Станислав Войтицкий
Принципы
О чем я только думаю? Жаль признавать, но некоторые мужские стереотипы о женщинах имеют под собой основания. Вчера вечером меня могли убить, а я уже думаю о том, как украсть у новой знакомой секрет красоты.
Я с трудом отошла от неожиданного появления Анны в нашем автомобиле и спросила Диму по делу:
– Ты что, ее из-под охраны вывез? Почему?!
– Не смотри на меня так, Лиза. Это была ее идея.
Я недоуменно уставилась на Точилину.
– Тебя там не было, – пояснила она. – Как они на меня смотрели. Выжила чудом, только очнулась. Для вас месяц прошел, а для меня десять секунд. Я как будто вынырнула из черной бездонной реки. Яркие и очень неприятные ощущения. Пытаюсь сохранить эти воспоминания, пока они свежие, понимаю, как они важны. И какое я получила отношение от дорогой полиции?
– Это следственный комитет, Аня.
Аня? Быстро они успели подружиться.
– Дима, оставь при себе ваши межведомственные нюансы. Короче, Лиза, только он меня внимательно выслушал, – она указала на Ростовцева. Показал мне фотографию… Я обрадовалась сначала, подумала, что уже без меня уже все расследовали. Представь, как я офигела, когда узнала, что я не первая такая несчастная, и кем работает этот человек.
– Тебе нужно быть под защитой! – воскликнула я.
– Я ей то же самое говорил…
– А я не знаю, где есть теперь безопасное место! – перебила Точилина. – Кому вообще можно доверять? Вот вам я точно могу доверять.
– И какой у вас план? – спросила я.
– Передам тебя под охрану, а Аню надежно спрячу. Может, это и неплохо, что она как бы «пропала».
Я не понимала.
– Почему?
– Подумай, Лиза. В пятницу выйдет твоя статья, а в субботу по местным пабликам пойдет слух о том, как органы упустили самого главного свидетеля и что убийца в розыске и еще не пойман. Я анонимно солью пару интересных подробностей из внутренней кухни для достоверности и перчинки. Да мы можем весь Энск на уши поставить! Обосравшиеся следаки будут землю носом рыть аж до вечной мерзлоты. А мы переждем бурю в стороне.
– И куда ты ее отвезешь?
– Есть кое-какое местечко, километров пятьдесят от города. Небольшой загородный дом. Со мной никак не связан, вычислить невозможно, даже если есть доступ к данным. А у Родионова его и нет. Место глухое. По-моему, там сейчас вообще людей нет.
– Лиза, давай со мной, – внезапно предложила Анна. – Подумай, это сейчас самое безопасное. Как я поняла, твою семью защитят. Ты должна подумать о себе.
– Я не уверен насчет того, что это самый безопасный вариант, – сказал Ростовцев.
– А я уверена. Сам посуди, куда они будут ее прятать? Каким образом будут охранять? У нее будет пять профессиональных охранников в непосредственной близости, или дежурный офицер с пузом?
– Это не так работает, Аня.
– Вот именно, я не знаю, как это работает. А Родионов прекрасно знает. Он уже трахнул систему, когда резал женщин и сам себя разыскивал. Нельзя недооценивать его как специалиста.
То, что она говорила, звучало хоть и авантюрно, но логично. Бежать из-под охраны было, конечно, нехорошо. Но, с другой стороны, никакими обязательствами меня не связали – я не давала подписки.
– Мне нельзя надолго задерживаться с вами, – сказал Дима. – Метнусь туда и обратно. Если я не вернусь в город быстро, меня свяжут с пропажей Ани. Так что решать надо прямо сейчас.
Я не любила что-то решать под давлением. Но нашла компромисс.
– Вечером сможешь приехать? – спросила я.
– Не факт… Но ночью или рано утром – точно.
– Хорошо. Тогда вези меня вместе с Аней. Я сегодня побуду с ней, а завтра решу, как быть дальше.
Мы помчались прочь из города. Когда серые панельные многоэтажки остались позади, я вздохнула с облегчением. Мне казалось, что среди бетонно-асфальтной серости всюду пряталась опасность.
Проезд мимо частного сектора вызвал уже другие эмоции, по сердцу резануло душевной болью. Я жила здесь когда-то. В лучший период моей жизни, счастливой молодой женой и любящей матерью. Дети были любимы и сейчас, по-прежнему, но без мужа все было не то.
Пусто.
Я попыталась отвлечься от грустных мыслей и сразу пришла к тревожным.
Дима вцепился в руль побелевшими пальцами и практически не отводил взгляд от зеркала заднего вида.
– Что случилось? – испуганно прошептала я.
– Серый «рено» едет за нами на отдалении, от самого города. Я пытался чуть ускориться или замедлиться, но он держит дистанцию. Иногда отстает, но всегда нагоняет.
Ростовцев наклонился в мою сторону и полез в бардачок. Моему изумленному взору предстал самый настоящий пистолет. Дима взволнованно сказал:
– Скоро нужный поворот, так что дальше тянуть нельзя. Делаем так. Я включаю «аварийку» и останавливаюсь на обочине. Вы наклоняете голову, чтобы не посекло стеклом. Возможно, он тоже будет по нам стрелять. Готовы?
К этому невозможно было подготовиться. Аня протянула руку между сидениями и крепко сжала мою ладонь.
– Держись, Лиза. Ты справилась с этим однажды, справишься и теперь, – сказала она.
Я неуверенно кивнула.
– Давай, – сказала Точилина, и мы наклонились вниз.
Ростовцев медленно остановил машину. Ритмично цокала аварийка. Я слышала, как издалека приближается равномерно гудящий звук мотора. Краем глаза я заметила, что Дима направил пистолет в дверь, намереваясь при необходимости начать стрелять через нее…
Звук снаружи достиг своего максимального уровня и тут же стал затихать – машина проехала мимо. Ростовцев расслабленно выдохнул.
– Все чисто. Ложная тревога, – с облегчением сказал он.
Свернув с шоссе, минут через пять он привез в неприметную деревню, затерянную среди лесопосадок. Дом, в котором мы должны были разместиться, оказался довольно большим – лучше, чем я ожидала. Две комнаты, кухня и спальня на втором этаже.
– Простите, что не могу разместить с комфортом, дом не подготовлен для гостей, – неуместно извинился Дима. – И простите, что должен оставить. Вырвусь, когда будет возможность. Холодильник пуст, сюда давно никто не приезжал. Но в ящике есть консервы. Электричество… – он щелкнул выключателем, и в домике загорелся свет, – …к счастью, есть. Разогреете на плите, она электрическая.
– Дима, оставь нам телефон, на всякий случай, – сказала Анна.
– Я предусмотрел.
Ростовцев достал из кармана телефон и отдал ей.
– Это не мой, так что отслеживать его не будут. Мой номер занесен в контакты.
– И еще… – Аня несколько неуверенно смутилась, – было бы хорошо получить твой пистолет.
– Уверена? – деловито спросил Дима. – Ты знаешь, как пользоваться?
Очевидно, он считал эту просьбу вполне разумной, но опасался доверять оружие человеку, который не умеет стрелять.
– Знаю. Всегда обращайся с оружием, как будто оно заряжено, не держи палец на спусковом крючке, если не собираешься выстрелить и никогда не направляй ствол на то, что не хочешь уничтожить, – Аня оттарабанила какие-то неизвестные мне правила, очевидно, старательно выученные наизусть. – Это семнадцатый «глок». Могу стрелять, могу перезарядить, могу даже неполную разборку.
– Ничего себе, – уважительно пробормотал Дима. – Откуда ты все это знаешь?
– Бывший муж был завсегдатаем стрелкового клуба. И меня пристрастил.
Ростовцев вышел, но вскоре вернулся с оружием и передал его Точилиной.
– Все должно быть хорошо, – сказал он. – Когда вернусь, сообщу вам новости. Отдыхайте. Обе. Ты не спала всю ночь, а ты только после комы. Удивляюсь, как ты на ногах держишься, – Ростовцев обратился к Ане. – Еще и бегать умудряешься.
– Я спортивная. Все, давай, удачи!
Мы тепло попрощались с Димой и остались одни.
Аня чем-то она напомнила мне Лену… Пожалуй, эта девушка вполне может стать моей хорошей подругой, подумала я. Девушка… Все никак не могу привыкнуть, что Анна на самом деле практически моего возраста.
– Как тебе удается так потрясающе выглядеть? – спросила я.
Я должна была это узнать.
– Не думаю, что я сейчас выгляжу потрясающе, – с улыбкой ответила она. – После месяца на койке… – Аня внезапно осеклась и прошептала: – Боже, они же мне зубы не чистили…
Она пулей побежала на второй этаж, в ванную комнату. Оттуда удовлетворенно крикнула:
– Лиза, тут водопровод есть! – и через несколько секунд добавила восторженным тоном: – и бойлер! Лиза, я душ приму!
У нашего убежища была интересная планировка. Дверь с улицы вела в гостиную-кухню, из которой можно было попасть на второй этаж, где находились спальные комнаты. Напротив входа в главную комнату стояло напольное зеркало на подставке. Видимо, чтобы бросить на себя последний взгляд перед выходом наружу. Никакого камина или печки. В подвале дома располагался котел, а рядом с диваном – радиатор отопления. Сейчас он не работал, но в запасе имелся другой вариант – электронагреватель. Я незамедлительно включила его, и вскоре теплый воздух поплыл по комнате, так что я сняла верхнюю одежду и сложила в шкаф.
– Ничего особенного в моей внешности нет, – скромно сказала Анна, когда спустилась вниз. – Просто уход за собой и спокойная, размеренная жизнь. С мужем в разводе, детей нет.
– Да уж, – ухмыльнулась я. – Детки ускоряют старение.
– Сколько у тебя, – спросила Аня?
– Пятеро.
– Сколько?!
Никогда не привыкну к этим восторгам. Почти все люди так удивляются, как будто это что-то из ряда вон. Хотя по нашей жизни это, пожалуй, действительно так.
– И сколько тебе лет, что ты так много успела?
– Сорок, – чуть соврала я.
– Лиза, и ты спрашиваешь меня о внешности?! Это ты потрясающе выглядишь, с таким-то количеством детей!
Мы с Аней быстро нашли общий язык. Даже удивительно. Оказалось, что мы довольно похожи. Мне всегда нравились сильные и самостоятельные женщины, и Точилина определенно была такой. А еще общительной и даже веселой, несмотря на наше тяжелое положение. Как же сильно она располагала к себе… Толком даже трудно объяснить, чем. Мы с ней словно думали в унисон – я не успевала развить какую-то свою мысль, как ее подхватывала Аня, в точности, как сделала бы я. Просто потрясающе. Я еще никогда не встречала столь понимающего и обаятельного человека.
Через два часа вода в бойлере нагрелась, и Аня ушла мыться. Я машинально оглянулась в поисках телефона. Посмотреть новости. Найти его не вышло, видимо, Аня положила его в какой-нибудь ящик. Я не стала беспокоить ее этим вопросом и махнула рукой. Обойдусь без телефона как-нибудь. И так уже развилась привычка смотреть в него каждую свободную минуту. Зачем мне сейчас новости? В итоге я даже радио включать не стала, которое в комнате было.
Постаралась ни о чем не думать, и перейти от режима тревожного напряжения к спокойному расслаблению – насколько это было возможно. Не получалось, несмотря на то, что я чувствовала себя в безопасности.
Вскоре Точилина спустилась вниз, на ходу вытирая свои шикарные волосы полотенцем.
– К сожалению, нет возможности сменить этот дурацкий спортивный костюм, – сказала она.
– И не нужно. Он тебе идет.
Ощущение было, как будто разговариваю со старой подругой. Я почти не знала эту женщину, но она удивительно располагала к себе. Мы сели вдвоем на диван и продолжили наш разговор, который постепенно зашел о личном. Анна был довольно откровенна. Я узнала, что достигнув определенных профессиональных высот, она упустила нужный момент, чтобы завести детей. «Это был мой выбор», так она сказала, печально принимая ответственность за свое решение. Муж предпочел уйти к другой женщине, которая была больше нацелена на материнство.
– Жалею об этом, – с горькой улыбкой сказала она. – Карьеру можно делать в любом возрасте, в отличие от детей.
Я кивнула, удовлетворенно отметив, что когда-то я сделала правильный выбор.
– Слушай, насколько вы близки с Димой? – внезапно спросила Аня.
– Интересуешься? – улыбнулась я. – Не претендую, можешь забирать.
– Я пока еще не решила, мы только вчера первый раз увиделись. Решила узнать о нем поподробней. Не хочу быть наивной дурочкой, которая вешается на шею своему спасителю.
– Ань, я знакома с ним с понедельника. Ну, еще созванивались до этого, договаривались о приезде. Так что мы почти незнакомы.
– Удивительно. Он говорил о тебе вчера. Совсем немного, времени почти не было. Но мне все равно показалось, что он заинтересован тобой.
Всегда приятно слышать, что тобой заинтересованы.
– Говоря честно, интерес есть и даже был озвучен. Он пригласил меня на свидание. Еще до того, как все закрутилось.
– Считай, почти сразу, как познакомились, – отметила Аня. – А ты что?
– Ответила вежливым отказом.
– Он тебе не понравился?
– Да нет. Дима оставил неплохое впечатление. Несколько самоуверен, но для мужчины это нормально.
– Но ты все равно уступаешь его мне. Почему?
– Это личное, – тихо ответила я. Аня понимающе кивнула, бросив взгляд в сторону моего когда-то обручального, а теперь вдовьего кольца.
– Давно погиб? – спросила она.
– Пять лет.
– Немало… И ты все еще ему верна. Настоящая любовь, да?
– Самая настоящая, Аня, – ответила я серьезно.
Моя собеседница чуть раскинула руки, предлагая обняться. Я приняла эту бессловесную просьбу и подалась навстречу.
Но вместо объятий мне в лицо резко прилетел ее кулак, и удар этот был настолько сильным, что сознание выключилось еще до того, как я успела почувствовать боль.
VIII
Мне с трудом удается очнуться, но, к сожалению, это происходит не в домике Ростовцева. Мне неясно, почему состояние отсутствия сознания перетекло в осознанный сон. С другой стороны, столь жуткого жизненного опыта у меня пока и не было.
Я пытаюсь вернуться в свое тело, но у меня ничего не получается. При попытке сконцентрироваться на пробуждении мысли расплываются и тонут в где-то в пустоте. Словно меня отключили от системы контроля собственным телом. Ничего не могу поделать.
Чтобы успокоиться, я смотрю в черное небо, и оттуда начинают медленно падать крупные редкие снежинки. Бриллиантовая россыпь звезд заманчиво мерцает сквозь бесконечность космического пространства. Мне приходит мысль слетать когда-нибудь в космос во время сна. И тут же холодом приходит осознание: «когда-нибудь» может уже не наступить. Возможно, я уже не смогу с этим ничего поделать. Я рывком сажусь и оглядываюсь.
Хотя я сижу в снегу, мне совершенно не холодно. Возможно, спасает одежда – я почему-то одета в мешковатый ватник времен Великой Отечественной. На голове – ушанка с красной звездой, на ногах – валенки, руки – в серых вязаных варежках, на груди – ППШ на ремне. В высшей степени неожиданный образ.
– Собираешься дать отпор настоящему злу? – до меня доносится иронично-печальный голос, который я ни с чем не перепутаю. Мне нужна помощь… надеюсь, Максим сможет ее оказать.
Он сидит напротив, и нас разделяет слабый костер. На нем нет военной формы, он одет в какой-то охотничий костюм, вроде бы это «горка». Макс подкидывает в огонь несколько небольших веток, которые пламя радостно съедает, чуть усиливая освещение. На лицо моего друга падает зловещий красный отсвет. Максим смотрит на меня с грустью.
– Хотела бы я иметь возможность дать отпор… – отвечаю я. – Я ошиблась, Макс. По-крупному, по-настоящему. Так ошибаются саперы.
– Ты в опасности? – встревоженно спрашивает он.
Я киваю.
– В смертельной. На самом деле, меня могут убить в любую секунду. Каждое слово может стать последним.
– Черт… Прости, Лиза. Я не могу тебе помочь, ты же понимаешь. Ты должна проснуться.
– Думаешь, я не пробовала? Я думаю, что могу быть в коме.
Макс отводит глаза и смотрит в землю. Говорит себе под нос:
– Ты рассматриваешь вариант отпустить.
Он не спрашивает. Он утверждает. Разумеется, он в курсе моих мыслей. Он – это я.
– Что? – я делаю вид, что не поняла.
– Ты слышала.
Я задумываюсь. Если рассуждать здраво, пробуждение может не принести мне радости. Возможно, я буду даже молить о смерти. Насколько ли велик шанс вырваться? Есть ли он вообще? Может, стоит раскрыть объятия окончательной тьме?
– Да пошла ты, Лиза!
Чему он возмущается?
– Делаешь вид, что забыла о детях. Что не мечтаешь о внуках. Будь честной сама с собой. Ты хочешь жить.
– Иногда я не знаю, Макс…
– Я знаю. Мою подругу не сломала даже смерть любимого человека. Борись! Пытайся снова! Изнутри своей головы ты точно ничего не сможешь сделать.
Я стараюсь, но ничего не выходит. Словно я застряла в этом черном зимнем лесу, сидя у затухающего огня. Я решаю узнать у Макса то, о чем он никогда не говорил при жизни. В свое время я построила кучу гипотез на этот счет. Интересно, какую из них я услышу в ответ.
– Помнишь, в девяносто девятом, ты говорил, что мог погибнуть?
Он кивает и одновременно возражает:
– Какое это имеет значение сейчас, спустя тринадцать лет?
Снова ошибается в счете. Как всегда.
– Я хочу знать, что тогда случилось. И как ты справился. Если я проснусь, попробую применить твой опыт.
Интересно, какие советы мне подкинет тульпа?
Он колеблется несколько секунд и говорит:
– Опасность была сосредоточена в одном человеке. Мне пришлось вступить с ним в схватку и убить его.
Я подсознательно боюсь этого признания. То, что мой друг – самый настоящий убийца, это один из моих самых больших страхов. Насилие мне омерзительно.
– Без этого можно было обойтись?
– Пожалуй. Но, оказавшись в стрессовой ситуации, я сделал несколько ошибочных шагов. Неправильно понял, что должен делать. Так что с какого-то момента это противостояние стало неизбежным.
Это звучит очень похоже на мой случай.
– Что ты испытал, когда убил человека?
– Спрашиваешь, потому что думаешь, что тебе придется поступить так же?
Киваю.
– Мне это понравилось, – говорит Максим, глядя мне в глаза.
Ничего себе откровения.
– Максим, я в это не верю. Этого не может быть. Я тебя знаю.
– Хорошо ли знаешь? Возможно, ты видишь только то, что хочешь видеть? Я знаю, что правильно и неправильно, знаю, что хорошо, а что плохо. Я всегда старался слушать голос разума и поступать по совести. У меня есть совесть. Но знаешь, подруга… сердцем я всегда тянулся к злу. Я считаю его притягательным, естественным, созвучным моей природе. Возбуждающим и радостным, дарящим чувством подлинной свободы и абсолютной власти. И хотя я отнял чужую жизнь по велению долга – как я его понимал, в этот момент я получил самое настоящее наслаждение.
Слышать подобное от лучшего друга предельно отвратительно. Настоящий Максим был совсем не таким. Тульпа продолжает:
– Мой опыт тебе не годится. Тебе даже Гитлера будет тяжело убить. Насколько плох человек, от которого исходит опасность?
– Это женщина. Возможно, в сговоре с ней действует еще кто-то. Точно не знаю. Но в любом случае – это очень плохие люди. Вроде Чикатило.
– В таком случае, я дам тебе простой совет. Ищи возможность и если она представится – действуй без колебаний. Пусть в нужный момент рука твоя не дрогнет, и разум будет холоден. Подави эмоции и ни о чем не жалей. За таких людей Бог с тебя не спросит.
Из глубины черного леса доносится гулкий шум. Он приближается.
– Что это? – спрашиваю я.
Среди деревьев проявляется что-то черное, стремительно несущееся на нас.
– Помни, что я сказал! – кричит мне Макс через грохот и рев несущейся воды. Гигантская ледяная волна, сносящая перед собой деревья, подхватывает меня, словно щепку, и уносит вдаль.
IX
Чтобы разбудить меня, Точилина плеснула мне в лицо воду из кружки. Судя по ее температуре, кружку она какое-то время держала в морозильной камере холодильника.
– Проснись и пой, радость моя, – с улыбкой сказала она. Сейчас она уже не показалась мне такой обаятельной, как раньше.
Я обнаружила себя у радиатора отопления, мои руки были притянуты кабельными стяжками к трубе. Хоть кожа и болела в месте, где ее натер пластик, этим ощущениям было далеко до боли в разбухшей левой щеке. Мой пересохший рот был плотно закрыт смотанным полотенцем, туго стянувшим голову.
Однако, оглянувшись, я сразу забыла обо всей этой боли. Оказывается, я многое пропустила, пока была без сознания. Мы были не одни. На полу в противоположной части комнаты лежал труп мужчины. Я испугалась, что это Дима, но это был Родионов. Насколько я поняла из положения тела, Точилина застала его врасплох и выстрелила в спину. Судя по кровавому следу на полу, майор отползал от входной двери. Он закончил свой путь у зеркала, на блестящей поверхности которого остался багрово-красный развод, оставленный рукой майора.
– Ты должна послужить мне еще немного, – сказала Точилина и сфотографировала меня на телефон. Она отправила кому-то сообщение и добавила: – не бойся, я ничего особенно страшного тебе не сделаю. Ты для меня слишком старая.
За окном уже стемнело. Сколько же я была в отключке? Настенные часы показывали десять часов вечера. Мои ноги противно онемели от долгого лежания в неудобной позе.
Точилина бросила взгляд на часы.
– Думаю, минут сорок у нас есть. Даже если Дима будет гнать – а он будет, не сомневаюсь.
Она подошла ко мне и наклонилась.
– Мне скучно, и я могу с тобой поболтать. Наверняка у тебя полным-полно вопросов. Но ты должна пообещать, что не будешь кричать. Не потому, что это тебе все равно не поможет – здесь нет ни души. А потому, что я ненавижу, когда кричат.
Почему-то мне казалось, что ей это нравится. Я закивала, и Анна развязала полотенце.
– Спрашивай, что хочешь, – великодушно разрешила она.
– Вы с ним не заодно? – я кивнула в сторону мертвого Родионова.
Глупое и нелогичное предположение, но я надеялась, что удастся успокоить свою совесть. Не вышло.
– Ты крепко мне поверила! – довольно усмехнулась Точилина. – Но нет, милая, старый служака был предельно честен. Даже чересчур. Возомнил себя народным мстителем. Жаль, что он уже не расскажет, как на меня вышел. Но я решила не рисковать.
– А Дима? – упавшим голосом спросила я.
– Лиза, ты меня разочаровываешь.
И что это, черт побери, должно было значить?
– Я вижу в твоих глазах отчаяние и пустоту. Я могла бы съездить тебе по ушам, что мы любовники и убиваем дуэтом, а ты нужна была, чтобы устранить Родионова, что все это был хитрый план – ты сейчас поверишь в любую чушь. Но я не буду. Лучше разожгу в тебе надежду – Дима такой же прихлопнутый, как и ты. Я написала, что если он будет не один, ты умрёшь. Сейчас мчится тебя спасать. Мнит себя рыцарем. Предсказуемо чувствует ответственность за тебя. То, что ты здесь – это его вина.
– Ростовцев не дурак. Он приедет не один.
Анна довольно рассмеялась.
– В том-то и дело, что дурак. Но пусть будет, как ты говоришь. Ничего страшного. Тогда Родионов быстро убьет тебя, а я убью его. Экспертиза может определить время смерти с точностью до двух часов, так что несоответствие моим показаниям спишут на погрешность.
– А дальше что? Такие, как ты, не могут остановиться. Тебя все равно поймают.
Анна снисходительно улыбнулась в ответ
– Дурочка, ты ничего обо мне не знаешь. Думаешь, я получаю от этого удовольствие? Я просто взяла у них то, что хочу, и мне больше не нужно. Осталось лишь замести следы. Меня никогда не поймают.
Пока мы разговаривали, я смогла размять свое тело и обрести над ним относительный контроль, сесть более удобно. К сожалению, освободить руки не было никакой возможности. Отопление в доме зачем-то провели не пластиковыми, а стальными трубами, так что сломать их не представлялось никакой возможности.
– Что будет со мной? – я спросила ровным голосом, стараясь не выдавать волнения.
– Ты умрешь, – спокойно ответила Точилина. – Но если будешь хорошо себя вести, умрешь быстро.
Что же, по крайней мере, честный ответ. Я вспомнила свой сон. Всегда считала Максима добрым и хорошим человеком. Мог ли он на самом деле в глубине души тянуться к злу? Могу ли я найти в своем сердце частичку тьмы, чтобы понять Точилину и убедить ее сохранить мне жизнь. Клянусь богом, стоит ей освободить меня – я сразу убью ее, или умру, пытаясь.
– Если я скоро умру, то я хотела бы получить ответ – о чем все это было? Что ты хотела сказать, в чем твое послание?
Я надеялась, что она изложит мне что-то псевдофилософское про эрос и танатос, на что я выражу свое восхищение, постараюсь удивить ее… Как же глубоко я заблуждалась.
Точилина удивленно взглянула на меня, словно не ожидала такого вопроса, а потом громко, в голос захохотала.
Успокоившись, она сказала:
– Лиза, я думала, ты умная женщина. Это Родионов все время пытался понять, найти второе дно. Мужики такие рациональные, все им надо объяснить, но обязательно, чтобы было понятно и логично. Чем больше следствие копало в этом направлении, тем веселее мне было. Разумеется, я убивала не без причины, но послание, манифест – это все вообще мимо.
– Тогда зачем?
– О, этого я тебе не скажу. Вдруг ты расскажешь кому-нибудь?
– Ты же сказала, я умру.
– Это не помешает тебе рассказать.
В каком смысле – не помешает?
Точилина проверила телефон, ухмыльнулась и снова сфотографировала меня.
– Просит доказать, что ты еще жива, – пояснила Точилина. – Клюет только на живую приманку. Даже жаль, что он должен умереть, он мне действительно нравится. Предсказуемый. Послушный. Дорогая, он едет сюда один, готова побиться об заклад.
– Что готова поставить? – спросила я.
– Ну, уж точно не тебя. Скажи, Лиза, тебе льстит, что он готов рискнуть жизнью, чтобы попытаться тебя спасти?
– Это потому что он хороший человек.
Похоже, Дима был моей последней надеждой.
– Дима? – Анна усмехнулась – Жалкий, самовлюбленный, мелочный, эгоистичный. Такие, как он, любят манипулировать другими, но проблема в том, что он сам легко поддается манипуляциям. Ростовцев любит сладкую ложь, потому что надеется сблизиться с кем-нибудь по-настоящему. Пообещаешь ему это – и можно из него веревки вить.
Это они за два дня так близко познакомились? Что-то не сходилось.
– Ты хорошо его знаешь, – сказала я.
– Конечно, мы уже почти год знакомы.
Точилина, очевидно, увидела непонимание в моих глазах и добавила, поясняя:
– Видишь ли, я кое-что умею. Нечто за рамками общепринятых представлений. И Дима умеет. Поэтому он способен мне помешать и должен умереть. Если не сегодня, то позже. Это не будет трудно. Потусторонние девушки – это его слабость.
Я совершенно не понимала, о чем она говорит. Но кое-что поняла однозначно – Анна Точилина не только опасна, но и безумна.
– А ты что-нибудь умеешь? – спросила она.
– С чего ты взяла?
– Ты из Энска, Лиза, здесь каждый второй что-то умеет. Но немногие понимают… Видимо, ты из большинства.
Интересно, мои осознанные сны сойдут за «что-то умею»? Выхода у меня все равно нет. Мое время уходит, и Анна не проявляет к моей персоне настоящего интереса. Она просто убивает время разговором со мной, в нетерпении ожидая Ростовцева, чтобы расправиться с ним. И если я ничего не сделаю, у нее, скорее всего, получится. Он считает ее одной из жертв, и не ожидает нападения с ее стороны.
Мне вспомнился старый рассказ Джека Лондона, «Любовь к жизни». Я действительно хотела жить. Тьма еще успеет поглотить меня, я никуда не денусь. Но пусть это будет не сегодня.
Решилась действовать, момент был подходящий. Одна только мысль о моей задумке заставляла желудок противно скручиваться, но что еще мне оставалось?
– Есть кое-что, – загадочно сказала я.
Анна с интересом посмотрела на меня.
– Говори, – великодушно попросила она.
– Я не могу сказать громко. Иначе нас услышат.
– Кто? – усмехнулась Точилина.
Да мне откуда, блин, знать, подумала я. Но вслух холодно сказала:
– Мне кажется, ты поняла, о ком я.
– Она? – встревоженно спросила Анна.
Я медленно кивнула. Похоже, я смогла захватить ее внимание.
– Подойди и наклонись. Я скажу.
Давай, Аня. Ты ничем не рискуешь. Просто подойди. Тебе ничего не угрожает.
Точилина подошла ближе и села на колени рядом. Мое сердце бешено застучало, адреналин разогнал кровь по венам. У меня была только одна попытка, и я вложила в нее все силы. Как только Анна наклонилась, чтобы услышать мой ответ, я бросилась на нее, целясь в горло. К сожалению, Анна успела инстинктивно броситься назад и мои зубы, прорвав кожу, лишь скользнули по ключице.
Я сделала ей больно, но не более того.
– Ах ты мерзкая тварь!
Точилина направила пистолет прямо мне в голову, и я закрыла глаза. Жаль… Но я, по крайней мере, попыталась.
– Нет, сучка жидовская, ты у меня так легко не отделаешься… – прошипела Точилина. – Ты будешь умирать очень медленно. И узнаешь, ЗАЧЕМ я убивала на самом деле.
Очевидно, она бесилась, потому что ее план дал трещину – мой укус скрыть было невозможно, и совершенно неясно, как его можно было объяснить.
Анна снова смотала полотенце и заткнула мне рот. Я пыталась укусить или лягнуть ее в процессе, но на этот раз мне ничего не удалось. Она походя пнула меня в живот, и я сразу скрючилась от боли. Удивительно, насколько она была физически сильна. Плюнув мне в лицо, Точилина оставила меня одну.
Трудно было принять, что истекают мои последние минуты. Что я больше никогда не увижу своих детей. Что, возможно, погибнет еще один хороший человек, а эта тварь будет безнаказанной. И еще я боялась не столько смерти как таковой, сколько страданий непосредственно перед ней.
Оставалась надежда только на находчивость Димы. Что у него есть еще оружие, что он догадается, что все убийства – это ее рук дело, что будет готов дать ей отпор.
К сожалению, эта надежда не оправдалась.
А пока, прижавшись спиной к холодной стене, я сидела на полу, привязанная к стальной трубе, с разорванной кожей на запястьях, и ощущала на себе, с какой силой человек перед гибелью надеется на чудо, со всей возможной страстью, с бесконечным упованием.
Ростовцева не пришлось ждать слишком долго. Я услышала рокот двигателя автомобиля, и расстроенно и горько улыбнулась. Дима не потрудился оставить машину за пределами слышимости и видимости, чтобы подкрасться к дому незамеченным.
Расчет Точилиной был прост и понятен. Она пряталась на втором этаже. Когда Дима войдет в дом, он увидит труп Родионова и сразу расслабится – опасность миновала. Потом услышит мои крики через кляп-полотенце и подбежит меня освобождать. Ловушка захлопнется. Анна спокойно спустится со второго этажа и выстрелит ему в спину так же, как и Родионову.
К сожалению, Ростовцев действовал именно так. Я услышала, как он осторожно и тихо – увы, недостаточно тихо, раз я слышала – открывает дверь и крадется в коридоре. Я молчала, понимая, что любой шум с моей стороны будет на руку убийце. Дима вошел в комнату и в недоумении уставился на тело майора. Затем с облегчением выдохнул, оглядел комнату и увидел меня.
Нет, Дима, это Точилина, это она!
Я отчаянно попыталась сказать это сквозь кляп и замотала головой, показывая, чтобы он ко мне не подходил, но изо рта донеслось только невнятное мычание.
– Лиза, я сейчас!
Он подбежал ко мне, не обращая внимание на мой предостерегающий взгляд. Может, он был и хорошим следователем, но опыт оперативной работы давно и бесповоротно растерял. Точилина стояла в дверях, направив оружие на нас.
