Евгений Михайлович Лето
Буря в бокале
Фред прошёл мимо него, и по брошенному монахом пустому взгляду понял, что тот его не признал. Что в принципе совершенно не удивляло, учитывая некоторую занятость последнего в тот нескучный вечер. В зале набилось людей не то чтобы много, но свободных столиков хватало, за одним из них и расположился Нойс, предварительно сделав заказ.
– Запечённые яйца в зелени, перепела на вертеле и кружку скрутиловки,– сказал он высокому чопорному официанту, рассматривая скромное меню.
В зале царила, спокойная, непринуждённая атмосфера, располагавшая к отдыху и неспешному поглощению пищи. Посетители сидели за столиками, уткнувшись в свои тарелки, негромкие разговоры, сопровождались тихим и совсем не навязчивым мотивом позвякиванием ножей и вилок. Взгляд наёмника невольно возвратился на знакомого монаха. Тот допивал последние остатки, болтавшиеся в бутылке и, судя по недовольной кислой мине, желал, большего. Что-то, сильно, угнетало его, отметил намётанным глазом специалист по сугубо деликатным вопросам, тревожило, не давала покоя какая-то мысль гложила, его глаза озадаченно глядели в одну ему видимую даль. Нойс припомнил тут же, что и сам находиться в приблизительном состоянии, сбившись с ног от безрезультатных розысков Малька, чтоб его под дых! Голова наёмника трещала от разбегавшихся, как тараканы мыслей. Столько всего за последнее время успело случиться, столько событий произойти, и все они так или иначе были связаны с проклятущей статуэткой. Погоня за ней стала походить на блуждание в тёмном кишащем опасными тварями лабиринте. А завтра свадьба двух могущественных людей, завтра пиршество захлестнёт весь город, пьяны будут пить-гулять. Отцы города по такому поводу устроят целый карнавал и в таком людском водовороте найти нужного тебе человека, станет вообще не возможно. И, также завтра истекает срок передачи статуэтки в руки Грэма, которой у него до сих пор нет. Все шло к тому, что, похоже, впервые в своей карьере, он не сможет выполнить контракт. Неприятная мысль отравляла сознание, его даже не так сильно заботило, какие предпримет шаги заказчик в ответ, нежели сам факт, что он не смог справиться с порученным заданием, весьма болезненный удар по самолюбию и репутации специалиста по сугубо деликатным вопросам.
– Еще, пожалуйста, одну небольшую кружечку скрутиловки.
Обратился монах к проходящему мимо его столика официанту. Тот в свою очередь не спешил исполнять новый заказ, а насупившись заметил.
– Простите, но вы ещё не расплатились за предыдущий заказ.
– Ну, и что с того? Я ещё не закончил трапезничать или вы меня хотите выставить прочь?
Унцио возмущённо уставился на официанта. Что впрочем на того совершенно не возымело никакого действия, не меняя взятый тон он продолжил с невозмутимым видом.
– Ни в коем случае, мы рады каждому нашему посетителю. Но, дело в том, что вы у нас находитесь,– он взглянул на большой циферблат часов, что висел на стене над стойкой,– вот уже почти как два часа. За это время, успев поменять трое блюд, выпить две пинты скрутиловки и ещё ни разу при этом, не соизволив заплатить…
– Может быть, может быть. (Странствующий монах действительно припомнил, что находится в этом заведении с полудня. И. где, практически без остановки ест и пьёт, делая лишь короткие остановки между периодами смены блюд. На него навалилась уныние и единственная возможность избавиться от него, хоть на немного, была обильная трапеза. Любимый и единственный способ Унцио борьбы с любым недугом).– Я долго был в пути и проголодался изрядно, мне необходимо подкрепить силы.– Попытался объяснить своё душевное состояние монах.
– Мы понимаем ваши заботы. Надеемся, что наша пища укрепит ваши силы в делах праведных, и всё же, с сожалением, напоминаем об оплате, по правилам нашего заведения клиент, переменивший три вида блюд, обязан заплатить…
Видя, что официант остаётся непреклонен, Унцио обреченно вздохнув, сдался.– Хорошо, я вам заплачу, сколько я должен?
– Динарий и восемь монет.
– Сколько? Сколько?– переспросил обалдело монах, не веря собственным ушам, названая сумма оказалась фантастичной.
– Всего, один динарий и восемь монет,– подчёркнуто сухо произнёс официант, протягивая ему счёт.
– Да, это грабёж посреди солнечного дня! Вы что тут с ума посходили, такие цены рисуете?!– с ошарашенными видом возмутился борец с тёмными силами, лихорадочно перебирая прейскурант.– Жареная курица двадцать пять монет? Четверть динара?! Она что золотые яйца несёт, что стоит столько?! Так-так… Седло барашка тридцать! Ого! За такую цену можно целиком барана приобрести на рынке! А скрутиловка? Пять монет кружка?! Штоф целый и того меньше стоит, чем вы тут накрутили. Это немыслимо, за такие цены надо анафеме предавать!– кипятился Унцио, задетый до глубины души грабительскими расценками.
– Сейчас, знаете ли, цены возросли везде и на всё.– Отчеканил деловито официант, сверля монаха презрительным взглядом.– Приезжих много, всё резко подорожало, продукты в том числе.
– Так что теперячи с голоду помирать, спрашивается?! Откуда у честных людей такие деньги возьмутся?
На недовольные крики Унцио прибежал распорядитель, сухенький уже немолодой человечек с длинными и холеными как у музыканта пальцами.– Что происходит? Деликатно осведомился он у подчинённого.
– Клиент отказывается платить по счетам, синор Гастон.– Быстро обрисовал ситуацию тот.
– Это так? Вы действительно отказываетесь?– вопросительно перевёл взгляд распорядитель на монаха.
– Я вовсе не отказываюсь,– смущенно, вымолвил Унцио, – я просто возмущён расценками вашими. Для скитальца и проповедника они слишком высоки.
– Так зачем же вы пришли к нам, если это вам не по карману?
Простой вопрос распорядителя, ещё больше смутил монаха, шум привлёк внимание всей находящейся в трактире публики. Все, отвлекшись от еды, с любопытством уставились на сконфуженного поборника святой веры. « У него талант притягивать к себе неприятности» отметил про себя Нойс, вертя в руках глиняную кружку.
– Я, я несколько не рассчитал собственные средства, наверное… произнёс неуверенно Унцио.
– И сколько же у вас при себе имеется?– пока ещё учтиво задал вопрос свой распорядитель, но было видно, что маска любезности готова в любой миг слететь с него явив истинную суть.
Порывшись в карманах, странствующий монах извлёк горсть монет, и выложил их все на стол – вот, всё что имеется…
– Так посмотрим… склонился Гастон над скорбной кучкой монеток, что снабдил Унцио настоятель храма Мируса. Его тонкие, проворные пальцы, с быстротой и изяществом музыканта запрыгали по мелочи, как по клавишам фортепиано.– Семьдесят три монеты,– закончив пересчет, объявил он холодным тоном.– Хм, этого недостаточно. Рекомендую вам ещё раз проверить карманы.
Грозовые тучи над головой монаха вновь начали сгущаться. Он даже посмотрел наверх, будто хотел убедиться, так ли на самом деле или возможно ища знака от Мируса. В итоге ничего не узрев, он ещё раз прошёлся руками по карманам, обнаружив на этот раз там целые две монеты.
– Вот,– протянул он их мрачному распорядителю, больше Мирус сегодня не послал.– Попытался Унцио прикрыться, как щитом своим владыкой. Но на Гастона это никоим образом не возымело действие, то ли он придерживался другого вероисповедания, то ли просто не верил ни во что кроме монет, оставаясь равнодушным к словам представителя духовного мира.
– Что ж, играя желваками,– подытожил распорядитель,– по правилам нашего заведения… в трактире повисла гробовая тишина. Все замерли, словно при оглашении приговора подсудимому, совершившему тяжкое преступление. Мерное тиканье часов плавно отсчитывало время до рокового хлопка молотка судьи, в роли которого сейчас выступал драматично застывший синор Гастон. Стоящий подле него официант напоминал сурового бездушного обвинителя готового привести приговор во исполнение прямо на месте. А нарисовавшийся в проёме дверей ведущей в кухню с огромным, как мечете, ножом усатый повар, должно быть, выступал в роли палача.
– Вот недостающие деньги.
На стол, разбив буквально на клочья давящую тишину, лёг со стуком динарий. Вслед за ним последовала короткая череда событий: дружный выдох посетителей, благодарение Мирусу от ещё не пришедшего в себя монаха, удивлённо вскинутые брови распорядителя, быстро спрятанный за спину большущий нож повара. Один официант на всей протяжённости возникшей мизансцены хранивший невозмутимый вид остался непоколебим. Лишь глаза его блеснули, точно говоря, что на это раз ему (монаху) крупно повезло, но в следующий, в следующий все может быть…
Фрэнос терпеть не мог театральных сцен в жизни, пафосных поступков, желание быть центром всеобщего внимания, но на сей раз он не сумел сдержать ухмылку, довольный, что сумел потрясти зевак, а главное персонал заведения. Особенно ему понравилось утереть нос заносчивому официанту, с надменным видом обслуживавших посетителей.
– На оставшиеся деньги принеси нам скрутиловки, кинул он ему небрежно и повернулся к опешившему от такого внезапного спасения Унцио.– Я надеюсь вы не станете возражать против того чтобы пропустить по кружечке со мной?
– Никак нет. Почту за честь разделить с вами хлеб-соль, и скрутиловку конечно, уважаемый э, не знаю, как к вам обращаться. Меня же скромного служителя солнцеликого Мируса зовут Унцио.
– А меня Фред,– присаживаясь на прочный стул, коротко отрекомендовался наёмник. – За знакомство наше я думаю, стоит выпить, вы так не считаете брат Унцио?
– Всецело поддерживаю и благодарю Мируса за то, что ниспослал вас мне в тяжёлый час испытания. Воистину наша встреча благословлена самим богом солнца!– монах осенил себя знаком, воздев очи вверх.
– Я тоже несказанно рад нашему знакомству, хотя признаюсь честно, что мне доводилось встречать уже вас при несколько иных обстоятельствах …
От признания спасителя своего радетель славы Мируса несколько растерялся.– Не может быть и где же?!– воскликнул он недоверчиво.– Я вас совершенно не помню. Оговорюсь я совсем недавно в городе.
– Это было вчера, приблизительно в такое же время как сейчас. Трактир «Счастливая трапеза».– Вкрадчиво напомнил Нойс.– И насколько я помню, вы были весьма заняты тогда, чтобы обращать внимание на окружающих вас там людей.
Унцио сощурил глаза, подозрительно рассматривая собеседника, его насторожило упоминания приснопамятного трактира и того что там произошло.– Так, вы хотите сказать, что наша теперешняя встреча совсем не случайность? Вы следили за мной?– подобрался монах, как перед броском.
– Отнюдь, совершенная неожиданность эта наша теперешняя встреча.– Поспешил заверить Фред о полной своей непричастности к этому делу, как и к нему лично, улыбнувшись во все тридцать два зуба. И тут же вслед сам поинтересовался.– А с чего, собственно говоря, я должен следить за вами?
– То есть, иными словами вам ничего от меня не нужно?– проигнорировал странствующий монах вопрос своего визави.
– А, что вы можете предложить, кроме разве что благословения?– Фрэнос продолжал демонстрировать полное дружелюбие.
– Кто его знает, может вы приняли меня не за того или что удумали.– Выпалил первое, что пришло в голову служителю Мируса.
– Я вас клятвенно заверяю, брат Унцио,– Нойс примирительно поднял ладони,– мне совершенно от вас ничего не нужно. Я действительно случайно тут вас повстречал. И решил немного помочь, видя в какую неприятную ситуацию, вы едва не угодили.
Монах продолжал колебаться, словно подозревая наёмника в чём-то запретном, кощунственном. С его лица не сходила выражение недоверия.
«Интересно в чём меня может подозревать духовное лицо, в атеизме разве что?» -иронично отметил про себя Фред. Сам же он никогда не отличался религиозностью предпочитая распоряжаться собственной жизнью по своему усмотрению, без оглядки на то, что ждёт его после смерти или что скажет разжиревший похотливый жрец на сборище блеющих как стадо овец людей.
Унцио тем временем извлёк из складок запыленной сутаны какой-то забавный предмет напоминавший медальон, сработанный в виде серебристой рыбины. Держа его за нить, он резко крутанул его, как игорное колесо в доме развлечений у хапуджан.
– Что это вы делаете, уважаемый Унцио?– поинтересовался наемник, силясь разгадать суть происходящего. – Уж, не хотите ли вы меня загипнотизировать, как умеют это делать, если верить молве, доблестные братья намордники?
Монах ничего не ответил на прозвучавшую в его адрес колкость, сосредоточив всё своё внимание на компасе Лкуна. Почему-то вдруг решивши, что тот поможет ему вывить неприятеля, если таковым вдруг окажется его из-ниоткуда взявшийся благодетель. Медальон в свою очередь с каждой новой секундой снижал обороты, пока не остановился совсем, окончательно указывая по-прежнему направление куда-то на север. Фред же сидел на востоке от него. Это обстоятельство несколько успокоило ревнителя веры Мируса. Бережно спрятав компас обратно, он перевёл взгляд на собеседника и уже гораздо теплее сказал.
– Не обращайте внимания, такой есть у нас ритуал, отгонять злые силы дракусовы.
– Вот ваш заказ,– вмешался в их разговор официант, приблизившись с подносом в руках на котором стояли две пузатые кружки, наполненные до краёв янтарной жидкостью. Брезгливо поставив их на стол, он удалился с грацией павлина, для полноты не хватало только распущенного хвоста за спиной.
Унцио не дожидаясь, приглашение, будто опасаясь, что официант неожиданно передумав, вернется и заберёт обратно выпивку, быстро схватился за кружку и, не мудрствуя лукаво, провозгласил тост. – За вас благородный синор Фред, за ваше добродушие и щедрость!
Выпив, они закусили перепелиными яйцами в зелени, что наёмник предусмотрительно забрал со своего столика.
– Где вы брат Унцио драться так исправно научились?– озвучил давно мучивший его вопрос Нойс, прожевав свой кусок.
– Бурное прошлое,– отмахнулся странствующий монах не расположенный развивать неприятную для него тему.
– Понятно, прошлое упрямая штука не так легко от него отзвездиться, не правда ли?
– Всё верно, синор Фред, но оно ещё и учит не совершать подобные ошибки в будущем.– Заметил Унцио вновь испытывая жажду выпить.
– Вы считаете, та потасовка была ошибкой с вашей стороны?– выгнул вопросительно бровь наёмник, уловив желание собеседника, потянувшись за кружкой.
– Сложные вопросы задаёте синор Фред. Уж не дознавателем вы изволите служить?– поднимая свою кружку, покачал головой монах.
– Мирус упаси, докатиться до такого.– Сразу же отзвездился Фрэнос, ему даже в страшном сне не могло такое привидеться, чтобы он нацепил на себя форму дознавателя!
– Вижу не питаете вы любви к стражам порядка его величества?– не укрылось от Унцио отношения Нойса к дознавателям.
– А кто питает любовь к людям, которые, прикрываясь законом, по своей прихоти могут кинуть в темницу человека и держать его там сколько им понадобиться? Неужели живут на белом свете такие извращенцы?
–Кхе, кхе, кхе… закашлялся Унцио давясь от смеха.– Ох, и шутник вы, однако синор Фред.
– Чувство юмора присуще здоровым людям.– Открыто усмехнулся наемник,– вы согласны со мной?
– Согласен в чём? В первом или во втором случае?– проталкивая застрявший кусок ветчины, уточнил монах.
– В обоих случаях. Смех продлевает жизнь, а сырая камера укорачивает её.
– Ну, на счёт смеха не знаю, а вот, что касается представителей короны, то сказано в Описаниях, что вся власть от Мируса дана…
– Но ни написано кому именно, верно?– скорректировал свой вопрос наемник.
– Это на выбор бога солнца уже происходит. Он один знает, кому давать, а кому нет.– И пытаясь уйти от скользкой и опасной темы политики, Унцио поспешил переключиться на менее безобидную. – Касательно же здоровье, то судя по вашему развитому чувству юмора, оно у вас отменное. Чего я вам, кстати, и желаю синор Фред от всей души!
– Спасибо. Но от молитвы за здравие не откажусь, пожалуй.
Отшутился Нойс, отыскивая глазами официанта. Кружки опустели, и их следовало обновить, впрочем, как и блюдо, еда тоже как-то быстро закончилась…
– Она вам будет обеспечена, обещаю!– прикоснулся к звездунку Унцио.
– Так, что же теперь мне не страшно идти на приём к лекарю, он всё ровно никакой хвори у меня не обнаружит?– картинно прижал руку к груди наемник.
– Ну, всё зависит от того насколько вы богаты.– Всё же счёл нужным внести важную поправку странствующий монах, сам он не помнил, когда в последний раз обращался к лекарям, открыв собственный способ лечения.
– Действительно я и забыл, какие страшные болячки приносят деньги.– Рассмеялся весело Нойс, кстати, впервые за последнюю неделю.
– Ну-ну, зачем так наговаривать. Деньги могут и благие дела творить.– Запротестовал монах, не отказавшийся сейчас от полновесного мешочка с динарами.
– В самом деле? Я и не подозревал…
– Напрасно, совсем напрасно, вот смотрите за деньги, к примеру, можно построить храм во славу Мируса. (Смотря за чьи, тут же поправился про себя он)– Оказать помощь несчастным вдовам (Сказал и сам себе усмехнулся Унцио),– или вот, сирот накормить досыта (тоже из области фантастики невольно промелькнула мысль).
– А ну да конечно выгодное вложение средств!– закивал головой наёмник, всё-таки сумевший привлечь внимание напыщенного официанта.
– Зачем так сразу всё ихронизировать? (читатель ты, наверное, подметил слабость нашего духовного лица вворачивать мудрёные заковыристые словечки когда-то где-то подслушанные, и не будешь уж столь критично подходить к тому, что не всегда они правильно им выговариваются – без образования туго приходится в любые времена) – За деньги можно приобрести лекарства нужные, продукты, одежду, приют для нищих и детей поддерживать. Так что не следует во всём уж винить золото. Вот если бы не было его у нас, то мы бы сейчас не сидели здесь за одним столом, вкушая и запивая скрутиловкой рассуждение о жизни.– Подытожил Унцио, не прочь продолжать и далее в таком духе, лишь бы добрая скрутиловка болталась в кружке, да чем заесть под боком имелось.
– Вот тут я с вами полностью согласен!– поддержал Нойс последнюю мысль монаха.– Так, что выпьем за золото динариев?
– И за то чтобы оно водилось у добропорядочных людей.– Дополнил тост изрядно захмелевший Унцио.
– Верно без них, как-то неуютно себя чувствуешь.
Странствующий монах тяжело вздохнул.– Вы наступили на больной мозоль синор.
В итоге они выпили не по одной, а-а…кто их знает, по сколько кружек, заказали жареных цыплят и зачем-то запечённую тыкву, к которой так и не притронулись ни разу. Их нить разговора прерывалась каждый раз, стоило поднести кружки ко рту, и произнести очередной какой-то ничего не значащий тост. Фред настолько расслабился, что начал удивляться сам себе. А Унцио вообще считал порученную миссию нелепым сном и порывался поделиться со своим нежданным собутыльником или пардон собеседником мыслями о жизни.
Они выпили ещё, затем ещё и ещё. Череда пустых кружек сменялась новыми наполненными до краёв. Каждый раз, подходя к ним, официант надменно морщил нос, всем своим видом показывая как, он относится к этой парочке, чем вызывал неподдельное веселье монаха и подначки наёмника, то и дело требующего обновить тару.
– Нет, ты представляешь, этот Малёк перехитрил всех нас! Уделал как мальцов, вот же щегол.
Пьяно ворочал языком Нойс, но ничего конкретного не говоря тем не менее. Сказывалась отточенное годами умение держать язык за зубами в любой ситуации и в любом состоянии. Правда и подслушивать его особо некому было, немногочисленные посетители отрешённо поедали что-то в своих тарелках, а Унцио путанно, рассказывал свои басни, прерываясь лишь, чтобы выпить или угоститься.
– Да, вот помню, как залез я на башню, время полночь, а душа мается, требует огласить гонгам святым округу. А как сделать енто, когда до утра пять часов ещё, ох и настрадался я тогда натерпелся.– Сокрушался он, изливая душу свою как на исповеди.
За разговорами пролетел вечер, и незаметно подкралась ночь.– Мы закрываемся уже,– было сказано распорядителем, что с неизменной натянутой, будто резиновая маска на узкий череп улыбкой застыл подле стола.
– Как уже всё выпито и съето?– захлопал удивленно ресницами монах, переводя озадаченный взгляд с Гастона на стол, со стола на Фреда и обратно.
– Действительно всё выпито и съето,– едва ворочая языком, констатировал наемник очевидный факт, хмурясь на пустой графин и опустевшие тарелки.
– Вы хоть насытились синор Фред?– забеспокоился монах.
– Ну, эт самое, думаю, что таки да,– икнул наёмник, в свою очередь поинтересовавшись.– А что вы преподобный Унцио считаете по-другому?= несмотря на выпитое они продолжали друг к другу обращаться уважительно на «Вы».
– Да, как сказать, вроде бы с одной стороны и наелся, а с другой…
– Что с другой,– не понял Нойс, оглядываясь по сторонам, буквально воспринимая слова собеседника.
– С другой не помешала бы нам выпить напоследок по традиции. Ну, знаете, как водиться на дорожку.
– Верно на Брудершафт!
– Вру-где-шарф?– не понял монах мудрёного слова впервые услышанного. – Что за шарф и при чём здесь враньё?
– Не вранье и даже не шарф брат мой Унцио, это слово такое бру-ден-шафт. Означает выпить за дружбу.– Как малому дитю пояснял наёмник, силясь прояснить путающие разбегающиеся, как волны от брошенного в морскую гладь камушка мысли.
– А, ясно. Ну, тогда выпьем за неё. Налей-ка нам по чарке полезный,– обратился монах, уже к распорядителю продолжавшим стоять с услужливой улыбкой на бледном лице. И тот пошел на попятную, увидев в лицах и взглядах своих клиентов такую решимость исполнить задуманное, что без возражений велел официанту принести еще скрутиловки и за счет заведения наполнить до краев кружки.
Они пили, стоя пошатываясь, словно оба находились на палубе корабля угодившего в нешуточный шторм. Сплетя руки, поддерживая и, не давая упасть друг другу, напоминая двух морских волков ухватившихся за мачту.
– За вас достойный синор Фред,– мычал носитель веры и славы Мируса.
– Нет, за вас святой Унцио,– несогласно мотал головой наемник, рискуя тем самым нарушить хлипкое равновесие.
– Ну, давайте за вас, а потом за меня, внёс компромиссный вариант монах. – Никому не обидно, стало быть.
– Отличный выход из ситуации,– похвалил его за находчивость Нойс, едва не выливая на себя содержимое кружки.
– Осторожнее синор Фред и, кстати, не называйте меня святым. Я право обычный человек.
– Ну, если вы на этом настаиваете, то в таком случае хорошо не стану звать вас так. Вот, на чём мы остановились?
– На, груди и шарфе по-моему.– Припоминая заплетающимся языком, произнес Унцио пошатываясь.
– На чём, на чём?– тяжёлые мыслительные процессы сейчас отчётливо не давались Нойсу.
– Как его, эт самое прушафе, пфу ты! Короче мы собрались выпить по последней на посошок, во!– Монах был явно доволен, что смог выстроить столь сложное логичное предложение.
– А, и точно! Давай за всё, за всё.– Обняв его за плечи, проникновенно промычал Нойс.
– Какой хооороший тост,– похвалил Унцио.
– Всеобъемлющий,– протянул еле держащий на ногах наемник.
Выпив и расплатившись, они буквально вывалились наружу. Тёплая южная ночь царила на улицах сонного города, окутывая его своим бархатным звёздным покрывалом. Последние редкие прохожие спешили по домам, выспаться и набраться сил перед завтрашним торжеством. На лицах людей довольно отчётливо читалась предвкушение яркого действа, что обещала затмить все остальные за последние как минимум сто лет.
– Скоро полночь,– пошатываясь и щурясь в темноте на циферблат карманных часов, вымолвил Фред.
– Во как время незаметно быстро летит,– подивился монах, почёсывая довольно урчащий живот.
– В хорошей компании да за добрым столом быть иначе и не может!– подытожил удавшийся вечер Нойс.
Ночную тишину стихающего города, нарушил выехавший из-за угла экипаж. Металлические колеса, трущиеся об мостовую, издавали звуки, напоминавшие шелестящие швейные машины с улицы Мастеровых, новейшего изобретение известного науковеда и новатора Коха де Винта, славящего на всё королевство своими смелыми новаторскими подходами в сфере всего-всего-всего, где только можно, что-то усовершенствовать. Пегая лошадка, цокая копытцами, неспешно катила экипаж вдоль улицы.
– Вам куда?– заботливо поинтересовался Нойс у монаха.
– Мне?– замялся Унцио,– да мне надо по делам…
Невинный вопрос наемника заставил его вспомнить поручение настоятеля храма Мируса. Голос Лкуна назойливой мухой зажужжал в его голове, вызывая острое желание прихлопнуть её. Вот только мухобоек таких ещё не изобрели к превеликому его сожалению.
– Какие могут быть дела в такое позднее время? Вы должно быть, не иначе, как с темными силами намереваетесь сражаться?– удивлённо таращась на монаха, не поверил Фред.
– У меня миссия.– Подбородок Унция качнулся в тщетной попытке гордо застыть на месте, но выпитое тянуло его вниз на грудь.
– Не хотите воспользоваться экипажем? Это может ускорить выполнение вашей, как я смею думать не простой миссии.– Любезно предложил наёмник, покачиваясь на своих двоих.
– Нет, я люблю прогулки, знаете ли, после обильной трапезы они самое-то.– Отказался Унцио, припоминая в уме, когда это он полюбил подобные пешие туры.
– О, так вы сторонник здорового образа жизни? Я приятно удивлён.
Тут поравнялся с ними экипаж. Кучер лениво натянул вожжи, и стройная молодая лошадка смирено замерла остановившись. Фред мгновенно напрягся, несмотря на хмель в голове, инстинкт самосохранения был сильнее его. Рука наёмника нырнула в карман, где лежал дорогой защитный артефакт, для активации которого достаточно было простого касания его и одного единственного слова. Монах тоже почувствовал что-то неладное замер напрягшись.
Дверца зашторенного плотными занавесками экипажа бесшумно распахнулась, и оттуда раздалось негромкое. – Садись Фреди нам надо поговорить.
Нойс сразу признал этот трескучий резковатый голос, он узнал бы его из тысячи других. И слегка подивился, ибо принадлежал он его бывшему наставнику.
– Старик? Какая неожиданная встреча.– Воскликнул он заплетающимся языком.
– Ты пьян?– сквозь чернильную темноту, заливавшую внутренности экипажа проступило лицо патриарха преступного мира.
– Это ваш друг синор Фред?– вклинился в разговор Унцио пытаясь заглянуть внутрь кареты.
– Да. И мне, похоже, придётся с вами здесь распрощаться. Вероятней всего, у меня тоже возникли кое-какие неотложные дела.– Нойс протянул руку монаху.
Ответив крепким рукопожатием Унцио напыщенно произнёс,– я безмерно благодарен Мирусу что свёл меня сегодня со столь достойным синором! Всего вам наилучшего! Я буду за вас молиться.
– Спасибо, я тоже рад этому обстоятельству. Вы интересный собеседник и отменный боец брат Унцио. Всего вам наилучшего!
– Прощайте. И берегите себя.
Звук удалявшегося экипажа, странствующий монах, проводил печальным взглядом. Затем немного постояв, вдыхая воздух, насыщенным дымком соседнего промышленного квартала достал из-за пазухи амулет. Серебристая рыбка, завращавшись на нитке, остановилась носиком на север-запад.– Хм, выдохнул Унцио, если странный компас, выданный Лкуном не врал, то выходило, что обладатель статуэтки переместился немного с предыдущего места в сторону центральных кварталов. Что ж, оставалось только выследить его и забрать древний артефакт, вроде бы так всё просто на первый взгляд. Но Унцио давно знал, разницу между просто и попробуй сделать. Она приблизительно имела такую же схожесть как песнопения в храме и заготовка дров на зиму. Голосом к слову ревнитель славы Мируса не обладал, из-за чего ему доставалась всегда колка дров. Одно вселяла надежду, что возможно совсем скоро он будет избавлен от этой обременительной ноши и сможет заняться более привычными делами. Делами веры. Перед его мысленным взором уже падая на огонь, скворчали жирные капли зажаривавшегося кабанчика на вертеле, а полная розовощёкая синора наливала в кружку прозрачную как слезу скрутиловку, и при этом так мило улыбаясь ему. Преисполнившись оптимизма и веры, он поспешил в направлении, куда указывал подрагивающий амулет.
***
Знаменательный день, как и ожидалось, начался с самого раннего утра невиданной доселе предпраздничной суетой. Не обычный, совсем не похожий на все остальные другие день, далеко выходящий за рамки обыденного дня, который должен был стать историческим не только для Пянтуза, но и для всего без преувеличения королевства в целом. Помпезность всех приготовлений к церемонии бракосочетания, масса слухов и домыслов, постоянно витавшие вокруг этого грандиозного мероприятия затмили собой все остальные темы. Даже политика и корона отошла на второй план, не выдержав конкуренции. Давно массируемое и вертящееся у всех на устах, как правителей высшего ранга, так и распоследних бедняков небывалое событие подошло впритык к своему апофеозу, готовое вот-вот воплотиться в жизнь.
Только первые несмелые лучи прорезали призрачную полосу горизонта на востоке, как центр города заполонили специально нанятые рабочие в обязанности, которых входило, уборка улиц и проспектов, украшение домов, площадей праздничными флагами, резными фигурками, цветочными гирляндами. На крышах зданий располагавшихся вдоль центральных проспектов, где должен был проехать свадебный кортеж, устанавливали флагштоки, развешивали флаги с гербами домов жениха и невесты. Нити ярких разноцветных блёсток протягивали от дома к дому, с улицы на улицу. Фигурки, выполненные из папье-маше изображавших прелестных ангелочков и прочих сказочных персонажей, клеились на фронтонах, крепились к балконам, цеплялись за рамы окон. С центральной площади, разрывая утреннюю тишину, разлетался громкий грохот, крики и ругань голосов – это плотники вовсю орудовали молотками сбивая сцену, на которой по задумке организаторов торжества должны были разыгрываться потешные представления приглашённых акробатов и фигляров, трубадуров и музыкантов, жонглёров и прочих представителей актёрского ремесла, дабы народ не скучал веселясь. Колона телег запряжённых тягловыми лошадями подвозила доски и брус, что немедля сгружалось, и сразу же шло в дело. Прораб, низенький и толстенький синор, отвечавший за строительство суетливо бегал взад-вперёд, размахивая чертежами, бранясь и поторапливая, когда кто-то или что-то делал не так, как он считал необходимым. Не медлили и развозчики скрутиловки. Заранее все жители Пьянтуза были оповещены о питейных точках, где будет бесплатно разливаться сей поистине народный напиток всем желающим выпить за новобрачных, то есть надурняк. Крепкие приземистые грузчики в три ряда выстраивали пирамидки дубовых бочек, экономя пространство, все знали, что охочих до халявного пойла будет сверх меры, в прямом смысле этого слова. Тут же в двух шагах предприимчивые хапуджани выигравшие эксклюзивное право торговли в праздничный день возводили палатки предлагавшие закуску к выпивке, но еда уже была за деньги. За процессом подготовки внимательно следила стража, по такому поводу мобилизованная вся целиком, что числилась по штату. Ей на помощь была брошена откомандиронная со столицы стража. Плакаты, изображавшие счастливых новобрачных, развешивались на стены домов, прибивались к специально сколоченным щитам на каждом перекрёстке. Город с птичьего полёта напоминал большой растревоженный муравейник, где каждый муравей – человечек занимался какой-то определённой работой, кладя свой кирпичик, стаскивая своё брёвнышко, что в целом складывалась, сливаясь в одну единственную праздничную мозаику.
