– Софи, дорогая, просыпайся, тебе в колледж. Ты забыла, что у тебя сегодня очень напряженный график?– обратилась Лили к крестнице, заглядывая к ней под одеяло.
София недовольно поежилась и протерла глаза пальцами.
– А еще тебе прислали разрешение на замену паспорта. Ты не объяснишь тете, что это за новость?
Девушка вмиг проснулась, вытянулась во весь рост и сползла с постели на ковер.
– Я решила сменить фамилию,– призналась София и сладко зевнула.– После того, что услышала о себе от собственного отца, я почувствовала, что должна что-то поменять в своей жизни. Я начала с фамилии.
Лили удивленно изогнула свою тонкую светлую бровь и неодобрительным тоном поинтересовалась:
– И чью же фамилию ты возьмешь?!
– Тетя, ты меня удивляешь: неужели не догадываешься?
– Я боюсь догадываться…
– Брось, конечно, это фамилия одной прекрасной семьи – нашей с тобой семьи – Мэдисон.
– Конечно, София Мэдисон звучит лучше, чем София Дьюго, но…
– В сто раз лучше!
– Я очень рада, что ты выбрала эту фамилию,– напряженно проговорила Лили,– а о твоем решении знают родители?
София смутилась, но твердо ответила:
– Маме я сообщу немного позже. Не думаю, что она будет против. А отцу, по-моему, сейчас абсолютно наплевать на меня и на мое решение…
София виновато отвела глаза от пристального взгляда крестной, ощущая, что та хоть и молчит, но не согласна с ее позицией и осуждает за своенравность. Но решение уже было принято, и отступать назад не позволяла гордость.
В один из дней, когда на лекции по праву София услышала о свободе выбора имени и фамилии совершеннолетними людьми, она без сомнения сделала запрос на смену фамилии. В тот момент отчаянная злость к собственному отцу заглушила все чувства вины и долга, которые мелькали где-то на заднем плане. Все, что хотела девушка, – это избавиться от всего, что могло связывать ее с родом Дьюго.
О болезни отца София узнала через три дня после случившегося, и где-то глубоко в душе она сочувствовала ему. И все же непреодолимая пропасть разделяла ее теперешние чувства от тех, которые она испытывала к отцу до того, как тот перешел все границы. Появилось суровое равнодушие и безжалостность. Совесть боролась со здравым смыслом, но что-то оборвалось внутри и не позволяло проявить великодушия и даже снисхождения.
София плотно занялась учебой, с головой ушла в подготовку к сдаче необходимых предметов экстерном. Она упрямо ставила перед собой цель: во что бы то ни стало справиться со всеми трудностями на пути к желанному будущему, которое навсегда разорвет связь с Эль-Пачито. И чувство вины за безразличие, черствость к отцу отступило на второй план.
За время подготовки к поступлению в университет София замкнулась на себе, на учебе, создала собственную реальность и не выходила за ее пределы. Это с беспокойством отмечали Харды. Но они проявляли чуткость: не навязывали своего мнения, были терпимы к странностям девушки, уважали ее свободу и самостоятельность. И София это чувствовала и старалась компенсировать свое «душевное отсутствие» редкими вспышками энтузиазма, беседами за ужином, вдохновенными рассказами об учебе и дальнейших планах, но после каждого откровения ощущала себя опустошенной как выжатый лимон. Как бы София ни загружала себя учебой, она все еще болезненно переживала за мать и сестру.
Когда в марте завершился первый этап экстерната, София не выдержала и решила выяснить свои отношения с отцом и расставить все на свои места. «Если он и сейчас проявит свою черствость и неуважение ко мне, я больше не позволю чувству вины съесть меня заживо. Я дам ему выбор – или я, или его принципы!»– решительно мыслила София, набирая домашний номер.
– Слушаю,– ответила Хелен.
– Мама, здравствуй…
– Софи, как долго я тебя не слышала!– обрадовалась та.
– Я тоже очень соскучилась…
Неловкое молчание дочери в трубке навело Хелен на мысль заговорить о делах фермы. София внимательно слушала грустный голос матери и не осмеливалась перебить, чтобы, наконец, освободиться от гнетущих мыслей.
– Я заговорила тебя? Нет? Ты знаешь, но нам кое-кто помогает…
– Хорошо, что есть такие друзья,– кивнула София, зная, что брат оплачивает половину счетов фермы.
– Тебе плохо?– догадливо, с тоской в голосе спросила Хелен.
– Нет, мама, я… ну… у меня все хорошо. Учеба продолжается, экзамены и практические работы сдаю по плану. Еще немного, и я стану студенткой университета…
– Я не спрашиваю об учебе. Уверена, там у тебя всегда порядок. Что с тобой происходит? Лили очень тревожится за твое здоровье, говорит, что ты, как потерянная… Ты хорошо питаешься? Тебя никто не обижает?
– Не слушай тетю, она воспринимает мою загруженность, как большие личные проблемы…
– У тебя голос потухший какой-то?– заметила Хелен.
Девушка покусала губы и призналась:
– Я кое-что натворила и боюсь признаться тебе в этом…
– Ради всего святого, не пугай меня!
– Ничего страшного! Я всего лишь взяла твою девичью фамилию… И вот уже месяц я – София Мэдисон. Мне нравится принадлежать к твоему роду, а не к… В общем, я позвонила, чтобы поговорить с отцом.
Тишина в трубке смутила Софию. Она неловко кашлянула и осторожно спросила:
– Ты молчишь потому, что осуждаешь меня или… Мам, ответь мне, не молчи, иначе я заплачу. Я чувствую себя такой потерянной. Я все бегу, бегу, занимаюсь до позднего вечера, а ночью ложусь в кровать и не могу уснуть… В чем я виновата – сама не понимаю. Но ужасно тошно на душе, больно и хочется реветь без остановки… А утром как ни в чем не бывало – все забыто… Я очень часто думаю и даже хочу, чтобы ты ушла от отца. Ты бы еще могла быть счастлива с Беном…
– Софи, не забывайся,– глухо ответила Хелен.
– Я бы не чувствовала себя такой бессердечной и неблагодарной дочерью… Ты ведь можешь это сделать?
– Я не могу обсуждать это с тобой. Не потому, что это мое личное дело, а потому, что ты еще так молода, и ничего не понимаешь в отношениях…
– И что здесь сложного? Ты или любишь, или нет. Сложно сделать первый шаг, но и на него можно решиться,– категорично заявила девушка.
– Софи, начать жизнь заново с тем грузом, который за спиной, – это не легкое дело. Это практически разрушить все, что у тебя было, и прийти к нулю. А удастся ли построить что-то лучшее – это еще большой вопрос.
– Но ведь это зависит от тебя?– не смирялась София.
– Нет. Не все зависит от человека. Однажды у тебя возникнет ситуация, когда ты будешь делать все, чтобы заполучить желаемое, а оно будет удаляться от тебя со скоростью света. И наоборот.
– Это несправедливо!– запротестовала София.
– Кто звонит, Хелен?– услышала София голос отца.
– Это Софи… Она хотела бы поздороваться с тобой… Возьми трубку,– предложила Хелен.
София напряженно ждала ответа отца.
– Я не стану с ней говорить. Пусть сначала научится родителей уважать!
София враждебно стиснула зубы: «Я получила ответ на свой вопрос».
– Можешь передать ему, что я больше никогда не потревожу его,– вспылила она и зажмурилась, почувствовав резь в глазах от наступающих слез.
Хелен огорченно вздохнула в трубку. Проследив взглядом за уходящим Ланцем, она сказала:
– Я ни в чем тебя не обвиняю. Я понимаю твою обиду. Наверное, есть и моя вина в том, что между тобой и отцом сложились такие отношения. Но прошу тебя, Софи, прояви милосердие, не будь такой категоричной и жестокой, не становись похожей на отца. Откуда в тебе столько холода, ты ведь очень добрая девочка?!
– Возможно потому, что я знаю о нем немногим больше тебя. И потом, я находилась под его давлением с самого рождения. Что уж такого я сделала ему – не понимаю?
Хелен и саму раздирали досада и отчаяние, но ничего сделать с этим она не могла.
– Софи, сейчас мы обе расстроены, и беседа на эту тему ни к чему не приведет… Да и не телефонный это разговор.
– Конечно, мама. Все, что надо, я уже услышала. Я больше не буду беспокоить тебя этими разговорами. Прости меня за резкость.
– Звони мне чаще, Софи. Я так волнуюсь за тебя.
– У меня все будет отлично!– набрав бодрости в голосе, уверенно заявила дочь.
– Удачи, стрекоза!
– Я люблю тебя, мама!
София грустно отошла от телефона и случайно поймала свое отражение в зеркале. Впервые после разговора с матерью она ощутила неприятную пустоту в груди. Немного сухой, немного грустный разговор с нотками обиды и огорчения в голосе матери расстроили Софию. Ей стало до боли стыдно и неловко перед матерью за то, что она, не желая примириться с отцом, явилась причиной ее разочарования и подавленного состояния.
«Ты на самом деле такая жестокая или это только маска?»– послала София мысленный вопрос своему отражению. Сейчас на нее смотрело чужое лицо – неживое, каменное. И глупое!..
***
Сиротливая луна пускала тонкую дорожку света по темной глади воды. Свет мерцал в волнах прибоя. Вода казалась густыми чернилами. В тишине полуночи только озорной ветер шевелил волосы на затылке и играл с бахромой парео на бедрах. Свет и шум города был далеко отсюда. Залив впитывал всю негативную энергию. Было чувство гармонии, тепла и беспечности. Оно грело душу и ласкало сердце Жанны.
Звонок телефона подействовал раздражающе, будто кто-то резким шлепком по щеке оборвал сладкую дрему. Жанна крепко сжала пальцами перила лоджии, окинула взглядом залив и вошла в номер. Глядя на трезвонящий аппарат, она подозрительно прищурилась. Заказов в номер она не делала. Вероятность экстренных сообщений администрации отеля при полной тишине в коридорах и за стенами была ничтожно мала. Никто из ее знакомых не знал, где она. Следовало ожидать неприятного сюрприза.
– Кому не спится в час ночи?– резко подняв трубку, возмутилась Жанна.
– Мэри, наконец-то я тебя нашел!
Женщина нахмурилась, узнав голос человека, которого надеялась больше никогда не услышать, и все же очень любезно ответила:
– Крис! Какой неожиданный сюрприз!
– Хватит прикидываться: я все знаю,– грубо бросил Рискин.
– Дорой кузен, ты что – с женой поссорился?
– Какой женой? Ничего не вышло!– злобно выпалил Крис.– Ты обещала, что все получится, но увы – София просто сбежала. У меня нет жены, а тут я узнаю, что кто-то обокрал ее семейку. Конечно, это могла быть только ты, Мэри. А как же наш договор? Что-то мне расхотелось держать язык за зубами.
Жанна переменилась в лице, но не теряя самообладания, быстро проговорила:
– Неужели это правда? Ах, какая неприятность! Но, с другой стороны, все было бы слишком просто, если бы эта девушка вышла за тебя замуж… Я немного подстраховалась… Видишь, я даже не уехала домой. Ты не горюй, Крис, у нас все еще получится. Утром я закажу для тебя билет до Хьюстона. Приедешь, обсудим план «Б». Ну… и, конечно, твои деньги ждут тебя… А сейчас извини, у меня раскалывается голова. Жду тебя завтра… Адрес ты, видимо, уже знаешь? До встречи, Крис.
Жанна положила трубку, не дав кузену и рта раскрыть. Планы на завтрашний вечер немного менялись. Она лукаво усмехнулась и, мягко поглаживая свою тонкую бровь мизинцем, безжалостно решила:
– Это очень простой план, Крис. Ты будешь летать в облаках от восторга.
Женщина накинула пеньюар и снова вышла на свежий воздух. Ощутив легкую тоску по недавней гармонии с природой, она бесстрастно подумала: «Н-да! Пожалуй, надо заказать билеты в Париж».
Через три дня Жанна Фурье наслаждалась покоем в своем особняке на берегу озера. И все-таки, где бы она ни была, удовлетворение от полноты и яркости жизни Жанна испытывала только на окраине Парижа, в своем райском уголке, в котором все отвечало ее правилам и вкусу. Если бы только она могла хотя бы изредка отвлечься от проросшей в ней обиды и ненависти к прошлому, отравляющих все приходящее в ее жизнь. Иногда чувства дремали, и все казалось простым и добрым, но стоило возникнуть ситуации, образу, слову, какой-то мелочи, напоминающей о человеческой низости, жестокости, беспринципности, в одно мгновение были перечеркнуты все светлые чувства, Жанна менялась в лице, в поведении. Было еще промежуточное состояние, в котором она чаще всего и пребывала, – это напряженный, холодный, почти математический расчет каждого следующего шага. Злоба питала ее и, как казалось самой Жанне, делала непобедимой перед врагами и непроницаемой перед совестью.
***
С виду низкорослый, неприметный, но высокий по своему положению и самомнению Тьерри Гранж знал о возвращении Жанны из США чуть ли не с самого ее выхода из аэропорта. Он был деликатен и не тревожил женщину пару дней. А после с присущим амбициозному человеку пренебрежением он попросил ее прибыть на деловую встречу в ночной клуб «Шерше ля пасьон», где собирались неофициальные члены СЭБ.
Фурье не заставила себя долго ждать и явилась на встречу во всеоружии: как всегда, в сногсшибательном наряде, пьянящая разум тонкой красотой и грацией и впечатляющая безупречной осведомленностью в делах СЭБ.
Жанна очень часто бывала в клубе и знала всю подноготную каждого, кто здесь любил проводить вечера. Со многими она была знакома настолько близко, что владела шифром от личного сейфа, в которых могла найти самые разные документы и использовать их в своих целях.
Женщина неторопливо шла меж столиков и кресел к встречающему ее взглядом Тьерри и лениво раздаривала улыбки глазеющим на нее знакомым мужчинам. Тьерри хоть и был неэмоциональным человеком, но от каждой такой улыбки передергивался в нервном возбуждении. Наконец Жанна присела напротив и, положив свои тонкие ухоженные пальчики с маникюром на стол, с легкой усмешкой сказала:
– Что с твоим самообладанием, Тьерри? Тебе пора ужинать в более спокойных местах…
– И тебе добрый вечер,– сдержанно ответил Гранж, игнорируя ее намек.
– Оставим церемонии для новичков. У меня мало времени,– нетерпеливо сдвинула брови Жанна.
Мужчина резко закинул голову назад, и его кудрявая челка легла набок. Этот жест всегда говорил о серьезном настрое, предстоящем важном разговоре и выражении недовольства к собеседнику.
Жанна знала Тьерри как облупленного. Она догадливо опустила голову и стала копаться в своей сумочке в поисках сигарет, откровенно игнорируя сердитый укоризненный взгляд мужчины.
– Я думаю, ты уже знаешь о моем отношении к твоему самовольному отъезду в Штаты…– Тьерри дернулся в нетерпении, косой взгляд из-под пышных ресниц собеседницы только придал жесткости в голосе:– Уверен, ты все объяснишь, потому что у меня нет ни малейшего желания вести с тобой поучительные беседы и…
«Где же моя зажигалка?»– возмущенно вздохнула Жанна.
Гранж еще с минуту выражал свое недовольство дерзким поведением женщины и явным отсутствием внимания с ее стороны, наконец, стиснул зубы и процедил:
– Похоже, я слишком мягок к тебе?
– Послушай, Тьерри,– убийственно-спокойным тоном неожиданно перебила Жанна,– я давно выросла из наивной девочки в достаточно проницательную женщину. Я прекрасно осознаю и ценю твое участие в моей жизни. Но не думаешь ли ты, что это будет продолжаться вечно? Я сделала для тебя гораздо больше, чем твои безмозглые шлюшки, которые только и умеют, что задом вертеть. Я была для тебя очень ценным сотрудником, не отрицаю и того, что ты был щедр ко мне. Однако же твое частое нечаянное вмешательство в мои личные дела стало слишком навязчивым. Я начинаю терять терпение и симпатию к тебе. Так вот, дорогой мой Тьерри: я больше не нуждаюсь в твоей великодушной опеке…
– Тебе не кажется, что условия должен ставить я?– категорично заявил Гранж, приняв позу безоговорочного превосходства.
Жанна не поддалась на уловку и, чуть наклонившись вперед, вызывающе посмотрела ему в глаза.
– Месье Гранж, должна признаться, у меня нет желания конфликтовать с вами. Тем не менее отступать – не в моих правилах. Единственное, что я могу предложить, – это выгодную сделку. Перед тем, как приехать сюда, я подала свое резюме в Департамент по борьбе с экономическими преступлениями в Хьюстоне. Предлагаю обмен секретной базы данных на твое окончательное и бесповоротное решение о нашем разрыве. Конечно, мы можем остаться хорошими знакомыми?
– За что ты так борешься?– подозрительно хмурясь, спросил Гранж.
– Тебе этого не понять.
– Отчего же?
– Потому что ты, как и я, любишь быть первым и не приемлешь соперничества. К тому же ты – мужчина. Собственник! Ты не выпускаешь из-под своего контроля даже мелочь, не говоря уже о таком экземпляре, как я. Но мы оба понимаем, что ни тебе, ни мне не нужна двойная игра: уж больно хлопотно, поэтому отпусти меня,– на последнем слове Жанна сменила дружелюбную интонацию на тон, не терпящий пререканий.
Гранж уловил серьезный настрой женщины и с внутренней настороженностью воспринял прямой намек на угрозу его положению. Однако терять ценные кадры он не собирался, как и предоставлять Жанне возможность продать имеющуюся в ее ведении информацию противной стороне. В сложившейся ситуации Тьерри не находил другого решения, как позволить достойной ученице почувствовать себя свободной, создав видимость доброй воли. В то же время он мысленно перебирал способы удержать ее на коротком поводке, чтобы в нужный момент воспользоваться.
– Ты очень сообразительная…– осторожно начал Гранж.
– Да или нет?!– требовательно отрезала Жанна.
Тьерри смешался.
– Ты смелая!
– А разве мне есть чего опасаться?– спросила она, прекрасно сознавая, что тот не решится причинить ей вред, так как по своей неосторожности и мужской слабости ввел ее в курс огромного объема секретной информации. Устранять – тоже было невыгодно, ведь в ее руках столько ниточек к бесценной информации, недоступной самому Тьерри, и которую он мог получить только через нее.
– Как же твое место в аппарате республиканской безопасности? Твоя стажировка окончена.
– Если тебе интересно, то я скажу, что попросила перевод в Вашингтон. А там и до Хьюстона недалеко.
– Чем тебя так привлек Хьюстон?– удивленно поинтересовался Тьерри.
«Там мое сердце!»– чуть не вырвалось из губ Жанны, но Гранж был не тем человеком, с которым она могла обсуждать сокровенные желания.
– Меня всегда привлекает одно – деньги и возможности.
Сомневаясь в искренности слов Фурье, Гранж лукаво прищурился и закурил сигару. Жанна улыбнулась и хотела что-то добавить, но взгляд Тьерри сосредоточенно остановился на появившемся за ее спиной человеке, и он тут же проговорил:
– У нас еще будет время все обсудить… У меня еще одна встреча…
Гранж засуетился, поднялся с кресла.
– Извини…
Жанна покосилась через плечо на стоящего за ней мужчину. Презрительно вскинув голову, она изогнула губы в дерзкой улыбке и решительно заявила:
– Это и было твое время.
Фурье медленно поднялась, соблазнительно-вызывающим движением рук обвела талию и бедра, закинула ремешок сумочки на плечо и, круто повернувшись, предстала перед лицом молодого мужчины, который ожидал своего времени.
– Уступаю,– сладким голосом выдохнула она и, подмигнув на прощание, грациозной походкой вышла из зала, оставив каждого из мужчин в замешательстве.
«Как же наскучили эти игры, в которых результат заранее известен»,– усмехнулась Жанна, пробираясь через толпу посетителей клуба.
Этим вечером она решила покончить со всеми связывающими ее отношениями. Она заказала столик в ресторане, куда попала впервые с Патриком Фурье, где он сделал ей предложение. После свадьбы они больше ни разу не посетили его. Патрик был приятно удивлен предложению супруги и, несмотря на огромный объем работы к утреннему заседанию суда, охотно согласился на поздний ужин.
– Удивительно, что ты выбрала этот ресторан для встречи после долгой разлуки,– признался Патрик, любуясь красотой жены.
– Нет,– сухо ответила она,– это символично.
Патрик воодушевился. Надежда на примирение все еще согревала его сердце.
Жанна бесстрастно следила за выражением лица мужа, мысленно отмечая, как неприятен и смешон его взгляд скучающей собаки, которая надеется на то, что хозяин больше не станет ее обижать. Обаятельная внешность тридцатишестилетнего Патрика Фурье уже не вызывала былого трепета. Жанна недоумевала: как он раньше не казался ей старым, она даже была влюблена в него…
«Что это было? Безысходность? Жалость? Привычка? Благодарность? Ай-ай, как жаль!– украдкой усмехнулась она.– Не могу не признать, что я стерва. Но, мой дорогой Патрик, что же я буду делать с тобой дальше? Ты превращаешься в брюзжащего старичка, а мне нужны силы, энергия, азарт. Поэтому не будем поддаваться сантиментам, приступим к делу…»
Официант принес бокалы и бутылку «Марион Шато» 1980 года. Жанна мельком бросила взгляд на обертку бутылки и резким движением руки остановила официанта, собирающегося наполнить бокал.
– Что это?– недовольно спросила она.
– «Марион Шато»…– растерянно начал официант.
– Я вижу! Какой год?– повысила голос женщина.
Патрик с неловкостью пожал плечами в ответ на взгляд смутившегося официанта.
– Я просила 1975 года, вы что – глухой?
– Мадам, что-то не так?– любезным тоном спросил подошедший к столику администратор зала.
– Меня не устраивает «Шато» 1980 года,– грубо пояснила Жанна.
– Мадам, прошу простить официанта… Винсент, ты можешь идти, я сам обслужу наших гостей… Позвольте заметить, что «Шато» 1975 года и 1980 года принципиально по вкусовым качествам не различаются. Удачный вышел урожай…
Жанна недовольно тряхнула головой и с ядовитым прищуром медленно выговорила:
– Мне казалось, что здесь обслуживают клиентов, а не принципы!
Патрик и администратор зала замерли в недоумении. Затем второй виновато кивнул и унес бутылку с вином.
Жанна раздраженно выдохнула, поправила ожерелье на шее и повернула голову к супругу. Патрик удивленно поднял брови и долго смотрел на супругу.
– Что!– недовольно вспыхнула она в ответ на его внимательный взгляд.
– Ты стала жестокой!– нерешительно заметил тот, напрягшись.
– Ненавижу мелких людишек, которые из шкуры готовы вылезти, чтобы доказать свое мнимое превосходство.
– Дорогая, он ничего не пытался доказать. Он просто в растерянности от твоих претензий.
– И ты туда же?! С меня достаточно. Ты удивлен, что я привела тебя в этот ресторан? Так вот: где началось все это недоразумение, там и закончится,– решила Жанна выдать все сразу, не размениваясь по мелочам.– Патрик, мне нужен развод. Чисто, аккуратно, без проблем.
– Жанна!– теряя голос, глухо воскликнул Патрик.
Одним резким жестом она прервала его:
– Ничего не хочу слышать. Это была пустая трата времени. Ты настолько жалок и не интересен мне, что пора закончить неудавшуюся пьесу.
Не дожидаясь, пока встревоженный потерянный вид мужа подействует на нее, Жанна снисходительно усмехнулась, поднялась и бросила на стол конверт с бумагами.
– Не изображай из себя мученика. Подпиши бумаги на развод и живи дальше своей нудной, бесцветной жизнью. И умоляю тебя: прими меры по поводу своего внешнего вида. Ты потерял прежний лоск. Мне жаль, что ты принял за любовь простую безысходность.
Она обошла стол и наклонилась к плечу Патрика.
– Скажешь что-нибудь на прощание?– издевательски прошептала она ему на ухо.
Патрик, прикованный отчаянием к стулу, не шевельнулся, только мрачно потупил взгляд.
– Слабак!– пренебрежительно высказалась Жанна.
«Должно быть, я действительно жестокая дрянь!– иронично думала Фурье, захлопывая дверцу серебристого BMW. Она наклонила на себя зеркало заднего вида и оценивающе посмотрела на свое отражение.– Ну да, дьяволица и есть! Только что ж так паршиво-то? Будто песком легкие забило»…
Она мчалась по узким улицам Парижа, не соблюдая правил, игнорируя сигналы машин, просто не сводя ноги с педали газа, скоростью заглушая пульсирующее где-то под солнечным сплетением сожаление.
Жанна не решалась признаться самой себе в том, что чувствовала смятение, неуверенность, идя на разрыв с Патриком, который подарил ей новую жизнь: она могла бы повести себя достойно, не причиняя боли, не оскорбляя его достоинства. Но не смогла удержаться от негодования из-за чувств, которые делали ее слабой и зависимой. Она расставалась так с каждым, кто становился ей больше не нужным. Без лишних эмоций и оправданий. Раз и навсегда.
Примчавшись к особняку, Жанна оставила машину у ворот, а сама, сняв босоножки, пошла по берегу озера. Теплая вода мягкими волнами набегала на песок, ласково омывая босые ноги молодой женщины. Небо потемнело. Звезды и тусклая луна отражались в воде. Жанна оглянулась на всплеск в двух шагах от нее и медленно проследила взглядом круги, расплывающиеся по поверхности воды. Она вошла в воду по колено, не поднимая юбки и, закрыв глаза, помяла песок на дне озера пальцами ног. Удивительное ощущение. Мелкий песок, словно шелк скользил между пальцами.
Жанна наклонила голову к воде и при свете фонарей со стороны особняка разглядывала свои босые ноги под водой. Сквозь рябь на воде, будто кадр из немого кино, мелькнуло лицо кузена Криса: испуганные глаза, мелкие пузырьки из носа, что-то кричащие губы и тонкие пальчики с изысканным маникюром, крепко сжимающие загорелую шею…
– Мадам Фурье,– раздался крик горничной,– вам звонят из авиаагентства, просят подтвердить заказ билетов на Вашингтон.
Жанна очнулась от воспоминаний, растерянно огляделась вокруг, поежилась от жуткого озноба и быстро вышла на берег.
– Подтверди заказ и немедленно начни собирать все мои вещи,– ответила она дрожащим голосом.
– Все?!– удивленно переспросила горничная.
– Все, Кейти, все… Я уезжаю навсегда,– уже спокойно добавила Жанна и, обняв себя за локти, побрела к дому.
– Бедный месье Патрик!– сочувственно прошептала горничная.