Сергей Юрьевич Катканов
Рыцари былого и грядущего. III том
***
– Мы должны построить замок, который перекроет брод Иакова. В верховьях Иордана, у Генисаретского озера, сарацины имеют удобную переправу, через которую проникают в Галилею. Этому пора положить конец. Замок тамплиеров навсегда запрёт брод Иакова, – заявил Одон де Сент-Аман тоном, не терпящим возражений.
– По условиям перемирия мы не имеем права строить новые крепости на границах, – спокойно заметил король Балдуин. Смертельная болезнь сделала царственного юношу философом и сейчас он, казалось, не имел ни малейшего желания спорить с магистром тамплиеров, а просто размышлял вслух.
– Лично я не принимал на себя никаких обязательств перед султаном, – дерзко заявил де Сент-Аман. – И с каких это пор тамплиеров считают исполнителями султанской воли?
– Вы нарушите обещание, данное королём. Вам безразлична честь короля? – Балдуин сказал это так спокойно, как будто и не про себя говорил.
– Честь короля не в том, чтобы позволять сарацинам беспрепятственно переходить Иордан.
– Значит, теперь уже вы решаете, в чём честь короля? Скажите, де Сент-Аман, кто-нибудь хоть раз смог хоть о чём-нибудь с вами договориться?
– Ваше величество… – Одон быстро наливался гневом, – я подчиняюсь только Богу и римскому папе. При этом римский папа – далеко, а Бог всегда со мной. Шатле святого Иакова будет построен. Так хочет Бог.
– Стройте, магистр, стройте. Если понадобится, я помогу вам деньгами и людьми, – король устало вздохнул. – Теперь ступайте. Жильбер, останься.
Магистр удалился, Жильбер Эраль, молча присутствовавший при разговоре, и сейчас не торопился говорить.
– Ты считаешь, Жильбер, что я проявил слабость?
– Нет, ваше величество, я считаю, что вы проявили мудрость. Конечно, наш магистр не видит дальше своего носа, вы же видите на милю вперёд, но, как ни странно, вы видите тоже, что и магистр. Война неизбежна, и не имеет никакого значения, когда она начнётся. Сейчас так сейчас.
– Да, Жильбер, ты понимаешь. Саладин не хочет мира, и никакими уступками его не умиротворить. Саладин тянет время, а время делает сильнее его – мы сильнее не станем. Ваш припадочный магистр не так уж и не прав, если разобраться. Пока мы играем с султаном в благородство, соблюдая все договорённости, он укрепляется, а мы напротив, слабеем с каждым днём. Иногда мне кажется, что не только я болен проказой, но и наше королевство. И что же будет? Султан, накопив достаточно сил, разорвёт перемирие тогда, когда это ему будет удобно, и мы не сможем предъявить ему претензии, потому что нас уже не будет, он уничтожит королевство одним ударом. А мы должны безропотно это ждать? Конечно, сам я не стал бы так грубо нарушать условия перемирия, но тут ваш Одон… Не вступать же мне в самом деле в бой с тамплиерами.
– Да… у нас есть много других способов порадовать султана, этот был бы не лучшим.
– Почему же султанат крепнет, а королевство слабнет?
– Потому что Саладина поддерживает весь Восток, а нас Запад так и не поддержал. После победы при Монжизоре мы надеялись, что Европа всколыхнётся, но этого так и не произошло. Теперь уже нет сомнений – крестоносный Иерусалим Европе не нужен.
– Не потому ли и король Иерусалима – юн и болен, магистр тамплиеров – буйнопомешанный, а Жильбер Эраль – зрелый, здоровый, умный, прозорливый, но он не король и не магистр.
– Может быть, именно поэтому, ваше величество. Это всё Божьи знаки. Мне кажется, мы так и не смогли стать достойными хранителями Гроба Господня, и Бог отнял у нас священное право на власть в Иерусалиме. И вот королевская династия прерывается, султан укрепляется, тамплиеры буйствуют, Запад безмолвствует.
Обезображенное проказой лицо юного короля было закрыто шёлком, а потому Эраль не мог знать, что же выражало в этот момент лицо короля.
***
Дальше события развивались бешенными толчками, словно кровь волнами выхлёстывала на камни пустыни из шеи, на которой больше не было головы. Тамплиеры возвели Шатле святого Иакова за зиму 1178-79 годов. Новый замок получил гарнизон из 60 тамплиеров и полуторых тысяч королевских наёмников. Саладин изволил сильно прогневаться, но продолжал играть в благородство. Он предложил тамплиерам 100 тысяч динаров за то, чтобы они снесли замок – не ко времени ему было ввязываться в войну. Разумеется, Одон де Сент-Аман высокомерно отверг предложение султана, и в мае 1179 года Саладин был вынужден пойти на очередное вторжение в Иерусалимское королевство. Шатле устоял, султан получил по зубам и ретировался.
Значительно лучше подготовившись, Саладин вторгся в пределы королевства 10 июня 1179 года. Тут уж удача сопутствовала султану, ему удалось захватить врасплох всю королевскую рать вместе с тамплиерами и госпитальерами неподалёку от Мезафата. Крестоносцы были на голову разбиты, а ведь были же у них очень хорошие шансы на победу, но яростный Одон де Сент-Аман слишком рано бросился в атаку и слишком увлёкся преследованием побежавших сарацин. Крестоносцы рассредоточились, потеряли связь друг с другом, тем временем Саладин, не утративший самообладания, восстановил боевые порядки и перешёл в контрнаступление, увенчавшееся полным успехом. Множество тамплиеров погибло, остальные попали в плен, включая бешенного Одона.
После нескольких дней осады Саладин взял штурмом Шатле Святого Иакова. Быстро наигравшись в благородство, султан приказал обезглавить всех тамплиеров, защищавших Шатле.
Впрочем, в Каире томились в плену многие тамплиеры с магистром. Саладин предложил обменять Одона де Сент-Амана на своего племянника, угодившего в плен к крестоносцам. Одон с достоинством ответил: «Тамплиер может предложить в качестве выкупа только свой пояс и боевой кинжал». Конечно, он не мог ответить иначе, кристально честный бешенный Одон. Он сказал о себе: «тамплиер», даже не вспомнив, что он – великий магистр. Все храмовники были братьями, и Одон осознавал себя лишь одним из братьев. Как мог он позволить выкупить себя, когда другие братья оставались в плену? Осознавал ли Одон, что именно он – главный виновник страшного поражения, постигшего крестоносцев? Вряд ли. Он был слишком уверен в своём праве бросаться в бой, едва завидев врага, и преследовать до тех пор, пока видел его. Блестящий рыцарь, слабый полководец, никакой дипломат. Он и умер, как простой рыцарь – храбро, с честью, не бросив братьев. Уже в октябре 1179 года Саладин велел прикончить невыносимого Одона.
А король Балдуин, больной, лишённый войска, вынужден был подписать новое перемирие с Саладином на тяжелейших условиях. Иерусалим рыдал. Арабский историк писал о крестоносцах: «Страх сковал их сердца». Так и было.
Тамплиеры пребывали в полной растерянности. Они никак не могли выбрать нового магистра. Храбрецов в Ордене было более чем достаточно, но даже самые горячие тамплиерские головы осознавали, что ещё одного бешенного Одона Орден Храма не выдержит. А вот мудрых дипломатов и талантливых полководцев почему-то тогда на тамплиерском горизонте не просматривалось ни одного. А ведь Орден Храма был сердцем крестоносного Иерусалима, и положение, в котором оказался Орден, Эраль понимал, как лишнее доказательство того, что кресту не долго уже сиять над Святым Градом.
В конечном итоге, в 1180 году тамплиеры избрали великим магистром испанского барона Арно де Ла Тур Ружа, магистра Испании и Прованса. Арно был достойным человеком, но на тот момент ему было уже более 70 лет – слишком большой энергии от него ожидать не приходилось. Кроме того, Арно находился на Западе и смог прибыть в Иерусалим только в 1181 году. Всё это время Орден оставался без руля, а Иерусалимское королевство балансировало на грани окончательного краха.
***
В Иерусалиме жило немало выходцев из Эфиопии, а потому слуга принца Лалибелы, верный Сиди, сразу же нашёл своих. Многие иерусалимские эфиопы с радостью поступили на службу к принцу, однако не все. Для многих земляков Лалибела был изгнанником, находящимся вне закона, и близость к нему могла вызвать гнев царя царей, который, конечно, обо всём узнает и не замедлит с карой.
И всё-таки у принца был теперь свой маленький двор из нескольких десятков человек и даже дюжина гвардейцев – опытных и храбрых эфиопских воинов, которые не задумываясь были готовы в любую минуту отдать на принца жизнь. Принц спросил своих гвардейцев, не хотят ли они принять монашество и по примеру франков-тамплиеров создать военно-монашеское братство? Принц лишь спросил, но воины ответили: «Воля ныгусэ – закон». Принц улыбнулся. Эти храбрецы всегда будут преданы только ему и никакого Ордена создать не смогут, но они станут хорошими воинами-монахами.
В небольшом домике на окраине Иерусалима, где располагался двор Лалибелы, жизнь спокойно текла вот уже четвёртый год. Большинство своего времени Лалибела проводил в храме Гроба Господня, часто бывал на Храмовой горе, иногда встречался со своим новым другом, тамплиером Эралем. Беды Иерусалимского королевства Лалибела принимал близко к сердцу, но он был здесь частным лицом и ничем не мог помочь прекрасным и возвышенным крестоносцам. Только молитвами.
И вот, наконец, в начале 1181 года в Иерусалим прибыло маленькое посольство из Рохи. Гонцы выглядели крайне измождёнными и едва держались на ногах, было понятно, что они имели задачу преодолеть долгий и сложный путь от Рохи до Иерусалима как можно быстрее. Едва завидев Лалибелу, они сразу же бросились ему в ноги. Принц понял, что он больше не принц, а царь царей.
– Мы счастливы приветствовать ваше императорское величество, – торжественно протянул молодой царедворец, едва встав на ноги.
– Что случилось с моим братом? – спросил Лалибела, не изменившись в лице.
– На него неожиданно набросился непонятно откуда взявшийся рой диких пчёл. Охрана тут была бессильна. Пчёлы закусали его до смерти.
– Пчёлы жалили только императора?
– Да, никто из слуг не получил ни одного укуса.
Лалибела утвердительно кивнул, не проявив никаких эмоций, как если бы всё шло по его плану, и он не ожидал никакого иного развития событий. На самом деле вмешательство смертоносных пчёл в вопрос престолонаследия было для него полной неожиданностью, но неожиданностью вполне естественной, закономерной и нисколько не удивительной, как впрочем и все невероятные события его жизни. Ни осанка, ни голос Лалибелы не изменились, они всегда были царственными.
– Кто удерживает власть в Рохе? – с непроницаемым достоинством спросил царь царей.
– Ваша матушка – императрица. Она очень просила вас поторопиться с прибытием.
– Мы отправимся в путь завтра. Вас накормят и предоставят всё необходимое для отдыха.
Лалибела отдал немногочисленные дорожные распоряжения и позвал верного Сиди:
– Срочно найди мне тамплиера Жильбера Эраля. Достань его из-под земли и попроси незамедлительно придти ко мне.
***
– Смиренный рыцарь Храма приветствует ваше императорское величество и желает многих лет царствования на благо всего христианского мира, – Эраль произнёс эти слова очень серьёзно и даже торжественно, но без тени подобострастия.
– Для тебя, Жильбер, я по-прежнему просто Лалибела. Тебе дарован титул «друг царя царей». Это освобождает тебя от исполнения предписаний придворного этикета.
– Благодарю вас, ваше величество.
– Не стоит благодарности, у меня просто не было другого выхода. Ведь ни один тамплиер всё равно не способен воздать царю царей надлежащие почести.
– Тогда, может быть, вы соблаговолите даровать титул «друг царя царей» всему Ордена Храма?
– Интересная мысль. Я подумаю об этом.
– Моя убогая мысль может оказаться достаточно глубокой в том случае, если она дарована мне свыше. Ведь император Эфиопии – хранитель Ковчега Завета, некогда пребывавшего в Храме Соломоновом, а тамплиеры – рыцари Храма Соломонова и хранители Храмовой горы. Связь между вашим троном и нашим Орденом носит сакральный, мистический, то есть нерасторжимый характер. Нам остаётся лишь увидеть эту связь, возникшую по Божьей воле, и делать то, что хочет Бог.
– Да… с тамплиерами можно говорить только на равных. Такова природа рыцарей Храма. Орден Храма является священным, он действует в мистическом пространстве, и это сообщает тамплиерам особые права, дарованные свыше. Не потеряйте только этих прав, мой дорогой Жильбер. Сакральное притяжение родственных духовных реальностей существует помимо нашей воли, но эта связь, вопреки твоему мнению, расторжима. Сохранит ли моя династия Загуйе священное право на власть? Сохранит ли Орден Храма священное право на Храмовую гору? Тут всё зависит от Бога и вместе с тем, тут всё зависит от нас.
– В безмолвии склоняюсь перед мудростью вашего величества.
– Оставим пока. У нас мало времени. До сих пор я не искал встречи с королём Иерусалима, потому что был изгнанником, пребывающим вне закона. Знакомство со мной могло поставить вашего короля в неловкое положение перед нашим императорским двором. Теперь я – император и должен встретиться с королём Балдуином. Но у меня очень мало времени. Сможешь ли ты организовать мою встречу с королём завтра рано утром?
– Это в моих силах.
***
Король Балдуин приветствовал императора Лалибелу, как равного, титул таинственного владыки неведомой страны не вызвал у Балдуина ни малейшего сомнения. Времени на торжественный приём не было, они встретились в королевских покоях в присутствии лишь нескольких приближённых, и король счёл возможным сразу же задать наиболее волнующий его вопрос:
– Весь христианский мир полон невероятными сообщениями о великом царстве пресвитера Иоанна, который готов придти на помощь Иерусалиму. Скажите, император, брат мой, не вы ли и есть тот самый пресвитер Иоанн?
– Абуна Йоханес… – задумался Лалибела. – Нет, я не абуна Йоханес… Но имя этого великого человека неразрывно связано с древней историей моей страны времён утверждения христианства. Мне кажется, Эфиопию вполне можно назвать царством абуны Йоханеса, пресвитера Иоанна.
– Вам кажется? Вы не уверены?
– Я – монарх милостью Божией. Скажу: «Так!». И будет так. Слово монарха созидает сакральную реальность. Но я не сказал ещё этого слова.
– А вот я – монарх, лишённый Божией милости. Мы с вами, брат император, почти ровесники, нам обоим едва перевалило за 20, но у вас впереди великое правление великой державой, а я, пожираемый страшной болезнью, не доживу и до 30-и, и моё маленькое королевство вряд ли надолго меня переживёт. Предвижу анархию и крах.
– Вам, король, брат мой, Господь даровал милость, которой удостоились немногие земные монархи – вы царствуете в Святом Граде, где царствовал Соломон. Но судьба Иерусалима горька. Горька и ваша судьба.
Балдуин долго ничего не отвечал, а потом сказал с большим чувством:
– Как жаждала моя душа этих великих и страшных слов. Их мог сказать только равный мне, не просто монарх, а правитель сакральной державы. Да, я совершу своё предназначение, но потом регенты погубят священное королевство. Бог дал мне знать это. Впрочем, они погубят лишь внешнюю оболочку королевства. Я не передам им священное право царствовать в Вечном Иерусалиме, на это нет Божьей воли, теперь это совершенно ясно для меня. Духовную власть над святым королевством я передаю вам, брат мой император. Вы готовы создать державу пресвитера Иоанна?
– Король, брат мой, вам первому из земных людей я открою великую тайну. Бог повелел мне создать в своей державе Новый Иерусалим, построив для этого храмы, каких ещё не бывало под солнцем. Ныне я вижу, что Господь и вам открыл свою волю. Святому Граду Иерусалиму надлежит надолго уйти в сокрытие среди эфиопских гор. Царство пресвитера Иоанна – особое. Оно – земное, но вместе с тем – вечное. Оно не от мира сего, но оно – в мире. И не создать мне надлежит это царство, а обрести его.
– А ведь сначала, брат мой император, я всего лишь хотел просить вас о военной помощи.
– Открою вам, брат мой король, что христиане Эфиопии уже сейчас оказывают военную помощь крестоносцам. Мы ведём страшную войну с сарацинами на побережье Эритрейского моря. Каждый сарацин, который сражается с эфиопами, сражался бы с крестоносцами, если бы не мы. Иерусалим давно бы уже пал.
– Как знать, может быть, знамя крестоносцев до сих пор развевается над Святым Градом, чтобы мы смогли в полном согласии друг с другом и с Божьей волей совершить передачу священной власти. Да пребудет с императором Эфиопии благодать Божия и пчёлы Меровингов. Но мы с вами на земле уже никогда не встретимся. Тамплиеры свяжут наши царства в единую священную реальность. Ведь где Ковчег, там и Храм. А где Храм, там и храмовники.
***
Лалибела прощался с Эралем.
– Тамплиеры готовы принять участие в строительстве Нового Иерусалима в горах Эфиопии? – спросил император.
– Конечно. Новый Иерусалим нужен не только нам или вам. Он нужен всему христианскому миру. Будь на моём месте покойный Одон де Сент-Аман, он тут же послал бы в Эфиопию как минимум половину Ордена.
– Что сделаешь ты на своём месте?
– Осмотрюсь. Буду слушать землю и нюхать воздух. Пока тамплиеры вынуждены решать вопросы, связанные с Древним Иерусалимом. Вам, ваше величество, необходимо утвердиться на царстве. Ни вы, ни мы не знаем, какими располагаем ресурсами, в чём имеем необходимость. Хотел бы послать вместе с вами небольшое тамплиерское посольства. Несколько толковых сержантов во главе с рыцарем. Этот рыцарь – германский храмовник Георг фон Морунген. Энергичен, силён, храбр, умён. Впрочем, это можно сказать про большинство храмовников, а Георг – человек особый. Он очень много читал, и образованность его – самая разносторонняя, но даже не это главное. В душе Георга живёт удивительное стремление достичь горизонта. Не сомневаюсь, что вы оцените его.
– Мы отправляемся в путь через 2 часа. Пришли своих людей ко мне. А ведь и с тобой, дорогой друг царя царей, мы тоже никогда больше не увидимся, так же, как и с королём Балдуином.
– Но я узнаю о вас, и вы, я надеюсь, узнаете обо мне. Через 2-3 года Морунген вернётся, расскажет мне о вашем царстве, и тогда мы с вами решим, чем может быть полезен Орден при создании Нового Иерусалима. И если мы действительно совершаем Божью волю, то, я думаю, Господь не лишит нас возможности увидеться в Иерусалиме Небесном.
***
Крестоносный Иерусалим сражался за своё существование с лихорадочной отвагой. Подвиги стали повседневностью, героизм – обычным поведением. Затаённое отчаяние время от времени прерывалось вспышками оптимизма. Они рыдали от счастья после побед, ничего не менявших, рыдали от горя после поражений, пока ещё не порождавших окончательного краха. Они рыдали во время горячих молитв, обращённых к Богу, и рыдали, богохульствуя от отчаяния. Нервы всех крестоносцев были так натянуты, что, казалось, в какой-то момент все они разом лопнут.
Эраль понимал, что это агония. Дело было даже не в том, что силы Саладина день ото дня росли, а силы крестоносцев, напротив, убывали. О, дело было отнюдь не в соотношении сил. Вдыхая воздух Иерусалима, Эраль всей душой чувствовал, что с крестоносцами нет больше Божьего благословения. Они дерутся исключительно своими собственными силами, и благодать Божия больше их не защищает. Эраль чувствовал это и не впадал в отчаяние, понимая, что настало время не просто предельного, но запредельного мужества. Не время было рыдать о том, что Бог оставил их, время было каждую секунду помнить, что Бог любит их сейчас ничуть не меньше, чем всегда, ибо Он неизменен, и они должны любить Бога сейчас, когда Он оставил их без поддержки, не меньше, чем в дни побед.
В 1183 году Эраля избрали Великим Командором Иерусалима. Он управлял финансами Ордена с такой ловкостью, с таким мастерством и изяществом, что при всём желании не смог бы вести дела лучше, если бы Иерусалим был на пике могущества.
Орден Храма утратил весь свой дипломатический авторитет ещё при Одоне де Сент-Амане, и сейчас многие тамплиеры видели в Великом Командоре Иерусалима надежду на возрождение Ордена. Ловкий Эраль, всегда выдержанный, хладнокровный, никогда не рыдавший, ни от счастья, ни от отчаяния, и неизменно находивший выходы из самых безнадёжных ситуаций, не только мастерски управлял финансами Ордена, но и был великолепным дипломатом, переговорщиком, имея целый ряд отмычек от сарацинских сердец.
Престарелый великий магистр Арно де Ла Тур Руж почти не оказывал влияния на дела Ордена. Орденом фактически управляли двое: Великий Командор Иерусалима Жильбер Эраль и сенешаль Жерар де Ридфор, авторитет которого так же очень возрос в последнее время. Де Ридфор – великолепный рыцарь, отчаянный рубака, человек запредельной храбрости во многом напоминал Одона де Сент-Амана, но был ещё более горячим и несдержанным.
Когда старик Арно отдал Богу душу, на выборах великого магистра естественно было только две кандидатуры. Эраль и Ридфор олицетворяли два пути, по которым мог пойти Орден – дипломатический и боевой. Одно другого, впрочем, не исключало уже хотя бы потому, что все знали – Эраль – прекрасный воин и талантливый полководец, а не только финансист и дипломат. И де Ридфор никогда не отрицал пользы переговоров, так что речь, пожалуй, шла даже не о том, воевать или договариваться, поскольку любой из них делал бы и то, и другое, но для всех было очевидно, насколько разные физиономии имели эти двое. Эраль был сложен, де Ридфор – прост. Эраль был неброским, де Ридфор – ярким. Эраль был человеком пределов, де Ридфор – беспредельным человеком. Была между ними ещё одна разница: Эраль любил де Ридфора, де Ридфор Эраля не любил.
Эраль не рвался к власти, не добивался её, но и не боялся власти, и готов был её принять, как Божью волю. Он знал, что делать на посту великого магистра, однако, вовсе не считал, что де Ридфор не знает этого. Во время выборов Эраль никому из них не желал победы, понимая, что в любом случае восторжествует Божья воля. Многие тамплиеры, сторонники Эраля, полагали, что де Ридфор погубит Орден, но сам Эраль так не думал. Саладин – противник совершенно непримиримый, он никогда не увидит в крестоносцах соседей и не успокоится, пока не сбросит последнего крестоносца в море, так что ещё не известно, что лучше противопоставить султану – тонкую политику восточного образца или безрассудную храбрость, в которой на поверку может оказаться не меньше рассудка. Жильбер всем сердцем верил, что через решение верховного капитула восторжествует божья воля, а потому был совершенно спокоен.
Когда стало известно, что великим магистром избран Жерар де Ридфор, Жильбер Эраль ни чего не почувствовал. Он лишь услышал весьма важную новость, которую ещё предстоит осмыслить. Вскоре к нему подошел новоиспеченный магистр де Ридфор и очень сурово сказал:
– Лучше бы тебе, брат Жильбер, покинуть Святую Землю.
В глазах де Ридфора Эраль явственно увидел смерть. Даже не смерть самого де Ридфора, а смерть, как некую мистическую реальность. В этот момент он всё окончательно понял. Слова закончились. Он молча поклонился великому магистру.
Перед отъездом со Святой Земли Жильбер зашел попрощаться к смертельно больному королю. Балдуину становилось всё хуже, он уже редко вставал с постели и почти ни чего не говорил, так же как и Жильбер. Они долго молча смотрели друг другу в глаза, обмен ни чего не значащими фразами был невозможен между ними, а теперь уже ни какие фразы не чего не значили. На прощанье король сказал лишь: «Помни о царстве пресвитера Иоанна».
Император Лалибела и Георг фон Морунген отправились из Иерусалима в Эфиопию в 1181 году. Жильбер Эраль отправился из Иерусалима в Европу в 1184 году. В 1185 году умер король Балдуин. В 1187 году крестоносцы потеряли Иерусалим.
Жильбер ждал Георга. Он ни на один день не забывал о царстве пресвитера Иоанна, но ни какие действия по прорыву в священную страну были не возможны, пока Георг не вернется. Он должен был вернутся, Жильбер увидел в глазах немецкого романтика жизнь. Жизнь очень сложную, трагическую, но долгую. А годы шли за годами.
До 1190 года Жильбер Эраль был магистром Испании и Прованса, потом – магистром Запада. Когда король Ричард Львиное Сердце объявил крестовый поход для освобождения Иерусалима, Эраль, не зная ни дня, ни ночи, взвалил на себя великие труды по подготовке похода. Но поход ушел за море без Эраля. Когда в 1189 году Жерар де Ридфор погиб, великим магистром Ордена Храма стал протеже короля Ричарда – Робер де Сабле.
Ричард так и не смог освободить Иерусалим, однако, отбил Акру, ставшую столицей Иерусалимского королевства. В 1193 году король покинул Святую Землю, Робер де Сабле погиб, а Жильбер Эраль был избран великим магистром Ордена Храма.
Горько было Эралю мерить шагами резиденцию великого магистра в Тампле Акры. Это не Иерусалим. Жильбер вернулся, но он не вернулся. Иерусалим ушел от них, теперь это Аль-Кудс. Неужели навсегда? Но ведь всё идёт именно так, как он и думал много лет назад. Он думал, он понимал, он предвидел. Но у него есть ещё сердце, непослушное сердце, которое вопреки всем доводам рассудка никак не хочет мириться с неизбежностью утрат. Те, кто уходит – не возвращаются…
Но вернулся Георг фон Морунген! Вернулся через 12 лет отсутствия – загорелый, как эфиоп, и всё такой же романтик. Он всё-таки пересёк линию горизонта, и вот он снова здесь. Значит возвращение возможно.
***
– Георг, скажи прямо, Эфиопская империя хоть сколько-нибудь похожа на царство пресвитера Иоанна?
– И да, и нет. Про дворцы из драгоценных камней и людей с лицами на груди, можно, конечно, не вспоминать, это всё наши навыдумывали. Но Лалибела действительно могучий христианский император, и ему на самом деле подчиняется множество царей. Империя Лалибелы весьма обширна, там проживают десятки миллионов людей, сколько точно – они и сами не знают.
– Говорят, что они – еретики-несториане. От Лалибелы я об этом так ничего толком и не узнал, он не любил говорить о тонкостях веры. Так какое же христианство они исповедуют?
– Они действительно еретики, только не несториане, а монофизиты, хотя это очень неточное определение. Они ведь не считают, что у Христа была одна природа – Божественная, они признают в Христе так же и человеческую природу, но выводят на первое место божественность Христа, то есть оказываются более возвышенными, чем надлежит. Но для нас, я полагаю, главное в том, что они – христиане. Мусульмане, во всяком случае, не делают между нами догматических различий, когда рубят наши головы.
– Тут ты, пожалуй, прав. Насколько бы ни было для нас важно точное следование догматам веры, но когда воинственный ислам грозит поставить под запрет само имя Христово, все христиане становятся братьями, независимо от вероучительных различий. Значит, обширная христианская империя… Насколько она велика?
– Этого никто не может точно сказать. Трудно даже представить, насколько высоки эфиопские горы. Там, конечно, везде при желании можно пробраться, но это чрезвычайно затруднительно и далеко не всегда необходимо, так что, я полагаю, всю Эфиопию не обошёл никто. Есть множество таких районов, куда с большим трудом могут проникнуть лишь одиночки – никакая армия не пройдёт. Вы понимаете, о чём речь, мессир? Эфиопию невозможно завоевать. Даже если бы объединились все армии мира, они никогда бы не смогли завоевать всю эту страну.
– Вот это я и хотел услышать от тебя, Георг. Огромная христианская империя, к тому же не доступная ни каким завоевателям… Тамплиерская мечта… Разве не хотели мы всегда служить такому императору?
– Тут всё не просто, мессир. Не только их страна сокрыта от всего мира, но и души их так же сокрыты. Они ни кого не пускают в свои души. Они – не такие, как мы, и нам вообще трудно понять, какие они.
– Да, я всегда чувствовал это, общаясь с Лалибелой. Вроде бы он и не скрывал от меня ни чего, но и не открывался. Впрочем, Лалибела – царь. Каковы же воины Эфиопии?
– На первый взгляд они кажутся варварами, дикарями. Очень храбры, но беспредельно жестоки. При этом они весьма религиозны, таких ревностных христиан редко встретишь, но сама их религиозность порою дышит первобытной дикостью. Во имя веры они готовы вытворять такие вещи, которые мы сочли бы попранием веры. И кто их знает, насколько они правы… Их нельзя мерить нашей меркой. Но если попытаться их понять, вдруг оказывается, что души эфиопов прекрасны и возвышенны. Иногда кажется, что их понимает только Бог.
– А они понимаю Бога?
– Возможно, они понимают Бога гораздо лучше, чем мы, но… насколько мы способны это понять?
– Вот уже и я с трудом тебя понимаю. Скажи мне только одно, Георг, ты хочешь туда вернуться?
– Да, очень хочу. Любому, кто отведал эфиопской кухни и не умер, потом уже любые другие блюда будут казаться слишком пресными и безвкусными.
– И это – главное. Ты – настоящий тамплиер, Георг, и ты полюбил эту страну, значит Эфиопия – тамплиерская страна.
– Да, пожалуй, из всех европейцев только тамплиеры и способны понять и принять Эфиопию. И сами эфиопы из всех европейцев, кажется, готовы понять и принять лишь тамплиеров. Они совершенно беспредельны, и это нас в чем-то роднит. И тамплиеры так же загадка для всей Европы, как эфиопы – для всего мира.
– Почему ты так долго не возвращался?
– Царь царей не отпускал меня.
– Почему? Мы же обо всем договорились.
– Благословенный, посвященный в тайны Небес Лалибела ни когда не объясняет своих действий. Думаю, император ждал того времени, когда мне будет что рассказать вам. В Эфиопии нельзя побывать, как во Франции. Менее, чем за десяток лет вообще невозможно хоть что-нибудь понять.
– Понял ли ты главное – должны ли мы вкладывать усилия в создание там нового Иерусалима?
– Да, вне всяких сомнений.
– Чем мы можем помочь эфиопам? Золотом?
– О, нет, золота там предостаточно. Сам царь Соломон, когда создавал первый храм, привозил золото из Эфиопии. Еще далеко не пришло время вести золото в обратном направлении.
– Это очень богатая страна?
– Очень богатая и совершенно нищая. Они словно брезгуют своим богатством, не хотят его осваивать. Золотоносные рудники заброшены, мне потребовалось несколько лет, чтобы разведать их и, используя мои скудные познания, наладить добычу золота. Сейчас там добывают такое количество золота, какого хватило бы, чтобы заново отстроить всю Францию.
– Так чем же мы поможем, ведь не людьми же, их там должно быть тоже предостаточно. Чем мы можем быть интересны для Эфиопии?
– Мастерами. Вы помните, что Соломон, когда решил строить храм, золото привозил из Эфиопии, а вот главного архитектора, Хирама, пригласил из Финикии, своего не имел. У Лалибелы есть свой архитектор, причем очень хороший, это известный вам Сиди – Мескель. Но Сиди, именно потому что он – хороший архитектор, вполне понимает, что одних только его личных знаний недостаточно для создания небывалых храмов. Прожив три года в Иерусалиме, Сиди многому научился у наших мастеров, но, конечно, не смог перенять все их знания. И вот теперь он очень просит прислать ему мастеров, причём таких, чтобы они были носителями разных традиций.
