Мириады североамериканских бабочек данаид-монархов заполнили все пространство между небом и морем. Небо, до этого мгновения безмятежно-голубое, с прорехами белоснежных перистых облаков, внезапно поменяло окраску и как будто ожило, трепетно дыша. Ярко-оранжевые бабочки с темными полосками на крыльях, по краю которых шла черная кайма, украшенная белыми пятнами, летели за горизонт, увлекаемые одним им известной целью.
И вдруг одна из бабочек отделилась от остальных и начала кружиться над головой Фергюса. Эльф чувствовал теплый ветер, который она поднимала, махая крыльями, достигавших в размахе размера его ладони.
Фергюс спал, и в своем сновидении он стоял на вершине скалы на острове Эйлин Мор. Его восхищенному взору открывался весь мир. Моря и горы, леса и долины, оазисы и пустыни, реки и озера. И все это было живым, одухотворенным. В этом мире жили духи природы.
Сама Земля некогда породила их. И пока она будет существовать, будут существовать и духи природы. А пока будут живы они, будет жива и планета. Это был симбиоз, который связывал их в единое целое.
Эльф понимал это. Это был его мир. И этот мир был он. И это ощущение было таким же волнующим, как и картина, которую он видел перед собой.
Бабочка, трепетавшая крыльями над ним, то взлетала, то снова опускалась. Она словно звала эльфа за собой. Прошло много времени, прежде чем она отчаялась. Опустившись в последний раз, она пролетела рядом с головой Фергюса, прикоснувшись к его щеке своим нежным крылышком. И, опять взлетев, уже не вернулась. Она устремилась в небо. Бабочка взлетала все выше и выше, яркая, крошечная, бесстрашная. Еще несколько мгновений – и оранжевое пятнышко слилось с голубизной неба.
Эльф уже не видел бабочку.
Она улетала к звездам. А он оставался на Земле. И, несмотря на грусть от расставания, был счастлив.