Освещение здесь работало – благо, не электрическое. Была и еда, правда, находящаяся под завалами, но раскопки уже начали. Хайнрих отрядил на это дело своих бойцов и рабочих с электрическими инструментами, как лицо наиболее заинтересованное: сброс складского блока оставил «Ийон» без провизии, воды и массы других полезных вещей. Старший из капитанов линкоров т’Бокохан попытался воспротивиться: мол, это наша провизия, а не ваша. Был прилюдно послан, унижен и втоптан в грязь. А нечего лезть к адмиралу Шварцу, когда он не в духе! Единственное, на что у т’Бокохана хватило ума – это не драться. Он собрал команды с трех линкоров и увел их к т’Лехину. Вот т’Лехин обрадуется, когда увидит, что капитан т’Бокохан привел к нему прорву едоков, а линкоры со всем оборудованием оставил! Экипажи катеров идти с т’Бокоханом отказались. Мол, им и на космодроме неплохо, а с адмиралом Шварцем они как-нибудь поладят. Ничего, в меру ладили. Совместно разбирали обломки, найденным делились.
Кое-кто гадал, почему адмирал т’Лехин не выбрал своей ставкой такое козырное место, как космопорт, а торчал в какой-то дыре. Разгадка была проста: в космопорту находился адмирал Шварц, и этим все сказано.
Космопорт интересовал Хайнриха целенаправленно. Здесь он надеялся починить и подлатать хоть что-то. Удравшие экипажи линкоров оказали ему большую услугу. Будь эти ребята тут, грудью бы встали, но не дали свинтить с одного из них ГС-привод. Капитаны катеров поворчали, неодобрительно глядя на этот вандализм и мародерство, но ворчанием и ограничились. Портить подобие дипломатических отношений со Шварцем за чужой ГС-привод – себе дороже. Хайнрих погрозил им кулаком для профилактики и продолжил разбирать ближайший линкор на запчасти. Инженеры «Ийона» кляли его про себя нехорошими словами: мересанский ГС-привод работал непосредственно от ядерного реактора, и они задолбались, пытаясь его подключить. Пробовали обратиться к Иоанну Фердинанду, тот огрызнулся, что он пилот, а не инженер. Зачем ему знать, как что питается? Его барское дело – кнопки нажимать.
Дуурдуханский купец плакался в баре, устроенном под навесом. Из напитков был только разбавленный технический спирт, емкости с которым обнаружились в одном из ангаров. При катаклизме емкости слегка сплющило, но не продырявило. Местные спирт не пили, и Хайнрих выпивал в компании дуурдуханца. Его корабль привез на Мересань элитные ткани, в нынешней ситуации, понятно, никому не нужные. Т’Лехин предложил почтенному Ренееле пожертвовать их в качестве гуманитарной помощи на бинты для раненых. Купец смертельно обиделся. Теперь он заливал спиртом свое горе и пытался раскрутить Шварца на сделку, в красках расписывая, как здорово смотрелись бы солдаты Земли в форме из его прекрасных тканей. Хайнрих гнусно ржал: ткани были сплошь газом и кружевом, на халаты для знатных дам, солдаты в этакой форме вызвали бы у командования весьма противоречивые чувства.
Торговке с Чфе Вара повезло еще меньше. Груз экзотических фруктов экспроприировали адмирал Шварц с капитаном т’Бокоханом, тогда еще не покинувшим космопорт. Первый – по закону войны, а второй – просто по принципу: времена смутные, хапай, что можешь. Шварц не стал ругаться с мересанцем: в конце концов, обоим хватит. Поругаться попыталась чфеварка. Дескать, вы – грабители, разбойники и вообще негодяи, вот как напишу на вас жалобу адмиралу т’Лехину, что вы меня изнасиловали! Т’Бокохан слегка сдал назад, опасаясь гнева т’Лехина, и выразил готовность оставить торговке несколько ящиков ее добра. Но не пришлось, ибо Шварц, почувствовав себя в своей стихии, радостно откликнулся:
– А чего зря болтать? Сейчас и изнасилуем.
И принялся делиться подробнейшим сценарием. Как это будет делать он, как – т’Бокохан, как они вместе станут наслаждаться нежданным подарком, как он потом использует т’Бокохана, а до кучи, на сладкое, и адмирала т’Лехина… Торговка до конца не дослушала, хлопнулась в обморок на середине. Т’Бокохан, сердитый на нее и изрядно возбужденный речью Шварца, предложил осуществить планируемое, благо сопротивления не предвидится. И выслушал вторую часть речи. После чего счел разумным убраться со своей долей добычи. Пусть уж фантазии останутся фантазиями.
Никто из купцов, несмотря на постигший облом, восвояси не улетал. Ренееле – понятно, все еще верил, что удастся пристроить какому-нибудь лоху свои ткани. Чего ждала чфеварка – загадка. Может, надеялась, что Шварц передумает и выполнит обещанное. Вообще-то в ее возрасте об этом только мечтать.
Сердечно распрощавшись с очаровательной вампиркой и помахав ее подчиненным, Бойко Миленич поприветствовал кризисного управляющего с Земли и десяток охранников при нем. Взгляд Зальцштадтера, жмущего ему руку, остановился на аккуратном отпечатке клыка, прячущемся в вороте рубашки, да так и прикипел.
– Что, укус видно? – заметив ступор собеседника, понял Миленич. Как ни в чем не бывало, поправил воротник и восхищенно похвастался: – Баба – просто сказка! Огонь, фонтан. И чего мы все это время вампиров не любили?
Захар стиснул зубы. Ему было ужасно обидно. Он мечтал об Ортленне. Гулял с ней по Нлакису, развлекал разговорами… Надеялся заслужить ее любовь, как дурак. А этот довольный собой капитан, для которого она ничего не значит, просто еще одна баба на жизненной траектории космического волка, получил все за несколько капель крови. Ревность ела глаза. Ну почему?
Именно поэтому, подсказывал разум. Потому что для него это ничего не значит. И для нее тоже. Встретились и разошлись, и всем хорошо. Захар так не мог. Неловко, боязно. Она ведь спросила в первый же день, не хочет ли он ее, а он испугался вот так сразу сказать «да». Нет – значит, нет, она стала видеть в нем исключительно коллегу и собеседника. Боже, какой он дурак! Шшерские кетреййи и то умней, по крайней мере, в этом отношении.
Он расстроенно сел в углу кают-компании, налив себе виски. Бойко Миленич пожал плечами, решив, что впечатлительному Зальцштадтеру стало дурно от вида укуса, и выкинул его из головы. У капитана были более неотложные дела, чем сюсюкать с пассажирами.
Экраны подернулись радугой. Мощность на ГС-приводе вышла на режимную, и в этот момент корабль тряхнуло, где-то снизу залязгало, заскрежетало.
– Что такое? – рявкнул Миленич.
– Кто-то в нас врезался, – неуверенно ответили аналитики. – Или мы в кого-то врезались.
Они сейчас слепы, как котята. Ни один экран не показывает ничего, кроме радуги.
– Как можно в кого-то врезаться в ГС-переходе? – раздраженно буркнул Миленич. – Бред сивой кобылы.
– Тяжело идем, – констатировал пилот. – Мощности не хватает, – и добавил энергии на ГС-привод.
– Это все долбаный хренотазик, – проворчал второй. – Нагрузили под завязку, придурки.
Радуга исчезла. На горизонте маячила Земля, слева и сверху – остальные три крейсера. «Сайрес Смит» передал всем приказ оставаться на орбите. Миленич собрался вызвать Землю, чтобы договориться о посадке шаттла и о приеме беспилотника с траинитом.
– Кэп, – растерянно позвали аналитики, – а где мини-корабль?
– То есть как – где? – опешил капитан.
Перед ним на экране возник схематичный силуэт крейсера. Внизу, там, где полчаса назад находился пристыкованный беспилотник, ничего не было. Болтались какие-то оборванные штанги – и все.
До покрывшегося холодным потом Миленича наконец дошло, что это было за сотрясение и лязг.
– Черт, мать! Мы потеряли тазик в проколе!
Что он скажет чертову Зальштадтеру? Его груз стоил миллиарды!
Иоанн Фердинанд пребывал в прострации. Катастрофа у Мересань всех слегка прибила, а он прямо-таки с лица спал. Даже за пайком не приходил, валялся у себя в каюте, играл на гитаре и плакал. Шварц зашел, посмотрел на старпома. Спросил:
– Может, к своим хочешь? Иди, я дам расчет.
Наверняка теперь никто не вспомнит, что его имя прокляли. До того ли? А здоровый, знающий мужик пригодится.
– Нет, – категорично ответил Иоанн Фердинанд.
Ему было стыдно до слез. Это казалось ему еще худшим предательством, чем то, что он уже совершил. В трудный час, когда небеса отвернулись от родины, любой должен быть вместе со своим народом. Стоять плечом к плечу, поддерживать друг друга. Но он не хотел. Не желал прыгать обратно в трясину, едва из нее выкарабкавшись. Не желал, имея паспорт гражданина Земли, отказываться от преимуществ, которые он дает.
– Я эгоист, – признался он попу Галаци.
– Сие есть грех, – согласился тот. – Все люди слабы, и ты не исключение. Молись Господу, чтобы наставил тебя.
Но не сказал однозначно: бросай все, сигай в болото и помогай соотечественникам оттуда вылезать. А молиться Иоанн Фердинанд не стал. Побоялся, что наставление Господа выйдет вовсе не таким, как ему хотелось бы.
– Не вздумай наложить на себя руки, хренов страдалец, – пригрозил ему Шварц. – Покончишь с собой – убью, на фиг.
Столь оригинальная формулировка заставила мозги некоторое время крутиться вхолостую, пытаясь найти ответ на этот логический парадокс. Но Шварц мог бы не волноваться. Иоанн Фердинанд хотел жить. И, по возможности, жить хорошо. Вот так неромантично и малодушно.
Выходил он только для того, чтобы выкурить папиросу. Тут, на Мересань, зелья было – завались. Душистого, не то что земная трава. Ребята Аддарекха в поисках еды откопали из-под груды щебня склад табачной лавки, и шитанн принес несколько ящиков специально для него. Тогда он оттаял, на целых несколько часов. А потом депрессия вновь накатилась волной.
Шварц осерчал: ты офицер или говно? Осекся, поняв, что Иоанн Фердинанд готов снова кротко ответить: говно. И тут же постановил, что не хрен старпому без толку протирать дыры в простынях, пусть идет руководить работами по раскурочиванию линкора. Будет занят делом, все лучше.
И он поперся на мороз, совершенно противоестественный для теплого климата прежней Мересань. Руководство работами сводилось к стоянию возле линкора с папиросой. Инженеры и их подручные сами знали, что им делать. А он стоял и смолил одну за другой, переминаясь от холода. И с болью смотрел на все вокруг. Облетевшие кусты, замерзшие лужи, неприбранные трупики мелкой живности. Сердце ныло от сознания, что он запомнит Мересань именно такой. Не цветущей, праздничной, как помнил о ней раньше, а нынешней, стремительно умирающей.
У развалин пассажирского терминала возникло оживление. По всему видать, пришел еще один караван беженцев. Они периодически приходили именно сюда, к огням космопорта, полагая, что тут и находится центр Вселенной. Обычно экипажи катеров разъясняли им, что к чему, загружали откопанными консервами и отправляли в ставку т’Лехина.
Иоанн Фердинанд зажег новую папиросу и неторопливо отправился туда. Просто так, от нечего делать. Он был уверен, что увиденное ему не понравится, но все равно пошел, из какого-то мазохизма. И он оказался прав в своих предчувствиях. Зрелище было печальное, отчасти даже пугающее. Волокуши, сплетенные из подручного материала: ветки, тряпки… На них – раненые и младенцы вповалку. Кругом мечутся оборванные, заплаканные люди, тащат куда-то мешки с померзшими кореньями. Он в своей форменной куртке на меху и добротных сапогах казался тут чужим, хуже землян.
Ему стало неловко, и он отошел за кусты. Кто-то ломанулся следом. Он быстро повернулся и столкнулся взглядом с женщиной. Она резко затормозила. Умоляюще протянула руку к его папиросе:
– Дай!
Он отдал ей недокуренный бычок. Молча смотрел, как она затягивается. Довольно молодая, но изможденная. Одета для такой погоды слишком легко и как-то несуразно, неумело – что было, в то и оделась. Волосы серые, некрашеные – простолюдинка, значит. Руки исцарапаны. Она курила взахлеб, лихорадочно. До самого конца, обжигая пальцы и плача. А потом и вовсе разрыдалась. Схватилась за его рукав, как за спасательный круг.
– Ты к землянам устроился, да? – она ткнула в голубую эмблему. – Как тебе удалось? – в голосе зависть и отчаяние. – Пожалуйста, забери меня отсюда-а! – она вновь принялась рыдать, капая на его рукав слезами.
Сердце у него переворачивалось. Он осторожно расцепил ее пальцы, высвободил рукав. Шварц его убьет, если он притащит женщину. С другой стороны, вряд ли насмерть: он уже понимал, что Шварц больше пугает. А он сделает хоть что-нибудь. Хоть один человек с этой планеты будет не проклинать его, а благодарить.
– Заберу, – буркнул он. – Если курить бросишь.
Курящие женщины ему не нравились. Чистой воды эгоизм, если учесть, что сам он не собирался отказываться от зелья. Вот такое он дерьмо, что хочешь, то с этим и делай.
– Брошу! – клятвенно пообещала она. Глаза прояснились. Огромные, синие, полные слез и зародившейся надежды. – Я вообще-то не курю. Просто… сил уже никаких не осталось, – она опять заплакала, но тихо, без надрыва.
– Я служу на «Ийоне Тихом», – сказал он. – Земной крейсер. Вон, стоит посреди площадки. Собирайся и приходи.
– Нет! – она испуганно вцепилась в его рукав. – Подожди меня, я быстро! Только пожитки возьму, туда и обратно.
Она исчезла за кустами, а спустя миг – он не успел даже новую папиросу зажечь – возникла снова. В каждой руке по ребенку, и еще один на груди висит. Ничего себе, пожитки! Иоанн Фердинанд сглотнул и прикрыл глаза. Перед ними тут же возник призрак разъяренного Шварца.
Шварц даже не смог достойно отреагировать. Вот тебе и отправил старпома развеяться на свежий воздух.
– Это что, твоя жена?
– Да, – соврал Иоанн Фердинанд.
– Как ее зовут?
Он вдруг сообразил, что так и не спросил об этом.
– Аллинь, – робко ответила женщина.
Так и есть, простолюдинка, без дворянского префикса.
Шварц дежурно и неискренне улыбнулся ей и задал еще один ужасный, но закономерный вопрос:
– А детей как зовут?
Иоанн Фердинанд вопросительно посмотрел на женщину, надеясь, что она снова его выручит. А она – на него, боязливыми глазами во всю ширь.
Единственный ее ребенок умер. Когда этот замечательный мужчина сказал, что берет ее с собой, она схватила первых попавшихся детей, кто глянулся, чтобы дать хоть кому-нибудь из осиротевших малышей шанс вырваться наверх из пропасти, обрести достойную жизнь. Она не знала, как их зовут, сколько им лет, откуда взялись, кем были их родители. Только сейчас она начала подозревать, что девочка в левой руке с облупившимся лаком на обгрызенных ногтях – из благородных.
– Зачем вам запоминать языческие имена, герр Шварц? – пожал плечами Иоанн Фердинанд. – Мы будем их крестить.
Конечно, он догадался. Аллинь извелась, не зная, как вести себя. Вдруг рассердится, прогонит ее? Целый день она подлизывалась, вечером решила повиниться:
– Иоанн, прости. Ну, так вышло… Это не мои дети.
Он покосился на нее и хмыкнул с истерическим весельем:
– Мне-то какая разница?
«Райская звезда» зацепилась торчащими в разные стороны оплавленными распорками каркаса за мини-корабль, закрепленный снизу «Сайреса Смита». И в этот момент сработал ГС-привод, протащив через игольное ушко и крейсер, и беспилотник, и «Звезду». А потом, продолжая двигаться по инерции, «Звезда» сорвала беспилотник с креплений, связка со «Смитом» распалась… и вот тут дала себя знать блокирующая сеть.
У «Сайреса Смита» был опознавательный код. Он прошел прямо к Земле, не отвлекаясь на «здрасте-пока» с орбитальной станцией. Но сцепку «Звезды» и мини-корабля, отделившуюся от крейсера, система детектировала как неопознанный объект. И вышвырнула на периметр.
Корабль закувыркался, мотающиеся туда-сюда звезды зарябили в глазах.
– Вот, – сказал Ихер Сим Ччайкару и Цхтаму с видом знатока. – Это был ГС-переход.
Капитан Ччайкар пробурчал что-то невразумительное, вроде: век бы не знать этого ГС-перехода. А вслух спросил:
– Ну? И где мы теперь?
На этот вопрос у гъдеанина ответа не имелось. В навигации он не разбирался, звезды вокруг неизвестны.
А вот Ччайкару и Цхтаму звездное небо было знакомо. Почти райское небо, лишь чуть искажены очертания созвездий. Отсюда до Рая четыре-пять световых лет, не больше. А это значит…
– Мы недалеко от Земли.
Логично: куда еще мог идти земной крейсер? То есть, вообще-то мало ли куда, но…
– А где, собственно, сам крейсер? – спросил Цхтам.
– И что это к нам прицепилось? – задумчиво произнес Ихер Сим, обозревая схему корабля на экране.
– И, сдохнуть мне, что за кусок лоханки болтается на 35-70-11? – проворчал Ыктыгел.
Все взоры обратились к тому сектору, который назвал симелинец. Медленно вращаясь, в вакууме плыл обломок корабля. Угадывалось несколько ускорителей в ряд.
– Может, крейсер разломался? – предположил Ихер Сим. – Мы же в него врезались.
– Во-первых, не врезались, – уточнил капитан Ччайкар, – а задели за эту штукенцию, которую от него оторвали и тащим с собой. А во-вторых, Сим, ты часто видел крейсеры?
– Ну-у… доводилось.
– Тогда ты лучше, чем я, должен знать, что крейсер крупнее.
– Но это же обломок!
– Обломок, да. Но посмотри на диаметр сопла ускорителя. Если это был крейсер, то я – танцовщица кетреййи, – он немного подумал и добавил: – Мы пойдем к нему. Если хотя бы пара ускорителей в норме, – он мечтательно улыбнулся, – то нам крупно повезло.
Хайнрих зарекся посылать куда-то Иоанна Фердинанда. Как уйдет, баб притаскивает. В прошлый раз приволок синеволосую леди в обрывках кружев и парчи. Он спустил бы обоих этих фиговых аристократов с трапа, не будь леди на сносях. Стиснул зубы и разрешил. Когда Иоанн Фердинанд вернулся вчера вечером, он его не видел. А сегодня обнаружил на корабле новую голубенькую девушку. Совсем юную, годков тринадцать, только глаза по-взрослому грустные, и вся в синяках подозрительного происхождения. Хайнрих взъярился. Цапнул перепуганную девчонку за руку и потащил в рубку на очную ставку.
– Кто это, твою мать?
Мересанец вздрогнул. Не ожидал? Девчонка начала тихо реветь.
– Ну… это тоже моя жена, – Иоанн Фердинанд надеялся, что Шварц не знает о строгой моногамии, бытующей на Мересань.
– Ты вконец охренел, сраный педофил? Ты что с ребенком творишь? – он повернул девчонку, демонстрируя характерные синяки.
– Это не я! Она такая и была.
Он зажмурился, поняв, что проговорился. Надо было сказать: моя жена, что хочу, то и делаю. Нет, захотелось оправдаться. Как любому нормальному человеку, заподозренному невесть в чем. Из-за девчонки он вчера убил четырех ублюдков. Своих же, мересанцев. Так и знал, нечего ему делать среди этого народа. А имя опять забыл спросить.
– Так, – прошипел Шварц, выпустив девочку; она быстро юркнула за кресло Иоанна Фердинанда и тихонько захныкала там. – Сколько у тебя всего жен, долбаный Ассасин? Скажи уж сразу, чтобы я заранее знал, чего ожидать.
Он решил не гневить судьбу.
– Три, господин Шварц.
– А тебе не кажется, – опасным тоном произнес адмирал, – что три жены – перебор для такого вялого мужика, как ты?
Иоанн Фердинанд вскинул голову. Помирать так помирать, но баб он в обиду не даст.
– Откуда вы знаете, какой я мужик, господин Шварц? У меня с вами ничего не было.
Хайнрих от неожиданности хрюкнул. Когда это синий научился язвить? Он невольно рассмеялся и перекрестился.
– Не приведи Господи! Между прочим, христианская вера дозволяет только одну жену. Так что определись.
– Гражданин Саудовской Аравии по закону имеет право жениться четырежды, – промолвил Фархад, как бы ни к кому не обращаясь.
– Правда? – обрадовался Иоанн Фердинанд. – Тогда можно я еще одну приведу?
– Нет! – гаркнул Шварц. – Для глухих и тупых: нет, нет и еще раз нет! Я с этими-то не знаю, как быть! Бабам не место на крейсере. В смысле, – поправился он, – тем, кто не находится на военной службе.
– Я все улажу, – пообещал мересанец. – Они же могут получить гражданство по браку с гражданином Земли? А потом поступят на службу.
– Вот за что иммигрантов не любят! – плюнул Хайнрих. – Дашь одному гражданство, так он за собой целый гарем протащит. А сопляки? Куда девать этот детский сад? И твоя третья жена, – съехидничал он, – до службы явно еще не доросла. Кстати, как ее зовут?
Иоанн Фердинанд с мысленным стоном воздел глаза к небу.
– Спросите у епископа Галаци, господин Шварц, как он планирует ее окрестить. Я плохо разбираюсь в именах святых.
«Я обвиняю адмирала Гъде Ена Пирана в самом чудовищном террористическом акте за всю доступную нашей памяти историю человечества.
У меня имеются неопровержимые доказательства и свидетельства, что адмирал Ен Пиран преднамеренно нанес удар по действующему ГС-переходу в пределах системы Мересань. Это повлекло за собой уничтожение звезды и гибель трех миллиардов человек. Планета утратила условия, необходимые для жизни, и в настоящее время около двухсот миллионов мересанцев остались без своего мира. Это тем более ужасно, что Мересань до сих пор являлась верным союзником Гъде в известной войне.
Фрагмент разорванной звезды через дыру в пространстве проник в систему Нлакиса. В результате гравитационного дисбаланса планета разрушена. Находящиеся на ней гъдеанские граждане погибли. Есть определенные указания на то, что это не случайность, а часть планомерной кампании темной силы, избравшей своим посредником адмирала Ена Пирана.
Сколько еще солнц должно быть уничтожено, сколько планет должно умереть, чтобы до мировой общественности наконец дошло: пора дать темной силе массированный отпор, истребить гнезда, из которых зло распространяется по Галактике, закрыть ей каналы, с помощью которых она пытается манипулировать людьми?
Я заявляю, что если в ближайшие месяцы Совет координаторов не примет решения о консолидированных мерах, я буду считать его зараженным тьмой и начну действовать самостоятельно, не ограничивая себя в средствах и масштабах. Тьма должна быть повержена!
Салима ан-Найян аль-Саид, Земля».
В ярко освещенном зале собраний повисло тягостное молчание.
– Консолидированные меры, – повторил благообразный хант. – Чего она хочет? Чтобы все выступили против тьмы вместе с ней? Чтобы вызвали внимание темной силы к себе, подвергли опасности свои миры?
– Мы не можем позволить себе такого риска, – безапелляционно заявила женщина.
– Хант давным-давно не воевал, – сказал младший координатор. – И это хорошая традиция. Пусть с тьмой борются молодые миры.
– Такие, как Земля, – бросил Аннатрон.
Все вопросительно уставились на него.
– Неужели непонятно? Именно этого она и хочет. И может, – добавил Аннатрон. – От Совета ей нужно одно: карт-бланш. Нам следует выразить одобрение и поддержку всем ее действиям. Образно говоря, вручить ей знамя света.
– Но как мы можем? – возмутился младший. – А вдруг она скомпрометирует?..
– Думаю, что нам придется, – уронил старик. – В Совете, конечно, будут несогласные, но нам необходимо продавить это решение большинством голосов. Иначе ярлык тьмы повиснет уже над нами. Я за то, чтобы оказать доверие Земле и поручить ей раздавить тьму имеющимися у нее силами.
Не привлекая ресурсы мировой общественности, вот что принципиально.
Радужное мерцание было хорошо видно в морозном черном небе. Еще один ГС-крейсер появился в системе… глупо теперь так говорить – просто вблизи Мересань. Связь с базой, подготовка курса – и челнок пошел на снижение.
– Все по лавкам! – приказал Шварц экипажам катеров. – Сидеть и не отсвечивать. Кто захочет выпендриться – замурую в трансформаторный шкаф.
Он немного беспокоился. Ну зачем ей самой понадобилось тащиться в эту дыру? Да, он понимал, что она все делает со смыслом, смысл имеет каждая мелочь. Прибывает на Мересань – значит, так надо. Просто ему было бы спокойнее, если бы она сидела дома, на уютной Земле, а они с кардиналом Натта блюли здесь ее интересы, каждый по-своему.
Челнок сел в намеченном квадрате космопорта. Первыми на растрескавшуюся бетонную площадку выпрыгнули телохранители. Хайнрих, стоя в окружении своих десантников, скорчил им рожу. Отпихнул начальника охраны и сам подал руку спускающейся Салиме.
– Не сомневалась, что увижу вас первым, адмирал Шварц, – очаровательно улыбнулась она. – Не могу выразить, как я рада, что ваш корабль благополучно вышел из прокола, – она была в курсе всего происшедшего; будь он на ее месте, месте матери, поседел бы раньше срока, а она улыбалась. – На обратном пути «Сайрес Смит» может взять вас на буксир.
– На фиг? – браво ухмыльнулся он. – С «Ийоном» все в порядке. Ну, пара вмятин, царапин…
– А как же ГС-привод? – она подняла бровь.
– Новый поставили, – он многозначительно покосился на полуразобранный линкор. – Не извольте волноваться, ремонт за счет принимающей стороны.
Она одарила его восхищенным взглядом и повернулась к кардиналу, ждущему сразу за Хайнрихом.
– Салима ханум, для переговоров все готово, – Джеронимо слегка поклонился. – Машина ждет, мы можем отправиться к адмиралу т’Лехину немедленно.
Она со смешком фыркнула.
– Еще чего! Об этом не может быть и речи, господин Натта. Разве я похожа на просительницу, чтобы ехать к нему и сидеть в его нетопленом сарае? Пусть сам ко мне приходит. И гарнитуру пусть он надевает, мне она не идет. Я приму его, – она огляделась, оценивая пейзаж, – пожалуй, на «Ийоне Тихом». Во-первых, комфортно, во-вторых, крейсер Земли – моя территория. Нюансы многое значат, господин Натта.
Он согласно наклонил подбородок.
– Я пошлю монаха известить адмирала т’Лехина, что вы его приглашаете.
Она огорченно покачала головой.
– Господин Натта, вы слышали, что я сказала о нюансах? Никаких приглашений. Кто кому нужен – он мне или все-таки я ему? Передайте, что я любезно согласилась принять его… Сколько ваш монах будет добираться до т’Лехина?
– На машине около двух часов.
– Отлично, значит, через три с половиной часа.
– Но, Салима ханум, адмирал же не успеет!
– Отлично, – повторила она. – Значит, он станет торопиться. При этом все равно опоздает, будет чувствовать себя виноватым… Господин Натта, неужто кардиналы такие святые, что об этом не задумываются? Не забудьте, кстати, намекнуть т’Лехину, что мое время дорого.
Джеронимо почтительно кивнул и отправился раздавать указания.
– Женщина! Купите кружево!
Пронырливый торговец углядел важную даму из-за спин телохранителей и вопил, поднявшись на цыпочки и маша руками, чтобы его разглядели.
– Лучшие ткани Дуурдухана! Кружево с золотой нитью будет вам очень к лицу!
Салима засмеялась.
– Мне статус не позволяет носить дуурдуханские тряпки. Народ скажет: что, у нас своих нет?
– А вы в них дома ходите! – Ренееле не терял надежды хоть что-то продать. – Радуйте глаз мужу.
Салима смеющимися глазами посмотрела на Хайнриха. Он смутился и напустился на торговца:
– Слышь, галантерейщик хренов! Я тебе что сказал? Сидеть тише воды, ниже травы. А ты что делаешь? Я тебя за шею подвешу на твоем собственном полиамиде!
– Господин Шварц, я вообще-то не с вами разговаривал, – сделав вид, что не испугался, дуурдуханец с надеждой уставился на Салиму. Хайнрих плюнул. Коммерсанты – совершенно безбашенная братия.
Салима повернулась к Хайнриху.
– Что ты так расстроился, Хайни? Эти тряпочки настолько плохи? Ты их видел?
– Видел, – проворчал он. – Не поверишь: этот кошмарный тип предлагал мне купить их на флотскую форму.
Ренееле, словно поняв, о чем идет речь по-английски, принялся с энтузиазмом размахивать образцами. Салима с интересом окинула взглядом легкие переливающиеся полотна и ажурное шитье.
– Могу себе представить! Нет уж, я не желаю, чтоб у противника возникали сомнения в ориентации наших космолетчиков.
– Женщина! – отчаянно взмолился дуурдуханец. – Каждый пятый рулон в подарок! Вы нигде не найдете лучшего предложения!
Салима молча усмехнулась.
– Давайте заключим сделку! – Ренееле был настойчив: увидев шанс сбыть с рук свой товар, он не хотел его упускать. – Это в ваших же интересах, вы ничего тут не продадите.
Он явно принимал Салиму за купчиху. А что? Дама, по всему видать, богатая, с охраной опять же – а для чего еще нужна охрана, как не стеречь ценный товар? Торговец смотрел на все через призму собственной профессии.
– Ну, хорошо. Сколько у вас рулонов?
– Триста! – радостно заорал дуурдуханец. – И еще кружев четыреста пятьдесят мотков!
– Что хотите взамен?
– А что у вас есть? – поинтересовался он.
Она фыркнула.
– Гречка, – она примерно представляла себе, что может найтись на крейсерах. – И порнофильмы.
– Женщина, – Ренееле взглянул на нее со страдальческим упреком, – это несерьезно!
Салима пожала плечами.
– Я сюда не товарами меняться приехала.
– Как это? – изумился он. – А зачем же?
Зачем еще солидной женщине с охраной тащиться на чужую планету, как не ради торговли? Межзвездные путешествия – удовольствие недешевое, окупить его может только прибыль со сделок.
– Так, подумываю махнуть одну планету на другую, – невинно ответила она. – Мне эта нравится. А вам?
Торговец подавился. Во-первых, данная планета ему категорически не нравилась. Он мечтал об одном: смыться с нее поскорее, при этом получив хотя бы минимальную прибыль. Во-вторых, что же это за купчиха, которая продает и покупает целые планеты? Немыслимо!
Практичность все же перевесила и шок, и любопытство.
– Ладно, я согласен на гречку, – сказал он. – И фильмы не забудьте.
«Тьма должна быть повержена!» – дочитал король Имит, и настроение испортилось окончательно. Не то чтобы он был против поражения тьмы как таковой. Его бесило то, что в заявлениях Салимы «Гъде» и «тьма» все чаще звучали как синонимы.
Он не знал, чему верить. Наверняка проклятая Салима где-то врет. И наверняка на каждую ложь у нее есть «достойные доверия» свидетели. Ен Пиран, конечно, не белая фехха, но он не идиот!
Он отодвинул компьютер. Думать бесстрастно не получалось. Как можно покойно думать о чем-то, когда до сих пор неизвестна судьба его дочерей? Он сам, старый дурень, отправил их на Мересань, и сердце не екнуло, не предвидело беду. Ему казалось, что уж там-то они будут в безопасности. Что же он наделал! Королева заперлась в своих покоях и непрерывно плакала. А он без меры курил мересанское зелье. Где брать зелье, раз Мересань не станет? Вот только о таком и можно думать, серьезные мысли не складываются.
Колыхнулись занавески на окне, за которыми издевательски сверкало звездами ночное небо. По ногам задул сквозняк – кто-то вошел.
– Ваше величество, я спешил по вашему зову. Каюсь, я немного запоздал.
– Немного? – король Имит привстал в кресле. Голос задрожал от ярости. – Это у вас называется – немного?
Он не знал, чего ему хочется больше – отрубить мерзавцу голову или кинуться ему на шею, умоляя спасти Гъде и его, Имита, лично.
– Я виноват, ваше величество, – как бы он ни говорил, что кается, раскаяния в интонациях не слышно. – Этот греховодник т’Согидин совершенно заморочил мне голову. Он так просил остаться, потому что без этого неудачника т’Лехина некому было защищать его от шшерцев! И я внял проблемам союзника. А он оказался предателем, ваше величество! Он оклеветал меня и сдал этой стерве Салиме, представляете?