полная версия

Станислав Войтицкий
Принципы

– Жертва все же сильно отличается от остальных. Она намного старше.

Он попытался возразить, но я перебила.

– Я знаю, что ты скажешь. Дата рождения на лбу не написана. Точилина выглядит моложе своих лет, ей можно дать тридцать. Но этот довод работает, если мы принимаем за факт, что он не знал своих жертв. Давай предположим, что знал – они почти все жили в одном районе города. Тогда он знал и возраст Точилиной – и все равно напал, хотя она ему вроде и не подходит.

– Кто знает, что в его голове? – пожал плечами Дима.

– Почему он ее не добил? После того, как сбросил Родионова в реку, было время быстро прикончить свою жертву. Ведь она видела его лицо.

– Не факт. Так Родионов сказал, он мог ошибаться.

– Все равно, зачем рисковать, если можно убрать свидетеля.

– Запаниковал, – предположил Ростовцев. – Рядом были люди.

– Пусть так. Но это возвращает нас к первому доводу – зачем в принципе нападать, если так рискованно? У меня есть вариант ответа.

– Какой?

– Это нападение могло быть спонтанным. Я имею в виду, не само по себе – раз была балаклава, значит, думал напасть. Но что именно на Точилину – не факт. И вообще, этот преступник может не быть нашим маньяком. Почему мы решили, что это он?

– Да у нас в Энске не так много преступников.

– И вообще нет насильников? Мелких грабителей? Им маска нужнее, чем убийцам, потому что они, как правило, не убивают своих жертв.

– Параметры подходят – вес, рост, физическая сила…

– Откуда мы знаем?

Ростовцев прищурился.

– Со слов товарища майора. Ты ему не доверяешь?

Я не стала отвечать напрямую и достала телефон.

– Я переслала тебе его утреннее сообщение. Будем в парке – прочитаешь, скажешь свое мнение. Он согласовал текст статьи, высказал комплимент ее качеству, а также в культурной форме сообщил о своем несогласии с моими доводами. Майор Родионов считает, что убийца хочет нам что-то манифестировать и для его поимки нужно обязательно понять, что.

Ростовцев молчал, что-то напряженно обдумывая. Хоть бы что-нибудь ответил… Я подождала еще минуту и все же решилась добавить:

– При нашей встрече в столовой он не проявил такой интерес к этой мерзости… Знаешь что? Я считаю, что он лжет о нападении на Точилину. Той ночью произошло что-то другое.

Мы, наконец, доехали до парка. Остановившись на стоянке, Ростовцев внимательно прочитал пересланное сообщение.

– Ты чувствуешь? – спросила я. – Эти речевые нюансы, обороты?

Дима кивнул.

– Похоже на письмо поклонника. Ему понравилась твоя статья… или то, о чем она? Елизавета, насчет майора Родионова… Если честно, ты будто мысли мои читаешь.

Ну, в некотором роде, усмехнулась я про себя.

– Нехорошо говорить такое о коллеге, но я ему даже больше, чем не доверяю.

Он проникновенно посмотрел на меня, но я сделала вид, что не поняла.

– Не подумай, что я слишком много о себе думаю, – предупредила я, – но мне хочется посмотреть место нападения.

Мы вышли из машины и отправились в нужную точку парка. Хорошая погода для прогулки – яркое солнце, легкий теплый ветер. Я сняла тонкие осенние перчатки и почувствовала ладонями свежий воздух…

Мы остановились на мосту, в центре парковой дорожки, где она переходила в арочный пролет над рекой. Я перегнулась через перила – до воды было метров пять. Дорожка просматривалась в обе стороны метров на триста.

– Хочешь провести следственный эксперимент? – спросил Ростовцев.

– Чтобы задаться вопросами, никакой эксперимент не нужен. Смотри, согласно показаниям майора, убийца сбросил Родионова в реку с моста. Сколько времени нужно, чтобы выбраться из воды и вернуться на мост?

– Минуты две.

– Пусть даже одна. Допустим, он увидел людей в конце тропинки, которые прибежали на крики майора… Сколько нужно, чтобы добежать вон оттуда?

– Здесь метров двести пятьдесят. Усейн Болт пробежал бы за двадцать пять секунд.

– Тогда ответь мне снова – почему он ее не добил? Просто ударил бы ножом в сердце – и все. Надежно и просто, и никаких волнений, что кто-то может опознать.

– Я уже говорил. Все пошло не по плану.

– И он запаниковал? – я скептически ухмыльнулась. – Наш хладнокровный и неуловимый субъект, не оставляющий следов? Я думаю, что это был просто какой-нибудь наркоман или насильник. Точилиной просто не повезло, а Родионов набивает этой историей себе цену.

К моему удивлению, Дима вообще не расстроился моему выводу.

– Ты умница, Лиза. Но у тебя нет полной картины. Давай присядем.

Мы отошли чуть в сторону и заняли скамейку под красным кленом. Ростовцев достал из внутреннего кармана два сложенных листка и отдал мне.

– Это материал для статьи. В части описания подозреваемого.

– Мы же согласовали, – возмутилась я, но Дима меня перебил:

– Только дочитай до конца, не отвлекайся. А потом спрашивай.

Я открыла листок с аккуратно написанным от руки текстом, и с каждым прочитанным словом мои брови ползли все выше, а глаза расширялись – сперва от удивления, а потом и от ужаса. Когда я поняла, во что именно оказалась втянута, и что последствия у моей статьи будут самые серьезные.

Описание субъекта гласило – хорошо развитый физически мужчина средних лет. Склонный к проявлению агрессии и насилия. Возможно, работающий в правоохранительных структурах. Садистические проявления во время совершения преступления, могут говорить о властном характере. Такой характер и возраст убийца позволяет сделать обоснованное предположение о том, что преступник занимает руководящую должность.

Не может быть…

Я раскрыла вторую бумагу. На ней был фоторобот. Но лицо легко было узнать.

– Я не напечатаю это, – я вернулся Ростовцеву бумаги.

– Лиза…

– Я не буду рисковать своей карьерой из-за твоих фантазий.

– Ты знаешь об операции «Лесополоса»? В ней Чикатило участвовал. Дружинником. Патрулировал и дежурил. Помогал себя ловить.

– Так то дружинником! А ты говоришь о…

Он перебил меня.

– Да. Говорю. Дружинник не может сорвать следствие. А руководитель следствия – может.

– Это просто твои домыслы!

– Это не домыслы, – сказал Дима. – Я ТОЧНО знаю, что это он.

– Тогда действуй, чего ты ждешь?! Передай свои доказательства в следственный комитет, пусть арестовывают.

– Нет у меня доказательств, Лиза. Таких, которые можно предъявить – нет. Для этого и нужна вся игра. Ты не заметила за вчерашним разговором, но Родионов очень вспыльчив. Это должно сыграть нам на руку. Я заставлю его совершить ошибку, заставлю раскрыться. Подставлюсь.

– А как же я? Что обо мне подумают после такой публикации?

– Читатели будут в восторге от жареного материала. А вопросы со стороны органов тебя беспокоить не должны. Мой почерк на этой бумаге – доказательство, что ты ничего не выдумывала от себя, что именно я поручил тебе это напечатать.

– Как же ты на него вышел?

– У меня был свидетель. Но он не мог дать показания… Боялся. А теперь и умер. Но его слова заслуживали доверия. Я начал присматриваться к майору Родионову… Есть много косвенных признаков. Агрессия, теперь вот увлечение какими-то некрофилическими художествами… Ты была права насчет нападения на Анну Точилину – Родионов солгал. Но не в том смысле, как ты думала. Он напал на нее, толкнул… Но не успел закончить. Я думаю, услышал голоса приближающихся людей. Времени до того, как его увидят, было мало, и он запаниковал – пришлось спрыгнуть с моста. Ты спрашивала, почему убийца не добил Точилину. Вот тебе и ответ – не было у него ни одной лишней секунды. Не добил, потому что не успел.

Такое странное ощущение. Вот так, буднично и внезапно, я узнала, кто именно является убийцей. В детективах все было иначе – раскрытие преступника стереотипно становится следствием интеллектуального труда талантливого и храброго следователя. Здесь эта работа, очевидно, тоже была, но для меня осталась за кадром. Ростовцев просто ставил меня перед фактом и просил помощи. Неужели эта идиотская авантюра как-то может помочь?

Он был в отчаянии. Скрывал это за улыбкой и хорошим настроением, но я видела, как он на меня рассчитывает. Имею ли я моральное право отказать?

А если он ошибается? – я спросила себя в тот момент. И сердце ответило мне – нет, не ошибается.

– Есть шанс, что Точилина очнется и сможет его опознать?

– Вряд ли. Врачи дают ей кому второй степени. Анна еще может к нам вернуться, но что она будет помнить и будет ли помнить вообще – большой вопрос. Поэтому Родионов и не беспокоится об этом – считает, что вне опасности. Ему очень повезло на этот раз, и он надолго заляжет. Я очень надеюсь, что он ошибается, и Точилина выйдет из комы, но честно говоря, это надежда на чудо.

– Я не знаю, Дима… С чего ты взял, что это поможет?

– Я хорошо знаю Александра Родионова. Он вспыльчивый и агрессивный человек, и не оставит это просто так. У меня есть туз в рукаве, и он это поймет. Я вызову огонь на себя.

Похоже, он давно не работал под чьим-то началом. Совершенно не понимал последствий своих действий. Это было просто глупо.

– Ты хочешь спровоцировать конфликт руководителя следственной группы и внештатного консультанта? Ты уверен, что одержишь в этом конфликте верх?

– У меня раскрываемость выше.

Ну как ему было объяснить?

– Ты не понимаешь....

– Лиза, я все отлично понимаю, – он улыбнулся и встал со скамейки. – Пойдем, прогуляемся. Куплю тебе кукурузу, угощаю.

Соленая желтая кукурузина на палке была безумно вкусной… Увидев ее, я сразу поняла, что нормально не поела. Голый кофе с утра не считается.

– Соскучилась по детям?

– Соскучилась еще в поезде, – кивнула я и пожала плечами. – Я мама, таково мое призвание.

– Но не «яжемать»? – уточняюще спросил Ростовцев. Я поняла, что он имеет в виду.

– Нет, – улыбнулась я. – Я понимаю, что мои дети не делают меня какой-то особенной…

– Вовсе нет. Именно что делают, – перебил меня Дима.

– Но в смысле «яжематери». Дети – это почти вся моя жизнь, это главное, что у меня есть. Я не думала, что стану многодетной, когда была молодой и юной. Материнство требует отказа от многих возможностей, а у меня были кое-какие амбиции. Потом в моей жизни появился Илия, и я поняла, что счастье важнее, чем амбиции. Счастье быть с любимым человеком… А потом еще и с маленькими любимыми людьми.

– Тогда у меня для тебя радостная новость, – улыбнулся Ростовцев и извлек из внутреннего кармана билет на поезд. – В пятницу обнимешь своих великовозрастных «малышей». Завтра утром выезжаешь. Так безопасней и лучше – чтобы тебя не было в Энске, когда говно упадет на вентилятор.

Он сумел меня удивить.

– Как же ты заказал?

– Еще в воскресенье, – с улыбкой ответил Ростовцев. – Взял на себя смелость достать твои паспортные данные. Одно из преимуществ работы в полиции, путь даже внештатно. У меня там хватает хороших друзей.

– Но я тогда еще не дала тебе согласие, – сказала я.

– Лиза, а что это меняет? Но если честно, тебе и не надо говорить. Я уже прочел ответ в твоих черных бездонных глазах.

– Они просто очень темно-карие, – ответила я. Что со мной… мне понравился его комплимент моей внешности. По-видимому, Дима это уловил.

– Я понимаю, что время крайне неподходящее, но подходящее черт знает когда будет. Давай как-нибудь поужинаем вместе, когда все уляжется. Выпьем за успешно завершенное дело, отпразднуем, поговорим о чем-нибудь приятном.

Ростовцев приглашал меня на свидание. Очень интересно. Я молча шла рядом, улыбалась… Что же он мне еще скажет?

– Я понимаю, что без букетно-конфетного этапа. Жаль, что так получилось. Но я обещаю сделать позже все, как надо.

И это все? Мне казалось, что он не испытывает трудности с женщинами. Видимо, я ошиблась.

– Ну что же ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь, – потерял терпение Дима.

– Ты хочешь пригласить меня на свидание… А это тебя не смущает, – я показала ему обручальное кольцо.

Он недоуменно остановился.

– Оно на левой руке. Я думал, это от первого мужа… Или у вас принято иначе? Прости, я не знал, что ты замужем, – он расстроено вздохнул. – Это, конечно, многое меняет… Но не отменяет предложения поужинать. – Дима приободрился, несколько картинно. – Придешь вместе с мужем, отпразднуем вместе.

Мне понравилось, как он пытался меня пригласить, а потом сгладить неловкость. Я решила быть откровенной, чтобы сразу закрыть все вопросы. Пусть знает мою подноготную. Откуда-то я просто знала, что ему можно доверять.

– Ты прав, это кольцо от первого мужа. Я вдова.

– Тогда я не понимаю, почему меня должно это смущать? Пять лет прошло. Ты можешь жить дальше.

– А если бы прошло пять дней?

– Ну, это понятно.

– Пять недель? Пять месяцев? Где грань, отделяющая «это понятно» от «жить дальше»?

Дима пожал плечами.

– Полагаю, у каждого человека эта грань своя.

– Совершенно верно. И что касается меня… Я не уверена, что мне и пятидесяти лет хватит. Тебе трудно понять, как много для меня значил Илия… Попробую объяснить. У меня в юности был тяжелый период. Меня предал любимый человек. Сейчас я понимаю, что была глупым подростком, но в какой-то момент мне просто жить не хотелось. А потом я подружилась с мальчиком, которому было еще хуже.

– Это был Илия? Вы как будто спасли друг друга?

– Нет, – с улыбкой ответила я. – Не угадал. Но этот парень стал моим близким другом.

– Максим, – понял Ростовцев.

– Да. Надеюсь, я сделала для него что-нибудь хорошее. Он для меня сделал – своим примером показал, что счастье можно обрести в любой момент, а потом – что можно жить, несмотря на боль, несмотря на утрату. Жизнь побила его так сильно, а он выдержал. С тех пор я поклялась самой себе, что никогда не сломаюсь. Если он смог, смогу и я. Взяла себя в руки. Как хорошая еврейская девочка, прошла Шидух. Я всегда скептически смотрела на все эти обычаи, по хорошему счету, уже чужие. Даже моим родителям, не то что мне. И вот ирония – старый обычай предков принес мне счастье. Илия мне идеально подошел – не буду рассказывать, насколько, пощажу твое самолюбие.

Я улыбнулась, чтобы Дима не воспринимал очень уж серьезно. А то он уж слишком внимательно слушал.

– Я уже тогда понимала, насколько мне повезло. Мы действительно были одним целым, понимаешь? Я не идеализирую нисколько, понимали друг друга с полуслова. Знаешь, бывало, поссоримся, ведь у всех бывает, а он вдруг посреди моих повышенных тонов говорит тихо – «что же мы делаем, любовь моя?». Боюсь, если у тебя такого не было, ты не сможешь понять.

– Мне искренне жаль, Лиза, – сказал Дима.

– Он очень любил людей. Конечно, меня, детей, но и не только. Мне кажется, вообще всех. Мерил других по себе и считал окружающих лучше, чем они есть. Адвокатура – не самый удачный выбор профессии для человека с таким характером. Ему трудно было поладить со своей совестью. Далеко не все клиенты были невиновными, а защита полагается всем. Наверно, поэтому он оставил уголовное право и занялся имущественным. Ему больше нравилось примирять людей. И защищать их. Вот почему в решающий момент не остался в стороне. Бесконечно жалею, что не смогла его остановить. Надеюсь, ублюдок, который убил его, горит в аду. Прости, Дима.

Вот и выговорилась. Нужен был кто-нибудь посторонний, если бы попыталась сказать все это детям, не смогла бы закончить.

– Ничего.

Ростовцев внезапно остановился, потянул меня за руку и нежно обнял. Объятия были дружескими, я не стала возражать.

– Надеюсь, ты никогда не сломаешься, – сказал он.

VI

Я недолго раздумывала, как мне поступить. Ростовцев был прав – я уже все решила. На кону стояло намного большее, чем моя карьера и журналистская репутация. Иногда нужно просто делать то, что должно. Что мне грозит? Статья за клевету? Своим текстом Дима действительно взял ответственность на себя, по крайней мере, большую часть.

А если он прав? Что значит «если» – конечно, он прав.

Я знала, чем рискую.

Подредактировала текст и отправила его в редакцию с описанием, которое просил Ростовцев. Дима, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Я была совершенно измотана и в расстроенных чувствах. Мне даже почудилось присутствие в квартире кого-то еще. Словно кто-то стоит у меня над душой и наблюдает за тем, что я печатаю. Пока не отправила текст, это ощущение никак не проходило. Зато потом – как камень с плеч.

Едва нашла в себе силы позвонить детям. Но зато обрадовала, что скоро вернусь домой. Соня хорошо держалась. Умничка, моя дочурка. Максим был веселым, с озорными и смеющимися глазами. Лев показал ему что-то веселое на компьютере. Бери пример с детей, Лиза. Им так мало нужно для счастья, немного любви и ласки.

В тот момент мне верилось, что все наладится. Я охотно улыбалась детям, несмотря на усталость. Все было хорошо.

Мне ужасно хотелось спать.

Но выспаться мне было не суждено.

Звонок в дверь раздался часов в десять вечера. Раздраженно поднявшись, я набросила халат и направилась к двери, недоумевая, кто это может быть. Может, хозяину квартиры что-нибудь нужно?

Едва я взглянула в глазок, сердце резко ускорилось, и я почувствовала головокружение. На площадке стоял улыбающийся майор Родионов. Очевидно, он заметил шевеление в глазке, или услышал мои шаги, поэтому сказал:

– Добрый вечер, Елизавета Лазаревна. Простите за столь поздний визит. Нам нужно поговорить. Впустите меня?

Соберись, Лиза!

– Секунду! Сейчас, оденусь.

Спокойно. Статья еще не вышла, у него нет причин нападать на меня. Может, просто пришел обсудить после работы творчество того ненормального немца – Хагенса. Сошлюсь, что уже поздно и отправлю его домой. А утром уже поезд в Иркутск.

Трясущимися от напряжения руками, я набрала номер Димы. Снова стук в дверь. Нетерпеливо. Подозрительно, что я так долго хожу… Я аккуратно набросила цепочку и отперла замок.

– Добрый вечер, – повторил Родионов. – Вы простите, что так поздно, просто решил заехать после работы, обсудить наши дальнейшие действия после статье. Вы меня не пустите?

– Александр Семенович, это очень неожиданно. Видите ли, я уже легла спать…

Я старалась говорить громче, чтобы Дима услышал. Динамик не включила, чтобы майор не узнал о телефоне.

– Я ненадолго. Это не займет много времени.

– И все-таки нет, – я ответила твердым отказом, но сделала тон как можно мягче. Это не помогло.

– Это срочно. Я настаиваю.

В голосе Родионов появились металлические нотки. Карты были практически раскрыты. Нас разделяла маленькая хлипкая цепочка. Чтобы снова запереть дверь, нужно было идти на хитрость.

– Хорошо, – вздохнула я, как бы нехотя соглашаясь, и подалась к двери. Я хотела резко закрыть ее и повернуть ручку замка, но, видимо, что-то в моем голосе выдало мои настоящие намерения.

Родионов со всего размаху пнул дверь с такой силой, что она ударила меня, и я упала на пол. Цепочка захрустела, и заныл дверной косяк. О том, чтобы пытаться запереться, можно было забыть. Еще два-три таких удара, и щеколда с цепочкой полетит в сторону. Я подскочила с пола и, шлепая босыми ногами, бросилась на кухню. Вбежав в нее, я сразу включила громкую связь, кинула телефон на стол и заорала:

– Дима, это Родионов! Он здесь, он ломится ко мне!

– Держись, – громко крикнул он мне и еще кому-то рядом: – Он у Ивановой! Ташаев, Пименов, за мной!

Стук из прихожей прекратился, и я услышала, как звякает цепочка. Все понятно, он пытался открыть ее рукой. Я схватила кухонный нож и крепко сжала обеими руками. Выдохнула, стараясь успокоиться. У меня оставалось не более пары секунд.

– Лиза, балкон! – крикнул Ростовцев. – Третий этаж, прыгай!

Черт, да ведь он прав! Но…

– Поздно, – упавшим голосом сказал я. – Он уже здесь.

Мрачно смотревший на меня исподлобья Родионов стоял в дверях кухни.

– Кричи! – запыхавшись, требовал Дима. Он спешил… Пытался успеть. Я услышала, как хлопнула дверь автомобиля. – Соседи услышат.

Я успела только набрать в легкие воздух, чтобы показать все, на что способна, но майор был к этому готов. Достав из кармана пистолет, он сухо потребовал:

– Не вздумай, сука, – и я сразу осеклась.

Мы застыли напротив друг друга, и нас разделял только кухонный стол.

– Добрый вечер, Дима, – с улыбкой сказал он в телефон.

– Не смей ее трогать, – угрожающе и в то же время беспомощно сказал Ростовцев. Майор криво и зло усмехнулся в ответ.

– Мне не нужно ее трогать. У меня ствол. Я могу ее просто застрелить.

Я посмотрела Родионову в глаза. Да, этот человек способен выстрелить, если посчитает необходимым. И зная возможную альтернативу… Пулю можно назвать милосердным вариантом.

План Ростовцева сработал. Но, как говорится, есть нюанс.

– Чего ты хочешь? – деловито спросил Дима.

– Все, чего я хочу – это ответ. Кому из вас пришла в голову эта дурная идея?

– Это я, Саша. Она ни при чем.

– Я этого не делал.

– Не отпирайся. Мы оба прекрасно знаем, что это ты. У меня есть доказательства.

Родионов стукнул кулаком по столу.

– Не верь ей! Это она.

– Что?! И какую еще чушь ты выдумаешь?! Просто сдайся, не усугубляй.

В ответ майор обрушил рукоять пистолета на мой телефон, отчего он разлетелся на куски, а я вздрогнула и еще сильнее сжала нож. Мы остались совсем одни.

– Это будет непросто, – я пыталась храбриться, но получалось откровенно жалко. Родионов в ответ холодно направил ствол мне в лицо.

– Ты имеешь к этому какое-то отношение? Или тебя использовали втемную? Что за доказательства у вас есть?

Черное отверстие ствола показалось мне огромным, размером с черную дыру. В этот момент лишь небольшое движение пальца серийного убийцы отделяло меня от небытия. Правдивый ответ был, очевидно, самым лучшим.

– Использовали втемную. Ростовцев поставил меня в курс только сегодня утром. У меня нет никаких доказательств.

А Родионов-то откуда узнал? Я никому не говорила. Неужели просочилось через кого-то в редакции?

За окном послышался отдаленный вой сирены.

– Вы совершили огромную ошибку, – угрожающе сказал Родионов и выбежал из квартиры. Попадаться было не в его планах.

Теперь, когда опасность миновала, силы оставили меня и я осела на пол, выронив нож. Руки предательски тряслись, дыхание все никак не могло успокоиться. Я не смогла собраться даже когда снова услышала бег в коридоре. Кто-то метался из комнаты в комнату. Это был Дима. Увидев меня, он бросился ко мне с вопросами:

– Цела? Не ранена?

Я только мотала головой. В кухню вошли двое молодых и крепких парней.

– Когда он ушел?

– Минуту назад.

– Слышали ее? Теперь это ваша забота, вперед! – он отдал приказ, и опера бросились в погоню. Я сомневалась в ее успехе. Родионов был опытным сотрудником органов и наверняка умел запутать следы.

– Как он узнал, что в опасности? Я никому не говорила, честное слово.

– Ты не поверишь…

– Я во все поверю, – резко перебила я.

– Четыре часа назад очнулась Анна Точилина. Она все вспомнила и сразу начала давать показания. Очень повезло. Я показал ей фото майора, и она его опознала.

– Вот так просто…

– Лиза, это настоящее чудо. Так везет очень редко. Но иногда – да, везет. Не все дела раскрываются в результате кропотливой работы или оперативной игры. Иногда работает случай. Вставай, – Дима помог мне подняться. – Здесь оставаться нельзя. Бери документы, деньги и выходим.

– Подожди! – картина в голове никак не хотела сходиться. – Когда она проснулась, он понял, что скоро его арестуют, это я понимаю. А про статью откуда?

– Думаю, догадался, что я под него копаю. Разве это сейчас важно? Давай поспешим. Я боюсь, он может быть где-то поблизости.

Меня не нужно было долго упрашивать. Мы заперли дверь и спустились во двор, к Диминой машине. Впереди меня ждала долгая и бессонная ночь. Сначала я провела время в отделении, подала заявление о нападении, дала показания.

Меня попросили пока остаться в городе, разумеется, об утреннем отъезде не могло быть и речи. Дима пообещал с утра решить вопрос по включению моей семьи в программу защиты свидетелей. Вряд ли это было необходимо, но так мне было намного спокойнее. Странно, но следователь, который меня допрашивал, похоже, чувствовал себя виноватым. Хотя он был из полиции, а не из следственного комитета, складывалось ощущение, что ему все равно стыдно.

Теперь понятно, почему Родионов так рвался руководить следственной группой. Карьерные амбиции здесь были совершенно ни при чем. Кто бы мог догадаться?

А вот один скромный внештатный консультант смог. Правда, насчет скромности я сильно приукрасила. Скромностью Дима не страдал.

Ростовцев, очевидно, подтвердил свой статус «рок-звезды» – вел себя в отделении уверенно и непринужденно, словно не он работал на полицию, а полиция работала на него.

Закончив свои дела в отделении, мы направились в управление СК. Здесь нас ждало уже осторожное, даже озлобленное отношение. Я с трудом сдерживалась, чтобы на них не наорать – мы вообще-то вам дело раскрыли. Оборотня в погонах обличили, который вашу честь запятнал. Ну да ладно, хорошо, хотя бы засуетились, забегали. Самое главное – преступление раскрыто, можно перед начальством отчитываться. А за поимку убийцу спросят потом, у нас так далеко не заглядывают.

Выбраться из враждебно настроенного учреждения нам удалось только к утру.

VII

Едва мы сели в машину, я сразу попросила у Ростовцева телефон – мой-то был разбит. Позвонила маме, объяснила ситуацию в целом, заверила, что со мной все в порядке. Я опасалась, что она будет ругать меня за то, что невольно подвергла семью опасности, но мама меня удивила.

– Это стоило того?

Вопрос был задан спокойным и даже деловитым тоном.

– Определенно стоило, – твердо сказала я.

– Ну и не переживай, дочь. Ты поступила по совести. Ты сказала, нас будут защищать.

– Да, полицейские. Я сейчас передам трубку другу, он тебе все объяснит.

Ростовцев, приняв от меня телефон, улыбнулся мне. Я как-то легко назвала его другом… Сама от себя не ожидала. Внимательно изучала Диму, пока он спокойно инструктировал мою мать. Выглядел, словно гончая, почуявшая след. Возбужденный, нервный, радостный, уверенный в себе. Словно до этого момента держал в себе какое-то внутреннее напряжение, нашедшее выход. Словно жил ради этих мгновений. Да, полицейская работа – это его стихия.

– Я заметила, что в СК нас встретили без большой радости.

– А что ты хотела, Лиза? Мы пришли, чтобы сообщить, что у них руководителем группы по особо важному делу работал серийный убийца-психопат. Сейчас большое начальство там на ушах стоит, ищет крайнего, кто двигал Родионова на должность. Такой провал будет стоить кому-то теплого места, головы полетят.

Он сказал это с явным удовольствием.

– Недолюбливаешь следователей?

– Не всех. Конкретно СК-шных.

– Почему? Недостаточно профессиональны?

Дима усмехнулся.

– Не в этом дело. Профессионализм зависит от людей и образования, с этим все в порядке. Просто мы как-то больше к земле были. В девяностые, хоть и мрак был кромешный, мне больше нравилось расследовать. Было как-то проще все. Я чувствовал, что мне спину прикрывают. Знаешь, свои, родные менты. К концу двухтысячных все начало меняться.

– Ты не вписался?

– Да. В Энске при создании отдельного управления СК не успели толком ничего организовать, как грянул двенадцатый год. Ты сама знаешь, большую часть местных силовиков просто выгнали. Остались очень немногие. Родионов, кстати, один из таких. Ну и если даже заслуженным сотрудникам выписали пинок под зад, кто будет всерьез относиться к какому-то мелкому внештатнику?

– Тебя это задевало?

– Конечно, как профессионала. Но мои навыки смогли оценить в другом месте, так что поверь, Лиза, я с голоду не умру. Можно сказать, живу, как у Христа за пазухой. А это дело для меня – было как хобби. Просьба серьезных уважаемых людей.

– Ты сказал «было». Что изменилось?

– Теперь это стало личным делом, – серьезно ответил Дима.

Неужели, из-за меня, подумала я. Если так, мне это льстило, если честно.

– Пора вести тебя на новое место, – сказал Ростовцев. – Давай заедем за твоими вещами. С хозяином квартиры я все вопросы улажу, не переживай.

Он отвез меня домой, где я быстро собрала вещи. Загрузив сумки в багажник, Дима огорошил меня неприятной новостью: теперь мы должны были надолго расстаться. Меня это очень расстроило – я доверяла Ростовцеву, но с другой стороны, понимала – я уже сыграла свою роль. Оставалось только ждать успешного розыска Родионова. Я надеялась, что он не сможет долго скрываться.

По дороге на мой новый адрес, Ростовцев решил заехать в больницу, на всякий случай проведать Точилину, узнать ее состояние. Я не возражала, но предпочла остаться в машине – все равно меня к ней не допустили бы.

Оставшись одна, я попыталась успокоиться. Не получилось. Было как-то не по себе. Не складывалась стройная картина всего случившегося. Наверно, из-за недосыпа.

Дима вышел из больницы довольно быстро и чем-то взволнованный. Он отогнал машину ко двору соседнего дома, за угол от больничного корпуса и остановился у обочины. Но двигатель не заглушил.

– Лиза, о том, что сейчас случится – никому не слова, – сказал он.

Его волнение передалось и мне, но я даже и предположить не могла, что произойдет дальше. Через три минуты из-за угла со стороны больницы быстро выбежала стройная блондинка в черном спортивном костюме. Она быстро достигла автомобиля, распахнула заднюю дверь и, едва успев плюхнуться на сидение, крикнула Диме:

– Гони!

Вопреки ее запыхавшемуся тону, Ростовцев плавно тронулся с места, чтобы не вызывать подозрений.

Я повернулась назад.

– Привет, – блондинка протянула мне руку. – Я о тебе наслышана.

– Знакомься, Лиза, перед тобой – Анна Точилина. Твой товарищ по несчастью.

– Мы выжили, Дима, – в пику ему ответила Анна, – так что мы товарищи по счастью. Не на тех женщин он напал, Лиза. Для тебя просто Аня.

Хоть Точилина и тяжело дышала после своего продолжительного забега, она не выглядела как человек, только что вышедший из месячной комы. Действительно, чудо.

Меня поразило, насколько хорошо она выглядит. По возрасту ей было почти столько же, сколько и мне, но, если судить по внешности, больше тридцати дать было невозможно. Даже без косметики она прекрасно смотрелась Спортивная фигура, тонкая талия, высокая грудь, ограниченная спортивным топом, угадывающимся под тонкой обтягивающей футболкой, красивые длинные и пышные светлые волосы, к сожалению, лишь наспех причесанные. Черты лица у Анны были очень приятны – может быть, немного резко отточен подбородок и скулы, что делало ее внешность несколько стервозной, но с другой стороны, это и привлекало. Она открыто и с интересом смотрела на меня своими большими красивыми зелеными глазами. Представляю, насколько великолепно она будет выглядеть, если дать ей время привести себя в порядок. Привлекательная внешность дополнялась обволакивающим томным голосом.

Я с удовольствием пожала ее протянутую руку. Изумилась мягкости кожи на ее ладонях. И это без всякого крема! После месячной комы! Надо будет спросить, как она добилась такого…