Вадим Иванович Кучеренко
Химера
Глава 16
Джеррик подозрительно всматривался в невозмутимое лицо рарога. Он пытался найти на нем следы хотя бы мимолетного сожаления, которое тот мог испытывать, убив своего отца. Но не находил их. Филипп подробно рассказал о том, что произошло на горном озере, и ни разу голос его не дрогнул, а в глазах не промелькнула тень раскаяния. Подобная бесчувственность поражала кобольда. И восхищала. Даже он сам не смог бы остаться таким бесстрастным, совершив столь ужасное преступление.
– Ты далеко пойдешь, мой мальчик, – непривычно ласково сказал Джеррик.
У кобольда появилось желание прикоснуться к Филиппу, чтобы ощутить его силу и, если это возможно, получить частицу его жизненной энергии, которой рарог был переполнен, а карлику так не хватало иногда из-за слабости здоровья. Тщедушный кобольд с некоторой завистью смотрел на молодого рарога. Он с удовольствием поменялся бы с ним телами. Его, Джеррика, мозг, помещенный в такую могучую оболочку – это была бы квинтэссенция, которая позволила бы ему замахнуться не только на эту жалкую крохотную планету, а на всю Вселенную…
При мысли об этом Джеррик загрустил. Даже случись подобное, ему был бы необходим ключ от ворот в горе Хай-Марка, которые ведут в страну богов. А тот бесследно пропал несколько веков тому назад. Экспедиции на Мертвое озеро, на дне которого якобы покоился хранитель ключа, были лишь предлогом. Они предоставляли прекрасную возможность умертвить его, Джеррика, врагов, мешавших ему на пути к безграничной власти. Но не более того. Все его попытки отыскать истинное место захоронения жреца пока оказывались тщетными. А время шло. Неумолимое, безжалостное время. Vita brevis est. Жизнь коротка.
Крошечное личико Джеррика помимо его воли жалобно сморщилось. Он боялся смерти и отдал бы все, чтобы избежать ее. Но смерть была неизбежна. Сама мысль об этом приносила кобольду страдания. И порождала ненависть в душе. Он ненавидел всех, кто мог и должен был пережить его. И часто задумывался о том, как сделать так, чтобы этого не произошло. Смена магнитных полюсов была хорошей возможностью уничтожить все живое на планете. Но это было неосуществимо без ключа к воротам, ведущим в страну богов. Circulus vitiosus, порочный круг, снова замкнулся.
Джеррик даже зарычал от бессильной ярости. Филипп с тревогой посмотрел на него и спросил:
– Повелитель Джеррик, я сделал что-то не так и вызвал твой гнев?
– Все так, мой мальчик, – опомнился кобольд. Он редко позволял эмоциям выплеснуться наружу и никогда – при посторонних. Но к Филиппу он чувствовал искреннее расположение. Он сказал бы, что почти родственное, если бы знал, что это такое.
Джеррик был одинок всю свою жизнь. Когда-то и неизвестно кто подбросил его младенцем на один из рудников в Северной Европе, принадлежащий совету ХIII. Сам Джеррик думал, что собственная мать отказалась от него, устрашенная его безобразием. У него, сироты, было трудное детство. И юность. И потом, долгие годы, когда он работал, как проклятый, на руднике, отрабатывая свой черствый кусок хлеба. Пока его не встретил случайно эльбст Роналд и не забрал к себе в услужение, восхищенный его уродством и злобным нравом. Он, Джеррик, так и не смог простить эльбсту этого нового унижения. Роналд облегчил его физическую жизнь, но сделал невыносимым духовное существование. Джеррику пришлось быть клоуном, комнатной собачкой – и это в то самое время, когда он грезил завоеванием мира! Так что Роналд получил по заслугам. И Адалинда, вздумавшая оплакивать эльбста, этим самым досаждая ему, Джеррику. И Лахлан, который осмелился назвать его пигмеем. И Мичура, который один миг держал в своих руках его, Джеррика, жизнь и искренне наслаждался этим, видя страх кобольда. И многие, многие другие, которые в прошлом или в будущем вызовут его, Джеррика, гнев – все они получат, что заслужили. Скорую и неотвратимую смерть. Он, Джеррик, уже может себе это позволить. Он долго выжидал. И, наконец, получил неограниченную власть и могущество. Сраниться с ним, Джерриком, главой Совета ХIII, не может ни один другой правитель на планете. И все они, все те, кто мнят себя хозяевами Земли, вскоре узнают, кто их истинный властелин. Очень скоро. Vita brevis est.
Джеррик улыбнулся. И ласково кивнул рарогу.
– Я доволен тобой, Филипп, – сказал он мягко. – Ты сделал почти невозможное.
– Нет ничего невозможного, когда ты этого желаешь, повелитель Джеррик, – поклонился ему Филипп.
Молодой рарог хорошо понимал, что в эту минуту решается его судьба. И не считал зазорным гнуть спину перед карликом. Он с нетерпением ждал, когда тот начнет разговор о долгожданной награде. Филипп потрудился на совесть, чтобы получить ее. И считал себя достойным самых высоких почестей. Он избавил Джеррика от многих врагов, не посчитавшись ни с чем, даже с голосом крови.
– Я долго думал, как тебя наградить, – кобольд оттопырил нижнюю губу до подбородка, обнажив гнилые нижние клыки в черной пасти. – И пришел к выводу, что ты заслужил должность командующего силами самообороны Совета тринадцати. И не благодари меня, мой мальчик.
Но Филипп был разочарован. Он ожидал большего. После смерти Мичуры освободилось место в Совете тринадцати. Филипп расссчитывал занять его и представлять интересы народа рарогов.
– Ты не рад? – с удивлением спросил кобольд, не дождавшись слов благодарности и уверений в преданности, на которые рассчитывал.
– Это высокая должность, – снова поклонившись, с неуловимым презрением ответил Филипп. Но его поклон на этот раз был не таким низким, как предыдущий. – Благодарю тебя, повелитель Джеррик.
– Не надо, не надо, мой мальчик, – махнул крошечной лапкой кобольд. – У тебя будет возможность доказать свою благодарность на деле. У нас еше много врагов, и даже среди членов Совета тринадцати, как это ни прискорбно. И знаешь, что я думаю?
– Твои мысли недоступны для меня, повелитель Джеррик, – ответил Филипп. Но уже не кланяясь.
– Я думаю, что тринадцать – несчастливое число. Лично мне нравится число семь. Совет семи – ведь это звучит намного лучше, ты не находишь?
– Несравненно лучше, – разочарованно ответил Филипп.
Но Джеррик ничего не заметил.
– Или даже Совет трех, – задумчиво произнес он и пожевал губами, словно пробуя фразу на вкус. – Чем меньше советчиков, тем легче управлять миром. Так я считаю.
– Все зависит от того, кто эти советчики, – заметил Филипп. – Если они вообще тебе нужны, повелитель Джеррик. Как говорили древние духи, fide, sed cui fidas, vide – доверяй, но смотри, кому доверяешь.
– Ты прав, мой мальчик, – охотно согласился карлик. – Я подумаю над твоими словами. А теперь ты можешь идти. Отпразднуй свое повышение как следует. Я даю тебе три дня отпуска… Нет, один день. Ты мне очень нужен. Возвращайся скорее.
– Как прикажешь, повелитель Джеррик, – ответил Филипп.
Он уже дошел до двери, когда кобольд окликнул его.
– Филипп, я подумал и решил, что твой отпуск подождет. Я не могу обойтись без тебя даже один день.
Филиппу едва удалось скрыть недовольную гримасу. Но он промолчал.
– А теперь срочно найди и доставь ко мне гнома Вигмана, – приказал Джеррик. – Пусть он войдет, а ты постой за дверью. И внимательно слушай. Если я окликну тебя, то войди и арестуй Вигмана.
– И что потом?
– Пусть посидит в подземной темнице, в самой сырой и затхлой камере, пока я не решу, как с ним поступить, – злобно оскалился Джеррик. – Но это если я дам тебе знак. Не забудь этого. Если же нет – то пусть уходит. Ты меня понял?
– Да, повелитель Джеррик, – ответил Филипп. Отдал честь, лихо развернулся на каблуках и ушел.
Джеррик с одобрительной улыбкой смотрел ему вслед. Но как только за рарогом закрылась дверь, улыбка погасла. И его лицо снова исказила злобная гримаса.
– Ах, Вигман, Вигман, – покачал кобольд головой. Его уши при этом звучно хлопали по щекам, оставляя на них красные пятна. – Неужели ты решил предать меня, глупец?
Как будто услышав его, дверь в комнату отворилась и, робко ступая, вошел Вигман. Он был чрезвычайно бледен. Его глазки настороженно смотрели на кобольда, который размеренно покачивался в вольтеровском кресле. Некоторое время в комнате раздавались только скрип кресла и прерывистое дыхание гнома.
– Ты смотришь на меня со страхом, Вигман, – наконец нарушил молчание кобольд. – Ты чувствуешь за собой какую-то вину?
– Твой новый цепной пес встревожил меня своей грубостью, – взволнованным голосом ответил гном. – Но вины за мной нет никакой. Я служу Совету тринадцати верой и правдой уже не один век.
– Но ты забыл о моей просьбе, – возразил Джеррик. – А я не люблю повторять дважды. Это оскорбляет меня.
– О какой просьбе ты говоришь, Джеррик? – удивился гном. – Напомни мне.
– Просьбе? – с удивленным видом повторил Джеррик. – Видимо, я оговорился. Я должен был сказать – приказ. Речь идет о приказе, который тебе отдал глава Совета тринадцати. А ты до сих пор не доложил об его исполнении. И это, по-твоему, не вина?
– О приказе? – еще больше поразился Вигман. – Я беспрекословно выполняю все приказы Совета тринадцати.
– А мои, Вигман? – прошипел кобольд. Его глазки вспыхнули злобой. – Не Совета тринадцати, а мои личные приказы? Они для тебя не столь беспрекословны? Ты это хочешь сказать?
Вигман был напуган так, что у него дрожали колени. Он почти плакал.
– Твои приказы, Джеррик, для меня еще более неукоснительны, – пролепетал он. – Я клянусь тебе!
– Я бы поверил тебе, Вигман, если бы это было правдой, – заявил кобольд. – Но ведь это ложь. И ты сам это знаешь.
– Я ничего не знаю! – почти закричал гном. Его обычно чрезвычайно ухоженная борода растрепалась, но он этого даже не замечал. – Ничего! Скажи мне, о каком приказе ты говоришь, Джеррик. И я докажу тебе, что ты ошибаешься.
– Что же, давай проверим, – согласился карлик. – Но если тебе не удастся это доказать… Cave! Остерегайся!
– Я докажу, – всхлипнув, пообещал гном. – Верь мне!
– Помнится, я приказывал тебе организовать встречу с главами ведущих держав мира, – сказал Джеррик. – Но ты так и не выполнил до сих пор моего приказа. Или я ошибаюсь?
– Ошибаешься…, – начал было Вигман, но смешался от страха. – То есть не совсем… Я хотел сказать…
– Так говори же, – хмыкнул кобольд. – Пока что я слышу только несвязное бормотание. И оно меня ни в чем не убеждает. Кроме как в правоте моих слов.
– Я веду переговоры, – пролепетал гном. – Уже получено согласие глав нескольких стран. Я буквально на днях хотел представить тебе полный список.
– И кто же из людей, как ты выразился, изъявил согласие на встречу с главой Совета тринадцати? – голосом, не предвещавшим ничего доброго, спросил Джеррик. – Кто оказал мне такую милость?
– Америка, Канада, Австралия, – зачастил гном. Он был так напуган, что почти не слышал Джеррика и совсем перестал понимать скрытый смысл его фраз. – Несколько европейских премьер-министров. Индия и Китай. Россия должна дать ответ сегодня к вечеру.
– И только? – спросил кобольд. Но уже с более мягкой интонацией.
– Я уверен, что будет премьер-министр Японии, – с облегчением вздохнул Вигман. – Японцы всегда тянут до последнего, пытаясь сохранить свое лицо, как они говорят.
– Тогда пусть лучше сделают себе массовое харакири, – скривил губы в улыбке кобольд. – Потому что после этой встречи на премьер-министре Японии лица не будет. Это я тебе обещаю, Вигман.
Джеррик шутил. Настроение у него улучшилось. Вигман это понял и уже не так сильно дрожал. Он даже попытался улыбнуться. Но у него не получилось.
– У тебя есть неделя, Вигман, – сказал карлик. – Эта встреча должна состояться ровно через семь дней. С некоторых пор число семь – мое любимое. Ты хорошо понял меня?
– О да, повелитель Джеррик, – поклонился Вигман.
Он уже хотел уйти, но кобольд повелительным жестом остановил его.
– Ты стал посетителем злачных мест, Вигман? – спросил он уже совсем другим тоном. – Мне передали, что видели тебя в ресторане Peterhof. Неужели ты пристрастился к русской водке?
Крошечные глазки кобольда, не мигая, смотрели в лицо Вигмана, словно наслаждаясь его страхом.
– Я… Я зашел туда совершенно случайно, – забормотал Вигман. – По пути в аэропорт увидел из автомобиля вывеску ресторана, а я был голоден. И не смог с собой совладать. Теперь я понимаю, что совершил ошибку.
– И еще какую, Вигман, – мягко укорил его кобольд. – Утолять голод в компании с лешим Афанасием – что может быть глупее? Ведь эта дикая тварь совершенно неподходящая компания для такого утонченного европейца, как ты. Я уверен, что он до сих пор ест руками.
– А пьет без меры, – закивал Вигман. – Как только я увидел Афанасия, я сразу же покинул ресторан. Поверь мне, повелитель Джеррик!
– Я очень хочу тебе верить, Вигман, – прервал его кобольд. Но крошечные глазки Джеррика утверждали обратное. – Однако есть предел и моему доверию. Не забывай этого.
– Никогда в жизни, – клятвенно заверил гном. И даже приложил руку к сердцу, которое пыталось выскочить из его груди.
– Вот и хорошо, – прошипел кобольд. – Можешь идти. Но не забудь – семь дней.
Вигман вышел, часто кланяясь и бормоча себе под нос какие-то слова, которые должны были служить заверением в его преданности.
– Никому нельзя доверять, – прошептал Джеррик, провожая гнома взглядом. – Почему так обмельчал наш мир?
Но ответа он не услышал. В комнате не было никого, кто мог бы ему ответить на этот вопрос. Даже Филипп не вошел к нему за новыми приказаниями.
Молодой рарог был обижен. Он считал, что его обманули.
Глава 17
С заселением в отель у майора Лихобабенко не возникло никаких проблем. Заказанный для него Интерполом номер люкс поразил его своей роскошью. А еще больше – мини-баром, в котором он нашел напитки на любой вкус, от самого популярного во Франции пива «Kronenbourg 1664» до коньяка «Remy Martin Louis XIII» пятидесятилетней выдержки. Этот коньяк цвета темного золота выпускали уже триста лет, но в год разливали не более десяти тысяч бутылок.
Майор полюбовался на это великолепие и решительно закрыл дверцу мини-бара. Он понимал, что стоимость любой бутылки превышает его командировочный лимит во много раз.
Было скучно. Он послонялся по номеру, выглянул в окно. Неподалеку протекала река Рона и виднелись деревья парка Тет д'Ор. Майор поборол желание прогуляться по парку и вместо этого включил спутниковое телевидение. Перебрал около сотни каналов, но так и не нашел ничего по душе. Или на русском языке, что было одно и то же. Вспомнил про казино и даже пересчитал наличность в своем портмоне. Но сумма его не вдохновила. Тогда он прошел в ванную комнату, наполнил джакузи, разделся, лег в горячую воду и предался мечтам.
В своих мечтах майор Лихобабенко представлял, как он находит Алву Эльф с ее спутником, передает их с рук на руки таинственному пенсионеру Федору Ивановичу Борисову и получает от него обещанный миллион, разумеется, не в рублях, а в евро. После чего, памятуя, что деньги идут к деньгам, направляется в казино и выигрывает баснословную сумму, которая позволит ему приобрести остров с пальмами в океане, яхту, личный самолет и множество других вещей, имеющих такую притягательную силу для женщин. Затем женится на какой-нибудь принцессе – не обязательно английской, можно из княжества Монако или даже из Арабских Эмиратов. И становится принцем.
Помечтать о том, что будет после этого, Антон Лихобабенко не успел. Он заснул, утомленный многочасовыми перелетами и обилием новых впечатлений. И вскоре начал похрапывать, заглушая шум пузырящейся воды.
Проснулся он от холода. Горячая вода в джакузи остыла до комнатной температуры, и его кожа покрылась крупными синими пупырышками, а зубы лихо выстукивали морзянку. Он закутался в теплый махровый халат, который нашел в ванной комнате, и заварил себе крепкий чай, отыскав все необходимое для этого в номере. Сидя в кресле у окна с видом на парк Тет д'Ор, отхлебывая из фарфоровой чашки ароматный золотистый напиток с непривычным и очень приятным вкусом, майор Лихобабенко поистине блаженствовал. Он пока еще не был принцем, но чувствовал себя не менее счастливым. Проживая, несмотря на свои тридцать с лишним лет, в крошечной однокомнатной квартирке со старушкой-матерью, он за всю свою жизнь не только не испытал, но и в будущем не смог бы испытать подобных ощущений. В этом он был уверен. Хотя бы потому, что у них с матерью не было джакузи, а только старенькая, покрытая синюшными пятнами, словно она поросла плесенью от влажности, тесная даже для него ванна.
Дверь распахнулась и в номер без стука вошел Жиль Дидье. Наверное, есои бы он постучал, то дверь просто слетела бы с петель. В отличие от майора Лихобабенко, сотрудник Интерпола был чем-то заметно озадачен и даже встревожен.
– Привет, Антон, – буркнул он, усаживаясь в кресло напротив. То протестующе скрипнуло, но выдержало. – Хорошо отдохнул?
– Чудесно, – искренне признался Лихобабенко. – Время пролетело незаметно. Да, кстати, а который сейчас час?
– Счастливчик, – угрюмо позавидовал француз. – Мне не так повезло.
– Плохие новости? – участливо спросил майор. В его благодушном настроении ему не верилось, что такое возможно.
– Хуже некуда, – кивнул Жиль Дидье. – Знаешь, кто такая наша Алва Эльф?
– Неужели мужчина? – пошутил Лихобабенко. И по взгляду коллеги понял, что неудачно.
– Она жена премьер-министра суверенного государства Эльфландии, – сердито фыркнул Жиль Дидье. – Только дипломатического скандала нам и не хватало!
– Никогда не слышал о таком государстве.
– Я тоже, – вздохнул француз. – Но, тем не менее, оно существует, я узнавал. Располагается на острове Эйлин Мор. Оно даже меньше, чем княжество Монако, однако имеет официальный статус и все, что к нему прилагается.
Он помолчал, а затем грустно сказал:
– Но и это еще не все.
И снова замолк. Майор Лихобабенко понял, что худшее Жиль Дидье приберег напоследок. И встревожился.
– Не томи, Жиль, – произнес он. – Все равно ничего не изменишь.
– Это точно, – подтвердил тот. – Особенно если учесть, что муж нашей Алвы Эльф, премьер-министр Эльфландии, несколько дней назад был найден мертвым в Саду Тюильри в Париже.
– И как он умер?
– Ему отрубили голову. Самурайским мечом.
– Очень необычная смерть, – поразился майор. – Я бы даже сказал, эксцентричная.
Они поняли друг друга без слов.
– Но ведь она была в это время в России, – неуверенно сказал Дидье.
– Надо проверить, когда Алва Эльф вернулась в Париж. И если время совпадает… Бедный муж! Возможно, он стал случайным свидетелем того, как она отмывает с рук кровь предыдущей жертвы. И ей пришлось его убрать.
– Ты все шутишь, Антон, – с укоризной сказал Жиль Дидье. – А мне не до шуток. Ты представляешь, как сложно нам будет продолжать расследование? Один неверный шаг – и полетят уже наши головы. Не понадобится даже самурайский меч.
– Надеюсь, мы не сделаем этого шага.
– Я тоже надеюсь, – вздохнул француз.
– Где Алва Эльф сейчас? Ты узнал?
– В Париже. Не забывай, что она только что потеряла мужа. Наверное, траур ей очень к лицу.
– Ты распорядился, чтобы за ней установили наблюдение?
– Она уже час, как под надзором полиции, – заверил Жиль Дидье.
Майор Лихобабенко удовлетворенно кивнул.
– А ее спутник? Молодой и черноволосый?
– О нем ни слуха, ни духа. Как будто он растворился в океане. Но это пока не важно. Нам главное поймать большую рыбу. А прилипалу мы найдем где-нибудь поблизости, я уверен. Он от нее так просто не отстанет, особенно теперь, когда она стала богатой вдовой.
– Да ты романтик, Жиль. Вот уж не ожидал!
– Я реалист, Антон. И слишком хорошо знаю этот безумный мир.
– Боюсь, мы с тобой оба очень плохо знаем тот мир, в котором живет наша Алва Эльф, – задумчиво произнес майор Лихобабенко, сам не понимая, насколько он прав.
Жиль Дидье что-то раздраженно буркнул, а потом сказал:
– Надо ехать в Париж.
– Звучит заманчиво. А что мы там будем делать?
– Рыбачить. Ты никогда не увлекался рыбной ловлей?
– Я вырос в морском городе, но рыбу видел только на прилавке магазина, – признался майор. – И то издали. У мамы на нее аллергия.
– Придется пристраститься. Мы не можем себе позволить пропустить эту рыбалку. Опасаюсь, что Алва Эльф слишком крупная и опасная рыба для наших парижских коллег.
– Ты прав, – согласился майор. – Мы с тобой хорошо знаем, на что она способна. А они – нет.
– Тогда поспеши, – посоветовал Жиль Дидье и язвительно добавил: – К сожалению, тебе придется сменить этот очаровательный халат на свой костюм. Скажи, почему в России такие плохие портные?
Сам француз щеголял в костюме от Pierre Cardin, который превосходно на нем сидел, несмотря на его гороподобную фигуру, потому что был сшит на заказ.
Когда майор переоделся, Жиль Дидье окинул его критическим взглядом, но промолчал, скрыв улыбку. Несмотря ни на что, тщедушный и некрасивый русский нравился ему, подобно тому, как были по душе чумазые серые воробышки, яростно чирикающие на улице в раннее солнечное утро. Они были забавными, а день обещал быть хорошим. Поэтому Жиль Дидье всегда улыбался, увидев воробьев и заслышав их жизнерадостный гомон. Примерно такое же чувство он испытывал при взгляде на Антона Лихобабенко.
– Ты не возражаешь против моей малышки? – спросил Жиль Дидье, когда они вошли в лифт, чтобы спуститься на первый этаж гостиницы.
– С нами едет кто-то еще? – не понял майор.
– Я имею в виду свою Sherpa, – пояснил с улыбкой француз. – Сэкономим время. Да и в Париже она нам пригодится. Не надо будет постоянно искать такси. И, кроме того, я с ней уже так сроднился, что буду скучать, если она останется в Лионе.
– Я тебя понимаю, – кивнул майор. – Будь у меня такой джип, я бы тоже по нему скучал. Во Владивостоке, с его холмами и ухабами, ему бы цены не было.
– Моя малышка предпочитает ровные дороги, – заметил Жиль Дидье. – А я не против такой привередливости. Зато она не требует норковой шубы и бриллиантов, как жены моих коллег по Интерполу.
И Антон Лихобабенко понял, что Жиль Дидье, как и он, тоже пока не женат. Но если ему мешало присутствие мамы в однокомнатной квартире, то французу – его страсть к джипу Renault Sherpa. И кто знает, чья проблема была более неразрешимой.
– До Парижа пятьсот километров, – сказал Жиль Дидье, забравшись в джип. – Если у тебя есть деньги на штрафы дорожной полиции, то мы может там быть уже через четыре часа.
– А если нет? – осторожно спросил майор Лихобабенко.
– Тогда мне придется козырять своими документами, – ответил Жиль Дидье, широко ухмыляясь. – И на дорогу уйдут пять часов.
– Второй вариант мне нравится больше, – с облегчением вздохнул майор..
– Тогда на нем и остановимся, – сказал француз. – А пока мы с моей малышкой можем предложить тебе небольшую экскурсию по Лиону. Если ты не возражаешь.
– Буду только рад.
– Тогда смотри по сторонам, а я буду рассказывать, – предложил Жиь Дидье. Они уже ехали по улицам Лиона. – Наш город расположен на слиянии двух рек – Роны и Соны. Его основали древние кельты. Может быть, ты даже читал трактат «О реках», который приписывают Плутарху.
– Не довелось, – коротко ответил майор Лихобабенко. И из вежливости добавил: – К сожалению.
– Тогда я тебе перескажу его в двух словах, как сам запомнил. Согласно легенде, когда на одном из окрестных холмов был заложен первый камень в основание будущего города, неожиданно со всех сторон налетело множество воронов. Поэтому город было решено назвать Лугдун, что в переводе означает «холм ворона» или «воронья гора». А намного позже от латинского Lugdunum произошло современное название – Лион.
– Все так просто? А где поражающая воображение мистика?
– Зимой в Лионе температура может меняться на десяток градусов в течение дня. А летом – даже на двадцать. И часто бывают туманы. Куда уж мистичнее, ты не находишь?
– Даже кровь в жилах стынет, – кивнул майор Лихобабенко. – Но история любого города для меня – это его жители, а не стены, и тем более погода.
– В Лионе жил Франсуа Рабле. А братья Люмьер, родоначальники кинематографа, похоронены на местном кладбище. Не говоря уже о том, что пару сотен лет назад сама Дева Марии спасла город от чумы. Только не спрашивай меня, при каких обстоятельствах. В благодарность за свое чудесное спасение местные жители каждый год в начале декабря празднуют Fête des lumiеres. На окна ставят свечи, а на городских улицах зажигают тысячи ламп, фонарей и светильников. В эти дни город посещает до трёх миллионов туристов!
– Сама Дева Мария затерялась бы в этой толпе, – с невинным видом произнес майор Лихобабенко. Ему нравилось поддразнивать своего французского коллегу. Он испытывал при этом такое ощущение, словно входил в клетку с тигром с намерением засунуть свою голову в его пасть.
Жиль Дидье бросил на него насмешливый взгляд и сказал:
– Не знаю, что случилось бы с Девой Марией, то ты бы точно затерялся. Уж больно ты мал, старина.
Майор Лихобабенко кисло улыбнулся, давая понять, что оценил шутку.
Они миновали Hôtel-Dieu de Lyon на набережной Роны.
– В этом Лионском Божьем доме Франсуа Рабле работал врачом, а заодно писал свой роман «Гаргантюа и Пантагрюэль», – пояснил Жиль Дидье. – Помню, меня позабавило его замечание о том, что старых пьяниц встречаешь чаще, чем старых врачей. Судя по всему, этот парень знал, о чем говорит.
Вершину большого купола венчало скульптурное изображение трёх ангелов, держащих земной шар.
А затем они увидели три холма, окружавшие город – Fourviеre, Croix-Rousse и Duchеre. И это значило, что они покинули Лион, в котором едва ли не каждый камень мостовой был частицей истории. Казалось, что за городской чертой даже воздух был иной. Во всяком случае, не такой пыльный.
До Парижа они добрались только к вечеру.
