Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга первая. Знакомство
Сумки и чемоданы с распахнутым нутром стояли в ряд на полу. Я ходила по дому, собирая наши вещи, и приносила их в спальню. Серёжа, сидя на пятках, скупыми точными движениями раскладывал вещи по сумкам, какие-то отбрасывал.
– Нет, Девочка, лыжные костюмы мы брать не будем. И аксессуары тоже.
– Почему? Мне мой костюм нравится. Мне и ботинки жалко. Мы же хорошо их подобрали.
– Ботинки мы сделаем на заказ, специально на твою ножку.
Оспаривая его решение, я пробурчала:
– Зачем захламлять Землю лишним потреблением?
Сергей не ответил. На его руках взыграли, взбугрились мускулы, когда, застегнув замок сумки, он поднял её и отставил от себя.
– Ты книгу Насти не положил, – напомнила я.
– С собой в салон хочу взять, почитаю.
Он закрыл и отставил ещё одну сумку.
– Мы спать будем? – спросила я.
– Стоит ли? – Сергей потянулся к прикроватной тумбе, взял часы и взглянул на циферблат. – На сон осталось часа три. Перелёт долгий, выспимся в самолёте.
– Ну в самолёте, так в самолёте, – согласилась я и распахнула халат, собираясь надеть бельё.
– Не торопись, – остановил Серёжа.
Я так и зависла с поднятой ногой. Он искоса окинул меня взглядом и отвёл глаза, продолжая укладывать в чемодан вещи.
– У нас ещё есть время, – и добавил: – Ты изменилась.
– Мы оба изменились. – Я снова затянула на себе пояс халата, прилегла на кровать и продолжала: – Не могу поверить, глазами вижу, а поверить не могу. Остановить старение, полагаю, можно. Остановить! Но направить вспять биологические часы… этого мои мозги принять не могут. Знаешь, я решила просто радоваться изменениям без поиска причин и следствий.
Сергей закрыл последний чемодан и стал переносить багаж в прихожую. «Вот я и уезжаю… – подумала я, – и, скорее всего, безвозвратно. Слово-то какое – без-воз-врат-но. Нет, я буду приезжать! Но приезжать я буду уже не домой, я буду приезжать в гости. Мой родной город перестанет ассоциироваться с понятием «дом». Теперь мой дом – это Сергей. Только он константа, всё остальное переменные: города, страны, крыша над головой… Значит, пришло время посмотреть мир… не-ет, в моём случае это не посмотреть, это нырнуть в мир, отринув берег…» Я приподняла голову и прислушалась. Сергей как унёс последние чемоданы, так и исчез. Поднявшись с кровати, я отправилась на поиски. Чемоданы стояли в прихожей аккуратным рядком прямо у входной двери. Потянувшись через них, я толкнула дверь, дверь была заперта. Я вернулась в гостиную и растерянно оглянулась – свет горел только в спальне и в прихожей.
– Маленькая, поднимайся! – донёсся голос Серёжи из темноты мансарды.
Я взбежала по лестнице и застыла, не достигнув конца ступенек. Сергей стоял у самого окна на фоне звёздной россыпи неба. Сама звёздная россыпь, его силуэт и даже вертикальные стойки рамы окна – всё напоминало кадр из фантастического фильма.
– Ты словно в рубке космического корабля, затерявшегося посреди Млечного Пути, – произнесла я.
Не поворачиваясь, он сказал:
– Из Чехии мы полетим на остров, недельку поживём на берегу океана. Нашей спальней станет звёздный шатёр, ложем любви – песок на берегу, и я буду ласкать тебя под неумолчную песнь океана.
– А пищей нам будут сладкие плоды дерев, и в качестве душа мы станем использовать муссонные дожди, – продолжила я, подражая его тону. – Звучит заманчиво!
Закинув голову, Сергей захохотал и повернулся ко мне.
– Маленькая, я не настолько жесток, ванная у тебя будет вполне современная, с горячей водой. Может быть, я познакомлю тебя с дамой из джунглей.
– С дамой?
– Да. С дамой весьма почтенных лет, то ли ведьмой, то ли знахаркой.
– Что одно и то же, – хмыкнула я, – «ведьма» от слова «ведать», «знахарка» от слова «знать».
– Да? Ну всё равно!
– А почему «может быть»? – поинтересовалась я.
– Она особа капризная. Из джунглей появляется тогда, когда сама захочет. Позвать её нельзя. Ко мне она пришла лет пять-шесть назад и заявила, что должна помочь. Так и сказала «должна», впервые видимся, а она должна. Я согласился, потом, и в самом деле, стал чувствовать себя лучше. С тех пор так и пользует меня, когда приезжаю. Необычно в ней другое – она общается без звука. То есть, я говорю, как говорю, а её голос слышу у себя в голове.
Я услышала, как звякнула пряжка его ремня, пропела молния на джинсах. Его силуэт согнулся.
– Иди сюда, – позвал он, сел и беззвучно похлопал рукой по чему-то смутно белеющему на полу.
«Это же одеяло из спальни», – догадалась я и, снимая на ходу халат, пошла к нему.
Едва я подошла, жаркие руки облепили мои ноги, дыхание ожгло живот. Я охнула, падая, и тотчас потерялась в стремительном неистовстве его страсти. То распластанная и обездвиженная, то бесстыдно извивающаяся в его руках, я стонала, открываясь настойчивым губам и жалящему до озноба языку. В нём не осталось и следа нежности, только властное, неумолимое стремление обладать, обладать не столько телом, но, казалось, самим моим желанием, самой способностью желать! Я ощущала, как растёт мучительно-сладкое напряжение в глубине моего тела и… всеми силами сопротивлялась, желая длить и длить эти грубые ласки – безумный конфликт между естественным устремлением к наслаждению и ненасытным вожделением. «Ещё… ещё… ещё…» – молила я про себя…
Наконец напряжение достигло своего пика, и я рванулась навстречу торжествующему хриплому шёпоту:
– Да, Девочка! Ты – моя!
Обессиленная, в крайней точке расслабления, я приняла его в себя. Опираясь на руки, далеко надо мной, Сергей двигался в одном ритме, дожидаясь возрождения моего желания.
Я потянулась и обхватила руками его спину. Не имея возможности дотянуться до рта, я целовала грудь, слизывая вкус его кожи.
Ослепительный свет возник внезапно.
– Ооо, Девочка… успела… – услышала я, и сознание погасло.
Безбрежная колыбель бытия – бесстрастная и молчаливая, приняла в себя, тихонько укачивая…
День пятый
Душ мы принимали вместе – торопясь и деловито намыливаясь, не договариваясь, старались избегать и прямых взглядов друг на друга, и прямых прикосновений друг к другу. Мы наслаждались радостно-возвышенным, блаженным умиротворением, бережно лелеяли его в себе, выдавая своё состояние забытой на губах улыбкой да вспыхивающими мягким блеском взглядами – мимолётными, как у двух заговорщиков, вдруг познавших нечто новое и прекрасное.
Когда Сергей распахнул входную дверь, Бауржан уже ждал во дворе. Водитель открыл багажник и стал укладывать, подаваемые Сергеем, чемоданы.
– Доброе утро, Бауржан. Мороз крепчает? – крикнула я, ещё стоя в прихожей перед шеренгой чемоданов.
– Здравствуйте. Да, минус восемнадцать с утра.
– Рановато для ноября такие морозы?
– Сейчас погоду не поймёшь, – засмеялся он и захлопнул багажник, – всё изменилось. Садитесь, в машине уже тепло!
Акмарал выскочила из домика в наброшенной на плечи безрукавке. Притворив дверь ногой и шаркая галошами, торопливо засеменила ко мне, неся перед собой полиэтиленовый мешок с завязанными на узелок ручками. Две тонкие косы змеились на её свободно колышущейся под толстым флисовым халатом груди.
– Здравствуйте! Как вы спали?
– Доброе утро, Акмарал! А нам не спалось! Мы всю ночь…
Сергей искоса взглянул на меня.
– Ой, может, холодно было? – встревожилась наша хозяйка.
– Нет-нет, Акмарал, что вы, нам даже жарко было. Мы всю ночь смотрели кино про любовь. Там капитан космического корабля любил простую земную женщину. Капитан любил звёзды и любил смотреть, как звёзды отражаются в глазах женщины. Романтично, правда?
– Кино… фантастика, что ли? – озадаченно спросила Акмарал. – А конец хороший?
– Не знаю, Акмарал, для женщины вся её новая жизнь кажется фантастикой, а как для капитана корабля, не знаю. Конец истории мы не видели. Конец ещё не сняли. Ну, до свидания, Акмарал. Благодарю за приют. Нам было хорошо у вас. Я и с домом вашим, прощаясь, пожелала и ему, и вам хороших и богатых постояльцев. Спасибо за вкусную кухню, за ваше доброе отношение.
Она, как всегда, отмахнулась от похвалы и чуть не уронила безрукавку. Сергей вовремя подхватил овчинку и надел ей обратно на плечи.
– Спасибо вам. За пожелание спасибо, – захватывая пальцами ускользающие полы безрукавки, принялась благодарить она, обращаясь и к Сергею, и ко мне. – Дай Аллах. Я вам кушать приготовила. Вот! – она протянула мне мешок. – Вы же не кушали, в самолёте покушаете. Там беляши вашему мужу. Я вчера вечером испекла, очень вкусные. А вам баурсаков испекла.
– Подорожники? – засмеялась я, беря мешок. – Спасибо, Акмарал. Боюсь, отныне в Алма-Ату я буду приезжать специально, чтобы поесть ваши баурсаки и чебуреки с джусаем.
– Ой, приезжайте! – рассмеялась и она. – Мы ждать будем! Летом приезжайте, у нас летом тоже красиво! – Она чуть помедлила и заговорщицки добавила: – Я помню, что вы сказали! Я думала. Спасибо вам.
Садясь в машину, я махнула ей рукой.
– До свидания! Счастливого пути! – пожелала она, наклонилась на уровень окна и тоже мне помахала.
В окно я видела, как Сергей подал ей пачку купюр. Насупив брови, она принялась их считать. Развела руки – часть денег в одной руке, часть осталась в другой. Оставшиеся купюры она протянула обратно Сергею. Потом с растерянным выражением лица оглянулась на мужа, вновь повернулась к Сергею; наконец кивнула, соглашаясь, и зажала все деньги в одной руке. Заиграла ямочками на щеках, кивая головой, защебетала, видимо, прощаясь.
Сергей сел в салон, машина тронулась, и Акмарал, вновь наклонившись и заглядывая в окно, сделала несколько шагов по ходу машины, махая нам рукой.
– Иди ко мне, земная женщина, – позвал Серёжа и шепнул: – Хулиганка моя.
– Серёжка, земная женщина была очень счастлива этой ночью.
Я навсегда запомнила опрокинутое над нашим ложем небо, призрачный свет звёзд на руках и плечах Серёжи, и обжигающий шёпот его губ.
В порт мы опять подоспели в самый раз – пройдя паспортный контроль сразу отправились в салон самолёта. Устроившись в кресле боком, лицом к Серёже, я спросила:
– Акмарал была удивлена суммой, ты дал больше?
– Я всегда за услуги плачу сверх договорной цены, – нехотя ответил он.
– А если обслуживают плохо?
– Со мной такое случилось только однажды.
– А у меня часто.
– Качество обслуживания закладывается на стадии договора между заказчиком и исполнителем. Возможно, ты не ценишь услуги, как они того стоят? – предположил он.
– Поясни, я не понимаю.
– Как правило, исполнитель запрашивает истинную цену оплаты своего труда. Он знает рыночные расценки, знает, сколько «стоит» именно он с точки зрения профессионализма и востребованности. Если заказчик торгуется, то тем самым даёт понять, что труд исполнителя не стоит тех денег, которые тот запрашивает. В ответ исполнитель, может, и соглашается снизить цену, но, в свою очередь, уже не ценит такого заказчика. Всё справедливо, мне кажется. Я много раз наблюдал, как Николай нанимает людей. Он любит скинуть цену, щеголяет своим умением торговаться и всегда недоволен конечным результатом. Его, и в самом деле, обслуживают плохо – то качество работ так себе, то сроки нарушены, то исполнитель бросает работу, не завершив её.
На каждый из перечисленных Серёжей вариантов плохого обслуживания я согласно кивала головой – я в своей жизни столкнулась и с тем, и с другим, и с третьим.
– А если бюджет не позволяет оплатить запрашиваемую сумму? – спросила я.
– Отказываешься от услуг этого исполнителя, но не ввиду дороговизны его услуг, а ввиду недостаточности своего бюджета, и просишь порекомендовать другого исполнителя, чьи расценки ниже, но качество исполнения работ не хуже.
– И что, в самом деле рекомендуют? – удивилась я.
– Нет, – развёл он руками со скорбным выражением лица.
– В таком случае, зачем ты мне это говоришь?
Лицо его осталось скорбным, но в глазах закружили хоровод, заплясали бесята искорки.
– Хитрюга ты! – догадалась я. – При таком подходе исполнитель сам предлагает преференции!
– Умница! Исполнитель пересматривает свои тарифы, подгоняя их под возможности заказчика в девяти случаях из десяти, если речь идёт о крупном договоре подряда. Позже, при повторном найме, он уже сам сохраняет за тобой преференции. А если серьёзно, при найме людей я предпочитаю не торговаться. Люди, делающие свой маленький бизнес, вызывают уважение. Нелегко им. Себя помню, когда начинал. – Сергей внезапно соскучился. – Маленькая, к чему этот разговор? Ты никогда уже не будешь решать вопросы оплаты наёмного труда.
– Сделать работу над ошибками никогда не лишне, – возразила я и спросила: – А Николаю ты об этих премудростях говорил?
– Нет никаких премудростей, простое уважение к своим и чужим интересам. Говорил.
– И?
– И ничего.
– Ясно.
– Ничего тебе не ясно. Николай многим вещам научил меня. Когда я ребят на базаре встретил… – он спохватился и напомнил: – Виктора с Машей…
– Я поняла, Серёжа, продолжай.
– …я решил им лавку подарить, а у самого денег свободных нет. Я перед этим байк крутой купил. На радостях расхвастался игрушкой перед Николаем – порычал двигателем, заливался восторгом о «лошадях», о мгновенном разгоне зверя, а он оборвал меня на полуслове: «Дурак, ты, – говорит, – мотоцикл твой без дела будет стоять, а деньги ты законсервировал». А когда стоимость узнал, то только рукой махнул. Той суммы, что я за мотоцикл выложил, мне бы с лихвой хватило, чтобы лавку ребятам купить. В общем, решил я перехватить денег у Николая, а он не дал. С тех пор я завёл резервный фонд. Сегодня он мне вроде и не нужен, а я его сохраняю, пополняю и приумножаю.
– А как тебе Николай отказал?
– Славно отказал, сказал, что «благотворительностью на свои заниматься надо».
– И где ты деньги взял?
– Байк продал! – рассмеялся Сергей. – Я на этом звере пару раз только и выезжал, но впечатление оставил неизгладимое. Его купили на следующий же день, как я объявил о продаже. Покупателей было двое, кто бо́льшую сумму дал, тот и стал хозяином. Николай до сих пор вспоминает, как, купив бесполезную вещь, я сумел на ней заработать, а, сделав подарок, превратился в поставщика специй.
– А как ты ухитрился мотоцикл с прибылью продать?
– Тогда в России время другое было. Покупателю было важно стать обладателем единственного в Москве, а, скорее всего, и во всей России, байка. Назавтра такая машина может появиться у многих, но у тебя есть хотя бы один день на то, чтобы пустить пыль в глаза. В те времена бизнесмены жили в соответствии с поговоркой: «Понты дороже денег».
– А ты? – тихо спросила я.
Наши взгляды перекрестились. Он помедлил с ответом, потом так же тихо сказал:
– И я.
– А сейчас?
– На западе русские понты никого не интересуют. Твой статус определяют две вещи – финансовое состояние и родовитость, или принадлежность к тому или иному клану. Причем, последнее важнее.
– Первая вещь у тебя в наличии, а вот со второй незадача. Почему ты не женился на какой-нибудь родовитой, юной или не очень девице? Такой брак дал бы ту самую принадлежность к клану.
– Потому что я не хочу ставить личную жизнь в зависимость от придуманных кем-то условностей.
– Но ты хочешь попасть в некую элиту. А реальность такова, что то, что ты называешь условностями, отнюдь таковыми не являются. Там, куда ты стремишься, это принцип разделения на свой-чужой.
– Мы взлетаем, пристегнись, – велел он и, взглянув на часы, отметил: – Вылет задержали почти на пятнадцать минут.
Я суетливо начала пристёгиваться, одновременно стараясь нащупать ступнями обувь под креслом. Две части ремня безопасности не желали соединяться в целое, вдобавок и ботинки мои решили, по-видимому, вести самостоятельную жизнь и куда-то отправились без хозяйки.
Перегнувшись через подлокотник, Сергей накрыл ладонью мои руки и сказал:
– Отпусти, я застегну, – щёлкнул замком и, заглянув мне в глаза, мягко спросил: – Что случилось, Маленькая?
– Мне кажется, разговор о твоей мечте несколько припозднился. Ты должен был раньше рассказать о своих чаяниях.
– Что ты имеешь в виду под моей мечтой? Моя мечта – семейное счастье с тобой. – Он откинулся на спинку своего кресла и продолжал: – Я же сказал, я не намерен приносить в жертву свою личную жизнь ради чего бы то ни было. У меня есть бизнес. Никто не знает размеров моего бизнеса и никогда не узнает. Я показываю только ту его часть, какую считаю нужным показать. Бо́льшую часть я прячу за партнёрами, фондами, разного рода объединениями производства и капиталов, где я, как собственник, никак не фигурирую. Я не стремлюсь к власти, но в нашем мире существуют определённые тенденции, которые я считаю пагубными для человечества. Для того, чтобы им противостоять одних денег недостаточно. Я упоминал о важной встрече в Карловых Варах. Это открытое заседание клуба, членом которого я бы хотел стать. Мне близки задачи клуба и мировоззрение его членов. В течение нескольких лет в клуб меня не принимают. Причина отказа – моя личная жизнь. Я холост, о моей интимной жизни ходят байки, по большей части – домыслы, иногда – прямой навет. Кто распускает байки, я не считаю нужным выяснять, тем более, не считаю нужным оправдываться и что-то доказывать. По одной-единственной причине – это моя личная жизнь.
– Я полагала, что в современном мире уже не существует сообществ с патриархальным отношением к вопросам брака и секса, – заметила я.
– К счастью, такие сообщества существуют. Заседание клуба частично будет посвящено моей персоне с той же неоригинальной повесткой – принять меня в члены клуба или отказать. Я ещё до встречи с тобой решил, что это моя последняя попытка. – Он помолчал, размышляя о чём-то, и вздохнув, признался: – Я в щекотливом положении, Маленькая. Я встретил тебя менее чем за месяц до решающего заседания. Я взял тебя в жёны и, тем самым, создал повод для инсинуаций – наши отношения могут рассматривать, как мой входной билет в клуб. Поэтому я решил умолчать о тебе, а, возможно, и вообще проигнорирую заседание.
– Тебе не всё равно, как кто-то что-то будет рассматривать?
– Мне всё равно, – ответил он и вновь пытливо посмотрел мне в глаза. – Главное, чтобы тебе было всё равно. Ты – главная моя ценность. Уезжая из Турции, я был ошеломлён нашим сексом, счастлив, что закончилось моё одиночество. Сейчас я счастлив, что ты – это ты, ты оказалась такой… – он поискал слово, не нашёл и перестроил фразу: – Сам того не зная, я взял в жёны сокровище. И чем дольше мы вместе, тем больше я в этом убеждаюсь.
– Серёжа, у меня сейчас сердце из груди выпрыгнет! Вот послушай! – я схватила его руку и прижала к груди.
Выражение его лица изменилось, напряжённо глядя на меня, он охватил грудь снизу и легонько взвесил её в ладони.
– Ооо, – простонала я и, заливаясь жаром, нырнула за брошенной в ногах сумкой, схватила её и с бесцельной деловитостью принялась в ней рыться. Как нельзя кстати нашёлся мешочек с подорожниками.
– Ты беляши будешь? – спросила я.
– Тебе удалось пронести на борт еду?
– А почему еду на борт нельзя? Сумку не досматривали, через интроскоп пропустили и всё, – я развязала мешок и, выудив беляш, подала его Сергею.
Он веселился! В глазах вспыхивали и гасли бесята-искорки.
– Что? – растерялась я.
– Сокровище моё, смущаешься, как девчонка, даже ушки порозовели, – ласково произнёс он, взял из моей руки беляш и откусил ровно половину.
– Голодный, Серёжка! – засмеялась я. – Надо было тебя ещё в машине накормить.
– Сутки не ел, – промычал он и затолкал оставшуюся часть беляша в рот.
– Какие сутки? – возмутилась я. – Мы у мамы вчера ужинали!
– Так мы ночь не спали!
– Хочешь сказать, ночь со мной ты приравниваешь к суткам? А сутки за двое идут?
– Не за двое, – покачал он головой, – последняя ночь стоит всего моего сексуального опыта. Такого вожделения я никогда не испытывал.
Я вновь рассмеялась, на этот раз от удовольствия.
Опустошив мешок, Сергей спросил:
– Поспишь?
– Не знаю, раньше я в самолётах не спала. Свой крепкий сон в прошлый перелёт я отношу к категории очевидного – невероятного.
– Раньше у тебя не было моих объятий, – заявил он, встал, достал с полки свою сумку и вытащил из неё книгу Насти. Усаживаясь обратно в кресло, широко и свободно расставил ноги и позвал: – Перебирайся! Из Москвы полетим первым классом, будет удобнее.
– А ты не будешь спать?
– Буду. Вначале почитаю.
Я перебралась к нему на колени, как всегда, уткнулась носом в его шею и закрыла глаза. «Я счастливая! Такого, как ты, я не ждала. Я просто не знала, что такие бывают. И как я могла проглядеть тебя в школе? Как могла проглядеть тепло твоих глаз?» Я постаралась вспомнить его лицо из далёкого прошлого и не смогла, прижалась к нему теснее, он погладил меня по голове и шепнул:
– Спи, Маленькая.
