Ана Ховская
Легенда о половинках. Часть 1
Хелен и София сблизились еще сильнее и подолгу проводили время в беседах на разные жизненные темы. Угрызения совести начали стихать, появлялось ощущение светлой грусти, надежды на будущие встречи, настроение выравнивалось, все возвращалось на свои места.
Ланц стал молчаливым и покорным. Он с удвоенной силой занимался фермой, работой, пытаясь преодолеть тяжелые чувства, мысли и воспоминания о сыне.
Встречи Софии с Крисом становились все формальнее. Она интуитивно чувствовала его внутреннее сопротивление ее убеждениям каждый раз, когда заговаривала об учебе в Хьюстоне. Реакция парня на ее разговоры была неадекватной, неискренней. Его слова соглашались с ее доводами, а глаза кричали о ее безрассудстве и принципиальном упрямстве.
Эль-Пачито, апрель 1991 года
Через год к концу апреля Милинда Дьюго завершала последние приготовления к итоговому тестированию в школе и готовилась к выпускному балу, а Хелен уже начинала заниматься подготовкой отправки дочерей на обучение в Хьюстон. Она заказала билеты на поезд, вместе с Софией был сделан звонок в приемную комиссию колледжа.
Предстоял еще один важный разговор – разговор с Лили Хард.
София и Хелен разместились на кровати в спальной девушки. Нетерпеливо ерзая на подушках, Хелен набрала телефон сестры.
Когда Хелен только намекнула Лили, о чем хочет поговорить, та уже с искренним громким восторгом, который услышала даже София, опередила вопрос и с радостью пригласила племянниц поселиться в ее доме на все время обучения в колледже и даже потом, если те захотят поступить в университет.
София и Хелен счастливо поздравили друг друга, пожав руки и крепко обнявшись.
– А что мы скажем крестной о Брайане?– вдруг озадачилась София и растерянно отстранилась от матери.
– Я не знаю, что делать. Я безгранично доверяю Лили, но ведь мы даже Лин не сказали правду? Наверное, нужно оставить все, как есть, и пора давно об этом забыть, выбросить из головы. Все уже сделано, и надо смириться с этим. Чем меньше людей будут знать о Брайане, тем будет лучше. И ему, и нам спокойнее… Ах, что я говорю? У меня до сих пор все дрожит внутри, когда я о нем вспоминаю! Не знаю…– растерянно призналась мать.
– Пожалуй, я с тобой согласна. Даже если крестная его увидит, она ни за что не узнает его. Ты же видела, как он изменился. Даже я не узнала сразу. Ладно, все! Знаешь, что я делаю сейчас? Я начну собирать вещи. Мне не терпится сесть в поезд и оказаться в Хьюстоне.
Хелен заботливо заправила волосы дочери за уши и поцеловала ее в лоб. София бодро вскочила с постели и, хлопая в ладоши, направилась к шкафу, критическим взором обвела свой гардероб.
– Да уж! Мои вещи, наверное, давно не в моде? Я не знаю, как одевается тамошняя молодежь. Пожалуй, возьму только брюки и любимые майки…
Оглянувшись за советом на мать, София увидела ее сидящей на кровати с поникшими плечами, тоскливо обнявшей свои колени. Девушка медленно вернулась к ней.
– Мама, может быть, тебе стоит поехать с нами? Тебе будет здесь одиноко и грустно. А я буду очень за тебя переживать там…
Хелен протянула руки к дочери и коснулась ее пальцев рук.
– Дорогая моя, мое место здесь. Я переживу это трудное время. Зато я буду горда и рада, что вы получите то, чего у меня не было возможности получить. Ваши свобода и счастье – главное для меня. Я почти вырвала это для вас у судьбы.
– Мама, если ты попросишь, я останусь с тобой,– искренне, но с грустью проговорила София.
– Нет! Ни за что! Твой талант нельзя похоронить в конском навозе… Извини…
– Как грустно,– усмехнулась девушка.– Мы оба отвергаем этот образ жизни, но я могу изменить свое будущее, а ты крепко привязана к своему настоящему.
– Не грусти… Тебе еще рано печалиться. Все не так драматично. Мне сорок два года – это практически полжизни. Я уже смирилась с тем, что имею. А ты молода, и я не допущу, чтобы ты загубила свою жизнь здесь. Я ведь сама мечтала о том, о чем сейчас мечтаешь ты, и знаю, как больно, когда мечта умирает. Земля уплывает из-под ног…– Хелен мягко погладила пальцы дочери и притянула их к своим губам.– Софи, ты полна сил, светлых надежд, идей – вперед, дерзай! Возьми то, что принадлежит тебе. И будь счастлива, дочка! И прошу тебя – позаботься о Лин.
– Спасибо, мам,– с нежным трепетом в груди проговорила София и обняла мать.– Конечно, я позабочусь о Лин… Я тебя люблю!
***
В честь отъезда дочерей в Хьюстон Хелен устроила праздничный ужин. Ланц впервые за долгое время, сдержанно отреагировал на происходящее. За общий стол он не сел, но, выпив стаканчик виски за удачу дочерей, ушел в свою комнату.
Хелен с Софией недолго грустили на этот счет. Они уютно устроились на одном конце стола, придвинув стулья как можно ближе друг к другу, и мирно беседовали. Милинда вела себя несколько отстраненно.
– Ну что, родные мои, ваши билеты на 29 апреля на утренний поезд. Все ли вы собрали? Не окажется потом что-то забытым?– заботливо сказала мать, когда они обсудили все перспективы.
– Я уже полностью готова!– радостно сообщила София.– Могу буквально сейчас же покинуть Эль-Пачито.
Милинда молча откусила пончик. Она была с ними и одновременно где-то далеко отсюда.
– Лин, ты какая-то странная?!– шутливо возмутилась София.– Ты не рада нашему отъезду?
Милинда долго смотрела куда-то в потолок, затем на мать и сестру, но будто сквозь них, и вдруг неожиданно встала из-за стола и ушла к себе.
– Я не поняла?!– недоуменно спросила София.
– Она переживает,– заключила Хелен.– Я пойду поговорю с ней.
– А она будет с тобой говорить?– с сомнением в голосе сказала София.
– Попробую разговорить.
Хелен тихо постучала в дверь комнаты младшей дочери и, не дожидаясь ответа, вошла. Милинда будто не живая лежала в своей постели лицом вниз и ни на что не реагировала. Мать на носочках подошла к изголовью кровати и присела на корточки. Она попыталась повернуть голову Лин лицом к себе. Девушка поддалась. Хелен сразу увидела тоску и беспокойство в глазах дочери. Тут же Милинда снова спрятала лицо в подушку и всхлипнула.
– Расскажешь мне, почему у тебя такое настроение?– осторожно ненавязчиво спросила мать.
Девушка отрицательно помотала головой и притихла. Но ее жалобное сопение было отчетливо слышно даже через подушку.
– Ты мне не доверяешь?– снова спросила Хелен.– Боишься, что не пойму? Лин, милая, что бы ты ни сказала, я приму это.
– Я боюсь тебя разочаровать!– спустя некоторое время ответила Милинда.
– И чем же меня может разочаровать моя умница?– нежно заметила Хелен и ободряюще погладила дочь по плечам и спине.– Знаешь, как трудно разговаривать с затылком?
Милинда приподнялась на вытянутых руках, села на колени. Она расстроенно посмотрела на мать покрасневшими от слез глазами и, виновато вздыхая, спросила:
– Мама, ты будешь гордиться мной, что бы я ни сделала?
Хелен мягко рассмеялась.
– Что же такого ты можешь сделать, с чем я не смирюсь?
– Останусь в Эль-Пачито!– тут же произнесла Лин и боязливо опустила глаза.
Взгляд матери стал серьезным, и губы огорченно изогнулись. Она поводила глазами по комнате, и затем снова обратилась к дочери.
– А как же медицинский колледж, который уже прислал тебе свое приглашение? Ты ведь так хотела стать медсестрой?
Молчание дочери еще больше встревожило Хелен.
– Ты этого сама хочешь?
– Я не знаю, чего точно хочу. И не уверена, хочу ли я того, что сулите мне вы с Фисо. Это ли в жизни важное? Я сомневаюсь, что хочу жить другой жизнью, той, которой бредит Фисо, той, которой жила ты в юности… Я чувствую себя растерянной… Я люблю тебя, люблю папу и с большей охотой осталась бы здесь, с вами… Я могла бы подрабатывать в местной клинике младшим помощником…
Для Хелен все слова дочери показались неубедительными, и она, вопросительно подняв брови, внимательно рассмотрела ее лицо.
Милинда помяла губами и еще ниже опустила голову.
– Но ведь это не все, верно?– догадалась мать.
Лин еле заметно кивнула.
– Мама, я хочу быть с Джеком.
– С Маузером?!
– Ты его не знаешь! Он такой замечательный, он добрый, заботливый, искренний, надежный,– затараторила девушка, но стыдливо по-прежнему прятала глаза.
Хелен натянуто улыбнулась, пытаясь скрыть свое истинное отношение к такому заявлению. Ее дочь была еще слишком молода, неопытна и наивна. Но переубеждать Милинду в чем-то было пустой тратой времени. Она всегда отличалась редкой принципиальностью в решениях. Однако надежда на то, что дочь еще передумает, теплилась в груди. «Да, она передумает. Вот только когда? Ведь эта жизнь не для нее. Стоит поставить ее во главе фермы, и она сломается. А пока не побудет в этой роли, ни за что не передумает… Как жаль!»
– Лин, может быть, ты еще подумаешь, взвесишь все за и против? Еще есть время…
– Я не хочу идти наперекор… Если ты боишься, что я не справлюсь здесь, то дай мне шанс доказать обратное. Я хочу посвятить себя семье, будущему мужу, детям, хочу быть хозяйкой поместья. Ведь наша семья всегда замечательно жила здесь…
Хелен слушала призрачные доводы Милинды и горько сожалела о том, что не могла найти решения для дочери. Жизнь на ферме сотрет душу Лин так же, как стерла ее. Одно успокаивало Хелен: когда она выходила замуж за Ланца, не была так решительно убеждена, в отличие от дочери, в том, что Эль-Пачито – это ее будущий рай. По тону, которым Лин убеждала мать, по глазам – настойчивым и уверенным – Хелен понимала, что выбор дочери был самостоятельным и обдуманным.
– Ты не передумаешь?
– Нет!
– Ты действительно хочешь этого?
– Мама, не пытайся сбить меня с толку. Все решено. Я точно знаю… ну просто боялась раньше тебе признаться.
– Тебе всего пятнадцать лет…
– Осенью будет шестнадцать… Ты мне не доверяешь?
– Нет, я боюсь одного, что, когда ты передумаешь, твоя жизнь уже будет неразрывно связана с Эль-Пачито, семьей. И ты ничего не сможешь изменить. Легко ступить на любую выбранную дорогу, но и часто трудно с нее сойти, если вдруг окажется, что она не твоя.
Тогда Милинда на коленях подползла к краю постели, наклонилась к матери и, уверенно смотря прямо в ее глаза, ни на секунду не отводя взгляда, грустным голосом напомнила:
– Помнишь легенду о яблоке? Так вот, Джек – это моя половинка, и я не отступлюсь.
Хелен огорченно улыбнулась и поцеловала дочь в нос. «Мне остается надеяться, что ты правильно истолковала легенду… А не рано ли она думает о половинке?!»– подумала она.
– Я всегда буду любить тебя, что бы ты нирешила. Но прошу тебя: не иди на поводу только у чувств… Если ты передумаешь, я поддержу тебя.
– Спасибо, что понимаешь меня,– прошептала Лин сквозь слезы.
«Не понимаю!»– отозвалось в груди Хелен.
***
София тщательно упаковывала вещи.
– Интересно, а Лин возьмет свой фен. Зачем брать кучу вещей, если можно поделиться?– пробормотала себе под нос девушка.
– Тебе лучше взять свой фен,– раздался унылый голос матери у двери.
София оглянулась и беспокойными глазами окинула мать, сразу же уловив тревожные черточки в ее лице.
– Почему ты такая…
Хелен ответила, не дожидаясь окончания вопроса дочери:
– Софи, в Хьюстон тебе придется поехать одной: Милинда приняла решение остаться здесь…
– Что!– пораженно села София на пол, выронив из рук фен.
Тот тяжело упал на пол и раскололся пополам.
– Ну вот, фен разбила,– как-то бесстрастно прокомментировала Хелен и стала подбирать отколовшиеся детали.
София же недоуменно следила за руками матери и не могла поверить собственным ушам.
– Я не понимаю…
– Я тоже, но это ее решение, и мы должны его принять.
– Ну уж нет!– с протестом в голосе заявила девушка, поднялась на ноги и пулей вылетела из комнаты.
Ворвавшись в комнату сестры, словно вихрь, София испытывающим взглядом окинула Милинду. Та неторопливо повернулась к сестре и, догадываясь о причине ее прихода, такого тяжелого взгляда и взъерошенного вида, молча опустила голову.
– Извини, но я остаюсь. У меня много причин так поступить,– спокойно пояснила она.
– И какие же?– выпалила София.
– Тебе трудно будет понять…
– А ты попробуй объяснить!
– Для меня это очень важно, ты не поймешь. Это мое решение, и я не собираюсь его менять. Так я буду счастливее…
– Ушам не верю!– возмущенно фыркнула София.
– Я боюсь потерять Джека,– тихо призналась Милинда.
От неприятия безрассудства и глупости сестры лицо Софии покрылось красными пятнами.
– Ты с ума сошла!– запротестовала она подчеркнуто укоряющим тоном.
– Фисо!– недовольно возразила та.
– Я знаю одну женщину. Она была истинной леди, а в кого превратила ее ферма и потрясающе чуткий и заботливый муж?– с сарказмом высказалась София.– В жалкую фермершу с потрескавшейся кожей на руках, морщинами и не просыхающими от слез глазами!
– Что ты говоришь?! Это же наша мама!– ужаснулась сестра.
– Вот от этого мне еще больнее. Джек! Кто такой этот Джек? Тебе почти шестнадцать, у тебя будет много таких, как Джек, но не надо из-за одного ненормального хоронить себя здесь!
Милинда сердито скрестила руки на груди и упрямо покачала головой.
– Фисо, если ты считаешь, что тебе нужен Хьюстон, то уезжай и живи в свое удовольствие. Тебя никто не задерживает. А мне позволь решать самой, что для меня важно, а что нет.
– Ты погубишь себя! И ради кого?
– Это не тебе решать!– уже резким тоном повторила Милинда.
– Только не говори, что я не пыталась тебе помочь,– покачала головой София.
Милинда непроницаемым взглядом смотрела на сестру и думала: «Зачем нужен Хьюстон, когда рядом есть Джек, который обещал «подарить весь мир?»
София сделала несколько нервных шагов по комнате, еще раз взглянула на сестру и молча, вне себя от раздражения и злости от глупости сестры вышла.
Это была первая ссора с сестрой. Лин огорчилась. Она никогда не ожидала от всегда понимающей, заботливой и чуткой Фисо такой ярости и упорного неприятия по отношению к ней и ее выбору.
***
В оставшиеся два дня до отъезда София замкнулась на себе и своих надеждах. Она упорно не замечала Криса, не разговаривала с Милиндой, не появлялась даже за общим столом – на завтраках, обедах и ужинах.
Ланц намеренно избегал разговоров с Софией, чтобы ненароком не нарушить обещание, данное жене, – он все еще не мог примириться со стремлениями дочери. А вот решение Милинды вызвало у него радостные надежды и подняло настроение.
Рано утром в день отъезда София выбежала из дома и направилась к доктору Логану. Это был второй человек, прощание с которым было самым тяжелым и волнительным.
– Ты будешь приезжать ко мне?
– Конечно, я буду приезжать к тебе, я буду звонить чаще, чем ты думаешь,– тоскливо улыбнулся крестный.
– Привози маму и Лин с собой… Хм, если, конечно, папа позволит. Я так буду скучать по вас. Но, знаешь, никогда не пожалею, что покину эти места. Я уже чувствую запах Хьюстона, вижу мелькание огней…
София мечтательно вздрогнула и улыбнулась с энтузиазмом, смешанным с легкой грустью расставания.
– Но я буду приезжать на каникулы.
Бен нежно погладил крестницу по затылку и крепко обнял за плечи, а затем вполне серьезным тоном проговорил:
– Фисо, хочу предупредить тебя: несмотря на то что ты так жаждешь новой жизни, тебе будет нелегко сразу адаптироваться в новом мире, среди чужих людей с совершенно иным менталитетом. Будь терпелива и осторожна. Будь готова ко многим неожиданностям. Возможно, тебе придется измениться самой…
– Я готова,– уверенно вставила девушка.
–…перестроиться под новые нравы и правила… Ты уверена?
– А что, все так серьезно?– иронично спросила София.
– Может быть, все будет гладко и просто. Но я так волнуюсь за тебя.
– И все равно я готова,– отдала честь крестница и звонко засмеялась.– Ты пойдешь меня провожать?
– Конечно, что за вопрос?
– Как же твои пациенты?
– Подождут,– деловито ответил Бен,– не каждый день я провожаю крестницу в далекий путь.
София признательно склонила голову на плечо Логана и взяла его за руку.
– Я бы хотела, чтобы моим отцом был ты!– трогательно до слез прошептала она.
***
Неожиданная грусть посетила Софию, когда она мысленно прощалась с комнатой. Все было здесь дорого, но София послала своей комнате воздушный поцелуй и, накинув рюкзак на плечи, захлопнула за собой дверь.
На крыльце ждали Хелен и Милинда. София огляделась по сторонам, но отца не увидела.
– А папа не хочет со мной попрощаться?!– понимая причины его поведения, невозмутимо спросила она.
Хелен огорченно пожала плечами.
– Он рано ушел на пастбище… Может быть, догонит нас в пути к Эль-Пасо?
София недоверчиво прищурилась и, махнув рукой, спустилась по ступенькам во двор. «Как же – догонит и перегонит! Я буду очень удивлена, если вообще вспомнит, что я уехала!»
– Ладно, вперед. Не будем тянуть кота за хвост!– бодро воскликнула София и пошла к воротам.
У ворот стоял «пикап» доктора Логана. София и Лин запрыгнули на заднее сиденье, а Хелен скромно разместилась рядом с Бенджамином.
– В добрый путь?– громко сказал Логан.
Все взволнованно улыбнулись.
– Подожди, Бен,– остановила София и повернулась лицом к сестре.– Лин, есть время передумать. Билет еще не сдан?
Милинда косо взглянула на сестру и решительно отрицательно покачала головой. Та разочарованно вздохнула и отвернулась к окну.
– Тогда вперед, Бен.
«Пикап» шумно рванул с места, оставив за собой плотное облако желтой пыли.
***
– Вот я и выросла, мама, казалось, что это никогда не произойдет,– воодушевленно сказала София, выходя на перрон.
– Береги себя, стрекоза моя! Не забывай о том, что я сказала тебе,– со слезами на глазах взволнованно напутствовала ее Хелен.
Обняв мать, София улыбнулась и подмигнула крестному.
– Давайте не будем грустить? Все ведь отлично! Я буду звонить каждый день, обещаю. Также обещаю рассказывать тете Лили обо всем, что со мною будет происходить,– заверила девушка и еще раз расцеловала мать и Бена.
Милинда одиноко стояла в стороне и, глядя на неистовый восторг сестры, мягко улыбалась. Переборов обиду на сестру, София подошла к ней вплотную, взяла за руку и сказала:
– Что бы ты ни вытворила, я все равно люблю тебя и буду скучать. И раз уж ты остаешься, то позаботься о Джинжер. Мне ее будет не хватать.
Милинда искренне обрадовалась и обняла сестру.
Объявили об окончании посадки на поезд, проводники поторопили прощавшихся. София еще раз обняла всех и пожелала им удачи. Схватив рюкзак, она запрыгнула в уже движущийся вагон и послала много воздушных поцелуев родным.
Путь стрекозы начался сегодня, теплым апрельским утром. Устроившись в мягком уютном купе, София взглядом проводила удаляющийся перрон и затаила дыхание, вслушиваясь в биение собственного сердца. Оно отбивало торжественную дробь. Возникали самые разные образы своего будущего. Был радостный трепет, смешанный с чувством обиды на холодность со стороны отца. Все пришли проводить ее, но упрямый Дьюго не счел своим долгом попрощаться с дочерью. Своим поведением он словно проклинал все ее планы, чтобы она жалела, чувствовала вину за то, что покинула дом. София с головой погрузилась в беспокойные переживания и осмысление своей жизни в Эль-Пачито.
Она не могла стать частью этого городка, сделать себя человеком, не имеющим ничего общего со светскими нравами, напрочь отсутствующей глубиной, в которой таятся спокойная рассудительность, чуткость, уважение и доверие к любому человеку, презираемые и не принимаемые фермерами. На жизнь городских людей фермеры смотрели с особым цинизмом. Эта убогость мировоззрения была присуща и ее собственному отцу. От понимания этого Софии становилось тошно.
Вслед за этими размышлениями пришли воспоминания о предательстве отца, поселяя в сердце девушки отчаянную неприязнь к мужчинам и ко всем людям, имеющим малейшее сходство с ним.
Хьюстон
Лили Хард задрожала в радостном восторге, когда машина Томаса подъехала к крыльцу. Она выбежала в холл.
– Крестная!– взвизгнула София, перешагнув порог.
Она бросила вещи на пол и приникла к груди тети.
– Ты не представляешь, что творится у меня в груди. Я, как будто птица, вырвавшаяся из клетки. Сердце бешено колотится, не чувствую земли под ногами и… такая дрожь в коленях,– тараторила София в избытке чувств.
Лили и Томас добродушно рассмеялись.
– То ли еще будет, девочка моя!– заметила Лили.
– Пойдемте скорее, я уже хочу устроиться в своей комнате,– нетерпеливо торопила девушка Хардов и в два счета взлетела вверх по лестнице.
– Гляди – сейчас крылья прорежутся,– улыбнулся Томас супруге.
– Ой, Томми, я так рада, что она приехала!– восторженно поделилась Лили и ласково потерлась щекой о плечо мужа.
В обнимку они неторопливо пошли вслед за Софией.
С первой минуты присутствия девушки в доме начались кардинальные перемены. В следующие несколько дней Лили и София придали комнате, в которой раньше жила Хелен, соответствующий вид. Убрали старые гардины, открыли стену, полностью оголив окно, переставили мебель. По обеим сторонам окна повесили рамки разных размеров с фотографиями родных. На прикроватной тумбе София разложила свои девичьи вещицы: косметику, расчески, шкатулку с мелочами, прозрачную емкость с отверстиями, в которой был вложен засушенный букет запашистых трав с лугов Эль-Пачито. Встроенный шкаф был выкрашен в тон стен нежно-персиковым цветом. С пола сняли старый ковролин и застелили маленьким круглым ковром с длинным лохматым ворсом, создававшим вид развалившегося на полу белого в крапинку медведя. Босые ноги приятно утопали в нем. Кресло-качалка заняло свое место. Все лишние вещи были вынесены в кладовую и, наконец, комната – светлая, легкая, цветущая и благоухающая полевыми травами, удовлетворяла вкус Софии.
– Тетя, а когда я выучусь, могу я жить в этой комнате? Она мне уже, как родная. Я уже люблю ее и вас тоже: у вас так спокойно и тепло.
– Конечно, милая, живи здесь, сколько твоя душа захочет,– искренне отозвалась Лили.
– Завтра я иду на собеседование. Сдам все необходимые документы и начну новую жизнь!– предвкушая завтрашние впечатления, заранее зная, что в ночь перед выходом не сможет уснуть, с энтузиазмом сообщила София.– Я обещаю, что ничем вас не разочарую. Я буду прилежной и послушной. Надеюсь, ты будешь моим личным советчиком, чтобы мне не оплошать? Я немного пасую перед городскими людьми. Такое ощущение, что они чем-то отличаются от нас – провинциалов.
Лили задумчиво поводила глазами и поморщила нос.
– Я бы сказала, что городские люди больше себе на уме, каждый живет своей жизнью… Здесь приходится быть на шаг впереди другого, иначе не угонишься за желаемым. Но, впрочем, не все так страшно. Ты скоро сама все поймешь.
– О-о-у…– настороженно протянула София и задумчиво отвернулась к окну.
– Привыкнешь, не торопись и не тушуйся. Будь самой собой. Я помню: ты была очень даже бойкой в детстве? А я постараюсь во всем тебе помогать.
– Да, у меня все будет хорошо!– голосом, убеждающим себя, проговорила София.
***
Крутясь у зеркала, критически морщась и щурясь, София не могла припомнить, когда в ее жизни был такой волнующий, будоражащий момент, что она боялась показать нос на улицу. В животе «проходил симпозиум ворчунов», доставляя огромный дискомфорт. Несмотря на бессонную ночь, голова была ясной, не было ни одной путаной мысли, только нервное напряжение. Поминутно поглядывая на часы, девушка взволнованно дышала со страхом и светлой надеждой.
– Все или ничего,– наконец решилась она и, сделав глубокий вдох, вышла из комнаты.
– Ты уже готова?– спросила Лили, готовясь сопроводить крестницу к колледжу.
– Тетя, а правда, что колледж находится в квартале отсюда?
– Да, не заблудишься,– улыбнулась та.
– Тогда можно я сделаю это сама?
– Что сделаешь?– вопросительно подняла брови Лили и замерла.
– Я хочу преодолеть страх: сама доберусь до колледжа. Не волнуйся: я помню план улицы, дойду без происшествий.
Лили окинула девушку беспокойным взглядом с головы до ног и недоверчиво поинтересовалась:
– Ты уверена?
– Да. Ой, крестная, не волнуйся – я справлюсь. Просто мне это необходимо… Я должна стать решительной, если хочу получить от жизни все, чего достойна. А как мне еще проверить себя? Понимаешь?
София нежно погладила тетю по плечу, но, чувствуя легкую дрожь во всем теле, отступила, подмигнула с деланной уверенностью, улыбнулась и повернулась к выходу.
– Лучше пожелай мне удачи…
– Удачи! Но через два часа я буду ждать тебя у ворот колледжа.
– Окей.
София спустилась на первый этаж, пересекла холл и остановилась у стеклянных дверей, выходивших на тротуар большой, одной из самых прекрасных улиц Хьюстона, потому что здесь теперь жила она, София. И эта улица, и дорога, и солнце, и воздух, и архитектура, и маленькие магазинчики с яркими сверкающими вывесками и манящими взор витринами – все это наполнилось иным смыслом, иной энергией – энергией тепла, жизнерадостности, невероятной стремительной силой, искрящимся восторгом. Все это наполнилось новой жизнью.
От нахлынувших чувств София замерла и, чуть дыша, с приятной растерянностью огляделась по сторонам, еще не до конца осознавая, что сулил ей новый мир, открывшийся вместе с дверью. София шагнула через порог и оказалась в центре вселенной Франклин-авеню, а набравшись храбрости, твердой походкой направилась в сторону колледжа.
Завернув за угол улицы, София, повинуясь толпе прохожих, зашагала в том же направлении, что и люди. Новые запахи, новые лица – улыбающиеся, загадочные, задумчивые, странные, смешные, грустные – сотни разных. Яркая, непривычная одежда людей сразу бросилась в глаза. Озираясь вокруг, девушка задавалась вопросом: что же предпочтет она, когда полностью срастется с этим городом, завладеет им и он станет ее домом. Будет ли она пить «коку» и складывать ноги в грубых ботинках из нубука с толстой ребристой подошвой на стол, как это делала местная молодежь в кафе на углу улицы; или будет откусывать сандвич с тунцом, держа его двумя пальцами и отставив мизинец в сторону, а другой рукой стряхивать пепел с длинной тонкой сигаретки, как это делала дама в черном, как смоль, кожаном костюме; или, сидя на краю тротуара в потертых джинсах с огромными прорезями на коленях и выше, в бесстыдно короткой, обтягивающей грудь майке, загорать на солнце… Нет! Это было что-то невероятное! Невообразимое! Не чужое, но неизведанное!
Ниже по улице – фонтан с мраморным мальчиком посредине. Вокруг него на скамьях сидели люди. Они жевали хот-доги, читали газеты, кто-то разговаривал по мобильному телефону, другие – парочки – целовались прямо у всех на виду, засовывая свои ладони друг другу в задние карманы джинсов. Вокруг – высотные здания: офисы государственных служб, центральная библиотека Хьюстона и несколько жилых корпусов-небоскребов.
Туда-сюда в каком-то особом ритме проходили мужчины и женщины, каждый в своих мыслях. Деловые, веселые, озадаченные – такое разнообразие! Со всех сторон доносился шум машин, обрывки фраз, и вся эта суета радовала слух. Эти новые ощущения, невероятные картины так захватывали дух, что Софии показалось, – ей не хватает воздуха и сил переварить все, что обрушилось на нее за последние пятнадцать минут.
Девушка остановилась в тени дерева и подняла лицо к небу. Она вдруг отчетливо поймала ощущение, будто находится в центре своей вселенной. Легкий ветерок, что шевелил складки ее юбки и завитки волос на шее, казалось, раскачивал Софию в разные стороны, словно знакомясь с новой жительницей, играя в знак дружелюбного приветствия. В этот момент она поняла, что никогда не вернется на ферму в качестве наследницы и хозяйки поместья, ощутив резкую боль за грудиной, когда представила, что потеряет все, приобретенное только что, когда осознала контраст между жизнью в глуши и этой новой полной, гармонично сливающейся с ее собственной сущностью.
Здание колледжа было расположено в зоне парка. Высокие деревья и кованый забор ограждали его от городской суеты. Ворота были гостеприимно распахнуты навстречу жаждущим знаний. София с каждым шагом, приближающим ее к дверям приемной комиссии, уже ощущала серьезный настрой и причастность к миру науки, диктующим свои правила.
Увидев на двери табличку «Председатель приемной комиссии. Валери Уоркенгтон», София дернула дверь на себя. В аудитории было пусто. Яркий солнечный свет разливался по всему залу и отсвечивал от глянцевого пола, слепя глаза. Девушка присела на первый попавшийся стул и взволнованно скрестила лодыжки. Не успела она осмотреться, как в помещение вошло несколько человек, одетых в деловые костюмы.
– Простите, вы кто?– певучим голосом строго спросила высокая стройная женщина.
София растерянно привстала, и с ее колен упал конверт с документами.
– А-а-а… я София Дьюго из Эль-Пачито. Мои документы были приняты в прошлом году,– неловко улыбаясь, сказала она и лихо собрала бумаги с пола.– Миссис Уоркенгтон заверила, что примет меня в этом. Вот…
Девушка смутилась от собственной растерянности и неловкости, но, хоть и с дрожью в коленях, приблизилась к женщине и подала ей свои документы.
– Н-да,– оценивающе заметила та.– Вероятно, все одаренные выглядят так несуразно.
София слегка нахмурила брови, но не отвела глаз от женщины. Что означала эта фраза, она даже не хотела задумываться, но почему-то и сама ощущала себя замухрышкой.
– Не тушуйся,– рассмеялась женщина.– Я и есть миссис Валери Уоркенгтон. Я прекрасно помню твое резюме и результаты контрольных тестов, София Дьюго. Присаживайся и давай-ка немного побеседуем.
София еле слышно выдохнула от облегчения и даже улыбнулась, приняв приглашение присесть, но сердце так и выпрыгивало из груди от волнения.
Миссис Уоркенгтон тщательно рассмотрела бумаги девушки, с неподдельным восхищением одобрила самостоятельное обучение иностранным языкам и отметила ее творческие разработки в области программирования.
Валери Уоркенгтон оказалась незаурядной личностью, с чувством собственного достоинства и сильным характером. В своих суждениях она была строга и чуть категорична, но искренна и неравнодушна. Лицо ее, скорее, было точеным, чем красивым, а своеобразные движения уголками губ и бровями во время разговора добавляли ей особое обаяние, что вызывало симпатию у Софии.
На собеседовании София ощутила поддержку и участие. В два счета документы были оформлены в личное дело, ей выдали пропуск в студенческий городок.
– Я прощаюсь с тобой до конца мая,– любезно предупредила миссис Уоркенгтон на прощание.– Но позволю себе заметить, что тебе необходимо пересмотреть свои вкусы, сменить гардероб и внешний вид в целом, если ты не хочешь оказаться белой вороной в своей группе. Всего тебе доброго, девочка моя.
Неожиданное замечание выбило Софию из колеи. Мысль о том, что она не соответствует облику городских сверстников, покоробила ее и напрягла. Ужасно хотелось избавиться от дискомфорта и быстрее изменить свою привычную внешность, но София понятия не имела, что нужно сделать.
