Вадим Иванович Кучеренко
Химера
– Хочешь прокатиться на машине? – спросил Фергюс.
– А можно на канатном трамвайчике, дядя Фергюс? – робко спросил тот. – Мы когда-то катались на нем с мамой. Было так весело!
– Конечно, Альб, – ответил Фергюс. – Все, что ты захочешь.
И он направился к ближайшей остановке.
Глазенки мальчика радостно заблестели, и они из блеклых стали светло-голубого цвета.
Глава 25
В Сан-Франциско все повторилось с удручающей точностью в деталях. За одним исключением – в американском аэропорту за информацию о пассажирах пришлось заплатить десять тысяч долларов. И это взбесило рарога.
– Когда я что-то не понимаю, то это меня раздражает, – сказал он Алве, перед этим сообщив ей, что те, кого они преследуют, улетели в Россию не далее как три часа назад.
– Тогда ты должен быть постоянно раздражен, – не утерпела, чтобы не съязвить, эльфийка. И погладила рарога по щеке. – Бедняжка!
Филипп резко махнул головой, отвергая ее ласку.
– Я не понимаю цели этих перелетов из страны в страну, из города в город, – пояснил он. – Нет никакой видимой причины для такого сумбурного маршрута.
– Фергюс запутывает следы, – не совсем уверенно предположила Алва. – Ты просто не знаешь, какой хитрец этот эльф!
– Я слышал, что он очень умен, – возразил Филипп. – А это крайне глупо – колесить по всему миру только для того, чтобы сбить предполагаемых ищеек со следа. Ведь он ничего не знает о нас.
– Тогда зачем все эти перелеты? – озадаченно посмотрела на него Алва.
Такая мысль не приходила ей в голову. Сама она просто получала удовольствие от путешествия в компании с Филиппом. И даже не была уверена, что незнакомец, которого они преследуют, и есть Фергюс. Иногда по ночам, когда Филипп засыпал, утомленный любовью, а ей не спалось, она думала, что это может быть совершенно неизвестный человек, который с сыном или внуком и любовницей странствует по миру.
– А вдруг все намного проще? И он ни от кого не пытается скрыться, а наоборот – ищет кого-то. Или что-то, – задумчиво произнес Филипп.
– Это ты о деньгах? – спросила Алва заинтересованно.
– Не обязательно, – возразил тот. – Это может быть какой-нибудь заговор, например. А он, как паук, плетет его нити.
– И как мы об этом узнаем? – разочарованно спросила Алва.
– Я даже купил газеты, – не слушая ее, продолжал Филипп. – Надеялся вычитать что-нибудь в них.
Алва только сейчас заметила в руках Филиппа несколько газет, которые он небрежно перегнул вдвое. Были видны названия изданий: «San Francisco Chronicle», «Bay Guardian», «SF Weekly», «Sing Tao Daily». Последняя была на китайском языке.
– Ты умеешь читать по-китайски? – удивленно спросила Алва.
– Немного, – небрежно отмахнулся Филипп. – Из газет я узнал много интересного о жизни жителей Frisco, как они называют свой город. Хочешь, поделюсь с тобой?
– Валяй, – неохотно разрешила Алва. – Если тебя это возбуждает.
Филипп бросил на нее неодобрительный взгляд, но промолчал. Он начал раскрывать одну за другой газеты и показывать заголовки Алве.
– Недостаток свободной земли сдерживает рост численности населения Сан-Франциско и напрямую влияет на рост цен на недвижимость. Город готовится к празднованию стопятидесятой годовщины со дня рождения писателя Джека Лондона, местного уроженца. В Сан-Франциско мало детей в сравнении с общим количеством жителей, их доля на добрых пятнадцать процентов ниже, чем в других главных городах Америки, – Филипп раздраженно скомкал газеты в один большой ком и забросил его в ближайшую урну, словно мяч в баскетбольную корзину. – Я бы мог еще долго продолжать. Но это было бы бессмысленной тратой времени. Потому что я не увидел ничего, что могло бы заинтересовать Фергюс. И тогда я подумал…
Он замолчал. Алва зевнула. Ее утомил этот бессмысленный, как ей казалось, разговор.
– Пока что я ровным счетом ничего не понимаю, – сказала она.
– Поясняю, – терпеливо произнес Филипп. – Когда я прочитал все эти газеты, то вдруг подумал – а почему я пытаюсь отыскать интерес Фергюса? Не может ли быть так, что их хаотическое странствование по белу свету вызвано интересами его спутницы? Помнишь, что говорят твои любимые французы, Алва? Сherchez la femme! Иными словами, когда мужчина ведёт себя необычно или мотивация его поступков неясна, причиной чаще всего бывает…
– Женщина! – воскликнула Алва, словно эта мысль только что пришла ей в голову. – А ведь это не так глупо, как мне показалось вначале.
– Благодарю, – с иронией поклонился Филипп.
– Но что это меняет? – спросила она.
– Да все, – уверенно произнес он. – Если мы будем знать мотивы и цель их путешествия, мы сможем опередить их, а не плестись в хвосте, постоянно отставая на один шаг. Мы будем ждать их там, куда они направляются, а не глотать пыль, которую они оставляют за собой.
– И как же нам это удастся?
– Я подумал и об этом. И еще раз наведался к своему новому приятелю, которого приобрел в этом аэропорту за десять тысяч долларов. Ему очень не понравилась моя просьба, но… Ему пришлось ее выполнить. Он воспользовался своим компьютером и своими познаниями в хакерском ремесле, зашел на несколько сайтов – и нашел кое-какую информацию о приятельнице Фергюса.
– Что ты узнал? – нетерпеливо спросила Алва. – Выкладывай! И не делай, пожалуйста, мелодраматических пауз. Ты не на сцене. И ты не актер.
– Весь мир театр, как сказал когда-то один эльф, – томно протянул Филипп. Он откровенно насмехался над Алвой. – А я бы мог стать гениальным актером. Ты не находишь?
– Нахожу, – едва сдерживая ярость, произнесла Алва. – Так что ты узнал?
Филипп не стал испытывать судьбу. Он видел, что довел Алву почти до бешенства. И удовлетворился этим.
– Спутница Фергюса, Евгения Леонидовна Тихонова, в замужестве носила фамилию Бейли и жила в Сан-Франциско, – сказал он. – Разве не логично было бы предположить, что, оказавшись снова в этом городе, она обязательно нанесет визит вежливости своему бывшему мужу, Амиру Бейли?
– Зачем? – удивилась Алва.
Филипп нахмурился. Видимо, это было самое уязвимое место в его рассуждениях, но он не хотел этого признавать и тем самым разрушать выстроенный им великолепный воздушный замок. Но все-таки, по здравому размышлению, решил признаться.
– Не знаю, – буркнул он. – Но это единственная наша зацепка. Почему бы не рискнуть, Алва? Вместо того, чтобы снова искать приключений на улицах Frisco.
Алва смутилась. Ей было неприятно и стыдно вспоминать о том, что с ней произошло в Мериде. Поэтому она предпочла не спорить, а согласиться с Филиппом.
– А, действительно, почему и нет, – сказала она. – Ты прав, Филипп. Сherchez la femme. Всегда и везде.
– Я придерживаюсь того же мнения, – расплылся в довольной улыбке рарог.
– Ты знаешь адрес этого бывшего мужа?
– Он живет в Nob Hill. Это самый дорогой и престижный район Frisco. Так что мы в любом случае не прогадаем, навестив его.
Район Nob Hill понравился Алве. С холма открывался прекрасный вид на город. Эльфийка равнодушно окинула взглядом величественный кафедральный собор Grace Cathedral, но красивые стильные дома, множество фешенебельных магазинов и ресторанов произвели на нее благоприятное впечатление. Когда они проезжали рядом с Palace Hotel, она сказала Филиппу:
– Неплохо было бы провести ночь в этом отеле, как ты считаешь?
Тот ухмыльнулся и ответил:
– Если нас не пригласит переночевать Амир Бейли, то почему бы и нет?
Амир Бейли жил в пентхаусе многоэтажного элитного дома. Он был один дома. Его жена Лейла и две маленькие дочери ушли на прогулку в парк Хантингтон, разбитый рядом с Grace Cathedral. Также они собирались зайти в кафедральный собор, чтобы прослушать службу и полюбоваться на картины эпохи Возрождения. Поэтому, когда в дверь позвонили, он открыл сам.
Шикарная рыжеволосая женщина и красивый молодой человек были ему не знакомы, однако с первого взгляда внушили безотчетный ужас.
– Амир Бейли? – спросил, улыбаясь, Филипп. – Только не вздумайте отрицать.
– А кто вы? – неуверенно спросил мужчина. Инстинктивно он понимал, что задавать вопросы было бессмысленно и даже опасно.
– Amicus humani generis, – широко улыбнулся Филипп. – Друг рода человеческого. А это…
– Хватит трепаться, – резко перебила его Алва. – Спроси его о бывшей жене.
Она вошла в квартиру, оттолкнув хозяина. Филипп закрыл за собой дверь. Амир Бейли удивленно смотрел на Алву.
– Я вас не понимаю, – пролепетал он. – Моя Лейла… У нас с ней две маленькие дочери… Я не собираюсь с ней разводиться.
– Что за чушь он несет? – спросила Алва у рарога. – Какая Лейла? Какие дочери?
– Самое интересное, что он говорит чистую правду, – задумчиво глядя на мужчину, сказал Филипп. Он уже заглянул в мозг Амира Бейли, и не увидел там ничего, что имело хотя бы косвенное отношение к его бывшей русской жене. В этом смысле мозг мужчина был tabula rasa. Как будто кто-то старательно стер его воспоминания, не оставив даже краешка нити, за которую можно было бы зацепиться. – Он не знает женщину, которую зовут Евгения Леонидовна Тихонова. Он никогда с ней не встречался, не разговаривал, ничего о ней не слышал. Полнейшая амнезия. А это значит…
– Фергюс был здесь! – догадалась Алва.
– Ты права, – кивнул Филипп. – De nihilo nihil. Ничто не возникает из ничего. Это работа Фергюса. Мы опоздали.
– Но зато мы теперь точно знаем, что преследуем не фантом, а истинного Фергюса, – возразила Алва. – И одно это искупает вину этого человека.
– А он был виновен? – спросил рарог.
– Он человек, а, значит, был, есть и будет виновен, – ответила эльфийка. После Мериды она возненавидела всех людей. – Ныне, присно и во веки веков.
– Aминь, – закончил рарог. И оскалил в злой улыбке клыки. – Судья вынес вердикт, приговор должен быть исполнен.
– Eхtrа formam, – сказала эльфийка. – Без всяких формальностей.
Филипп повернулся к мужчине, который все это время недоуменно слушал их разговор, и спросил:
– Человек, ты готов умереть?
– Нет, – едва выговорил дрожащими губами Амир Бейли. Он был смертельно напуган. Его мозг отказывался воспринимать происходящее как реальность, но древний инстинкт самосохранения подсказывал, что еще никогда его жизнь не подвергалась такой опасности. А потому ему удалось произнести фразу, которую он не раз слышал в кинофильмах – в тех, где людей убивали без всякой жалости, и над которой он всего насмехался, утверждая, что произнести ее мог лишь трус или безумец: – Возьмите все, что у меня есть – деньги, драгоценности, только не убивайте меня!
– А это хорошая мысль, – подмигнул ему рарог. – Пожалуй, если ты откупишься, то я могу пощадить тебя. Как говорит некий Джеррик, sed semel insanivimus omnes – однажды мы все бываем безумны. Где ты хранишь свои сокровища, человек?
– В кабинете, – почти шепотом ответил мужчина. Он едва стоял на ногах, его била частая крупная дрожь и подташнивало от страха.
– Так что же ты медлишь? – удивленно воззрился на него рарог. – Поспеши! А то я могу передумать.
Амир Бейли почти бегом направился в свой кабинет и дрожащими руками открыл сейф. Внутри лежало несколько пачек долларов и золотые украшения жены – подвески с алмазами, кольца с бриллиантами, массивные серьги с витиеватым восточным орнаментом.
– Возьмите все, – произнес он, задыхаясь. Слезы стекали по его полным щекам. – Только не убивайте меня!
– А кто говорит об убийстве? – спросила Алва.
Она взяла с письменного стола тяжелую бронзовую статуэтку, изображающую статую Свободы в Нью-Йорке. Амир Бейли очень гордился ею, называя не иначе как «Свобода, озаряющая мир». До этого Алва видела четыре ее уменьшенные копии, установленные в Париже, и теперь заинтересованно разглядывала Lady Liberty.
– Речь идет о возмездии, – сказала она, не поднимая глаз.
Амир Бейли в ужасе повернулся к рарогу.
– Но ведь вы обещали…
Он не успел договорить. Алва со всего размаха ударила бронзовой статуэткой по его затылку, с одного удара раздробив череп и вогнав кости в мозг. Амир Бейли умер мгновенно.
– Ferro ignique, – произнесла, злобно улыбнувшись, эльфийка. – Огнем и мечом.
Тем временем Филипп выгреб из сейфа все деньги и драгоценности и положил их в чемоданчик, который нашел в кабинете.
– Parvo contentus, – произнес он, закончив с этим. – Довольствуясь малым.
– И что дальше? – спросила Алва. Жестокое убийство человека вернуло ей хорошее расположение духа. – Снова глотать пыль в бесконечной погоне за миражами?
– Я забыл тебе сказать, – ответил Филипп. – У меня есть еще один адрес, по которому, как мне кажется, мы можем найти бывшую жену Амира Бейли. До Америки она жила в России. А из Сан-Франциско Фергюс и его спутница направились во Владивосток. Если мне не изменяет память, этот город находится именно в России.
– Ты прав, – хриплым голосом произнесла Алва. Внезапно ее охватило жгучее сексуальное желание. – Но ведь у нас еще есть время до рейса?
– Совсем немного, – ответил Филипп, удивленно глядя на ее изменившееся от похоти лицо.
– Тогда поторопись, – сказала Алва. Одним движением руки она смахнула на пол все, что стояло на письменном столе. Быстро скинула с себя юбку и трусики. Повернулась спиной к рарогу, оперлась руками о стол и нагнулась. Поводя бедрами, она оглянулась на Филиппа и спросила:
– Тебе нужно особое приглашение, жеребец?
Рарог опустил на пол чемоданчик, перешагнул через труп Амира Бейли и приблизился к ней. Прижался к ее роскошным бедрам, чувствуя, как в нем пробуждается непреодолимое желание.
Через мгновение кабинет Амира Бейли наполнили рычание, стоны и вскрики. Могло показаться, что в комнате находятся дикие звери, и они разрывают друг друга на части в безумном акте совокупления.
Глава 26
Вигман задумчиво смотрел на часы на колокольне Цитглоггетурм, которые были видны из окна его кабинета. Украшавшие восточную часть древней колокольни почти тысячу лет, они услужливо напоминали гному о том, что каждая минута могла сделать его богаче или беднее. Колокольня была ровесницей городу Берну, где Вигман жил и работал. Банк, владельцем которого он являлся, разместился на одной из тихих узких улочек в скромном каменном серо-зеленом доме с аркадами. Ему не требовалась заметная вывеска, потому что о нем и так знали все ведущие финансисты мира.
Наблюдая за тем, как быстро бегут стрелки по циферблату часов на колокольне Цитглоггетурм, Вигман думал на этот раз не о деньгах, а о скоротечности земного бытия. Неожиданно для себя он тяжело воспринял известие о смерти эльбста Роналда. Почти так же, как мысли о собственной будущей и, к сожалению, неизбежной смерти, когда вспоминал о ней.
К сожалению, за деньги нельзя купить вечную жизнь. Денег у Вигмана было много, очень много, а вот жить ему оставалось мало. Но пока был жив эльбст Роналд, гном не так болезненно воспринимал тот факт, что сам он, Вигман, смертен. Роналд был старше его, пусть и не на много. И эта разница в возрасте в его пользу позволяла Вигману сохранять оптимизм.
В отличие от многих других духов, он эльбста Роналда не только боялся, но и по-своему любил. Они были почти ровесники и почти земляками. Город Берн отстоял от горного озера Зеелисберг, где родился эльбст, всего на 89 километров. Это вносило в их отношения некоторую теплую нотку. Разумеется, Вигман никогда не переходил определенной черты, был строг и сух, как истинный финансист, не набивался Роналду в друзья. Но он не забывал об их землячестве. И сам Роналд помнил об этом, а потому иногда, под настроение, был с ним дружелюбен не только по необходимости или корысти ради. Он мог спросить: «А ты помнишь…», и гном неизменно отвечал улыбкой, говорящей слишком много, чтобы требовались еще и слова.
Но эльбст умер. И Вигман почувствовал, как ледяное дыхание смерти холодит его затылок. Смерть как будто встала за его спиной в ожидании. В недолгом ожидании, как представлялось Вигману в мыслях.
И только одно обстоятельство не позволяло гному впасть в отчаяние. Смерть Роналда не казалась ему естественной. Было в ней нечто, что не позволяло так думать. Роналд мог бы еще пожить, и не один десяток лет. А, следовательно, и его, Вигмана, жизнь не подошла к смертному пределу.
Почему Вигман так решил, он и сам бы не мог сказать с уверенностью. Возможно, ему не понравился лицемерный тон, которым Джеррик сообщил о гибели Роналда. Или взгляд, который при этом кобольд бросил на рарога Мичуру. Как будто они были заговорщики и скрывали какую-то тайну. Вигман был финансист с большим опытом, и он знал, что так переглядываются между собой те, кто нечист на руку или помыслы. Когда они пытаются взять кредит в банке, который не собираются отдавать.
Но едва ли Джеррик сказал бы правду, вздумай он, Вигман, задать ему вопрос об обстоятельствах смерти эльбста. Впрочем, Вигман никогда бы и не спросил об этом у кобольда, ведь он не безумец. А вот поинтересоваться у рарога Мичуры – дело другое. Мичура хитер, но не очень умен. И если задавать ему правильные, а, главное, очень осторожные вопросы, то он может проговориться. И даже сам этого не заметит.
Гном Вигман умел задавать вопросы тем, кто пытался взять в его банке кредит. И распознавать, правду ли они говорят в ответ. Взятые в его банке кредиты отдавали все, всегда и в срок.
Поэтому он решил расспросить Мичуру. Эта мысль пришла к гному внезапно, но он долго и старательно ее обдумывал, прежде чем пришел к выводу, что она удачная и, несомненно, принесет ему дивиденды. Если не материальные, то моральные несомненно. Рарог своими ответами успокоит его, Вигмана. Или укрепит его подозрения. В любом случае, он, Вигман, будет знать правду. А это очень много значит в мире финансов.
Но было еще одно обстоятельство, которое требовало разговора с Мичурой. Желание Джеррика встретиться с главами ведущих мировых держав беспокоило Вигмана. Это уже был мир не финансов, а политики, в котором Вигман чувствовал себя не так уверенно, словно вступал на тонкий, неокрепший лед. Поэтому прежде чем взяться за организацию такой встречи, он хотел подстраховаться, чтобы не запятнать свою репутацию. В той среде, в которой Вигман обитал, репутация значила очень многое, практически все.
Если эльбст Роналд умер не своей смертью, то кобольда Джеррика нельзя считать законным главой Совета ХIII, а всего лишь узурпатором и мошенником. А поскольку все тайное рано или поздно становится явным, гном был в этом уверен, то его, Вигмана, репутация, рухнет раз и навсегда, когда это откроется. И тогда ему действительно останется только одно – умереть. Потому что это будет уже не та жизнь, к которой он привык и которую считал для себя единственно возможной.
Часовая и минутная стрелки часов на колокольне Цитглоггетурм дрогнули. И прежде чем они слились, показав полдень, Вигман принял окончательное решение. Он поднял телефонную трубку и заказал билет на ближайший рейс до Берлина. Именно там, в резиденции главы Совета ХIII, находился рарог Мичура. По какой-то причине кобольд Джеррик не отпускал его от себя ни на шаг. Но Вигман был уверен, что ему удастся хотя бы несколько минут переговорить с рарогом с глазу на глаз. В конце концов, Джеррик не все время бодрствует, иногда ему приходится спать. Кобольд, что бы он о себе ни думал, не настолько могуч, чтобы победить сон.
Вигман невольно улыбнулся, подумав об этом. Мысль, что Джерик не всесилен, каким-то образом вселила в него надежду, что он, Вигман, еще поживет на белом свете.
Мичура изнывал от скуки, когда ему сообщили, что с ним хочет увидеться гном Вигман. Это было хоть какое-то развлечение, и он охотно согласился. В последнее время рарог по требованию Джеррика не покидал его резиденции. Это напоминало добровольное заточение. Только не по доброй воле самого Мичуры, а по желанию нового главы Совета ХIII. И оно было тем более невыносимо, что рарог привык к свободе. Четыре стены и крыша над головой вызывали у него удушье, похожее на приступ клаустрофобии. И только мысль о скором возвышении в мире духов, которое Джеррик ему обещал, не позволяла Мичуре взбунтоваться. Правда, Джеррик так и не сказал, что он имеет в виду, а Мичура забыл спросить. Сам он рассчитывал занять при новом главе Совета ХIII то же самое положение, которое Джеррик занимал при покойном эльбсте Роналде. Поэтому он уже сейчас несколько свысока поглядывал на духов, с которыми изредка встречался в эти дни.
Но гном Вигман распоряжался финансами Совета ХIII, а, следовательно, был avis rаrа – важной птицей. Мичура не был уверен, что правильно перевел это словосочетание с древнего языка, но он не сомневался, что в этом мире деньги решают все. Поэтому с гномом необходимо было считаться, даже несмотря на его невыносимую занудливость.
– Приветствую тебя, Вигман, – сказал Мичура входящему гному. Он принял его в кабинете, который рарогу отвели в резиденции, чтобы подчеркнуть свою возросшую значимость. – Неужели я задолжал тебе денег? Не могу себе представить другую причину, по которой ты прилетел бы из своего обожаемого Берна в Берлин.
– Я привожу в порядок финансовые дела эльбста Роналда, – невозмутимо произнес Вигман, степенно оглаживая свою бороду, аккуратно заплетенную в две толстые косички, спускавшиеся по его груди до самого пояса. – Согласно его завещания.
– Разве у эльбста было завещание? – удивился Мичура.
– Было, – кратко ответил гном. – То есть оно есть.
– Я не то хотел сказать, – поправился Мичура. – У эльбста были наследники? Я всегда думал, что он одинок, как перст.
– У него есть один дальний родственник. Эльбст Айлей. Он живет в озере Лох-Несс в Шотландии.
– Это случайно не за ним люди устроили охоту в середине прошлого века? Шума-то было!
– Они уже пожалели об этом, – сухо заметил Вигман. – Так же, как и учёный Ренвард Цизат, впервые письменно упомянувший об эльбстах, обитающих в швейцарском горном озере Зеелисберг. Только это случилось в шестнадцатом веке.
– Ох уж эти wassergeist! – звучно расхохотался рарог. – Водные духи всегда создают столько шума вокруг себя, хотя сами они обычно немы, как рыбы. Как ты думаешь, Вигман, почему так происходит?
– Эльбст Роналд мертв, – сухо произнес гном. – Прояви уважение. Не говори о его сородичах, а, значит, и о нем в таком тоне.
Мичура резко оборвал смех и хмуро взглянул на гнома.
– Ладно, – буркнул он. – Но ты же не за этим ко мне пришел, правда? Чтобы читать нравоучения.
– Возможно, получив наследство, эльбст Айлей захочет узнать, как умер его родственник, – сказал Вигман. – Ты не мог бы мне рассказать о последних минутах жизни эльбста Роналда?
Мичура отрицательно покачал головой.
– Я не был при этом, – сказал он. – Они ушли вдвоем с Джерриком к тому проклятому озеру, а вернулся Джеррик один. Вот и все, что я знаю.
– А разве ты не спрашивал Джеррика о том, что случилось? – удивился гном.
Мичура заметно смутился. Но вывернулся, сказав:
– Я был так поражен этим известием, что мне даже в голову не пришло расспрашивать Джеррика.
– А потом, когда вы возвращались в Берлин? Путь из Перу не близкий, время было.
– Послушай, Вигман, – решительно заявил Мичура. – Если тебе нужны подробности, расспроси сам Джеррика. Уж не думаешь ли ты, что кобольд утопил Роналда?
– Едва ли, – с сомнением произнес Вигман. – Гнома – это еще куда бы ни шло. Или какую-нибудь гамадриаду. Но Роналда… Эльбст был не по зубам этому карлику.
– То-то и оно, – буркнул рарог. Внезапно он оглянулся по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли их кто-нибудь, наклонился к уху гнома и шепотом произнес: – Но об одном я хочу тебя предупредить, Вигман. Если тебе доведется быть в тех местах, не вздумай купаться в этом проклятом горном озере. Если не хочешь также отправиться ad patres, к праотцам.
– А как же Адалинда? – вырвалось у Вигмана.
– А что Адалинда? – недоуменно посмотрел на него рарог.
– Но ты же знаешь, Джеррик послал ундину за телом Роналда. Почему ты не предупредишь ее?
– Потому что она слишком сильно горюет по бедняге Роналду, – хмыкнул рарог. – А это не всем нравится.
Он откинулся на спинку стула и, отведя глаза от проницательного взгляда гнома, сказал уже громко:
– А теперь, с твоего позволения или без оного, я хотел бы заняться своими делами. Мне наследства никто не оставит, я круглый сирота. Поэтому о своем будущем, а также о будущем своего сына я должен позаботиться сам, и не откладывая. Надеюсь, Филипп будет мне благодарен за это, когда… Когда я последую в страну теней вслед за эльбстом Роналдом. Надеюсь, это будет не скоро. Ты не возражаешь, Вигман?
– Нет, – сухо ответил гном. Неожиданное откровение рарога породило в нем страх, который ему с трудом удавалось скрывать. – Ты абсолютно прав, Мичура. Только мы сами можем позаботиться о своем будущем.
– Еще бы, – самодовольно ухмыльнулся рарог. – И не забудь, что с этой минуты ты мой должник.
– Я никогда не забуду этого, Мичура, – пообещал гном.
Он встал и, церемонно поклонившись, вышел из кабинета. Мичура невольно рассмеялся, так его позабавили старомодные манеры гнома. А когда перестал смеяться, то снова заскучал. Сейчас он был бы рад даже повторить путешествие к тому горному озеру, в котором нашел свой последний приют эльбст Роналд. Все, что угодно, лишь бы не сидеть взаперти, дыша затхлым воздухом и отказывая себе в самых невинных развлечениях.
– А почему бы мне не позвать Бесариона и не распить с ним бутылочку-другую? – задумчиво произнес вслух рарог. – Если мне нельзя отсюда выходить, то ему-то входить не возбраняется.
Эта идея понравилась Мичуре. И вскоре Бесарион входил в его кабинет, держа в руках два пузатых бочонка, каждый литров на десять.
– Да ты не один, Бесарион, а с друзьями, – радостно воскликнул Мичура. – Скорее познакомь нас!
– Этого зовут Телиани, – сказал очокочи, радостно скалясь. – А этого – Гурджаани. Они славные ребята, и тебе понравятся. Обещаю!
Бесарион раскупорил бочонки и наполнил две старинные керамические вазы, которые подал ему вместо бокалов рарог. Взял одну, поднял над головой и провозгласил:
– За то, чтобы мы их, а не они нас!
– Всегда и везде! – подхватил Мичура.
И они одним махом опорожнили гигантские емкости.
– Твой друг Телиани, – поморщившись, пробурчал рарог. – Он, случайно, не девушка? Какой-то он слабенький.
– Как ты мог сказать такое? – возмутился Бесарион. – Этот поистине божественный напиток имеет неповторимый аромат горной фиалки и спелой вишни. А его вкус с едва заметной терпкостью звучит как самая лучшая музыка в мире!
Когда очокочи начинал говорить о вине, его обычное косноязычие куда-то пропадало, и он становился красноречивым и убедительным. Однако рарога, который предпочитал ром и текилу, было не так просто убедить.
– Давай-ка познакомимся с Гурджаани, – предложил он. – Может быть, он окажется настоящим мужчиной. С огромными причиндалами.
Бесарион снова наполнил вазы доверху. И они выпили их до дна.
– Уже лучше, – хмыкнул Мичура. – Очень пикантная горчинка. А не возобновить ли нам знакомство с Телиани? Может быть, начинаю я думать, я в нем ошибался?
Он уже сильно захмелел. Вино оказалось намного крепче, чем рарог предполагал. И оно развязало ему язык, незаметно для него самого.
– Бесарион, ты мой лучший друг, – признался он, обнимая очокочи после очередного возлияния. – Нет, ты мой единственный друг! И поэтому, как другу, я открою тебе страшную тайну… Тайну смерти эльбста Роналда!
– Может быть, не надо, Мичура? – с сомнением спросил очокочи. Он был более привычен к вину, которое принес, и еще отдавал отчет в своих словах и поступках, в отличие от рарога. – А то, когда протрезвеешь, не простишь ни меня, ни себя за свою откровенность. А зачем нам с тобой становиться врагами из-за Роналда? Тем более, что он уже мертв, и от твоего признания не оживет.
– Ты прав, друг, – согласился Мичура. – И все-таки я должен тебе сказать это… Эльбст Роналд погиб не своей смертью. Я подозреваю… Джеррик!
Последнее восклицание относилось к кобольду, который, приоткрыв дверь, заглянул в комнату. Окинув одним взглядом духов, а заодно полупустые бочонки, стоявшие на письменном столе, и вазы, которые служили вместо бокалов участникам застолья, Джеррик криво усмехнулся и просипел:
– Мичура, у тебя сегодня гости?
– Друг Бесарион зашел навестить, – пьяно икнув, ответил рарог. – Имеет право! Мы с ним давно не виделись. И он соскучился. Правда, Бесарион?
Очокочи, который при виде злобной физиономии карлика разом протрезвел, сначала утвердительно кивнул. Но потом, вспомнив, что они виделись только позавчера, на заседании Совета ХIII, отрицательно закачал головой.
– А гном Вигман? – спросил кобольд, Его нижняя черная губа презрительно отвисла до подбородка, обнажив не менее черные клыки. – Мне рассказали, что он выскочил из твоей комнаты так стремительно и с таким выражением ужаса на физиономии, словно ты пытался подпалить его бороду, которая для него дороже жизни. О чем вы с ним говорили?
– Об эльбсте Роналде, кажется, – с трудом припомнил Мичура. – Гном пришел ко мне посоветоваться о завещании, которое тот оставил. Представляешь, Джеррик, у Роналда нашелся какой-то родственник в озере Лох-Несс. Вот счастливчик! Ему достанется все состояние нашего бедняги эльбста. А оно немалое, я полагаю.
– Ну, это мы еще обсудим с Вигманом, – процедил сквозь зубы Джеррик. Его кожа приобрела ярко-красный цвет. Так случалось, когда он начинал испытывать волнение. – Роналд в последнее время наделал много долгов. Сначала надо расплатиться с ними. А ты как считаешь, Бесарион?
– Как скажешь, Джеррик, – почти виновато произнес очокочи. – Ты шея, я голова. Куда повернешь, в ту сторону я и буду смотреть.
– Это разумно, очень разумно, – улыбка раздвинула губы кобольда, и он стал еще безобразнее. – Советую тебе брать пример со своего лучшего друга, Мичура.
Он окинул комнату еще одним подозрительным взглядом и тихо прикрыл дверь. Во время разговора он так и не переступил порога, словно пытаясь спрятаться за дверью.
Мичура приложил палец к губам и подмигнул Бесариону, потом прошептал ему на ухо:
– Тс-с! Бьюсь об заклад, он сейчас приник ухом к замочной скважине и подслушивает. А потом при случае утопит нас в озере, как Роналда.
– Прекрати, Мичура, – испуганно отпрянул от него очокочи. – За такие слова можно запросто угодить в подземную темницу. Не забывай, что Джеррик стал главой Совета тринадцати. Ты сам сказал «credo». Или забыл?
– Помню, – кивнул Мичура. И с пьяной тоской спросил: – А что мне еще оставалось? Как бы ты поступил на моем месте, Бесарион? Когда есть, что терять, то становишься трусом.
– А что тебе терять, Мичура? – удивился очокочи. – Помнится, ты никогда особо не дорожил своей жизнью.
– У меня есть сын, Филипп, – тихо сказал рарог. – Ты не знал об этом?
– Впервые слышу, – признался Бесарион. – Но ведь ты, кажется, даже никогда не был женат. Вечный бродяга!
