Вадим Иванович Кучеренко
Химера
Глава 14
В горах темнеет рано, и вскоре начало смеркаться. По приказу Филиппа сопровождающие их рароги развели три костра, один из которых предназначался Адалинде, Мичуре и Филиппу, а второй – членам экипажа вертолета, которые были эльфами и поэтому держались обособленно. Возле третьего костра рароги расположились сами, настороженной, молчаливой и мрачной группой. Вместо слов они обменивались знаками и были похожи на растревоженную стаю больших черных воронов, сливающихся окраской с окружающим их мраком.
Но очень скоро Филипп присоединился к своим подчиненным. Ему наскучило находиться в одной компании со старым рарогом, который смотрел на него умильными глазами и мешал ему заигрывать с ундиной. Адалинда разочарованно посмотрела молодому рарогу вслед, но не решилась его окликнуть. Ее также стеснял Мичура.
Поэтому вскоре Адалинда встала и, нарочито зевнув, громко сказала:
– Как спать хочется!
От соседнего костра сразу же отделилась одна из теней и приблизилась к ней. Это был Филипп.
– Повелительница Адалинда, для тебя расстелена кровать в салоне вертолета. Все остальные будут спать в спальных мешках у костров. Так что твой сон никто не побеспокоит.
– Неужели вам, бедняжкам, не будет холодно? – спросила Адалинда.
– Мои бойцы привыкли к трудностям походной жизни, – ответил Филипп.
– Меня волнует, как проведешь эту ночь ты, – томно произнесла ундина. – Я так благодарна тебе за заботу обо мне.
– Тогда не закрывай люк вертолета изнутри, – шепнул ей Филипп. – И я смогу пожелать тебе спокойной ночи, когда все заснут.
– Возможно, я так и сделаю, – тихо ответила Адалинда. – А, может быть, и нет. Я подумаю над этим.
Она скрылась в вертолете. Филипп, насвистывая веселую мелодию, направился к своим бойцам. Но его окликнул Мичура.
– У тебя не найдется для меня немного времени, Филипп?
– Только не сейчас, – отмахнулся молодой рарог. – У меня еще столько дел!
Мичура кивнул. Он был обижен и расстроен одновременно. Ему никак не удалось побыть наедине с сыном, поговорить с ним по душам, расспросить его о жизни и планах на будущее. Филипп как будто избегал его. Это заставляло Мичуру искренне страдать. Он был членом Совета ХIII, и ни один из рарогов не осмелился бы отклонить любую его просьбу, из уважения или страха, все равно. Но Филипп откровенно пренебрегал даже его приказами. А ему, Мичуре, приходилось смирять свою гордыню и, словно нищему на паперти, терпеливо ждать подачки от собственного сына. И все же даже унижение приносило старому рарогу мрачную радость. Он был счастлив от одной только мысли, что у него есть сын, кровь от крови и плоть от плоти, спасение от ужаса одиночества, в каком-то смысле – залог его бессмертия в грядущих веках. А потому он прощал Филиппу все обиды, и был готов простить намного больше, если потребуется.
Размышляя над этим и удивляясь сам себе, Мичура забрался в спальный мешок. Он лежал у костра, смотрел на огонь, слушал, как трещат, сгорая, ветки, охваченные пламенем, и думал о том, что не будь у него сына, его будущее было бы беспросветным, печальным и пугающим. А так ему есть, ради чего жить. Будущее Филиппа волновало его сейчас намного больше собственного.
Краем глаза Мичура увидел, что какая-то тень проскользнула от костра к вертолету, бесшумно открыла люк и скрылась внутри. Гордая улыбка тронула его губы. «Мальчик такой же, как и я в молодости». С этой мыслью старый рарог заснул, продолжая улыбаться во сне.
Филипп, очутившись в темном чреве вертолета, передвигался крадучись, словно большая кошка, боясь оступиться и привлечь внимание спутников шумом. Неожиданно его рука наткнулась на что-то мягкое и очень приятное на ощупь. Это была обнаженная грудь Адалинды. Она уже легла, но привстала, услышав его возбужденное дыхание.
Ее кожа была прохладной и нежной, а тело упругое и податливое. Рарог начал ласкать его. Адалинда тихо постанывала от наслаждения. Она взяла руку рарога и положила ее туда, где его прикосновения доставляли ей наибольшее удовольствие. Затем привлекла его к себе. И начала размеренно двигаться в одном ритме с ним. Это продолжалось вечность. Они не уставали, потому что не пытались противостоять друг другу, как это было у рарога с Алвой.
Филипп вспомнил об эльфийке только на миг и сразу же забыл. Новые ощущения были сильнее и сладостнее. Они обещали больше. Прошлое, сверкнув перед его глазами падающей кометой, кануло во мрак. Настоящее взошло яркой звездой. Как обычно, он не испытывал ни сомнений, ни сожалений.
Внезапная мысль, что блаженство, которое дарит ему Адалинда, уже никогда не повторится, едва не испортила ему удовольствие. Но мысль эта прожила всего одно мгновение.
Для него не существовало ни прошлого, ни будущего. Филипп жил только настоящим. И лишь оно одно имело в глазах молодого рарога ценность…
Утро сияло, словно мир хорошо выспался и отдохнул за ночь. Даже озеро, на берег которого они снова пришли втроем, уже не внушало ужаса. Оно казалось не таким леденяще-холодным и мертвено-неподвижным, как накануне. Быть может, потому что Филипп азартно бросал камешки в воду и считал, сколько раз они отскочат от поверхности, уверяя, что его рекорд – девяносто девять, и он рассчитывает сегодня побить его. Адалинда надела гидрокостюм-бикини еще в вертолете. И когда она скинула всю остальную одежду, то Филипп восхщенно заявил:
– Ты прекраснее всех ундин и русалок, которых я когда-либо встречал в своей жизни. А их, поверь, было немало.
– Ах, ты, противный! – ревниво сказала ему Адалинда. – Еще и хвастаешься мне, сколько их у тебя было!
– Поверь, ни одной, которую я мог бы сравнить с тобой, и она не проиграла бы от этого сравнения, – заверил ее Филипп, под обаятельной улыбкой скрывая дерзость своего ответа.
Адалинде пришлось довольствоваться этим.
– Ты выполнил мою просьбу насчет каната? – обиженно спросила она.
– Разумеется, – ответил он. – И даже заранее принес его к озеру. Пока ты спала, засоня, я думал о тебе.
Это признание тронуло Адалинду, и она снова начала улыбаться.
– Тогда привязывай меня, да покрепче, – сказала она. – Чтобы я не уплыла от тебя.
– Я последую за тобой даже на дно океана, – шепнул он, завязывая узел на канате за ее спиной.
– Навеки твоя, – прошептала она в ответ.
Казалось, они забыли, ради чего пришли на это озеро. Но им напомнил Мичура.
– Пора бы начать, – сказал он, мрачно глядя на темно-зеленую неподвижную воду. – Эльбст, небось, уже заждался.
Улыбки на лицах Адалинды и Филиппа разом погасли.
– Я готова, – произнесла ундина. Но еще какое-то время она стояла неподвижно, словно ей было тяжело решиться сделать первый шаг в воду.
Филипп взял в руки канат и начал понемногу его отпускать. Адалинда вошла в озеро. Ледяная вода обожгла кожу ундины, и она снова пожалела, что на ней не полный гидрокостюм, закрывающий все тело. Бикини выгодно подчеркивало ее прелести, но было совершенно непригодно для погружения в горное озеро. Адалинда привыкла к теплым водоемам. Ей никто не сказал, что озеро будет таким холодным. Если бы она знала это заранее, то, по крайней мере, взяла бы с собой и натерлась сейчас китовым или тюленьим жиром. Было бы не так зябко. Ундина уже почти не чувствовала своих ног. А ведь она зашла в воду только по пояс. Чтобы не так мерзнуть, Адалинда без всплеска ушла под воду.
Она ощутила, что канат напрягся, но тут же ослаб. И подумала, что это Филипп не сразу отпустил его, не ожидая, что она нырнет. Но после этого канат уже не мешал ей, словно его не было.
Вода была мутной, и Адалинда почти ничего не видела перед собой. Она, изгибаясь всем своим гибким телом, начала погружаться. Озеро оказалось необычайно глубоким. Внезапно ундина почувствовал головокружение. От ледяной воды онемели все мышцы. Если бы она даже захотела, то уже не смогла бы повернуть назад или всплыть на поверхность, чтобы позвать на помощь. То, что она продолжала погружаться, происходило независимо от нее.
Неожиданно Адалинда увидела утопленников. Они стояли на дне озера, как верстовые столбы на дороге. Их было очень много. Слишком много для такого маленького озера. Но она сразу узнала эльбста Роналда, несмотря на то, что его неимоверно раздуло от воды, и он был мало похож на себя прежнего. Казалось, он смотрел на нее широко раскрытыми, подернутыми мутной пленкой глазами. Адалинда открыла рот, чтобы закричать от ужаса, но ее дыхание пресеклось, а глаза омертвели. И она, уже бездыханная, опустилась на дно рядом с эльбстом…
Адалинды не было слишком долго, это встревожило Мичуру.
– Натяни канат, – сказал он.
– Это может помешать ей, – возразил Филипп.
– Это приказ, выполняй, – ответил Мичура. Впервые он разговаривал с сыном в таком тоне.
Филипп удивленно посмотрел на него, но не посмел ослушаться. Он потянул канат на себя. Тот легко подался. Филипп начал выбирать его. И вскоре из воды показался конец каната. Молодой рарог взял его в руки и растерянно взглянул на Мичуру.
– Как это могло случиться? – спросил тот.
– Я сам не понимаю, – ответил Филипп. – Видимо, когда Адалинда нырнула, канат зацепился за какую-то корягу и оборвался.
– Но это было давно, – в ужасе произнес Мичура. – И если она до сих пор не вернулась…
Он не договорил. Но Филипп понял его. И побледнел. Отбросив канат, он начал быстро раздеваться.
– Что ты собираешься делать? – спросил Мичура.
– Я нырну за ней. Может быть, еще удастся ее спасти.
– Не глупи, Филипп! – повысил голос Мичура.
– Мне поручили ее охранять, – ответил Филипп. – Я не выполнил приказ. Я буду опозорен, если не спасу Адалинду. Пойми меня, отец!
Филипп впервые назвал его отцом. Мичура почувствовал, как жаркая волна нежности прихлынула к его сердцу.
– Здесь приказы отдаю я, Филипп, – сказал он. – И я приказываю тебе остаться на берегу. Я сам поплыву за Адалиндой.
– Ты не можешь, отец! – воскликнул молодой рарог. – Я не позволю тебе!
– Это приказ, Филипп! – голос Мичуры был суровым, но глаза выдавали его нежность. – Выполнять! Сколько от каната осталось?
– Метров тридцать, – неохотно ответил Филипп, измерив длину каната.
– Этого может хватить, – решил Мичура.
Филипп накинул канат на старого рарога, завязал узел.
– Все будет хорошо, сынок, – сказал Мичура. – Верь мне. Только держи канат крепче. И если я не всплыву минут через пять, тащи меня что есть силы на берег. Ты понял меня?
– Да, отец, – преданно глядя на старого рарога, ответил Филипп. У него в глазах стояли слезы.
Мичура осторожно вошел в воду. Затем, громко ухнув и подняв руки над головой, нырнул. Поверхность озера, поглотив его, вскоре успокоилась, словно снова омертвела.
Филипп выпустил канат из рук, и тот скрылся под водой, как будто старый рарог был еще жив и продолжал погружаться, увлекая канат за собой.
Но неподвижная поверхность озера опровергала это предположение.
Молодой рарог безучастно смотрел на воду.
– Джеррик был прав, – пробормотал он. – Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae. Вот место, где смерть охотно помогает жизни.
Неожиданно его лицо озарила гордая улыбка.
– Но иногда и сама смерть не может обойтись без помощников, – громко сказал рарог, как будто хотел быть услышанным.
Но вокруг никого не было. Даже птицы не пролетали над Мертвым озером.
Филипп не сразу вернулся к вертолету. Сначала он снял свою одежду и намочил ее в озере. Затем надел, вздрагивая от отвращения. Никто не должен был усомниться в том, что он предпринял все необходимые усилия, чтобы спасти Адалинду и Мичуру.
– Я бы охотно сказал несколько добрых слов над твоей могилой, отец, – произнес перед тем, как уйти, Филипп. – Но дело в том, что их у меня нет.
Об Адалинде он даже не вспомнил.
Глава 15
Майор Лихобабенко, с некоторым для себя удивлением, убедился, что Фергюс, которого он знал как Федора Ивановича Борисова, в прошлом ученого, а ныне пенсионера, не преувеличил своих возможностей. Уже на следующий день майор получил из Национального центрального бюро Интерпола, являющегося российским отделением этой международной организации, распоряжение отбыть по служебным делам в штаб-квартиру Интерпола, которая располагалась во Франции, в городе Лион.
Все девять часов полета до Москвы и еще четыре часа – до Лиона Антон Лихобабенко размышлял о том, кем же на самом деле является человек, способный заставить плясать под свою дудку такую могущественную организацию, как Интерпол. Но так и не пришел ни к какому определенному выводу. Сам майор пытался проверить его по базе МВД России. Но не нашел почти никаких следов его существования.
Федор Иванович Борисов появился в Москве как будто из пустоты восемь лет назад. Имел на иждивении внука. И кроме отметки о регистрации в квартире, купленной им в старинном доме на одной из самых аристократических в прошлом улиц Москвы – Пречистенке, не имел других записей в своей личной карточке. Такие в Министерстве внутренних дел были заведены на каждого жителя России, и в них отмечались все более или менее значимые события в жизни российских граждан от их рождения до самой смерти. Но либо Федор Иванович Борисов еще восемь лет назад не являлся гражданином России, либо…
С замиранием сердца майор предположил, что до этого его новый знакомый мог быть глубоко законспирированным агентом Службы внешней разведки в одной из зарубежных стран. Навроде Рудольфа Абеля, который много лет руководил советской агентурной сетью в США, после провала был осуждён на тридцать два года тюремного заключения, а затем его обменяли на американского пилота разведывательного самолёта U-2 Фрэнсиса Пауэрса, сбитого в небе над Свердловском.
В свое время майор Лихобабенко неколько раз смотрел художественный фильм «Мёртвый сезон», сюжет которого был связан с некоторыми фактами из биографии знаменитого разведчика-нелегала. И мысль, что пенсионер Борисов из той же когорты, что и главный герой этого фильма, вызывала у него смешанные чувства. Он и гордился тем, что знаком с таким человеком, и опасался, что это может плохо отразиться на его карьере – в том случае, если он, Антон Лихобабенко, вызовет недовольство этого человека.
Однако выбора у него не было. Это майор Лихобабенко очень даже хорошо понимал. И стал понимать еще лучше, когда ему выписали командировку в Лион, не задавая вопросов, на которые ему было бы не так просто ответить.
Лион, начавшийся для Антона Лихобабенко с международного аэропорта имени Сент-Экзюпери, от которого до центра города было всего двадцать пять километров, встретил его ясной теплой погодой. В России это называлось бы «бабьим летом». Температура тринадцать градусов, ветер три метра в секунду и влажность 53 процента. Не октябрь, а благодатная пора, во всяком случае, для Владивостока, откуда прилетел майор. И разделяли эти города всего-то девять тысяч километров, если проложить прямую линию и идти строго по ней.
Но майор Лихобабенко знал, что в жизни далеко не уйдешь, если выбирать только прямой путь.
– C'est la vie, – грустно констатировал Антон Лихобабенко, покидая самолет компании Air France, доставивший его в аэропрт Lyon Saint-Exupery. Уже в полете он начал изучать французский язык, и использовал любую возможность, чтобы поговорить на нем. На произношение майор не обращал внимания.
Но жизнь была все-таки лучше, чем это могло показаться. В аэропорту Антона Лихобабенко встречали. И это оказалось для него неожиданным и очень приятным сюрпризом. Понимая, что его французский еще крайне далек от совершенства, майор сильно переживал за то, как ему удастся добраться из аэропорта до штаб-квартиры Интерпола, не исчерпав свой командировочный лимит уже в первый день пребывания в Лионе. Еще в Москве его предупредили, что до города можно доехать на экспресс-трамвае компании Rhônexpress за 15 евро, а можно на такси, но это обойдется в три-четыре раза дороже. Был еще один вариант – дойти пешком, никуда не сворачивая с трассы номер 346. Но как ни скуп был Антон Лихобабенко, но на такой шаг его могли вынудить только крайние обстоятельства. Например, потеря портмоне со всеми деньгами. Или внезапный звонок таинственного Федора Ивановича Борисова, который по неизвестной майору причине счел бы этот способ единственно приемлемым.
Однако все обошлось. Не успел Антон Лихобабенко выйти из терминала вместе с остальными пассажирами, прилетевшими одним с ним рейсом из Москвы, как к нему подошел гороподобный француз в дорогом костюме хорошего покроя и зычно спросил:
– Major Лихобаба? La Russie?
– Oui, – коротко ответил майор и пробурчал, уже по-русски: – На этом я исчерпал почти весь свой французский словарный запас. Так что лучше ни о чем меня больше не спрашивай, как там тебя.
Неожиданно мужчина весело рассмеялся. И на хорошем русском языке произнес:
– И почему меня это не удивляет? – После чего потребовал: – Спросите же меня об этом!
– И почему же? – растерявшись, выполнил его требование майор.
– Да потому что почти все русские, которых я встречал, чуть ли не кичатся своим незнанием иностранных языков, – с самым серьезным видом пояснил мужчина. – Вероятно, это черта вашего национального характера. Как у нас, французов, в крови расчетливость и надменность, так у русских – гордость за свой великий и могучий, а также дремучее невежество.
– Не согласен, – в майоре Лихобабенко взыграло чувство патриотизма. – Из того, что вы выучили русский язык, вовсе не следует…
– Еще я знаю английский, испанский и арабский, – перебил его мужчина. – Все официальные языки Интерпола. Русский я выучил для собственного удовольствия. Ну, и еще по долгу службы, поскольку я курирую вашу страну.
– Да вы полиглот, – с завистью вздохнул Антон Лихобабенко. – А мне вот языки плохо даются. Еще со школы. Только не говорите, что виной этому национальный характер. Я все равно не поверю.
– Вам виднее, – заметил мужчина. – Но согласитесь, когда есть на кого или на что свалить свою вину, как-то легче живется.
Они помолчали, словно раздумывая над этим.
– Только я не Лихобаба, а Лихобабенко, – вдруг вспомнил майор.
– Как говорят у вас в России, один черт, – ответил мужчина и снова рассмеялся. Он явно был жизнерадостным человеком. – Только не воспринимайте это как обиду, майор. У нас, французов, специфическое чувство юмора. Например, мои родители назвали меня Жиль. В переводе на русский это значит не только ребенок, но и молодой козел. И как, скажите на милость, можно жить с таким именем?
Высоко задрав голову и оценив природную мощь своего собеседника, майор Лихобабенко заметил:
– Уверен, что никто не осмеливается напомнить вам второе значение вашего имени. Мне же, при моем малом росте и хилом телосложении, не так повезло. Вы знаете, что означает по-русски Лихобабенко? Поверьте, я к этому не имею никакого отношения.
– Думаю, мы с вами подружимся, старина, – сказал его собеседник. И протянул руку. – Инспектор Жиль Дидье.
Майор Лихобабенко с опаской подал ему свою. Ростом Жиль Дидье был почти вдвое выше его и весил килограмм сто пятьдесят, если не все двести. Своей могучей дланью он мог прихлопнуть тшедушного Антона Лихобабенко как медведь комара. Однако рукопожатие его оказалось не настолько сокрушительным, как можно было предположить. По всей видимости, он умел соразмерять свою силу с обстоятельствами.
– Я на машине, – покончив с церемонией знакомства, сказал Жиль Дидье. И, как будто это все объясняло, он, не сказав больше ни слова, подхватил, как пушинку, внушительный чемодан майора и бодро зашагал к выходу. Антону Лихобабенко пришлось почти бежать, чтобы не отстать.
Автомобиль оказался под стать хозяину. Это был джип Renault Sherpa, французский эквивалент американского внедорожника Hummer. Когда-то он был разработан в качестве легкого полноприводного военного грузового автомобиля, предназначенного для переброски боевых частей пехоты. И до сих пор по внешнему виду мало чем от него отличался. Но зато Жиль Дидье разместил в нем все свои два с лишним метра и полтора центнера со всеми удобствами. И даже, сидя за рулем, мог показаться не таким уж громоздким.
– Моя малышка вмиг домчит нас до города, – ласково сказал Жиль Дидье, выдав свои истинные чувства к автомобилю. – При средней скорости в семьдесят километров в час она способна преодолеть девятьсот километров на одном баке топлива. Это как смотаться в Париж и обратно без единой дозаправки.
– Мне надо в штаб-квартиру Интерпола, – робко заметил майор Лихобабенко, усаживаясь в джип. – В Париж как-нибудь в другой раз.
– Мы будем в центре Лиона уже через полчаса, старина,– успокоил его Жиль Дидье. – Для начала заедем в Lyon Marriott Hotel Cite Internationale, где для вас заказан номер люкс. За счет Интерпола, разумеется. Эта гостиница всего в полукилометре от нашей конторы. Всегда сможете дойти пешком. Говорю это на тот случай, если вам будет лень вызвать служебную машину. Меня просили сообщить коллеге из России о такой возможности.
– Это превосходит все мои мечты, – сказал майор Лихобабенко. И не удержался, чтобы не спросить: – Почему ко мне такое внимание, Жиль?
– Я и сам не понимаю, – искренне признался Жиль Дидье. – В конторе все буквально с ноги сбились, чтобы угодить вам, старина. Вы в прошлом, случайно, не спасли жизнь президента Франции?
– Пока еще не успел, – отшутился майор Лихобабенко. Он уже понял, откуда дует ветер. И его уважение к пенсионеру Борисову возросло до небес. – Но у меня это в планах.
– Тогда мое начальство умеет читать мысли, причем на расстоянии, – заметил его собеседник. – А вот я нет. Поэтому вам придется поведать мне все, что у вас есть на ту парочку, ради которой вы прилетели в Лион. А я расскажу все, что знаем мы. Поверьте, это тоже немало.
– Даже так? – с любопытством взглянул на него майор Лихобабенко. – Неужели они наследили не только в России?
– Если это те, о ком мы думаем, то их кровавый след можно обнаружить во многих странах. В Лиме они зверски расправились с шестью студентами местного университета. В Сан-Франциско не менее жестоко убили доктора Амира Бейли. Возможно, есть и другие жертвы. И это не считая России.
– Есть свидетели?
– Не очень надежные, – вздохнул Жиль Дидье. – Случайный прохожий, которому помешали хорошо разглядеть происходящее сумерки. Соседка, видевшая, как кто-то входит в квартиру, но со спины. И тому подобные показания, которые едва ли примет во внимание любой судья. Но все свидетели сходятся в одном – женщина была рыжеволосой и с бесподобной фигурой. Ее спутника почти не запомнили, настолько она привлекала внимание своей яркой внешностью. И эксцентричным поведением.
– И в чем оно выражалось?
– Например, случайный свидетель убийства в Лиме утверждает, что всем шестерым студентам лица в кровавое месиво превратила эта женщина. Просто подняла камень с земли и… Куда уж эксцентричнее, не так ли, старина?
– Да, – согласился майор Лихобабенко. – У вас есть ее фоторобот?
– Плохонький, – голос Жиля Дидье стал еще печальнее. – Сами понимаете – сумерки, спина… Рыжие волосы да шикарная задница – вот и все, что мы имеем.
– Тогда я могу вас порадовать, – улыбнулся майор Лихобабенко. – Я привез с собой превосходный фоторобот этой дамочки. Ее хорошо запомнили в аэропорту Владивостока, где она устроила грандиозный скандал, пожелав разделить VIP-зал с губернатором и мэром. Вы правы, Жиль, она весьма эксцентрична.
– Это ее и погубит, – пробурчал француз. – Позволите мне посмотреть на ваш фоторобот?
– Вам придется остановить машину, – ответил майор.
Ему не пришлось повторять дважды. Джип мгновенно свернул на обочину и замер, словно только что не двигался по трассе со скоростью намного выше дозволенной. Лихобабенко дотянулся до своего чемодана, растегнул молнию и извлек большой конверт. Достал изнутри черно-белый рисунок и протянул его Жилю Дидье.
– Какая красотка, – произнес тот, разглядывая изображение. – По виду и не скажешь, что она может быть маньяком-убийцей.
– Да, – согласился Антон Лихобабенко. – Почти нечеловеческая красота. Признаться, будет жаль, когда ей дадут пожизненный срок.
– А это смотря где будут судить, – возразил Жиль Дидье. – В Америке ей обеспечен электрический стул. А во Франции…
Он замолчал, не сводя глаз с фотографии. Казалось, женщина, изображенная на ней, тоже не сводит с него своих неземных глаз.
– И как вам удалось сделать такой прекрасный портрет? – спросил Жиль Дедье некоторое время спустя.
Антон Лихобабенко затруднился с ответом. Не мог же он сказать, что это заслуга некоего пенсионера Борисова, который в разговоре с сотрудниками аэропорта, казалось, извлекал мельчайшие детали внешности рыжеволосой женщины прямо из глубин их подсознания. Никогда еще на памяти майора не было так просто нарисовать на компьютере фоторобот предполагаемого преступника. Это была словно зарисовка с натуры.
– У нас хороший художник, – нашелся он.
И французу пришлось поверить.
– Проверим по своей картотеке, – сказал он. – Может быть, что-то и найдем. Внешность у нее запоминающаяся.
– Да и имя тоже, – как бы ненароком сказал майор Лихобабенко. Этот сюприз он приберег напоследок.
Жиль Дидье, глубоко вздохнув, отчего рисунок, затрепетав от поднятого им ветра, едва не вылетел в открытое окно автомобиля, спросил, укоризненно глядя на своего русского коллегу:
– Так вам известно ее имя?
– Ну да, – кивнул майор. – Мы, русские, возможно и дремучие невежды. Но хорошие полицейские. И умеем делать свою работу.
– Охотно признаю и даже приношу свои извинения, – буркнул француз. – Ну, а теперь, когда с церемониями покончено, может быть, вы мне все-таки назовете ее имя?
– Алва Эльф, – ответил майор Лихобабенко. – Во всяком случае, так значится в паспорте, выданном ей в Париже.
– Но ведь это все меняет, – неожиданно улыбнулся Жиль Дидье. – И если она настолько глупа, что путешествует по миру под своим настоящим именем…
– Или даже получила паспорт на то имя, под которым живет в Париже…, – продолжил еум в тон майор Лихобабенко.
– То мы подцепим ее на крючок, с которого ей не сорваться, – закончил майор Дидье.
– И эта рыбка окажется на раскаленной сковороде, – добавил майор Лихобабенко.
Джип рванул с обочины, словно застоявшийся в стойле жеребец.
– Я подброшу вас до гостиницы, – сказал Дидье. – Устраивайтесь сами. Стойка регистрации работает круглосуточно. Администратор говорит по-русски. В отеле есть бар, где вы сможете перекусить и что-нибудь выпить, если захотите. Потом сходите в сауну или турецкую баню. В крайнем случае, зайдите в казино, оно находится рядом с гостиницей, на территории развлекательного комплекса Cite International. Но слишком много не проигрывайте. В общем, убейте часа два-три, пока я не пообщаюсь с нашим компьютером. Потом я заеду за вами и сообщу новости. Если они будут.
– Казино тоже за счет Интерпола? – поинтересовался Лихобабенко.
Дидье искоса глянул на него и одобрительно хмыкнул.
– Я потому и люблю работать с русскими, что у них широкие натуры, – сказал он. – Но, к сожалению, человеческие пороки Интерпол не оплачивает. А страсть к азартным играм – это порок. Так что, старина, фишки в казино вам придется покупать за свой счет.
– Я просто спросил, – сказал майор Лихобабенко. – Ничего личного.
Джип стремительно сокращал расстояние до Лиона. Уже показалось предместье города. На склонах высоких гор были видны старинные монастыри и красивые загородные дома с садами и виноградниками. Сверху на них опускался редкий туман.
Лион считался одним из древнейших европейских городов. Когда-то в нём прошли два Вселенских собора. А местные жители с гордостью показывали туристам остатки строения, в котором некогда жил император Нерон.
Но Антон Лихобабенко не знал об этом. И Лион не произвел на него впечатления. А когда они проезжали площадь Bellecour с каштановыми аллеями и конной статуей Людовика XIV, он ощущил внезапную тоску по Владивостоку. Это была ностальгия.
А возникла она потому, что Лион был чем-то похож на Владивосток. Но не на современный, с убогой архитектурой и хаотичной застройкой, а на тот, которым русский город смог бы стать, просуществуй он столько же веков, сколько насчитывал французский город.
