Международный аэропорт Владивостока поразил Алву своей пустынностью. Казалось, если громко крикнуть, то из-под высоких сводов облицованного стеклом здания отзовется эхо.
– И это те самые ворота в Азию, о которых нам прожужжали все уши в полете? – презрительно скривила она губы. – Может быть, русские через них и выйдут. Но если попробуют войти азиаты, то они просто передавят друг друга в давке, пытаясь протиснуться через эту калиточку. В России хотя бы приблизительно представляют себе, сколько народа проживает в одном только соседнем Китае?
– А зачем китайцам Владивосток? – ухмыльнулся Филипп. – Они его уже давно обжили, как и Сан-Франциско, откуда мы только что прилетели. Когда дело дойдет до настоящей драки, то захватывать Россию они начнут сразу с Москвы.
– Я бы не пожалела денег, чтобы купить билет на это шоу, – хмыкнула Алва. – И обязательно в первый ряд.
– Это не всегда безопасно,– возразил Филипп. – Вспомни атомный гриб над Хиросимой и Нагасаки. Тоже было на что посмотреть. Но мало кто из зрителей смог выжить.
– Послушай, а если однажды люди начнут перебрасываться ядерными ракетами, как теннисными мячиками, по всей планете? – Зрачки в глазах Алвы расширились. Эта мысль впервые пришла ей в голову. И ужаснула ее. – Что будет с нами?
– Наверное, то же самое, что с Фергюсом, когда мы нагоним его, – предположил Филипп. – Кстати, я до сих пор теряюсь в догадках, что с ним тогда произойдет. Ты мне так и не сказала этого.
Алва нахмурилась.
– Когда придет время, я скажу. Вернее, прикажу. И ты выполнишь мой приказ. Слепо и беспрекословно.
– Разумеется, – согласился рарог. Могло показаться, что он хорошо знает, какой приказ отдаст эльфийка. И, главное, этот приказ был ему по душе.
Они вышли из терминала аэропорта и направились к стоянке такси.
– Ты не забыл адрес? – спросила Алва, расположившись на заднем кресле автомобиля.
– Я помню его наизусть, как La Marseillaise, – ответил Филипп, садясь рядом с ней и кладя руку ей на колено. – Если хочешь, проверь.
– Валяй, – кивнула она, сбрасывая его руку. – Сладкое на десерт.
Филипп прикусил губу, чтобы не рассмеяться, и громко запел:
Allons enfants de la Patrie,
Le jour de gloire est arrive!
Contre nous de la tyrannie,
L'еtendard sanglant est leve…
– Это что еще такое? – возмутилась Алва.
– La Marseillaise, – пояснил Филипп, изобразив удивление. – Ipsissima verba. Слово в слово.
И, с достоинством поклонившись, он потребовал:
– Nunc plaudite! Теперь аплодируйте!
– Ах, ты!… – замахнулась на него Алва. – Шут гороховый!
– Веселый у вас муж, – обернувшись, с одобрением сказал водитель такси, мужчина лет сорока. Несмотря на возраст, он был совершенно без волос, и солнечные зайчики весело скакали по его лысине. – Так куда едем? Я ни слова не понял.
– В Сад-город, – грубо ответил Филипп. Его разозлили слова о муже. – Дорогу знаешь или показать?
– Знаю, – обиженно буркнул таксист.
– Тогда не отводи от нее глаз, – потребовал Филипп. – И не вздумай подсматривать.
И, не дожидаясь, пока водитель отвернется, он запустил руку Алве под юбку. Она вздрогнула, но не запротестовала. Откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, отдаваясь наслаждению, которое ей доставляли прикосновения Филиппа, и временами глубоко вздыхая. Потом вздохи перешли в тихие сладострастные стоны. И завершились громким, почти звериным рычанием.
Алва приникла губами к уху Филиппа.
– Ты демон-искуситель, – прошептала она благодарно.
И соскользнула к его ногам. Спустя мгновение Филипп громко и часто задышал.
Водитель, как ему было приказано, не отводил глаз от дороги. Он не видел и не слышал ничего из того, что происходило в салоне его автомобиля. В голове его назойливо вертелось только одно слово: «Сад-город». Он повторял и повторял его, словно страшась забыть. Он сам не понимал, почему, но знал, что если это произойдет, то с ним случится что-то ужасное.
Евгения, закутавшись в теплый пушистый плед, сидела в кресле-качалке на веранде дома, когда услышала шум подъехавшего к воротам автомобиля. Это было глупо, но в первое мгновение она подумала, что вернулись Фергюс и Альф, и ее сердце сильно забилось. Так, что пришлось положить руку на грудь, чтобы унять сердцебиение. Женщина уже хотела броситься в дом и разбудить сына, который заснул под вечер. Альберт быстро утомлялся, и ему приходилось часто отдыхать в течение дня, прерывая свои игры, даже когда он рисовал или строил что-то из конструктора лего. Но потом она опомнилась. Прошло уже два дня, как Фергюс и Альф уехали. И, разумеется, вздумай они вернуться, Альф прежде обязательно позвонил бы, как обещал.
Раздался звонок. Резкий, настойчивый, властный. И Евгения окончательно убедилась, что это не те, кого она втайне ждала. Они не могли так грубо нажимать на кнопку звонка, заявляя о своем приходе. Она неохотно поднялась с кресла-качалки и пошла открывать.
За воротами стояли двое – рыжеволосая женщина с надменным выражением лица и красивый молодой человек, беспечно насвистывавший какую-то очень знакомую Евгении мелодию. Но она не могла вспомнить, что это за мелодия. Возможно, ей мешал взгляд женщины – казалось, он, словно чудовищный спрут, имел невидимые липкие щупальца, которыми обшаривал Евгению с головы до ног, проникая даже под платье.
– Добрый вечер, – улыбнулся молодой человек, увидев Евгению. В его взгляде появилось смешанное чувство восхищения с вожделением.
– Добрый вечер, – вежливо ответила она. – Вы к кому?
– Если вы – Евгения Леонидовна Тихонова, в замужестве Бейли, а в этом у меня нет сомнений, то к вам, – улыбаясь, сказал молодой человек.
Он излучал обаяние, как солнце – тепло, однако был почему-то неприятен Евгении. С рыжеволосой женщиной все было ясно с первого взгляда – она, по неведомой причине, ненавидела Евгению, и даже не считала нужным это скрывать. А мужчина пытался казаться дружелюбным, и не так просто было понять, лицемерит он или нет, и соответственно этому держать себя с ним.
Услышав фамилию «Бейли», Евгения вздрогнула. Она подумала, что эти двое – американские полицейские, которых бывший муж послал за ней в Россию, чтобы отнять у нее сына. Это была бредовая мысль, но она испугала Евгению. Внезапно у нее задрожали руки, а ноги ослабли, и ей пришлось прислониться к воротам, чтобы не упасть.
– Кто вы? – с тревогой спросила она.
– А почему бы нам не пройти в дом и не поговорить? – предложил мужчина. – Кстати, вы одна или в доме есть кто-то еще?
– Я спросила, кто вы, – настойчиво повторила Евгения. – Если вы мне не ответите, я не буду продолжать разговор.
– Меня зовут Филипп, а мою очаровательную спутницу – Алва, – произнес, продолжая улыбаться, мужчина. – Теперь вы знаете, кто мы. Но любезность за любезность. Я тоже задал вопрос. Вы одна в доме?
– Еще мой сын, – ответила Евгения, почти против своей воли.
Вдруг она поняла, что молодой человек заранее знал ее ответ. И насторожилась. Начала мысленно повторять одну и ту же фразу, которую вычитала у одного из китайских философов и неизвестно почему запомнила: «Трусость не избавит от смерти. Трусость не избавит от смерти». Как-то Фергюс ей сказал, словно пытаясь извиниться за свои собственные попытки, что так можно помешать тому, кто пытается прочитать твои мысли. Это называлось «поставить мысленный блок». Но Евгения не пользовалась им, когда общалась с Фергюсом. У нее не было мыслей, которых она могла бы стыдиться, узнай эльф о них.
– Ты уверена? – хриплым злобным голосом внезапно спросила рыжеволосая женщина.
– В чем? – удивилась Евгения.
– В том, что это твой сын.
Теперь Евгения не сомневалась, что эти двое, Филипп и Алва, если это их настоящие имена, посланы ее бывшим мужем. Но, возможно, они были не из полиции.
«Трусость не избавит от смерти. Трусость не избавит от смерти».
– А какое вам до этого дело? – тихо, преодолевая слабость, спросила она.
– Я хочу взглянуть на него, – неожиданно потребовала Алва.
– Нет, – решительно ответила Евгения. – Убирайтесь отсюда! Или я вызову полицию.
– Филипп, я должна умолять ее или обойдемся без этого? – со злой иронией спросила Алва.
– Думаю, что обойдемся, – ответил Филипп. Улыбка уже сошла с его губ. И стало заметно, какие они тонкие и противные, словно два червяка, которые прилепились к его узкому бледному лицу, высасывая из него кровь. – Не так ли, красавица?
Говоря это, он одновременно шагнул вперед, и его пальцы железной хваткой сжали шею Евгении. Женщина не могла даже вскрикнуть. Ее глаза заволокла пелена, и она с тихим стоном опустилась на землю. Алва перешагнула через нее, бросив через плечо:
– Подними ее и отнеси в дом. Я с ней еще не закончила.
Филипп подхватил женщину на руки и поспешил за Алвой.
Они вошли в дом. Филипп опустил женщину на кушетку, стоявшую в столовой, и с вожделением посмотрел на ее обнажившиеся ноги. Алва, заметив его взгляд, визгливо прикрикнула:
– Не смей пялиться! А то глаза выцарапаю! – И потребовала: – Поправь ей платье!
Филипп, безропотно прикрывая подолом платья ноги женщины, сказал:
– А ведь она не врет. В доме только она и мальчик. Фергюса и след простыл.
Алва ничего не ответила. Осмотревшись, она направилась к лестнице, которая вела на второй этаж, коротко бросив через плечо:
– Жди меня здесь.
И, уже поднявшись на две ступеньки, словно вспомнив, добавила:
– Только не натвори глупостей, пока меня здесь не будет. Она нам еще нужна.
– И для чего же, позволь узнать? – с обидой спросил рарог. Он уже предвкушал удовольствие, которое получит, пока Алва будет осматривать второй этаж. И был разочарован.
– Она будет приманкой, на которую мы поймаем Фергюса, – подмигнув ему, ответила Алва. – А ты будь настороже. Cave! Остерегайся! Фергюс может появиться внезапно. Он очень хитер, и его нельзя недооценивать. Если тебе дорога твоя голова.
– Очень дорога, – заверил ее рарог. – Поэтому не беспокойся. Эльф не застанет нас врасплох. Только поторопись. А то мне скучно.
– Потерпишь, – коротко бросила Алва и начала подниматься по лестнице. Ступеньки жалобно скрипели под ее ногами.
Она заглянула во все три комнаты. Две оказались пустыми. В третьей спал мальчик, беспокойно вздрагивая во сне. Он был маленький, худенький, с бледным крошечным личиком, почти не заметный под одеялом.
Алва наклонилась над мальчиком и долго пристально разглядывала его, словно что-то пытаясь найти в чертах его лица. Наконец она это увидела, или убедила себя, что увидела. Ее губы искривила злобная усмешка.
– Ах, ты, лахлановский выродок, – прошипела она сквозь стиснутые зубы. – Такой же мелкий и мерзкий, как твой потаскун отец!
Изо рта эльфийки от ярости текла слюна, словно яд, сочащийся с ядовитых зубов рассвирепевшей змеи.
– А когда вырастешь, отнимешь у меня все. И будешь смеяться надо мной, попирая ногами. Вместе со своим папашей. Ведь так?
Эльфийка словно ждала ответа от спящего мальчика. Но, не дождавшись, оскалила зубы в жуткой усмешке.
– А вот и не так! Просчитался, дружок!
Она оглянулась по сторонам. Наконец ее взгляд остановился на подушке, лежавшей на кровати. Голова мальчика скатилась с нее, оставив небольшое углубление. Глаза эльфийки вспыхнули мрачным огнем. Она радостно хохотнула. И схватила подушку, вонзив в нее острые, как когти дикого зверя, ногти кроваво-красного цвета.
– Будь ты проклят, Лахлан!
Вдруг мальчик заворочался и тихо произнес во сне: «Мама!». Услышав это, эльфийка зарычала, почти обезумев от ярости, и набросила подушку на лицо мальчика. А сама упала сверху и придавила ребенка всем своим массивным телом, чтобы он не смог вывернуться. На какое-то время она замерла в этой позе, чувствуя, как крошечное тельце под ней содрогается в конвульсиях. Затем оно обмякло. Дрожь прекратилась. Для верности эльфийка не вставала еще две или три минуты, продолжая крепко прижимать подушку к лицу мальчика.
Встав, Алва не стала убирать подушку, чтобы не видеть искаженного судорогой смерти лица ребенка. Со стороны могло показаться, что на кровати никого нет. Она аккуратно оправила смятое одеяло.
Вдруг раздался звонок телефона. Алва даже вскрикнула от неожиданности. И увидела лежащий на прикроватной тумбочке смартфон в золотом корпусе. Он издавал мелодичный звук и мигал экраном. Эльфийка не сводила с него настороженных глаз, пока он не умолк.
Осторожно, словно боясь обжечься, она взяла смартфон и просмотрела его адресную книгу. Но та была пуста. Номер, который высветился после последнего звонка, ей ни о чем не говорил. Алва пренебрежительно швырнула смартфон на подушку, прикрывавшую лицо ребенка.
– Позвони своему папаше, – ухмыльнулась она. – И расскажи ему, что ваш план не удался. Алва еще будет богатой вдовой.
Когда Алва спустилась по лестнице на первый этаж, она была настолько же спокойна, насколько еще несколько минут тому назад разъярена.
Евгения уже очнулась. Она сидела, забившись в угол кушетки, и не сводила испуганных глаз с Филиппа, который стоял напротив. Руками она прижимала к груди разорванное платье. Ее лицо было в свежих кровоподтеках.
– Что здесь происходит? – медоточивым голосом поинтересовалась Алва. – Я вам не помешаю?
Филипп обернулся. Его лицо было искажено яростью.
– Я влез к ней в мозги, но там только бессвязные обрывки мыслей. Люди слишком примитивные существа, и когда испытывают ужас, то перестают здраво мыслить. Пришлось задать ей несколько вопросов.
– И как, получил ответы?
Филипп разочарованно хмыкнул.
– Фергюс действительно был здесь. Но вчера он куда-то улетел, надолго, может быть, даже навсегда. Больше она ничего не знает.
– Ты уверен в этом?
– Еще никому не удавалось меня провести, – самодовольно ухмыльнулся рарог. Вдруг его лицо исказила гримаса бешенства. – Проклятый эльф! Опять ускользнул от нас. Надо спешить, Алва!
– А я предлагаю подождать здесь до утра, – почти промурлыкала Алва, томно потягиваясь всем телом. – А вдруг Фергюс появится ночью? Неужели ты не вернулся бы, Филипп, ради такой красотки?
Она обратилась к Евгении:
– Ведь я права, да?
Но женщина промолчала, мысленно раз за разом повторяя: «Трусость не избавит от смерти… Трусость не избавит от смерти… Трусость не избавит от смерти…».
– А как мальчишка? – спросил Филипп. – Может быть, спросить у него?
– Он спит, – ответила, усмехнувшись, Алва. – Но если ты так хочешь, то сходи. Может быть, тебе и удастся его разговорить. Ведь ты профессионал в этом деле.
– И схожу, – буркнул рарог. – Не нравится мне все это.
– Не трогайте моего сына! – закричала Евгения.
Неожиданно она вскочила с кушетки и бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж. И уже почти добежала, когда рарог настиг ее и ударил. Женщина упала, ударилась головой о пол и опять потеряла сознание.
– Присмотри пока за ней, – сказал рарог, поднимаясь по лестнице.
Вернулся Филипп очень быстро.
– Зачем? – с досадой спросил он. – Мальчишка мог нам что-нибудь рассказать.
– Он ничего не знал, – ответила Алва. – Я спрашивала.
Филипп с сомнением посмотрел на нее, но промолчал.
– Будем считать, что мы квиты, – ухмыльнулась Алва. – Пока ты забавлялся с его мамашей, я развлеклась с мальчишкой. Что-то не так?
– Как скажешь, ты босс, – хмуро ответил рарог. – А что будем делать с ней? После того, как ты убила ее сына, она уже точно нам ничего не скажет.
– Добей ее, – приказала Алва. – Она нам уже не нужна. О Фергюсе она ничего не знает. А если он появится здесь этой ночью, то она будет только мешать. Еще как-нибудь предупредит его. Люди очень хитры. Особенно красивые женщины. Разве ты не знаешь этого, Филипп?
Рарог ничего не ответил. Он склонился над Евгенией, приподнял ее голову и резко повернул. Раздался сильный хруст. Тело женщины содрогнулось и обмякло. Она перестала дышать.
– Убери ее отсюда, – брезгливо поморщилась Алва. – Отнеси на второй этаж, к мальчишке. Она так хотела его увидеть. Пусть лежат рядышком сколько им вздумается.
Рарог отнес женщину наверх. Когда он вернулся, Алва сидела за столом и с аппетитом ела кусок шоколадного торта, который нашла в холодильнике.
– Жутко проголодалась, – пояснила она в ответ на вопрошающий взгляд рарога. – Попробуй, Филипп! Очень вкусно. И это придаст тебе сил. Они тебе пригодятся этой ночью, уверяю.
– И тебя не будет беспокоить, что может внезапно вернуться Фергюс? – с усмешкой спросил Филипп.
– А мы закроем дверь на засов, – подмигнула ему Алва. – Ему придется постучать. И мы услышим.
– А если он не придет? Что будет тогда?
Эльфийка беспечно махнула рукой.
– Мы подумаем об этом утром, Филипп. Не возражаешь?
– Возражаю, – ответил он. И присел за стол напротив эльфийки. – Да хватит тебе жрать, Алва! Давай поговорим серьезно.
– Что с тобой, Филипп? – удивленно спросила она, облизывая измазанные шоколадом пальцы. – Неужели ты расстроился из-за этого мальчишки?
– При чем здесь мальчишка? – хмуро ответил Филипп. – Меня поражает твоя глупость, Алва. Его смерть тебе ничего не даст. Лахлан еще не стар и может заиметь еще одного, а то и двух-трех бастардов. Ты будешь убивать всех?
Кусок торта застрял у Алвы в горле. Она пыталась и не могла его проглотить. Наконец судорожно сглотнула, и тот проскочил. Вскочив со стула, она пронзительно завизжала:
– Что ты несешь? Да как ты смеешь!
– Не ори, а то вдруг Фергюс услышит, – не повышая голоса, сказал Филипп. – Или он тебя уже не беспокоит? После того, как ты расправилась с сыном Лахлана. Ведь он и был целью, а вовсе не Фергюс, правда, Алва? Да сядь ты, ради Сатанатоса!
Пораженная спокойствием рарога сильнее, чем его словами, Алва почти упала на стул. Ее глаза сверкали от бешенства. Но в самой их глубине виднелась растерянность. Эльфийка не ожидала, что Филипп раскусит ее. Он оказался умнее, чем она предполагала. А, следовательно, намного опаснее. Это требовалось обдумать. А вдруг он вздумает ее шантажировать? Мысли Алвы беспокойно бегали в ее голове, как растревоженные крысы.
– Ты хочешь понять, как я узнал? – улыбнулся Филипп. – Все очень просто. Ты разговариваешь во сне, Алва, а я иногда мучаюсь бессонницей.
– Ты мерзавец, – заявила Алва, но в ее голосе не было уверенности.
– Почему? – искренне удивился Филипп.
– Ты подслушивал, вынюхивал, выжидал по ночам, когда я засну – и это после того, что между нами было! Подонок! Шантажист!
– Может быть, но, несмотря на все это, я твой друг, Алва, – возразил Филипп, не обидевшись. – Поэтому и начал этот разговор. Разве я не прав, говоря, что Лахлан может заиметь еще одного ребенка? И ты даже не узнаешь о нем на этот раз. А когда узнаешь, то будет поздно. И тебе так и не удастся стать богатой вдовой.
Филипп рассмеялся. Алва побледнела от ярости. Ее пальцы невольно сжали нож, которым она резала торт. Рарог заметил это.
– Только не вздумай, – предупредил он весело. – Я ведь не безобидный мальчишка. Со мной этот фокус не пройдет. Лучше выслушай меня.
– Валяй, – неохотно буркнула она, поняв, что рарог прав. Ярость лишь на мгновение лишила ее привычного здравомыслия.
– Есть такие понятия – причина и следствие, – забрав из рук Алвы нож, сказал Филипп. – И причина – это все равно, что ящерица, а следствие – ее хвост. Сколько ни отрывай у ящерицы хвост, неизменно будет вырастать новый. Ты меня понимаешь?
– Не дурнее тебя, – огрызнулась она.
– Тогда ты должна понимать, что бастарды Лахлана – это всего лишь следствие. А причина, порождающая их – сам Лахлан. И какой отсюда логический вывод?
Алва насторожилась. Она уже начала понимать, к чему клонит Филипп, но пока еще не решалась в это поверить.
– Вывод простой – надо убить ящерицу, а не отрывать у нее один хвост за другим, – ответила она, хитро улыбнувшись. – Если ты уж так невзлюбил хвосты ящериц.
– Умница, – похвалил ее Филипп. – Если, конечно, ты не откармливаешь ящерицу именно для того, чтобы варить из ее хвостов суп. Тогда это было бы глупо – лишать себя источника своего существования.
– То есть ты предлагаешь мне…, – Алва не договорила, предоставив это рарогу.
– Я ничего не предлагаю, – сказал тот. – Просто я думаю, что тебе было бы разумнее устранить причину всех своих бед. Раз и навсегда.
Алва задумалась. Рарог с веселым и беспечным, по обыкновению, видом сидел напротив нее, насвистывая La Marseillaise. То, что он предлагал, было ужасно. Но чем больше Алва думала над этим, тем меньше ужасалась. Со свойственным ей природным здравомыслием она признавала, что смерть Лахлана действительно решит ее проблему. И она, Алва, обретет уверенность в завтрашнем дне. Филипп абсолютно прав.
Прийти к этому выводу было не так просто. Но зато потом все начало казаться даже проще, чем, возможно, было в действительности.
Кроме одного – как осуществить задуманное преступление. Убийство члена Совета ХIII не может остаться безнаказанным. Духи будут искать и непременно найдут убийцу. И какой ей, Алве, тогда будет прок от того, что Лахлан убит? Да, она станет богатой вдовой, как мечтала. Но очень ненадолго.
Если только…
Подумав об этом, Алва едва не вскрикнула от радости. Мысль, которая к ней пришла, была проста и разумна – Лахлана надо убить чужими руками, а самой остаться в стороне.
Поразмыслив, она поняла, что лучшей кандидатуры на роль убийцы, чем Филипп, не может быть. Жаль, конечно, что ему вскоре придется умереть самому – он был таким милым и сексуальным, Алва даже привязалась к нему за время их путешествия. Но если выбирать между своей и его жизнью, то выбор очевиден.
Алва просиявшими от радости глазами посмотрела на рарога.
– Эй, попридержи коней, – погрозил ей пальцем Филипп, увидев этот взгляд. – Я на убийство твоего мужа не подписываюсь. Да это было бы и глупо. Ведь у нас есть Фергюс.
– При чем здесь Фергюс? – во взгляде Алвы появилось недоумение.
– При том, что он убьет твоего мужа, – ухмыльнулся Филипп.
– Не понимаю, – искренне сказала Алва. – Вынуждена признать, что я чувствую себя полной дурой.
– И это первая твоя умная мысль за сегодняшний вечер, – нахально заявил Филипп. И на всякий случай отодвинул подальше от Алвы лежавший на столе нож.
– Не ерничай, – сказала она. – Это ты у нас прирожденный убийца. А я только ученик. И не забывай, что говорили наши предки. Docendo discimus. Когда учим других, мы сами учимся.
– Да ведь ты сама мне об этом рассказывала, – напомнил Филипп. – О том, что несколько лет назад Фергюс снес самурайским мечом голову какому-то гному.
– Грайогэйру, – кивнула Алва. – Начальнику охраны посольства государства Эльфландия. Джеррик послал его арестовать Фергюса. Но Фергюс убил гнома, а сам скрылся, подстроив свою мнимую гибель в автокатастрофе. Именно тогда Лахлан и занял его место в Совете тринадцати.
– Следовательно, никто не удивится, узнав, что Фергюс отрубил голову Лахлану. Причина есть – за то, что Лахлан подсидел его. Как говорится, семь бед – один ответ. Мы инсценируем убийство твоего мужа так, что все улики укажут на Фергюса. После того, как ты отрубишь самурайским мечом голову Лахлану…
– Я? – Алва невольно содрогнулась, представив, как она перерубает тонкую цыплячью шейку своему мужу, а из раны фонтаном хлещет кровь. – А это не мог бы быть ты, например?
– Нет, – отрезал Филипп. – Я рарог, но не дурак. Рубишь голову Лахлана ты. А потом оставляешь на месте преступления орудие убийства. Его находят, вспоминают о подобном убийстве, которое произошло несколько лет назад – и Фергюсу конец. Совет тринадцати объявляет его вне закона и открывает на него охоту. Одно дело – убить начальника охраны какого-то посольства, и совсем другое – члена Совета тринадцати. На этот раз Фергюсу не уйти от возмездия. А ты убиваешь сразу двух зайцев – становишься, как мечтала, богатой вдовой и избавляешь себя от необходимости разыскивать Фергюса по всему миру, чтобы отомстить ему. Кстати, за что? Признаться, я так и не понял.
– Тебе и не надо, – грубо сказала Алва. Ее обидело откровенно высказанное нежелание Филиппа избавить ее от необходимости лишить Лахлана головы. Но она сделала еще одну попытку, спросив: – А если я тебе заплачу?
– За что? – не понял ее Филипп. Но тут же сообразил, о чем речь. – Я же сказал, что нет. Это ваше с Лахланом семейное дело. А вот когда ты станешь богатой вдовой…
– И что тогда? – с презрением спросила Алва.
– Тогда это будет наше с тобой семейное дело.
– Даже так? – в глазах Алвы появился интерес. – А меня ты спросил?
– Спрошу, когда придет время, – ответил Филипп.
Это значило – когда ты убьешь своего мужа. Алва снова вздрогнула. Ей стало зябко.
– Филипп, – тихо произнесла она. – Ты можешь меня обнять?
– Зачем? – удивился он.
– Мне холодно. И одиноко. Да просто потому, что я прошу тебя.
Филипп увидел ее глаза. Они были не такими, как обычно. Могло показаться, что Алва нуждается в его защите.
Не говоря ни слова, рарог поднялся, подошел к Алве и присел рядом с ней на стул. Потом посадил ее себе на колени. Эльфийка прижалась своей рыжеволосой головой к его груди. И замерла, слушая, как ровно стучит его сердце.
– Ты меня совсем не любишь, Филипп, – прошептала она.
– А ты меня? – спросил он.
– Я… Кажется, я начинаю тебя любить, – призналась эльфийка. – Поэтому мне и страшно. Я боюсь обмануться. Один раз это уже произошло. И вот к чему привело.
– Со мной этот трюк не удастся, предупреждаю, – сказал рарог. – Даже если у нас с тобой что-то получится.
– А с тобой мне он будет и не нужен. Как ты можешь сравнивать себя с Лахланом?
– Любовник никогда не сравнится с мужем, ты права, – согласился Филипп.
Алва расплакалась. Это было так неожиданно, что рарог растерялся.
– Ты злой, – всхлипывая, сказала эльфийка. – За что мне все это?
– Что это?
– Я люблю. Меня нет. Тебе этого мало?
– Это не так, – признался рарог. Его рука, лежавшая на груди Алвы, начала нежно ее поглаживать.
– Тогда докажи это!
– Но как?
– Убей Лахлана!
Филипп рассмеялся от неожиданности. И больно ущипнул Алву за мягкую грудь.
– Ах, ты, чертовка! – воскликнул он. – А ведь я тебе чуть было не поверил!
Алва спрыгнула с его колен и зашипела, как разъяренная кошка. Ей было больно и обидно, что ее замысел так легко разгадали. Филипп продолжал смеяться.
– Заткнись! – потребовала Алва. – И давай сматываться отсюда. Скоро рассвет. А у нас в доме два трупа. И водитель такси, которое всю ночь простояло у ворот. Что будем делать?
– Дом надо поджечь, – сказал Филипп. – Огонь надежно скроет все следы. А водитель… Считай, что его уже нет. Но пока он нам нужен. Надо добраться до аэропорта.
– И куда мы на этот раз? – вздохнув, спросила Алва.
– Как куда? – с удивлением посмотрел на нее Филипп. – Разумеется, в Париж. У тебя свидание с твоим мужем. Или ты забыла?
Алва хотела было ответить, что еще ничего не решила… Но вдруг поняла, что это будет ложь. И Филипп это поймет. Вместо этого она сказала:
– Но я не знаю, где можно купить самурайский меч!
Вышло даже трогательно. Как будто жаловалась маленькая девочка. Филиппу ничего не оставалось, как пообещать ей свою помощь в решении этой проблемы.