Вадим Иванович Кучеренко
Химера
Ни в одной из рукописей, прочитанных Джерриком, он не нашел упоминания о том, что именно Мертвое озеро стало последним приютом жреца, хранящего «ключ богов из семи лучей» от таинственной двери в горе Хай Марка, той самой, что надежно защищает портал, открывающий вход во Вселенную. В этой лжи и заключался его, Джеррика, дерзкий план. И он блестяще удался. Могучий и, казалось, бессмертный эльбст Роналд был наконец-то мертв.
– Покойся с миром, повелитель Роналд, – произнес Джеррик перед тем, как уйти. Он достаточно насладился своей победой. И теперь спешил воспользоваться ее плодами. – Нос volo, sic jubeo! Этого я хочу, так приказываю!
Когда Джеррик вернулся, Мичура встретил его понимающим взглядом. Рарог был посвящен в план Джеррика, однако в последний момент не пошел к озеру, чтобы в случае неудачи от всего отречься. Но сейчас он сделал вид, что ничего не произошло, и он не предавал Джеррика. Он мог себе это позволить – за его спиной стояли слепо повиновавшиеся ему рароги. Джеррик был, если вдуматься, всецело в его власти.
– Ты вернулся один? – спросил Мичура. В его глазах читалось, что он еще не принял окончательного решения, как ему поступить.
Джеррик это увидел. И все понял. Но не дрогнул. И это, быть может, спасло ему жизнь.
– Missia est, – торжественно произнес он, отвечая на невысказанный вопрос. – Все кончено.
Карлик был намного меньше рарога ростом. Но это не мешало ему смотреть поверх головы Мичуры. И дух победил плоть.
Мичура склонился перед кобольдом в почтительном поклоне.
– Приветствую тебя, повелитель Джеррик, – произнес рарог.
На обратном пути в Берлин Мичура постарался сделать все от него зависящее, чтобы Джеррик забыл о его минутной слабости, или, как сам рарог это называл, предусмотрительности. Он раболепствовал перед кобольдом не меньше, чем сам кобольд многие годы до этого – перед эльбстом Роналдом. И Джеррик милостиво принимал эти знаки внимания. Он входил в роль главы Совета ХIII.
Джеррик не сомневался, что остальные члены Совета ХIII не будут возражать против его неожиданного возвышения.
А если будут, тем хуже для них, думал карлик, пламенея от ярости при одной только мысли об этом.
Глава 21
Сан-Франциско встретил их холодным туманом.
– И это сентябрь, самый теплый месяц года, – зябко поеживаясь, сказала Евгения. – Кажется, Марк Твен как-то сказал, что самая холодная зима в его жизни – это лето в Сан-Франциско. А, может быть, и не он, но сказано точно.
Она не могла улыбаться, и потому была почти некрасива. Этот город заставлял ее страдать, напоминая о прошлой душевной боли, от которой она так и не смогла избавиться.
Выйдя из терминала, они сели в вагончик автоматизированной монорельсовой дороги, который доставил их до стоянки такси.
Дорога от аэропорта до города была забита раздраженно фыркающими друг на друга автомобилями.
– Мне это напоминает черепах, спешащих на водопой, – заметил Альф. – Пешком было бы быстрее, наверное.
– Тринадцать миль, они же двадцать один километр? – с сомнением произнесла Евгения, очнувшись от своих мыслей. – Мне кажется, далековато для прогулки. Но в остальном ты прав.
В довершение всех бед, им попался словоохотливый водитель. Это был афроамериканец лет пятидесяти, полнотелый и губастый. Не успели они сесть в машину, как он сразу же предложил называть его Джоном.
– Визитная карточка Сан-Франциско – это туманы, сексуальные меньшинства и китайцы, – заявил он, когда такси вклинилось в тягучий, словно патока, транспортный поток. – Каждый седьмой житель гомосексуалист, каждый пятый – китаец, и каждый день – туманы.
Он был единственный, кто рассмеялся над этой шуткой. Но молчание пассажиров его не смутило.
– Я вижу, что вы туристы, – сообщил он о своих наблюдениях уже через минуту. – А вам известно, что больше трети жителей Сан-Франциско родились за пределами Соединенных Штатов? В этом городе есть несколько кварталов, где проживают и работают только иммигранты.
– А есть в этом городе старая добрая гостиница? – хмуро спросил Фергюс. Он сидел рядом с водителем. – Когда я говорю старая и добрая – это значит, что ей должно исполниться не менее ста лет на сегодняшний день и в ней должны быть традиции, которыми она гордится.
– Это вы о чем-то вроде дворецкого в ливрее у входа и прочей древней бутафории? – ухмыльнулся Джон. – Тогда вам подойдет Palace Hotel. Он открылся еще в конце позапрошлого века. Жуткое было время, скажу я вам, для таких, как я. Моя прабабка часто рассказывала своей дочери, то есть моей бабке, о том, как она работала с рассвета до заката за миску похлебки. Поэтому лично я этот отель недолюбливаю. Если хотите…
– Это лучшая рекомендация, которую отель мог получить, – сухо заметил Фергюс. – Palace Hotel нас устроит.
После этого водитель не проронил ни слова до самого конца поездки. Низенькие строения окраины сменил многоэтажный центр города. Высадив их возле отеля и получив щедрые чаевые, Джон уехал, не поблагодарив и обиженно оттопырив нижнюю губу.
Однако он не обманул. Двери в отель перед ними предусмотрительно открыл дворецкий. Консьерж еще издали расцвел приветливой улыбкой. Лифтер был вежлив и скромен. Отель и даже обслуживание понравились Фергюсу, который обычно был крайне привередлив в этом отношении.
Они, как и в Сеуле, поселились в соседних номерах. После чего спустились во внутренний дворик отеля, где размещался один из ресторанов отеля.
– Ты не могла бы рассказать мне кое-что о своем бывшем муже? – произнес Фергюс после того, как официант принял у них заказ и отошел. Незаметно для них обоих они перешли с официального «вы» на дружеское «ты». – Я понимаю, что тебе неприятно ворошить прошлое, но мне это пригодится.
– Что ты хочешь узнать? – безучастно спросила Евгения.
– Его имя, домашний адрес, место работы, распорядок дня и прочие подробности обыденной жизни.
– Его звали… зовут Амир Бейли. Он американец арабского происхождения. Врач, как я уже говорила. Известный специалист по генетическим аномалиям. Живет в Nob Hill. Это дорогой и престижный район для обеспеченных людей. Недалеко отсюда, кстати. Работает он в медицинском центре Parnassus Университета Калифорнии в Сан-Франциско. Кампус расположен на одноименной улице, возле парка Золотые Ворота. Клиники и институты центра занимают почти шесть кварталов. Найти его будет не просто, но искать лучше все-таки там. Еще и потому, что дома его ждут жена и дети…
Она замолчала. Затем, уже с другой интонацией, чем до этого, сказала:
– Мне бы не хотелось, чтобы они пострадали. Они ни в чем не…
– Об этом не беспокойся, – мягко прервал ее Фергюс. – По отношению к своему бывшему мужу ты хотела бы того же?
– О, нет! – глаза Евгении вспыхнули как у разъяренной кошки. – Пусть с ним случится самое худшее. Он должен испытать те же страдания, что и я. Иначе он никогда ничего не поймет.
Внезапно глаза ее потухли, и она опустила голову под внимательным взглядом Фергюса.
– Прости меня за эту нечаянную вспышку, – сказала она. – Ты можешь подумать, что я еще испытываю к нему какие-то чувства. Ведь ненависть – это оборотная сторона любви. Но это не так. Он для меня уже давно совершенно чужой человек. Мне ничего не нужно от него, даже его страданий. Только мой сын, мой Альберт. Ты вернешь мне его?
– Я постараюсь, – ответил эльф. И прикоснулся к руке Евгении, безвольно лежавшей на столике.
– Я знаю, у тебя получится, – вымученно улыбнулась женщина. – Ведь ты – Фергюс!
– Дед, а я бы тебе не мог пригодиться? – с надеждой спросил Альф.
– Еще как, – заверил его Фергюс. – Я очень на тебя рассчитываю, Альф. Для тебя у меня есть особое задание.
– И ты не пожалеешь, – радостно заверил его внук. – Что я должен сделать?
– Сводить Женю в музей, храм или парк, – глядя на внука серьезными глазами, пояснил Фергюс. – Куда угодно, только чтобы она не сходила с ума, пока меня не будет. Ты меня понимаешь?
– Конечно, понимаю, – вздохнул Альф. – Женя не должна сходить с ума, а я не должен путаться у тебя под ногами.
И он очень похоже, с явственно прозвучавшими восхищенными нотками, передразнил Евгению:
– Ведь ты – Фергюс!
Женщина невольно улыбнулась. И сразу похорошела.
– Вот и замечательно, – сказал Фергюс. – А сейчас нам надо основательно подкрепиться перед тем, как приступить к операции по спасению Альберта. Никто не возражает против этого?
Евгения и Альф дружно закивали головами. К ним подошел официант с подносом в полусогнутой руке. Он расставил тарелки на столике и замер рядом. На вид ему было лет восемнадцать. Высокий, худой и нескладный, он чем-то напоминал аиста, замершего на берегу пруда в ожидании зазевавшихся лягушек.
– Что это? – спросил Фергюс, с отвращением глядя на блюдо, которое официант поставил перед ним.
– Комбо lo mein, – ответил тот. – Китайская кухня.
– Тогда это не мне, – буркнул Фергюс, переставляя тарелку Евгении. – Я заказывал…
– Томатный суп с базиликом, а также салат с хрустящей курицей и орехом пекан под соусом, – подсказал ему официант и придвинул тарелки, а затем стакан с напитком коричневого цвета. – И coldstone creamery.
– А я…, – подал голос Альф.
Но ему также не удалось договорить. Официант опередил его.
– Паста Карбонара с курицей, сэндвич с индейкой и мока с белым шоколадом, – перечислил он. А затем спросил: – Хотите знать мое мнение, молодой человек?
И, не дожидаясь ответа, он заявил:
– В одном этом мока больше калорий, сахара и жира, чем во всех остальных блюдах, которые вы заказали. И знаете, что я думаю?
– Нет, – ответил Альф. – Но очень хочу узнать, как вы понимаете.
Официант не понял иронии, которую вложил в свою фразу Альф, и расплылся в счастливой улыбке.
– Левая рука человечества не ведает, что творит правая. Одни пропагандируют здоровый образ жизни и правильное питание. А другие специально изобретают блюда, способные нанести максимальный вред здоровью человека.
Юноша, судя по его виду, взошел на вершину блаженства, изложив свою точку зрения. Видимо, ему редко это удавалось.
– А я бы с удовольствием попробовала на десерт blue ribbon, – невинно заметила Евгения. К ней после разговора с Фергюсом вернулось хорошее настроение. – На мой взгляд, прекрасное завершение обеда.
Официант обреченно вздохнул, но на этот раз промолчал и покорно ушел за десертом.
– Так куда мы с вами пойдем, Женя? – деловито спросил Альф, когда с blue ribbon было покончено.
– Для начала в музей Уолта Диснея, – тем же тоном ответила Евгения. – Это в парке Королевский форт. В нем есть прекрасный кинозал.
– Мультфильмы? – с сомнением произнес мальчик. – Впрочем, если вы настаиваете…
– Тогда зоопарк, – сказала Евгения. – Если верить рекламным проспектам, то он стал настоящим домом для животных более чем двухсот пятидесяти видов. Причем тридцать девять из них видов находятся на грани исчезновения в естественной природе.
– Как бы нам к ним не присоединиться, – буркнул Альф очень похоже на деда, чем вызвал улыбку на лице своей собеседницы. – А не ли в Сан-Франциско чего-нибудь более познавательного?
– Собор Грейс, главная архитектурная жемчужина Ноб Хилла, – ответила Евгения. – Он был основан в середине девятнадцатого века. В нем хранится несколько великолепных произведений искусства эпохи Возрождения. Лично я без ума от картины «Мадонна и дитя» Антонио Росселлино. Надеюсь, ты понимаешь, что это я образно выразилась.
– Разумеется, – кивнул Альф. – Пожалуй, с него мы и начнем.
– А ведь я еще не сказала, что алтарь в соборе сделан из гранита и прибрежных мамонтовых деревьев, возраст которых около двух тысяч лет, – с невинным видом заметила Евгения. – И только потому, что тогда даже твой дед не устоял бы от искушения пойти с нами.
– Обязательно, но только чуть позже, – заверил ее Фергюс. – И, кстати, я слышал, что в Сан-Франциско хороший театр оперы.
– Да, – согласилась Евгения. В ее глазах снова плясали бесенята. – Тебе он должен понравиться. Ему уже лет сто, не меньше.
– Почему бы нам не сходить на спектакль всем вместе? – предложил Фергюс. – Вечером, когда я вернусь.
– Хорошее предложение, – сказала Евгения. Но в ее голосе не было радости. Опустив голосу, она тихо спросила: – Ты думаешь, что нам придется задержаться в этом городе до завтра?
– А тебе бы этого не хотелось?
– Для меня здесь слишком туманно, – ответила она. И на этот раз ее голос прозвучал искренне.
Фергюс и Альф понимающе переглянулись. Никто не проронил ни слова.
Они простились до вечера и разошлись в разные стороны.
Сан-Франциско утопал в тумане. Уже через несколько шагов они перестали видеть друг друга.
Глава 22
Город Мерида вызвал у Алвы почти животную тоску по Парижу. Тоска заявила о себе уже в аэропорту. Тот носил пышное имя Merida Manuel Crescencio Rejon International Airport. Однако информацию о пассажирах здесь удалось получить всего за сто долларов.
– Это Мексика, милая, – ухмыльнулся Филипп. – Мексиканский доллар не ровня американскому. В этом городе мы с тобой миллионеры! Почему бы нам не воспользоваться этим? Я плачу за все!
Алва кисло улыбнулась. Но не отказалась. Им предстояло провести в этом городе ночь. Фергюс опять ускользнул от них, на этот раз в Сан-Франциско. А однообразие сексуальных радостей в гостиничных номерах уже начало ей приедаться.
– Предложил бы ты мне это в Париже, малыш, – все же не смогла сдержать своего раздражения Алва. – Тогда я оценила бы широту твоей натуры и глубину кошелька.
– Все познается в сравнении, – возразил Филипп. – Могло быть гораздо хуже, очутись мы в Испании, на Филиппинах или в Венесуэле, где тоже есть города, называемые Мерида. Но мексиканский из них самый густонаселенный. Почти Париж в сравнении с ними. И, кстати, в начале прошлого века в Мериде на душу населения приходилось больше миллионеров, чем где-либо в мире.
– Хотела бы я оказаться сейчас в том времени, – мечтательно произнесла Алва. – Ну да ладно! Уговорил. Но сначала заселимся в гостиницу. До вечера я никуда не выйду. Мексиканское солнце вредит моей красоте. Впрочем, как и любое другое
Уже через полчаса они добрались из аэропорта до Мериды и сняли номер в отеле Julamis, расположенном в самом центре города. Но этим, по мнению Алвы, все его достоинства и ограничивались. Находившиеся неподалеку от отеля Кафедральный собор и Museum of the City of Merida не вызвали у нее интереса.
– Но это самый старый собор как в Северной, так и Южной Америке, – попыталась убедить ее консьержка Консуэлла, в чьи обязанности входило удовлетворять все потребности постояльцев, даже невысказанные. Это была скромная девушка лет двадцати, черноволосая, высокая и сухая, словно жердь. Судя по всему, данное ей родителями имя, означающее «утешение», было единственным, что утешало в жизни. – Он был построен в шестнадцатом веке! А в его часовне стоит копия деревянной статуи, носящей название Обожжённый Христос. По преданию, на оригинале, который позднее был уничтожен, от огня вздулись волдыри, как на человеческой коже, но сама статуя не сгорела.
– А жаль, – зевнув, заметила Алва. – Не приставала бы ты ко мне с этой ерундой, Консуэлла. Ты мне вот что скажи – где в этом городке можно приятно провести вечер? Ну, ты меня понимаешь?
– Разумеется, – заверила ее девушка. – В историческом центре города El Centro прямо под открытым небом по вечерам дает концерты симфонический оркестр. А затем танцы длятся всю ночь напролет.
Алва с сожалением посмотрела на нее.
– И ты тоже танцуешь до утра? – с иронией спросила она. – Под небом Мериды?
– Я нет, – смутилась та. – Видите ли…
– Вижу, – грубо прервала ее Алва. Эльфийку утомила глупая и, судя по всему, невинная собеседница. – Ты от меня на расстоянии вытянутой руки. Как я могу не видеть? А теперь сделай так, чтобы я тебя не видела и не слышала.
Консуэлла вышла из номера, едва сдерживая слезы. Филипп проводил ее равнодушным взглядом. Ему не нравились уродливые женщины.
– А почему бы и нет? – спросил он. – Танцы под ночным мексиканским небом – в этом есть свой шарм. Будет о чем вспомнить, когда мы вернемся в Париж.
Алва промолчала. Но про себя отметила, что Филипп не сказал «в Берлин», откуда началось их совместное путешествие и куда, по логике, он должен был вернуться, выполнив свое задание. Это могло говорить о многом, но с той же вероятностью могло ровно ничего не значить. Рарог, при всей его незамысловатости, часто ставил ее в тупик. Как в Мериде, например, когда предложил оплатить все расходы. Это было совсем не похоже на того Филиппа, который пытался украсть у нее пару тысяч долларов в аэропорту Лимы. Алва допускала, что с ним за время их путешествия могла произойти метаморфоза. Эльфийка была высокого мнения о себе. И все-таки Филипп оставался для нее тайной, возбуждающей ее любопытство.
Они пообедали в ресторанчике на авеню Paseo de Montejo. Вдоль улицы выстроились особняки, бывшие, вероятно, роскошными в то время, когда Мерида считался городом миллионеров. Сейчас многие из них выглядели изрядно потрепанными жизнью.
Им предложили frijol con puerco, острую подливу из свинины и бобов, а также pan de cazоn, пирог из мяса акулы и черепахи. Алва поела с неожиданным аппетитом. Она вдруг вспомнила то далекое время, когда устроилась на работу во второразрядное парижское кабаре певичкой и была вечно голодной. У нее не хватало денег даже на самую дешевую комнату. В те годы ей зачастую приходилось отдаваться мужчинам, только чтобы поужинать и провести ночь не на улице, потому что тогда ее могли забрать в полицию, как бродяжку.
Подумав об этом, Алва бросила настороженный взгляд на Филиппа – не прочитал ли он ее мысли. Но тот жадно поглощал уже третью порцию pan de cazоn и не интересовался Алвой. Рарог, как и она, больше всего любил получать от жизни удовольствие – хорошо поесть, покувыркаться в постели, развлечься, пренебрегая делами. Они были родственными душами. Алва за те несколько дней, которые они провели вместе, уже убедилась в этом. А потому не доверяла Филиппу. Но, несмотря на это, ей было с ним хорошо.
Внезапно эльфийка почувствовала прилив сексуального желания.
– Пойдем в гостиницу, – произнесла она внезапно охрипшим голосом. – Я устала.
– А я нет, – недовольно возразил Филипп. – Я даже еще не наелся. Иди одна.
– Проводи меня, – настойчиво повторила она. – Я плохо знаю этот городишко.
– Не будь такой эгоисткой, Алва, – сказал он. – У нас вся ночь впереди. Успеешь отдохнуть. Ведь ты отказалась от танцев.
– Я передумала, – ответила она. – Мы будем с тобой танцевать всю ночь. Но для этого мне надо набраться сил. Я не такая неутомимая, как ты, мой герой.
– Это да, – самодовольно улыбнулся рарог. – Ладно, идем!
Алва умела обращаться с мужчинами.
Но когда они вошли в гостиничный номер, эльфийка и не подумала тратить время на сон. Она начала обнажаться уже на пороге. Когда они добрались до кровати, на ней не осталось ничего. Помогая ему раздеться, Алва постанывала от предвкушаемого наслаждения. Она толкнула Филиппа на кровать и оседлала его. Они занимались любовью несколько часов. Сначала так, как нравилось Алве. Потом она исполнила все желания рарога. Филипп изнемог первым.
Алва не стала напоминать рарогу о том, как он хвастался своей неутомимостью. Она удовлетворила свою похоть. И поэтому позволила ему заснуть. Но разбудила уже через полчаса.
– Что тебе? – недовольно буркнул Филипп, открыв глаза, которые заволокла мутная пелена сна.
– Мы собирались пойти на местные танцульки, – напомнила ему Алва. Она уже была одета. – Вставай! Yucatecan ждет нас.
– Иди одна, – сказал он, зевая. – Я подойду позже. Мне надо еще принять душ.
– Смотри, чтобы меня не увел какой-нибудь местный жигало, – поддразнила его Алва. Она чувствовала себя молодой и полной сил. Воздух Мериды явно пошел ей на пользу. Подобные ощущения она испытывала только в юности, на празднованиях дня равноденствия на острове Эйлин Мор. – Тогда тебе придется возвращаться в Берлин одному.
Филипп что-то недовольно буркнул и перевернулся на другой бок, спиной к ней. Алва послала ему воздушный поцелуй и вышла из номера, напевая свою любимую французскую песенку.
Несмотря на близость сумерек, было душно. Пройдя немного, Алва остановила такси. Водитель, приземистый, заросший густыми волосами мексиканец с быстрыми черными глазками, что-то быстро залопотал на испанском языке. Эльфийка показала жестом, что пьет из невидимого стакана и произнесла единственное слово, которое ей было знакомо:
– Chocolate!
– О! – восторженно закатил глаза водитель. И, ткнув себя в грудь пальцем, сказал: – Себастьян!
Алва зашлась в приступе смеха.
– Болван ты, а не Себастьян, – сказала она добродушно. – Вези меня туда, где я могу выпить горячего сhocolate. И побыстрее!
Она достала купюру и помахала ею перед носом водителя. На этот раз тот все понял. Автомобиль рванулся с места и вскоре замер, взвизгнув тормозами, перед небольшой кофейней.
– El Paseo Montejo, – сказал водитель, разведя руки наподобие статуи Христа-искупителя на вершине горы Корковаду в Рио-де-Жанейро.
Алва отдала ему деньги и выбралась из такси, чувствуя, что Себастьян не сводит восхищенных глаз с ее бедер, которые не скрывала коротенькая юбочка. Но это не смутило ее.
Широкая, усаженная деревьями Paseo Montejo сейчас показалась ей намного живописнее, чем днем. Она ничем не походила на обычные узкие улочки Мериды, и напомнила эльфийке Елисейские поля в Париже. Вдоль авеню выстроились фешенебельные особняки, дорогие отели, офисы крупных компаний. Сумерки были к ним не так беспощадны, как солнечный свет.
В кофейне Алве подали настоящий горячий шоколад, сваренный по рецептам древних майя. Об этом ей сказал мужчина за стойкой, уже пожилой, но все еще не утративший интереса к жизни и женщинам. Звали его Мануэль.
– Почему я такой молодой? – спрашивал он Алву, расправляя плечи и втягивая объемный живот. – Потому что пью этот шоколад. Хотите быть такой же, как я? Заходите чаще.
Он так произносил согласные, что они придавали его речи отрывистое, скрипучее звучание. Это делало его плохой английский похожим на немецкий язык. Так говорило большинство местных жителей. Но даже это сейчас раздражало Алву не так сильно, как еще в полдень.
Алва расплатилась со стариком и вышла из кофейни. Напротив стояло такси. Себастьян не уехал и поджидал ее. Алва обрадовалась. Перспектива идти пешком ее не прельщала. Она села в автомобиль и произнесла слово, которое услышала от Консуэллы:
– Yucatecan.
На этот раз водитель сразу понял ее. И уже через несколько минут доставил Алву на площадь Plaza Grande. Эльфийка щедро расплатилась с ним. Себастьян что-то радостно и быстро залопотал, перекрестился, поцеловал свои пальцы с грязными обломанными ногтями и уехал, продолжая восторженно ахать и качать головой.
Большинство окружающих Plaza Grande зданий украшали кованые орнаменты в мавританском стиле. В центре города было много торговых центров и парков, а неподалеку располагались учебные корпуса Universidad de Yucatаn. Площадь кишела людьми. Часто звучал английский язык с характерным американским выговором. Это был не Париж, разумеется. Но неожиданно Алве здесь понравилось. Многие из проходивших мимо мужчин бросали на нее откровенно похотливые взгляды. Это приятно ее волновало. Она не испытывала сексуального возбуждения, удовлетворенная недавней близостью с Филиппом. Но, как истинная эльфийка, радовалась тому, что не безразлична мужчинам.
Однако сегодня Алве было мало этого. Она хотела танцевать. И, по ощущениям, действительно могла протанцевать всю ночь. У нее было превосходное настроение. Она была почти счастлива, сама не зная почему.
Но Алва не видела на Plaza Grande никаких приготовлений к ночным танца, о которых ей рассказывала Консуэлла. Не было и симфонического оркестра. Только гуляющие люди, и среди них много мужчин, изредка пытающихся с ней заговорить, но чаще проходивших мимо, потому что рядом с ними уже были другие женщины. Алва напрасно озиралась и прислушивалась, надеясь если не увидеть музыкантов, то хотя бы услышать их. Но напрасно. Наконец ей это надоело, и она подошла к группе из пяти или шести молодых мужчин, которые, обступив одну из лавочек, о чем-то оживленно разговаривали, отчаянно жестикулируя.
– Простите меня, – произнесла Алва, соблазнительно улыбнувшись. – Но когда начнутся танцы?
И она произнесла заветное слово:
– Yucatecan!
Мужчины замолчали, с интересом разглядывая Алву. Один из них что-то произнес, и его слова были встречены одобрительным гулом. После этого он сказал, обращаясь к Алве на английском языке:
– Вы ошиблись. Это не здесь. По четвергам в парке Santa Anna играет оркестр, а все желающие могут потанцевать. Хотите, я вас провожу? Меня зовут Матео.
Мужчина был молодым, высоким и симпатичным, и Алва охотно согласилась. Она даже взяла его под руку и шла, прижимаясь к его плечу своей большой мягкой грудью. Она чувствовала, как ее спутник дрожит от сдерживаемого и все более возрастающего возбуждения. Алве нравилось его состояние. Она была уверена, что сумеет удержать Матео в рамках приличий, если тот решится на что-то более вольное, чем простой поцелуй в щеку в награду за оказанную ей услугу. Людей Алва не боялась. Она могла справиться с любым из мужчин, даже не поднимая руки.
– А я сразу понял, что вы иностранка, – сказал Матео. – К нам многие приезжают. И не только туристы. Ваши соотечественники, американцы, любят селиться в нашем городе.
– Я парижанка, – возразила Алва.
– О, Париж! – с восторгом воскликнул Матео, чем окончательно завоевал расположение эльфийки. – Самый романтический город в мире! Тогда вам надо обязательно сходить в самый романтичный ресторан Мериды – Las Palomas Bistro. На его террасе, среди густой зелёной растительности, предпочитают устраивать свидания влюблённые пары.
– Может быть, – улыбнулась Алва. – Если я найду в этом городе достойного спутника.
Матео бросил на нее пламенный взгляд.
Они миновали площадь. Матео показал на старинный особняк, в котором размещался коммерческий банк.
– Это дом испанского конкистадора Франсиско де Монтехо. Он основал Мериду в одна тысяча пятьсот сороковом году на месте древнего города майя Т'хо. Белый цвет зданий напомнил конкистадору о знаменитых римских руинах в испанском городе Мерида, и Франсиско де Монтехо переименовал город майя.
Матео приосанился и с гордостью сказал:
– Я – прямой потомок Франсиско де Монтехо!
Алва ничего не ответила. Ей это было безразлично.
Они прошли через уютный и живописный парк Идальго, по которому прогуливались горожане, миновали расположенную за ним церковь Iglesia de Jesus, свернули на узкую безлюдную улочку.
– Так короче, – мимоходом пояснил Матео. – Уже недалеко. А вообще вам надо было приехать к нам в марте, когда проводится ежегодный карнавал, самый известный в Мексике.
На улочке, по которой они шли, росло много пальм, и совсем не было прохожих. Алва случайно обернулась и увидела приятелей Матео, которые были с ним на Plaza Grande. Эльфийка показала на них и спросила:
– Зачем они идут за нами?
– Они тоже хотят танцевать, – объяснил Матео равнодушным тоном. – На ночных танцах в парке Santa Anna обычно бывает очень много одиноких девушек. Они все хотят любви. Вы тоже хотите этого?
– Нет, меня интересуют только танцы, – улыбнулась Алва. – Я давно уже не девушка. И у меня есть мужчина.
– У такой женщины, как вы, должно быть много мужчин, – сказал Матео. – И вы напрасно стесняетесь признаться мне.
– Матео, мне не нравится этот разговор, – строго произнесла Алва. И попыталась освободить свою руку. Но у ее спутника неожиданно оказалась железная хватка. Рука Алвы была зажата как в тиски.
– Не надо сопротивляться, – приглушенно сказал Матео. – И тогда вы получите незабываемое удовольствие. Обещаю вам!
Алва развернулась, чтобы другой рукой дать ему пощечину. Но не успела. На ее руке повис один из приятелей Матео, который незаметно подошел сзади. Одновременно на голову Алвы накинули рубашку, которую заранее снял с себя один из мужчин. Эльфийку схватили за ноги, подняли и куда-то понесли. Она извивалась всем телом, но силы были слишком не равны. От рубашки несло потом. Она начала задыхаться и почувствовала, что слабеет.
Ее опустили на землю. Острый камень врезался Алве под лопатку, причинив сильную боль. С нее сорвали юбку и трусики, продолжая удерживать руки, широко и грубо раздвинули ноги. Потом кто-то навалился на нее сверху и начал елозить по ее телу, шаря влажными руками по груди и бедрам. Алва попыталась сбросить его, выгнувшись дугой, но ее ударили по голове, и она обмякла. Ее насильник молчал и только возбужденно сопел.
Неожиданно раздались быстрые шаги. Кто-то вскрикнул. И все стихло. Алву уже никто не держал. Эльфийка скинула рубашку со своей головы. В сгустившихся вечерних сумерках она увидела, что вокруг нее в неестественных позах неподвижно лежат ее насильники. Все шесть человек. А над ними стоит Филипп и деловито обшаривает их карманы.
– Филипп! – воскликнула Алва радостно. И заплакала, не сумев сдержать эмоции.
Рарог обернулся и улыбнулся ей.
– А ты даром времени не теряешь, как я погляжу, – сказал он. – Напрасно я не воспринял твою угрозу всерьез.
– Какую угрозу? – удивилась Алва.
– Про жигало, – смеясь одними глазами, напомнил ей рарог. – Только шесть сразу – не многовато ли, даже для эльфийки?
Алва хотела возмутиться, но передумала. Филипп был прав, отчитывая ее, как девчонку. Если бы не он, ей пришлось бы сильно пожалеть о своем необдуманном поступке. Этим вечером ей изменило ее обычное здравомыслие. А все потому, что ей на какое-то мгновение показалось, что к ней вернулась ее юность. За это она и была жестоко наказана. Но больше этого не повторится, поклялась себе Алва. Она вспомнила фразу, которую когда-то и от кого-то слышала – однажды мы все бываем безумны. На древнем языке духов это звучало намного внушительнее и убедительнее: «Sed semel insanivimus omnes».
– Спасибо тебе, Филипп,– тихо сказала Алва.
Рарог в ответ только удовлетворенно хмыкнул.
– Но как ты здесь оказался? – спросила Алва. – Ты что, следил за мной?
Учитывая обстоятельства, это был глупый и даже оскорбительный вопрос. Но Филипп ответил.
– Такая женщина, как ты, не может остаться незамеченной, – сказал он. – Я спрашивал, мне отвечали. Ты произвела фурор в этом городишке.
– А-а, – кивнула Алва. Лесть рарога на этот раз оставила ее равнодушной.
– Кстати, твой новый знакомый – известный в городе соблазнитель юных девиц, – сказал Филипп, смеясь одними глазами. – Ты бы оделась.
Алва встала и подобрала свою одежду. От трусиков ничего не осталось, а юбку разорвали, когда стаскивали с нее. Эльфийка подняла рубашку, которую ей накинули на голову, и обвязала ее вокруг бедер наподобие парео. Поморщилась от прикосновения грубой ткани к коже. Между ног сильно саднило.
