bannerbannerbanner
полная версияЛюбовь с условием и без…

Ана Ховская
Любовь с условием и без…

Полная версия

Вижу темные круги на воде, свет остается за спиной и медленно меркнет. Чувствую, как холод подбирается к горлу, гасит огонь и захватывает в свои цепкие объятия.

Пьяна в стельку так, что хочется держать голову руками, чтобы она не слетела с шеи… Мне не страшно… Нет, не страшно. Так легче думается, когда все вокруг кружится и на все наплевать… Волны несут… И это такое блаженство! Я уплыву отсюда! Знаю, что осмелюсь, решусь, потому что больше не чувствую земли под ногами, потому что устала идти с совестью и самолюбием на сделки. Это разрушает изнутри. Нет ничего больнее и унизительнее на свете, как перестать уважать себя из-за слабости и отчаяния, позволившим другим решать твои собственные проблемы. Нет ничего обиднее, чем глушить чувства вины и жалости всеми доступными способами. Разве виновата я в том, что нет силы справиться с наступающим на горло миром? Конечно, могла бы еще сопротивляться, возражать, идти напролом, но все это было бы равносильно трепыханию рыбки, выброшенной на берег: на последнем вздохе она поймет, что плаванью конец, что блеск ее чешуи – жалкая подделка, а она так и осталась рыбкой, которая всегда была подчинена только прихотям судьбы…

Все начиналось так радостно: фейерверки, ритмы «латинос», танцы, море, солнце, шашлыки и сверкающие улыбки Анны и Лизы…

После развода с недостойным мужем (хм, это легко сказано!) я решила отдохнуть у мамы, в курортном городке крымского побережья Алуште. Объединившись с сестрой Анной и ее тринадцатилетней дочерью Лизкой, в очередной отпуск мы рванули к морю.

За один месяц мне предстояло обдумать свое дальнейшее существование. Да, именно существование, потому что я осталась без квартиры, без работы, без финансовой поддержки. У сестры оставаться не могла: не хотела быть обузой и источником ее семейных неурядиц. Высокооплачиваемая работа не светила, так как с моим хоть и высшим образованием устроиться на «теплое место» в Екатеринбурге – «дохлый номер». Наверное, все дело было в моем легкомыслии и бескомпромиссности. А пока размышляла, на что гожусь в этой жизни и что могу выиграть с таким потенциалом.

Ах, ну да, наверное, сначала нужно представиться?

Меня зовут Полина Сосновская. Полина Алексеевна Сосновская. Мне двадцать шесть лет. Кареглазая шатенка, метр семьдесят пять, весом чуть больше шестидесяти килограмм (в общем, обычного телосложения, с длинными ногами, не худая, не толстая). От всех своих родственников – а это мама, сестра и племянница – белокожих, голубоглазых, низкорослых, отличаюсь смуглой кожей, необычным разрезом глаз и ужасно непокорным характером (уж не знаю, в кого я такая?). А еще я менеджер по управлению персоналом, короче – специалист отдела кадров или HR, как принято сейчас называть. Эта профессия, которая уже абсолютно меня не привлекает, да и никогда не нравилась. Но сказать, что я больше ничего не умею, значит, назвать себя неудачницей, а это совершенно противоречит моей жизненной позиции. Когда-то я окончила курсы парикмахера-универсала и визажиста, поэтому прекрасно могла бы реализовать себя в творчестве. Я вообще творческий человек! Но, что странно и парадоксально, моей фантазии всегда хватало только на то, чтобы что-то натворить, а не создать или добиться небывалых высот.

Но не буду углубляться в теорию вероятности, ближе к сути. Как уже сказала, работы в Екатеринбурге для меня не было. По профессии уже никуда не могла устроиться, а творить и фантазировать не позволили обстоятельства.

Странно, да?

Парикмахер – достаточно востребованный специалист, но если бы не произошла одна маленькая история, после которой меня не принимали ни в один салон и даже не приглашали частники, то положение, пожалуй, не казалось бы таким плачевным. А работать продавцом или менеджером торгового зала, что одно и то же, по сути, мне не могли позволить амбиции.

Да, при таком безвыходном положении, финансовом кризисе, так сказать, я еще имела амбиции!

Но ведь много людей их имеют, почему и мне не быть среди них? А ведь это даже неплохо. Ты не позволяешь опуститься себе ниже своего потенциала и продолжаешь развиваться. Легко просто упасть вниз и болтаться где-то на посылках. Надо было держать себя в узде, чтобы еще быть похожим на достойного человека, ну, по крайней мере, в своих глазах.

Еще одна подробность из жизни (кстати, которая и явилась причиной безработицы и вообще всех моих неприятностей): я была замужем. Долгих, долгих, долгих… ну, очень долгих четыре года!

Уф, была, слава богам!

Теперь я стала в один ряд со многими другими разведенными женщинами, которые находятся в поиске себя и своего дальнейшего пути. От брака у меня не было ни детей, ни тех дурных привычек, которые обычно женщина заводит рядом с недостойным ее мужчиной. Наверное, это к лучшему: нет чувства вины и долга, нет связи с прошлым, есть возможность спокойно, обстоятельно найти применение себе.

Кирилл Павлович Белохвостов, заместитель директора «Уралмашбанка», в котором я работала тем самым специалистом отдела кадров, хоть и был мужчиной солидным, симпатичным и воспитанным, со связями и положением, все же не смог удержать меня от совершения задуманного. Он не вынес мою «ужасную», «невыносимую», «позорную», «предательскую» (и масса определений еще!) привычку говорить все, что думаю, и не таить эмоций. С этим одним и еще парой мелких недостатков он смириться не смог. Я «позорила» его в глазах коллег и знакомых. Надо сказать, он стыдился меня.

Но я просто не умела жить по-другому!

Если честно, казалось, что многие из его коллег мужчин были не против моей компании, я даже нравилась им своей непосредственностью и легкостью на подъем.

Не знаю, что больше задевало Кирилла: моя прямолинейность или откровенное внимание его коллег и знакомых к моей персоне?

О, как сказала!

В общем, в очередной раз мы поскандалили, и я решила, что на этом пора поставить точку в этой брачной истории. Ярким поводом для раннего, очень раннего утреннего подъема и путешествия в ЗАГС через весь город стал мой неугомонный язык. Накануне скандала, по всем признакам типичного для обычных молодоженов, я выстрелила по его самолюбию легкомысленной фразой:

– Если мы разведемся, я верну свою чудесную фамилию и перестану быть птичьим хвостом!

Это была травма, несовместимая с гордостью. Мы развелись.

«Благородство» и «воспитание», а иначе – привычка во всем следовать родительской воле и, конечно, умелое руководство госпожи Белохвостовой – моей свекрови, не позволило Кириллу разменять квартиру, чтобы оставить мне хоть какую-то крышу над головой. Ну и, конечно же, большую роль в развале нашей семьи сыграли родители Кирилла – все те же птичьи хвосты, которые с самого начала были против брака сына со мной.

Ой, не очень-то и хотелось водиться с белоручками!

Ну, а если без иронии, то в наших отношениях все было гораздо сложнее, чем хочется об этом вспоминать.

Короче, я не унывала, держала хвост пистолетом, как говорит моя мама – Галина Андреевна Сосновская. Взяла билеты в Алушту. Этот месяц своего последнего отпуска с последующим увольнением из отдела кадров банка собиралась провести в абсолютном отрыве от реального мира: на воздухе, солнце, воде, рядом с родными. А все остальное я, как Скарлет О’Хара, оставила на потом.

Итак, Алушта – прекрасный, цветущий, дивно пахнущий, маленький городок на Черном море. А также небольшой участок в пятнадцать соток с шикарным садом, грядками, цветочными полянами и чудным маленьким домиком из красного кирпича с верандой и террасой на чердаке. Этот уютный четырехкомнатный домик с большой кухней и большим холлом, как теперь принято выражаться, был построен специально для мамы, когда после моей свадьбы она захотела переехать на родину. Кирилл не пожалел денег, чтобы выстроить этот маленький райский оазис в одном из тихих, но уютных и обустроенных районов Алушты. Мама была неравнодушна к садоводству, и ей понравилась ее новая жизнь, хоть и вдали от нас.

Она жила одна. Наш с Анной папа умер, когда мне было десять. Мама очень любила отца и больше не вышла замуж. Но здесь у нее было много друзей детства, и в тяжелые дни они помогали ей по хозяйству и поддерживали морально. К тому же, в Ялте жили брат Николай и две ее тетки, к которым она частенько наведывалась.

Но у нас был еще один член семьи – это Сенечка, Сенька, Сенек, ужасно умный маленький дворовый пес, рыжий, пушистый, с огромными ушами и славными штанишками на задних лапах. Он-то и спасал маму от одиночества и скуки по нам в промежутках между нашими с Анной отпусками.

В этот раз мы нагрянули скопом. Сразу было столько веселья, радости, умиления. Мама очень переживала за мой развод с Кириллом, все сокрушалась: как же я теперь смогу выжить в большом городе одна?! Она любила зятя, но все же осталась на моей стороне и приняла мое решение.

Анна и Лизка сразу увлеклись сбором черешни и клубники, которые выспели раньше, чем положено, будто специально к нашему приезду. Яркие сочные ягоды, пахнущие солнцем, красовались на разноцветных блюдцах несколько дней. Сначала мы все, так сказать, отъедались естественным продуктом и несколько дней подряд не выходили за ворота: загорали во дворе, обливались из шланга, питались с грядок, в общем – кайфовали. Ну а когда продукты в холодильнике закончились и мы уже не могли обходиться одной зеленью и овощами, то меня как самую смышленую и бойкую отправили на местный базар за провиантом. Я была еще та торговка – могла сэкономить до двухсот рублей c тысячи (то есть гривен, но я все считала в рублях). Да и знали меня уже на этом базарчике, уступали сами, а частенько и угощали за просто так.

А пока добывала пропитание, Анна с Лизкой выполняли самую нелюбимую мной работу: пропалывали славный мамин огородик. Я и не спешила домой, решила набрать всего побольше, чтобы потом снова надолго обосноваться в гамаке в саду и наслаждаться дарами юга. Я всегда была компанейская девчонка, терпеть не могла занудство, скуку, тишину и безделье, но сейчас, как никогда, хотелось покоя. До меня еще не доходило, что жизнь изменилась, как только забрала паспорт из ЗАГСа с большой черной печатью на четырнадцатой странице: «РАЗВЕДЕН(А)». Нет, я не переживала, но был жуткий депресняк.

 

С чего бы это?! В ближайшее время собиралась что-нибудь сделать с этим настроением, но не сейчас.

Однако за меня поработала природа. После выхода с базарной площади я ощутила невероятный прилив сил и поняла, что возвращаюсь «в свою тарелку». Свернув с центральной улицы на проселочную, замедлила шаг и шла посередине дороги, разглядывая чужие дворы и устеленные обалденными цветами территории у ворот. Я не шла – порхала по гальке, спотыкаясь, сбивая пальцы, маленькие камешки забивались в сабо, каблуки проваливались. Если честно, отпинала бы строителей этих дорог. Но было прекрасное весеннее утро, легкий шум города, почти музыкальный, наичистейший воздух, солнце, играющее в волосах и согревающее кожу пушистым теплом, гармония и настроение вырывались наружу, я светилась изнутри, улыбалась немного по-шальному, немного мечтательно. Даже пакеты с продуктами в обеих руках не в тягость. Ведь у меня все было замечательно!

А разве нет?! Все живы и здоровы. А все остальное – бездарная пародия на мелодраму.

Сворачивая с широкой дороги на более узкую дорожку вдоль кленов, ведущую прямо в мой переулок, заметила на углу красивый черный автомобиль и сверкающий на нем знак БМВ. А рядом с ним, облокотившись на капот, стояли трое мужчин. Да нет, не мужчин, а так, наверное, местных хулиганов, заделавшихся под новых русских. Два амбала в ужасных, безвкусных рубашках и выцветших шортах ниже колен, и один в соломенных бриджах, более или менее сочетающихся с сандалиями и майкой «Найк». Из открытой двери БМВ гремела музыка, что-то из Шуфутинского. Все, как один, обернулись на новый раздражитель – на меня, и стали пристально рассматривать, контролируя каждый мой шаг.

Нет, я не смотрела на них. Вот еще! Но периферическое зрение отлично улавливало их взгляды: оценивающие, заигрывающие, жадные.

Я прошла мимо, проигнорировав их откровенные взоры, мельком взглянув на пыльные шлепанцы и неухоженные пальцы ног одного из них, еще раз отметив, как мужчины умеют испортить впечатление о себе своей небрежностью.

– Хм, хорошенькая,– бросили за спиной с явным намерением, чтобы это было услышано.

Я усмехнулась, закатив глаза к небу, и продолжила путь.

– Угу, свеженькая,– промычал другой.

«Вот засранцы, простите боги, прямо, как на выставке. На себя бы посмотрели, амбалы нечесаные»,– пренебрежительно сморщилась я.

– Что-то раньше я ее здесь не видел?– проговорил третий, и по звуку шагов было похоже, что развернулся мне вслед, чтобы оценить, как же я выгляжу со спины.

Короче, пялился на мои ноги и зад! В этом все мужчины были поразительно предсказуемы, и этот не был исключением.

– Наверно, приезжая…– снова прогундосил кто-то из них, а дальше слов не разобрала из-за проехавшей рядом машины.

Тоже мне – женихи! Хотя тот черноволосый в соломенных бриджах очень даже ничего, сошел бы за приличного парня… А хотя – это уже неважно. Это же просто шпана. Братва! Точно, Саша Белый со своей бригадой. Только бригада маловата, и налицо полное отсутствие шарма и стиля подобного сообщества. И костюмчики-то у них были из Турции или Китая.

Это и было началом новой истории в моей жизни…

Недолго думая, в следующую субботу мы с Анной и Лизкой снарядились на дискотеку. Все трое обожали петь, а уж без танцев и дня прожить не могли. Наша Елизавета заканчивала современную школу танцев и занималась вокалом, а мы с Анной были самоучками. Но еще какими!

Оставив маме прибранный дом, вычищенные двор и сад, прополотый огород, мы втроем вышли в город. Лизка, как и всегда, навела марафет, от которого всех парней бросало в пот. Они так и исходили слюной и сворачивали шеи, когда та проходила мимо. Анна была поскромнее, но тоже имела привычку надевать в люди самый лучший наряд и оставлять после себя манящий шлейф цветочного парфюма. Мне же претили все эти условности. По сравнению с ними я выглядела босячкой, но, по-моему, смотрелась не менее эффектно.

Видели бы все, как я танцую!

На одном из пляжей, который мне впервые открылся в этом городке четыре года назад, и сразу же прикипела к нему душой, в прошлом году построили новый бар-караоке с открытой площадкой для танцев, подиумом для пения и весьма неплохой кухней. Туда-то мы и отправились. Ни Лизка, ни Анна еще не бывали здесь. Да и я видела его только издалека.

Когда прошли на территорию бара, огороженную забором, сотканным из бамбука и тонких веток и обильно заросшим цветущим вьюном, заметила, что это место пользуется спросом. Раньше не видела здесь так много людей. Этот пляж был почти диким. И почти сразу пожалела, что не надела красное платье, в котором чувствовала себя привлекательной и обаятельной, а вырядилась в бриджи и легкий трикотажный топ, считая, что в этом городе, по сути, большой деревне, не перед кем фасонить. Оказалось, я переоценила свою способность равнодушно относиться к брачным играм животных (тире людей). Несмотря на то, что разочаровалась в одном мужчине, еще недавно казавшимся самым-самым, и была уверена, что еще долго не захочу заводить новые знакомства, кокетство и девчоночьи уловки возникли непроизвольно. За барной стойкой и на танцевальной площадке откуда ни возьмись оказалось столько приличных парней, что от их «ассортимента» и неожиданно заинтересованных взглядов в нашу сторону захватывало дух. Проснулся дикий азарт охотницы. Анна и Лизка сразу уловили легкий ритм мелодии, и их бедра невольно закачались в танце. Я тоже оживилась и, пританцовывая, пошла занимать столик на троих.

Заказав в баре мартини с соком для нас с Анной и любимый напиток Лизки – колу, я присела на высокий круглый табурет у стойки и наблюдала за происходящим вокруг. Атмосфера возбуждала. Сама не понимаю, как целую неделю обходилась без этого шума, гама, болтовни, хоть и пустой, и была занята бессмысленными и нудными рассуждениями о том, что же произошло в моей жизни.

– Ваш мартини и кола,– подал бармен напитки и улыбнулся.

Я криво улыбнулась в ответ (он был не в моем вкусе, а таить эмоции не по мне) и только взялась за бокалы, как кто-то тяжелый навалился на плечо. Не удержав равновесия, я буквально выплеснула содержимое бокалов за стойку бара.

– Эй, что за проблемы, амбал!– вызверилась на громилу метра два ростом, напоминающего скорее бесформенное бревно, чем молодого мужчину.– Чего таращишься? Давай бабки за заказ, который оказался на бармене!

Амбал, похоже, и сам не понял, что он на кого-то оперся и, уже прилично (или неприлично) залитыми зенками, пренебрежительно окинул меня с ног до головы.

– Хто это тут возникает?– возразил он, еле ворочая языком и выдыхая мне в лицо зловонный перегар.

– Ты, козел, верни деньги за выпивку! Я тебе тут не тумбочка, чтобы лапы складывать!– возмутилась и, чуть было, не бросилась в драку с этим монстром, да и он уже протянул ко мне свои волосатые лапы.

Но вместе с криком бармена между мной и амбалом неожиданно протянулась рука и отпихнула последнего на расстояние нескольких шагов.

– Эй, эй, дамы и господа, не нужно ссориться,– спокойным голосом проговорил мужчина лет тридцати пяти и кивнул бармену.– Дорогой, сделай даме дубль два и запиши на мой счет, а?

– Яра, ты чё, я же ее щас порву?– прогундосил громила за спиной второго мужчины и беспорядочно замахал руками.

Я отступила и отвернулась лицом к барной стойке. Слава богам, не вступила с ним в поединок, иначе расшиб бы меня в лепешку.

– Уймись, иди за стол!– будто приказал второй и легко развернул амбала в противоположную от бара сторону. Тот подчинился без возражений.

Бармен повторил заказ. Я взялась за бокалы и возмущенно покосилась на кивающего мне мужчину.

– Все нормально?– спросил и улыбнулся, будто ждал благодарности.

– Думаете, спасибо скажу? Не дождетесь!– бросила я, и круто повернувшись, пошла к своему столику.

Да я бы этого амбала на куски покрошила, если бы не этот, весь из себя: «Дамы, господа…» Тоже мне – джентльмен!

Устроившись за столиком, быстро переключилась на цель прихода сюда и выкинула из головы неприятный инцидент. Вскоре присоединились Анна и Лизка. Мы немного посплетничали: обсудили, кто и как танцует, кто во что одет, какая скучная музыка, в общем – атмосферка не по нам, и настроились разогнать спящих мух и занудных ботаников. Напившись коктейлей и колы, мы пошли зажигать публику. Лизка сразу нашла общий язык с ди-джеем, и на танцплощадке зазвучала заводная музыка разных форматов: от латино и айренби до восточных мотивов.

Чуть позже, почти на закате, Лизка и Анна оккупировали подиум, и отдыхающие были в восторге от их пения в караоке. Была пара романсов, а в остальном современные ритмичные и зажигательные песни на русском и английском языках. В этот день я была не в голосе, к микрофону не вышла, но с настроением кричала во все горло, в смысле – подпевала, за своим столиком. А потом начались безудержные полуночные танцы.

На площадке под заводную музыку в гармонии с ветром было легко танцевать. Морской воздух, заходящее солнце, как ни банально, создавали игривое, радостное настроение. Насущные проблемы остались со мной, но обстановка вокруг отодвигала их значимость, и я на время потеряла способность сгущать краски. Улыбалась всем открыто и по-доброму, как и раньше, без смущения и агрессии реагировала на свисты и возгласы мужчин (а куда деваться без них-то?). Все шло, как и должно было быть у нормального человека, не отягощенного грузом личных неудач, в которых приходилось признаваться, когда нужно принимать решения и искать выход. Спасибо, Анна и Лизка заражали своим оптимизмом и энтузиазмом. Особенно Лизка, которую трудно было чем-то смутить, довести до депрессии. Меня тоже трудно сломить, но иногда, по странному стечению обстоятельств, словно что-то переклинивало, и я становилась неуправляемая в стремлении «загрызть себя насмерть».

Первая дискотека за год без чьего-либо контроля, в том виде, в котором мне было комфортно, и абсолютная свобода подействовали, как наркотик.

Как я могла променять почти пять лет молодости на жизнь под конвоем? Нет, я себе не верю. Это была не я, а влюбленная самонадеянная девочка с манерами, от которых сейчас почти ничего не осталось.

Да, не всегда я была такой хулиганкой, кроме школьных лет, разумеется. Говорят, когда люди взрослеют, ума прибавляется, появляется степенность какая-то, обстоятельность, мудрость, что ли. Но мой же характер с годами только портился.

Конечно! И знаю, кого в этом винить!

В воскресенье на этой же неделе мы уже в полном составе забурились в аквапарк, с нами был даже наш песик Сенечка. Мама и Анна плескались в бассейне, а мы с Лизкой, как самые рисковые и бесшабашные, пошли на водные горки.

Столько было эмоций, писка, визга, словом, отдохнули по полной программе. Я совершенно выключилась из событий, которые обрушились совсем недавно. Или они уже давно висели над головой?! В общем, – неважно: жизнь снова открывала мне свои объятия.

Мама даже как-то взбодрилась и порадовалась за нас. Еще с первых дней по приезде создалось впечатление, что она переживала мой развод с Кириллом тяжелее, чем я. А в этот день ее глаза посветлели, морщинки разгладились, она цвела и пахла. И мы, ее путевые и непутевые детки, были с ней.

А после аквапарка отправили маму с Сенькой домой, а сами облазили все фирменные магазины (ой, отвыкла! – «бутики»,– настойчиво поправляла меня бывшая свекровь), в общем, – занялись шопингом. Я совершенно бездумно потратила все свои отпускные на тряпки и безделушки, которые, возможно, и некуда будет надеть.

Я и забыла: у меня больше нет престижной работы. Вообще работы! Да и заначки на черный день как-то не припасла.

Но и эти переживания и сожаления оставила на потом.

В следующий выход в люди я уже оделась, как подобает. На мне была цветастая шифоновая кофточка. Она легко колыхалась на теле от ветра, облегая грудь и плечи. В эти моменты я скользила взглядом по сторонам и, если замечала любопытные взгляды мужчин, мысленно укоряла себя за легкомыслие. Ведь снова же нарвусь на неприятности. Хватит уже с меня дворовых приключений. Давно прошла пора, когда надевала неприлично короткие юбки и фасонила по Екатеринбургу, а точнее, по его дворам и закоулкам.

Вот сейчас не нужно думать, что я какая-то там шлендра!

Конечно, для бабулек нашего двора на Московской другого имени у меня и не было. Как бы там ни было, от многих истинных шлендр я отличалась твердыми моральными принципами. Об этом говорят все мои результаты на сегодняшний день. Итак, займемся подсчетами: полное среднее образование – раз; ах да, ясли и детский сад тоже оказали определенное влияние на воспитание (там научили драться со всеми, кто косо смотрел. Разумеется, это были не воспитатели); курсы парикмахера-универсала и визажиста – два (интересное занятие, дало много новых знакомств); высшее образование, дипломом, которым можно бить мух, – три (кстати, на красной обложке не видно крови); замужество – одно (об этом говорить не хочу!); развод – один (тем более!); мужчина – один (ну, это не означает, что я дефектная. Сколько было желающих!)…

 

Это не все, но для образа белого и пушистого ангелочка – достаточно. Меня так мама в детстве называла – «пушистая гелочка», слово ангелочек я не выговаривала полностью.

Тем не менее, пока я танцевала, совесть боролась с наглостью. Я получала удовольствие от чужих взглядов, потому что выглядела отлично и чувствовала себя привлекательной. Что бы мы, женщины, ни говорили о вечной любви, о единственном любимом мужчине, о преданности, о совести, в нас всегда живет желание владеть еще большим вниманием, восхищением, признанием, при этом оставаясь верными тому, единственному.

Ну, того единственного у меня уже не было, поэтому позволила себе расслабиться на полную катушку. Музыка оглушала, от мартини слегка двоилось в глазах, и в желудке пекло, но настроение было огненное и только подгоняло к еще большему «отрыву».

Однако было в этот вечер кое-что еще, что отвлекало мысли от самой себя. Этот пристально изучающий, решительный карий взгляд.

За столиком в самом углу, но в хорошо обозреваемой точке бара, сидела кучка мужчин. Они пили текилу, коньяк и водку, разбавляя все это приличной порцией пива, и играли в карты (вот уж занятие для алкоголиков). Но одеты прилично и даже дорого. Все они были сосредоточены на своих стопках и картах в руках, шумели друг на друга, драли глотки от возмущения или от удовольствия, что шла игра, заглушая даже долбящую по барабанным перепонкам музыку. Но один из них, тот самый, с темными глазами, редко раскрывал рот и все пялился в мою сторону, успевая пить текилу и отвечать на ставки.

Многие мужчины здесь смотрели на меня, но так, как смотрел он: долго, загадочно, отслеживая каждый шаг, определенно имея виды, – не смотрел никто. В каком бы углу ни танцевала, он неотрывно следил за мной.

Как ему удавалось это делать сквозь толпу, удерживая во внимании игру со своей бригадой? Хм, вот надо же, странная ассоциация!? Где-то я его уже видела? А-а, так это же тот самый из братвы на БМВ, и тот, что в баре-караоке своего амбала усмирил.

Отчего-то беспокоил этот неожиданный настойчивый интерес. Однозначно, в его головке вертелись пошленькие мыслишки. Захотелось смыться отсюда. Но в такой веселый вечер в редком превосходном настроении было бы глупо обращать внимание на какого-то «крутягу» и запретить себе получать удовольствие. К тому же могла ошибаться на его счет.

«Может, он всего-навсего пьян? А с пьяного, какой спрос? Так и быть, остаюсь и танцую до упада»,– решила я и продемонстрировала ему свое безразличие.

Через полтора часа четко поняла, что следовало взять с собой Анну или Лизу. Интерес ко мне этого кареглазого хомячка (у него были смешные полные щеки) начинал раздражать. Он был даже не в моем вкусе (коротко стриженый, с дурацкой филированной челочкой, плотный, с заметным животиком, на морду лица слишком самоуверенный), а явно претендовал на мое внимание. Но у Анны накануне вечера жутко разболелась голова, а у Лизы нашлось занятие поинтереснее: местные парни, соседские пацаны, пригласили ее в Баскин-Робинс. А уж от чего-чего, но от мороженого она отказаться не могла (Сыр-р-р!– безумно вскричал Рокки, и его усы вытянулись в полосатые сосульки).

В тот самый момент, когда заметила, что этот мужчина поднялся из-за стола и, поправляя ремень на джинсах, двинулся к центру танцплощадки (а я была именно в центре), то просекла, что от него не отвязаться, и решила не испытывать судьбу.

У-у, какую бы могла устроить ему головомойку!

Я выпила достаточно спиртного, чтобы быть абсолютно неконтролируемой на слово. Хотя и в трезвом уме и ясной памяти, или как там говорится, не слишком-то церемонилась. Но этот крутяга был не один, и я решительно оценивала свои шансы.

Странно, но то, как поступила потом, не укладывалось в голове. Я просто сбежала! Это было не в моем характере! Словно нашкодившая кошка, удрала с места преступления.

Наутро вспоминала, что же взбрело в голову выставить себя такой дурой? Но мартини стер из памяти вчерашние мысли и эмоции. Однако осталось ощущение, что побег был красивым. Бочком, бочком, пританцовывая, растворилась в темноте пляжа.

По-моему, меня даже никто и не заметил? Нет, в следующий раз пойду просто на свой пляж. Хватит с меня ночных дискотек. Хотя, что ни говори, всю дурь они из головы выбивают.

Пляж ранним утром был особо хорош: умеренное солнце, прохладная вода, теплый, а не огнедышащий песок, и ни души (Анна и Лизка тоже еще дрыхли без задних ног: вот уж любители поспать). Никаких собак с тарелками и мячами, никаких зануд – спасателей, которые то и дело тормозят чемпионский заплыв далеко за буйки. А на мели – что за плаванье? Барахтанье старой черепахи пузом по дну…

Я не выходила из воды целый час. Нахлебалась до чертиков, но нанырялась вдоволь. А вода на редкость была прозрачна и чиста. А когда прилегла на полотенце, чтобы отдохнуть перед следующим заплывом, в баре-караоке по соседству уже заиграла музыка. Повара и официанты повышали себе настроение перед началом долгого рабочего дня.

В десять часов начал собираться народ. Но это был будний день, среда, поэтому его, люда, оказалось не так много, в основном приезжие, и, к тому же, одни девчонки. Вокруг метров на десять никого не было. А небольшой бархан из песка скрывал меня от бара и автостоянки.

Отлежавшись, обсохнув, снова поднялась, чтобы нырнуть в бездну удовольствия.

И кого бы, вы думаете, увидела на вершине бархана метрах в семи от меня? Это был мужчина, тот самый крутяга из бара-караоке, и он наблюдал не за кем-нибудь, а именно за мной.

Я повернулась к морю как ни в чем не бывало и, закручивая волосы в узел резинкой на макушке, вошла в воду. Была уверена, что в этот момент его взгляд скользил по моим ягодицам, спине, плечам и снова останавливался на ягодицах.

Ну, конечно, это же был мужчина! Чем еще себя тешить молодцу на пляже в прекрасное солнечное утро, как ни среди полуголых девочек, с блестящими телами от масла для загара и откровенным ожиданием авантюры в глазах?

Однако же, к моему великому раздражению, его не интересовали кокетки в разноцветных ниточках вместо купальника, бесстыдно обнажающих все, что возможно, он смотрел на них только потому, что они маячили перед глазами.

«И на что я ему сдалась? Хочет смутить своим взглядом, плутовской улыбкой? Ой, вы посмотрите на него! Ну, что ж, не на ту напал!»– подумала я и нырнула с головой.

Заплыла метров на пятнадцать от буйков, когда услышала из рупора скрипучий голос проснувшегося спасателя.

Похоже, надо было договориться с ним заранее на такие заплывы, иначе он не даст получать удовольствие. И что им всем неймется?

Пришлось вскоре вернуться, но из вредности я делала это о-очень медленно, будто встречные волны не пускали на берег.

Приближаясь к своему полотенцу, снова почувствовала на себе знакомый взгляд. Брюнет из бара сидел уже не на вершине бархана, а в метре от моего места и смотрел как-то странно, требовательно, будто ждал от меня чего-то, и молчал. Ну, я и решила попробовать другую методу отшивания прилипал.

Я не отвела глаз, желая выстоять в поединке, и тоже молчала. Как только коснулась края полотенца пальцами ног, мужчина подмигнул и заговорил:

– Ну, так что будем делать?

– А у нас с тобой есть дела?!– удивилась я его нахальству.

– Пока нет, но скоро появятся. Тебя Полина зовут?

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21 
Рейтинг@Mail.ru