера никак не могла выбрать, куда пойти – в Кремль или в Русский музей.
– Не могла, – подтвердила я. – А сейчас передо мной другой выбор. Ты тёплый, вкусно пахнешь. – Я затолкала нос ему подмышку, подышала и опять легла головой на его плечо. – А там, – не глядя, я ткнула пальцем в сторону окна, – там холодно и сыро.
– Ты не заболела? – встревожился Сергей. – Или не выспалась?
– Серёжа, я не люблю Москву. Она меня угнетает. Я думала сейчас, когда я с тобой, всё будет иначе. Не вышло. Я люблю театры Москвы, люблю Кремль, люблю музеи. Я и метро Москвы люблю. Я не знаю лучшего места на земле, где можно напитаться, насытиться искусством в любом из его вариантов. И при этом я не люблю сам город, его суетливую торгашескую энергию.
Сергей обеими руками обнял меня и прижался щекой ко лбу.
– Я знаю, – продолжала я, – мы будем жить в Москве, и не знаю, что мне делать с моей нелюбовью. Может, я безнадёжная провинциалка?
– Как ты поняла, что я решил жить в Москве? – спросил он.
– Я не поняла, я вижу. Ты тут дома. Может, ты и не хочешь жить в России, но Москва для тебя родной город.
– Я познакомлю тебя с другой Москвой, и ты обязательно её полюбишь! – пообещал он. – Ты знаешь шумные большие улицы и не знаешь тихой, скромной, вовсе не кичливой Москвы. К тому же, дом мы построим в ближайшем пригороде, вдали от шума и суеты. Пока ты спала, я просмотрел некоторые варианты. Не хандри, Маленькая, дай поцелую капризный ротик … а теперь бегом в ванную.
– А потом готовить завтрак! – Я слетела с кровати и остановилась, как вкопанная. – Серёжка, мы с тобой о продуктах не побеспокоились!
Он беззаботно махнул рукой.
– В ресторан пойдём.
Я всё же решила проверить закрома его квартиры. Ещё вчера я обратила внимание на холодильник, приветливо посматривающий зелёненьким окошком, а это значит, что он работал. Ну не оставят же включённым совершенно пустой холодильник!
Я привела себя в порядок и устремилась на кухню. Но уже на лестнице, мой нос учуял ароматы готовившейся пищи.
– С добрым утром! – поприветствовала я, заглядывающую в окно духовки кухарку. Это была Маша – та самая женщина, что вчера оправдывалась перед Сергеем, жена Василия дважды Васильевича, богиня кулинарии, как отрекомендовал её Сергей, и неряха, добавила бы я.
Она неторопливо разогнулась и недружелюбно ответила:
– Здрасьте.
– Благодарю, что готовите завтрак! Я вчера не подумала о продуктах, и если бы не вы…
– Если бы не вы, Сергей Михалыч и вчера завтракал бы дома! – обрубила она.
Я подошла ближе.
– Пока Сергей не спустился, полагаю, нам надо поговорить, чтобы, так сказать, не выносить сор из девичьей избы. Согласны?
Не отвечая, она сложила руки под грудью.
– Ну вот и славно, вижу, что согласны. Для начала предлагаю познакомиться. Меня зовут Лидия.
Не разжимая губ, Маша издала нечто вроде: «Угу», но, помолчав, всё же представилась:
– Марь Васильевна.
– Ну что ж, Мария Васильевна, начну с главного – я не хочу вас потерять. У вас прекрасная рекомендация, Сергей считает вас богиней кулинарии, к тому же он искренне к вам привязан. А посему вам придётся изменить ваше отношение… – я умолкла, увидев, что рука Маши вырвалась из-под груди и упёрлась кулаком в бок. Сопроводив это движение взглядом, я вновь подняла глаза к её лицу и повторила: – Вам придётся изменить ваше отношение к вашим обязанностям. У меня всего лишь одно требование, и оно не обсуждается. На кухне должна быть идеальная чистота, а посему вам, Мария Васильевна, придётся научиться чистоплотности. Сергей должен есть не только вкусную, но и во всех отношениях здоровую пищу.
Маша выдула изо рта воздух на лоб и растянула рот в улыбке.
– У вас красивая улыбка, Мария Васильевна, – похвалила я, усмехнувшись, и отправилась к навесному шкафу над мойкой, – улыбка недобрая, но всё равно красивая. – Я достала несколько тарелок, осмотрела их и поставила в мойку. То, что посуда в этом доме плохо вымыта, я узнала ночью, когда отмывала графинчик для розы. – Я не тороплю вас с ответом, – продолжала я, – мы сегодня уезжаем, когда вернёмся, не знаю, но полагаю, у вас будет достаточно времени, чтобы обдумать и моё требование, и своё решение. – Начав мыть посуду, я взглянула на неё из-за плеча и прибавила: – В следующий раз мы с вами договорим.
– Какая ты уверенная! – пропела Маша. – Грозишь уволить меня? Так вот тебе мой сказ: не тебе решать! А на требования твои мне плевать! – И она вновь наклонилась к духовке. – А, и вот ещё что! – Не разгибаясь, Маша подняла на меня глаза. – Ты не больно-то мечтай! Следующего раза у тебя не будет, Сергей Михалыч недолго со своими подружками хороводится. Видели мы и пофигуристей, и покрасивше, которые тоже думали, что надолго здесь поселились. А где они? Маша здесь, а их и след простыл. А тоже правила свои устанавливать норовили!
«Здесь?» – из всей её тирады меня зацепило только это «здесь». Среди вороха плохо отстиранных полотенец я разыскала несколько новых и, взяв одно, начала вытирать вымытые тарелки и приборы.
– Доброе утро, – поздоровался Сергей, входя на кухню и прямиком направляясь ко мне.
Маша сладко улыбнулась и зачастила:
– Доброе-доброе, Сергей Михалыч. Как выспался? Слышала я, поздно совсем вернулись. А я вот и завтрак твой любимый приготовила, блинчиков напекла, нафаршировала, сейчас в духовке доходят. И творожные, и мясные. Надеюсь, и гостье твоей угожу.
Не слушая её, Сергей взял меня за подбородок и тревожно ощупал моё лицо взглядом. Брови его были нахмурены, вероятно, он услышал последние слова Маши.
– Садись завтракать, Серёжа, – безмятежно улыбнулась я.
Он отвёл от меня взгляд и обратился к Маше:
– Маша, я вчера не представил, познакомься, моя жена Лидия.
– Так мы и сами познакомились, Сергей Михалыч, делов-то!
Сергей несколько мгновений смотрел на неё, она спряталась от его глаз за суетой – поискала кухонные варежки и, нахлобучив их на руки, загремела противнем в духовке.
– Маша, хочу предупредить… – начал Сергей, но я перебила:
– Серёжа, ты обещал познакомить меня с Москвой! – скорчив виноватую гримаску, я улыбнулась, поднялась на цыпочки и поцеловала его в щёку. – Предлагаю быстрее позавтракать и отправиться на первую экскурсию.
Я начала сервировать стол, а Маша начала его накрывать. На посуду, в которой она подавала завтрак, я старалась не смотреть. Одно блюдо, взятое ею для сырной нарезки, я всё же перехватила и, возвращая его ей в руки, указала кивком головы на мойку. Она уставилась на блюдо, словно не понимая, что это такое, и безмолвно отправила его в раковину. Наконец Маша пропела:
– Садись, Сергей Михалыч, чего окна рассматривать? Приятного аппетита! И вы, – она взглянула на меня, – садитесь… кушайте!
– А вы, Мария Васильевна?
– Я? – Она растерянно посмотрела на тарелку и приборы, которые я поставила и положила для неё. – Не-ет, – протянула она и махнула рукой, – я завтракала уже. Время-то позднее.
– Ну, тогда посидите с нами, составьте компанию, – настаивала я.
Маша подумала и выдвинула для себя стул. Сесть не успела, всплеснула руками, вспомнив о чём-то, и побежала к шкафу. Я покосилась на замызганную сахарницу, которую, вернувшись, она водрузила на стол, и отвела глаза.
Подперев рукою подбородок, Маша умильно наблюдала, как мы едим. Когда тарелка Сергея пустела, она чуть-чуть придвигала к нему блюдо, молчаливо предлагая взять ещё. То же она проделывала и со мной.
– Очень вкусно! – нахвалила я абсолютно искренне. – Моя мама печёт вкусные блины, но ваши, Мария Васильевна, вкуснее. Спасибо!
– Как же? – обиделась она. – А мясные-то вы даже не пробовали! – и двинула блюдо ко мне.
Я засмеялась.
– Благодарю, Мария Васильевна, когда есть выбор между мясом и не мясом, я выбираю не мясо. Спасибо, что предоставили выбор.
– А вы что, мясо не едите? – недобро усмехнувшись, спросила она.
– Почему же? Ем. И даже иногда люблю.
– Маша, кофе готов? – первый раз за время завтрака подал голос Серёжа.
– И ты тоже, Сергей Михалыч, что ли, наелся? – и вовсе расстроилась Маша. – Ничего и не поел. – Вставая за кофейником, она метнула обвиняющий взгляд в меня. – То-то я смотрю, похудел совсем, а ты вона чего, есть отказался. Я готовила, старалась…
Она налила Серёже кофе и двинулась с кофейником ко мне.
– Спасибо, Мария Васильевна, – отказалась я, – я кофе не пью.
Терпение Маши достигло предела, она медленно подняла на меня глаза и едва слышно спросила:
– А что… пьёте?
Вопрос напрашивался на шутливый ответ, но шутить я не посмела и лишь вежливо поблагодарила:
– Спасибо, ничего не нужно.
Очень медленно Маша поставила кофейник на стол и отошла. А ведь она, и правда, расстроилась – и оттого, что мы, по её мнению, мало съели, и оттого, что не сумела угодить. Исключительно для того, чтобы её успокоить, я спросила:
– Серёжа, обедать мы будем дома?
Спина Маши напряглась в ожидании ответа. Дальше я обратилась непосредственно к ней и совершила промах:
– Мария Васильевна, вы успеете приготовить обед?
Маша тотчас воодушевилась, но ответила не мне, а Сергею:
– Конечно, успею! Рыбку приготовлю. Сейчас Васю отправлю за рыбой, ты, Сергей Михалыч, знаешь, Вася умеет рыбу выбирать! – и, укоризненно покачав головой, упрекнула: – Понапрасну обижаешь меня, Сергей Михалыч, когда это Маша с обедом не успевала?
– Простите, Мария Васильевна, за неловкое слово, – повинилась я и закруглилась: – Значит, решено – обедаем дома. Ещё раз благодарю за вкусный завтрак, Мария Васильевна!
Маша приняла мою благодарность с тем же, не разверзающим рта: «Угу».
– Зачем ты меня остановила? – спросил Сергей в машине. – Я имею в виду, когда я хотел одёрнуть Машу.
– Я хочу, чтобы она осталась с нами, – ответила я. – Маша не только любит готовить, Маша любит кормить, для неё важно, чтобы то, чем она кормит, нравилось. Приготовляя пищу, человек невольно приправляет её своим настроением, а ещё своим отношением к тому, кому готовит. Тебя Маша любит. Осталось дело за малым, надо, чтобы и ко мне Маша относилась, как минимум, с симпатией. А симпатии, Серёжа, я могу добиться только сама. Твоё требование проявлять уважение, симпатии ко мне не прибавит.
– Хочешь, просто прогуляемся? – предложил Сергей.
Я кивнула. Мы как раз проезжали мимо парка. Метров через двести Сергей свернул к высоким кованым воротам. Вход для посещений был закрыт, но нас на территорию парка пропустили. Свернув из центральной аллеи на боковую дорожку, буквально через несколько шагов мы погрузились в непроницаемую тишину леса. Сергей искоса взглянул на меня и спросил:
– О чём молчишь?
– Наслаждаюсь. Хорошо здесь. Тихо, будто и не в городе.
Прямо над нами каркнула ворона, ей ответила другая, и Сергей рассмеялся.
– У меня, Серёжа, арифметика не складывается, – вздохнула я, – вопросы есть.
– Задавай.
– Задам. Маша о твоих женщинах говорила. Ей на вид лет тридцать, а ты курс на упорядочение жизни взял в тридцать пять лет. Арифметика не складывается, если не предположить, что Маша работает у тебя с детства, лет этак с тринадцати.
– С десяти, – уточнил Сергей. – Маше было десять, когда я нанял её мать.
– Ясно. Теперь ещё одно. Ты сказал, что квартиру приобрёл десять лет назад, и женщин в этой квартире не было, а Маша, говоря о женщинах, сказала «здесь».
Серёжа пожал плечом.
– «Здесь» она, видимо, использует в общем смысле, имея в виду не конкретно эту квартиру, а мою квартиру. Моя первая квартира была в угловом доме, в том, что пониже этажностью. Тот дом, в котором мы сейчас живём, строился позже, квартиру в нём я купил, потому что и квартира по спецпроекту – в двух уровнях, и, главное, из любого окна открывается вид на город, а не на соседнюю башню. Панорамное окно в спальне я сам придумал и оплатил проект ещё на этапе строительства дома.
– Ясно. Расскажи о Маше.
– Тут посёлок был, когда первый дом построили. Маша с матерью в домишке напротив жили. Ольга сама подошла, услуги предложила. Маша за её спиной пряталась. – Сергей рассмеялся. – Ох, и некрасивая она была – худющая, длинная, глазки-бусинки, нос и рот большие. Коленки и локти вечно сбиты, не успеет одна короста слезть, она новую набивает. Она умудрялась встретиться со всеми углами и столбами в округе. Николай прозвал её Дон Кихотом, только тот с мельницами воевал, а эта с углами домов и косяками дверей. И косы. Толстые, тяжёлые, они оттягивали её голову назад, отчего подбородок воинственно нацеливался на каждого, с кем она говорила.
Вспомнив горделивую посадку головы Маши, я тоже рассмеялась и подумала: «Возложили косы венцом, всё и уравновесилось!»
– Ольга одна её рожала и одна растила, крутилась, как могла, – продолжал Сергей. -Медсестрой работала, чистюля до фанатизма. Маша, вероятно, наперекор её фанатизму неряшлива. Ольга три раза в неделю у меня работала, сутки отдежурит и вместо отдыха ко мне идёт. Маша тоже после школы заходила. Готовить она начала ещё в раннем детстве, мать на кухне заменила лет в двенадцать. Приготовит, подаст мне и пытливо так поглядывает – смотрит, как я ем, и взглядом вопрошает, как, мол, вкусно? А и правда, вкусно, язык проглотить можно. Ребёнок совсем, нигде не училась, рецепты сама придумывает. Ольга тоже удивлялась, в кого у дочери дар кулинара.
Сергей помолчал. Остановился и, захватив меня в кольцо рук, заглянул в глаза. Я поняла – оберегает, будет рассказывать то, что может смутить мой покой.
– Маша, вероятно, надеялась, что у меня с Ольгой отношения завяжутся, и, когда Карина ко мне переехала, она рассердилась и месяц не появлялась. Потом пришла, да время для возвращения выбрала неудачное. Я в отъезде был, Карина вторые сутки изнывала от скуки и, увидев её, позабавилась – высмеяла. И коленкам сбитым досталось, и умению готовить, и косам. Мне Ольга рассказывала, Маша приняла всё молча, только бусинками своими посверкала и горделиво удалилась на кухню, а придя домой, за ножницы схватилась, косы резать собралась. Ольга с трудом успокоила и отговорила. Свои вещи Карина без меня забирала. Маша к её приходу подготовилась – вещи в мешки да в чемоданы, какие нашлись, затолкала, матери велела из кухни не высовываться, и сама встретила Карину на пороге… ну и вышвыривала мешки и чемоданы за порог. Всё это добро разлетелось по подъезду. Карина ругалась, собирая тряпки, а Маша в полном молчании наблюдала за ней с порога. Так, ни слова не сказав, и закрыла дверь.
– Серьёзная девица. А с Галиной, как её отношения сложились?
– Никак. Они друг друга не замечали. Маша к этому времени повзрослела. Приходила, молчком выполняла свои обязанности, так же молчком уходила. Рот раскрывала, только отвечая на вопросы. Ольга уже первый инсульт перенесла, надеялась при жизни переехать с Машей в квартиру, а их домик всё никак не сносили. Так и не дождалась, Маша переезжала уже без неё.
– Повторный инсульт? Сколько ей лет было?
– Около сорока, по-моему. Врачи говорили, сосуды хрупкие. Бабушка Маши тоже от инсульта и тоже будучи молодой умерла.
– Боже мой! Маша, наверняка, ждёт той же участи и для себя. А потом?
– Потом – после нескольких лет забвения – Маша подгадала, когда я был в Москве, и привезла знакомиться Васю. На свадьбу я им подарил квартиру по соседству.
– И Маша в замужестве превратилась в настоящую красавицу! Видно, что она счастлива с Василием.
– Да. Поправилась, похорошела и счастлива. Строптивость только не изжила.
Сергей наклонился и потерся кончиком носа о мой нос. Спросил:
– Теперь твоя арифметика сошлась?
– Сошлась! – засмеялась я.
С неба полетели редкие снежинки. Я сняла перчатку и подставила снежинкам ладошку, несколько снежинок доверчиво опустились на неё и растаяли.
– Серёжка, Москва принимает меня! – прошептала я. – Москва привечает меня самой моей любимой погодой – снегопадом! – и в доказательство я протянула ему влажную ладошку.
Он поцеловал ладошку, засмеялся, подхватил меня и закружился волчком.
– Лидка-а-а! Моя Лидка!
И я тоже засмеялась и запрокинула голову, подставляя лицо падающим снежинкам.
Потом мы целовались, страстно, неистово, томясь желанием. Со стоном оторвавшись от меня, Сергей прижал мою голову к груди и, отдышавшись, проворчал:
– Совсем престал контролировать себя. Пойдём.
Чуть погодя я спросила:
– Серёжа, почему ты меня не искал?
Он долго не отвечал, шёл, глядя перед собой.
– Не знаю, – произнёс, наконец. – Жил. Работал. Хотел постоянных отношений. Потом уже не хотел. Я тебя забыл. Трижды вспоминал… знаешь, это так естественно происходило, словно дверь к себе настоящему открывал, а там ты живёшь. После – дверь опять наглухо захлопывал. Про первый раз ты знаешь. Я с Виктором в больнице заговорил о тебе и сам своим словам удивился. Я ведь сказал ему, что бизнес делаю и деньги зарабатываю для тебя. Я стараюсь не врать ни себе, ни людям, а тут взял и наврал… хотя… то ли Вите наврал, то ли чего о себе не знал. Но разбираться не стал. Это я сейчас понимаю – да, ради тебя и делал бизнес, главная мотивация – доказать, что я чего-то стою, и ты напрасно не обратила на меня внимание. Во второй раз я обдумывал вопрос о своих потребностях. После…
– Я помню, Серёжа, – упредила я, – после беседы с Иван Иванычем.
– Да. Я не заметил, как начал мечтать. Мечтал о доме, а дома не видел, видел тебя, сидевшую в отблесках пламени перед камином с книгой в руке. Видел тебя в машине – ты сидела боком в кресле лицом ко мне. Как вчера… ты вчера так сидела, когда мы ехали из театра в клуб. Потом понял, что не столько сам хочу мир посмотреть, сколько тебе его показать, и разозлился на себя. Опять дверь захлопнул.
Мы повернули, я увидела в конце аллеи понемногу обрастающие снегом входные ворота.
– Боялся я, Лида. Боялся повторного отказа, потому и не искал. Ты при встрече в сквере спросила у меня – как я и где, а ответ не выслушала, ответ тебя не интересовал.
– Серёжа, мы бы всё равно встретились. Вопрос зачем?
– У меня такого вопроса не возникает. Ты и смысл, и счастье моей жизни. – Он остановился и, взяв меня за подбородок, веско сказал: – Лида, ты должна понять. Ты – моя. И это навсегда, понимаешь? Я взял тебя в жёны, ты дала согласие, обратного хода нет.
Я высвободилась от державшей подбородок руки и проворчала:
– Раньше надо было предупреждать про «навсегда».
Сергей застыл. Я взглянула на него из-под ресниц и тихо рассмеялась. Он выдохнул и пригрозил:
– Лидка, я тебя всё-таки покусаю!
Взмахнув руками, я обняла его за шею и с крайней серьёзностью остерегла:
– Серёжа, ты тоже должен понять. Я… – я сделала многозначительную паузу, – люблю тебя. – Увидев облегчение на его лице, я захихикала, чем сломала свою собственную игру, но закончила: – И это навсегда, понимаешь? Обратного хода нет. Придётся тебе терпеть мою любовь вечно.
В ответ он стиснул меня руками, так, что я крякнула, и ласково прошептал:
– Хулиганка.
– А когда ты решил взять меня в жёны? – задала я следующий вопрос.
– Сегодня у нас день вопросов?
– Да. И этот далеко не последний.
– Вот как? Я тоже могу расспрашивать?
Я кивнула. Он пропустил меня через створку ворот и, стряхивая с меня снег у машины, спросил:
– Замёрзла?
– Не замёрзла! Чудесная прогулка, Серёжа!
В кресле я села боком, лицом к нему, он это сразу заметил. Взглянул на меня и ласково произнёс:
– Поехали домой, Маленькая.
Только выехав на дорогу, он стал отвечать на мой вопрос:
– В жёны тебя взять я решил первой же ночью. Точно помню, до секса я об этом не думал, во время секса… – он хохотнул, – скорее всего, тоже, а после… после я уже знал, утром отправлю распоряжение на пересылку гарнитура в Стамбул и куплю обручальные кольца. Но вообще-то, Маленькая, жениться на тебе я возмечтал ещё в школе. – Он мельком глянул на меня и неожиданно прибавил: – Ты бы понравилась моему отцу.
– Почему ты думаешь?
– Знаю. Он мой выпускной альбом смотрел, равнодушно так глазами скользил, а на твоей фотографии взглядом остановился, долго рассматривал, сказал, что ты самая красивая девочка в классе. Сразу понял, что и я так считаю. Я бы очень хотел, чтобы он узнал тебя ближе!
Внезапно Сергей нахмурился. Я глянула в лобовое стекло, думая, что причина изменения его настроения кроется в ситуации на дороге, но там было всё по-прежнему – машины ехали сплошным потоком друг за другом, не нарушая правил. Хмурясь, Сергей продолжал:
– Однажды отец спросил: «Сын, как живёт та девочка с лучистыми глазами? Не знаешь?» Взгляд у него тогда был… полон даже не укора, а разочарования, что ли. Я тогда весело жил, он и мама переживали.
– А маме твоей я бы понравилась? – спросила я.
– Маме? – словно бы удивившись, переспросил он. – Не знаю.
– Про третий раз, когда ты вспомнил обо мне, ты тоже не хочешь говорить?
– Почему же? Скажу. В третий раз я с тобой сексом занимался. Точнее, я хотел, а ты смеялась. Я у знахарки в джунглях три дня пробыл. Шёл домой и мечтал – наберу полную ванну горячей воды и смою, наконец, с себя трёхдневный пот и все её снадобья. Вместо этого на берегу на песок упал и явственно так почувствовал тебя под собой, и тепло твоё кожей чувствую, и руками тело ласкаю, даже влажность твою ощущал… рассудок от желания теряю, а ты смеёшься, смех звонкий, счастливый. От чертовщины этой избавиться и хочу, и не хочу, хочу, чтобы продолжалась сладкая иллюзия, а у самого отчаяние растёт – как бы я не хотел тебя, ты меня не хочешь.
Пока он говорил, я вспоминала нашу последнюю ночь в Алма-Ате – опрокинутое звёздное небо над нами, его грубые ласки и торжествующий шёпот: «Ты моя!». В ту ночь он доказывал, что зажечь во мне страсть в его власти. Доказывал не мне, не миру, доказывал себе. В ту ночь непременным условием секса стало наличие равных по силе его и моего желаний.
– Ведьма опоила тебя, – буркнула я.
– Да, думаю, да.
– Серёжа, забудь об этом. Я люблю тебя! И я хочу в Индию!
Он посмотрел на меня продолжительным взглядом, и я мысленно ему пообещала: «Мы воплотим ту иллюзию в жизнь. Теперь я не боюсь выпускать страсть на волю, и ты узнаешь, как сильно я хочу тебя!» Он кивнул и отвернулся.
Я тоже от него отвернулась и, откинувшись на спинку кресла, смотрела перед собой. Снег усилился, хлопьями падая на лобовое стекло, тотчас таял, а всё, что оставалось от зимней сказки, лениво смахивали прочь дворники.
– Тогда на берегу мои руки запомнили изгибы твоего тела, – вновь заговорил Сергей, – и воспоминания совпали с реальностью. Я помню, как восхитился, что легко смыкаю ладони вокруг твоей талии, вот так, – он отпустил руль и соединил большие и указательные пальцы рук в кольцо, – помню, как удивился, что твоя ступня размером с мою ладонь. И с ямочками я наяву знакомился, уже зная о них.
– С какими ямочками?
– У тебя сзади на плечах есть ямочки. Ни у одной женщины я таких не видел. – Он помолчал и с грустной улыбкой закончил: – В третий раз мне не удалось легко захлопнуть дверь. Ну а когда справился, вычеркнул тебя из памяти, так что и глаза твои не узнал, когда они мне приснились.
«Наша встреча не случайна, – окончательно уверилась я, – она была неизбежной. И в ней есть иной смысл, не только наше счастье».
Когда мы вернулись, оба супруга находились в квартире. Маша чем-то гремела на кухне, а Василий встретил в проёме раздвижной перегородки – опираясь спиной на её торец, он стоял одной ногой на кухне, а другой в холле.
– Добрый день, – поздоровалась я.
И доселе дружелюбное лицо его просияло ещё больше.
– Добрый-добрый! Как вам наша московская погода? Снег прогулке не помешал?
Я переглянулась с Серёжей и рассмеялась.
– Скорее наоборот, Василий дважды Васильевич, московская погода меня порадовала. Я снег люблю.
Сергей заглянул на кухню и предупредил:
– Маша, обедать будем в столовой.
– Поняла, Сергей Михалыч, – отозвалась та, – у меня всё готово. Сейчас стол накрою.
– Пойду сумку соберу, – обратился Серёжа ко мне. – Пойдёшь со мной?
Я заколебалась, потом отрицательно качнула головой и, подставив ему лоб для поцелуя, шепнула:
– Я Маше помогу.
Серёжа стал подниматься по лестнице, а я попросила Василия:
– Василий Васильевич, подскажите, где ванная. Я наверху уже освоилась, а здесь ещё не успела.
– А за лестницей, – шагнув в холл, Василий осторожно взял меня за плечи и развернул в нужном направлении, – видите, двери? Правая в ванную, за средней что-то вроде хозпомещения, левая в туалет. – Он ещё раз развернул меня. – А тут столовая, там гостиная, дальше по коридорчику спальня ещё одна, для гостей, значит. А это… – он подвёл меня к единственной закрытой двери и с гордостью в голосе произнёс: – музыкальный салон.
Он потянул на себя дверь, и я заглянула в помещение.
Вдоль стены, от угла до самого окна, тянулась длинная консоль, на которой стояла звуковоспроизводящая аппаратура разных лет, можно сказать, разных эпох, от винила и магнитной ленты до цифры. Я полюбовалась на патефон, занимающий центральную позицию на консоли, и пробормотала:
– Шарманки не хватает.
– Что? – не понял Василий.
– Шарманки, – повторила я и шагнула в салон. – Никогда вживую не слышала патефон. Он работает? – поинтересовалась я и увидела на противоположной окну стене две гитары – собственно, одна стояла на подставке на полу, а другая висела на стене и щеголяла пошловатым красным бантом на грифе. Внутри у меня запузырилась радость: «Неужели Серёжка играет на гитаре?» В нашей школьной тусовке на гитаре играл только мой позапрошлый муж.
– Да-а, и работает, и пластинки есть! – нахваливал тем временем Василий патефон. – Вон там!
В комнате стоял стеллаж и с новейшей звуковоспроизводящей аппаратурой, включая проигрыватель винила. У окна друг против друга располагались два крутящихся кресла в кожаной обивке, и на спинку одного из них были надеты наушники. На всех поверхностях лежал толстый слой пыли.
– Мне тут Сергей Михалыч не позволяет уборку делать, – словно услышав мои мысли, извинилась за пыль Маша, присоединившаяся в дверях к мужу. Статная, горделивая и венценосная Маша смотрелась на полголовы выше коренастого, рукастого мужа.
Я понимающе кивнула, и она спросила:
– А вы в Германии живёте?
– Нет. Мы с Серёжей в Германии встретились, в аэропорту. Пойдёмте, Мария Васильевна, на стол накрывать. Я помогу вам, только руки вымою.
Пока я мыла руки, Маша покрыла стол скатертью. Я направилась к одному из трёх буфетов и, подняв руку к ручке стеклянной дверцы, остановилась. Внутри – и на полках, и на посуде – лежал тот же, что и в музыкальном салоне, толстый слой пыли.
– Я не успела, – тотчас откликнулась Маша, вперив в меня упрямый взгляд.
«Ты могла бы ещё вчера всё это затолкать в посудомойку», – пронеслось у меня в уме, но я промолчала.
– Так это… давайте из кухни посуду возьмём, – перебегая взглядом с меня на Машу, с Маши на меня, предложил Василий.
– Нет, – покачала я головой, – будем приводить посуду в порядок. Поможете нам, Василий дважды Васильевич? Я буду мыть, вы, Мария Васильевна, ополаскивать, ну а вы, Василий дважды Васильевич, будете вытирать. Мария Васильевна, вы лучше знаете, что нам понадобится для сервировки, поэтому подсказывайте, что брать.
На кухне я наполнила одну из раковин водой и налила туда моющее средство. Развернув кран во вторую раковину, Маша принимала из моих рук посуду и крутила её под струёй воды, исподтишка разглядывая меня. Посуда, к счастью, была всего лишь пыльной, поэтому мы быстро вымыли всё, что требовалось к обеду, включая столовые приборы.
– А зачем четыре штуки? – спросил Василий, держа в охвате полотенца сразу четыре вилки.
– А вы разве обедать не будете? – в свою очередь спросила я.
Василий переглянулся с женой и ответил:
– Так это… будем!
– Ну и славно. Мария Васильевна, командуйте, какие разносолы мы ставим на стол.
Маша успела приготовить рассольник, пару салатов, запекла в духовке судака под сыром, а на десерт испекла яблочный пирог.
– Невероятно! – искренне восхитилась я. – Мария Васильевна, когда же вы успели?
– Да бульон-то у меня был, – пояснила она, впервые по-доброму мне улыбаясь, – вчера ещё сварила.
Я несла супницу в столовую, когда Серёжа спустился вниз с сумкой.
– Ты вовремя, как раз к столу, – отметила я, минуя его.
– Подожди! – остановил он и, глядя полными ласки глазами, наклонился, поцеловал меня в висок и шепнул: – Хозяюшка моя.
Потом Сергей достал из винного шкафа бутылку вина, открыл её, и мы сели за стол – я и Серёжа рядом, Маша и Василий напротив нас. Вася празднично улыбался, в то время как Маша чувствовала себя неуверенно – часто опускала глаза и без конца теребила уголок своей салфетки – то скатывала его в трубочку, то распрямляла. Серёжа разлил вино по бокалам, а мне налил минеральной воды, на что Василий, удивлённо приподняв брови, уже не в первый раз переглянулся с женой.
– Хочу выпить за первый семейный обед в нашем доме, – сказал Сергей и взял в руку бокал. Улыбнулся по-мальчишески открыто и добавил: – Лидка, я счастлив, что ты пришла в мою жизнь!
Вася одобряюще крякнул и спросил:
– Ты, Сергей Михалыч, будто свадьбу готовишь?
– Готовлю, Вася, свадьба будет весной.
– До́бро, – крякнул опять Вася. – Так ты познакомь, расскажи, где невесты такие водятся.
Я начала разливать рассольник и первую тарелку подала Сергею.
– Приятного аппетита, Серёжа.
– Благодарю, Маленькая. Тебе зачем, Вася? У тебя жена под боком сидит.
– Дак… – Василий стрельнул на меня хитрым глазом, – по-разному бывает, знать-то оно никогда не лишне! – и не успел увернуться, Маша вовсе не шутейно ткнула его кулаком в плечо.
Я выждала, пока супруги натешатся, и подала тарелку Василию.
– Приятного аппетита, Василий Васильевич.
– Спасибо… – приняв тарелку, он выдержал паузу и полувопросительно прибавил: – Маленькая?.. – сказал, как приласкал, испрашивая согласия ласковым ореховым взглядом.
