Станислав Войтицкий
Принципы
Не сомневаюсь. Но это было справедливо.
– А что, люди, бывает, возвращаются до срока?
Петр с жаром кивнул в ответ.
– Еще бы! Место там такое, особенное. Тоскливое. Вроде и красиво, но как-то тяжело. Вот только на прошлой неделе туриста такого оттуда забрал. Хотел штурмовать тайгу… Но так никуда и не вышел. Хотя погода была хорошая.
Я обратил внимание на небольшое «гэканье». Петр явно был не местным. Хорошо, с этого можно начать дорожный разговор.
– Откуда ты? – спросил я.
Водитель сперва стушевался в ответ на мое «ты», а потом обрадовался – как-то чудно, когда взрослые мужики в машине величают друг друга именем-отчеством.
– Акцент заметил, да? Черт, я здесь уже третий год, а вы, местные, все еще слышите. Я с Чернигова.
– Далеко тебя занесло…
– Я сначала думал в Ростов перебраться, хоть не так холодно. Но у меня родственники здесь, еще с Союза. Сестра и племянница.
– Не скучаешь по Родине?
– Конечно, скучаю. Я в Украине тридцать лет прожил. Но тридцать – это не вся жизнь.
Для меня – практически вся. По крайней мере, сознательная. Понятно, что вся туфта про здешних родственников – это просто оправдание. Я не осуждаю и оправданий его мне не нужно. Но так уж устроены люди – оправдываются они прежде всего для себя. Мне все сразу стало понятно. В стране произошел переворот, началась война, вот и побежал Петро с тонущего корабля, по дороге потеряв гордый казацкий чуб. Теперь занимается частным извозом в русской провинции. В «нэньке», поди, человеком был – держал три ларька каких-нибудь у вокзала. Не пожалел, бросил.
Я не обвиняю. Я бы так же поступил. Какой смысл оставаться на тонущем корабле?
– И как тебе у нас?
– Да уже привык. Почти как дома. Народ-то, считай, один. Паспорт уже получил, буду голосовать.
Какой щирый энтузиазм.
– И за кого? – из вежливости поинтересовался я.
– У нас депутатские будут в следующем году. Есть мужик совершенно особенный – Олег Некрасов. Слышал о таком?
Я махнул рукой.
– Не хожу на выборы. Ты, Петр, прости, но я считаю, что все они там пидорасы.
Водила пожал плечами.
– Ну, большинство, – ответил он. – А этот другой. Он регулярно общается с народом, на местах. Решает наши маленькие проблемы. Выбил программу ремонта детских игровых площадок для всего нашего микрорайона. Не бросил с царского плеча, нате, мол, холопы, подарок от господина депутата, а именно что из государства выбил.
– Свои, значит, пожалел.
– Ты не прав, Михаил. Им эти ремонты – как в ресторане пару раз пожрать, ничего не стоит. Тут вопрос принципа. Он говорил с нами, как с людьми, с гражданами. Я такого никогда не видел. Объяснил, как голосовать в Интернете за нужный проект по благоустройству. В итоге наш микрорайон выиграл с большим отрывом.
– Не надо думать о нем, как о благодетеле. Улучшение ваших дворов в его интересах, на выборах проголосуете как надо, и все окупится. Это инвестиция, в которую он даже не вложился.
– Пусть так, – упрямо сказал Петр. – Но площадки-то ремонтируют. И какое ему дело до выборов, если еще год остался. Народ забудет. Вот за пару месяцев тут все местные депутаты будут проднаборы раздавать и в субботниках участвовать, лично.
Ощущение сложилось такое, что он из-за этого Некрасова даже на меня обиделся. Я решил сменить тему разговора и сказал:
– Говоришь, переехал в пятнадцатом… А дети у тебя есть?
– Сын, со мной перебрался. Шестнадцать лет. Балбес.
– Золотое время… – ухмыльнулся я, вспоминая себя в шестнадцать.
– Время самое ужасное. Миша, у тебя, видно своих детей нет.
Это Петр точно подметил. Детей у меня нет (по крайней мере, я об этом не знаю), и не очень-то и хотелось. Но иногда что-то глубоко в сердце ноет, когда вижу чужого маленького ребенка. В принципе, время и возможность еще есть. Но решиться тяжело. И хочется, и колется. Я буду ужасным отцом. Да и жалко маленького человека, который через меня придет в этот циничный и подлый мир.
– Может, тяжело перенес переезд? – предположил я.
– Да нормально. Чернигов хоть и больше, но по сути – деревня деревней. Здесь все-таки промышленность, какая-то цивилизация. Он просто оболтус.
– Нужно больше читать, – сказал я.
– Да он читает. Вот только всякую чушь. Про попаданцев.
Я с пониманием кивнул. Даже в нашем иркутском болоте попаданцы завоевали все внимание читателя.
– Я разок пробовал глянуть, – продолжал Петро, – там такая хрень… Все детское какое-то, даже с кровищей и сиськами. Для молодых. Думают, что могут учить других. Здесь ничего не добились, зато готовы отправиться в семнадцатый год, чтобы убить Ленина. Или помочь Ленину. Без разницы. Вернуться в прошлое, чтобы спасти настоящее. Все хотят отправиться в застойный Союз, или к каким-нибудь эльфам. Лишь бы подальше от реальности.
– Ленин отправляется в Средиземье. За кольцом всевластия… – задумчиво сказал я пришедшую в голову сумбурную аннотацию.
– А такое есть? – с интересом спросил Петр.
И он туда же? Я пожал плечами.
– Кто знает? Может, и есть. Я не удивлюсь.
– Я бы прочитал.
– А сына ругаешь.
– Так это ж совсем другое дело!
Я улыбнулся наивности своего попутчика.
– Сказать, почему твой сын такое читает?
– Давай.
– Потому что он подросток и хочет прожить яркую, полную опасностей жизнь. Быть непохожим на окружающих и иметь сверхспособности. Такая литература дает ему нужные эмоции. Неважно, насколько велика ее художественная ценность. Твой сын не верит, что его настоящая жизнь способна подарить ему хоть малую толику таких приключений.
– Приключений ему… В армию призовут – будут ему приключения.
– Все подростки такие, Петр.
Он пожал плечами.
– Гладко ты говоришь, Миша. А ты кто по профессии?
Я скромно потупил взгляд. До сих пор не могу справиться с этой дурацкой скромностью. Она мне совершенно не идет.
– Я пишу. Романы… Фантастика, фэнтези.
– Серьезно? А скажи, что написал самое известное, вдруг я читал?
Интересно, насколько большой книголюб меня сейчас везет?
– Самое известное… Пожалуй, «Вечные не ждут». И вообще, цикл про Вечных.
Мой собеседник смотрел на меня с широко раскрытыми глазами.
– Вы Воронин? Михаил Воронин?
– Мы ж вроде на ты, – спокойно ответил я. – За дорогой следи, Петр.
Я выдержал драматическую паузу, вдоволь насладившись его напряженным ожиданием.
– Да, это я.
– Ничего себе… Я же вас читал. И сыну говорю – вот она, настоящая литература. Не то, что твои попаданцы. И писатель местный, наш земляк.
Ты смотри на него, вот ведь перекати-поле! Каких-нибудь пару лет как из Чернигова приехал, а теперь у него энские – уже земляки.
– Тогда понятно, – сказал Петр удовлетворенно, как будто решил какую-то мысленную задачу.
Мне было все равно, что он имеет в виду, но я спросил из общих соображений вежливости:
– Что понятно?
– Зачем вы поехали в такую глушь. За вдохновением.
Я усмехнулся. Так удивительны эти люди, которые знают меня лучше меня самого. Но я не стал спорить. В конце концов, в рюкзаке у меня ноутбук. Вдруг, действительно что-то стоящее в голову придет.
– А знаете, какую я книжку у вас больше всего люблю?
«Книжку»… У меня романы, а не «книжки». Ну, что поделаешь. Так бывает, когда твоя аудитория – это массовый читатель, а он весьма непритязательный. Хотя «интеллектуалам» я тоже смог понравиться. В качестве эксперимента написал роман-провокацию. Хотел поиграть на чувствах верующих. Но про христианских священников-педофилов полно всего написано. Так что я поступил оригинальней и написал о геях в муфтияте Татарстана. Совсем другое дело. Вы спросите, что я знаю о геях, исламе и татарах? То, что в википедии написано. Достаточно, чтобы получить премию за гражданскую смелость. Хорошо, что опубликовал под псевдонимом. Смелости лично придти за наградой мне не хватило
– Если не о Вечных, то, полагаю, что-нибудь из «огненной» серии?
– Нет. «Исход».
О, интересный выбор. Постапокалиптическая фантастика, смешанная с жанром производственной биографии. Мне хотелось написать роман в стиле «Укрощения огня», но в условиях разваливающегося мира. Идея пришла мне во сне – в результате экологической катастрофы наступил сильнейший ледниковый период, стремительно замораживающий планету. Это вызвало великое переселение народов и поставило перед человечеством вопрос о выживании. Объединение человечества пошло поневоле на базе экваториальных стран глобального юга. Находящееся под угрозой исчезновения, человечество ставит перед собой грандиозную задачу на грани безумия – изменить орбиту земли, чтобы приблизить ее траекторию к солнцу. «Жить захочешь – не так раскорячишься». На самом деле, в моем сне планету хотели телепортировать, но такой бред я на бумагу выносить не захотел. Роман был с открытым финалом и заканчивался на моменте запуска устройства, создающего искусственное гравитационное поле.
– Скажите по секрету, когда будет продолжение?
Если по правде, я не планировал продолжения. Мне ничего не приходило в голову. Было интересно описывать трудности на тяжелом пути спасения, их преодоление, борьбу смелых и сильных духом людей. А чем все кончилось – да какая разница? Но вот Петру разница, очевидно, была.
– Сейчас мало хорошей фантастики. Такой, настоящей. Которая заставляет задумываться. Все хотят развлекать и развлекаться. А у вас действительно серьезные книги…
Я едва не захохотал, вспомнив свой роман о татарских педиках. Знал бы мой простой собеседник, чем любил баловаться его кумир в зените славы.
– Я считаю, если взрослый писатель не хочет ставить серьезные вопросы, нечего тогда и писать, – серьезно сказал мой водитель.
Никогда не собирался ставить серьезных вопросов. Почему он хочет видеть в моих книгах то, чего в них нет? Глупый вопрос, я едва не задал его вслух. На самом деле все просто – Петр был серьезным человеком. Может, не слишком умным, но серьезным. И думал, я такой же. Мы судим других по себе.
– Да, ты догадался. И радостная для тебя новость – я как раз хочу написать продолжение к «Исходу». Пришло его время, у меня накопилась целая куча идей.
– Можете намекнуть? – спросил Петр.
Я печально покивал головой.
– Боюсь, не имею на это права. Считай, что это мой принцип как писателя. Иначе история не сложится.
– Ничего страшного. А автограф дадите?
– Это можно, – снисходительно кивнул я.
Петр показал на бардачок, я с трудом открыл его и нашел там дешевое издание «Исхода», в мягкой обложке. Да, на Петре я много не заработал.
– Какая у тебя фамилия? – спросил я.
– Ромащенко.
Я размашисто написал на внутренней стороне обложки «Петру Ромащенко, моему попутчику на пути к новому «Исходу», 15.12.2018».
На развилке ближе к концу пути я обратил внимание на новый указатель. Доброе – десять километров.
– Знак новый, – сказал я, то ли утверждая, то ли спрашивая.
– Да, грядут большие перемены. Раньше здесь был поселок рядом с шахтой, но в девяностые все развалилось, и люди уехали. А сейчас здесь будет какой-то закрытый городок. Многие, кто приехал в Энск за последние несколько лет, здесь строят и работают.
Интересно… Тогда понятно, откуда здесь такая хорошая и широкая дорога. Но стройку не слишком афишируют – я, как обычный гражданин Энска, ничего о ней не знал.
– Не слишком ли рискованное место для развития туристического бизнеса? – спросил я.
– Артем Сергеевич приобрел турбазу пять лет назад, как только здесь начали строить. Думаю, он надеется, что ее выкупят под нужды жителей поселка. Но пока, видимо, предложений не поступало. По крайней мере, стоящих.
– Сколько сейчас на базе людей? – я сменил тему разговора, вернувшись к месту своего отдыха.
– Двое. Одного я забираю, вы заселяетесь вместо него. И еще женщина, она уже третью неделю тут. Странная какая-то.
– Странная? Почему?
– Я так ее и не понял. То ли она работает, то ли в отпуске. Очень нелюдимая. Сняла домик на целый месяц.
Подробностей о моей будущей соседке Петр не знал. Дорога после развилки стала заметно хуже, но «буханка» неплохо справлялась. Вскоре в лесу показались уютные деревянные постройки… Через деревья просвечивала белой полосой замёрзшая река. Здесь действительно все было оборудовано весьма неплохо. Помимо гостевых домиков, на территории базы располагалось три бани, большая столовая и даже тренажерный зал. Все это было в запустении сейчас, но с конца весны здесь наверняка появится много людей.
У реки располагалась лодочная станция, судя по всему, восстановленная совсем недавно. Было бы здорово прокатиться здесь на байдарке летом. Кто знает, может, я и заеду на недельку. Если мне здесь понравится.
Как только мы въехали на территорию, нас встретил нетерпеливый мужчина – очевидно, что он с самого утра сидел на чемоданах.
– Василий, – сухо представился он мне и сразу начал помогать разгружать уазик. Вместе с Петром они перенесли в столовую мешки и коробки с продуктами. Ничего выдающегося, стандартный набор – картофель, макароны, рис, замороженное мясо. Пара десятков банок с тушенкой. Солидный запас для пары персон, достойное разнообразие. Шведский стол.
В столовой была типичная стандартная линия на раздаче еды – сразу видно, что я попал в одно из тех убогих общественных заведений, где отсутствуют официанты. Сейчас доступ на кухню был открыт. Зимой повар отсутствовал, и постояльцам приходилось готовить самостоятельно. Неудобно и непривычно, но я должен был справиться. В конце концов, я вполне способен выдержать пару недель на макаронах и тушенке.
В холодильнике стояла сковорода, накрытая подходящей по размеру металлической эмалированной крышкой от кастрюли. Я решил полюбопытствовать.
Ух ты, это что, эйсик-флеш? Значит, на прошлой неделе Петр привозил чернослив и лимон… Интересно, почему на этот раз он приехал без разносолов.
Очевидно, сковорода принадлежала таинственной незнакомке. Василий не производил впечатление повара (слишком нервный и худой). А если мужчина не профессионал, то так готовить не будет. Логично.
Женщина не обратила внимания на приезд машины и не вышла к нам. Я был заинтригован. Может, удастся уболтать ее покормить несчастного и одинокого писателя нормальной пищей.
Может, она молода и красива…
Хотя зачем молодой и красивой так хорошо готовить?
Я вышел из столовой и подошел к Василию, который грузил в буханку свой чемодан. В салоне машины я увидел сумку для охотничьего ружья и пару заячьих шкурок. Ну что же, тоже досуг… Пару лет назад я выбирался на охоту и даже утку убил. Но все-таки это не мое.
– Что вы можете рассказать о моей будущей соседке?
Василий неопределенно пожал плечами. Говорил он угрюмо, короткими отрывистыми фразами.
– Не знаю. Почти не общались. Пересекались только на кухне. Зовут Елизаветой. Журналистка.
Было видно, что язык у Василия не то что плохо подвешен, а почти намертво приколочен к горлу. Но зато информацию я получил исчерпывающе конкретную.
– Вот ключ от домика.
Он протянул мне длинный сувальдный ключ с тяжелым металлическим брелком. А я и забыл, что мне тоже надо заселяться. Хорошо, что Петр уже выгрузил две мои сумки и аккуратно сложил их у входа. Я поблагодарил угрюмого охотника и подошел к водителю.
– Вы простите, что не могу задержаться, – сразу стал оправдываться он. – Но здесь время впритык – чтобы успеть добраться в город хотя бы не ночью.
– Ничего страшного. Петр, давай обменяемся контактами – мало ли что, какой форс-мажор.
Мы сообщили друг другу номера, и вскоре Петр оставил меня одного.
Тишина была очень давящей. И я совершенно не чувствовал, что на самом деле я не один. Интригующая незнакомка никак не проявляла своего присутствия. Я даже не мог сказать, в каком из домиков она находится. А может, она в лесу гуляет. Рыбачит или охотится… Ну да, женщина – и охотится? Придет же в голову такая глупость…
Нужно привыкать к этой снежной пустоте. Все-таки в ближайшие две недели это место будет моим домом, и одиночество – его главная черта. В конце концов, я за ним и приехал.
III Дорога испытаний
Итак, приключение началось. Герой отправился в путь, смутно ощущая потребность в жизненных переменах. Приключениях на свою задницу. Вам ведь стало меня хоть немного жаль? Кризис среднего возраста, третий развод, бездетность, одиночество, творческая опустошенность? Вы хоть представляете, что это такое для писателя – невозможность писать? Это как если рабочему руки отрежут. И то ему легче – он человек простой, проживет на пособие по инвалидности. Когда тебя лишают возможности творить – вот настоящее наказание.
Конечно, вам меня не жаль. Какой-то ноющий высокомерный мудак. А вы – бесчувственные снобы. В этом моя проблема как автора – я неплохо продумываю интересные сюжеты, прорабатываю персонажей, даже целые фантастические миры. Но у меня никогда не получалось написать хорошую «пожалейку». Когда у меня герой жертвует собой – никто не плачет. Даже когда на страницах моих книги умирали в мучениях невинные дети – глаза читателей были сухими, как антарктические долины, где никогда не выпадает осадков. И это понятно – если автору все равно, читатель это чувствует и не проникается. Но это не страшно. Мои книги не для эмоций неуравновешенных барышень, а для ума и развлечения.
Ладно, буду честен. Только для развлечения. Но недалеким людям, вроде того же Петра, они кажутся серьезной литературой – ну и пусть. На серьезных щах я больше денег заработаю.
Я обстоятельно разобрал свои вещи. Помимо теплых вещей и гигиенических принадлежностей, я взял только ноутбук и небольшую аптечку. Ее главную звезду – баночку с карбонатом лития – я положил на тумбочку у входной двери. Закончив с обустройством, я увидел в окне женщину, идущую к самому дальнему домику. За ее спиной на ремне висело здоровенное ружье. Точнее, ружье было самое обыкновенное, но на фоне неизвестной смотрелось большим, потому что женщина была невысокой. И худой. Ее щуплое телосложение не могли скрыть огромная меховая шапка, белый полушубок и сибирские валенки.
Надо же, она действительно ходила охотиться. Или просто гулять в лес, а ружье – в качестве самозащиты.
Я только сейчас осознал, что место-то дикое и, наверно, встреча с медведем или лосем не является чем-то невозможным. Медведь зимой… Да, тут крути – не крути, захочешь гулять с ружьем. Оно может и не спасти, но без него – точно конец.
Я быстро набросил одежду и выскочил на улицу – собрался знакомиться. Но застать ее дома не успел – она оставила оружие дома и уверенно шла к столовой. Я вежливо поздоровался, она лишь устало кивнула в ответ. Рассмотрев ее ближе, я расстроился. К сожалению, дама была и не молода, и не красива. Я бы не стал винить ее за отсутствие косметики – здесь не то место, но в ее возрасте естественное состояние лица носить напоказ уже неприлично.
Стало ясно, что мы не сойдемся. Какими бы ни были ее причины быть здесь – она сразу дала понять, что они меня не касаются. Пока она доедала свое блюдо прямо со сковородки – как вульгарно, будто одичавшая – мне не предложила даже попробовать. Имя Елизавета могло бы быть русским, но характерная внешность выдавала ее еврейское происхождение. Никогда не считал себя антисемитом, но конкретно эта женщина чем-то мне не нравилась. Ее сухое и безразличное поведение прекрасно сочеталось с внешностью – лицо, испещренное морщинами, смотрелось лет на пятьдесят. Худые руки с длинными сухими пальцами, выступающие на руках сосуды. Седины уже достаточно много, чтобы издалека волосы казались темно-пепельными. Пустой и безразличный взгляд. У меня было несколько женщин под полтинник. Я знаю, что в этом возрасте еще можно не по-детски зажечь. Но конкретно эта дама могла привлечь только увлеченного эротомана, да и то, разве что в состоянии спермотоксикоза. Похоже, она уже давно предпочла фригидность и угасание.
Не осуждаю. Ее выбор. Мне безразличны причины, по которым она его сделала. Моё кредо – живи сам и дай жить другим. Разумный эгоизм – это единственный достойный жизненный принцип, не отягощающий человека лицемерным сочувствием, но при этом социально приемлемый.
Мы поужинали в столовой по соседству, но не вместе. На мои робкие попытки начать хоть какой-то разговор, Елизавета отделывалась общими фразами, каждым словом выражая желание побыть в тишине.
А вот когда я вернулся домой и приготовился отойти ко сну, произошло событие, от которого сон сдуло как рукой.
Думаю, скоро придет пора приложить к тексту дневниковую запись. Да, я стал вести дневник, словно бальзаковская женщина. Но не сам, а по просьбе психотерапевта. Он считал, что изложение своих мыслей на бумаге поможет мне их структурировать и лучше запоминать. Как ни странно, совет мне помог, и теперь я регулярно записывал в толстую тетрадь какие-нибудь мысли, казавшиеся мне важными
Вспоминая события тех дней, мне бывает трудно вспомнить их точную последовательность. Чтобы не разрушать последовательность повествования, я постараюсь расположить их в хронологическом порядке. И мой дневник должен в этом помочь – каждая запись из него как якорь в правильный день. Но я не уверен, что смогу сделать это без ошибок. Вы же помните – я попал во временную петлю. Самую скучную и унылую временную петлю в истории. Побочным эффектом от этого события стала спутанность воспоминаний. Возможно, я перепутаю дни в ходе своего повествования – потому что прожил их по нескольку раз.
Но первый вечер я помню отлично и четко. У меня пропал литий. Я совершенно забыл, куда положил его. Да, вы сейчас скажете – ты положил его на тумбочку, дурень. Я об этом писал выше. Но это я сейчас знаю, куда я его положил. Он потом нашелся. А в тот конкретный момент я вспомнить не смог. На глаза попался только ксантинол – на случай купирования литиевых побочек. Ну, спасибо. Только нахрен он мне нужен – без главного лекарства?!
Это была большая проблема. Резкая отмена приема лития могла вызвать гипоманию. А за ней – депрессию. И вообще, я уже год как был в ремиссии… Как же так вышло? Я перерыл весь домик, но заветная баночка нигде не находилась. Моя новая знакомая никак не могла быть причастна к ее пропаже, она появилась после того, как я разложил вещи. А Петр уехал раньше.
Я даже собрался звонить ему, но пальцы в неуверенности зависли над телефоном. Постыдился своей беспомощности. Неделю-то я как-нибудь продержусь. И вообще, если сохранять спокойствие, то, возможно, светлый промежуток удастся продлить и без лекарств.
Самое главное, что мне было нужно – это спокойствие. Ведение дневника в этом плане всегда мне помогало. Я положил его на письменный стол у окна и сделал первую запись.
15 декабря 2018 года.
20:00.
Вот и сбылась мечта идиота. Когда и в какой момент времени меня привлекла эта идея – отдохнуть в максимальной изоляции? Мой психотерапевт точно такого не советовал. Он бы попытался меня отговорить, поэтому я ему ничего и не сказал.
В первый же вечер я посеял свой литий. Завтра-послезавтра мое состояние может резко измениться.
Зачем я здесь? Чего добился этим «путешествием»?
Ответ «побыть одному» нечестный. Я и так всегда один – даже когда женат. А теперь я не женат, так чем моя квартира в новостройке отличается от этого дурацкого домика. Наличием горячей воды, возможностью выйти в интернет и шикарной кроватью. Комфортом, который я бесконечно ценю. Это то, что мне понятно, то, что объективно меня радует.
Честный ответ – я сам не знаю, чего я хочу. Я психически нездоровый мужчина в кризисе среднего возраста, который не могут облегчить ни жена, ни дети, ни работа.
Творчество… Может, утрата лития – это знак высших сил?
Познакомился сегодня с двумя новыми людьми. Один из них – мой попутчик, Петро с Чернигова. Он же меня заберет ближе к Новому Году. Большой поклонник моего творчества. К сожалению, интеллектом не блещет. Типичное быдло, подвид «рагуль сельский», западно-украинский. Но его неполноценность – не его вина. Петро не повезло родиться и вырасти на окраине застойного и перестроечного совка. В этой стране люди физического труда ценились больше людей с развитыми мозгами. Потому Петр и стал простым водителем, ни к чему, кроме вращения баранки, негодным, а совок развалился.
Другой человек – интереснее. Женщина. Журналистка, значит, в каком-то смысле, коллега. Хоть и пишет наверняка женскую желтуху в глянец, я с такими знаком. Поговорить не удалось. Не потому, что она не может поддержать разговор на должном уровне. Она не хочет. Удивительно. После стольких дней одиночества даже самый нелюдимый мужик будет рад собеседнику, что уж говорить про бабу. Крайняя жена просто не могла заткнуться, а эта Елизавета своим молчанием начисто ломает шаблон.
Задача на завтра – подумать о новой книге. Может, правда продолжить «Исход»? Хотя кому он, так-то, нужен? «Вечные» другое дело… Может, набросать план на пару романов? Всегда ходил добавить больше мрачности, мне этот цикл всегда казался несколько стерильным. Немного секса и насилия еще никому не вредило. Но, боюсь, аудиторию оттолкнет, лучше что-то новое.
А что?
Все, план на завтра – решить, что именно я бы хотел написать.
Отложив тетрадь в сторону, я почистил зубы и лег спать. Мыться не стал – холодная вода меня никогда особенно не привлекала, а греть было лень. В пятницу баню приму. За эти несколько дней сильно не протухну. Да и перед кем мне хвост распушать – перед высокомерной бабушкой с другого конца турбазы? Для нее мой уровень в любом состоянии объективно недосягаем.
IV Бездна
Согласно правилам, второй акт истории должен длиться столько, сколько в сумме длятся первый и третий. И дело не только в Кэмпбелле, Воглере, Хоге или Макки. Это общепринятый и естественный подход. Это на интуитивном уровне так и работает.
Если бы я выдумал эту историю, я бы так и сделал. В изолированном пространстве межсезонной турбазы обязательно оказалось бы минимум пять-шесть человек. Разного пола, возраста, профессии, характера, национальности. Сама собой напрашивается идея с герметичным детективом – как это блистательно сделала еще Агата Кристи в «Десяти негритятах». Пардон, сегодня правильное название книги – «…И никого не стало». Будем политкорректными. Шучу, не будем. «Десять маленьких ниггеров», так намного лучше.
Только простое убийство – это скучно. Кестхейи в «Анатомии детектива» все это подробно описал. Читателя нужно увлечь некой тайной, создать ярких персонажей. Злодей должен быть неглупым и со сложной мотивацией, не сводящейся к примитивным и низменным мотивам, свойственным большинству людей.
Вот рядом строится закрытый город. Уже таинственно. Но это сейчас, а если предположить, что он не строится, а уже построен? И где-нибудь в окрестностях располагается секретная лаборатория, в которой проводятся эксперименты по изучению чего-нибудь паранормального.
Здорово я придумал? Нет, это уже перебор. Мистика в детективной истории должна быть аккуратно дозирована. Это просто признак хорошего вкуса.
Как бы то ни было, я герой совсем другой истории. Что называется, по реальным событиям.
И при этом никаких событий не происходит…
Диалогов тоже – единственный человек в радиусе ближайших десяти километров разговаривать не хочет.
КАК ЖЕ СКУЧНО!
Возвращаясь к продолжительности актов у этой повести – я не знаю, какими они получатся. Просто не знаю. У истории может быть внезапный и неожиданный финал. Никакой морали, никакого важного урока, «сегодня мы многое поняли…» – ничего из этого. Жизнь не подчиняется законам драматургии. Жизнь не подчиняется никаким законам.
Над жизнью нет судьи.
16 декабря 2018 года.
10:00.
Позавтракал холодной тушенкой. С унылой бабой не пересекся. И к лучшему, я сейчас довольно раздражителен.
Я уже сто раз пожалел. Здесь ничего не происходит. А что я, собственно, хотел – посреди таежного зимнего леса?
Но не до такой же степени!
Тщательно гоню от себя подозрения, что изменившееся настроение неспроста. Отсутствие лития не может сказываться уже через сутки. Или может?
Когда я первый раз об этом подумал, то решил, что легко узнаю об этом из инструкции по применению. Ах да, я оставил ее дома, потому что знаю свою дозу, а зачем она еще? Хорошо, что в интернете все есть… Осталось только найти интернет.
Дебил.
Уместно ли будет ставить над собой эксперимент? Я сейчас испытываю сложные смешанные чувства – мне и страшно, и интересно, и безразлично.
Пожалуй, интересно в большей степени.
У меня никогда не было смешанного эпизода. Это он?
Все-таки я склоняюсь к гипомании. Надеюсь. Это было бы хорошо, главное, продержаться до конца недели. Попрошу прощения у терапевта, ведь я не виноват, что так получилось.
Думаю, надо попробовать что-нибудь написать, пошел за ноутбуком.
15:00
Сделал паузу на обед. Конечно, макароны с тушенкой. Добавил полбанки зеленого горошка – для разнообразия. Хотел спереть что-нибудь у соседки, но в холодильнике еды не было – сегодня она не стала ничего готовить. Жаль, вчерашнее мясо выглядело очень аппетитно.
Перед тем как продолжить работу, хочу подвести предварительные итоги. Получается здорово. Говоря откровенно, это, пожалуй, лучшее, что я писал.
Идея следующая – книга-кроссовер Вечных и «огненной» серии. Все говорят, такие истории пишутся, когда автор уже исчерпал все идеи. У меня все будет иначе. «Темная башня» Стивена Кинга тоже к этому пришла – и ведь отлично получилось. Дискуссионное утверждение? Ни хрена – я так считаю, значит, так оно и есть.
Чем я хуже?!
Это будет мой magnum opus
Когда Иоахим с помощью Исинии нашел тайную Дверь, мы не знаем, что было дальше, так? Я знал, что он каким-то образом повлиял на прошлое, но не смог придумать, как.
Зато Йен Олдридж ощутил, как в мире теней падает влияние Ордена. Он связывал это с упадком, коснувшимся последователей секты Предвидения из-за общего разочарования в культистских догмах. Это было в «Последней догме». А если мы свяжем эти события?
Предположим, Бога изгнали в мир света, но его место занял кто-то другой. Тот, кто проник через приоткрытую Иоахимом дверь, связавшую созданные мной миры… Кто-то бесконечно злой. Настолько, что его мотивы лежат за гранью человеческого понимания. Да и зло это совсем другого плана, не имеющее никакого отношения к привычным человеческим страстям. Может, даже и не зло.
Гениально. Так, все, пошел дописывать.
Вы уже, наверно, все поняли. Да и я тогда осознал, что впал в гипоманиакальное состояние. Оно кажется сверхпродуктивным, но требует контроля. В такие моменты я смотрю на свои книги менее критично, чем оно того стоит.
16 декабря 2018 года.
04:00.
Пожалуй, пора сделать небольшую паузу. Набрал полтора десятка полновесных страниц А4 убористым 10-ым шрифтом. С одиночным интервалом, естественно.
Мысли выплескивались из меня так быстро, что я едва успевал их записывать. И, конечно, результат требует тщательной редактуры. Но это обычное дело, ничего страшного.
