Натали Р.
Враг моего врага. «Конец фильма»
Бен вздохнул, плечи поднялись и опустились.
– Не могу я, Аддарекх. Плохо ей будет там, у моей матери.
Случилось то, чего он не предполагал. И мама, и бабушка невестку не приняли. Не гнали, конечно, за порог, как люди цивилизованные, не шипели и не плевались. Улыбались даже напоказ, чтобы не расстраивать беременную. Наивная Эйзза, небось, и не поняла, что ей не рады. Но сыну и внуку они высказали все. Они растили его не для того, чтобы он привел в дом умственно отсталую, которой нельзя доверить даже воспитание собственных детей. Бен встал в позу. Мол, я ее люблю, она – мать моего ребенка, и мне все равно, что вы о ней думаете. Он демонстративно гулял с Эйззой по парку. «Не позорь нас перед соседями!» – увещевала бабушка, но соседи знать не знали ни о каком позоре и лишь говорили комплименты Эйззиной красоте. Двое соседей стали свидетелями на их свадьбе.
Свадьба Эйззе безумно понравилась, пусть Беновы мама и бабушка и не пришли на нее. Красивое здание мэрии, белые и золотые воздушные шарики, квартет, играющий дивную музыку. Бен подарил ей чудесное золотое кольцо, а потом они на потрясающей длинной машине поехали в ресторан – уже без свидетелей, только они вдвоем. И она, счастливая, съела, наверное, целое ведро мороженого, но ни капельки не простудилась, зря он боялся.
Мама и бабушка Бена были милые и симпатичные, но какие-то равнодушные. Говорить с ней они не хотели; впрочем, ей хватало и Бена, никто больше ей не был нужен. Но когда она поняла, что Бен уедет служить дальше, а ей предстоит остаться с его родными, она испугалась. Он – ее поддержка и опора в этом мире, как она будет одна? Маме с бабушкой она без надобности. К кому ей обращаться, если что? Дома для этого существуют шитанн, но здесь их нет. Целый город – и ни одного шитанн. Уму непостижимо!
Последний день перед отъездом был сумбурным. Эйзза пыталась помочь маме Бена уложить его вещи, мама досадливо отмахивалась. Бен непрерывно кому-то звонил, говорил на своем земном языке, который ей, Эйззе, вряд ли удастся когда-нибудь выучить. Бабушка причитала и металась туда-сюда, Эйзза сунулась к ней, бабушка ткнула пальцем: иди, мол, в свою комнату, отдыхай. И она послушно ушла, села у окна и смотрела на противный холодный дождь. А потом заплакала. Бен уезжает!
Бен вошел, уже одетый, с рюкзаком. Она поднялась, вытирая слезы. Поцелует на прощание и уедет. Бен обнял ее, поцеловал и сказал:
– Что сидишь, милая? Собирай свои наряды, а то придется в Байк-паркинге новые покупать.
Мама с бабушкой на него накинулись. Примерно так же, как Аддарекх. Дескать, с крышей у тебя нелады – тащить беременную на корабль. Но Бен уперся: я знаю, что для нее лучше, и все. Конечно, он знал. Эйзза от нежданного счастья похорошела еще больше, двигалась легко, будто летала. Теплая куртка никак не запихивалась, и Бен с доброй улыбкой напомнил:
– Ты не хочешь надеть ее на себя?
– Ой, – она сделала большие глаза. – И правда, – и засмеялась.
Мама с бабушкой переглянулись, поджав губы. Ну что за дурочка: со шмотками разобраться и то не может. Они сами не знали, чего хотят. С одной стороны, баба с возу – кобыле легче. А то глаз да глаз за ней, мало ли что дурехе в голову взбредет! Сунет, например, пальцы в розетку, просто по глупости. С другой стороны, все-таки живая душа. Корову стельную и то жалко в космос запускать, как она там намается, а тут – женщина, миленькая, хрупкая, и ведь не виноватая в том, что дура…
Прощание было смазанным. Мама и бабушка расцеловали Бена, натянуто улыбнулись Эйззе и закрыли за ними дверь.
Как об этом рассказать в двух словах? Да еще при Эйззе. Бен неловко пожал плечами и сменил тему:
– Аддарекх, а почему ты кровь не пил?
Шитанн хмыкнул.
– А кто мне даст? Здесь не Рай, знаешь ли. И в спутники мне Шварц, как назло, синего оставил – какой с него прок?
– Капитан Червяк с тобой?
– О, не зови его так – обижается. Он теперь Иоанн Фердинанд Георгий Валентин.
– Пошел он… в общем, в твое любимое место, – историю о том, как Вилис учил Аддарекха английскому языку, не знал на «Ийоне» только глухой. – Будешь? – Бен закатал рукав, обнажив вену на сгибе локтя.
– Спрашиваешь? – Аддарекх показал клыки, глаза предвкушающе зажглись. Эйзза хихикнула, и он погрозил ей пальцем. Мол, не лезь, сладенькая, а то сильно промахнусь.
Для шитанн пить чужую кровь естественно, но Бен смущался. Всегда настаивал, чтобы они уходили с людских глаз. Впервые он делал это при ком-то. Эйззы он не стеснялся, совсем. Для нее это – в порядке вещей, все равно как уступить место старику или помочь женщине с тяжелыми сумками. Она смотрела на него одобрительно и гордо. Ее муж – настоящий мужчина, несмотря на дурацкую цепочку на шее. Сильный, здоровый и не жадный.
– Сынок, ты кого мне набрал-то? – проникновенно спросил Шварц, перелистнув пару распечатанных анкет. – Двадцать один год, девятнадцать лет… Я, по-твоему, на «Ийоне Тихом» детсад открываю? Мать твою в дугу!
Гржельчик тоже порой матерился, но в присутствии Фархада старался сдерживаться, выкручиваться как-то. Шварц не делал разницы, кто перед ним. За счет чего, кстати, заработал еще несколько баллов в личном рейтинге Фархада.
– Кто-нибудь из этих гребаных сопляков руки на пульте хоть раз держал, а? – он встряхнул анкеты, которые были у него в руке. – Преддипломная практика, туда ее! Я что, похож на долбаную няньку?
– Я сделал все согласно вашим указаниям, герр Шварц, – спокойно ответил Принц. – У всех бумаги подписаны ректором Ебургской Академии, и все – Фархады.
Шварц плюнул и потряс анкетой.
– Фархад Петрович Рырме! В жизни не поверю, что так его и звали. Что это еще за Рырме такое? Не до конца переодетый симелинец?
– Он чукча, герр Шварц.
– Сам ты чукча! – он швырнул анкеты на стол и насупился. – Охотник на нерп, бляха.
– Герр Шварц, мне тоже двадцать первый год. Я стал ходить на «Ийоне» всего лишь с прошлого лета. Мне, конечно, далеко до Фархада Фархадовича, но разве я так уж плох?
– Сынок… ты – сам знаешь чей сынок, – нет, Шварц отлично представлял, кто он такой, просто не придавал значения. – При этакой, ёшкин кот, матери ты не имеешь права быть посредственностью. Гены и пример, усвоенный с детства – вот что делает нас тем, что мы есть. И до Фархадыча тебе недалеко. Если бы он сам считал по-другому – разве оставил бы тебя тут выполнять то, что поручено ему?
Фархад пожалел, что упомянул Фархада Фархадовича. Подставился Федотов!
– Вы поручали это нам обоим, герр Шварц, – попытался он вытащить Федотыча. – Мне в той же степени, что ему.
– И ты выполнил, а он – нет! – отрезал адмирал. Махнул рукой и снова взялся за анкеты. – Иоанн Фердинанд Георгий Валентин аль-Фархад. Сдохнуть мне на этом месте и быть кремированным! Язык устанет, пока договоришь. Тридцать восемь лет, слава тебе, Господи. Хотя бы этот должен твердо знать, где ручка ГС-привода.
– Рычаг, – ненавязчиво поправил Фархад.
– Да по фигу мне, как называется эта загогулина! Что у него там со стажем? Резерв-пилот, пилот, второй пилот, командир корабля… Ого! Что-то я такого капитана не помню. Странно, имечко врезалось бы в память навсегда. Где тут корабли, на которых он ходил? – Шварц перевернул лист. – «Второй», «Одиннадцатый»… «Конец фильма»?
До него дошло.
– Так это наш синий, что ли? Капитан Червяк? В рот ему ноги, что за имя этот шарахнутый током урод себе выбрал?
Фархад тонко подмечал нюансы. Ругань адмирала Шварца была веселой, не мрачной, как поначалу. Шварц был действительно рад заполучить в пилотскую бригаду мересанца.
Фархад кашлянул.
– Только, герр Шварц… У него проблема с медицинской справкой. Врачи не дают допуск.
Хайнрих нетерпеливо пошевелил пальцами.
– Покажи мне его бумаги, сынок.
Фархад протянул ему тонкую прозрачную папку. Копия паспорта – правильно, гражданство Саудовской Аравии; копия диплома о подтверждении квалификации. Злосчастная справка с красными отметками психиатра и терапевта.
– Та-ак, парень. Зови ко мне этого долбака, а сам быстро убирайся к матери.
Иоанн Фердинанд валялся на диване, бездумно перебирая струны переделанной гитары. В уголке рта дымилась самокрутка. Местное зелье было хуже на вкус, чем мересанское, но действовало неплохо. Только этим и спасаться от нового приступа безнадеги. Набор аристократа: папироса, музыка… и молитва. Иоанн Фердинанд пробовал совместить все три ингредиента. Положить молитву на музыку и приправить зельем. Дабы эффект был хоть как-то заметен.
В дверь постучали, и вошел Принц.
– Ш-шайтан! Как ты куришь эту гадость?
– Поджигаю и всасываю дым, – обстоятельно ответил мересанец безразличным тоном. – Вот так и курю. А что? Хочешь научиться?
Юношу передернуло.
– Избави Аллах! Вставай и беги к адмиралу Шварцу в семьсот тринадцатый номер. Он тебя срочно хочет видеть. И проветри тут, а то горничная пожарных вызовет.
Состояние глубокой хандры сменилось состоянием легкой паники. Вроде умом он понимал, что интерес Шварца не в том, чтобы изнасиловать его, ободрать и расчленить. Но едва призрак адмирала начинал маячить рядом, ему именно так и казалось. На время он перестал соображать, думая лишь о том, как бы скорее телепортироваться в семьсот тринадцатый номер, чтобы, не дай Бог, не вызвать неудовольствия Шварца долгим ожиданием. На пороге, открывая дверь, он пришел в себя. Ненадолго – как раз чтобы осознать, что стоит перед командиром корабля, на котором хотел служить, в распахнутом халате и шлепанцах на босу ногу, а в руках у него гитара. И снова в ужасе отключился.
– Что это за драный дервиш? – осведомился Шварц.
Иоанн Фердинанд зажмурился и едва не описался.
– Ты к кому пришел, обкуренный урод? К бабе за трахом? Я тебе сейчас такой трах устрою, что лучшие патологоанатомы Галактики окажутся бессильны!
Иоанн Фердинанд, не открывая глаз, крепче прижал к себе гитару, стараясь прикрыться ею.
– Ты пилот или говно?
– Г-говно, господин Шварц, – заикаясь, признался он.
Последовала пауза. Долгая. Мересанец даже осмелился приоткрыть один глаз. Адмирал Шварц рассматривал его с брезгливым любопытством.
– Положим, я в этом и не сомневаюсь, – промолвил он наконец. – Но ты-то отчего такого нестандартного мнения о себе?
Иоанн Фердинанд открыл глаза и с горечью проговорил:
– Я не прошел медкомиссию. Я не могу быть пилотом.
– «Не прошел медкомиссию» и «не могу быть пилотом» – две большие разницы, – лязгнул Шварц. – Неужто разучился управлять пепелацем?
– Не разучился, господин Шварц, – он поднял голову.
– Ну, тогда и с медкомиссией разберемся, – пообещал адмирал. – Завяжи халат, чучело, не хрен мне тут стриптиз устраивать! И рассказывай, чем ты медикам не угодил.
И он рассказал. Кратко, но даже не думая ни в чем соврать. Он боялся, что за наркотики в крови Шварц его тут же раскатает и порешит, но какой смысл это замалчивать, если в справке все равно написано?
– Псих и наркоман, значит, – подытожил адмирал. – Положа руку на сердце, так оно и есть. Все вы, синие, такие. Но, положа руку на яйца, выйдет по-моему. Ступай, оборвыш, приведи себя в порядок! Пойдем в поликлинику.
– Опять? – ужаснулся Иоанн Фердинанд, вспомнив приборные обследования.
– Не опять, а снова, – многообещающе произнес Шварц. Грозно и неумолимо. А Иоанн Фердинанд вдруг понял, что эта угроза вовсе не ему адресована.
Мчась в номер переодеваться, он слышал, как адмирал орет на Принца.
– Я тебе куда приказал отправляться? К матери! Так почему ты еще не в самолете?
– Виноват, герр Шварц! Я думал, вы просто фразеологически выразились.
– Ну, если ты полагаешь, что твоя мать недостойна иного упоминания, кроме как во фразеологических оборотах… то я даже не знаю, что с тобой делать! То ли сразу в морду и в нокаут, то ли для начала разложить на коленях и ремнем отходить?
– Я уже в самолете, герр Шварц! – парень выскочил, застегивая куртку на ходу.
Дуурдуханец прилетел в Нью-Йорк еще раз. Они встретились с Васто на набережной в его выходной. Эасец, стоя у парапета, делал вид, что разглядывает птиц на ломком льду. Купец Маади изображал, что пялится в бинокль на девушек на другой стороне реки.
– Мы не сможем вывезти адмирала т’Лехина через Байк-паркинг, – сказал Маади.
Будь он уроженцем не Дуурдухана, а Эас, все было бы на порядок проще. Никого не удивляло бы стремление соотечественников часто и плотно общаться друг с другом, и говорить можно было бы на языке, понятном лишь им двоим. Увы! Если бы «если» были монетами, все были бы богачами. Заговорщикам приходилось разговаривать по-хантски, а этот язык здесь знали многие. Васто нервничал, что их могут подслушать, заподозрить, задержать… Арестовать – это вряд ли, как дипломатическая персона секретарь посольства подлежал в худшем случае высылке, но такой аргумент его отнюдь не успокаивал. Недвижимость и власть на Дуурдухане, недвижимость и власть на Мересань – вот что манило его, вот какова была ставка. Проиграть и получить вместо этого позорный пинок под зад? Васто был весь, как на иголках, хоть и старался выглядеть невозмутимым.
– Почему не сможете?
– В порту усилили меры безопасности, – объяснил Маади. – Какой-то грязнюк пытался взорвать крейсер. Нашел время! Его несуразная эскапада спутала нам все планы.
– И что теперь делать? – о небо, неужто все сорвется?
– Вам придется ехать в Канаверал. Для вас это ближе и удобнее. Для нас, – он поморщился, – лишние хлопоты. Когда мы выйдем на орбиту, то свяжемся с вами. Вы сядете в любой шаттл, идущий к Луне, и попросите пилота сделать по пути стыковку. Подкупите его или припугнете, по обстоятельствам.
– А если не получится?
– Если не получится, прибудете на Луну, ликвидируете свидетелей, сядете на обратный челнок и попробуете снова.
Васто мысленно поежился. Ликвидировать свидетелей – легко сказать! Ему никогда не приходилось убивать. Более того, он был убежден, что это дурно. Хотя, конечно, недвижимость и власть стоят некоторых отступлений от пути совершенства.
– Хорошо. Допустим, мы пересаживаемся к вам. Но что дальше? Световой прыжок к Дуурдухану? Кому будет нужен адмирал т’Лехин через тринадцать лет? К тому времени т’Согидин успеет благополучно проиграть войну.
– У периметра нас ждут ГС-корабли, – Маади пожевал полными губами. Он и хотел бы сказать о командовании этих кораблей массу нелицеприятного, но не знал, как эасец к этому отнесется. Вдруг он в самом деле, по убеждению, на стороне Мересань и Гъде? – Вы пересядете на один из них, прочие будут играть роль прикрытия. Я дам вам рекомендательное письмо в гильдию торговцев Дуурдухана, и мы расстанемся.
– На тринадцать лет.
– Как минимум, – скучать по обществу эасца Маади не собирался. Не чувствовал он к нему симпатии, контакт исключительно по делу, а это дело пахнет не цветами. Разбегутся навсегда, и хорошо.
– Я понял, – кивнул Васто. – Как я узнаю, что пришла пора выдвигаться в Канаверал? Вам опасно приезжать сюда и видеться со мной, это может вызвать лишние вопросы.
– Я дам объявление на местной версии сайта Созвездия. – Напишу, что покупаю… – взгляд торговца упал на стоящих в отдалении рыбаков, – к примеру, спиннинги. Вы дадите подтверждение: мол, готовы продать партию в триста двадцать восемь штук.
– Почему триста двадцать восемь? Триста или триста тридцать было бы логичнее.
– Потому и триста двадцать восемь, что триста или триста тридцать может захотеть продать какой-нибудь землянин.
Маади искоса взглянул на визави. Эасцы – прожженные торгаши, как он мог не понять? Васто слишком боится, потому и тупит. Маади тоже боялся. Не за себя – за доверившихся ему паломников, за женщин-заложниц, оставшихся на гъдеанском эсминце. Но страх придавал ему силу и стойкость, страх заставлял мозг работать изворотливее. У Васто наоборот. Страх не давал ему мыслить трезво. Наверное, потому, что он боялся за себя.
Дверь в кабинет главврача Шварц распахнул ударом ноги. И рявкнул с порога:
– Суки!
– П-простите? – навстречу ему из-за стола стал подниматься седоватый доктор с реденькой бородкой.
– Не прощу ни хрена! Вот жалоба в ООН. В комиссию по правам человека, – на стол перед доктором плюхнулась пачка бумаги.
Доктор нашарил на столе очки, нацепил. И узнал Шварца.
Хайнриха Шварца в поликлинике Байк-паркинга знали, несмотря на то что он – хвала всем богам – появлялся здесь нечасто, проводя большую часть жизни на периферии системы. К сожалению, ему тоже необходимо было периодически проходить медосмотр. И каждый раз у этой на редкость здоровой скотины возникали проблемы с психиатром. Впрочем, не так: это у психиатра возникали проблемы со Шварцем. После чего Шварц врывался в кабинет главврача и требовал уволить психиатра к ядрене фене по профнепригодности, а спустя некоторое время после его ухода появлялся психиатр с трясущимися конечностями, сетовал на судьбу и пил корвалол.
– Э… герр Шварц, а на что вы жалуетесь? – осторожно осведомился главврач, предполагая, что речь снова пойдет о несчастном психиатре.
– На вас!
Доктор икнул. Это было неожиданно.
– На меня?
– На вашу сраную поликлинику! На ваших докторов – безграмотных варваров, палачей из тюремных застенков! Тут все написано! – он взмахнул листами и снова шлепнул их перед главврачом.
– Бог мой, герр Шварц, кто вас обидел? – доктор всегда сочувствовал врагам Шварца: бросить ему вызов – это же изощренное самоубийство.
– Не меня! – патетически воскликнул Шварц. – Ваши эскулапы не решаются меня обижать, но они отыгрываются на моих людях. Здесь издевались над моим лучшим пилотом! Подвергали бесчеловечным пыткам! А после этих мучений, из особого садизма, отправили к психиатру! Я вам уже говорил, что ваш психиатр неадекватен? Типичный шизоид, маньяк с профессиональной деформацией. Он даже мне ни разу не сумел поставить правильный диагноз! А потом? Потом моего человека огульно обвинили в наркомании!
– Но, позвольте…
– Это преступный сговор, наверняка финансируемый вражеской коалицией! Чтобы лишить меня квалифицированного пилота и ослабить наш военный флот! Я напишу еще одну жалобу, в контрразведку!
Главврач застонал – пока мысленно.
– О ком вы говорите, герр Шварц? Кто этот якобы страдалец?
– Якобы? – возмутился Шварц. – Якобы? Камень вам в почку, что значит – якобы? – он распахнул дверь. – Сюда, живо!
Иоанн Фердинанд нервно пригладил рубашку и вошел.
Когда адмирал Шварц велел ему привести себя в порядок, он сделал все, что мог. Еще раз сходил в душ и надел лучшее, что у него было: джинсы, синюю футболку и вязаную шапочку. Но Шварц остался недоволен. Поглядел на него и констатировал:
– Унылое говно.
После чего сделал звонок по телефону, и в мгновение ока перед ним появился старший интендант.
– Почему этот, – адмирал небрежно кивнул на мересанца, – ходит черт-те в чем, как бомж?
Интендант затрясся.
– Но вы же, герр Шварц, не приказывали выдать ему экипировку…
– А теперь приказываю!
Перепуганный хозяйственник так расстарался, что Иоанну Фердинанду досталась лишняя рубашка, о чем он не стал докладывать.
– Голову замотай бинтом, – велел Шварц. – Типа так болит, что аж пипец. А шапку эту выбрось на хрен. В таких только гопники по подворотням рассекают.
Главврач уставился на мересанца с забинтованной головой в форме земного военного флота. Что-то было в этом сочетании неправильное, но задуматься он не успел, ибо Шварц с надрывом произнес:
– Этому человеку пришлось пройти девять кругов ада! К какому бы врачу он ни пришел, тот тащил его к электрическим приборам. Что, зрение нельзя было без прибора проверить? Сердце трубочкой послушать, пульс на пальцах посчитать? А того, кто назначил ему магнитно-резонансную томографию, расстрелять мало!
– Но все это входит в стандартный план обследования, герр Шварц…
– А вы не видите, что пациент нестандартный? У него от всей этой электрической херни организм полностью разладился, головные боли терзают его до сих пор!
Он посмотрел на мересанца, и тот на всякий случай кивнул, хотя не понимал ни слова на английском, который использовали разговаривающие. Сейчас, когда Шварц был на стороне Иоанна Фердинанда, его несокрушимый напор и неподражаемый артистизм восхищали мересанца почти против воли.
– Герр Шварц, поверьте, у наших докторов не было злого умысла! – главврач приложил руки к груди. – Они просто не знали, что это вредно для пациента.
– То есть они – недоучившиеся дебилы, ни фига не смыслящие в инопланетной физиологии? На хрен тогда вы держите этих даунов в поликлинике космопорта? Пусть едут в деревню и лечат там коров!
– Герр Шварц, чего вы хотите? – доктор сдался.
– Я хочу справедливости! – он ударил себя в грудь. – Хочу, чтобы мировая общественность узнала о нарушениях прав человека, и чтобы те, кто это допустил, были достойно наказаны! Хочу, чтобы моему пилоту принесли извинения и поставили допуск!
– А вот это возможно, – главврач ухватился за последнюю фразу. – Герр Шварц, мы снизойдем к проблемам вашего пилота, а вы, уж будьте добры, снизойдите к нашим. Ну не можем мы уволить психиатра, у него пятеро детей от трех жен. И, сказать по правде, никто, кроме вас, на него не жалуется, – увидев, что взор Шварца, помягчевший было, вновь обретает твердость льда, он свернулся. – Конечно-конечно, мы пойдем вам навстречу. Разрешите мне увидеть результаты обследования вашего пилота?
Шварц щелкнул пальцем по копии справки, брошенной на стол. Доктор углубился в чтение, на последней строчке издал тяжкий вздох.
– О нет, герр Шварц! Заключение психиатра можно оспорить, но анализ крови однозначно говорит об употреблении наркотиков. Такого пилота следует незамедлительно списать.
– Это вас следует списать! – взорвался Шварц. – В утиль! Наденьте вторые очки, если плохо видите. Мой человек – мересанец, и его организм относится к наркотикам совсем по-другому. То, что для нас наркотик, для них – компотик!
– Герр Шварц, да поймите же, медицинский надзор съест нас с потрохами, если мы пропустим пилота с таким анализом!
– Значит, они тоже идиоты!
Главврач опустил плечи. Против лома нет приема.
– Пишите бумагу, герр Шварц. О том, что всю полноту ответственности берете на себя, как командир судна.
– У меня не судно, а корабль, – буркнул Шварц. – Медики, блин! Таких простых вещей не понимаете. Это все равно, что спутать печенку с селезенкой.
– Не печенку, а печень, – поправил доктор.
– Вот и я о том же!
Спустя три минуты состоялся обмен бумагами. Доктор получил уникальное заявление, подобного которому никто никогда не писал: «Я, контр-адмирал Хайнрих Шварц, прошу считать результаты анализа крови И.Ф.Г.В. аль-Фархада недействительными в связи с расовыми особенностями ее биохимического состава. Ответственность за это беру на себя». Заявление выглядело как признание ответственности за состав крови, но главврач не стал придираться. Иоанну Фердинанду торжественно вручили новую справку с вердиктом: «К работе пилотом космофлота годен». А жалобу в ООН скормили шредеру.
Второй диверсант был обезврежен в смену Аддарекха. Ночью вдруг случился перебой в подаче электроэнергии. Не успел Иоанн Фердинанд насладиться нежданным подарком, электричество вновь включили. Но прошедшей минуты хватило диверсанту, чтобы преодолеть какие-то из рубежей. И только на самом подходе к кораблю его обломали.
Черная тень метнулась к входу, обманув часовых и миновав оцепление. Вслед засверкали выстрелы, бойцы побежали вверх по трапу, но всем без исключения было уже ясно: не успевают. Злоумышленник проникнет внутрь корабля и натворит дел. Или затаится неизвестно где – поди найди его – и будет гадить потом.
Никто и не успел бы, кроме шитанн в священном безумии. Оскалившись, Аддарекх ухватился за поручень трапа и взвился вверх одним гигантским прыжком, едва не перешедшим в полет. Жесткая рука сцапала исчезающего в шлюзе диверсанта за ногу и выдрала ее из тела. Жуткий вой искалеченного, перебудивший всю гостиницу и пассажиров в залах ожидания, длился недолго. Со смачным хрустом закаменевшие пальцы врезались в шею, отрывая голову, из артерий хлынул кровавый поток, и все, кому дорого было съеденное на ужин, поспешили отвернуться. Отбивать у вампира добычу дураков не было, а сам не отдаст, пока льется кровь. Да и зачем? То, что диверсанту не жить, стало ясно уже тогда, когда пальцы вампира дотянулись до его ноги.
Адмирал Шварц, вызванный из гостиницы, озирал в свете подтащенных прожекторов куски того, что недавно было человеком. Неподготовленного зрителя картина впечатляла, но Хайнрих имел представление, что может учудить вампир в священном безумии. Хорошо, что в фарш не покрошил, есть надежда опознать неудачника.
– Зачем сразу убил? – проворчал он для порядка. – Могли бы допросить.
Аддарекх пожал плечами. Он не сильно раскаивался. Если честно, не раскаивался вовсе. Ожидать от шитанн в таком состоянии, что он кого-то не убьет до конца, по меньшей мере странно.
Голова валялась отдельно. С вытаращенными в последнем ужасе глазами и искривившимся ртом. Безопасники фотографировали ее с разных ракурсов.
Нагиев, разбуженный в этакую рань, лично водил следователя из Конторы по площадке, от одного фрагмента к другому. Следователь приседал перед кусками плоти, шевелил их, надеясь что-нибудь найти. Траектория его перемещения была усыпана окурками и пеплом: следователь курил, не переставая. Немудрено на такой-то работе. Трупы ворошить – то еще веселье.
Пачка опустела. Следователь, не особо заморочиваясь – так и так все тут убирать, собирать останки, отмывать бетон от крови – смял ее и бросил рядом. Вопросительно взглянул на Нагиева, тот виновато развел руками: не курю. Глаза следака цепко пробежались туда-сюда, отметили оттопыривающийся карман обезглавленного торса, характерные очертания параллелепипеда соответствующего размера. Он потянулся и извлек слегка подмоченную в крови сигаретную пачку. Открыл и присвистнул.
– Матка боска! Это же наносолнышки.
Аккуратные белые цилиндрики, как раз с сигарету, кончик закрашен светло-коричневым, словно фильтр. Их можно трясти, бросать, стучать по ним молотком – рассыплются в труху, как обычные сигареты, только и всего. Их нельзя только поджигать. Активные наночастицы сгорают мгновенно, в эпицентре развивается температура, близкая к звездной – отсюда и название, а цилиндрическая конфигурация формирует направленную ударную волну.
Следователь покачал наносолнышко между указательным и средним пальцем, будто сигарету. Поджигать, разумеется, не стал.
– Пся крев! Дрянь-то земная.
Это не шнурогрызки какие-нибудь, однозначно инопланетные твари. И не универсальный стейтак, который изобрели где-то в далеком мире – никто уж не помнит, где именно, – но пользуются им все из-за удобства и дешевизны. Продукт сугубо земных нанотехнологий. Довольно свежий продукт, между прочим – достижение последнего десятилетия. Враг на Земле.
– Похоже, в нашем огороде завелись кроты, – резюмировал следователь. – Будем работать.
Он сделал знак фотографам и в сопровождении Нагиева направился к административному корпусу, пряча наносолнышки в пластиковый мешочек для улик.
– Пипец какой-то, – промолвил Хайнрих. – Надо скорее заканчивать чертов ремонт и сваливать в космос, к той самой матери.
Там, в космосе, ни один диверсант по вакууму не подберется. Там врага видно издалека.
Жить в гостинице, конечно, комфортнее, но адмирал Шварц распорядился ясно: постоянно держать на корабле отряд десанта и пилота. Так, на всякий случай. Почетная обязанность прикрывать крейсер своими телами досталась бойцам Аддарекха, на этом Шварц специально настоял.
– Мне насрать, справедливо я поступаю или нет, – заявил он. – Главное, эффективно!
Десантники – люди дисциплинированные. И вряд ли кто поспорит с тем, что само присутствие на корабле ужасного вампира отвадит многих наемников, которым шкура дороже уговора. Но пилоты – белая кость – переругались, желая спать на гостиничных мягких ложах с девушками, а не на узких корабельных койках.
– Пусть Иоанн Фердинанд идет на крейсер, – предложил Гасан. – На новенького, он последним нанялся.
– Это кто тут последним нанялся? – лишь чуть повернув голову от гитары, возмутился мересанец. – Я управлял этим кораблем, когда ты еще в своем Ебурге бегал по профессорам, умоляя принять хвосты досрочно!
– По совести, Джинн, тебе идти, – флегматично проговорил Рырме. – Ты младше всех, однако.
– Я еще практикант, – попытался увильнуть Гасан. – Я не могу ни за что отвечать.
– Оба вы – молодняк, – высокомерно произнес Иоанн Фердинанд. – Ваше дело – проявить уважение к старшему и опытному.
– Вот и вали на корабль дежурить, раз старший и опытный! – голос Гасана сорвался на фальцет. Он впервые в жизни хамил старшему. Подметил, что Принц, неизменно вежливый с вышестоящими, не церемонится с мересанцем, тыкает ему запросто, и решил, что можно.
Но Иоанн Фердинанд не стал глотать то, что вытерпел бы от Принца, аристократа, превосходящего его по положению.
– Заткнись, щенок! Что ты вообще делаешь рядом с пилотами, недоучка? Тебя не выучили даже разговаривать со взрослыми.
Гасан порывисто открыл было рот, осекся и насупился. Что бы он ни сказал – только подтвердит предыдущий тезис мересанца.
– Я хочу отдохнуть, дети. Я слишком много пережил за последнее время – может, вам до самой смерти столько не достанется. Я заслужил отдых. Светлую комнату, просторную постель, папиросы, женщин… Я желаю провести остаток времени до рейда там, где кругом не висят провода. Ясно вам? Если один из вас настолько юн и безответствен, что ему и дежурство нельзя доверить, то второй, с дипломом, для этого вполне сгодится.
– Джинн тоже подойдет, однако, – рассудительно молвил Рырме, благоразумно не став препираться с мересанцем. Тот был сразу зачислен на должность пилота, а они с Гасаном – всего лишь стажеры, и наглеть не стоит, какие бы там темные тени ни крылись за туманной историей его появления на «Ийоне» и загадочных взаимоотношений с Принцем. – Малек, раз уж ты пролез на боевой корабль отрабатывать практику – так отрабатывай, тебе и снасти в руки.
Гасан засопел. Еще немного, и авторитет старших товарищей додавил бы его, но тут в гостиничный холл, где они сидели вокруг большого кактуса, вывалился из лифта хмурый адмирал Шварц, возвращающийся от следователя.
– Ну? – тут же потребовал он отчета. – Кто из вас будет на «Ийоне»?
– Он! – Иоанн Фердинанд и Рырме одновременно указали на Джинна.
Шварц смерил Гасана взглядом. Поморщился и покачал головой.
– Нет! Дежурить на корабле будешь ты, – он ткнул в мересанца.
Рырме хмыкнул. Иоанн Фердинанд несчастно вздохнул.
– Слушаюсь, адмирал Шварц.
– Тогда почему ты до сих пор здесь? – гаркнул адмирал. – Бегом на крейсер! Не уложишься в пять минут – прямо вот тут тебя распялю кверху задом!
