полная версия

Евгений Анатольевич Небольсин
Русская философия. Анализ истории. Том 2

б) Эта линия бытия распознаваема в каждой микроне бытия, но наиболее наглядно ее видно из следующих наблюдений (кстати, суждения сии нам пригодятся ещё много раз, ибо линия сия наделена свойством многогранности и для освящения каждой иной, новой исследуемой нами грани придётся к нему возвращаться вновь ниже по тексту). Итак, пусть обыкновенная палка выведена в вертикальное состояние равновесия. Если её отпустить, то по логике вещей оная упадёт. Но в жизни, как раз все иначе – палка стремится, как бы, восстанавливать равновесие после всех воздействий на неё. Казалось бы, что легче из двух: бороться за равновесие или нет? Понятно, что выдерживать вертикаль равновесия тяжелее, ибо это постоянное напряжение сил, но именно это и есть утверждение жизни⁴³¹. Под палкой в вертикальном положении подразумевается здоровье людей, на которое постоянно ежесекундно происходит покушение и оное постоянно восстанавливается от их воздействия. Эта странность поведения – есть лишь видимая часть айсберга, созерцаемая посредством природы, воспаленной грехом, для коей естественно и логически обосновано только падение. Эта видимая часть айсберга свидетельствует о том, что есть некий активатор такого поведения, вне коего нет возникшего образа бытия в равновесии. (07.01.00)(982 п. Р.Х.)(жизнь там, где ее быть не может) Пребывать в положении вертикали – самое тяжелое и проблемное, но, как оказывается, именно это имеет место в бытии и именно оное востребовано равновесием, то есть жизнью и для побед над смертью. Сам Бог таков есть, что Его бытие не вписывается в логику вещей, но Он противостоит, Он есть. В этом же Его прообразе стоит цветок на тоненькой ножке стебля, хотя логичнее, удобнее и безопаснее лежать на земле. Иными словами, видим мы, что именно в природе вещей живого бытия заложено это стремление быть в более тяжёлом, более трудном, а потому сие исповедует себя в том, что человек стремится туда, где ему более всего трудно – на вершину горы в прообразе Голгофы Христовой, в торжестве в бою к победе жизни над смертью²⁵³. Человек рад видеть не выгоду или блага мира сего, а любовь и любящее его сердце, следующее за ним на Голгофу. Так как жизнь уже есть сама по себе проблема и трудность, то надо в любом случае в этой трудности торжествовать над собой счастьем и тем самым решать её проблемы, терпеть и бороться – восстанавливать свое здоровье во всех реалиях посредством того же самого следования человека любовью и за любовью на Вершину сообразную Голгофе. А так как жизнь не прекращалась никогда, то стало быть именно эта Божественная радость-любовь, распознаваемая в скорби, есть определяющая белая линия в формировании цивилизации – человечество стремится туда, где тяжело в прообразе этого же стремления жизни к самому тяжёлому – сохранению равновесия¹⁷³. То есть отдается приоритет не более легкому, а безрассудному противостоянию в борьбе супротив всему иному вокруг, только лишь потому, что того требует само естество жизни, её радости-любви. Поэтому возник цветок, несущий в себе этот прообраз вызова стояния бытия небытию, как постоянное торжество в противостоянии, просто в таком вот образе, в такой структуре его бытия – он держит свое соцветие на тоненьком стебле и высоко над землей – только потому, что так труднее всего быть, так более отчетливее проявляется образ победы радости-любви в тонкостях усложнения. Спаситель Иисус Христос не мог повести себя как-то иначе, кроме идти на Голгофу и жить на ней, и при этом продолжать любить даже в таких вот мучениях Голгофы, противостоя всему. Он явил Собой в этих адских муках всеобщего поношения Божественную Жизненную Силу, позволяющую жить вот так.

В этом же мы видим образ грехопадения. Змий-искуситель ползает, ибо это разумно, легко и удобно. И человек, приняв образ змия за основу, преобразил его. Поэтому-то человек стоит на узеньких стопах, а не ползает в прообразе змия, хотя и продолжает носить его в самом себе в виде пищеварительной системы. Человек продолжает эволюционизировать в сторону усиления контрастов: большей тяжести жизни, делая ее беззащитной и совмещая ее с трудностями выживания. Просто так больше радости в Боге и все, и более нет никакого иного смысла.

То есть в этом смысле (здесь прослеживается адекватная логика) жизнь требует соблюдения самого принципа, то есть Он не мог пойти по легкому пути и своей властью освободиться и справедливо наказать всех – это удел слабости, удел мертвого, а не живого. Он боролся за живое. Также как легче всего и логичнее всего не бороться за равновесие в здоровье своем, не восстанавливаться после покушения, а пойти по легкому пути, как это сделал Иуда Искариот. Иными словами, жизнь должна торжествовать не усилием воли и не силой духа, а любвеобильным миром счастья, ибо только благодаря этому оная есть там, где тяжело, где естество радостной любви лучше всего видно. Жизнь – это тяжело, но зато счастливо и много здесь любви, смерть – легко, но гадко и любви тут нет. То есть расслабиться и забыть про все и всех – означает умереть. Даже само Воскресение Его – не нарушение закона жизни, а естественное движение в инородном для логики, но привычном для жизни контексте, как новый вызов невозможному. Просто в этом больше радости о Боге и все. Это как раз продолжение следования той же самой золотой линии, где живое продолжает себя утверждать в тех же критериях и в тех же противоречиях, но только в более и даже бесконечно высшей степени тяжести и абсолютной алогичности. Мир живет не логикой, не справедливостью возмездий, а счастьем и утверждением радости. Как ни странно, сам факт того, что это не поддается логике свидетельствует о том, что именно это-то и есть жизнь и бытие Вселенной. Жизнь продвигается туда, где наиболее трудно только лишь потому, что там больше противоречий, больше зла, ибо только в нем заметно белое Божественное, отчего нагнетается острее накал внутреннего борения самого себя – только и всего. Таково веление жизни, несущей в себе воспаление грехом – просто как-то иначе победа над смертью выглядеть не может. Поэтому воскресение возможно лишь потому, что это не противоречит законам жизни – только лишь потому, что более всего трудно и даже в нашем понятии невозможно, вот насколько трудно. Таким образом, как бы трудностью, а значит и настоящей жизнью является сама Голгофа и её множественные прообразы, явленные нам бытием самой Вселенной, в коей каждая микрона имеет именно этот же прообраз стояния в равновесии. Потому стоящий на двух узких ступнях человек является сам безумием трудности, является сам по себе уже образом и подобием Голгофы Христовой – такова природа человека. Следует добавить, что Пресвятая Богородица не упраздняет, но смягчает остроту тяжбы и этим Она заступница за верных перед Очами Божьими. Ведь все то, что естественно для Бога губительно для живого в земной реалии, а потому нужно заступничество от Его гнева праведного ради нашего исправления и покаяния.

1.0.2.-58. Надо сказать, что современная археология всё более и более очевидно свидетельствует об этом факте. Древний человек многое делал не для выгоды и не для облегчения своего быта и жизни, а совсем наоборот – для торжества радости-любви. В этом направлении человек шел всегда. Организация Объединённых Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) выпустила восьмитомное издание «История человечества», в которое вошли все новейшие археологические открытия, сделанные до 2003 года. В нём прослеживается мысль о том, что древний человек всегда руководствовался Божественными принципами в своих устремлениях, руководствовался Божественными ориентирами, заложенными в нём. Он искал и ищет то, что более всего облегчает ему утверждение своей природы (постоянства) в переменчивой окружающей Вселенной. Он в этих изменчивых реалиях искал облегчения торжества той первичной составляющей естества человека, названную мной постоянством-берегом реки⁴³ – Истины, а значит вместе с Ней и самого себя, как носителя оной. О чём здесь речь? Речь здесь не о великих стройках, таких как Стоунхендж, а о совсем ином. Мы являемся носителями постоянства берега в себе, а потому ищем грани постоянства в окружающей Вселенной, чтобы опереться на них, ради облегчения трудного торжества постоянство во всеобщей относительности всего, ради торжества своего над миром. Это не только энергоносители в виде продукта питания, ибо энергия неизмена в пределах Закона Сохранения, но и островки постоянства во Вселенной, явленных нам многообразно не только в виде зарядов энергии, но и в виде всяких дневных, недельных, месячных, годовых циклов. В каждом из нас есть тот второй «я», победив который побеждаешь мир и в данном стоянии торжества над собой только для этого возникает необходимость строить тот же Стоунхендж к примеру. Сам этот процесс трудного бытия в труде – есть стимуляция наивысшей экзальтации радости бытия и счастья. Вот это достичь и удерживать и есть самое тяжёлое – это не только подвиг, но и разумность подхода, нужны способы. Человек рожден во Царствии Небесном и все Его составляющие, Сама Его Сущность дыхания Его жизни в нас так и осталась знаковой в природе человека. С грехом изменился образ торжества этого счастья, высшей экзальтации радости. Так как Божественное в человеке нетленно и нерушимо есть, то не смысла хранить в себе радость Царствия Небесного, ибо она уже заложена в нашей природе и составляет основу ее, необходимо ее постоянно очищать, необходимо уничижить все то, что тленно, временно и тяготит этим дух, скрадывает счастье. Для этого Бог указует путь, следуя коему человек не грязнится. А если все-таки помрачение радости произошло, то очищением умерщвляет грех, упраздняет временное и тленное, отягчающее дух – это и есть труд в поте лица¹⁷⁴. Для человека ничего не изменилось и он по прежнему насельник Царствия Небесного, но теперь уже постоянно исполняя это условие. Вот почему человек искал совсем не благоприятной вольготной жизни без борьбы, а как раз тяжелого борения ради адаптации этого качества победного торжества над самим собой и в самом себе. Ведь с этого всё стало быть в истории человечества: Царствие Небесное так и осталось самым важным условием жизни человека, только теперь уже этот же самый хлеб насущный требуется добывать в поте лица. Чтобы было ясным о чем здесь речь, приведу пример. Вы все видели монаха отшельника с четками на руках. Аскет постоянно перебирает шарики произнося молитву. Действие нудное, монотонное и продолжительное. Теперь представьте себе, что эти же чётки только уже с огромными шарами массой по несколько десятков килограмм. Надо делать точно такое же действие и читать молитву на каждом шаре. Дело не в нудном тяжёлом труде, а в способности не отвлекаясь концентрировать свое внимание на Источнике всех радостей и при этом как можно дольше. Только нудный труд своей машинальностью это позволяет. Ибо достоинство такого труда в том, что действие сие, с одной стороны, сопряжено с напряжением духа в той же степени и в том же образе, в каком молитва сопряжена с перебиранием узелков на четках. А с другой стороны, внимание не переключается на что-то иное, как образ того самого страшного преступления, которое совершил Адам в Раю – дело было не в яблоке, а в том, что он отвлёкся от Бога, обратил внимание на иное Ему. То есть нудный монотонный физический труд несет в себе элемент постоянства, а потому не является инородным пустоте греха, как носительнице постоянства в чистом виде. Таким образом, монотонный физический труд утверждает то качество жизни, коим обладал Адам до первородного греха и оный в пределах наших обстоятельств выживания был и будет всегда специализированный и пребывает в структуре государственного образования. Иными словами, монотонный физический труд – это есть самое выдающееся изобретение человечества, призванное облегчить утверждение постоянства своей природы в отдаленном прообразе Его неизменности и победу над собой ради близости к Богу. Оное несёт в себе цель достичь именно этой кондиции жизненного процесса, при котором перебирание шариков нанизанных на леске чёток многовариантно как бы адаптировано в специфике государственного служения, как соучастие разума в желанном и жизнеутверждающем единении духа с Богом в молитвенном действии – адаптируется в образе повседневного энергоемкого физического труда, при котором тело человека (хотя надо сказать и вся Вселенная), по слову святых отцов, становится вспоможением душе в молитвах Богу³³³. (Сюда следует добавить пост и все то, что стимулирует хорошую работу мозга и тем усиливает ум, стяжает ясность ума, а также обогащает сам этот опыт распознания присутствия Благодати Божьей на мощах усопших праведников). Потому что по грехопадению ничего не изменилось в Божественном Замысле о человеке и человеку по прежнему естественно быть только счастливым насельником Царствия Небесного, ведь каждое Его Слово абсолютно незыблемо и вечно, но изменился только план реализации Замысла. В пределах этого состояния духа в радости Царствия Небесного человек должен соединить в себе все без остатка. В пределах постоянства и свойственного ему счастья происходит соединение радости с трудностью жизни посредством ее подобия постоянству, то есть цикличности. И не только в этом срезе. Важно сказать, что этой радостью должны обладать все и все вокруг.

Это стало первым законом формирования эволюции. Ведь сам по себе организм человека – сонмище монотонных, нужных, цикличных процессов. По этой причине с самого первого момента зарождения жизни на Земле эволюция должна была идти только в образе и подобии пустоте греха согласно именно только этому закону.

То есть научным изысканием становится поиск островков, наделённых Истиной, способствующих утверждению данной кондиции образа Творца, чтобы можно было опираться на них по пути следования к Богу и всё сильнее и полнее трансформировать Божественные свойства в окружающем порядке вещей, проводя посредством самого себя во Вселенную Божественные энергии и свойства³³⁴. Понятно, что тяжело победить себя, когда приближаешься к смертельной опасности и ещё тяжелее остаться возле неё и продолжать жить в обнимку с ней (умереть, как оказывается легче, чем жить на краю пропасти в таких условиях постоянной тяжбы – только и всего). Еще тяжелее соединить жизнь со смертельной опасностью. Этот парадокс в поведении древних людей, который учёное сообщество археологов прошлого столетия не могло объяснить. Человек родился полнотой радости и может жить только тем, что его породило и потому искал всегда то, что ему знакомо, о чем он ведал, то есть родное ему и близкое радостное. Точнее, он искал то, где когда-то был¹⁷⁵ и чем сам был – искал себе подобное. Мир после грехопадения изменился и естественное для человека Царствие Небесное в возникших условиях принимает и обретает уже иное формальное выражение, новое имя – форму живоносного порядка вещей, с его сложившейся субординацией приоритетов, соблюдая который трудами в поте лица остаются незыблемыми законы Царствия Небесного. Личность со всеми естественными для нее запросами может пребывать земных условиях. Но этот порядок вещей, обуславливающий вечное естественное счастье и радость в земных условиях оказываются в поле досягаемости ада. И порядок сей постоянно бомбардируется влиянием бездны опосредовано окружающих вещей. Близость ада сильно активирует хаос, через что разрушается сама природа любви. Поэтому, чтобы жить вечно, необходимо постоянно восстанавливать разрушаемые Божественные жизненные устои и, тем самым, удерживать равновесие, как своими силами, так и прибегая к помощи извне. Так возникла эта потребность в поте лица хранить прежнюю радость Царствия Небесного – собирать эти крохи множественных осколков, которые таят в себе все частицы бытия и ими выстраивать естественные для радостной жизни условия³³⁴. На том отдалении от Царствия Небесного, на коем находится человек ныне вся та полнота радости бытия, которая естественна для личности и в которой он был до грехопадения, невозможна. Это противоречие между тем как это естественно человеку и тем, как это есть в реалии, толкает людей к поиску лучшего, он концентрирует островки радости воедино, как увеличительное стекло концентрирует пучок световых волн в точку. Именно это породило научно-технический прогресс, в коем человек «вьет себе гнездо» по образу прежнего Рая и в то же время движется к Раю всю жизнь. Это не тот поиск Истины, о котором говорят многие, ибо Истина уже пребывает в человеке, если он вписывается в наше определение о человеке-радости-любви – такой человек ищет истинное подобие в себе в физических свойствах природы⁴³². Ведь чтобы жить, необходимо видеть себя в окружающем мире, причем свое счастливое «я», естественное для Царствия Небесного надо постоянно адаптировать к условиям земного бытия²⁵⁴. Только это качество духа дает видеть характерные для личности очертания даже в малой микроне бытия. К примеру, дает возможность понять, что палка нужна только потому, что обладает некоторыми гранями абсолютного постоянства Божественного бытия, как маленький оттенок той радости из Царствия Небесного, с помощью которого можно хоть как-то обеспечить незыблемость своего Божественного счастья: она в какой-то степени подобия абсолюту твердая и в какой-то степени подобия абсолюту ровная и длинная. Эти оттенки постоянства (личностные черты) в разных его вариациях послужат важному делу, а именно помогут адаптироваться абсолюту личности (речь идёт об абсолютном счастье Царствия Небесного) в данных условиях хаоса, стимулируемого бездной. Это открытие радует сердце, ибо оное есть победа над влиянием бездны. Быть в окружении своего радостного подобия – более естественно, чем в хаосе. Это не только сообщество разновариантных носителей Царствия Небесного, таких как и сам человек⁴³², но и то, окружение мира со множеством осколков той Вселенной, которая была сотворена во Царствии Небесном. Всё сотворенное сотворено счастьем, а потому все, что хоть как-то имеет бытие – все несет радость и благодаря Божественной радости существует, не смотря на всю свою физичность и материальность. Почему тогда нам иногда это трудно понять? Потому, что радость должна быть ко времени, к месту и в должной мере. Если этого нет, то радость становится горем. Иными словами, сотворенное Божественной радостью только в Божественном порядке земных условий утверждает радость-любовь. Получается, что нужно собирать камни, восстанавливать прежнее порушенное счастье бытия во Вселенной¹⁷⁵ – это тоже трудно воспринимаемый разумом абсолют, но именно он остается стимулятором всех активностей и течений живого в мире. Поэтому вся флора и фауна в той же мере востребована, как вспомоществующие в этом самом священном и важном для всего мироздания делании человека – быть ему в единстве с Богом⁴³³. Флора и фауна оказываются в области нашей власти только лишь по этой причине – ради сослужения Богу через нас, через людей и приобщения через нас к Нему. В противном случае, вне сослужения они нам вредны и опасны.

В земных условиях бытия, Царствие Небесное, как жизнь с ее естественной потребностью наступать на смерть, может быть выражено только в некотором Богом откровенном порядке единства, в котором разрозненные (из-за греха) грани Божественного выстроены в некоторой жизнеутверждающей неразрывной последовательности, как специфическом образе одиночества-единства Бога в данном одномерном линейном пространстве, в коем происходит развитие¹⁷⁶. Это также уже иное несколько своеобразно выраженное Божественное в пределах ограниченной возможности природы данной сферы одномерного бытия, в котором живое удобоприемлемо-постепенно последовательно приобщается ко всей полноте, но только постепенно, непрерывно то к одной грани счастья, потом к другой и так живет тем же единством, выраженным непрерывностью постепенности до полноты приобщения ко всем граням счастья вне единовременности проявления – таков образ Бога в Его одномерном инобытии, такова специфичность речи данного ограничения природы поражённой грехом – оное несет в себе хотя и линейные, но характерные черты личности. Человек искал не облегчения быта в тяжёлых условиях, а копаясь в самом себе, в своём духовном мире, искал тот верный ход в своем движении в вечность, благодаря коему жизнь в земном её проявлении остается непрерывной. Это такое верное действие, благодаря коему он мог разобраться в самом себе, обеспечить неразрывность цепи развития своего бытия в данных условиях и обстоятельствах, чем облегчается утверждение радости жизни и прежнего счастья. Просто Божественная радость, в отличие от всех остальных, радует своей насыщенностью полноты в любых ситуациях и в любых тяжестях жизни – оная всегда альтернатива миру сему. Черное нам дано для того, чтобы видеть белое. То есть трудность жизни сразу же стряхивает все ложные ориентиры на радость, уводящие от обязанностей перед сообществом и семьей, тем самым вновь восстанавливается утверждающая Божий порядок радость от исполнения своего долга перед окружающими его людьми. Человек изначально должен пребывать во Царствии Небесном. Он родился там и для него это естественно – быть абсолютно счастливым. Также как комфорт в любом виде заложен ещё в отношениях ребёнка с матерью и отцом – человек помнит свой этот город детства, а потому только и только то, что скрадывает счастье (один из видов болевого шока), дает первый сигнал о нарушении, активирует потребность к его восстановлению как утраченного. Человек, чувствуя боль от своего неподобия Богу и ищет способ восстановить себя³¹¹, и естественный себе комфорт, и видит перед собой свое подобие – счастье (экстаз Псевдо-Дионисия Ареопагита), и следует туда, где ему естественно быть в счастье, чем утверждает сопутствующую грань радости – абсолютную вечность своего бытия, ибо только счастье наделено свойством Божественной вечности. Таким образом, разбойнику, который был распятым на кресте вместе со Христом, утешением могло быть только причастие к Источнику всех радостей – только и только к Божественному. Изнемогая от боли и видя уже перед собой смерть он требовал себе утешения не вкусным обедом, вином и красивыми девушками. Просто он уже искал Истину и был уже готов принять в себя настоящую радость, которая не может затмиться никакими скорбями – от утешения в Духе Святом через проводника Его – через Сына Божьего. Эту настоящую радость невозможно разрушить ничем. Человек, которого уже ничто не могло радовать в этой жизни получает счастье от близости Царствия Небесного, получает то самое счастье, с которым шли уже апостолы на свою мученическую кончину, и все святые в том же числе.

1.0.2.-59. В чем именно проявление Божественного? Представьте себе, что некто сотворил чудо – повернул время вспять, заставил трещать горы и поднимать вверх моря. Но это не несет человеку счастья. А так как нет этого самого главного, то все остальное для человека теряет смысл и он это не ценит, и даже не замечает. Бог работает только лишь в этой нише природы человеческой души, в этой грани Вселенной – в душе человека только лишь утверждает радость. А для этого многого не надо – просто умом прикоснуться, дотронуться до Источника всех радостей на Земле и во Вселенной и счастье наступает даже там, где вокруг настоящий ад и поношение даже теми, ради которых жил все эти годы. А более человек ничего не просит – зачем ему поворачивать время вспять, если нужна простая радость и счастье. Получается, что настоящее чудо совсем не то, что мы просим у Бога в виде полномасштабных превращений, а маленькую радость и уверенность в себе посреди безнадёжности и горя. Все остальное, если было и будет – мы этого не увидим и не заметим. Мы наблюдаем за всем этим через телескоп, но что это всё для нас.

1.0.2.-60. Если мы приложим к этому математический анализ, то сможем разглядеть контуры, то есть сможем увидеть некоторые оттенки того, о чем сказано в предыдущем абзаце. Мы просто продолжим обсуждение той же линии суждения на ином языке понятий.

Что роднит все элементы математического анализа? Все элементы математики и все её множественные производные во всех смыслах – это есть носители свойства постоянства₇₇₇, а оное Божественное – единственное из всех множеств Его, оказавшегося в сфере функционального обозревания любого и данного понятийного языка. Если мы возьмем множественную производную, то увидим, что все производные и первообразные равны и тождественны между собой в ноле, то есть они все так и остаются составной частью живого организма, только раскрывают разные в нем грани₇₇₇. Итак, носителем постоянства в одной сфере инобытия становится точка, в другой сфере становится прямая; в третьей – плоскость; далее – пространство, окружность, сфера. Далее появляется ещё одна реальность в природе которой постоянство может быть выражено идеей (религией). Все это перечисленное родственно в пустоте, как в постоянстве в чистом виде₇₇₇.

Всякая идея выражает стремление торжествовать в Истине путем усилия воли, сопряженной с подобием духа Богу в чистоте духовной. Так было с человечеством до Рождества Христова. После святой Пятидесятницы все изменилось. Сошествием Духа Святого, постоянство бытия утверждается не только подобием Творцу в чистоте духовной, но ещё и непосредственным динамическим общением с Ним, то есть Его Наполнителем-Энергией-Благодатью и радостью. Достаточно разжечь костер счастья, так сразу же единство автоматически приложится – это и есть стимулятор всякого равновесия и всякой устремленности восстановить его²⁵⁶. Оное возникнет само по себе без нагнетания истерии. Люди будут держаться вместе. Нет ничего прочнее счастья и всего того, что им утверждается. Также как водная гладь – как не воздействуй на неё, а оная вновь и вновь принимает ту же форму равной поверхности. На это не способно самое твердое тело во Вселенной. Водная поверхность не принужденно сама по себе занимает тот образ постоянства, в то время как твердое тело после любых воздействий разрушается и меняет форму. Также и богатыри, казалось бы не дюжей силою обладают, а не могут противостоять тому, чем довольствуется инок.

Отсюда ясно раскрывается причина эволюционного становления цивилизации и маршрут её дальнейшего движения в земных условиях – она никогда не покушается на радость, оная призвана только её хранить и беречь, и развиваться только в пределах ее пространства. Оная утверждает то, что её активирует, как движение к лучшему и более совершенному. Радость, как частное хранящее в себе общее – причина эволюции, а не как-то иначе. Если мы приглядимся к счастью, то увидим в нем то же самое подобие чувственной пустоте. (07.01.00) То есть, если вспомнить определение о природе чувственности³⁴¹, то радость – это естественное подобие чувственной пустоте. Радость, как и окружность, не инородна пустоте, а именно иное имя пустоте греха. То есть радость – пустота греха и в этом ином имени элемента постоянства несет в себе различные структуры проявления и природного выражения, а потому естественна для мира и, как подобие пустоте, наделена наибольшей устойчивостью по тому же принципу наибольшей устойчивости водной глади озера перед любыми воздействиями. Всякая государственность устраивается только счастьем каждого человека_{(см.777-03-2).}

Жизнь обретает хоть и более нежные образы, но они более устойчивые к воздействиям и счастье становится все более стабильным и всеобъемлющим. (07.01.00) При этом, человек молитвой видит только лишь то, чем сам является в замысле Божьем – счастье и сам туда следует к нему вопреки чувственности. То есть жизнь остается в пределах межличностных отношений – это есть иное имя элементу постоянства. В этом случае жизнь не инородна пустоте (в смысле отсутствие смерти), а потому в самых различных своих прообразах, как подобие общему-пустоте, наделена некоторой степенью устойчивости в строгом соответствии со степенью подобия пустоте-жизни. Таким образом, чтобы жить, ему дано быть счастливым даже в полном аду, ибо, если он счастлив (счастье может быть лишь в Боге), то видит те грани бытия, которые подобны и утверждают радость даже на самом дне бездны – просто там их очень мало, отчего приходит востребованность в посте и упорядочении жизни. И наоборот, пребывая даже в раю, если не счастлив, будет искать то, что временно и несет печать инородности-смерти. Понятно почему выживают люди с радостью в душе. Это – во-первых. Во-вторых, в процессе эволюции совершенствуется все то, что помогает не в борьбе за выживание, а помогает сохранить эту радость бытия – зрение, с помощью которого радостный человек видит путь к дальнейшему счастью даже иной раз через покушение на свое здоровье, страдание и лишения, если без этого обойтись нельзя. Ведь даже на самом дне бездны существуют оттенки Царствия Небесного коими довольствуется живое. Посредством упорядоченности своего бытия, человек в этих реалиях зрением сберегает живое даже через лишения, а потому зрение становится приоритетом эволюционного становления человека и только от него получается потомство³⁴². А так как он получает дар зрения, то это говорит о том, что он более уверен в себе, меньше ошибается и потому уверен в себе – то есть более всего счастлив. То есть, если эволюция цивилизации существует как реальность, то неизбежно в ней совершенствуется органы зрения предстоящего будущего. Глаза, как мы выясним ниже в содержании этой книги – самый сложный орган чувственной природы, а это означает, что он более всего усложнялся, дольше всего формировался в процессе эволюции, так как ранее всего возник, как иное имя элементу постоянства. То есть квант света, зашедший в слои атмосферы Земли, прикоснулся к ее поверхности и в этой самой точке взаимодействия произошло то, что потом эволюционно усложнилось до привычно созерцаемого образа – глаза. Квант света смог зеркально отразиться, а смог войти во внутренний мир материи, но в этот момент эта точка «увидела» Солнце и в этом же прообразе глаз всегда будет видеть только Солнце. Хотя надо сказать, что квант света сам изменился, принял разные формы и носители себя в своем прообразе. Но ещё дольше эволюционно формируется духовное зрение, о котором говорят как об интуиции. Так как Бог абсолютно велик, то духовное зрение, как орган более полного созерцания Творца, будет оформится как очевидная реальность в процессе эволюции еще более долго, чем зрение. Это уже сложное устроение мозга. Этот орган зрения³⁴³, который более чётко качественно еще только должен будет проявиться в будущем на природе человека³⁴⁴ несет в себе самый изначальный элемент Царствия Небесного – элемент постоянства в самом абсолютном чистом виде. Это, кстати, будет способствовать освоению космических пространств, ибо верное решение будет приниматься совсем иначе, ибо теперь уже только благодаря зрению очень часто путь жизни будет идти через Голгофу, против чего всегда бунтует разум – так заложено в нашей природе, если мы приглядимся к себе – ведь созерцая добычу мы очень часто преодолеваем многие препятствия, ввергая свой организм даже на опасность и трудности. То есть эволюция – это, с одной стороны, только лишь процесс адаптации организма человека к трудностям³⁴⁵, а с другой стороны, образ пути следования мимо этих трудностей в прообразе Пасхи Христовой. То есть достаточно видеть Божественное, чтобы идти на то, что имеет образ Голгофы. Такова эволюция жизни человека.