Евгений Михайлович Лето
Буря в бокале
– Вин, ты классный парень, но лучше не надо.– Твёрдо заявил Зак, на всякий случай, отбежав от него на безопасное расстояние.– Я не хочу остаток дней коротать сидя на кувшинке и ловя языком комарьё. И вообще я думаю тебе пора идти по своим неотложным делам, покорять мир или, что ты там задумал.
– Как ты так можешь такое говорить?– воскликнул до глубины души задетый Винченцо,– ведь так нельзя!
Волк тяжело, совсем как человек перевёл дыхание,– у тебя слишком амбициозные планы Вин, ты человек, а у вас людей всё по-другому, нежели как у остальных…
– Да, ну что ты будешь делать сам?
– Наверное, страдать буду, и может, даже быть умру от страданий!– заяц, пребывавший в розовой шкуре волка, картина всхлипнул, увалился на траву, обречённо сложив голову на лапы.
– Неужели ты думаешь, я брошу тебя здесь одного?– не согласился с подобным положением дел Винченцо.– Раз я сплоховал, значит, я и исправлю свою ошибку. Знаешь, что я решил? Мы вместе отправимся в Пьянтуз, уж там наверняка сыщется маг, который сможет помочь нашей беде! – сказав это, он протянул руку поникшему индивидууму.– Как ты на это смотришь Зак? По рукам?
– Ты сейчас серьёзно говоришь? Ты думаешь, там мне помогут?– заколдованный заяц приподнял голову.
– Пьянтуз великий, свободный город и я не сомневаюсь, что там мы получим ответы на все наши вопросы.– Как можно убедительнее заявил экс студент, очень сильно сам на это надеясь.
– И меня смогут, там освободить от того второго?– все еще не веря словам, двуного переспросил Зак.
– Вполне вероятно. К тому же не забывай вдвоём всегда легче, чем одному.– Привел железный аргумент Вин.
– До Пьянтуза далеко… протянул мучимый сомнениями лесной житель.
– Тебя это пугает?
– Эх! Сдаётся мне, что я ещё не раз пожалею, что связался с тобой, но пусть будет так, как ты говоришь!– он протянул поджарую лапу в ладонь Вина.
Глава 3
– Скажи, каково это быть, наполовину волком, наполовину зайцем? Что ты чувствуешь при этом? Как вы там внутри, вообще вместе уживаетесь?
Разговор происходил по дороге в Пьянтуз, куда новоиспечённые друзья держали свой путь.
– А, я откуда знаю.– Лениво перебирая лапами, утолял любопытство бывшего студента Зак.– Ты же видишь сам, мы с ним не пересекаемся. Я занимаю его тело, он моё. Да, конечно, первое время было просто несносно находиться в нём, я имею в виду тело волка, которое совершенно не приспособлено к заячьей жизни. Мне пришлось переучиваться двигаться, ибо постоянно перемещаться скачками весьма проблематично, мышцы этого дикаря (Зак специально выделил это слово, тем самым демонстрируя разницу меж травоядными и хищниками, что, по его мнению, недотягивали до высокого статуса «индивидуума»), не приспособленные к такому ритму и как следствие быстро устают. Но это ещё полбеды, к такой манере перемещаться, можно со временем приноровиться, но вот что оставалось делать с инстинктами?
– Инстинктами?– переспросил Вин, внимательно прислушиваясь к исповеди своего необычного собеседника и спутника.
– Да, с инстинктами,– подтвердил ранее сказанное наполовину заяц, наполовину волк.– Иль ты думаешь это так просто с ними бороться? Противостоя самой сущности хищника требующей свежего мяса и крови?
– Крови!?– впечатлительного Винченцо аж передернуло при упоминании крови.
– Да, не дергайся ты так,– принялся успокаивать не в меру разволновавшегося спутника Зак.– Я полностью контролирую ситуацию, не переживай. Разум сильнее плоти! Вот мой девиз!– и тут же тихо сам для себя добавил.– Вот бы ещё и вечно голодно урчащий желудок понимал это.
– Это ужасно, я представляю, как тяжело тебе приходится. Ты привык питаться вегетарианской пищей, а новое тело требует совершенно другой противной самой природе твоей.
– Браво студиоз, ты, верно, уловил саму суть,– хлопнул по плечу Вина неожиданно вставший на задние лапы Зак отчего сровнялся почти что с ним в росте.– Но знаешь, какое самое большое желания я испытываю став тем, кем стал?– зловеще произнес он.
– Нет, не знаю,– замерев, с трудом вымолвил незадачливый маг, и нервно, сглотнув подкативший к горлу ком спросил. – Какое же?
Волк он же заяц наклонился близко к застывшему как немое изваяние Вину и, глядя тому прямо в глаза крикнул, оскалившись.– Задрать пасть и завыть на Луну-у-у!
Тот шарахнулся от него как ужаленный.– Зак, немедленно прекрати пугать меня, это совсем не смешно! возмущённо воскликнул Винченцо, сам на себя злясь за такую бурную реакцию, ему не хотелось выглядеть трусом в глазах своего спутника.
– Да, уж для смеха действительно мало причин,– тяжело вдохнул заяц запертый, как в бочонке в теле волка.– Теперь ты понимаешь, с чем приходиться мне жить…
Экс студент и Зак не спеша, брели вдоль тракта, ведя осторожную беседу. Волнения пережитого неудавшегося волшебства потихоньку улеглись, и оба путника чувствуя неловкость, старались не акцентировать внимание на этом досадном недоразумении.
– Зак ты сильно скучаешь по семье?– немного погодя снова принялся расспрашивать своего необычного попутчика Винченцо.
– Да очень,– понуро ответил он,– порой мне хочется выть на луну, я не имею в виду дурные наклонности своего двойника, а выражаюсь чисто фигурально,– тут же пояснил заколдованный заяц.– По-первах вообще не мог ничего делать, сидел возле ели и думал о жизни…
– Я тебя понимаю. Порой, она преподносит довольно неприятные сюрпризы,– счёл возможным ввернуть философское замечание Вин.
– Да, такие сюрпризы, что ну их на сук сухой! А, ведь, как всё шло замечательно до встречи с этими двумя обормотами волками… я был самым популярным среди заек, самый быстрый, смелый, молодой, красивый, удача благоволила мне… угораздило их ввязаться за мной. Другой, что ли пищи не нашли – идиоты лохматые!
– Ну, тут я с тобой не совсем согласен, заколдовал тебя-то маг,– экс студент опасливо заозирался по сторонам и тихо уточнил, будто его могли подслушать чужие уши.– Магнолиус, так что вина твоих бед лежит в большей степени на нём.
– Это уже следствие погони,– в свою очередь философски заметил лесной индивидуум, – всё в нашей жизни взаимозависимо. Не было бы ее, соответственно и встречи с магом не случилось.
– Зак, откуда ты таких выражений нахватался? «Индивидуумы», «взаимозависимы», «фигурально»? У вас, что там академия своя имеется?– с любопытством на своего четвероногого спутника воззрился Вин.
– Нет, у нас никаких там академий, школ и прочих учебных заведений, где теряют время на бессмысленные разглагольствования. Жизнь в лесу, это знаешь ли не лабораторный опыт, стоит зазеваться, как прямиком можно угодить на обед какому-нибудь невоспитанному дикарю.
– Это, кого ты имеешь в виду?– не понял Винченцо.– Что за дикари?
Волк, вернее заяц, находящийся в его шкуре раздражённо оскалившись, накинулся с обвинениями.– Сразу видно вас двуногих, стремитесь познать тайны бытия, не замечая, что твориться перед самым вашим носом. Ходите с умной позой рожи, размышляя о высоких материях, нет, чтобы сделать, что-то путное!
– Я не понимаю, о чём ты толкуешь?– совершенно сбитый с толку Вин развёл руками.
– Не перебивай, я от тебя только и слышу, что не понимаю то, да не знаю что!– ответил не на шутку разошедшийся лесной житель.– Лучше, меньше вопросов задавай, а больше слушай, что умные говорят, может и тебе крохи разума перепадут. Я, конечно, не хочу сказать, что все вы люди беспроглядные глупцы, встречаются среди вас и довольно таки достойные индивидуумы. Например, есть такие двуногие, что научились выращивать ценные виды культур.
– Уж, не о кочанах и грушах ты толкуешь?– не смог сдержать улыбки бывший студент не понаслышке знакомый с землей.
– Может и о них!– огрызнулся заяц, он же волк.– По крайней мере, это лучше, чем расставлять капканы по лесу или швыряться стрелами на лево и на право. Мы, знаешь ли, тоже живые и тоже имеем чувства. А, то, что люди не принимают наш образ жизни, не понимают нашего языка, так это их проблемы. Вот, что я хочу тебе сказать. Лесные жители, разделяются на два вида. Одни, те, кого можно отнести к высокоразвитым и культурным индивидуумам лакомящие дарами природы, вторые же и это позор, питающимися плотью, тех, кто выше их по древу развитию, то есть нас растительноядных. Сечёшь?
– Зак, мне кажется, тебя немного заносит. Хищник не может питаться подножным кормом, это противоестественно самой их природе.– Никак не мог согласиться Винченцо со столь категорической позицией собеседника.
– Эту ересь тебе, наверное, тоже в академии вдолбили?– язвительно заметил тот в свою очередь.
– Ну, да… бывший студент вспомнил низенького полного биолога, что с указкой в руке водил по макетам животных и с сильно картавя, описывал привычки и повадки того или иного зверя.
– Так, вот, а я тебе говорю,– продолжал распаляться Зак,– что есть собратьев недопустимо. Что может быть вкуснее, чем пучок свежей сочной травы, сладких листьев капусты. Ты погляди, даже медведи, кабаны и те ощутили все прелести растительного рая. И лишь одни волки и эти хитрые мерзапакосцы лисы, продолжают портить имидж лесным, просвещённым индивидуумам.
– Медведь, припомнил Винченцо, питаются, в том числе и мясом. Когда они голодны и есть ничего, другого нет.
– Это частности,– отмахнулся Зак.– Нечего зимой лезть в берлогу будя похрапывающего мирно медведя. Тут знаешь, и безобидная овечка может превратиться в свирепого не контролирующего себя зверя.
Вин замолчал, обдумывая слова спутника. Они миновали крутой холм и начали спускаться в долину, поросшую репеем и ковылём. Солнце, застывшее в зените, казалось навсегда там останется, будто пришитое небесными нитями намертво. Друзья то и дело вынуждены были совершать передышки, чтобы Вин мог утереть обильно выступавший пот, Зак – приложиться к фляге. Забавно было со стороны наблюдать, как волчьи лапы неумело обхватывают глиняный сосуд, подрагивая, как у какого-то выпивохи. На предложение поддержать фляжку горделивый индивидуум категорично отказывался, разрешая только открыть тугую пробку, предложить же налить ему в походную тарелку Вин не решался, дабы не задеть чувства того.
– Экономнее надо расходовать воду, до ближайшего ручья неизвестно сколько.– Обратился будущий маг, к попутчику своему, видя, как тот захлёбываясь от непривычки пить из сосуда переливает воду через уголки пасти.
– Говори за себя.– Зак сделал ещё один глубокий глоток воды, при этом большую часть, расплескав мимо, оросив иссохшую землю.– Не забывай ты со мной!– веско заключил он, многозначительно поглядев на своего двуногого спутника.
«Он, что специально это делает?» Подумал Вин, но спросил совсем иное.– Зак, а как ты относишься к людям? Ведь мы тоже, как и волки с лисами поедаем мясо.
– Я ждал этого вопроса,– не стал скрывать разоткровенничавшийся индивидуум.– Честно говоря, я был шокирован, когда узнал, ЧТО вы поедаете. Мне кажется, что шерсть до сих пор стоит дыбом у меня от увиденного.– Волк по-заячьи покосился на свой новый искрящийся, переливающийся ярками красками на солнце жемчужный покров, будто хотел убедиться в правоте своих слов.
– Ну, это не так ужасно на самом деле,– попытался встать на защиту мясоедов, Винченцо, так как сам являлся таковым. За что тут же был награждён испепеляющим взглядом лесного жителя.
– Ты такой же дикарь, как волк или лиса. Готовый из-за прихоти желаний собственного желудка оправдать любой свой поступок. Раб кулинарии!– Вынес обвинительный вердикт свой он.
– Но, разве это преступление есть мясо?
искренне возмутился молодой человек, мысленно представляя горячую с подрумянившейся корочкой куриную зажаренную ножку, которую, будь сейчас, она у него под рукой съел бы с превеликим аппетитом.
– Вин дружище, будь любезен, ответь мне, пожалуйста, как бы ты посмотрел на то чтобы кто-то съел бы тебя, припадав под различными приправами?
– Фу, какая мерзость! Какая дикость! Ведь это же натуральный каннибализм!– Возмущению представителя цивилизации не было предела, весь его аппетит мигом улетучился после такого некорректного, как, по его мнению, вопроса.
– Стало быть, запечённого поросёнка или утки нашпигованной рисом с яблоками можно со спокойной совестью слопать, а вот человека, это страшное преступление?– Не унимался Зак.
– Ну, у тебя и сравнения, однако скажу я.– Неодобрительно покачал головой Вин, став живо пояснять. – Этих животных специально выращивают, чтобы потом, э, они послужили украшением стола, эта целая отрасль, занимающаяся на вполне законных основаниях, то о чём ты толкуешь настоящее убийство, причём довольно мерзкое.
– Вот они двойные стандарты!– возмущенно воскликнул заколдованный заяц.– Человек готов оправдать любой поступок, дабы насытить живот и не важно, что, быть может, выращенный в неволе индивидуум имеет чувства, желания, мечты…
– Ты, о чём сейчас?
Вновь не понял недоучившийся маг, невольно припоминая свою фермерскую жизнь, в частности жирного вечно голодного хряка, что любил развалиться в большой зловонной луже. Ему тогда и невдомёк было, что возможно этот измазанный, попахивающий навозом индивидуум может размышлять о чём-то высоком, иметь какие-то мечты, грезы…
– Вот такие вы люди,– зло подытожил Зак. – Только о себе и думаете!
– Не только о себе,– вновь выразил своё несогласие словами спутника Вин,– о других тоже, по крайней мере, я точно.
– Возможно, это и так,– не стал спорить с этим утверждением лесной житель.– Но мы разговариваем на разных языках
– Почему на разных?– постоянно, как в потёмках блуждая в хитросплетениях и иносказаний слов своего спутника, переспросил Винченцо, не забыв упомянуть.– Я прекрасно понимаю тебя.
– Я совсем другое имел в виду, говоря это.– Похлопал лапой себе по голове волк, он же заяц.
– Что в таком случае?– окончательно сбитый с толку развел руками экс студент.
– Язык друг друга мы-то понимаем.– Не став отрицать очевидного принялся, как слабоумному объяснять Зак. – А вот мыслим мы несколько по иному, и понять, как следствие друг друга нам сложно. Ты привык рассматривать любое живое существо с позиции человека, и только его одного, даже не принимая во внимание мнение другого разумного существа, не учитывая его вообще в принципе, как будто его вовсе не существует, вот беда в чём.
– Возможно, ты прав, говоря это, но я стараюсь понять тебя, честное слово стараюсь.– Винченцо с чувствами прижал руки груди, демонстрирую тем самым искренность собственных слов. Заколдованный заяц пристально посмотрел на него своими волчьими глазами, затем, опустив взгляд спокойно произнёс.
– Я вижу это, поэтому и общаюсь с тобой, надеясь, что в будущем когда-нибудь удастся найти взаимопонимание.
– Ты кроме меня ещё с кем-то разговаривал?
– Нет,– Зак отрицательно замотал головой, – ты первый. Изменившись, я покинул свой край и много путешествовал, стараясь, держаться в сторонке от всех остальных. Сторонился шумных мест, упиваясь одиночеством, как горьким хмелем. Но вот, как-то раз под вечер, когда сумерки опустились на землю, я решился заглянуть в одну деревеньку. Помню на отшибе, у дороги стоял трактир для путников, там окна располагались очень низко. К одному из них я подкрался и стал наблюдать.
– Представляю, что ты там увидел…
– Вы двуногие, возвели обычный приём пищи в целый ритуал. Столько блюд, столько приправ и столько индивидуумов поглощающих других…
– Ты, наверное, думаешь, что мы все кровожадные и жестокие?
Вин испытывал неловкость, даже чувства вины, будто это он один повинен в кулинарных пристрастиях соплеменников своих. Он сам не был вегетарианцем и любил хорошо прожаренный бифштекс, холодец матушки, пышущие жаром жарковья. И очутившись, в столь не ловкой ситуации, словно перед ним вдруг неожиданно ожил и заговорил запечённый в духовке заяц, что был подан в придорожном трактире, обвиняя его в своей незавидной участи, попросту не знал, что сказать, чтобы не задеть чувств своего спутника.
– Я думаю, вы сильно избаловались.– Тем временем продолжал рассуждать Зак.– Люди захватили мир и почивают на лаврах. Считаете, что всё и вся должна служить вам. Куры несут вам яйца, корова даёт молока, свиньи идут в виде закусок на стол, реки и озёра рыбу под то пойло после которого двуногий теряет последние крохи разума, собаки стерегут добро.
– Смотрю, ты не плохо, успел изучить людей.– Был вынужден констатировать очевидный факт Винченцо уже жалевший, что затронул эту больную для его спутника тему.
– А, что делать? С тех пор, как я стал говорить на человеческом языке, пытаюсь понять вас – людей. Знаешь ли, предупреждён – значит, не пойман.
– Нет не так. Надо говорить, предупреждён – значит вооружён.– Попытался было внести поправку представитель двуногих.
– Это Вы (лесной житель намеренно акцентировал слова, демонстрируя грань пролегшею меж ними), так говорите…
– Извини, я ещё не совсем привык, что разговариваю с заколдованным индивидуумом.– Вин поднял руки в примирительном жесте, видя, что четвероногий спутник готов вспылить вновь. – Я не хотел тебя задеть этим.
– Да, я вовсе и не считаю, что хотел. Особенно после того, что ты со мной сотворил…
– Зак, я ведь попросил прощения за это досадный инцидент. Ты же знаешь, я же не намеренно сотворил это. Что-то пошло не так, что я сам пока не могу понять ещё, где-то была допущена ошибка. Но я ведь пообещал, что всё ровно помогу тебе расколдоваться.
– Ох. Чувствую, натерплюсь я ещё от твоей помощи. Тяжело перевел дух заколдованный заяц, внезапно подобравшись. Впереди мелькнула тонкая полоска ручейка. Спутники, на время, прекратив диспут, разом умолкнув, прибавили шагу.
***
Фрэнос аккуратными, выверенными движениями бритвы подравнивал тонкую полоску усиков. Его всегда несколько нервировало то обстоятельство, что каждый божий день он начинал с опротивевшей ему процедуры – соскребания наметившейся за ночь поросли на щеках и шеи. Щетина у него, как назло росла не в меру жесткой и крайне неохотно сдавала свои позиции под напором сверкающего в лучах утреннего солнца лезвия, чья острота не вызывала никаких сомнений легко разрезая волос пущенный в воздухе. Но, пренебречь утренним моционом и бриться через день специалист по сугубо деликатным вопросам никак не мог себе позволить, вернее даже принципиально не желал пренебрегать им, считая этот ритуал последним оплотом своей причастности к роду аристократов. Нет, конечно, когда он находился в «служебных командировках» и не располагал соответствующими условиями для гигиены, тогда естественно он не брился, чего не скажешь когда был дома и имел все возможности чтобы следить за собой.
Рука наёмника натренированным годами движением водила бритвой по лицу, с лёгким хрустом собирая урожай: мыльную пену с рыжеватыми щетинками в ней. Глядя в треугольное зеркальце, он не видел собственного отражения, погрузившись в размышления, мысленно блуждая в лабиринте головоломок. Фраза, брошенная вчера Мандарином при расставании, пульсировала и свербела, как заноза в мозгах. « Парень, ты здорово перешёл путь кому-то. Будь осторожен, Луциус, всерьёз заинтересовался этим делом, раз в открытую тебя предупреждает». « Да, брось ты, Драгон всегда ошивается возле таких, как мы». Отмахнулся тогда Фред, пытаясь прогнать гнетущую мысль. Мандарин, на это лишь усмехнулся своей, хитрой с прищуром улыбкой, не проронив более не слова.
Они простились на улице Гирлянд, стоя подле статуи герцога Ананайского, чьё благородное лицо, главным достоянием коего являлся огромный мясистый нос, было заключено в шлем с открытым забралом. Не обращая внимания на расшумевшихся неподалёку варваров, друзья обменялись крепкими рукопожатиями, как всегда желая друг другу вольного неба над головой. Нойс в очередной раз подивился, наблюдая, как приятель тащится вниз к мосту. Никогда досконально не было понятным, когда он пьян, а когда лишь притворяется.
« Итак, Луциус, намеренно или случайно коснулся этого дела, оговорка пока не влез». Продолжал рассуждать про себя Фрэнос. Будет ли это «пока» иметь место продолжения? Вопрос, который во многом путал карты. Если Драгон каким-то образом все же был замешен в истории со статуэткой, то дело обстояло дрянь. Ничего не скажешь. С севшим на хвост главным дознавателем и сыскных дел мастером, шансы на благоприятный исход затеи с похищением заметно поубавятся, если не сказать вообще сведутся к нулю. Головных болей прибавлял и Цугундер. Неизвестно каких новых ловушек старый пердулай успел расставить в замке с их последней встречи. И, чего спрашивается, неймётся ему у себя дома возле камина? Но, кто их поймёт взбалмошных волшебников, чародеев, вечно сующих свой нос в дела простых смертных и весьма обидчиво относящихся к тем, кто пытается хоть одним глазком заглянуть в их собственные. Тут вам, пожалуйста, и молнии и огнешары, заклятия и прочие неприятности уготованы. Нойс, как и большинство жителей, обделённых магией, недолюбливал последних. Неприязнь каждый выказывал по-своему. Кто-то завидовал их, уменью обращаться со стихиями, творить волшбу, быть отмеченному силами, превосходящими человеческое понимание. Кого-то раздражало образ жизни магов, на первый взгляд беззаботный, сытый в богатстве. Другие просто боялись их. Фред же воспринимал их, исключительно, как лишнюю помеху в деле. Впрочем, порой размышляя на досуге, приходил к выводу, что без них было бы не так интересно «работать». Выставляемые магами ловушки не позволяли расслабиться, постоянно держали в тонусе, заставляя более тщательно просчитывать собственные ходы, искать какие-то альтернативные обходные пути. Ему не раз приходилось вскрывать хитроумные магические капканы, и он отлично знал, что на любой замок можно подобрать соответствующий ключ. И если не получалось самому выполнить его, то в таком случае всего-навсего требовалось лишь найти человека, кто может его изготовить. Наёмник-профессионал знал, где искать такого человека.
Тихая, невзрачная улица Голубиная располагалась в северной оконечности города, в старой его половине. Она брала начало от проспекта Доблести и, петляя, точно змея в траве вела к заброшенному кладбищу. «Последнее пристанище», так раньше называлась данная улочка, неизменно на протяжении давно минувших лет провожающая скорбную процессию в последний путь. Добротные памятники, вытесанные в незапамятные времена, оказались в действительности бессильными перед напором сил природы. Разросшиеся кустарники, скрывали мраморные бюсты, гранитные постаменты, плющ, словно паутиной опутывал зелёными щупальцами ветхую покосившуюся ограду. Деревья росли прямо посреди дорожек вернее очертаний их, так как выложенные когда-то давным-давно плиткой они были погребённые под слоем упавших обломавшихся веток и нанесённой ветром мусором и грязью. Редкий прохожий забредал сюда. Трактиров и прочих увеселительных заведений здесь отродясь не водилось. Пара троек непримечательных лавочек, вот, пожалуй, и весь довесок к этой совсем непримечательной улочке.
Зато дух прошлых лет отчётливо витал в воздухе, его просто невозможно было не ощутить. Он проникал сквозь ветвистые трещины в стенах, сочился меж неровных стыков брусчатке на дороге, исходил от истёртых дождём и ветром надгробий. Но, несмотря на всю эту кажущую ветхость и архаичность, Фреду нравилось тут бывать. Главным образом из-за ставшей обыденной в других районах города бурлящей несмолкающей людской суеты, оглушающего гама выплёскивающего из многочисленных забегаловок, истошных криков зазывал предлагавших всё и почти за даром, запруженными телегами проспектов. Жизнь на Голубиной в отличие от большинства других улиц города текла размеренным, никуда не спешащим ручейком, словно весь остальной мир находился на другой оконечности вселенной. «Оазис тишины», как выразился однажды Мандарин. Нойс полностью разделял это мнение с ним.
Своеобразным украшением улицы служили ломанные много скатные крыши, покрытые шести угольной черепицей старого образца. Идя по вымощенному кургузианской плиткой тротуару и смотря вверх, кровли казались оранжевыми волнами, вздымающимися над древними стенами домов.
Фрэнос не спеша, шёл вдоль улицы, как всегда поддавшись очарованию её, и хотя соседство с кладбищем некоторым могло показаться несколько мрачноватым, но это было всего лишь на первый беглый взгляд. На нём давно уже никого не хоронили, оно служила скорее памятником старины, нежели скорбным местом. Остановившись возле большого круглого циферблата часов, что одновременно служили и вывеской мастерской он замер. Когда-то блестевшие начищенной медью циферки и стрелки потускнели, покрылись налётом зелени, но от этого не стали уродливее, а наоборот приобрели некий свой особый шарм присущей благородной старине. Сейчас они ритмично тикали указывая пол одиннадцатого по полудню. Сквозь дымчатые стёкла окон угадывались контуры низкой конторки и нагромождение всевозможного вида и конструкций часов, занимавших всё видимое пространство на противоположной от входа стене. Приходя сюда, Нойс невольно перемещался на двенадцать лет назад. Тот памятный день, когда он впервые переступил порог, этой ничем не примечательной на первый взгляд мастерской часовых дел, навсегда отпечатался в его памяти, словно оттиск на гравюре. Его не редко мучил вопрос, какую бы жизненную нишу занял он, не окажись он здесь тогда? Как сложилось бы дальнейшая судьба? Но, правда совсем не долго, как правило, времени, на подобные измышления у лучшего наемника Пьянтуза, и возможно всей Бурляндии, никогда не выпадало много. Он умел ценить и главное извлекать из времени всё самое ценное и дорогое, что есть в жизни.
Тихий привычно мелодичный перезвон колокольчиков сообщил о новом посетителе. Фред аккуратно закрыл за собой дверь и подошёл к такой знакомой конторке, за которой сидел и что-то вертел в руках субтильного вида паренёк. Худые плечи оттягивали массивные лямки комбинезона, доставшегося, не иначе, как от предыдущего подмастерья обладающего гораздо более внушительными габаритами, нежели теперешний. Старик всегда слыл бережливым человеком, правда находились и такие, которые его называли скупердяем (естественно за глаза), ошибались впрочем, как первые, так и вторые. Фред с уверенностью мог это заявить, положа руку на священное писание наёмников, если бы конечно таково существовало бы в природе. На самом деле негласный глава наёмников просто был человеком расчётливым и практичным. Ну, право же зачем было приобретать новый комбинезон, когда в наличии имелся достаточно приличный собственный, а то, что несколько великоват не беда, где-то подкатить штанину, где-то ушить пояс и вуаля одеяние готово! Примерно так размышлял Старик, ведя своё «хозяйство» на протяжении уже наемник сам не знал скольки лет.
Оторвавшись от работы, паренек, носивший короткую каштановую челку, зачёсанную по последней моде на правую сторону виска, с каким-то растерянным видом воззрился на нового посетителя. По его удивлённому, немного озадаченному взгляду не составляло труда догадаться, что он узнал знаменитого наёмника.
– Привет малой! Старикан у себя?
Стариком его величали все, кто знал, чем в действительности занимался часовой дел мастер. Остальные, не связанные с криминалом люди обращались к нему уважительно, синор Корвин Ван Шумен.
– Да, синор Фрэнос!
Неожиданно громко воскликнул подмастерье, причём упомянув его прозвище, чем вызвал у последнего неприятное чувство, конечно они тут были одни, но, тем не менее, он считал, что так громко вслух произносить его не следовало всё ровно.
– Он в подсобке, сейчас позову.– Добавил паренек, поспешно слетая с табурета и мигом, бросаясь к двери во внутренние помещения.
Старик владел всем домом. Первый этаж он отвёл мастерской и складу, на втором находилась кухня, соседствующая со спальней и кабинетом. Ещё была крохотная комнатушка на чердаке. Она предназначалась для подмастерьев Старика. Нойс хорошо помнил царивший там сухой запах древесины, жёсткую кровать, скромную обстановку, крохотное ромбическое окошко, из которого открывался чудесный вид на соседский домишко, где жила молодая хорошенькая собой синора Лаура. Тогда он был сильно влюблён в неё и каждый вечер, когда выпадала свободная минута, просиживал у окна, наблюдая за ней не решаясь подойти на улице. Любовь закончилась ничем. Знатный дон посватался к родителям и бережливый глава семейства не смог устоять перед соблазном выдать дочь за богача, хоть и годился он ей, как минимум в отцы. С тех пор он не встречал её нигде и даже не пытался разыскать, похоронив в закутках памяти былую любовь.
– Фреди, мой мальчик, как я рад тебя видеть!
Невысокий сухопарый весь седой мужчина, облечённый в тёмный халат с нарукавниками, вынырнул из проёма двери и довольно бодрой походкой направился к склонившему в почтении голову бывшему ученику.
– Не часто ты балуешь старика визитами, совсем забыл обо мне.
Журя, его как мальчишку, протянул он руку. Нойс не мог не отметить крепости рукопожатия. Хватка старого лиса со временем не ослабла.
– Ты же всё прекрасно знаешь, всё дела, дела, дела…– пожимая виновато плечами, стал оправдываться наёмник.
– А и действительно, уж куда без них-то молодым. Спешите успеть всё на свете! Эх! Да, что там говорить, и я был когда-то точно таким же! Стремился объять необъятное! Но молодость мальчик мой, штука проходящая, не успеешь, как следует разогнать лошадок, как вдруг, откуда не возьмись, выскачет флажок – всё приехали, станция конечная!
Пронзительные желтоватые глаза из-под покрытых инеем седины бровей ощупывали бывшего ученика, весёлый задор, сверкавший в них говорил, как раз об обратном – Старик полон сил и идти на покой не собирается.
– Ну, я думаю до конечной остановке ещё не скоро,– в слова обрёк мысль Фред. – Я сторонник идеи, что всё лучшее впереди!
– Вижу оптимизма тебе по-прежнему не занимать. Что ж будем надеяться, на лучшее.– Легко согласился мастер, указывая жестом руки пареньку, чтобы тот перевесил табличку с открыто на закрыто. Добавив напоследок,– Клопи займись делом, а мы поднимемся наверх.
Рабочий кабинет Старика не уступал размерам и обстановкой приёмной какого-то важного вельможи. Широченный дубовый стол Т-образной формы позволял комфортно разместиться за ним доброму десятку человек. И не беда, что стульев всего было два, не приходилось сомневаться, если того потребуют обстоятельства их внесут по первому мановению руки. Чего не скажешь о вмурованном в стену большом сейфе. Он прятался в специальной нише возле книжного шкафа. В бытность своего ученичества, Нойс много историй и небылиц наслушался об этом металлическом ящике и секретов хранившихся в нём. Поговаривали, что там глава наёмников держит компрометирующие досье на все боле мене значимые фигуры в криминальном мире и не только в одном криминальном. И если, кто-то из них зарвётся или каким другим способом выкажет неуважение, Старик недолго думая «сольёт» их Луциусу. Некоторые горячие головы утверждали, что внутренности сейфа содержат немыслимые богатства, скопленные Корвиным за долгие годы мошенничества и прочих махинаций. Правда, это или нет, никто так и не удосужился проверить, а если, и были таковые, то, как правило, уже ничего не могли поведать за фактом скоропостижной кончины. Старик, как никто другой умел хранить свои секреты и тайны. Да и навряд ли он стал прятать всё свое состояние у себя дома, тем более архив. Фред склонялся к мысли, что точившие досужие сплетни вокруг сейфа не большее чем обыкновенные байки людей с богатым воображением.
