Евгений Михайлович Лето
Буря в бокале
– Их уже допросили?– голос сержанта напрягся, круглое одутловатое лицо сменило выражение с едва заинтересованного на подозрительное.
– Ещё нет. Я решил начать с зачинщика. По имеющим у нас данным именно этот человек, называющий себя Унцио начал первый потасовку.
– Следствие покажет, кто виновен, а кого наказать. За этим я лично прослежу.– Пообещал хмуро сержант.– Ну, а ты Джони,– распорядился он небрежно, пока что бери-ка своих людей и отправляйся патрулировать улицы города. Нельзя надолго оставлять Пьянтуз без присмотра. Сейчас, как ты сам знаешь в свете великого торжества надо усилить бдительность, и не допустить злодеяний. Городская стража должна показать этим зазнайкам из столицы, что умеет работать.
– Приступаю немедленно к исполнению!
Капрал привычно взмахнул рукой, напялил на голову шлем, подхватил свой бутафорский меч, и нехотя направился на выход, попутно кляня судьбу злодейку за неожиданную подножку, досадуя, что лавры разоблачителя преступности вновь достанутся не ему.
– Да, Джонни не забудь под утро принести пончики.– Окликнул уже на пороге его Ползунок, передай синоры Марианны, что прошлые были несколько пережаренные…
– Непременно передам.– Пообещал Мигавич и вышел прочь, громко хлопнув дверью напоследок.
« Иди, иди». Мысленно добавил Джет, провожая его взглядом. « А я займусь делами пока»
– Ну, что старый пропойца, опять вляпался в неприятную историю?– сказал уже вслух он, обращаясь непосредственно к нахмурившемуся тучей монаху.– Что насупился, как индюк, какой иль не узнаешь меня Вориан?
Унцио резко вскинул голову, его давно никто не называл этим именем, очень давно, поди, два десятка лет как минуло, с тех самых пор как он забросил воинское ремесло. Лихорадочно перебирая в памяти огромный ворох лиц, он никак не мог припомнить эту ничем не выразительную слегка одутловатую физиономию человека, который все же кого-то смутно ему напоминал. Но чёткость образа упрямо ускользала от него, не желая дать себя, как следует сфокусировать.
– Да, вижу с памятью, у тебя совсем плоховато стало ныне, чего, по всей видимости, не скажешь про силу и неуёмный норов, да и выпить по-прежнему мастак ты. Что никак вспомнить не удаётся?– усмехнулся сержант, в упор глядя на монаха и откровенно забавляясь.– А вот мне до сих пор памятны твои слова, что цитирую дословно – твою стряпню, я вовек не забуду, ты самый паршивый кухарь во всём задрыпаном королевстве. Подбавь-ка ещё.
– Гарри Кошевар! Неужели это ты!?– воскликнул Унцио во все глаза, таращась на ухмыляющегося во весь рот сержанта, развалившегося в кресле напротив.
– Вижу, всё же память постепенно возвращается к тебе.– Закивал одобрительно головой он.
– Но погоди, спохватился монах,– поговаривали, что ты погиб после «Каустровской мясорубки». Так, ты выжил никак?
Не мог поверить Унцио собственным глазам, ведь с той лихой поры, когда он удалецки размахивая булавой несясь в атаку, минуло столько лет, что угадать знакомые черты лица в этом человеке, было крайне затруднительно.
– Можешь сам в этом убедиться.– Гарри, он же Джет, похлопал пухлой рукой себя по груди.
– Но каким образом, весь городишко был изничтожен и сожжён дотла. Я сам видел и собственными ногами ходил по оставшемуся от городка пепелищу. Там не было ни единой живой души, все погибли.
– Кроме тех, у кого имелась на плечах голова, а не приспособление для ношения шлема. Ведь, что самое главное на войне?– задал Гарри вопрос и тут же сам дал на него ответ.– Главное успеть вовремя, сделать ноги!
У служителя Мируса кружилась голова, словно её огрели чем-то тяжёлым. На него потоком бурным сейчас обрушивались давнишние, казалось забытые напрочь воспоминания былых лет бесшабашной молодости. Он вспомнил сам себя, юного семнадцати не полных лет от роду отрока. Задиристый беспризорник, сбежавший от матери потаскухи никогда не бывшей трезвой, отца он вообще не знал. Путешествуя по большакам и весям королевства, с такими же, как и он, искателями приключений он промышлял воровством, конокрадством упиваясь свободой, развесёлой и беззаботной жизнью. Правда, продолжалось это до обидного мало. Покуда в одном из селений их не похватали на горячем, при краже сбруи у почтенного шорника. Его и ещё двоих таких же, как и он сам беспризорников кинули в вонючую темницу. И незнамо как сложилась дальнейшая его судьба, кабы в поселении том не пребывал вербовщик в армию солдат старшина в отставке с деревянной культей вместо ноги. Он то и предложил незадачливым воришкам попробовать удаль в армии. Альтернатива каторга сыграла решающую роль в выборе. Так Унцио, тогда ещё Вориан стал воином-наёмником в вольном отряде генерала Героюса, что воевал везде и всюду, где только платили золотом.
По дороге в лагерь двое его собратьев дали деру, не сумев уговорить Вориана, пуститься с ними в бега. Он просто не хотел закончить болтающимся на виселице покойником или скрюченным от непомерного труда узником какой-нибудь каменоломни. После чего его дорога окончательно разошлась с жизнью вольной, и началась новая полная сражений и весёлых пиршеств. На одном из них он как раз и познакомился с тогда ещё совсем молоденьким и тонким как жердь Гарри Кошеваром. Как звучала его настоящая фамилия, он не знал, да и не принято было в вольных отрядах задавать подобные вопросы, прошлое оставалось за пределами отряда. Весёлый, с хитринкой во взгляде паренёк прибился к ним и как-то сразу стал не заменимым. Где достать, что принести, к кому обратиться? Он был тут как тут готовый всегда подмочь в любом деле и скоро стал совершенно не заменимым. Правда далеко не бескорыстно он помогал, никогда не забывая про собственные интересы, но тогда денег особо никто не считал, каждый день мог стать последним для тебя и все старались урвать от жизни всё и сейчас. Быстро освоившись в отряде он занял место помощника кухаря, а после того как последний неожиданно погиб при переходе через горную речку занял его место.
– Ну, что теперь все вспомнил?
Его взгляд в прошлое нарушил вкрадчивый голос Джета? Гарри? Неважно. Бывший сослуживец смотрел на него с хитрой ухмылкой на устах. Унцио припомнилась эта усмешка, правда тогда она была более живой и не такой тяжеловесной из-за пухлых обрюзгших щёк.
– Теперь припомнил… медленно, с расстановкой протянул Вориан, изучающе обведя его взглядом с ног до головы. – Ты, как я вижу, заделался слугой его величества. Хм, ловко.
– Все мы кому-то служим, кто короне, кто богам… глубокомысленно заметил Гарри.– Жизнь привносит изменения в нашем поведении и мышлении.
– О, ты вдобавок и философом стал справным. Как тебе удаётся совмещать два дела?– съязвил не зло Унцио.
– А разве мне это ранее не удавалось, совмещать два, а то и три дела?– Гарри многозначительно взглянул на бывшего товарища.
– Как же, помню-помню,– закивал головой нынешний вестник славы Мируса.– Как ты лихо втюхивал палёную скрутиловрку в три дорога, особенно когда братья шли в атаку.
– А, что в этом зазорного было?– удивился теперешний представитель закона.– Наоборот, я делал благое дело, придавая смелости и бесстрашия воинам. И, что в том, что я имел скромное желание заработать немного, так это нормально. Все шли в отряды ради заработка. Кто-то головы рубил и жёг города. А кто-то торговлей активно занимался. Это называется распределением труда.
– Да, но не на своих же товарищей наживаться было?
Не согласился с Гарри Кошеваром монах. На что его оппонент сразу заметил.
– Знаешь ли, доблестного генерала Героюса никогда не занимали вопросы этики и порядочности. Он расшвыривался подчинёнными налево и направо, жертвуя ими без всякого жалости, если такового требовала ситуация. Его победоносные походы всегда оставляли за собой горы трупов и пепелища над теми местами, где прежде были шумные поселения людские. И делал, он это отнюдь не без корысти, ты сам знаешь, услуги его обходились весьма не дёшево…
Унцио фыркнул,– тебя послушать, так ты сама честь и благородство. Воин света и добра. Ответь, мне, а часто ли тебе сняться убиенные в том числе и тобой или не без твоего участия люди?
– То, были солдаты, я никогда не воевал с мирным населением.– Подчеркнул Джет особо последнее слово.
– У тебя старинный друг мой избирательная память. Но я тебе напомню, про руины Мескалии, что оставил за собой Героюс, о тысячи беспомощных мирных людей оказавшихся, словно между молотом и наковальней ратью герцога Прожига и отрядом генерала. Сколько тогда погибло, у? Молчишь? Что ж я в отличие от тебя не забыл – никого из живущих в этом процветающем и густо населённом городе не осталось. Ни-ко-го. Пред моими глазами до сих пор стоит эта страшная картина. Всепожирающий огонь, лижущий разбитые стены домов, мольбы сгорающих, мирных ни в чем не повинных людей, крики насилуемых женщин. Дети, не знающие, куда им спрятаться от волны обезумевших воинов, сметающих на своём пути всё и всех. И не говори мне после этого о своей непричастности. Мы все напялившие на себя форму и взявшие в руки оружие повинны в том, что лилась кровь. Знаешь Гарри или как тебя там сейчас зовут, именно после этой бойни я и решил завязать с отрядами, подавшись в монастырь.
– Решил, значит замаливать грехи?– по лицу Джета сложно было понять говорит он всерьёз или иронизирует сейчас.
– Не твоё дело, что я решил, а что нет!– отмахнулся Унцио.– Теперь я слуга солнцеликого Мируса и вся моя жизнь принадлежит только ему одному.
– Ах, что я слышу! Безжалостный берсеркер Вориан стал набожным, кротким служителем божьим. Как всё кардинально измелилось. Хотя впрочем, не настолько уж и кардинально…
– Что ты имеешь в виду,– озадаченно нахмурился служитель Мируса.
– Ну, выпить по-прежнему ты мастак. Да и подебоширить тоже тяга осталась.
Гарри тихо прошёлся к двери и бесшумно приоткрыл её. Убедившись, что их никто не подслушивает, вернулся на своё место.
– Если ты намекаешь на, то, что произошло в трактире, то это не драка вовсе была, а сражение солнца с тьмой.
– Ну, ты и загнул дружище!– присвистнул сержант.– Уж, случаем, не со святым ты себя путаешь?
– Ни с кем я себя не путаю!– Унцио в очередной раз преисполнился решимостью отстаивать веру. – Варвары совершили святотатства на земле, где властвует, воля Мируса, на людях поклоняясь языческим богам. Ни один ревностный служитель не смог бы пройти мимо этого, позволив совершиться подобному неподобству.
Изучающе пройдясь взглядом по грязной сутане монаха Джет поинтересовался.– Вижу ты недавно в Пьянтузе?
– Первый день.– Не стал скрывать тот.
– Заметно, очень. Что ж, кто-то тебя должен просветить на будущее, дабы ты не угодил в капкан невежества, и мне приятно, что этим «кто-то» буду именно я.
Унцио с сомнением воззрился на Гарри Кошевара, ища какого-то подвоха в его речах. Сержант расплылся в улыбке, прекрасно понимая, что гложет бывшего боевого товарища и примирительно молвил.
– Вориан мы не враги и никогда между нами не пробегала чёрная кошка раздора, так что желать тебе чего-то дурного я даже повода не имею никакого. Не знаю, поверишь ли ты мне, но я неслыханно рад увидеть тебя здесь у себя, хм прости я понимаю, для тебя находиться в застенках стражи не очень комфортно, но с другой стороны при других обстоятельствах может мы вообще не встретились бы…
– Да уж,– не стал отрицать очевидного Унцио, но и не спросить не смог, поскольку затронули тему, касающуюся свободы.– Гарри раз ты упомянул о моём здешнем пребывании, то хотелось бы знать сколь долго меня собираются удерживать в местных застенках?
– О, об этом можешь нисколько не переживать.– Поднял вверх пухлые ладони Ползунок.– Завтра на рассвете ты будешь вольным, как птица. Я тебя и сейчас в принципе мог бы отпустить, но на дворе глубокая ночь, разумнее всего будет провести её здесь со своим бывшим боевым товарищем, как в старые добрые времена. Или тебе не приятна моя компания?
– Да, нет, отчего же? Я на тебя никогда зла не держал тоже.– Поспешил заверить Унцио неожиданно свалившегося из давнего забытого прошлого союзника, хотя и не смог удержаться, чтобы не заметить.– Но на счёт «добрых времён», тут ты немного промахнулся на мой взгляд. Никакими они добрыми не были уж точно!
– Ладно, пусть будет по-твоему.– Согласился, тяжело вздыхая Гарри,– назовём их, к примеру, не простыми временами…
– Вот это уже ближе к истине.– Монах хотел добавить «тёмными и кровавыми», но передумал, ему не хотелось вступать в конфронтацию с человеком, от которого зависела собственная свобода.
– Вот и славненько!– подытожил Джет.– Что ж, теперь, когда так сказать официальная сторона нашего разговора завершилась, я предлагаю пройти к более не принуждённой беседе, за бутылочкой чего-то крепкого. Как ты на это смотришь?
– У вас всегда так заканчиваются допросы?
Недоверчиво осведомился Унцио, вознося мысленно хвалу Мирусу за посланное избавления в виде, а впрочем, какая разница, оборвал сам себя он, главное все закончилось хорошо и имело перспективу завершиться еще лучше, учитывая заманчивое предложение Гарри Кошевара. Выпить сейчас он был совсем не прочь, как и в любое другое время.
– Нет, только для избранных.– Плотоядно улыбнулся сержант, прочитав все по лицу старого приятеля. Все-таки существуют некоторые вещи, что с течением лет остаются неизменными.
Через полчаса они уже пребывали в отдельном цивильно обставленном кабинете на втором этаже и попивали крепкую скрутиловку, закусывая её жареной курятиной и свиным окороком. Также на столе мостилась увесистое блюдо с намешанными на нём овощами и фруктами, но к ним никто не спешил притрагиваться.
Унцио сидел, развалившись на мягком удобном кресле и думал, как всё же неисповедимы дороги всепроникающего Мируса. Ещё пару часов назад, он был связан, подавлен со смутными представлениями о дальнейшей своей судьбе, и тут на тебе, как бабаханчик из лужи, выскочил Гарри Кошевар, и вот, он вновь свободен и готов приступить к своей трудной, но такой почётной миссии. Точно прочитав его последнюю мысль Джет произнёс.
– Хочу вернуться к предыдущему нашему разговору касающегося твоего пребывания тут в Пьянтузе – многонациональном городе с разными вероисповеданиями, что хочу особо выделить, очень важно.
– В городе еретиков и отступников, ты хочешь сказать?– схватился яростно за бокал монах, едва не раздавив его в огромной пятерне.
– Ты слишком категоричен мой друг.– Поморщился сержант.– Я вот, никак не могу взять в толк, как тебе удаётся совмещать в себе несовместимое?
– Что ты имеешь виду Гарри?– требовательно подставляя бокал чтобы туда плеснули, полюбопытствовал носитель света Мируса.
– А, то, что ты безбожно выпиваешь, дерёшься и, скорее всего, неравнодушен к противоположному полу, при этом являясь столь ревностным поборником веры.
– Ты ошибаешься!– возмущённо выдохнул Унцио, опорожняя очередной налитый бокал.
– Оно, и видно. Мне как вторую бутылку распечатывать?– усмехнулся весело Джет.
– Сумневающийся усомниться и в вере… процитировал Святые Описания странствующий монах, красноречиво поглядывая на пустой бокал.
– Понял.– Сержант, словно заправский фокусник, выудил из-под стола полный штоф скрутиловки и умелым движением ножа распечатал его.
– Не плохо, ты здесь устроился. Я смотрю, работа у тебя налажена как надо.– Восхитился Унцио при виде таких благ.
– Ты, верно, заметил это,– разливая по бокалам, раскрасневшийся от выпитого хозяин кабинета. – Но не так всё просто попервах начиналось у меня в Пьянтузе. Знаешь ли, чтобы чего-то добиться в жизни, надо приложить определенные усилия. Этот город напоминает набитый динарами сундук, надо только подобрать ключик к замочку его. Дальше дело техники…
Не обременённый техническими знаниями монах не стал уточнять, какой именно, а вместо этого переметнулся на другую тему.– Так ты намекаешь, что не сразу подался в стражники?
– Нет.– Было видно, что вопрос старого сослуживца несколько смутил его. Размазывая жир по тарелке, он медленно поднёс ко рту кусок окорока.– Какое-то время ушло на то чтобы присмотреться, прочувствовать обстановку царящую в городе, чем он дышит и живёт, его нужды и потребности. Увидеть своё место на карте Пьянтуза. Оказаться полезным в нужном месте, в нужное время…
– Позволь, спросить и чем же они дышат, чем живут местные жители?– голос вестника Мируса немного стал заплетаться, всё же выпитое за один вечер сказывалось даже на его богатырском здоровье.
– О, хороший вопрос. Главный, можно сказать.– Ползунок в очередной раз наполнил бокалы.– Пьяны ленивые по своей природе,– тоном человека, который знает, о чем говорит, дал определение он,– и довольно практичные люди, но когда речь заходит о деньгах, всегда рады и готовы поработать на собственное процветания и благополучие. Их главная догма состоит в том, чтобы «Жить лучше хорошо, нежели плохо». А, чтобы хорошо жить, необходимы, как все мы знаем деньги.
– Куда уж без них,– тяжело вздохнул Унцио, соглашаясь со старым приятелем.
– Вот именно. А золота как ты знаешь всегда мало, и на всех никогда не хватает.
– Презренный металл, но нужный и для благих дел.– Поддакнул слегка окосевший от выпитого монах.
– Конечно, всё, что создал солнцеликий Мирус всё во благо.– В свою очередь поддержал старого приятеля сержант, тоже заметно разморенный то ли от ночного бдения то ли от паров скрутиловки.
Унцио сквозь туман хмеля не мог никак взять в толк, куда клонит Гарри или Джет поди его разбери. Мысли заплетались у него в голове, он был не в силах сосредоточиться на сути, незаметно сам для себя упустив нить рассуждения и никак, не мог ухватиться за неё вновь. Ползунок пытался что-то ему втолковать, но получалась у него это не очень доходчиво, чего не скажешь о выпивке и закуске. На данный момент его больше занимала совсем другая мысль, а именно, есть ещё что-либо в запаснике у былого товарища, ибо второй штоф предательски быстро усыхал.
Не видя душевных терзаний Унция, сержант продолжал всё на той же ноте и в том же духе рассуждать.– Пьянтуз посещают разные люди с множеством религиозных убеждениях и верованиях и, как правило, у всех у них водятся деньжата. Безденежных, нищих и скитальцев здесь не привечают, но, однако же, и не гонят прочь. Дело в том, что пьяны, научились зарабатывать на приезжих и зарабатывать не плохо, они бла-бла-бла….
Унцио вытряс последние крохи с сиротливо опустевшего штофа в бокал. « Как всегда всё хорошее заканчивается слишком быстро» – Подумал он печально глядя едва покрывающий треть бокала хмельной напиток.
– Вориан! Унцио! Ты меня слышишь?
Разомлевший окончательно монах не сразу понял, что обращаются к нему, чья-то ладонь легла ему на плечо и потрясла его.– Что такое? А что? Куда?
Вращая головой возвещатель воли Мируса, растеряно заозирался по сторонам, словно впервые, видя это место. От слишком резких движений содержимое бокала, выплеснулось прямо ему на грудь.
– Ты, наверное, устал дружище?– участливо обратился к нему Гарри.– Прости, я совсем не подумал, что ты спать хочешь, должно быть очень сильно? Час сейчас,– он потянул за серебряную цепочку и из кармана жилетки в руку ему скользнули часы.– Полчетвёртого утра уже,– присвистнул он, захлопывая защитную крышечку часов.– И, как ни прискорбно, мне это говорить нам, увы, надо прощаться уже. Моя смена подходит к завершению. Ты где-нибудь успел остановиться?
– Пока что нет. Но, надо сперва посетить собор пресветлого Мируса.– Пробурчал в данный отрезок времени, слабо ориентировавшийся во времени и пространстве Унцио.
– Провожатых я думаю, тебе не стоит давать. Он считай, раскинулся по центру города. Так что найти его не составит никакой сложности для тебя.
– Что ж, стало быть, я пошёл?– несколько неуверенно произнёс монах, пытаясь собраться с непослушно разбегающимися мыслями.
Видя, в каком состоянии, пребывает его старый сослуживец, Джет закачал головой.– Вориан знаешь, что давай покемарь тут часок, приди в себя, а затем и в путь отправишься. Будет если скучно, заходи. Да, и, кстати, на будущее. Всё же озаботься грамотой у настоятелей, меньше проблем будет.– С этими напутственными словами он попрощался и вышел из комнаты, оставив Унцио в одиночестве мерно посапывать в широком мягком кресле.
Двумя часами позже странствующий монах, как ни в чем, ни бывало, словно накануне вовсе не дрался лихо с варварами и не пил всю ночь напропалую со старинным приятелем из давно позабытой жизни, бодро вышагивал вдоль незнакомых улиц, незнакомого города, держа направление к храму. При этом, не прекращая размышлять про себя и дивиться, – « ну, и неисповедимы пути Мируса, кто же мог подумать, что по прошествии стольких лет ему будет уготована встреча с прошлым». Он словно перенёсся, на двадцать лет тому назад, заново переживая события давно минувших дней. Сейчас оглядываясь назад в прошлое, просто не верилось, что всё это происходило с ним на самом деле. Что были воинские походы, сражения, что ему приходилось убивать, пировать с дружками по ремеслу. Он давно вычеркнул эти воспоминания из хранилища памяти и вот они неожиданным образом вновь воскресли, под давлением внезапной встречи с Гарри Кошеваром пусть сейчас носящим и новое имя, заново вернулись, захлестнув его. « Благо я до сих пор пьян сейчас и мне всё ровно, какие воспоминания всплывает в голове» Продолжал размышлять Унцио про себя, пытаясь тем самым абстрагироваться от них, впрочем, сразу же устыдившись такого откровенного самообмана, ибо хмель из головы уж выветрилась, а прошлое, прошлое никуда не делось.
Блеском золотых башенок, лучами утреннего солнца, переливавшихся в многочисленных витражах, встретил монаха главный храм Мируса юга всего королевства. Издали можно было решить, что он пылает огнём – праведным огнём владыки солнца. Утреннюю тишину нарушало лишь далёкое цоканье копыт, и весёлый щебет птиц, озорно перелетавших с крышу на крышу соседних зданий. Унцио с замиранием сердца глядел на изящную роспись, покрывавшую каменные стены величественного храма. Ему ранее не доводилось видеть ничего подобного. Да и вообще он впервые попал в столь крупный город, проведя первую часть своей жизни в бесславных походах, а вторую просидев безвылазно в серых стенах невзрачного монастыря. Но, тем не менее, он считал его родным своим домом и всей душей стремился попасть туда обратно. В привычную уныло тянущую обстановку, в уютную келью, где так ему было комфортно после сытного обеда возлежать и поразмышлять о чём-то приятном…
Усилием воли светоносный сподвижник отогнал прочь навевавшие зелёную тоску воспоминания о монастыре и решительным шагом направился к входу в обитель солнцеликого Мируса. Поднявшись по каменным ступеням, он подошёл к высоким обитым медью воротам. Их украшала огромная гравюра, выполненная в виде пылающего солнца, чьи лучи разбегались на всю ширину створок. Унцио осенил себя знаком и низко поклонился. Он немного робел, испытывая определенную неловкость, как будто гость, явившийся без приглашения. Но, спрашивается, если ему служителю Мируса не идти в его дом, то куда вообще податься в таком случае?
Пауза начало затягиваться. Он боролся с желанием постучать в дверь, с другим совершенно противоположным, развернуться и как можно скорее ретироваться отсюда куда подальше. Его даже бросило в жар, так засвербели в душе сомнения. На счастье, а может и вопреки на беду, эти нелегкие раздумья были прерваны тихим скрипом открываемой створки ворот. Деваться было не куда. Глухой голос приказал.
– Входи же Унцио, тебя уже заждались!
Унцио преисполнялся вдохновением, – « сам настоятель Лкун вышел встречать его. Какая честь!». Сухонький, далеко не молодой, но довольно шустрый старичок, бодренькой походкой вёл его вдоль золотистой анфиладе коридоров, уводя всё глубже в храм. С его пергаментно-жёлтого лица не сползала подобострастная улыбка, словно её нарисовали неизвестный художник акварелью. Сам он молчал, точно набрал в рот воды.
Они миновали светящийся неф и свернули в неприметный узкий коридор, с рядом дверей по обе его стороны. По дороге им, как ни странно, никто не встречался, будто храм вымер полностью от какой-то смертельной эпидемии. Ни одного эха возгласа или отголоска разговора, так присуще таким местам, как храм, совершенно ничего, тихо, словно в склепе. Унцио пока не решался лезть с расспросами к настоятелю, не желая показаться излишне любознательным, и как следствие быть заподозренным в чем-либо непристойном. Очередной поворот вывел их к спиралеобразной лестнице.
– Нам наверх.– Обернувшись, промолвил Лкун, сверкнув улыбкой и ловко переставляя тощими ногами по узеньким ступенькам, заспешил вверх.
Унцио изрядно потея, последовал примеру своего старшего брата по вере, как же ему хотелось сейчас выпить и желательно чего покрепче. Физические упражнения, как он подметил давно, ослабляли его веру. Винтовая лестница вывела их к одной-единственной двери. Покопавшись в связке ключей, настоятель отпёр замок и споро нырнул в образовавшийся проём, монаху ничего не оставалось, как протиснуться следом.
Помещение башенки оказалось довольно просторным и светлым с узенькими окнами-бойницами, выходящими на северную оконечность храма. Внутри ощутимо попахивало кориандром, Унцио сразу в голову полезли мысли о плотном завтраке.
– Присаживайся брат.– Настоятель указал на простой, но добротный стул у овального стола.– Ты устал с дороги, знаю, путь твой был не близким и не лёгким…
Унцио не надо было долго упрашивать. Кинув подорожный мешок на пол, он плюхнулся на стул и принялся вытирать засаленным рукавом обильно выступивший пот с взмыленного лба. Сам Лкнун не грамма не вспотел, даже отдышка не мучила его.
– Может, испить желаешь с дороги брат?– проявляя участие, осведомился он, не сводя пристального взгляда со своего гостя.
– Не мешало бы… решил не скромничать монах.– Признаться меня ужас, как донимает жара, будто я пересёк пустыню Мученников,– пожаловался он, тяжело вздыхая.
– На, возьми, испей. Это вольёт в тебя свежие силы и освежит.
Носитель света Мируса благодарно принял из жилистых рук Лкуна, глиняный кувшинчик и, не дожидаясь кружки, опрокинул одним махом внутрь себя все его содержимое. «Ба, да это скрутиловка!» – подивился про себя он. Хотя и сдобрена какими-та душистыми травами. Вкус же вообще не походил не на один ему известный. Казалось тут было намешено сразу несколько сортов скрутиловки, своеобразный коктейль, тем не менее, очень приятный, пришедший по вкусу, знающему толк в крепких напитках опытному монаху. « А, настоятель парень не промах!», посетила Унция светлая мысль. Хотел бы я иметь его вместо Гунтера Обливакуса, который не только не наливал никогда, а ещё требовал, чтобы ему подносили. И горе было всем, если в монастыре не находилась ни капли выпить. Он мог запросто заставлять часами без перерыва заниматься песнопениям и читать молитвы. Но благо такое случалось крайне редко, всё-таки у лиц духовного сана всегда имелось в загашнике, что принять на душу.
Видя, с какой скоростью гость опустошает кувшин Лкун, растянул губы в довольной усмешке.– Ну, как тебе солнечная настойка?– поинтересовался он благодушно,– утолила ли она твою жажду?
– Да. Воистину она обладает целительной силой!– не скрывая своих эмоций, воскликнул Унцио.– Не иначе, как лицо истинно духовное изготовило столь чудесное средство. Не приходилось мне пить ничего подобного прежде. Вы преподобный Лкун скажу я вам действительно святой человек!
– Ну, не надо меня, так опрометчиво причислять к ликам святых, я такой же кроткий служитель Мируса, как и ты, брат мой…
– Скромность является благодетель.– Процитировал монах строчки Описаний, при этом думая, – «будет ли считаться не скромным попросить закуски к выпитому?». А, то от солнечной настойки у него не на шутку разыгрался аппетит.
Лкун, остался равнодушен к желанию гостя или просто сделал вид, что не заметил его многозначительного взгляда. Пододвинув стул и усевшись напротив монаха, он принялся смиренно ждать покуда тот, окончательно осушит кувшин. Что неизбежно и последовало. Стоило Унцио допить и вытереть рукавом губы, как его буквально засыпали вопросами.
– Как прошло твое странствие, многих ли ты наставил на путь солнца и добра? Какие препятствия тебе пришлось преодолеть, чтобы добраться сюда? Как себя чувствует мой старый друг Гунтер Обливакус?
Унцио, как сказитель заправский, выдержал паузу, прикоснулся рукой к звездунку и начал глаголить.– Что ж, начну с вашего последнего вопроса. Преподобный Обливакус не забыл вас и шлёт наисветлейшие приветствия. (Справедливости ради надо отметить, что настоятель монастыря упоминал имя Лкуна один или два раза на памяти у монаха и то когда был зол изрядно и уж тем более ничего не передавал ему) Но Унцио благоразумно решил задобрить Лкуна, расположить тем самым к более тёплому отношению к собственной персоне. Ибо, Мирус один только знает, сколько ему придётся гостить ещё тут. (В свете последнего выпитого, хотелось бы как можно подольше)
– Каждый день молиться за ваше здоровье, прося Мируса укрепить вашу веру и ободрить в служении. Сам же он, благодарение нашему солнечному богу, чувствует, себя довольно хорошо. Полон сил и готовности и далее нести свет Мируса наставлений нам греховным людям. Касательно же меня, то да, вы правы наставник Лкун, путь мой действительно был не из лёгких, тернистым и часто опасным. Жизнь моя подчас висела на тонком волоске, готовая оборваться в любой миг, от нечаянного дуновение злого ветра. Но, я укреплял себя в молитвах, постоянно постился,– перед последним словом монах слегка сбился, – читал «Святые Описания» и проявлял стойкость в выпавших на долю мою тяжких испытаний. Дела же мои всегда были праведными, наполненные смыслом священных истин господа нашего. Да, оглядываясь назад, я с уверенностью могу сказать, что путь мой был опасен, но необходим. И я безмерно счастлив, что сумел-таки добраться до славного дома Мируса, здесь в Пьянтузе.
– Ну, брат мой, тут ты несколько поторопился.– Неожиданно произнес настоятель,– путь твой ещё далёк до завершения. Я думаю, не одно испытание ещё ждёт тебя на пути миссионерского служения. Так, что запасайся верой и терпением. Крепись Унцио, ибо День Великий близок.
Монаху совсем не понравились слова Лкуна. « На какие ещё трудности в будущем намекает настоятель, уж не даёт он тем самым понять ему, что долго здесь тот не задержится?» С замиранием сердца подумал он, но тут же быстро собравшись, грозившая перспектива вновь быть выдворенным прочь в неизвестность придала ему сил, проникновенно заговорил в ответ.
– Да, это так всё. Испытание преследуют нас до конца жизни нашей. На то человек рождается и живет, чтобы быть проверенным на крепость веры. Но изредка надо и остановиться собраться с мыслями, дать отдых бренному телу.– Взгляд Унцио напоминал коровий, когда он говорил это, не желая, по крайней мере, в близлежащие время покидать уютные стены храма.
