Алек Д'Асти
Красная пыль
Глава 11. Четыре буквы
По полу и стенам протянулись длинные прохладные тени. Гостиная особняка утонула в рыжем заходящем солнце. Лежащий на ковре Джуно отложил в сторону пустое, мерцающее Стекло – не получалось. Не сходилось, не склеивалось и не сочинялось.
Все вокруг было наполнено тишиной. Крошечные блестящие пылинки медленно кружили в неярких лучах света. Камин молчал. Немая лиса, забившаяся в угол возле него, тоже. По прибытии Эксперт потребовал, чтобы она сняла черно-белый боевой костюм с шипами на плечах и широкий пояс, а после безапелляционно прихватил и ее опасный прут. Лисица отчего-то безропотно подчинилась и уселась за камином, чуть ослабив ворот своего тонкого термака.
Музыкант подумал немного, привстал и на четвереньках подкрался к застывшей, будто впавшей в анабиоз фигуре. Кроме расчерченной тонкими тугими косичками темной макушки особо видно ничего и не было. Джу вздохнул, и совершенно бесцеремонно полез в тесный угол, подвигая лису плечом, прижимаясь боком, и снова уставился – с этого ракурса вид был уже получше: смуглая скула, курносый профиль с полными губами, закрытые глаза и тяжело нахмуренные брови. Джуно улыбнулся и поделился неожиданно пришедшей ему на ум мыслью:
– Я когда-то тоже так сидел. Только старался выбирать более уединенные убежища. Трамплин на Пике Купола, например. Узкий. Одноместный. Никто не привяжется.
Молчание и неподвижность в ответ.
Джуно немного отодвинулся, уперся затылком в стену, закрыл глаза и продолжил:
– Я слушал свои барабаны, а остальные люди только отвлекали меня, не давали покоя. Особенно навязчивыми были Экгеры. Хмурый Эксперт и синеглазая Госпожа перепробовали все известные способы, чтобы вытащить меня из Купола, а, когда совсем отчаялись и сдались, за дело взялся их сын – Лео. Он пробрался ко мне тайком, обмотавшись анти-сканом. Пнул башенку из белого песка, огляделся, а потом подошел и ударил меня. Сильно – разбил губу. Кровь была невкусной, и десна болела, но это было так необычно и ново – я будто очнулся. Ну, а этот… агрессор схватил меня за шкирку и поволок к выходу, попутно объясняя, что расстраивать его обожаемую мамочку более нежелательно, мол, если я еще раз отвечу ей грубо, он меня… хм. Дальше я не очень понял. Теперь он мой лучший друг – Лео. Интересно получилось.
Джуно открыл глаза, встал, подцепил с кресла рядом круглую подушку, задвинулся вместе с ней обратно в угол, устроился поудобнее и тихонько положил лисе подбородок на плечо, зашептав:
– Я как они, как Экгеры, только для тебя. Бить не стану, но доставать – еще как, готовься. У Лекса мы слушали музыку и даже перекусили. Что с тобой сейчас? Это из-за зондов наблюдения в доме? Их уберут, обещаю, а, если нет, мы и сами управимся. Лео показывал мне один фокус: нужно выбрать самый высокий по звучанию тон на моем Стекле для этюдов, и…
Лиса дрогнула, выпрямилась и повернула голову. Джуно показалось, что на него не просто упал, а обрушился ее напряженный взгляд. Слишком светлый для такой темно-золотистой нежной внешности, слишком взрослый, слишком… как будто сгоревший и осыпавшийся на снег белесым пеплом. В голову музыканту мгновенно хлынула все та же яростная скрипичная мелодия, с пронизывающим чистым, сильным голосом. В снежном лесу на чужой планете она была в разы тише, но Джуно с трудом смог устоять на ногах и даже зажмурился на секунду, кое-как переживая мощные атаки музыки внутри растрепанной головы. Сейчас же ему оставалось лишь судорожно вздыхать и мучительно щуриться под этим неподвижным пепельным взглядом.
Мелодия переплелась с песней, они были неразрывны и могли звучать лишь так, в жесткой, агрессивной сцепке, как будто опутанные убийственной белой сетью с ее пощелкиванием, шипением, гулом.
Джуно показалось, что все вокруг закачалось. Показалось, что в комнате с хрустом взорвались все стекла, засыпав дом мелким острым крошевом. Показалось, что за окнами упала ночь, упали одна за другой обе луны, упало само небо. И впервые в жизни ему не захотелось оживить Стекло и пленить попавшую в голову музыку. Наоборот, очень нужно было слушать ее свободной, играющей только для него одного, совершенно оцепеневшего и порабощенного: «Что со мной? Мне страшно? Я влюблен? Или… это одно и то же?»
Лиса резко отвернулась, поднялась на ноги, и Джуно свалился на бок, потеряв опору под плечом.
Легкие шаги немой девушки отдавались по гостиной шорохами. Ее смуглые руки осторожно погладили спинку широкого кресла, прошлись по резной кайме на столе, рассеянно тронули стопку книг на черном комоде. Пальцы неуверенно коснулись плотных застежек на вороте темного термака, сжались в кулаки после… Джуно понял в чем дело. Он подскочил с места, подхватил со стула свою куртку и метнулся к входной двери, бросив через плечо: «Подожди, я сейчас, я быстро!»
Тихий парк уже утонул в сумерках и был прикрыт тонким свежим снежком, как сонный человек уютным пледом.
Джуно спрыгнул с крыльца, оглянулся и побежал направо, огибая полукруглый каменный флигель. На заднем дворе он свернул на одну из мощеных дорожек и ринулся вглубь уже совершенно темной полосы высоких старых деревьев. В пролеске, у покатого берега узкой реки неподвижно висел крупный острокрылый Симплекс. Шлюз у него на боку распахнулся, и молодой музыкант почти ввалился в теплое, тихое нутро.
Командный зал был подсвечен лишь мерцанием главного Экрана и двух боковых – сразу несколько разных карт на них были покрыты россыпью сияющих белых точек. Эксперт отвлекся от слежения за одной из таких и развернулся вместе с креслом к непрошеному гостю, буркнув:
– Чего тебе?
– Верните, – коротко потребовал Джуно.
Эксперт прищурился:
– Исключено. Проваливай!
– Вер-ни-те, – получилось почти по слогам. – Ей плохо без него. Я это слышу.
– Что ты там слышишь? – снисходительно фыркнул Рэй и махнул рукой на молодого воображалу. – Ах да, ты имеешь в виду тот ассоциативный музыкальный ряд, который накатывает в твою высокочувствительную башку при виде того или иного человека? Слышит он. Большое Ухо, бля. Вали, говорю!
– Угу, понятно, – Джуно удрученно вздохнул и снова уставился на собеседника спокойным ясным взглядом. – Вы просто завидуете мне, правда?
Эксперт нахмурился и с подозрением протянул:
– Так, та-а-ак. Любопы-ы-ытно. Ты заныкал какую-то дрянь с Дымной? Хм, надо было проверить твою тушку на следы транков в крови, а то…
– Алгерон-01, – перебил Джуно, улыбнулся и начал сбивчиво, нескладно объяснять. – Гигант. Похожий на колечко-пироженку. Когда нас возили на предкомиссию, вы морщились в его белых коридорах. И я вас понимаю – его звук диссонирует с вашим и моим. Алгерон-01 свистит неровно, отвратительно. Это потому что им тесно там – Гелиям. Колоний слишком много… вы слышите только пироженку, а я… я слышу все. Всех. Поэтому вам завидно. Думаю, что…
С трудом сдерживаясь, Эксперт медленно поднялся с места, шагнул к умолкшему юнцу, крепко прихватил его за грудки, приподнял над полом и потащил музыканта к выходу.
Джуно был грубо вышвырнут из Симплекса и приземлился коленями прямо на покрытую снегом, но еще зеленую траву. Над головой у него прогремело:
– Нечего мне тут зубы заговаривать! Свистит, гудит, пищит у него! Желаешь вернуть зазнобе оружие?! Вернуть?! А мне потом что делать? Особняк от кровищи и твоих мозгов отмывать, если ты вдруг ее выбесишь? Вали, нахрен!
Шлюз с шипением захлопнулся, острокрылый взмыл на несколько метров выше, исключая дальнейший прием посетителей.
Джуно поднялся, отряхнул штаны, вытянул из кармана белый коммуникатор, пристроил его на скулу и стукнул по нему пальцем:
– Лорна? Мне нужна твоя помощь… – музыкант озвучил просьбу, выслушал возражения и усмехнулся. – Хм, думаешь, я не в праве распоряжаться своей собственной жизнью? Для меня это очень важно, Лорна. Прошу тебя…
Через пять минут Симплекс прижался пузом к земле. Выскочивший на подножку раздраженный Эксперт бросил в настырного сопляка черным прутом и отрезал:
– Костюм и зацепы для сети не верну! Не забудь поблагодарить свою благодетельницу, когда она прибудет, – Рэй уже почти отвернулся, но все же предостерег. – Про свист Алгерона-01 не трынди особо, если не хочешь нарваться на стабилизирующую психику терапию. Зонды не порти. Через пару дней я уменьшу их количество, через неделю уберу совсем. Да, и еще… через парк иди с оглядкой.
Джуно не понял его последнюю фразу, но на всякий случай кивнул и торопливо направился к дому, освещенному многочисленными уличными фонарями. По дороге он осторожно погладил большим пальцем шершавую, как змеиная кожа, поверхность прута. Оружие было теплым и довольно увесистым.
Уже у флигеля за спиной спешащего музыканта бесшумно скользнула тонкая тень. Джуно притормозил и обернулся, удивленно приподняв брови – лиса подобралась очень близко, стояла всего в полушаге от него. Гипнотизируя взглядом, она крепко сжала обвитую кожаной лентой рукоять и медленно потянула прут к себе. Джуно отдал и замер, рассматривая ее: «Красиво. Гибкое запястье, плавные движения; эта черная палка, как продолжение руки. Это красиво. Она красивая».
Оружие на две трети вдруг вывернулось наизнанку, демонстрируя сияющие светлым металлом острые половинки. Лезвия с щелчком сомкнулись, оставляя между собой черную прослойку скрепляющего ребра.
Лиса сделала взмах в сторону, подравнивая серебристой лентой веточки ближайшего куста, а потом постучала пальцами свободной руки по круглому наросту-гарде, объясняя, мол, «Держи всегда только здесь, не за лезвие».
Джуно кивнул: «Понял», – и хрипловато поинтересовался:
– Ты… у тебя есть имя? Как мне тебя называть?
Немая размашистыми росчерками прута вывела на снегу длинное слово.
Джуно наморщился и глянул на нее виновато, признавшись:
– У меня плохо получается прочесть, если в слове больше четырех букв. Они путаются, виляют. Я все воспринимаю на слух, прости, – он расстроенно потер переносицу и опустил голову, но тут же почувствовал, как она коснулась его плеча и снова глянул вниз. Лиса быстро стерла середину слова, оставив только начальный слог и последний символ – четыре буквы.
Джуно прочитал, но на всякий случай все же уточнил:
– Фоса?
Черный прут щелкнул и закрылся, быстро спрятав лезвия. Его чешуйчатое тело разгладилось и притихло.
Немая кивнула и протянула Джуно руку – знакомиться.
* * *
Тяжелая, окованная железом дверь все никак не хотела поддаваться. Укутанная в теплый коричневый плащ, худая женщина перехватила огромную охапку душистой травы удобнее и навалилась уже всем телом, преодолевая сопротивление тугих петель.
Стог тонких листьев и стебельков, покрытых желтыми соцветиями, был брошен на предусмотрительно расстеленную у печи бумагу к еще трем таким же. Казалось, что их сильным, навязчивым запахом пропитались даже угли в остывшем очаге. Плащ повис на спинке стула, темный платок полетел туда же.
Женщина, оказавшаяся немолодой, но быстроглазой и легкой в движениях, пригладила короткие седые волосы и задумалась: «Неплохая у меня сегодня добыча. Четыре вязанки свежего смертника здесь и еще двенадцать на чердаке в тюках. Должно хватить. Ох, Арнес. Знать бы, как скоро его найдут. Успеет ли трава просохнуть?»
За окнами послышался ровный, мощный гул движков.
Травница прикрыла глаза и нахмурилась – морщинки на ее худощавом лице обозначились еще более четко: «Видимо, не успеет. Но так даже лучше. Запах цветов перебьет…»
В комнату ворвался заросший черной бородой командующий Орингер и порывисто швырнул куртку с вещами на пол. Женщина удивленно приподняла брови – этой участи не избежал даже его верный черный прут, обиженно посверкивающий серебристыми вставками.
Вновь прибывший напряженно потянул носом окружающий воздух, резко развернулся и прорычал:
– Что за херня, Лаура?! Я пока что никому и ни слова, а весь мой дом уже провонял этой гребаной похоронной травой?!
– Я начала собирать ее сразу же, как ты отбыл, Борх, – спокойно пояснила разъяренному племяннику Госпожа Орингер и подошла ближе к нему. – Все ведь очевидно. Просто вопрос времени.
– Радуешься, старая ведьма? – прошипел он ей в глаза. – Ты его терпеть не могла! Празднуешь?
– Арнес был злым, жестоким и совершенно беспринципным человеком, – все также невозмутимо перечислила женщина и пожала плечами. – Спятившим. Впрочем, ты и без меня это знаешь, – она положила руку на плечо тяжело дышащему Борху, продолжая. – Если бы не ты, он погиб бы намного раньше. Намного.
– Думаешь, мне от этого легче? – прищурился главный, но стряхнуть ее руку и не подумал.
– Легче? – тонкая, хрупкая с виду лапка вдруг очень сильно сжала ему плечо, почти до хруста, а женщина ощерилась и отчеканила: – Лег-че? Нет, мальчик. Тошно! Тебе должно быть тошно! Он не всегда был таким, но в последние годы… а ты закрывал глаза, думая, что очередная твоя затрещина непременно поставит ему мозги на место. Чушь! Ты должен был сам… или я… кто-то из нас. Как он умер?
– Колотая рана, – кое-как прохрипел Борх и раздул ноздри. – Снизу вверх, очень техничный удар. Прямо до сердца, задевая несколько крупных вен. Рыжая блошка, больше некому.
– Ракуна, – Травница в расстройстве взмахнула руками, но от понурого Ора не отошла, продолжая выговаривать ему. – Чего и следовало ожидать. Думаешь, почему у нее не было зеркала за ухом? Арнес распорядился. Диск при серьезном нападении на носителя отсылает тревожный сигнал прямиком в приемную, если есть связь. А зачем это Арнесу? Он лез к ней, нехорошо лез, я говорила тебе. И она тоже пыталась сказать, после карцера, но слишком тихо, неуверенно, и ты не стал слушать, мол, нечего пищать под ухом, достала! Она и достала. До сердца. Знаешь… – Госпожа Орингер выпрямила спину, приподняла подбородок и неторопливо прошлась до огромного темного комода со множеством отделений. – Я уважаю ее за это.
– Ты совсем выжила из ума, – угрожающе набычился Борх, но Лаура только хмыкнула, вытаскивая несколько маленьких ящиков:
– Ты понимаешь о чем я. Да, мальчик, я ее уважаю. Ракуна ведь была не первой… но только она нашла в себе силы отомстить, пресечь, прекратить все это. Сама себе защитница.
– Умолкни, – неуверенно велел тетке Борх, хотел отвернуться, но не смог отвести взгляда от ее быстрых рук – Лаура вытянула из ящика черную ленту, разглаживая ее на столе, обвела пальцами вышитые на ней символы и резко вдохнула – четыре буквы – инициалы. Две высокородные фамилии, имя матери… Арнес был сумасшедшим, но горло у Лауры все равно мгновенно и очень сильно подвело. Слезы закапали на ее простую серую рубашку, пропахшую цветами и пчелиным воском.
Борх смотрел на тетку, не отрываясь. Он знал, что никто на Серой не заплачет больше по Арнесу так искренне, как она. Ему было просто необходимо запомнить это, спрятать поглубже, сохранить.
Лаура задышала ровнее, вытерла щеки и строго посмотрела на старшего племянника:
– Он у тебя в Громком, в капсуле?
– Да, и оружия его нет, хер знает куда делось, – Ор кивнул и понурился. – Погибшие рядовые все в транспортном. Видимо, их убил тот красный зверь. Сила удара… не думал, что такое возможно. Вроде не патрульный корабль, исправный, а такой агрессивный, без тормозов. Вспахал холм, убил людей на поверхности планеты, я такое только у Оружейников на Лисьей видел.
– Все это после, – отрезала Госпожа Орингер и нагнулась к разложенным у печи травам. – Ты будешь помогать мне. Принеси с чердака смертник.
– Я ее убью, – тихо пообещал ей Борх.
Травница быстро обернулась к нему и прищурилась:
– Подумай хорошенько, – из контейнера на стол ею были выставлены флаконы с вытяжками. – Ракуна молодая и яркая. Если она приглянулась чужаку, то лучше…
– Я ее убью, – еле слышно повторил Борх, вздохнул и отправился на чердак за смертником.
Госпожа Орингер проводила его тревожным взглядом, села в кресло, устало вытянув ноги, и задумалась.
* * *
Место для привала на пару дней было выбрано идеально – маленькая бухта, закрытая острыми пиками скал почти со всех сторон. Спокойные волны тихо накатывались на узкую полоску песчаного пляжа, перешептываясь и раздраженно утыкаясь в серые камни. Яркое солнце щедро заливало округу светом, и даже не верилось, что в глубине континента уже которую неделю висела плотная завеса тумана.
Красный с сопением бороздил соленую воду, резвился и закручивал вокруг своего длинного тела синие водовороты. Растянутый по корпусу черный щуп был до поры неподвижно зафиксирован тремя манжетами. Места сцепок, по мнению Техника, были пока недостаточно надежными.
Лео потоптался на мокром песке и окинул Тихушницу медленным оценивающим взглядом, с ног до головы. Уна в ответ грозно нахмурилась, пихнула его кулаком в плечо и спросила:
– Думаешь, не справлюсь?
Техник покусал губу, чтобы не улыбнуться, и протянул:
– Ну-у-у, не зна-а-аю. Ты у нас только под Нежданчиком храбрая, а на трезвяк…
– Ах, ты! – фыркнула и прищурилась Уна. – Думаешь, я не понимаю, что это неумение может выйти мне боком? Понимаю. Просто я не пробовала. И вообще, холодно, простужусь я!
Лео насмешливо покивал, нагнулся совсем близко к насупленному лицу спутницы и прошептал ей в глаза:
– Боишься? Бои-и-ишься, ссыкуша. Воительница нашлась, фи-и-и. Ножики-удавочки-приемчики, крута-а-ая, куда деваться, а плавать не умеешь.
Вспыхнувшая Уна шагнула еще ближе к нему, зашептав в ответ:
– Так нечестно. Я тоже найду у тебя слабину, понял? – она постучала ему по груди рукоятью черного прута. – Найду и буду прикладывать тебя ею. Ну, пока не свалишь домой, конечно.
– Хм, попробуй, – поддразнил Техник, сделал про себя кое-какие пометочки насчет «свалишь домой» и махнул рукой. – Прошу! Океан ждет!
Из воды неподалеку рванулся Красный, радостно клацнул чешуйками на корпусе, крутанулся в воздухе и плавно приблизился к Тихушнице, требовательно подставляя ей бок – гладить. Лео закатил глаза: «Какие нежности!»
Уна запрыгнула на подножку, закрепила палку в пазах у входа, сложила сумку и куртку в один из контейнеров на стене, плотно закрывая его, присела на край шлюза и стянула ботинки, поставив их на высокий камень. Уже ставший любимым свитер был бережно скатан ею в неплотный рулетик и уложен сверху на ботинки.
Лео внимательно наблюдал за ее приготовлениями – Уна сделалась очень серьезной и собранной, видимо, поставив для себя нужную цель и настраиваясь достигнуть ее во что бы то ни стало. Техник усмехнулся, подкалывая:
– Алгоритм тренировок-то составила? Финишные ленточки уже развешивать или лучше сачок приволочь, чтоб вылавливать после твое прохладное тельце, м? Думаю нужно…
Рыжая повернулась к болтуну спиной, подбирая растрепанную косу наверх, и Лео умолк, скрипнув зубами. Из круглого выреза ее майки, на загривке, выглядывали концы двух тонких, еще ярко-розовых шрамов – ровных, старательно вычерченных, будто по линейке. После приключения у Лангера, Иллеон знал, что этих рубцов у нее на спине далеко не два, но, просвечивая тогда сквозь мокрую майку, они воспринимались как-то не так остро. При свете дня смотреть на них оказалось практически невозможно.
Красный сделал вокруг своей любимицы медленный круг. Тихушница с улыбкой похлопала его по теплому корпусу, провела пальцами по неровным заплаткам и прошептала зверю:
– Поможешь мне? Поддержишь?
Тот с шумом продул сопла – согласился. Лео нахмурился и обиженно заныл:
– А я-а-а? Меня не пустят в вашу компанию?
Уна кивнула ему и, нервно потирая руки, подошла ближе к воде.
Океан выплюнул к ногам мокрые камешки, и она с трудом сдержалась, чтобы не отпрянуть. Техник заметил эту заминку и проинструктировал:
– Главное, постарайся держать спину прямо и постоянно двигаться, чтоб зад не провисал.
– Хорошо, я постараюсь.
Уна насупилась и сделала первый шаг.
* * *
Макушка Красного оказалась невероятно нежной, бархатной, очень теплой. Лежащая на ней Уна осторожно перевернулась на живот и зацепилась одной рукой за гребень, расслабленно свесив вторую вниз. Спать тянуло просто неимоверно.
Лео быстро забрался наверх, примостившись на широком выступе сбоку, глянул на разомлевшую Уну и слегка подергал ее за ногу:
– Эй, ты живая там? Поздравляю, водоплавающее! Ты справилась на отлично. Правда, в первый заход чуть не выломала Красному две скобы, пытаясь в панике выбраться из воды, но…
– Какой же ты доебистый, Экгер, – кое-как связала несколько слов гид-экскурсовод и прикрыла глаза.
– Не спать! – тут же рявкнул у нее над ухом Лео, с удовольствием выслушивая раздавшееся в ответ хныканье. – Не спать, говорю! Ты вся мокрая. Давай в сердечник, греться, а потом переодевайся, нечего тут… А еще я на мелководье какую-то хрень поймал, похожую на осьминога, и хочу ужин.
– Красненький, ну-ка вкати ему, а… – сонно велела сиятельная повелительница сверхбыстрого, и Лео показалось, что зверь на мгновение, но задумался. – Ла-а-адно, встаю, встаю.
* * *
Чтобы развести костер, пришлось облететь всю округу в поисках хвороста.
Лео задумчиво прожевал поджаристый белый кусочек:
– Хм, – подхватил он еще один и выдал вердикт. – Напоминает накладку для герметизации, но со вкусом… э-э-э, вымоченной в рыбьем супе тряпочки.
Закутанная в одеяло Уна прыснула:
– Ты еще и гурман, офигеть. Ешь. Это сплошной белок. Как раз для таких раздутых качков, как ты.
Она отряхнула руки, сняла с плеч одеяло, встала, немного прошлась по берегу туда-сюда и порылась в карманах куртки. Черный тонкий мелок, завернутый в пленку, нашелся не сразу и немного испачкал ей пальцы.
Красный ткнулся рылом в подставленную узкую ладонь, и Тихушница прищурилась на него, тщательно выбирая место на фюзеляже. Погладив одну из треугольных гладких пластин на «скуле», она начала что-то старательно вырисовывать на ней, чуть растирая пальцами.
Лео подошел и попытался прочесть написанное, но четыре витые буквы были совсем незнакомыми, странными. Уна вздохнула, поясняя:
– Это спецсимволы такие. На Лисьей ими помечают местность, здания, транспорт… много чего.
– И что обозначает эта комбинация? – поинтересовался Техник.
– Друг, – четыре буквы были дополнены тонкими веточками и точками, превращаясь в прямоугольный, узкий орнамент. – Вдруг когда-нибудь попадете на Лисью. С такой нехитрой маскировкой сможете получить несколько минут форы, пока местные не прочухают, кто вы на самом деле такие. Это я как бы… на память. Скоро впитается и уже не сотрется.
– Поня-а-атно, – задумчиво протянул Лео, покосился, разглядывая веснушки на нежной щеке, подошел ближе и прошептал ей на ухо. – На мне тоже что-нибудь напишешь? А что, прямо вдоль покоцанного тобой ребра, м? На память…
– Там и так все уже… прописано, обойдешься, – хмыкнула Уна, аккуратно заворачивая мелок обратно в пленку.
Молодой Экгер недовольно забурчал про «всеобщую несправедливость и уничижение человеков под гнетом обаяния всяких там орущих красных зверей» и, вздыхая, отошел.
Уна еще раз рассмотрела орнамент: «Всего-то четыре буквы, а сколько смысла. Друг. У меня есть друг, и… – украдкой глянула она в сторону Лео. – Еще один, уже не чужак. Свой. Хм, тоже четыре буквы, – Уна насупилась. – Дура! Вот дура-то… тоже четыре буквы», – и отправилась дожаривать «накладку для герметизации».
