Сергей Юрьевич Катканов
Рыцари былого и грядущего. III том
Было тепло, но не жарко и достаточно светло, но солнце не слепило глаза, а птицы по-прежнему жизнерадостно щебетали. Дорога, плотно утрамбованная грунтовка, заставляла думать, что по ней постоянно ходит взад-вперёд множество людей, хотя было понятно, что здесь до них вообще вряд ли кто-нибудь ходил, словно кто-то дружелюбной и гостеприимной рукой раскатал перед ними ковёр.
Здесь не надо было отдавать распоряжений, все и так понимали, что они просто должны идти по дороге вперёд. Шли уже не цепочкой, как по лестнице, а небольшими группами, переговариваясь кто о чём. Сиверцев подошёл к Морунгену:
– Значит вы и есть тот самый древний и легендарный Георг фон Морунген?
– Да, Андрей. Я – командор Ордена Храма Георг фон Морунген, доверенное лицо великого магистра Жильбера Эраля. В своё время, в конце XII века, мне удалось положить начало укоренению тамплиеров в Эфиопии. Потом меня перебросило в XX век, как – рассказывать долго и теперь уже не интересно. Но, как тебе известно, в XX веке мне удалось неплохо адаптироваться. Теперь, надеюсь, понятен мой повышенный интерес к нелинейным проявлениям времени и пространства.
– Теперь как раз ничего не понятно. А ваша древность, мессир, в той компании, где мы оказались, уже не производит особого впечатления.
– Да я, кажется, никогда и не претендовал на исключительность.
– Извини, брат Георг. Мы так сроднились за последнее время, а я всё не могу избавиться от привычки тебя подкалывать. А наш Милош, оказывается, принадлежит к славному роду Обиличей?
Милош, шедший неподалёку, растерянно буркнул:
– Я сам об этом не знал. Меня это потрясло не меньше, чем та ситуация, в которой мы оказались. Если бы я с детства знал, что я – Обилич, всю жизнь прожил бы по-другому.
– Ты прожил свою жизнь, а не чужую. Так хотел Бог, – добродушно заметил Морунген.
***
В лесу, через который вот уже несколько часов шли тамплиеры, на первый взгляд не было ничего чудесного. Огромные, порою до метра в диаметре, стволы деревьев выглядели впечатляюще, но вполне по земному. Трава на обочине была изумительного изумрудного цвета, но каждый не раз видел такую траву – чистую, яркую, особенно после дождя, хотя дождя здесь не было. Самым удивительным было то, что через плотно сомкнутые кроны деревьев сюда почти не проникал яркий свет, мягкий зеленоватый сумрак леса производил впечатление мистическое, но и в этом не было ничего сверхъестественного. Андрей заметил, что за несколько часов пути они ни разу не видели сухого или упавшего дерева. Умирают ли эти гиганты вообще? Не увидеть чего-то обычного и увидеть нечто необычное – не одно и то же. А сами деревья были хорошо известных пород – дубы, клёны, вязы. Могло, конечно, удивить, что лес – европейский, но землю, по которой они шагали, лишь с большой условностью можно было назвать африканской.
Зверя здесь было много. Лисы, волки, зайцы постоянно выскакивали на дорогу, впрочем не задерживаясь на ней. Пару раз прокосолапили крупные медведи. Звери были явно не пуганные, но к человеку не бежали. А воздух – свежий, чистый, насыщенный разнообразными лесными ароматами, был лишь замечательным лесным воздухом и не более того. Впрочем, неожиданно они получили простое и неброское подтверждение того, что лес, в котором они находятся, всё-таки волшебный. Сиверцева окликнул Беранже де Колль:
– Мессир, посмотрите-ка на это.
– Папоротник. Обычный папоротник. Довольно крупный, хороший экземпляр. Что особенного?
– Ах, мессир, неужели вы когда-нибудь видели цветущий папоротник? Вы посмотрите – некоторые ветки сплошь усыпаны цветами.
– Действительно, – Андрей расплылся в детской улыбке. – Они такие маленькие, эти цветочки, похожи на земляничные. Да, Беранже, многие на протяжении веков хотели бы увидеть цветущий папоротник, а вот он, видишь, и ни чего особенного.
– В настоящей красоте ни когда нет ничего особенного. Всё самое прекрасное в этой жизни так неброско, что мы на него внимания не обращаем. Как мне хотелось бы написать об этом стихи.
– Так напиши.
– Не успею, – грустно сказал Беранже.
Сиверцев молча кивнул и, немного подумав, скомандовал:
– Привал.
Рыцари отошли немного в сторону от дороги, ноги сразу же стали погружаться в ласковый мягкий мох. Обычного лесного мусора здесь не было, мох казался идеальной постелью. И это настораживало.
– Думаю, что на этот мох опасно ложиться, здесь могут быть змеи, – сказал Анри де Монтобан.
– Ты прав, Анри, – сказал Сиверцев, – Точнее, ты был бы прав в обычной ситуации. А здесь, я уверен, такого рода опасности нам не угрожают. Нас должно ожидать нечто по-настоящему ужасное, так что гадюки нас не тронут.
– Сердце маршала – вещун, – торжественно провозгласил Морунген и плюхнулся в мягкий мох.
Все тамплиеры улыбнулись и последовали его примеру. Мох оказался ещё удивительнее, чем они думали, он охотно принимал форму, которая была удобнее отдыхающему человеку. Братья достали из вещмешков хлебы, которыми одарил их на дорогу пресвитер Иоанн, и фляги с водой, наполненные из источника рядом с хижиной старца. Этот хлеб не хотелось резать кинжалами, его бережно отламывали, крошек не было. Хлеб быстро насыщал. Когда они в следующий раз достали хлебы, с удивлением убедились, что они целые. Значит, каждый обеспечен едой до конца жизни. Впрочем, думать об этом не хотелось. Хотелось чуток поспать.
– Всем отдыхать два часа, – скомандовал Сиверцев, – Я дежурю.
Тамплиеры уснули сразу же. Андрей расположился поудобнее и стал рассматривать деревья. Только сейчас он заметил, что каждое дерево живет в своём времени года. У одних весна – только ещё распускаются клейкие листочки, у других лето – листья полностью развившееся, у третьих осень – желтые, красные листья всех оттенков. А зимы здесь не было, ни одно дерево не стояло голым. Может быть, здесь нет времени, поэтому нет ни какого определенного времени года. И здесь нет смерти, поэтому нет зимы. Почему же он всем сердцем чувствует, что в волшебном лесу – осень? Да, вне всякого сомнения, они – посреди осени. Значит, они движутся по направлению к зиме, то есть к смерти?
Периферийным зрением Андрей уловил некое белое пятно, приближавшееся бесшумно и плавно. Он повернул голову и увидел удивительного белого льва. Он был белее тамплиерского плаща, наверное, седой. Величественное густая грива, морда опущена к земле, и глаза закрыты. Может быть, лев – слепой? Идет, однако, уверенно, деревья огибает, как зрячий. Лев приблизился к Сиверцеву и спокойно лег рядом с ним.
– Хлеба хочешь? – спросил Андрей.
Лев чуть наклонил свою царственную голову. Андрей достал из мешка хлеб, отломил небольшой кусок и протянул льву на ладони. Зверь легко слизнул угощение, кажется, смакуя его вкус, а потом благодарно заурчал. Сиверцев уже знал, что этот лев будет теперь сопровождать их. Вопросов к зверю у него пока не было, так что некоторое время они просто сидели рядом.
И тут Андрей увидел забавную картину. Невдалеке от них появились заяц и волк. Волк вдруг страшно зарычал на зайца, угрожающе оскалил пасть и даже поднял на него свою сильную лапу. Заяц не пытался убежать, и во взгляде его больших глаз читался не столько испуг, сколько удивление. Он, казалось, хотел сказать обидчику: «Серый, ты что, с ума сошёл?»
Андрей обернулся ко льву:
– Царь зверей, ты бы навел порядок, а то видишь, волк дурит.
Лев спокойно поднялся, бесшумно подошел к волку и так сильно ударил его могучей лапой под зад, что тот подлетел в воздух и успел несколько раз перекувырнуться, пока не упал на мох. Упав, волк на брюхе подполз ко льву и лизнул его лапу. Царь зверей недовольно рыкнул и мотнул головой в сторону зайца, дескать, перед ним извиняйся. Серый охотно подскочил к зайцу и лизнул его в нос. Косой тут же радостно запрыгал, дружба между ними была восстановлена, и они побежали куда-то наперегонки, вполне довольные друг другом.
Андрей, с улыбкой наблюдавший эту сцену, когда звери убежали, серьезно задумался. Итак, звери здесь дружат, как и положено в земном раю, сильный не поедает слабого. Но тут не всё безмятежно. Сильные подвержены соблазнам, иногда испытывая желание, как минимум, продемонстрировать силу. Значит, и их, тамплиеров, в этом лесу ждут соблазны. И неизвестно, насколько серьезные.
– Подъем, – скомандовал Сиверцев.
Тамплиеры сразу же поднялись, никто из них уже не спал. Все были рады, что у них появился новый спутник – лев, они зашагали дальше по дороге. Трудно было сказать, какое сейчас время суток, за густыми кронами было не видно, то ли солнце недавно поднялось, то ли стоит в зените, то ли уже заходит. Может быть, здесь не было времени суток, так же, как и времён года? С категорией времени у них сразу же сложились отношения очень неопределённые. Они шли по дороге, кажется, довольно долго, а, может быть, и совсем не долго. Чувства ожидания, нетерпения никто из них не испытывал. Казалось, они потеряли чувство времени, а может быть просто в лесу было хорошо.
Между тем, дорога постепенно начала сужаться, вскоре обратившись в тропинку, по которой двое уже не могли идти рядом. Тамплиеры вытянулись в цепочку, поневоле прекратив разговоры. Тропинка вывела их на большую поляну, и они, наконец, увидели над головами чистое голубое небо, впрочем солнца на небе не было, хотя было светло. «Так значит всё-таки закат или восход», – подумал Сиверцев. Но додумать эту мысль он не успел – взоры всех тамплиеров обратились к часовне, которая стояла посреди поляны.
Часовня размером со средний храм была сложена из аккуратно обтёсанных камней и находилась в прекрасном состоянии, хотя следов ухода за ней не было никаких. Такие основательные постройки редко нуждаются в ремонте, а потому трудно сказать, то ли десять лет назад построена эта часовня, то ли стоит уже тысячу лет.
Братья подошли к закрытым дубовым дверям. На них красовались литые серебряные ручки. Все прочитали молитву, Андрей взялся за ручку и осторожно потянул на себя. Дверь не шелохнулась. Потянул сильнее – тот же результат. Резко дёрнул – дверь осталась совершенно неподвижной.
Тамплиеры обошли часовню вокруг, заглянули в окна из идеально прозрачного хрусталя. Через окна хорошо просматривалось всё внутреннее убранство часовни. На её восточной стене висела икона – Господь Вседержитель, на южной – Георгий Победоносец, на северной – архангел Михаил. Вне сомнения, это была тамплиерская часовня. На каждой стене под иконами висели по три рыцарских щита белее снега с крестами алее крови. Щиты были явно приготовлены для них, но они не знали, как войти в часовню.
– Дверь – деревянная, а мечи у нас не игрушечные. За пять минут можем оставить от двери одни щепки, – сказал суровый Эстебан д’Албугера
– Дон Эстебан всегда заходит в дома молитвы столь необычным образом? – спросил Сент-Омер.
– Если любезный Годфруа подскажет способ более изысканный, все, без сомнения, будут ему благодарны, – без обиды, скорее задумчиво, ответил д’Албугера.
Братья бродили по поляне, с интересом рассматривали двухметровый крест чёрного мрамора, возвышавшийся недалеко от часовни. Под крестом лежала плита белого мрамора без каких-либо надписей или знаков. Решили, что это могила безвестного героя. Они долго так бродили в растерянности, наконец, Вальтер Одноглазый сказал:
– Братья, нам надо помолиться, тогда двери часовни откроются.
– Брат Вальтер, очевидно забыл, что мы все помолились, прежде, чем я взялся за ручку двери, – проворчал Сиверцев.
– При всём уважении, господин маршал… Мы не помолились, а лишь произнесли слова молитвы, – робко заметил Одноглазый.
– Пожалуй, ты прав. Что же делать?
– Пойдёмте все к мраморному кресту, встанем перед ним на колени и будем произносить слова молитвы до тех пор, пока в наших сердцах не родится чистая молитва.
– Но молится на могиле, даже не зная, кто в ней похоронен, это как-то не очень, – заметил Анри де Монтобан.
– Не думаю, что это могила, – задумчиво обронил Вальтер.
– А что? – спросил Анри.
– Ключ, – вдруг уверенно сказал Сиверцев, уже всё понявший. – Ключ к часовне.
Девять рыцарей Храма в белых плащах встали полукругом на колени перед чёрным крестом и, сложив руки на груди, начали хором шептать Иисусову молитву. Сиверцев прикрыл глаза, стараясь погрузить своё сердце в немногие простые слова, исполненные неисчерпаемой глубины. Иногда ему начинало казаться, что он действительно молится, и всё-таки он продолжал чувствовать в сердце сухость, говорившую о том, что это ещё не молитва. Открыв глаза через неопределённое время, он увидел, что на белой плите начинают понемногу проступать красные буквы, готовые сложиться в слова Иисусовой молитвы, но некоторые слова ещё и не начали появляться. Значит до сих пор никто из братьев ни разу не произнёс эти слова от всего сердца. Пока ярко обозначились только первое слово: «Господи».
Они продолжали молиться. По земным меркам могли пройти уже сутки, но теперь братья по-настоящему выключились из потока времени. Никто не знал, давно ли они молятся, никто уже не чувствовал себя. Наконец они услышали словно бы очень тихий колокольный звон. Андрей приоткрыл глаза и увидел, что на белой плите чётко обозначились все слова Иисусовой молитвы. Он встал с колен и от всего сердца произнёс: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе». Братья последовали его примеру.
Дверь часовни открылась легко, плавно, без скрипа. Тамплиеры зашли и увидели то, что почему-то не рассмотрели через окна. Посреди часовни стоял большой кубический камень, по виду напоминавший алтарь, но без покрова, и назначение он имел явно иное. Сначала им показалось, что на камне стоит крест, но присмотревшись, они увидели, что из камня торчит меч с крестообразной рукояткой.
– Известная картина. Меч в камне. Эскалибур. Значит, одному из нас придётся стать королём? – задумчиво произнёс Анри де Монтобан.
– Не думаю, – заметил Сиверцев. – Не надо ждать, что здесь будут оживать древние легенды, причём дословно. Скорее всего, аналогия с мечём короля Артура носит характер ограниченный – одному из нас суждено извлечь меч из камня, он и будет потом биться этим мечём, который, очевидно, предназначен для вполне определённого боя. Прежде, чем мы приступим к испытанию, хочу сказать: весьма нежелательно, чтобы среди нас появлялись избранные, чуть ли не коронованные особы. Все братья равны, а ваш покорный слуга равнее всех, иначе мы не рыцари.
Каждый тамплиер молча кивнул в знак согласия. Они по очереди стали подходить к мечу и браться за рукоятку, не имея успеха. Никто не отходил разочарованным, Андрей явно видел это по их лицам. Он взялся за рукоятку последним, меч легко вышел из камня.
– Не могу сказать, что означает то, что мне дано владеть этим мечём, – немного растерянно сказал Сиверцев.
– То, что мы не ошиблись, избрав вас своим руководителем, – спокойно ответил де Сент-Омер.
– А ещё то, что именно вам придётся вступить в то единоборство, в котором потребуется этот меч, – так же спокойно добавил Морунген.
– Но что это за меч? – неизвестно у кого спросил Милош.
– Думаю, это меч Карла Мартелла, – сказал Морунген. – Видите пять крестов на рукоятке? Когда-то Мартелл, по сути – первый крестоносец, с этим мечём остановил сарацин, вторгшихся из Испании во Францию. Потом меч Мартелла чудесным образом достался Жанне д`Арк, а после её пленения куда-то исчез. Думаю, с тех пор он принадлежал не одному христианскому герою и вот теперь достался господину Сиверцеву. Кстати замечу, что Карл Мартелл не был королём, так что наш маршал может быть спокоен – корона ему не грозит.
– Разбираем щиты, братья, – улыбнулся Сиверцев. – Надеюсь, они не прикручены к стенам болтами.
Щиты снимались легко. Они были удивительными – очень лёгкими и, судя по всему, чрезвычайно прочными. Трудно было определить, что это за металл, если это вообще был металл. Казалось, что красные кресты на белом поле не были нанесены краской, а являли собой цвет самого материала. На внутренней стороне щитов сверху были написаны слова молитвы «Да воскреснет Бог…». Братья сразу поняли: когда закрываешь щитом голову, слова молитвы оказываются перед глазами.
Теперь они были хорошо вооружены для тех сражений, о которых не имели ни малейшего представления.
***
Волшебный лес казался бесконечным, да так оно, наверное, и было. Казалось, что пространство, так же как и время – лишь гости в этом лесу, они иногда проявляют себя, заставляя, например, ждать или продвигаться вперёд, но ни пространство, ни время не могли вести себя здесь, как хозяева, они не составляли существа волшебного леса.
Братья чувствовали, что они продвигаются по лесной дороге, но так ли это было на самом деле, они не пытались даже определить. Иногда им казалось, что они идут уже несколько дней, но если бы им сказали, что прошло лишь несколько часов, с тех пор, как они покинули рыцарский зал, никто из них не был бы удивлён.
И вот они увидели дым где-то в глубине леса, может быть, в километре от дороги. Решили свернуть, посмотреть, что там такое. У большого костра стоял человек в лохмотьях и очень внимательно, по-деловому, следил за огнём. Для человека, судя по всему, было очень важно, чтобы костёр горел так, как надо и никак иначе. Его почерневшее от дыма лицо выглядело таким сосредоточенным, что было просто неловко его отвлекать. Братьев, давно уже стоявших рядом с ним, он вообще не заметил, так что у них было время хорошенько рассмотреть его хижину, стоящую неподалёку. Она была сложена из очень толстых массивных брёвен, хотя внутри, похоже, трудно было разместиться и двоим. Имея желание поставить маленькую хижину, разумнее было бы использовать брёвна менее основательные, но в этом лесу все деревья были огромны.
Костёр, между тем, понемногу прогорал, чумазый оборванец начал растаскивать ещё не полностью прогоревшие поленья, приговаривая: «Славный будет уголь, славный будет уголь». Закончив своё дело и, видимо, до сыта надышавшись дымом, он заметил, наконец, братьев и, ни сколько не удивившись, очень просто спросил:
– Вы кто?
– Рыцари Христа.
– Рыцарей Христа не бывает. Или уж «беллаторес» – воины, или уж «ораторес» – молящиеся. Не знаю, зачем вы пытаетесь меня обмануть. Впрочем, это ваше дело.
– А вы кто? – спросил Беранже де Колль.
– Углежог Эврар.
– А точнее? – улыбнулся Беранже.
– Эврар де Брейтель, виконт Шартрский, – углежог выпрямил спину, и его благородная осанка стала всем очевидна.
– Мы хорошо знаем о вас, Эврар, – очень любезно продолжил де Колль. – Когда-то вы блистали в высшем свете, были героем рыцарских турниров, а потом узрели тщету всего мирского, удалились в лес и стали углежогом.
– Не знаю, откуда вам про меня известно, но именно так всё и обстоит с бывшим виконтом Шартрским. Я теперь «лабораторес» – работающий. И, доложу я вам, господа, это прекрасно. Живу в лесу один, в тишине и покое, жгу уголь, потом отношу его на поляну неподалёку. Уголь забирают, а мне оставляют хлеб. Я сам собираю ягоды, орехи, грибы. Вы видели какие здесь грибы?
– Пока не довелось.
– Однажды я нашёл гриб, под которым можно было от дождя укрыться, а вокруг него росло множество меньших собратьев. Если бы вы увидели эту картину, то, не задумываясь, навсегда остались бы в этом лесу. Завтра мы с вами отправимся туда, на это чудесное грибное место. Ну а потом подумаем, где вам хижины поставить, так чтобы мы не мешали друг другу. Лес большой, всем места хватит.
– Вы полагаете, что мы останемся здесь и станем, как вы, углежогами? – поинтересовался Сиверцев.
– А зачем иначе вы сюда пришли? Иначе в лесу делать нечего. Так останетесь?
– Ещё не решили. Подумаем. Что скажете, братья?
Тамплиеры один за другим, пусть и без большой уверенности, начали высказываться в пользу этого решения:
– Может быть, и правда хватит нам уже кровь проливать? Страдаем сами и других страдать заставляем.
– Эврар избрал благую участь. Что хорошего в мирской суете?
– Как должно быть хорошо молиться после мирного труда.
– Возможно, Бог привёл нас сюда, чтоб мы обрели наконец покой. От добра добра не ищут.
Беранже всё это время молчал. Сиверцев, уже почти уверенный, что им надлежит остаться здесь, спросил Беранже, не сомневаясь, что поэт поддержит это решение:
– Что скажешь, благородный де Колль?
– Мы должны вернуться на дорогу. Я правильно вас понял, мессир? Именно этот приказ вы уже готовы были отдать?
Андрей ошарашено посмотрел на Беранже, чистое, ясное спокойствие его глаз подействовало на него отрезвляюще. Потом глянул на радостных братьев и явственно почувствовал в их улыбках фальшь, заметил на их лицах болезненную расслабленность. Братья, кажется, «поплыли». Углежог Эврар невозмутимо с достоинством ждал их решения, не пытаясь уговаривать. На Эврара было приятно глянуть, копоть совершенно не портила его благородного лица, а вот на них, если они здесь останутся, кажется, никто уже не сможет посмотреть с таким же удовольствием. Сиверцев стряхнул с себя болезненное оцепенение и сказал де Коллю:
– Я хотел отдать совсем другой приказ. Но ты прав. Прощаемся. Скажи несколько слов де Брейтелю.
Беранже подошёл к Эврару и любезно сказал:
– Дорогой Эврар, мы очень рады, что встретили вас. Вы действительно избрали благую участь. Рыцарь, отрекшийся от светской суеты и добывающий себе пропитание трудами рук своих достоин большого уважения. Но наш путь иной. Мы «беллаторес» и «ораторес» одновременно. Мы не «лабораторес». Рыцари Христа существуют, дорогой Эврар. Это мы.
Беранже поклонился Эврару. Углежог молча поклонился в ответ, в его глазах теперь читалось понимание.
– Возвращаемся на дорогу, – скомандовал маршал.
Братья один за другим прощались с углежогом, протягивали ему руки, не боясь испачкаться в копоти. Вскоре они уже снова шли по лесной дороге.
– Как ты понял, что мы не должны там оставаться? – спросил Сиверцев де Колля.
– Очень просто. Я представил себе, что, став углежогом, в лесной тиши буду иметь достаточно времени, чтобы писать стихи. А ведь в волшебном лесу я и стихи смогу писать волшебные. И тут во мне проснулось такое сильное желание никогда не покидать этот лес, что я тут же понял – это желание не от Бога. Рыцарь должен перешагнуть через самого себя. Время стихов прошло. Близится время мечей.
***
Они и сами не заметили, как дорога постепенно сошла на нет. Теперь они шли лесом, по мягкому мху, валежника здесь по-прежнему не было, так что идти было легко, впрочем, деревья росли всё плотнее, начали появляться кустарники, то есть путь постепенно усложнялся.
Если бы не лев, впору было бы растеряться, но седой царь зверей неотступно и неназойливо сопровождавший их всю дорогу, теперь шёл впереди, указывая направление. Тамплиеры были спокойны, потому что верили льву. Он по-прежнему не открывал глаза, и если не был слепым, то во всяком случае, шёл в слепую, но это только увеличивало доверие к нему, устраняя сомнение в том, что он ведёт их по Божьей воле, а не по своей прихоти.
Папоротники вокруг стали огромными, чуть ли не в рост человека, они почти не мешали идти, легко подминаясь под тяжёлой поступью, но сильно ухудшали обзор. Теперь тамплиеры словно плыли в море зелени. Неожиданно произошло то, чего никак нельзя было ожидать – огромный дуб, крона которого терялась где-то в необозримой вышине, страшно заскрипел и начал падать, вырываясь из объятий других деревьев, с которыми переплетался ветвями.
Дуб валился точно на них, тамплиеры рефлекторно отступили назад, что оказалось весьма не лишним, толстые ветки гиганта просто вдавили бы их в землю, если бы они не отошли. Казалось, что прямо перед ними с небес рухнул целый мир, и теперь они были захвачены его периферией, оказавшись среди тонких ветвей, пребольно хлестнувших по ним, хотя и никого не ранивших. Путь вперёд был полностью перекрыт. Лев исчез из вида. Никто из тамплиеров в первую минуту после падения дерева не сказал ни слова. Профессиональные военные привыкли задавать вопросы только когда надеялись получить ответы, и никогда не делали бессмысленных комментариев к тому, чего не понимали. Они пытались осмотреться, но вокруг ничего не было видно.
А ситуация неожиданно обострилась – у самого виска маршала вонзилась в толстый сук стрела. Андрей не успел ничего подумать, как такая же стрела вонзилась в дерево рядом с головой Милоша, который стоял от него в паре метров. Он понял, что их никто не пытается убить, слишком ювелирно были посланы стрелы, невидимый лучник просто предупреждает, что их жизни находятся в его руках.
– Всем оставаться на своих местах, – громко отдал приказ Сиверцев. – Кому мы помешали, кто стреляет?
– Кто бы вы ни были – поворачивайте назад. Дальше для вас пути нет. Захотите это проверить – каждый получит по стреле, – раздался непонятно откуда громовой голос.
– Мы – рыцари Храма, совершающие свой путь по Божьей воле, – спокойно, твёрдо и громко сказал маршал. – Мы никогда не повернём назад. Мы не умеем это делать. Кто ты, пытающийся препятствовать нам?
Голос ответил громким смехом:
– Ты бы ещё сказал, что вы – эльфы. Храмовников придумал фантазёр Эшенбах. Могли бы соврать что-нибудь более правдоподобное.
– Если ты не разбойник, а рыцарь – выходи, сразимся один на один, и ты увидишь, как умеют драться фантазии Эшенбаха.
Где-то что-то захрустело, заскрипело и вскоре прямо перед Андреем появился из папоротников рыцарь. Он был в чёрных пластинчатых доспехах без шлема. Длинные рыжие космы лежали на плечах, лицо до глаз тонуло в большой рыжей бороде. В руках он держал огромный двуручник.
– Пойдём-ка в сторону, добрый человек, тут рядом есть хорошая полянка, – с угрожающим спокойствием промолвил рыжий рыцарь. – Там ты быстро поймёшь, рыцарь перед тобой или разбойник.
– Всем ждать здесь, – крикнул Сиверцев своим и пошёл за рыжим гигантом в чёрных доспехах.
Не говоря лишних слов они приступили к поединку. Меч Мартелла Андрей оставил за спиной, решив драться клинком, подаренным Сенаном. Это был короткий одноручник, клинок рыжего был вдвое длиннее, но у того, в отличие от Андрея, не было щита.
Рыжий лишь пару раз взмахнул своим двуручником и Андрей понял, что перед ним очень серьёзный боец. Взмахи были лёгкие, несмотря на огромный вес меча, и достаточно коварные, неожиданные по траектории. Рыжий тоже понял, что перед ним не новичок, судя по тому, как грациозно его противник увернулся от страшных взмахов. Когда двуручник был на излёте, Андрей стремительно контратаковал, имея намерение нанести колющий удар в плечо, но тут уж рыжий доказал, что способен не только делать большие взмахи, но и уворачиваться тоже умеет.
Минут через пять Андрею уже были понятны слабые стороны противника. Его тактика была заточена преимущественно под большую свалку, где ни один взмах огромного двуручника не пропадёт понапрасну. А в XX веке тамплиеров учили уже только единоборству, так что сейчас тактика Андрея выглядела более отточенной. Впрочем, рыжий оказался воином мыслящим и по ходу боя быстро приспосабливался к тактике противника. Когда его двуручник в очередной раз просвистел мимо цели, и Сиверцев контратаковал, рыжий неожиданно выпустил меч из рук и, легко подпрыгнув, ударил в щит Андрея ногой. Доблестный маршал как пушинка отлетел на пять шагов, упав на спину, но быстро перевернулся и вскочил на ноги. Рука, державшая щит, онемела, он понял, что ещё одного серьёзного удара по щиту не выдержит и, отбросив его на траву, бросился прямо под взмах двуручника, который противник уже поднял. Андрей перекувырнулся через голову и, оказавшись за спиной у рыжего, мгновенно вскочил и ударил его мечём плашмя по спине. Рыжий, как подкошенный, рухнул на колени. За долю секунды ему можно было раскроить мечём голову, а Сиверцев умышленно постоял сзади несколько секунд, давая понять противнику, что не бьёт только потому что не хочет. Обоим было понятно, что поединок закончен. Рыжий тяжело поднялся на ноги и повернулся к Андрею.
– Хороши ли в бою фантазии Вольфрама фон Эшенбаха? – иронично спросил Сиверцев.
– То был отважный тамплиер
Великой храбрости пример, – рыжий с восхищением процитировал Вольфрама.
– Со своей стороны могу засвидетельствовать, что имел честь драться с настоящим рыцарем, – с поклоном сказал маршал. – Может быть, вы наконец представитесь?
– Зови своих, чтобы девять раз не представляться.
Они сели на полянке в кружок, рыжий начал:
– Меня зовут Ожье Датчанин. Я – вассал короля Артура. Вместе с ним волей Господа нашего Иисуса Христа был перенесён на остров Авалон. Это здесь неподалёку. Берег озера – в двух милях отсюда.
– Что побудило вас, Ожье, оказать нам такой приём? Стоило ли дуб валить и всё прочее?
– Прошу прощения, господа, за не очень дружелюбный приём, но сами посудите: один против девяти клинков я бы никак не устоял, пришлось валить заранее подрубленный дуб и стрелять из засады, словно я и правда разбойник, но что же было делать? Я не мог пропустить вас к берегу, я обязан отводить от короля все опасности. До сих пор это было не трудно. Забредёт сюда какой-нибудь дуралей, получит кулаком в зубы, и опять всё спокойно. А такая рать появилась впервые. Я, признаться, крепко испугался, что не смогу защитить короля. Откуда же мне было знать, что вы – «тамплиеры, рыцари Христовой веры». Если так, то вы, конечно, не можете быть враждебны великому христианскому королю.
– Как чувствует себя король Артур?
– Пойдём на берег, по дороге расскажу.
Они долго пробирались среди папоротников, огибая огромную крону поваленного дуба, и наконец выбрели на довольно широкую тропу. Ожье Датчанин начал:
– Рана, которую получил король Артур в последней битве с Мордредом, не зажила. Она почти не беспокоит Артура, не кровоточит и не болит, но и не рубцуется. Пока король на Авалоне, эта рана совершенно для него не опасна, но если он покинет остров, рана за сутки убьёт его. Я каждый день на лодке отправляюсь с острова на берег, бью дичь из лука, охраняю подступы к озеру. Вечером возвращаюсь, и мы с его величеством проводим время в молитвах и душеполезных беседах. Настанет время, когда мы вернёмся, и Ожье Датчанин разделит с королём его триумф. Но теперь уже не я один. Теперь у Артура будет свита из девяти храбрых и благородных тамплиеров.
Они вышли к берегу озера, со всех сторон окружённого могучими деревьями. Вода в озере казалась совершенно чёрной, впрочем, зачерпнув её в пригоршню, не трудно было убедиться в её абсолютной прозрачности. Подобраться к берегу можно было только той дорогой, которой привёл их Ожье, здесь была небольшая песчаная отмель, на которую до половины корпуса была вытащена дубовая лодка.
– В моей лодке может поместиться кроме меня не больше двух человек, так что нам придётся сделать несколько рейсов, но это не беда, лодка хорошо идёт под веслом, а до острова недалеко, – сказал Ожье.
