Натали Р.
Враг моего врага. «Конец фильма»
– У вас нет лицензии на концертную деятельность! – прицепился полицейский.
– На фиг нам лицензия? Мы уезжаем. На пятичасовом экспрессе.
– Как уезжаете? – Трифонов растерялся.
Аддарекх пожал плечами.
– Синий получил гражданство, больше нам здесь делать нечего. А ты чего нерадостный, сержант? Ты же об этом мечтал!
Полицейский неопределенно покрутил рукой.
– Да так как-то… – он достал сигареты и подобрал слово: – Неожиданно. Я уж привык: выхожу на дежурство, а вы тут как тут, влипли во что-нибудь. Курить будете?
Аддарекх взял сигарету, Иоанн Фердинанд гордо отказался. Вынул из-за пазухи самокрутку и попросил огоньку. Трифонов одарил его скорбным взором.
– Вот! Я же говорю. Спрячь, от греха подальше, араб недоделанный. А то ведь конфискую и в тюрьму засажу. За забор под током, – добавил он многозначительно.
Мересанец передернулся и убрал самокрутку обратно.
– Да что здесь такого? Почему я не могу курить то, что мне нравится?
– Потому что эта дрянь вредна для организма, – строго разъяснил Трифонов.
– Для земного!
– Слушай, Иоанн Фердинанд, как там тебя дальше, – миролюбиво сказал полицейский. – Я все понимаю, но у нас тут не космопорт. Ебург – столица России, а не вертеп какой-нибудь. Нравы у нас суровые, и мораль блюдется. Пока ты на моей территории, веди себя прилично, понял?
Мересанец отрывисто вздохнул, но возражать не стал.
– Сыграй, что ли, на прощание, – попросил Трифонов. – Очень оно у тебя душевно получается.
– Ага, – проворчал Иоанн Фердинанд, – я стану играть, начнут подходить люди и бросать мне деньги, и вы же скажете, что я виноват.
– Да ладно, не скажу. Правда, сыграй.
Мересанец расчехлил гитару, извлек несколько звуков, на первый взгляд странноватых, но не диссонансных, сочетающихся друг с другом. И, словно мухи на сладкое, стал подтягиваться народ, ожидающий поезда. Делать на платформе особо нечего, почему бы не послушать музыку. Иоанн Фердинанд подкрутил струны, настраивая инструмент по одному ему известному принципу, и заиграл мелодию. Опять новую, Аддарекх ее раньше не слышал. Мрланк высунулся из-за пазухи шитанн и музыкально замяукал, выражая полное одобрение высоте, темпу и ритму, словно подпевая. Кот тащился от мересанской музыки, никакая иная не вызывала у него такого экстаза. Кто-то из ребятишек захлопал в ладоши. Появились первые монеты – этого Иоанн Фердинанд и боялся. Но полицейский молчал. Курил свою противную сигарету и тащился, как кот.
Подошла электричка, народ рассосался. Аддарекх собрал деньги, и Трифонов, встрепенувшись, протянул за ними руку:
– Давай сюда, это штраф. А это, – он сунул горсть монет в один карман и вынул из другого купюру, – от меня. Не поминайте лихом. Будете еще на Земле – заезжайте в Ебург. Вам ведь понравился наш замечательный город?
– Очень, – соврал Иоанн Фердинанд.
– Вот и приезжайте. Только, – он погрозил пальцем, – смотрите мне, никаких безобразий!
– О чем вы говорили с дуурдуханцем, господин Васто? – полюбопытствовал Веранну.
Тсетианин знал, что вчера в посольство Содружества Планет приходил купец. Вполне естественно: инопланетяне, оказавшиеся на Земле, чаще всего обращались в консульства при космопортах, но нередко добирались и до посольства. Сам посол был персоной слишком высокого полета для простого торговца, и его, как обычно, принял один из сотрудников.
– Господин Маади расспрашивал о том, что произошло за последние тринадцать лет, – не моргнув глазом, ответил эасец присущим ему любезным тоном. – У него досветовое судно, господин Веранну. Он привез на Землю паломников и интересовался также, где им было бы полезно побывать. Я назвал ему местонахождение признанных чудес света и местных религиозных святынь.
Веранну кивнул.
– Кроме того, господин Маади прибыл с подарком от тогдашнего координатора Дуурдухана господина Узнеери к тогдашнему координатору Земли господину Лопесу.
Посол поднял бровь.
– Что вы посоветовали ему в связи со сменой координаторов? – занятно: неужели Узнеери всерьез считал, что Фернандо Лопес продержится на посту еще тринадцать лет?
– Я позволил себе уточнить, – молвил Васто, – каков статус этого подарка. Является ли он даром Дуурдухана Земле или презентом одного человека другому человеку. Господин Маади затруднился с ответом. Он всего лишь владелец судна и торговец, а вовсе не политическая фигура. Выводы мне пришлось делать самому. Судя по характеру дара – а это ящик особым образом выдержанного дуурдуханского вина – он вполне способен порадовать господина Лопеса, тогда как Салиме ханум будет бесполезен. Я рекомендовал господину Маади съездить к господину Лопесу в Кордову и преподнести ему вино.
Веранну снова кивнул.
– Вы поступили правильно, господин Васто, – одобрил он. – Как и всегда.
Эасец молча поклонился, полностью согласный с оценкой начальника. Он все и всегда делал правильно. И то, что он рассказал послу не обо всем, тоже было правильно.
Беседа Маади и Васто на этом отнюдь не закончилась. Эасец знал, что так будет, знал с самого начала, потому что дуурдуханец нещадно потел. В аналогичном состоянии у землянина тряслись бы руки, шитанн непрерывно сглатывал бы, чфеварец дергал бы себя за усы. Капитан Маади весь взмок, и Васто понял: не для того он прибыл в посольство, чтобы узнать туристические маршруты, и даже вино – лишь предлог, мог бы с консулом в Байк-паркинге посоветоваться, кому его вручить. Маади явился за чем-то, выходящим за рамки обычной практики. Просить или предлагать. Оказалось – и то, и другое. Купец предложил много, так много, что у виды видавшего эасца сердце дрогнуло. Но и попросил немало.
Маади знал, чем тронуть уроженца Эас. Деньги, много денег – кто же не любит деньги? – деньги всегда хороши, но не впечатляют. А вот земельный надел на Дуурдухане – это не только гарантированный денежный доход, но и автоматически дуурдуханское подданство, и дом, где можно укрываться от невзгод или проводить отпуск. А самое главное – возможность войти в гильдию дуурдуханских торговцев, раскинувших свои сети по всей Галактике, качать деньги и блага через парсеки, держать в своих руках нити, связывающие миры. И Васто повелся. Он не сказал купцу ни да, ни нет, но тот понял: эасец лишь набивает цену.
Васто с трудом вытащил адмирала т’Лехина на вечернюю прогулку. Мересанец, выйдя из больницы, стал замкнут и печален, точь-в-точь как сразу после прибытия с периметра, разве что не заикался. Он ничего не хотел: ни гулять, ни посещать музеи, ни слушать оперу. Недолгого периода оживления, когда он обрел вкус к жизни на радость прикомандированному компаньону и тратил посольские деньги на цветы, вызывая ворчание казначея, как и не было. Он больше не просил аудиенций у координатора. Васто был не дурак и сообразил, что адмирала подкосило новое поражение, фиаско на любовном фронте.
Еле-еле, с чудовищными энергозатратами, эасцу удалось уговорить адмирала совершить моцион – зимние холода вызывали у мересанца стойкое нежелание куда-то вообще выходить. К счастью, снегопад к вечеру закончился, и они вышли на аллею, засыпанную мокрым, слипающимся снегом; охрана ненавязчиво следовала в отдалении. Адмирал ежился, подняв воротник.
– К чему эта пытка холодом, господин Васто? – посетовал он. – Меня эти прогулки вовсе не развлекают.
– Лучше бы вам, господин т’Лехин, научиться получать от них удовольствие, – невозмутимо ответил Васто. – Только на прогулках мы с вами можем говорить, не опасаясь быть подслушанными.
В темном, угасшем взгляде адмирала, обращенном на сопровождающего, появилась надежда.
– Вы поможете мне?
– Не торопитесь, господин т’Лехин, – Васто посмотрел урезонивающе. – Появились некие возможности. Но моя помощь, если вы захотите ею воспользоваться, обойдется недешево. Хорошенько подумайте, сколько готовы заплатить.
– Сколько скажете! – глаза адмирала засверкали. В тумане безнадеги вдруг забрезжили зримые очертания его мечты о свободе.
Васто с сожалением покачал головой. Из вояки никогда не выйдет торговец, хоть о стену его колоти.
– Недвижимость на Мересань, – потребовал он. – И не какую-нибудь клетушку в многоквартирном доме для простолюдинов. Я желаю быть крупным землевладельцем. Вассалом второго круга, не меньше.
Т’Лехин скрипнул зубами.
– Я не сомневаюсь, господин Васто, координатор щедро оценит ваши заслуги. Я, со своей стороны, всемерно об этом позабочусь.
– Позаботьтесь также о том, – добавил Васто, – чтобы мои угодья не представляли собой пустыни или болота. Разработанные, цивилизованные земли, лучше всего – с полезными ископаемыми. Я слышал, на Мересань есть хлорохромный траинит?
– Есть, – сдавленно произнес т’Лехин. Запрошенная цена и впрямь была немалой. Но – подъемной. Т’Согидин отвалит проклятому эасцу рудник: ведь когда у него будет адмирал, он сможет завоевать Нлакис!
– Ну вот и отлично, господин т’Лехин, – все те же светские интонации, словно они беседуют о погоде. Эасец прекрасно владел собой. – Я рад нашему взаимопониманию.
– Что я должен делать, господин Васто? – а вот адмирал терял самоконтроль. Ему хотелось куда-то мчаться, собирать вещи – дурацкие, вредные позывы, но поди с ними справься.
Секретарь посольства насмешливо скосил глаза:
– Не суетиться. Предаваться своей неизбывной тоске и медитациям. И почаще гулять на свежем воздухе. Вам, господин т’Лехин, придется полюбить зимний морозный воздух. Открывайте окно на ночь. Это улучшает сон.
Шипя и треща, шнурогрызка топотала по выстроенному Фархадом лабиринту, пытаясь добраться до упрятанного в центре болтика. Гасан азартно наблюдал за тварью, предлагая Принцу забиться на что-нибудь, однако тот не поддавался на провокации младшего товарища. Рырме косился флегматично, но с интересом.
В дверь постучали, и Фархад, шикнув на гостей, крикнул:
– Открыто!
Дверь отворилась. На пороге стоял мересанец. Не слишком, впрочем, похожий на мересанца, разве что цветом кожи. Надменное выражение, свойственное «высшей расе», напрочь покинуло лицо. Вместо традиционного халата – джинсы и свитер с широким воротом, на голове – вязаная шапочка чуть ли не до глаз, скрывающая защитную металлическую сетку.
– Я правильно понял, что можно войти? – осведомился он по-хантски.
– Привет, т’Тамаран, – сказал Фархад немного растерянно.
Он отрицательно мотнул головой:
– Иоанн Фердинанд Георгий Валентин.
– О? – Фархад не стал скрывать удивление. – Очень приятно. Постараюсь запомнить.
– Иоанн Фердинанд – достаточно, – он переступил с ноги на ногу и спросил: – Ты набираешь пилотов, Принц?
– Да.
– Почему не сам адмирал Шварц?
Фархад хмыкнул.
– Соскучился по ласке и доброму слову? Хочешь пообщаться лично с ним?
– Нет! – мересанец тут же сдал назад. – Лучше с тобой. Ты говорил, что не прочь видеть меня своим напарником, – напомнил он. – Ты до сих пор так думаешь?
– Я похож на девицу, которой надоело ждать жениха? – усмехнулся Фархад. – Не так уж много времени прошло, и я не передумываю ни с того, ни с сего. А ты?
Он не ответил. Кто-кто, а он передумал столь радикально, что оторопь берет. Мог ли он предположить хоть полгода назад, что придет наниматься на земной крейсер?
– Примешь меня, Принц?
– Давай посмотрим, какие у тебя есть документы, – Фархад указал ему на стул. – Паспорт любого земного государства?
Иоанн Фердинанд протянул юноше свой новенький паспорт. Тот открыл, рассмеялся:
– Да мы с тобой, выходит, соотечественники!
– Ты аравийский принц, что ли?
– Вроде как, – отмахнулся он.
Акцентировать на этом внимание не хотелось. Чего доброго, мересанец, выросший в жесткой структуре вассальных связей, сочтет себя его подданным… А если узнает о его матери – вообще трындец. Он украдкой показал однокашникам кулак, чтобы помалкивали.
– Значит, с гражданством у тебя все в порядке, – резюмировал Фархад. – Дальше. Документ о квалификации пилота? Или о полученном образовании?
Иоанн Фердинанд дернул подбородком. Все-таки гордость аристократа, вассала второго круга, никуда не денешь.
– Сомневаешься в моей квалификации, Принц? Ты видел, как я управляю кораблем.
– Я-то видел, – мягко сказал Фархад. – И я знаю, что ты был капитаном, а для этого недостаточно одного лишь высокого происхождения. Но чтобы вписать тебя в реестр как пилота, нужен документ. Официальная бумага.
Иоанн Фердинанд издал несчастный смешок.
– Издеваешься? Может, мне за ней на Мересань слетать?
– Мысль хорошая, – Фархад постучал по хитиновому панцирю шнурогрызки, уставшей искать дорогу, – но нереализуемая. У нас в случае утери документов обращаются с просьбой об экзамене. Лучше всего сдать его в Ебургской Академии. Эксперты оценят твое мастерство на тренажере и подпишут бумагу о квалификации.
– Хорошо, – он наклонил голову. Деваться все равно некуда.
– Кроме того, тебе понадобится заключение медкомиссии. Начальник космопорта может направить тебя в поликлинику.
– Понял. Еще что-нибудь? – в голосе – покорность судьбе.
– Еще заполнишь вот эту анкету. Не грусти, Иоанн Фердинанд, – он ободряюще улыбнулся. – У тебя все получится.
– Электрическая сила! – мересанец взял кристалл памяти двумя пальцами, словно пакость какую-нибудь, и ушел.
Гасан и Рырме, как один, смотрели на дверь и не видели, что шнурогрызка добралась-таки до заветного болтика.
– Однако, кто это был? – спросил наконец Рырме.
Фархад фыркнул.
– Единственный из всех вас, кого можно назвать пилотом!
Джеронимо Натта бросил взгляд на экран. Каждый раз, когда он смотрел на безбрежные просторы, усыпанные звездами, душа замирала, вновь и вновь проникаясь величием Бога. Здесь, в космосе, не нужны были никакие доказательства Его существования. Оставалось лишь изумляться, отчего ограниченные безбожники этого не понимают.
Иное дело – люди, которые осознают Бога, но неправильно. Те же мересанцы, к примеру. Живет ведь в них священный трепет перед небесами и неосознанное стремление к единению с бесконечностью. Такая прекрасная основа для обращения в истинную веру. Вот она, Мересань, рядом, видна невооруженным глазом: крупная синеватая звездочка слева от яркого красного диска размером с горошину. Видит око, да зуб неймет. Как проповедовать этим нехристям? Четырем крейсерам подойти на дистанцию эффективной радиосвязи не составит большой проблемы, но мересанцы почти не пользуются радио. Весь жар высоких слов, услышанных лишь дежурными наблюдателями, пропадет втуне и не дойдет до народа.
Впрочем, Джеронимо Натта находился здесь во главе эскадры не только и не столько для проповедей. Он явился за черной душой нашедшего тут пристанище злокозненного Ена Пирана, пособника дьявола. Но добраться до проклятого адмирала не так-то просто. Ена Пирана защищает его собственная эскадра и вдобавок мересанские линкоры, неосторожно подчиненные ему т’Согидином, попавшим в тенета тьмы. Джеронимо передал мересанскому координатору требование выдать адмирала, сформулированное Салимой. Как она и предсказывала, т’Согидин молчит. Тянет время.
Подчиняйся Джеронимо лишь самому себе, он устроил бы побоище и дорвался до сатанинского выкормыша, так или иначе. Но Салима не позволяет. В таком бою обязательно погибнут и земляне, а это не то, на что она готова идти ради захвата и казни одного человека. Кроме того – в изложении Салимы это выглядело едва ли не хуже, – еще больше погибнет мересанцев. С одной стороны, подобное милосердие к врагу граничит с христианским. С другой стороны, язычники вряд ли его заслужили. Пусть сперва примут крещение, а потом… отправляются прямиком в рай.
Однако спорить с этой женщиной бессмысленно. Тем более что, с точки зрения мирской, она права. Вон маячит на пределе видимости хантский дредноут, наблюдает. Если Джеронимо развяжет здесь бойню, он непременно доложит на родину, и ханты дружно осудят землян – они ведь спят и видят, как бы указать Земле место. Бойня Земле не нужна. А что нужно? Чего хочет Салима? Чего она ждет? Ошибки врага, сказала она. Но это истина одна, а ошибок можно сделать множество. Какую ошибку она имеет в виду? Салима озадачивала кардинала.
В итоге четыре крейсера дрейфовали на краю системы Мересань и ничегошеньки не делали. Только пугали своим присутствием тех, кто в курсе. Да еще прикрывали райские линкоры, которые то и дело появлялись в окрестностях на предмет подгадить гъдеанам и мересанцам. Юркие линкоры ныряли вглубь системы, а крейсеры расчищали им путь залпами, под которые враги предусмотрительно не лезли. Вот шшерцам никто не запрещал драться с гъдеанами и мересанцами. Правда, и особого урона они не могли нанести – всего один, максимум два корабля. Как мелкие собачки: укусить и убежать, пока не напинали. А то и просто порычать, если укусить не удастся. Эффект от их укусов был скорее психологический: мирных обывателей Мересань жутко нервировало, что в их собственной системе кто-то треплет их корабли, спутники, орбитальные станции.
Насчет прикрытия шшерцев никаких распоряжений от координатора не поступало, это была инициатива Джеронимо Натта. Капитаны несказанно удивились, когда кардинал приказал помогать чертовым вампирам. Да, союз есть союз, считали они, и помочь союзникам естественно, но чтобы кардинал… Они просто не знали того, что не так давно узнал он. И, дай Бог, не узнают в полной мере.
Фархад сам помог Иоанну Фердинанду заполнить анкету по-английски: Аддарекх, недостаточно поднаторевший в языке за краткий срок, повертев ее так и этак, сдался. Зато он сводил мересанца к начальнику космопорта и выхлопотал направление на экзамен. И, матерясь на смеси английского, хантского и шитанн, повез Иоанна Фердинанда обратно в Ебург.
Ректор Академии узнал Аддарекха.
– Вы к нам снова преподавать? – спросил приветливо.
Аддарекх пожалел о том, что не обратился в Академию в первый же день, когда они приехали в Ебург обивать пороги посольств. Устроился бы подработать, позаниматься с курсантами хоть на пару часов в день, все-таки с финансами было бы полегче.
Экзамен прошел без сучка, без задоринки. Все три эксперта, не сговариваясь, подтвердили квалификацию не ниже второго пилота ГС-корабля. Обрадованный Иоанн Фердинанд получил хрустящий диплом с печатью и подписью ректора Академии космоса. А вот потом они с Аддарекхом сглупили. Пошли в ресторан отметить это историческое событие и ввязались там в драку.
Они даже толком не поняли, с чего компания из-за соседнего столика к ним прицепилась. То ли им не понравилось, что Аддарекх шитанн, то ли – что Иоанн Фердинанд мересанец. Поводов не искали, с ходу – в морду. К счастью, напавшие были пьяны и неумелы. Не десантники и даже не курсанты, так себе, разжиревшая шпана. Аддарекх всех четверых уложил рядком. И все бы ладно, но в процессе оказалось перебито довольно много посуды. И – самое печальное – огромное оконное стекло. Вот тогда администрация ресторана и вызвала полицию. И Аддарекх с изумлением обнаружил, что правило «платит проигравший» почему-то не действует. А с деньгами – вилы. То есть оплатить заказ хватало, но покрыть ущерб – никак.
Спасло их только то, что во главе наряда прибыл сержант Трифонов. Посмотрел на разорение, потом – страдальчески – на героев. Иоанн Фердинанд вытирал синюю кровь с лица рукавом порванного свитера, Аддарекх на вид был невредим, только жилет без пуговиц и футболка запачкана.
– Ну вот чего вам не сиделось там, куда вы уехали, блин? Чего обратно приперлись?
– Ты ж сам звал, – пожал плечами Аддарекх.
Полицейский расстроенно махнул рукой.
– Сколько они вам насчитали? – кивнул на метрдотеля.
Тот с готовностью сунул счет.
– Многовато, – протянул он. Метрдотель состроил честную-пречестную физиономию. Сержант глянул на нее и поморщился. – Н-да, фиг чего докажешь. Так что, гости дорогие, о телесных повреждениях ваших оппонентов можно забыть, раз они сами начали, но счет придется оплатить.
Шитанн тихо застонал.
– Это не мы разбили стекло, – запротестовал Иоанн Фердинанд.
Трифонов вздохнул.
– А кто?
– Я не помню! Мне по носу съездили, не до того было, чтобы следить, кто что разбил.
– Вот видишь, – грустно сказал полицейский. – Платите, ребята. И идите своей дорогой, Бог с вами.
– Денег нет, – разжал зубы шитанн.
Трифонов развел руками.
– Тогда – в участок.
Отнеслись к ним благодаря сержанту неплохо, даже за решетку не посадили. Напоили кофе. Но Трифонов довел до их сведения одну простую истину: пока они не придумают, как быть с деньгами, он их из участка не выпустит.
– А если гитару продать? – пришла мысль в голову Аддарекха.
Гитару они оставили в гостинице, и она не пострадала. Но Иоанн Фердинанд взвился:
– Это мой инструмент! Все, что у меня есть! Давай лучше ботинки продадим.
Сержант флегматично проинформировал, что ни гитара, ни ботинки не помогут, разве что долг дорогих гостей столицы станет чуть-чуть меньше.
– Надо продать мобильник, – предложил мересанец. – Все равно он больше не нужен.
– И мобильник не поможет, – откликнулся Трифонов.
– Как это не нужен? – подскочил Аддарекх. – По нему можно звонить. Быстро звони Принцу! Я помню, он давал тебе свой номер.
Пять минут позора – и они на свободе. Фархад скептически выслушал скорбное повествование и сказал, что переведет деньги. И на оплату счета, и на обратные билеты. И можно их даже не возвращать, он человек не бедный. Но очень надеется, что подобное случилось в первый и последний раз. Потому что – не комильфо. В смысле, поступать таким образом безответственно и вообще нехорошо. А то они не знали, что нехорошо! Думали, клёво. Это же не они виноваты, те первые стали драться. Принц хмыкнул и отключился. Не поверил, наверное. А еще через минуту пришли деньги.
Уехали они из Ебурга не как триумфаторы, а поджав хвосты и спрятав диплом на дно рюкзака. Трифонов лично проследил за тем, чтобы они сели в поезд без происшествий. И вздохнул с облегчением, когда последний вагон втянулся за горизонт.
Начальник службы безопасности космопорта Алишер Нагиев хмурился, глядя на рапорт охраны доков. В его памяти еще свежа была история со шнурогрызками, после которой он едва не слетел с должности, и он еженедельно вздрючивал контингент, чтобы бдили во все глаза, регулярно шерстили сотрудников и не забывали докладывать обо всем подозрительном. Вот они и не забывали. Что ни день, в ноутбуке Нагиева появлялись сообщения о непогашенных окурках, незакрытых окнах, бутылках пива, изъятых у сотрудников космопорта на рабочем месте и уничтоженных в целях предотвращения неизвестно чего понятно каким способом. Что ни неделя, в закрытую зону пытались пробраться окрестные мальчишки, на свалке техники ныкались бомжи, а через пассажирский терминал правдами и неправдами просачивались безбилетники, которым край как надо на Луну или Марс, а мировоззрение велит экономить. Обычная рутина, таковы будни службы безопасности. Но последний рапорт не укладывался ни в какие рамки.
Неустановленный мужчина лет тридцати, не пацан какой-нибудь, пытался проникнуть в ремонтную зону, где стоял «Ийон Тихий». И не просто так, на шару, из пьяного героизма, а под личиной рабочего, загулявшего где-то два дня назад. Сейчас было понятно, что рабочему сильно не повезло, и понятно, отчего: внешне он был очень схож с диверсантом – черные кудрявые волосы, аккуратная черная бородка, крупные губы, большие глаза. Охранники, стоящие на посту, проверили фото в документах и пропустили. Рисунок сетчатки и отпечатки пальцев проверять, конечно, не стали: инструкция предписывает это делать лишь в случае, если персона внушает подозрение, а мужик никаких подозрений не вызывал. Одет был в комбинезон рабочего с фамилией на бейджике, пачка сигарет в одном кармане, разводной ключ в другом. Держался естественно, небрежно поздоровался с охранниками, будто каждый день тут ходит, прошел внутрь уверенно, словно хорошо знает, куда.
Неизвестно, чем могло бы кончиться дело, если бы его не окликнул коллега и приятель покойного Хасимова, такой же работяга. Увидев приятно полную пачку сигарет, он попросил закурить. Поддельный Хасимов почему-то замялся, что было нехарактерно. Тогда коллега стал подходить ближе, попутно высказывая все, что думает о его жадности и о моральном облике его матери, а лже-Хасимов неожиданно устремился в бегство. Коллега сперва опешил, потом до него дошло, что Хасимов бегал вовсе не так. С покойным они были знакомы несколько лет, он знал, что два года назад тот порвал связку на левой ноге. С той поры все срослось и зажило, в обычной жизни не проявляясь. Но когда Хасимову приходилось бегать, левую ногу он неосознанно берег. Этот – не берег. Бежал, как профессиональный спринтер, явно в направлении «Ийона Тихого».
Надо отдать должное рабочему: хлопал ушами он не более пары секунд. Затем невидимое реле сработало, он выхватил телефон и набрал короткий номер службы безопасности. За что ныне был награжден премией и отгулами.
Диверсанта взяли благодаря счастливому стечению обстоятельств. Один из рабочих решил подшутить над товарищем, несущимся по коридору «Ийона», словно лось от пожара, и поставил ему подножку. Шутка вышла удачной: падая, лже-Хасимов налетел головой на баллон сварочного аппарата и на несколько секунд потерял сознание. Тут его и скрутили подбежавшие безопасники. Выволокли, усадили в машину. Там он очнулся и попросил разрешения закурить.
– Кури свои, – неприветливо отозвался старший группы.
Это было последним в записи, ведущейся с постоянно работающей рации старшего. А затем прогремел взрыв. Мощный, аж пассажиры у терминала забеспокоились. И – все. Ни диверсанта, ни машины, ни группы захвата.
Очень это Нагиеву не нравилось. А особенно не нравилось то, что нет возможности допросить преступника. Никакой, тут бы даже некроманты не справились, когда б существовали: взрыв перемолол все останки, превратил в пыль и пепел, поставив следствие в тупик. Что было бы, если бы диверсанту удалось устроить взрыв на корабле, Нагиев вообще старался не думать. Тут речь уже не о конце карьеры, а о трибунале, если раньше Шварц не оторвал бы ему голову.
По уму, надо звонить Шварцу. Он сейчас командир этого корабля, он должен знать о том, что произошло и что едва не произошло. А звонить ой как не хочется. Любой разговор с адмиралом Шварцем – стресс, даже о погоде или бабах. А уж тем паче на такую больную тему! Начальник службы безопасности мучительно колебался, все яснее сознавая: не звонить нельзя. Он ведь все равно узнает, и тогда никому мало не покажется. А если узнает сейчас – может, и к лучшему сложится. Ремонт почти закончен, осталась косметика. Пусть вызывает своих десантников, селит их на корабле и ставит в оцепление. Эти орлы работягам не чета, да и его безопасникам, положа руку на сердце, сто очков форы дадут. Будут стоять начеку – груз с плеч долой.
Нагиев решился. Включил трубку и нашел в памяти номер Шварца.
Беда пришла, откуда не ждали. Отправляясь в поликлинику космопорта, Иоанн Фердинанд был в себе уверен. На родине он не одну дюжину раз проходил медкомиссию и неизменно оказывался годным к службе в космосе. А почему бы нет? Организм еще не старый, выросший на хорошем питании и целебной воде. Наследственность безупречна, никаких патогенных мутаций. Разбитый в драке нос несколько портил картину, но это ведь временное явление. Да и зачем космолетчику нос? Он же не носом кнопки нажимает и рычаги переводит.
Увы, столкновение с земной медициной оказалось весьма болезненным. В самом буквальном смысле, уже с безобидного, казалось бы, кабинета окулиста. Предложение засунуть голову в странного вида прибор глазами к подозрительной разметке, напоминающей прицелы, вызвало легкую оторопь. Окулистка настаивала: «Ничего страшного, все так делают». Ее печать была необходима. Перекрестившись, как учил епископ Галаци, Иоанн Фердинанд подчинился, и его наихудшие предположения оправдались. Прибор оказался электрическим. Зажглись лампочки, зажужжал сканер, и он лишь потому не оскорбил слух окулистки заковыристыми проклятиями, что мог только стонать.
– Обычная процедура, – пожала она плечами после. – Никто никогда не жаловался.
Он выругался-таки и покинул кабинет как можно скорее. Дальше было ультразвуковое обследование. Потом – флюорография. Увидев установку в кабинете кардиолога, он подумал, что отсюда-то уж точно живым не выйдет. Попытался воспротивиться.
– Что это вы, голубчик, так разнервничались? – изумленно поднял бровь пожилой доктор. – Вам надо непременно показаться психиатру.
Когда он дошел до психиатра, пережив, что удивительно, снятие кардиограммы и энцефалограммы, холодный пот катился с него градом, как с дуурдуханца какого-нибудь, и с координацией движений что-то разладилось.
– Молодой человек, вы нездоровы! – решительно заявил психиатр. – У вас депрессивное состояние и расстройство нервной деятельности. Я не могу допустить вас к управлению. Пропейте курс успокоительного, тогда и посмотрим…
Терапевт проглядела рецепты, выписанные психиатром, сверилась с компьютером и выбросила их в мусорную корзину.
– Это вам пить нельзя. Ваш организм не выдержит, он устроен по-другому.
– А что мне делать-то? – процедил Иоанн Фердинанд, в самом деле на грани срыва.
– Обычно физиотерапия благотворно влияет, – протянула она, и он с ужасом представил себя, подвергаемого нескончаемой пытке кошмарными электрическими приборами. – Но в вашем случае физиотерапия противопоказана, – у него вырвался вздох облегчения. – Занимайтесь аутотренингом, больше бывайте на свежем воздухе. Это общие рекомендации, – она внимательно посмотрела на него поверх очков, – но вообще-то вы не наш пациент. Ваши шансы получить допуск к работе пилота стремятся к нулю. У вас очень плохой анализ крови.
– Что, гемоглобин низкий? – саркастически поинтересовался он.
– Не ерничайте. Бессмысленно искать гемоглобин там, где его нет. Вашу кровь проверяли на наркотики. Вы – наркоман со стажем. Советую вам устроиться на другую работу.
– Электрическая сила! – убито проговорил он.
Бен приехал в Байк-паркинг второпях, сорванный с места сообщением адмирала Шварца, которое недвусмысленно приказывало явиться на корабль и организовать его круглосуточную охрану в режиме «стоянка на вражеской территории». Пожал руку Фархаду, кивнул пацанам, что сидели с ним, и пошел к Аддарекху. Приятель выглядел бледным и здорово соскучившимся. Они коротко обнялись.
– Ты чего такой заморенный? – спросил Бен.
– Ему кровь нужна! – звонко произнесла Эйзза из-за его плеча.
Мрланк приветственно мяукнул и, скользнув к ее ногам, стал тереться о них. Эйзза засмеялась.
– Привет, детка, – улыбнулся ей Аддарекх и повернулся к Бену. – Ты что, с рельсов съехал? Зачем ты ее сюда приволок, в таком-то положении? В порту черви знают что творится, «Ийон» чуть не взорвал какой-то террорист. А через несколько дней – в рейд. Вези девку домой к матери, пока не поздно, я тебя прикрою.
