Вадим Иванович Кучеренко
Химера
Метрдотель хотел что-то сказать, но Алва метнула на него такой злобный взгляд, что он поперхнулся на полуслове и быстро отошел от нее.
Метрдотель не осмелился нарушить рапоряжение Алвы. И вскоре к ней подошел мужчина, которому она послала вино. В руках он держал бутылку Chateauneuf-du-Pape «Cuvee Speciale», которая казалась игрушечной в его больших руках.
– Послушайте…, – начал он.
Но Алва перебила его.
– О, вы хотите угостить меня! – с обворожительной улыбкой произнесла она. – Как это мило с вашей стороны!
– Но ведь это вы передали мне эту бутылку через официанта, – удивился мужчина.
– Я? Вам? – глаза Алвы были полны изумления.
– Да. Он сказал, что это ваш подарок.
– О, бедолага явно ошибся, – сказала Алва. – Я заказала вино для себя, и заодно спросила, кто этот мужчина, который сидит в одиночестве в этом зале, как и я. А он все перепутал. И принес вино вам. А мне, как видите, нет.
Алва указала на свой столик. Винных бутылок на нем действительно не было, только пустой бокал. Мужчина не нашелся, что сказать. Вид у него был слегка растерянный.
– Но прошу вас, простите его! – томно протянула Алва. – В конце концов, ведь это именно его ошибке мы обязаны нашему знакомству. Меня зовут Алва!
Она протянула мужчине свою руку ладонью вверх. И он был вынужден взять ее. А после этого ему ничего не оставалось, как поцеловать ее. И он проделал это очень галантно.
– Жиль Дидье, – представился он.
– Какое замечательное имя, – восхитилась Алва. – Оно такое мужественное! И очень вам подходит. Признаюсь вам, я редко встречала таких мужчин, как вы. А, может быть, и никогда. Только поймите меня правильно, Жиль! А почему вы все еще стоите? Налейте мне вина! Нам надо выпить за наше знакомство. Хотя бы по одному бокалу. Вы не откажетесь, Жиль?
Алва говорила не умолкая, не давая мужчине возможности уйти. И он сдался, боясь показаться невежливым и оскорбить ее этим.
– Но только по одному бокалу, – сказал он, присаживаясь за столик. – Видите ли, я…
Жиль Дидье прикусил губу, чтобы не договорить привычной фразы. Он едва не проговорился, что он на службе. Но вовремя вспомнил, что его работа в этот вечер как раз и состояла в том, чтобы следить за Алвой. После того, как ему сообщили о ее телефонном звонке в Maison de la Truffe Marbeuf, а местный полицейский не заметил, как она вышла из гостиницы, Жиль Дидье сам поспешил на поиски подозреваемой, отправив Антона Лихобабенко на служебной машине в аэропорт. Они предполагали с русским коллегой, что ресторан мог быть только прикрытием, а в действительности Алва хотела бежать из Парижа.
Но они ошиблись. Жиль Дидье лично убедился в этом. Алва действительно решила поужинать в ресторане. И, если уж так случилось, то почему бы ему не компенсировать недавнюю тревогу и свой загубленный вечер бокалом вина, пусть даже выпитого с женщиной, которая подозревается в многочисленных убийствах? В конце концов, еще не доказано, что Алва совершали эти преступления. Презумпция невиновности на ее стороне.
Убедив себя этими рассуждениями, и ни разу даже мысленно не заикнувшись о том, что эта женщина ему очень нравится, а особенно ее роскошные бедра, Жиль Дидье наполнил бокалы вином и произнес, глядя Алве в глаза:
– За нашу встречу!
– За нашу приятную встречу! – повторила Алва, томно смотря на мужчину. – Во всяком случае, для меня.
Жилю Дидье ничего не оставалось, как заверить ее, что эта случайная встреча очень приятна и ему тоже. А потом, когда бутылка опустела, он был вынужден заказать еще одну, чтобы не показаться бестактным или скупым. Ведь та бутылка, которую он принес, была заказана и оплачена Алвой.
– Как говорил мой любимый писатель Франсуа Рабле, аппетит приходит во время еды, – сказал Жиль Дидье, разливая вино по бокалам.
– А что думает об этом ваша жена? – спрашивая, Алва улыбнулась, давая понять, что шутит, но ее глаза выдавали неподдельный интерес.
– Ничего, – честно ответил он. – У меня нет жены.
– О! – воскликнула Алва.
Это короткое восклицание было настолько чувственным, что Жиль Дидье даже покраснел. Но Алва не дала ему времени на то, чтобы он успел испугаться.
– Вы знаете, что мне сейчас хочется больше всего на свете? – тихо спросила она, глядя в глаза мужчине. И сама же ответила, не дожидаясь его слов: – Чтобы вы пригласили меня на танец.
Жиль Дидье был полицейский, но истинный француз. Он не мог разочаровать женщину.
Они танцевали под самую романтическую в мире мелодию, но спроси их – под какую, никто из них не ответил бы. Алва прижалась к Жилю Дидье всем телом – грудью, животом и бедрами, руками обняла его за шею, а голову положила ему на плечо. Это было на грани пристойности, и даже за гранью, но он не протестовал. Она ощущала, как в нем зарождается, а потом усиливается, желание, и это было восхитительное чувство. Это была чудесная прелюдия совокупления, которая в чем-то была лучше, чем само совокупление, которое им предстояло. Алва уже не сомневалась в этом. Не умей она даже читать мысли, ей было бы достаточно взглянуть в глаза Жиля Дидье. Они были затуманены похотью. Той, которая не знает преград и не страшится последствий.
– Не пора ли нам уйти? – шепнула она на ухо мужчине. – Пока нас не вывели за непристойные мысли.
– Ты права, – хриплым от страсти голосом ответил он. – Я только расплачусь.
Он достал из бумажника и бросил на стол, не считая, несколько крупных банкнот. Они вышли из зала, не дожидаясь, пока подойдет официант. Тому очень повезло в этот вечер. Такие чаевые он не смог бы заработать и за неделю.
– Где твоя малышка? – спросила Алва, когда они вышли из ресторана. – Мне очень хочется посмотреть на соперницу.
В ответ на недоумевающий взгляд Жиля Дидье она рассмеялась.
– Я говорю о твоей Renault Sherpa.
Жиль Дидье тоже улыбнулся. Ему не пришло даже в голову, что он ни словом не обмолвился Алве о джипе. Все его мысли сейчас были о другом.
Джип, взревев мотором, рванулся со стоянки перед рестораном, безрассудно вклинившись в густой поток автомобилей.
– И куда мы? – спросила Алва. – Ко мне в гостиницу?
– В гостиницу нельзя, – с сожалением произнес Жиль Дидье. Но не стал ничего объяснять.
– Тогда до ближайшей темной подворотни, – беспечно заявила Алва. – Если ты не хочешь, чтобы я занялась этим с тобой во время движения.
– А в Париже есть темные подворотни? – буркнул он. – Вот уж не знал.
Но им все-таки удалось найти одну из таких, почти на окраине города. Джип свернул в нее, почти не снижая скорости, чтобы не проскочить мимо, и резко взвизгнул тормозами. Сразу погасли фары, и в салоне стало еще темнее, чем снаружи. Но это не помешало Алве найти то, что она с таким сладострастием ощущала во время танца с Жилем Дидье. И, взяв это в руки, она сразу же испытала оргазм. Он был первым, но не последним.
Жиль Дидье тоже не жалел о своем безумном поступке.
Он не чувствовал раскаяния, даже когда все закончилось.
Глава 22
Редколесная саванна была обширным пространством, которое поросло высокими травами и деревьями, стоявшими отдельно или небольшими рощицами. В основном здесь росли похожий на кактус молочай, пальмы и различные виды акаций. Но все они казались ничтожными в сравнении с обезьяньим деревом.
Баобаб, к которому их привел Ннамди, был очень велик, намного больше всех других баобабов, которые Фергюс встречал раньше. Он казался великаном, который ненароком забрел в страну, населенную карликами. Путь до него занял намного больше времени, чем предполагал Фергюс. Расстояние, которое эльф определил на глаз, было обманчивым. Они шли, а баобаб как будто отходил от них вглубь саванны, оставаясь все таким же далеким. Можно было подумать, что это мираж.
А затем баобаб неожиданно начал увеличиваться в размерах, как будто до этого он был недостаточно впечатляющим. И когда они подошли к нему, то некоторое время стояли молча, пораженные его величием. Он возвышался над ними метров на сорок, его скрученный в жгут ствол имел двадцать пять метров в окружности, а крона – не менее 60 метров в диаметре.
Это была достойная гробница даже для божества, которым туземцы считали Адетоканбо. Она превосходила высотой многие египетские пирамиды. Но те были каменными, мертвыми, а баобаб казался, да и был, живым. Ветер шумел в его густой кроне.
Когда они обошли его, то увидели дупло. Оно, как и само дерево, было огромным и жутким на вид, напоминая одну из таинственных пещер, о которых так много говорится в восточных сказках, и где живут чудовища, пожирающие храбрецов и безумцев, рискнувших войти внутрь. Да и сам баобаб мог показаться таким чудовищем, разинувшим беззубую от возраста, но не ставшую от этого менее ужасной пасть.
Вырубленные в стволе баобаба ступеньки поднимались к дуплу. Фергюс, переместившись в пространстве, мог сразу оказаться внутри дерева. Но это было опасно, все равно, что с закрытыми глазами пытаться пройти зыбучие пески. Эльф не хотел напрасно рисковать, когда цель была уже так близка.
Фергюс оглянулся. Альф стоял рядом с ним, задрав голову и с восхищением глядя на баобаб. Абангу и Абрафо остановились поодаль, не решаясь подойти ближе. Но когда эльф сделал знак, они приблизились.
– Мне придется подняться наверх, – сказал Фергюс. – То, что меня интересует, может находиться в дупле. Должно быть там.
– Я пойду с тобой, – дрогнувшим голосом предложил Абрафо.
– Нет, ты мне нужен здесь, а не там, – возразил Фергюс. – Я обвяжусь веревкой, перед тем как спуститься в дупло, а ты будешь держать ее. Я не знаю, какой глубины полость внутри дерева и на сколько метров мне придется спускаться.
– Я могу пойти с тобой, – сказала Абангу. Она была бледна, но ее глаза смотрели неустрашимо.
– Ты, Абангу, присмотришь за моим внуком, пока я буду в дупле, – не согласился Фергюс. И тихо, чтобы не слышал Альф, добавил: – А если со мной что-нибудь случится, ты отведешь его к Джелани. Об остальном он позаботится.
– Он может стать моим сыном, – так же тихо сказала Абангу. – У нас с Абрафо нет детей. А мальчик пришелся ему по душе. И мне тоже.
– Благодарю тебя, Абангу, – ответил Фергюс. – Но об этом тебе придется разговаривать с Джелани. Он будет опекуном мальчика. Мы так решили.
– Как скажешь, – не стала противоречить Абангу. – Но тогда лучше возвращайся. Джелани хороший предводитель народа нгояма, но не думаю, что он будет таким же хорошим опекуном для твоего внука.
Фергюс ничего не ответил и обратился к внуку:
– Альф, пока меня не будет, во всем слушайся Абангу. Ты можешь мне это пообещать?
– Хорошо, дед, – с удивлением ответил мальчик. – А ты надолго? И почему мне нельзя с тобой в это дупло? Знаешь, это даже как-то обидно. Зачем тогда было вообще брать меня в Африку?
– Альф, если мне придется отвечать тебе на все вопросы, то наш разговор затянется до ночи, – с улыбкой ответил Фергюс. – А в темноте спускаться в дупло будет намного сложнее, чем сейчас. Независимо, с тобой или без тебя.
– Я понял, – хмыкнул Альф. – Слушаться Абангу и не путаться под ногами. Я ничего не перепутал?
– Все точно, – подтвердил Фергюс.
Неожиданно он обнял мальчика и поцеловал его. Это проявление нежности было настолько необычно для Фергюса, что Альф притих. И не сказал ни слова, когда Фергюс подтолкнул его в спину по направлению к Абангу. Альф подошел к ней и встал рядом, не сводя затуманенных влагой глаз с деда.
Фергюс с помощью Абрафо обвязался веревкой и поставил ногу на первую ступеньку.
Свиста стрелы никто не услышал. Но все увидели, как стрела вонзилась в плечо Фергюса. Еще две или три вонзились в ствол баобаба, рядом с эльфом. Эльф вскрикнул от боли и упал.
Пигмеи появились сразу со всех сторон и неизвестно откуда. Они казались крошечными, словно черные муравьи, но их было очень много.
Абрафо удалось стряхнуть с себя туземцев. Нгояма перепрыгнул через копошащуюся у его ног груду тел и бросился на помощь жене. Абангу держали за руки и за ноги, не давая защищаться, а пигмей, забравшийся ей на спину, пытался ее задушить. Абрафо, оказавшись рядом, протянул руку и острым ногтем рассек ему горло. Пигмей упал на землю, захлебываясь кровью, а Абангу смогла вздохнуть. Абрафо опять взмахнул рукой, и еще один пигмей окрасился кровью, остальные в страхе отпрянули. Абангу оказалась свободной.
– Спасайся! – крикнул Абрафо. – Я задержу их!
Абангу беспрекословно выполнила приказ мужа. Она пробежала несколько шагов, а затем как будто растаяла в воздухе. Пигмеи взвыли от злости и набросились на Абрафо. На этот раз он не устоял под тяжестью тел и рухнул на землю. Пигмеи мгновенно опутали нгояма крепкими лианами, и он уже не мог ни применить свое грозное оружие, ни спастись бегством, как Абангу.
Альфа держали за руки два пигмея, а третий приставил к его груди копье. При малейшем движении острие впивалось в тело мальчика.
Наконечник стрелы, поразившей эльфа, был пропитан ядом черной змеи мамба, который проник в кровь эльфа. Человеком умер бы мгновенно. Но Фергюс был еще жив и даже попытался встать, чтобы защитить внука. Однако, как только он приподнялся, сознание покинуло его, и он рухнул на землю.
Из кромешной тьмы, которая обрушилась на Фергюса, выскользнула огромная, метра три в длину, Black Mamba. Змея оливкового цвета передвигалась зигзагообразно и очень быстро, Фергюс, ноги которого стали мягкими, словно желе, не имел ни единого шанса убежать от нее. Вокруг простиралась безжизненная и обугленная, словно по ней прокатился испепеляющий огненный смерч, саванна. Змея настигла его и, приподняв свою крошечную плоскую головку, замерла. Она не сводила своих выпуклых мертвенных глазок с лица Фергюса, как будто пыталась загипнотизировать его, чтобы он потерял волю к жизни и перестал сопротивляться. Black Mamba могла нанести своей жертве до двенадцати ударов в минуту, и каждый ее укус был смертелен. Никто не смог бы противостоять такому натиску. Даже эльф был обречен. Однако Фергюс не собирался сдаваться. Он настороженно следил за змеей, рассчитывая уловить момент броска.
Внезапно саванну заполнили мириады ярко-оранжевых бабочек. Они пролетали над змеей и били ее своими крыльями, вынуждая опустить голову. Пыльца сыпалась с их крыльев на Black Mamba, окрашивая ее в оранжевый цвет. Змея приникла к земле и, извиваясь, уползла опять во тьму, из которой появилась. Исчезли и бабочки. Только одна продолжала кружиться над Фергюсом, то снижаясь, то снова взлетая. Бабочка словно хотела, чтобы он встал и пошел за ней. И Фергюс понял это. Он поднялся и пошел.
Эльф шел целую вечность, изнемогая от усталости, жажды и голода, пока не увидел перед собой огромный баобаб с вырубленными в его стволе ступенями. Бабочка, трепеща крыльями, влетела в дупло.
И тогда Фергюс начал подниматься по ступеням. Это заняло много времени, но все-таки он поднялся. Из дупла пахло гнилью и веяло холодом. Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел, что внутри баобаба вырублены такие же ступени, как и снаружи. И он начал спускаться.
Спуск оказался намного короче, чем подъем. Вскоре он увидел подобие небольшой пещеры, в центре которой со скрещенными на груди руками лежал скелет человека в истлевшей от времени одежде. На его груди тускло блестел золотой диск, испещренный непонятными иероглифами.
Ярко-оранжевая бабочка кружилась над золотым диском. Эльф протянул руку, и бабочка опустилась к нему на ладонь. Она была невесомой, но Фергюс почувствовал тепло, идущее от нее. Неожиданно яркая окраска бабочки начала меркнуть. Потемнело и в пещере. Уже не было видно скелета. И только золотой диск по-прежнему сиял, и даже становился ярче. Внезапно он вспыхнул, как солнце, и ослепил Фергюса. Эльф оказался опять во мраке…
Вздрогнув, Фергюс открыл глаза и увидел, что над ним склонился пигмей. Он был очень старый и морщинистый, мочки ушей касались плеч, а нос с вывороченными ноздрями расплылся почти на все крошечное личико. В руках он держал глиняную чашку, из которой вливал в рот Фергюса какой-то напиток. Эльф поперхнулся и закашлялся. Он попытался отвести руку старика. Но тот сердито прошамкал беззубым ртом:
– Пей! Иначе умрешь.
Эльф лежал на траве под баобабом, в тени его кроны. Он чувствовал непреодолимую слабость, и в глазах все еще было темно, как будто наступил вечер. Но солнце по-прежнему стояло высоко над саванной.
Фергюс глотнул из чашки. Это было отвратительное на вкус пойло, но сумерки посветлели. Он уже мог рассмотреть, что в некотором отдалении сидит, прислонившись спиной к пальме, связанный Абрафо, а вокруг него стоят пигмеи с копьями в руках. Затем он увидел Альфа. Мальчик неподвижно лежал на большой куче листьев.
Проследив взгляд Фергюса, старик сказал:
– Не беспокойся за внука. Он спит. Ему не следует видеть то, что здесь будет происходить.
Старик не обманывал. Мальчик дышал ровно и спокойно, как будто спал в собственной кровати. Ему было мягко лежать на свежесорванных листьях. Фергюс приподнялся и сел. Встать он пока не мог. Но он чувствовал, что силы постепенно возвращаются к нему.
Эльф вспомнил, что ему в плечо вонзилась отравленная стрела, после чего он потерял сознание. Но стрелы уже не было, остались только следы крови на рубашке, она пролилась, вероятно, когда наконечник вытаскивали из раны. А отвар, которым его поил старик, был противоядием. Пигмеи по какой-то причине решили спасти ему жизнь. Фергюс насторожился. Ему не нравились глаза старика. Казалось, что тот проникает взглядом в мозг эльфа, и ему известны все мысли Фергюса.
– А что здесь будет происходить? – спросил Фергюс.
– Казнь нгояма, – спокойно ответил старик. – Он убил пигмея. Древний закон гласит – жизнь за жизнь.
– Но это я привел его сюда, – вырвалось у Фергюса.
– Но ты не принуждал его убивать, – невозмутимо сказал старик.
– А что будет с моим внуком?
– Твой внук один из нас. Мы не можем причинить ему вреда.
– Ты лжешь! – гневно воскликнул Фергюс. – Мой внук…
– Получеловек, полуэльф, я знаю.
– Откуда тебе это известно? Отвечай, старик!
– Не только ты умеешь читать чужие мысли, эльф, – тонкие губы пигмея раздвинулись, обнажив черный провал. – Пока ты был в стране предков, я кое-что узнал из твоего прошлого. Ты называешь это таламусом. Я извлек из него все, что мне было нужно.
Фергюс в бессильной ярости сжал кулаки. Он чувствовал себя так, словно над ним надругались, пока он был без сознания. Если бы не Альф, пигмей был бы уже мертв. Мысль о внуке охладила гнев эльфа.
– Но почему ты говоришь, что мой внук один из вас? – настойчиво спросил Фергюс. Слова старика неприятно взволновали его.
– Потому что мы тоже полулюди, полудухи, – ответил старик. – Наши предки были духами баобабов. А затем они начали вступать в связь с людьми, которые им поклонялись. Мы, пигмеи, их потомки. Ты называешь таких бастардами. Но я не обижаюсь, ведь и твой внук бастард. И только это сегодня спасло ему жизнь. И твою жизнь тоже, чужеземец.
Фергюс не верил старику. Тот явно лукавил. Его выдавали маленькие хитрые глазки. Пигмею было что-то нужно от Фергюса. И пока он этого не получит, эльф будет жить.
Однако старик не лгал относительно Альфа. Их закон действительно не позволял причинить мальчику вред, потому что он, как и пигмеи, был наполовину человеком.
Но это табу не распространялось на эльфа.
Фергюс легко разгадал мысли и намерения старого пигмея. Тот даже не понял, как быстро и основательно уже пленник выпотрошил его таламус. И взял на вооружение одну мысль, которую обнаружил в одном из его темных закоулков. Она звучала так: если кто-то тебе лжет, обмани его, сделав вид, что поверил лжи.
Поэтому Фергюс сказал:
– Я знаю, что жив только благодаря тебе, старик. Назови свое имя, я не забуду его.
– При рождении меня назвали Амади, – ответил польщенный пигмей. – Это значит «мертворожденный». Когда я родился, я очутился в стране предков. Но потом вернулся. Вместо меня туда ушла моя мать. Своей смертью она выкупила мою жизнь. Древний закон позволяет это.
– Благословенна мать, родившая такого сына, – сказал Фергюс, в душе содрогнувшись от бесхитростного рассказа пигмея, который был настолько эгоистичен, что даже не пожалел свою мать, умершую при родах, наоборот, посчитал ее жертву естественной. – Могу ли я чем-то отплатить тебе за то, что ты вернул мне жизнь?
– Жизнь бесценна. Какую плату ты можешь за нее предложить? – прошамкал старик.
– Любую, какую ты пожелаешь, – ответил Фергюс. Он ничего не терял.
– Тогда скажи мне, зачем ты хотел забраться в дупло священного баобаба? – спросил пигмей, введенный кажущейся искренностью Фергюса в заблуждение.
– Я увидел ступени, которые вели в дупло, – глядя на него честными глазами и спрятав как можно глубже свои мысли, сказал Фергюс. – И не смог устоять от искушения подняться и посмотреть, что внутри.
– А разве ты не знал, что внутри этого баобаба покоится прах Адетоканбо?
Голос старика звучал слишком равнодушно, и Фергюс насторожился. Он не знал, говорил ли старик с Ннамди. Того не было видно, но это ничего не значило. Старик мог приберечь его, как тайное оружие.
– Я слышал раньше, что в дупле одного из местных баобабов покоится прах какого-то божества, – осторожно ответил Фергюс. – Но не был уверен, что именно в этом.
– А тебе известно что-нибудь о золотом диске, с которым Адетоканбо не раставался при жизни, и с ним же он был похоронен? – спросил пигмей, безучастно глядя на Фергюса затянутыми мутной старческой пленкой глазами.
Но Фергюс смотрел сквозь его глаза, внутрь таламуса. И он уже не сомневался в том, что Амади хочет узнать у него тайну золотого диска. Пигмеи знали о нем. Но им было неведомо, для какой цели диск предназначен. Не узнал этого Амади и сейчас, пока Фергюс был без сознания. То ли Амади не сумел настолько глубоко проникнуть в мозг эльфа, то ли не успел, потому что тот слишком рано очнулся.
Но Фергюс понял и то, что следом за Абрафо придет его черед. Если он не откроет тайну золотого диска по доброй воле, его будут пытать, чтобы выведать ее. А потом все равно убьют.
– О золотом диске я ничего не знаю, – ответил эльф. И с кажущейся заинтересованностью спросил: – А что, он очень дорого стоит? За сколько его можно продать?
– Он бесценен, как и твоя жизнь, – Амади даже не пытался скрыть своего недоверия, вызванного словами эльфа. – Но, кажется, ты ею не дорожишь, если пытаешься обмануть меня. Подумай об этом, чужеземец. Мы вернемся к нашему разговору после казни нгояма. Тебе будет полезно увидеть его мучения. Может быть, после этого твой лживый язык станет честным.
Старик встал. Стоя, он был почти одного роста с сидящим на траве Фергюсом.
– Сохрани жизнь нгояма, Амади, – сказал Фергюс. – Я дам тебе за него большой выкуп.
– Тебе известна древняя африканская притча о камне и мести? – спросил Амади. – Я вижу по твоим глазам, что нет. Тогда послушай. Варились в одном котле камень и месть. Камень разварился, месть осталась твердой. Эта притча – ответ на твою просьбу, чужеземец.
И Фергюс понял, что дальнейший разговор бесполезен. Абрафо был обречен.
