– Ты считаешь, что любить – это попирать своё эго?
– Не-ет! Серёжа, любовь ничего не отнимает и платы не требует, наоборот, любовь вознаграждает, духовно растит того, кто любит. Принося в дар любовь, любовью пополняешься! А тот, кто боится потерять, тот не любит, точнее, не позволяет себе любить. А как ты думаешь, инволюция личности возможна?
– Не знаю, Маленькая. Теоретически возможна, скажем, при наличии определённых, искусственно созданных условий, когда вероятность выжить возможна лишь при утрате человечности. Но я надеюсь, что развитая личность не захочет расчеловечиваться. Из любых условий можно найти выход, хотя бы ценой жизни. Вот цивилизация, безусловно, может деградировать. Люди эволюционируют, а общность людей деградирует. Такой вот у нас с тобой получился парадокс!
– Я этот парадокс объясняю смещением соотношения зрелых личностей в пользу незрелых. Из деградирующей цивилизации уходят зрелые личности, а на смену им воплощаются личности-дети, просто потому что каждая личность эволюционирует в рамках своих задач, а цивилизация существует в рамках задач большинства.
– Взрослым особям нечего делать в песочнице? – засмеялся Сергей.
– Серёжка, ты же хотел в магазин зайти! – вспомнила я вдруг о его планах по приобретению горнолыжного снаряжения.
– В Алма-Ате купим. Ты успокоилась?
Я кивнула. Ведя разговор на интересную для себя тему, я окончательно избавилась от видения средневековой расправы.
– Вначале обедать или… – он замялся в поисках нужного слова и то, что нашёл, произнёс с неловкостью, – или обряд совершим?
– Обряд? Что за обряд? Серёжа, договаривай!
И поскольку он молчал, я сделала выбор:
– Будем совершать обряд!
Он пересадил меня с коленей на диван, а сам опустился на пол. Не отрывая взгляда от моего лица, достал из кармана синюю коробочку, открыл и на ладони протянул мне.
У меня перехватило дыхание – внутри коробочки на белоснежном шёлке лежали два кольца из блестящего серебристо-белого металла с узором по ободу. Беззвучно, одними губами я спросила:
– Обручальные?
– Тебе нравятся?
Я кивнула. Сердце, вначале отказавшееся работать, пустилось вскачь, норовя выпрыгнуть из груди. Сергей поставил коробочку на диван, достал из углубления меньшее размером кольцо и взял мою правую руку. Совершал он свои действия подчёркнуто медленно, даже торжественно, и так же торжественно произнёс:
– Маленькая, я рад, что мы встретились… – сделал длинную паузу и, внезапно охрипнув, закончил: – Лида, я беру тебя в жёны.
Надел мне на палец кольцо и, вопрошая взглядом, прижал мою руку к губам. Я высвободила руку, вынула из коробочки второе кольцо и, в точности повторив все его действия, ответила:
– Я согласна. Серёжа, я люблю тебя!
Он с облегчением – или мне показалось? – выдохнул, поднялся с пола, взял меня на руки и понёс в спальню…
«Он взял меня в жёны?!» Этот вопрос-восторг ворвался в моё растопленное негой сознание внезапно. Обмен кольцами и последовавший за ним нежный продолжительный секс не дали мне возможности в полной мере осознать случившееся. К счастью, я лежала на кровати ничком, отвернув от Серёжи наверняка глупо выглядевшее блаженное лицо. «Да. Он взял меня в жёны, – подтвердила я самой себе. – Мой Бог стал моим мужем!» Счастье во мне не бурлило, оно пузырилось и тихонько расширялось во все стороны, заполняя собой каждую клеточку тела, каждый уголок души. «Я – жена». Я тихонько рассмеялась и сладко потянулась, вытянулась от кончиков пальцев ног до кончиков пальцев рук, и ещё дальше, изогнувшись спиной в пояснице.
Сергей где-то надо мной тоже рассмеялся и, целуя мою спину, прошептал:
– Кошечка… спинка гибкая… красивая… Маленькая, у меня есть для тебя подарок.
– Ммм… потом…
– Это мой первый подарок тебе.
– Не первый. – Я вздохнула и, сбрасывая с себя сладостную истому, повернулась к нему лицом и повторила: – Не первый. Ты настоял, и я осталась с тобой – это твой первый подарок! Ты подарил мне новую жизнь. Ты мне счастье подарил, Серёжка! – Я звонко чмокнула его в подбородок и продолжала: – Второй подарок ты мне сделал сегодня – ты взял меня в жёны. Третий я загадала в Айе. О нём не скажу. Потому четвёртый… – и с пробудившимся любопытством спросила: – А какой подарок?
Он усмехнулся и вытащил из-под подушки ещё один синий футляр.
– Да! – воскликнула я, вскочила и села по-турецки. – Весь день сгораю от любопытства, что же там в этих коробках? С содержимым одной я ознакомилась… – Я полюбовалась на кольцо, блестевшее на безымянном пальце, и протянула обе руки к Сергею. – Что же во второй?
Сергей открыл футляр, и я в немом восклицании раскрыла рот. Из футляра брызнул свет, и по стенам, потолку и мебели разлетелись радужные зайчики. Сверкая множеством граней в луче предзакатного солнца, внутри футляра покоились четыре камня – три друг под другом, и четвёртый сбоку, в отдалении от первых трёх.
– Ооо… – только и могла я простонать.
Камни были не сами по себе, три камня были частью колье из того же блестящего металла, что и обручальные кольца, а четвёртый – самый крупный, венчал кольцо. Я осторожно извлекла колье из футляра. Оно представляло из себя три ажурных цепочки, расположенные одна над другой, и в центре каждой в шестигранном обрамлении сиял камень – самый маленький сверху, самый крупный внизу.
Я положила колье между ладоней и на несколько секунд закрыла глаза. Камни приветливо вспыхнули голубоватым светом.
– Серёжа, я не знаю, что в таких случаях говорят. Я очарована.
Приложив колье к груди, я слетела с кровати, вновь рассыпав по комнате радужные зайчики, и подбежала к зеркалу. Верхний камень ложился как раз на край межключичной ямки.
– Мне к лицу? – игриво вопросила я отражение Сергея.
– Иди сюда, я застегну, – хрипло позвал он.
Его рука начала движение от моих бёдер, через живот, грудь… к шее… второй рукой он придерживал меня за плечо и жадно целовал спину. Я развернулась и прильнула к его губам, но он уклонился.
– Нет, Девочка. Нет времени. Повернись.
Поднял упавшее на кровать колье и, обвив им мою шею, застегнул. Потом прижался лицом к затылку, шумно втянул в себя воздух и легонько оттолкнул.
Я вернулась к зеркалу и, осмотрев себя со всех сторон, пробормотала:
– Целое состояние. Я видела бриллиант в пять карат. Даже самый маленький из этих крупнее. Мне кажется или… – я умолкла и огляделась в поисках синего или голубого в интерьере. Ничего не нашла и договорила: – Цвет камней мне кажется голубоватым.
– Так и есть, – подтвердил Сергей, – это «голубой лёд». Первый камень я купил лет двадцать назад. Потом по счастливой случайности мне попался крупный серо-голубой бриллиант, и я обменял его на два «голубых льда». Так сложилось колье. Моя первая дизайнерская работа. – Предваряя мой вопрос, Сергей пояснил: – Колье изготовили по моим рисункам. Такой вот минималистский шик. Тебе нравится?
– Очень!
– Жалею, что поздно начал покупать камни, в девяностых было больше возможностей собрать приличную коллекцию.
Вернувшись на кровать, я вынула из футляра кольцо, подержала в ладонях и сообщила:
– Этот камень новый, ты его первый хозяин.
– Не я! – возразил Сергей. – Ты его хозяйка. Этот камень я купил пять с половиной лет назад на аукционе, – выделив цифры тоном, Сергей выразительно посмотрел на меня.
– В мае? – растерялась я.
– Именно! Вчера проверил дату покупки.
Пять с половиной лет назад, именно в мае, после отвратительного, изобилующего личными оскорблениями скандала с Костей, я и позвала суженого. «Половинка. Он – моя половинка, – вдруг отчего-то оробев, подумала я, надевая кольцо на безымянный палец. – Нас словно сводят».
– Чуточку великовато, – произнесла я, сняла кольцо и надела на средний палец. – Тут лучше! – Полюбовавшись на кольцо, то подставляя камень под луч солнца, то убирая руку в тень, я спросила: – Как думаешь?
Он ответил именно на тот вопрос, что на самом деле сидел у меня в голове:
– Думаю, что слишком большое количество случайностей окружает нашу встречу. Камни, сны. Я и в порт приехал раньше времени, чего никогда со мной не случалось, а приехал, потому что Павел время вылета перепутал, чего никогда не случалось с ним.
Я забралась на кровать и, не смея проявлять пылкость, скромно поцеловала его в щёку.
– Благодарю, Серёжа… ох, даже не знаю, как сказать… благодарю, что приехал в порт раньше, что увидел меня… благодарю за случайности, хотя в случайности я не верю… – Брызнув смешком, я уже беззаботно воскликнула: – И мне безумно нравится твой подарок!
Он самодовольно рассмеялся и, наскоро меня поцеловав, встал с кровати. Потянулся, расправляя спину. Снимая колье, я засмотрелась на его крепкие, широкие плечи, мускулистую грудь, на торс… на торсе у него нет «кубиков», но живот стал плоским. Мой взгляд опустился ниже, и дыхание участилось. Он не пускает ни руки мои, ни губы ниже своей груди. Опомнившись, я смутилась и отвела глаза, положила колье в футляр, следом кольцо, громко хлопнула крышкой и стала надевать халат. Рукава халата запутались, и пока я боролась с ними, Сергей повернулся спиной и пошёл в ванную. Покуда он не скрылся, я с жадностью рассматривала его спину, сходившую конусом к бедрам, по-мужски компактные ягодицы, длинные ноги.
Пора было приниматься за дело. Бросив на кровать покрывало, я разложила на ней портплед Сергея. Сюда же – на кровать, выложила из шкафа его вещи.
– Конечно, как у Эльзы, у меня не получится, – пробормотала я, – ну уж как получится!
Я проверила аккуратно ли закреплены брюки на плечиках и разложила костюм по внутренней поверхности портпледа.
– Не так, Маленькая, – остановил Сергей.
Я посторонилась. Он вынул костюм и, умело расправив каждую складочку, вновь положил его на дно сумки и зафиксировал резинками.
– Вот так.
Собственно, он сделал всё то же самое, что и я ранее, но вот результат выглядел не тем же самым.
– А я решила, что это Эльза собирает тебе чемодан, – обмолвилась я.
– Я сам собираюсь в дорогу.
Я подала ему бельё. Он скинул халат мне на руки и начал одеваться.
– Ну, раз за дело берётся умелец, я – в душ, – объявила я и убежала.
Когда я вернулась, Сергей уже был одет и даже обут и освобождал от ярлыков мои чемоданы – их только сегодня утром доставили из магазина. Его портплед с застёгнутыми замками стоял на полу у кровати.
Я успевала и одеваться, и вынимать из шкафа свои вещи, в то время как Серёжа их упаковывал. Потом я прошлась по комнатам, проверяя, не забыла ли чего. Заглянула на всякий случай и во вторую спальню, которой мы не пользовались.
– Маленькая, иди сюда, – позвал Сергей.
Только я вошла, он протянул ко мне кулак и, ухмыляясь, спросил:
– Что это? – разжал кулак, демонстрируя на ладони маленькую разноцветную тряпочку.
Я залилась жаром, а он с той же ухмылкой продолжал:
– Это трусики? Интересно, что они закрывают? Почему я их не видел на тебе?
Я схватила трусы и сердито затолкала в карман сумки.
– Потому что ты не глядел, ты их просто порвал! Не эти, другие, такие же. Эти я успела снять.
Он захватил меня в кольцо рук.
– Ты почему покраснела? А рассердилась почему?
– Они… не свежие… обронила, наверное, когда грязное бельё в мешок упаковывала.
– Глупенькая… какая же ты глупенькая, Маленькая! – вздохнул он и покачал головой. Поцеловал меня в лоб и озабоченно посмотрел на часы. – Пообедать мы с тобой не успеваем, а вот поужинать в самый раз! Чемоданы отправим в аэропорт, а сами поедем ужинать… – он сделал интригующую паузу, – в ресторан на Галатской башне. Думаю, успеем и на смотровую площадку.
– И-и-и-и.. – взвизгнула я и повисла у него на шее.
– Бегом! – поторопил он. – Времени у нас мало.
На ресепшн Сергей отдал необходимые распоряжения, ухватил меня за руку, и я почти бегом, стараясь успеть за его широким шагом, понеслась за ним в машину.
На смотровую площадку мы не успели. Да и столик в переполненном ресторане нашёлся с трудом, зато с прекрасным видом на Золотой Рог и старый город. Сергей хотел заказать коньяк, но алкоголь в ресторане не подавали, и официант предложил заказать коктейль из бара, расположенного неподалёку от башни.
– Маленькая, ты будешь? – спросил Сергей.
– Да! Если можно яблочный сок с имбирём и чуточкой базилика. Будем праздновать! Сегодня один из самых счастливых дней в моей жизни, такую полноту счастья я ощущала только один раз, когда Настю впервые увидела.
– Только один раз? – недоверчиво усмехнулся Сергей.
– Да! – подтвердила я и добавила: – Я догадываюсь, о чём ты. Твой вопрос не испортит мне день, все вопросы о моём прошлом оправданы.
Сергей некоторое время молча рассматривал меня. Я уже была знакома с его пытливым взглядом, но этот был несколько жёстче остальных.
– Я встретил его в Екатеринбурге, – сказал он, – в ресторане. Немного поговорили. Мне с ним вспоминать было нечего, только ты для обоих интересна. Он сказал, что не может забыть тебя.
Я перевела взгляд на залив – он ещё был виден в угасающем дне, и начала рассказывать историю своих первых отношений.
– Он был самым настойчивым. Первый мой поцелуй с ним. Он мой первый мужчина. Он отец моего ребёнка. Я замужем за ним была двенадцать лет, и до свадьбы больше четырёх лет вместе. Когда уходил к другой, не пожалел – сказал, что изменял мне все двенадцать лет нашего брака. И знаешь, как он объяснил свой выбор? Сказал, что не может быть таким же подлецом по отношению к своей новой женщине, как все те, кто бросал её до него. Вот так. А Настя себя обвинила: «Я плохая. Я болею. Поэтому папа ушёл». Эту запись я в рисунках её нашла. После её смерти. Когда он ушёл, ей одиннадцать было.
Игла, вонзившаяся в сердце, прервала дыхание. Превозмогая боль, я медленно втянула в себя воздух и, покачав головой в ответ на тревогу Сергея, успокоила:
– Всё в порядке! Сейчас пройдёт. Я не виню, что он ушёл от меня – любовь всегда права. Но он ушёл и от дочери. Нельзя вычёркивать из своей жизни детей, они всегда жертвы в непростых отношениях родителей. Я никогда не говорила Насте о нём плохо, никогда его не обвиняла. На её вопрос, почему ушёл, ответила, как понимала: «Встретил свою любовь». Настя за два года до смерти нашла его через социальные сети. Она нашла – брошенная им дочь, не он. Не знаю, почувствовал ли он радость оттого, что она нашла его, сказал ли ей спасибо? Оценил ли, что обиды у неё нет на него? Я читала одно письмо из их переписки. Я говорила тебе, Настя немного писала. Мы с Костей после её смерти решили книгу издать. Собирая тексты, я просматривала записи в её компьютере и наткнулась на это письмо. Странное это было письмо. Он поучал Настю, как надо к людям относиться. Судя по всему, он не понимал, каким зрелым и великодушным человеком была его дочь. Так вот он и ей наврал, что единственная женщина, которую он любил, это её мать. Этого в письме не было, это Настя мне сама сказала, когда призналась, что нашла «папу». Знаешь, так и сказала: «Я нашла папу», ни капли иронии.
Официант принёс воду в высоких стаканах, тарелки с закуской и фруктами. Пока он расставлял всё это на столе, я смотрела на разгорающийся ночной иллюминацией Стамбул и вспоминала тот разговор с Настей. Вначале она весело и легко рассказывала, как искала «папу», а потом, упрямо и неуступчиво глядя на меня, заявила, что её «папа» очень меня любил.
– Действия красноречивее слов, – сказала я, как только официант ушёл. – Настин отец придумал сказочку про себя и про меня. Сам поверил в неё и рассказывает общим знакомым при встрече. О своей любви ко мне, о своём благородстве по отношению к другой. Только Насте места в этой сказке не нашлось.
– Он знает, что Настя умерла?
– Конечно, Серёжа! Костя нашёл его номер в списке абонентов Настиного телефона и сообщил. На похороны «папа» не приехал. Когда книгу издали, ему тоже отправили, в книгу диск с фотографиями Насти вложили. Подруги Насти из её фотографий видеоролик сделали, с первых дней жизни и до… до почти последних. За посылку поблагодарил. Выразил просьбу, чтобы и наши совместные фотографии, типа свадебных, оцифровала и послала. Дескать, нет у него ничего, а хочется, память, дескать.
– Отправила?
Я отрицательно покачала головой и, закрывая тему разговора, придвинула к себе тарелку и взяла в руки приборы.
– Прости, Маленькая, – произнёс Сергей, – я дурак. К прошлому ревновать глупо. – Он поднял стакан с водой, приглашая чокнуться. – За счастливый день! За тебя, Девочка!
Поглядывая на него, я любовалась, ласкала взглядом его большие руки, шею, выглядывающую из ворота пуловера. Смотрела, как двигаются его челюсти. Рассматривала лицо – продолговатое с высоким лбом и твёрдым подбородком, с крупным прямым носом с широким основанием и укромно скрытыми ноздрями – и думала: «Он первый мужчина, которым я восхищаюсь. Потому что люблю? Да, но не только поэтому. Он, и в самом деле, особенный. С ним каждый мой день наполнен счастьем. Потому что люблю? Да, потому что люблю».
– Серёжа, мне показалось, или ты действительно опасался отказа? – спросила я, когда мы ещё раз выпили за счастливый день, но уже чокнулись коктейлями.
Он сразу понял, что я говорю об «обряде», и улыбнулся:
– Чуть-чуть.
– Не-ет, – протянула я, не веря.
– Я боялся, что ты скажешь: «Беру в мужья».
Я покивала – теперь всё сошлось. Мы ещё раз подняли бокалы и ещё раз чокнулись.
– За тебя!
– За тебя!
Сергей очень удачно рассчитал время. Пройдя через таможенно-пограничные формальности, мы прямиком прошли в салон самолёта.
Я сразу разулась и с ногами забралась в кресло. Сергей, наоборот, занял собой всё пространство – вытянувшись в кресле, выставил далеко вперёд ноги.
– Ты упомянула, что торговала Р. Расскажи, чем ты занимаешься, где работаешь.
Я прищурилась и, напоминания наш первый полёт, холодно спросила:
– Это допрос? Тебе с подробностями или сухие факты подойдут?
Он расхохотался. Осмеявшись, приготовился слушать – взял мою руку и поднёс ко рту. Я некоторое время наблюдала, как его губы перебирают мои пальцы – захватывают самый кончик одного, зубы прикусывают подушечку, отпускают, и следом другой палец попадает в ласковый плен. Зелёные с золотыми искорками глаза смотрят внимательно, влекут, не могу оторваться. Я вздохнула и начала рассказывать:
– В найме не работаю с девяносто какого-то года. Погоди… наверное, с девяносто четвёртого. Пока Союз разрушали, деньги обесценились, моей зарплаты нам с Настей не хватало. Ну да это было в каждой семье в те годы…
Меня прервала стюардесса – склонившись над нами, она попросила пристегнуться. Я спустила ноги с кресла, защёлкнула замок ремня и продолжала:
– Я уволилась. Вначале шопингом занялась. Приятельница с прежней работы с собой в шоп-тур пригласила. Она бывалая, ещё при Союзе приторговывала. Деньги я взяла в долг, проценты в те времена были бесчеловечными – один процент в день. В итоге вся моя коммерция только и позволяла оплачивать самое необходимое да оставлять по тряпке из привезённого товара членам семьи в качестве подарков. Три раза съездила – сюда в Турцию два раза и в Индию один раз, и всё с одним тем же результатом. Хорошо, что с долгами рассчиталась. Потом с сетевым маркетингом познакомилась. Подписала контракт ради продукта – Компания биологически-активные добавки продвигала. Я понимала, насколько они нужны Насте, в это время она перестала расти, за два года ни сантиметра не прибавила. Рост 142 сантиметра в тринадцать лет. Настя стала принимать продукты, и за месяц сразу два сантиметра плюс! – Я рассмеялась, вспомнив, как мы с ней плясали «джигу», радуясь этим двум сантиметрам. Тогда её кашель ещё не был мучительным, он просто был. – Про биологически-активные добавки разное болтают, но Настя столько не прожила бы, если бы не эти продукты. Чтобы покупать их дешевле, я решила работать в Компании. Я там и поныне, уже двадцать два года. Имею вполне приличный – по меркам Казахстана, конечно, -остаточный доход. С Костей встретилась там же и ровно тогда, когда устала быть одна. Одна моя приятельница как-то сказала: «Одинокая женщина подобна разменной монете». Она имела в виду себя, но эту истину я хорошо прочувствовала и на себе.
– Мужики донимали, – понимающе усмехнулся Сергей.
Я не ответила, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Сотрясаясь всем корпусом, самолёт разгонялся по взлётной полосе, набирая скорость. Точно так, как всегда делал Костя, Сергей крепко сжал мою руку. Когда самолёт оторвался от земли и, набирая высоту, пошёл круто вверх, я чуть-чуть шевельнула стиснутой ладошкой и прошептала:
– Я никуда от тебя не убегу, – и удивилась этим своим словам – я никогда не говорила таких слов Косте, а ведь бывали же и с ним хорошие времена.
Сергей ослабил хватку и вновь поднёс мои пальцы к губам.
– Иногда донимали, – подтвердила я, – но ты не думай, меня никто никогда не обижал. Просто я не гожусь для отношений, типа «только секс и разбежались». А Костя, он сразу заявил о серьёзности своих намерений. И Насте он понравился. Это всё и решило. Костя на самом деле очень хорошо к ней относился. Родным отцом, может, и не стал, но стал много лучшим отцом, чем её биологический родитель. Семь месяцев в году мы живём на даче. Как подвели газ к участку, так и жить там стали. Дача в предгорьях – воздух чистый, ночью прохладно, не то, что в городе. Дом в этом году в порядок привели, Костя – рукастый, сам многое делает. Я учусь огородничеству. Что-то получается, что-то нет. Розы развожу. Целый день провожу на участке, солнца я не боюсь. В ютуб лекцию интересную найду, телефон в травку от солнышка подальше спрячу, сама в земле ковыряюсь и параллельно слушаю. Зимой в горы ходим. Машину оставляем внизу и по серпантину вверх. В баню ездим, тоже в горы. Люблю театр. Три года назад открыла для себя джаз. Я не фанат, ни названий групп не запоминаю, ни джазовых композиций. Просто получаю удовольствие от звучания, от драйва. Что ещё рассказывать? Медитирую, работаю с энергиями. Вяжу. Хлеб сама пеку. – Я засмеялась. – Всю жизнь избегала теста, самые простые блины испечь не умею. Зато теперь пеку хлеб дедовским способом – на закваске и без всяких там хлебопечек. Не смейся, я и правда горжусь! Мне бы ещё русскую печь на даче сложить. С огнём я подружилась, даже из сырого костёр развожу. Я им завидую, – прервала я себя, кивнув на свои пальцы у его губ.
Сергей выпрямился и протянул мне руку.
– Иди ко мне.
Я перебралась к нему на колени и закрыла глаза, наслаждаясь лёгкими нежными прикосновениями его губ к своему лицу.
– Люблю, когда ты так целуешь… я не знаю, что ещё рассказывать.
– Расскажи, как ты работаешь с энергиями?
– Ты уже видел, как. Закрываю глаза и настраиваюсь на объект. Я уже говорила, всё суть энергия. У меня была огромная потребность контакта с Настей. Я хорошо помнила её ладошки, помнила их мягкость. Помнила взгляд, улыбку, голос, интонации. Но всё это были воспоминания – Настя, застывшая во времени. А я хотела контакта. Только не подумай, что я искала спиритического сеанса. Нет. Нашёлся человек, женщина, которая объяснила, что душа матери и душа ребёнка связаны даже тогда, когда один из двоих уже ушёл из воплощения. И контакт возможен через эту связь. Под её руководством, я вначале училась «видеть» энергии своего тела, потом энергии тела Кости. А потом «увидела» свою матрицу, ну или душу, по-другому, и по связке «пришла» в матрицу Насти. Знаешь, в первый момент я пережила настоящее потрясение – встретилась с её энергией и отшатнулась в прямом смысле слова, такая она бесконечная, слепящая и прекрасная. Я подумала: «Как ничтожна я пред Богом!» и сейчас же одумалась: «Да не пред Богом, пред Настей!» Как оно пред Богом и помыслить нельзя. Порадовалась, что я одного с ней «роста», и могу обнять её. Вначале прощения просила, говорила и говорила, как люблю и скучаю, и всё торопилась – боялась обременить своим присутствием, боялась время у неё отнять. Я ещё долго боялась обременить, месяца через два только освоилась. Настя меня по мирам разным водила, не по физическим мирам, я думаю, это были энергетические слепки цивилизаций Земли. И везде я должна была делать какой-то выбор, принимать какие-то решения, и всё это отражалось на моём физическом теле – я чувствовала пульсацию то там, то сям; жар или, наоборот, озноб. Если ты думаешь, что я легковерная экзальтированная дурочка, что верит во всякую чушь, то ты ошибаешься. Я скептик, Серёжа, даже при глубоком погружении в «тот мир» я частью сознания насмешничала над собой. Понимала, что я «там» другая – нет муки душевной, нет чувства вины, эмоции светлые, да и придумать того, что «вижу» никак не могла, а всё равно насмешничала. Потом приняла без объяснений, приняла, как часть своей жизни. Что ещё рассказать? Хочешь, расскажу, как мы сами себя калечим? – я дождалась кивка Серёжи и продолжала: – По большей части энергии внутри нас текут свободно, потоки разветвляются, иногда сливаются. Но иногда поток словно наталкивается на преграду, образуется то ли омут, то ли воронка. Я задалась вопросом: «Почему так?» Ты знаешь, как приходят ответы? Нет? В голове возникает воспоминание, смутная картинка – она и несёт в себе ответ. Мне припомнилась ситуация, в которой я сердилась и обижалась на маму. Когда вспомнила, вновь испытала те же эмоции, и воронка будто бы увеличилась. Вот на месте этой самой воронки и будет со временем проблема со здоровьем. Мы состоим из родителей в буквальном смысле этих слов – половина в нас папа, вторая половина – мама, поэтому отрицание родителя не только бессмысленно, оно ущербно. Отрицая маму или папу, мы отрицаем себя, иными словами, уничтожаем самого себя. Один раз я видела, как пришла в воплощение. Я – это отдельный сгусток ослепительной энергии, проникающий в отцовско-материнскую субстанцию, кстати, менее яркую, чем Я. Первоначально субстанция неоднородна, ну, как монада, что ли, с Инь и Ян, только центр общий, куда Я и проникает. Прорастая, Я постепенно присваивает субстанцию. Серёжа, соскучилась я уже рассказывать, – пожаловалась я. – Я сегодня целый день говорю-говорю, умолку не зная, прямо бенефис какой-то. Ты что-нибудь расскажи. Ты мир видишь. Я дома сижу.
– Маленькая, я мир не вижу, – возразил Сергей и усмехнулся, – весь мой мир – это самолёт-гостиница-переговоры-производство-гостиница-самолёт. Два-три дня дома и опять в аэропорт. И не потому, что дело требует – почти весь мой бизнес может работать и без моего пристального внимания. У меня, Девочка, ничего другого нет! Дружеские вечеринки мне стали не интересны, на приёмах я один. В театре, на концерте, в клубе – я всегда и везде один. В горы покататься на лыжах в последний раз года три назад выбирался. Я и деньги сейчас зарабатываю только потому, что так привык, потому что надо же что-то делать! Ты сегодня перечислила подарки, которые я тебе сделал. Так вот, Маленькая, это ты, оставшись со мной, сделала мне подарок. Это ты мне даришь жизнь, которой у меня давно нет, да и никогда не было. Твой смех, голос, твои лучистые глазки, твоё тело в моих руках, твой аромат, ночи, когда ты сопишь у меня подмышкой – я теперь знаю, что такое счастье. Теперь я знаю, зачем я делал свой бизнес, зачем я буду делать его впредь. Теперь я знаю, зачем я буду возвращаться домой. У меня появилось само понятие «дом». Мой дом, это место, где ты меня ждёшь.
Всё это Сергей горячо шептал мне на ухо. Взволнованная признанием, я внимала его словам, целовала его колкую шею и мысленно благодарила: «О, Серёжа, никто, никогда не говорил мне таких слов! Спасибо! Спасибо тебе за эти слова!».
– Лида, я взял тебя в жёны. И теперь у меня появилась главная задача мужчины – сделать так, чтобы ты – моя семья, была счастлива.
«Я тоже тебе обещаю, – вторила я про себя, – я сделаю всё, что будет в моих силах, для твоего счастья. Мой Мужчина. Мой Бог».
Он умолк, обнимая меня обеими руками, прижался щекой к моей голове. А я сожалела о том, как поздно мы с ним встретились: «Хотя бы десять лет назад, хотя бы пять, тогда я ещё могла бы сделать его отцом. А он бы подарил мне возможность вновь стать матерью. У Бога двери всегда открыты, но пятьдесят пять – это слишком поздно для естественного материнства».
Я не заметила, как уснула.