Сергей Юрьевич Катканов
Рыцари былого и грядущего. III том
«Среди нас никто не лжёт и лгать не может, ибо, как только начинает лгать, тут же умирает, поскольку почитается за умершего и не вспоминают о нём. Все мы следуем истине и любим друг друга. Ни один порок у нас не правит».
– Очень интересно отношение автора послания ко лжи. Очевидно, что он всей душой отвергает ложь и презирает лжецов, полагая их людьми, которые в нормальном обществе должны подвергаться «социальной смерти». А ведь и сам автор, выдумавший это послание, вроде бы врёт. Но теперь я понял вас, Георгий Владимирович. Автору и в голову не приходит, что составленное им за пресвитера Иоанна послание – ложь, потому что в этом послании по его глубокому убеждению – высшая правда. Автор убеждён, что царство пресвитера Иоанна существует уже потому, что где-то на земле должны же восторжествовать христианские идеалы, а поскольку это царство существует, то никаким иным оно и не может быть, как только содержащим все существующие на земле добродетели. Ну добавил автор послания некоторые детали, в правдивости которых, конечно, не мог быть уверен, но это лишь для красоты, а красота – для убедительности, в основе же послания – высшая правда.
– Очень рад, что ты правильно понял меня, Андрюша. А вот Умберто Эко этого-то главного и не понял. Не захотел понять, потому что ему не близки христианские идеалы. Его Баудолино, сочиняющий послание пресвитера Иоанна, просто патологический лжец, не воодушевляемый никакими идеалами, имеющий лишь желание угодить некоторым людям. Нет, послание пресвитера Иоанна написал не жалкий врунишка, а великий мечтатель, возвышенный рыцарь-поэт. Пусть нагромождение фантастических деталей отдаёт, на наш взгляд, некоторой безвкусицей, но художественные вкусы со временем меняются, а возвышенные идеалы остаются неизменными. Вот что «пресвитер Иоанн» говорит о строе своей страны:
«Нет нищих среди нас. Воров и грабителей нет среди нас. Нет здесь места прелюбодеянию. Нет между нами никакого разделения».
– Это чем-то напоминает обещанный, но не предоставленный нам коммунизм.
– Да, напоминает. Побеждена бедность, изжита преступность, решены социальные проблемы, создан «новый человек» – высоконравственный, вообще не способный на аморальное поведение.
– Сходство между коммунистической идиллией и царством пресвитера Иоанна несколько даже пугает. Ведь коммунисты не раз говорили о своём желании построить рай на земле, а взыскующие царства Иоаннова искали земной рай.
– Сходство это вызвано тем, что «сатана – обезьяна Бога». Не в силах создать что-то новое, дух отрицания лишь извращает, переиначивает те мечты, которые имеют источником Бога. Ты говоришь – очень похоже. А очень ли похоже полное отрицание Бога и безграничное стремление к Нему? Царство пресвитера Иоанна – христианская монархия, нравственность его подданных целиком основана на евангельских ценностях. Автор послания очень хочет, чтобы где-то на земле была страна, где Евангелие восторжествовало в полной мере, коммунисты хотели создать страну, где Евангелие находится в абсолютном забвении. Что же касается «земного рая», то речь в этих утопиях идёт о совершенно разных вещах. Коммунистический «рай» – заземлённый, двухмерный, он лишён третьего измерения – высоты. «Земной рай» христианских искателей в мистическом смысле находится где-то примерно между землёй и Небом. В чём глубинная суть мифа о пресвитере Иоанне? Тут в основе стремление, оставаясь в мире земном, максимально приблизиться к Царствию Небесному. Царство пресвитера – пограничная территория между духовным и материальным миром. Люди, взыскующие этого царства, хотели, ещё находясь в этом мире, уже отчасти прорваться в мир иной.
– Мистическое нетерпение. Оно вполне понятно, но хорошо ли это? Казалось бы, совершенствуй свою душу, очищай её от греховной скверны, и в своё время ты попадёшь в Царство Небесное. Не торопи это время, не пытайся придти в рай ногами, и не ищи на земле того, что свойственно лишь Небесам.
– Отчасти, ты прав. Иным людям не хочется ждать смерти, чтобы попасть в рай. Это мистическое нетерпение может привести к тому, что и земного рая не найдёшь, и Небесный потеряешь, потому что душа основные свои силы начинает расходовать не на духовные прорывы, а на прорывы географические. Но это в целом здравое отношение к проблеме тоже нельзя доводить до крайности. Ошибочно полагать, что земная жизнь вообще не имеет никакой самостоятельной ценности, являя собой лишь период подготовки к жизни будущей. Мы не можем в этом мире ставить перед собой лишь одну задачу – попасть в мир иной, у нас и в этой жизни есть кое-какие задачи. Если мыслить иначе, то можно считать, что самый лучший режим земного устройства – это режим богоборческий, поскольку он даёт максимальное количество мучеников, а это самый надёжный способ попасть в Царство Небесное. Нет, мы и здесь, на земле, хотим православной монархии, чтобы нами правил помазанник Божий, имеющий высшее сакральное посвящение. Что плохого в том, что мы не хотим служить богоборцам и республиканцам? А вокруг себя только их и видим. Если же есть идеал правителя, то почему же не быть идеальному правителю, а к нему вполне можно прийти ногами. И разве Бог не хочет от нас, чтобы мы уже здесь, на земле, максимально воплотили в жизнь Его заповеди? И если мы видим вокруг себя, что никто к этому не стремится, то не захотим ли мы уйти туда, где к этому стремятся все? Мечта, конечно, совершенно не достижимая, но ведь прекрасная же мечта и вполне христианская. Вот и средневековые люди хотели под крыло к пресвитеру Иоанну, потому что в его царстве – жизнь правильная, основанная на высших священных началах, а в Европе лишь грызня одичавших баронов, и в Святой Земле жизнь тоже не святая. И если сознание европейца рисовало царство пресвитера Иоанна не только как идеальное государство, но и как мир чудес, так это признаки мечты, а не умеющий мечтать не благонадёжен для Царства Небесного. Там, в этой державе – исток райской реки. Заметь – лишь исток, но не поднимемся ли мы оттуда по течению до самых Небесных Обителей? Небезосновательная мысль. Знаешь ведь, что для верных рай начинается уже на земле, а на Небесах он лишь раскрывается во всей полноте. Царство пресвитера – не рай, а преддверье рая, но ведь таковой мы и должны пытаться сделать землю, даже если мы наем, что ничего не получится. Вот, послушай, что являет собой одна из земель пресвитера Иоанна, о чём нам рассказывает послание:
«В отдалённых пределах мира, обращённых к югу, расположен большой остров, на который Господь во всякое время года два раза в неделю проливает обильным дождём манну небесную, которой питаются живущие там люди… они не знают ни ненависти, ни зависти, живут в мире, не ссорятся друг с другом из-за имущества… Каждые сто лет они омолаживаются и обновляются полностью, испив трижды из источника, который бьёт из-под дерева, растущего на том острове. С помощью этой воды они освобождаются от бремени лет и выглядят словно тридцатилетние. По истечении же 500 лет они умирают».
– Так ведь это же Авалон!
– Ну вот же, молодец, начинаешь мыслить вполне мифологично. Юлиус Эвола писал: «Царство пресвитера Иоанна – это не что иное, как средневековое название высшего сакрального центра. Считалось, что это царство находится в Центральной Азии – или в Монголии, или в Индии, или, наконец, в Эфиопии… Царство пресвитера Иоанна в конечном итоге отожествлялось с самим Авалоном».
– Все нити сходятся в одной точке: Эфиопия – царство пресвитера Иоанна – Авалон, то есть Артур – король былого и грядущего.
– И тамплиеры – рыцари былого и грядущего. Смертельно раненный, но выживший Орден Храма, укрывается на острове Авалон, во владениях пресвитера Иоанна, с тем, чтобы в грядущем сыграть свою роль в последней битве с Антихристом, некоторые сражения которой, по Библии, состоятся здесь, в Эфиопии, вокруг Авалона. И Апостол Иоанн, если он не умер, должен сыграть свою роль в грядущей битве с Антихристом. И король Артур должен явиться в грядущем уж не для того, чтобы потешить самолюбие бриттов, Эскалибур будет поднят для битвы с «сыном беззакония». Рискну даже предположить, что «король Артур» – мифологический символ Ордена Храма. Постигая миф, мы созидаем миф, тем самым созидая грядущее. Как знать, может быть грядущее будет таким, каким оно описано в библейских пророчествах, в том числе и потому, что мы с тобой сейчас сидим и разговариваем, потому что Бог был свидетелем нашего разговора за много тысяч лет до нашего рождения.
Они долго молчали, воздавая хвалу Господу, потом Андрей счёл за благо вернуться на землю:
– Средневековые тамплиеры… Они ведь не позволили сбить себя с толка, когда им сбросили ложный след, предлагая увидеть в монголах подданных пресвитера Иоанна?
– Когда в XIII веке началось мощное наступление монголов, вся Западная Европа радовалась успехам «восточных христиан», среди которых христиан на самом деле была ничтожная доля. Между тем, экзальтированные европейцы уже сравнили Хулагу и Дахуз-Хатун с Константином и Еленой. Известно, что по этому поводу заявили тамплиеры: «Если придут монгольские черти, то они найдут на поле сражения слуг Христовых готовыми к бою». Храмовники определенно понимали больше других и явно не склонны были искать царство пресвитера Иоанна между Северным Китаем и Южной Сибирью, и раз уж назвали монголов «чертями», значит вряд ли считали их христианами.
Но, кажется, в какой-то момент и тамплиеры позволили себя запутать. В 1221 году на горизонте вдруг появился некий царь Давид, сын пресвитера Иоанна, который якобы захватил Персию и находится в десяти днях от Багдада. Информаторы Ордена тамплиеров уверяли, что в его армию входят четыре миллиона бойцов и приписывали ему власть над двумя королевствами с тремя сотнями городов в каждом. Впрочем, это было сообщение тамплиерских информаторов, не факт, что тамплиеры ему поверили.
Это было время пятого крестового похода, крестоносцы, включая тамплиеров, «парились» в египетской Дамиетте. Кто-то там, действительно ждал ответа от Чингиз-хана, превращенного в царя Давида. История жизни этого царя в чем-то пересекается с событиями подлинной биографии Чингиз-хана. Но тогда же, в Дамиетте, некоторые крестоносцы ждали помощи из Нубии, Абиссинии, то есть Эфиопии. Тогда же из-за монгольских гонений некоторые египетские копты-христиане бежали в Эфиопию. То есть дорога в Эфиопию из Египта, где находились крестоносцы, была кому надо известна, хотя, конечно, не всем и каждому, и это было неизмеримо ближе, чем территория северного Китая.
Постепенно информации о монголах становилось всё больше, европейцы все лучше понимали, что на роль подданных пресвитера Иоанна монголы даже слабо не подходят, и направление поиска легендарного царства всё более уверенно указывало в сторону Эфиопии, хотя это далеко не сразу станет всеобщим убеждением, однако, круг постепенно замыкался – Эфиопия, давшая толчок рождению мифа о пресвитере Иоанне, постепенно заявляла о монопольном праве на этот миф.
Всем было хорошо известно, что «пресвитер Иоанн живет в Индии», было лишь не вполне понятно, где находится «Индия». Версий было так много, что просто глаза разбегались. В конечном итоге европейцы сошлись во мнении, что Индий, как минимум, три, и одна из них – в Африке.
Гервазий Тильсберийский писал: «Существует ещё Индия Южная, которая соприкасается с Эфиопией». Путешественник-доминиканец Журден де Северак так же докладывал: «В третьей Индии я не был… Император Эфиопии, которого вы называете пресвитером Иоанном… Между этой Индией и Эфиопией на востоке расположен Земной Рай.» Тут не надо смущаться тем, что Эфиопию вроде бы не идентифицируют с Индией, потому что и саму Эфиопию тоже представляли далеко не в современных её пределах. Во всяком случае, стало понятно, что «это где-то там».
Стал, например, известен такой факт: «Аравия некогда целиком принадлежала пресвитеру Иоанну.» К сему не трудно было добавить информацию о том, что Аравия, пусть и не целиком, некогда принадлежала эфиопскому негусу. И тут уж не трудно поставить знак равенства между негусом и пресвитером.
Сами эфиопы тоже время от времени давали о себе знать. Например, в 1230 году в иерусалимскую церковь на Масличной горе прибыло из Эфиопии несколько чернокожих священников во главе с аббатом.
Во времена папы Климента V в 1306 году император Эфиопии направил к испанскому королю 30 посланников, чтобы испросить у него помощи против неверных. Они посетили Авиньон, предстали перед Климентом, побывали в Риме и отправились на родину. В Генуе надолго задержались, ожидая навигации. Они не мало рассказали о своих землях препозиту церкви святого Марка Джованни Кариньяно, составителю знаменитой карты мира. Именно он первый изобразил царство пресвитера Иоанна в Африке.
Итак, начало XIV века – время коренного перелома в направлении поиска царства пресвитера Иоанна. Миссионер францисканец Иоанн де Монтекорвино (умер в 1330 году), распространявший христианство среди монголов, был одним из последних путешественников, кто верил в существование царства пресвитера Иоанна по соседству с Китаем. Его современники уже стали отождествлять с царством пресвитера Эфиопию.
Как видишь, время переноса царства пресвитера туда, где мы сейчас находимся, точно совпадает со временем разгрома Ордена Храма. Вот мы и подошли вплотную к разговору о второй волне эмиграции тамплиеров в Эфиопию. Когда Орден уничтожили, уцелевшие тамплиеры по любой логике должны были сделать попытку укрыться именно здесь.
– Но тамплиерам тут, очевидно, и не требовалась логика, поскольку ещё со времен великого магистра Жильбера Эраля и царя царей Лалибелы они хорошо знали, что великая христианская империя находится не где-нибудь, а именно в Эфиопии. Ведь они же приняли участие в строительстве Нового Иерусалима в глубинах африканских гор, и там, в городе получившем имя негуса Лалибелы, должно было существовать командорство ордена Храма.
– У меня нет твердой уверенности в том, что Орден Храма сохранил связь со своим эфиопским командорством. Напротив, полагаю, что связь прервалась. Из Эфиопии очень нелегко выбираться, и негусы не любили, когда от них кто-нибудь выбирался, предпочитая действовать по принципу: «всех впускать и ни кого не выпускать». Так что о регулярных связях тамплиеров Лалибелы с руководством Ордена и речи быть не могло. Кроме того, среди иерархов Ордена о строительстве нового Иерусалима могли знать лишь очень немногие. Секретная служба Ордена, главный хранитель тамплиерских тайн, окончательно сформировалась не ранее, чем через полвека после Жильбера Эраля, то есть в недрах Секретной Службы информация о новом Иерусалиме сохраниться не могла. Достаточно было погибнуть кому-либо из тамплиерских секретоносителей, что бы связь между Лалибелой и Орденом прервалась совершенно, оставив по себе лишь очень смутные следы преданий.
Вполне допускаю, что тамплиерам в начале XIV века пришлось заново открывать Лалибелу – Новый Иерусалим – царство пресвитера Иоанна. Для этого у них были тогда и причины, и возможности. Если Святая Земля потеряна, теперь уже явно навсегда, если Европа отреклась от Ордена, сжигая храмовников на кострах, и если теперь ни где в известном мире тамплиеры больше не нужны, то самое время проявить более настойчивый интерес к земле неведомой, где молитвы и мечи грозных рыцарей-монахов могут ещё пригодиться. Мало ли тамплиеры страдали от ничтожества христианских правителей, с которыми им приходилось иметь дело? Можно себе представить, как им хотелось «поработать» рука об руку с таким правителем, который не по названию только, но и по самой своей сути был христианином. Пресвитер Иоанн – самая настоящая тамплиерская мечта. Но у храмовников всегда было столько дел в Святой земле, столько проблем в Европе, что ни времени, ни средств, ни сил души не оставалось на поиски прекрасного царства, олицетворявшего их мечту. И тут они через пламя костров разом избавились от всех своих дел и проблем. Самое время было подумать: «Если мы кому-то ещё и нужны, так это пресвитеру Иоанну».
А за год до разгрома Ордена чуть не по всей Европе прокатилось эфиопское посольство – просили помощи против мусульман. Так это же как раз по тамплиерской части. И если силу Ордена уже нельзя употребить на защиту от мусульман Древнего Иерусалима, то логичнее всего употребить её на защиту от мусульман Нового Иерусалима. Тамплиерская помощь против исламской экспансии была тогда реально востребована в двух точках земли – на Пиренейском полуострове и в Восточной Африке. И выжившие тамплиеры разделились на две части – одни отдали душу пиренейской реконкисте, а другие – пресвитеру Иоанну, раз уж он просил о помощи. И ведь именно тогда Джованни Кариньяно составил весьма неплохую по тем временам карту, на которой отождествил Эфиопию и царство пресвитера Иоанна, то есть тамплиерскую мечту.
– Но ни в одном источнике мне ни разу не доводилось встречать упоминание о тамплиерах в связи с царством пресвитера Иоанна, если не считать истории с «царем Давидом».
– А вот, ты знаешь, есть такой источник. Вольфрам фон Эшенбах. Ты помнишь, в его романе «Парцифаль» хранителями Святого Грааля названы храмовники. При этом, заметь, фон Эшенбах жил в самую что ни на есть тамплиерскую эпоху, то есть храмовники были для него не легендой, а людьми, которые каждый день ходят по улице. Вольфрам, наверное, и винцо не раз тянул в кампании с рыцарями Храма. И тамплиеры уж наверное знали, что по версии прославленного поэта являются хранителями Святого Грааля. А может быть Вольфрам знал это от самих храмовников?
И вот в романе фон Эшенбаха «Титурель» сам Парцифаль берет на себя функцию «пресвитера Иоанна». И Святой Грааль, Чаша Господня, в конечном итоге переправлен в царство пресвитера Иоанна. Значит, из романов Вольфрама фон Эшенбаха можно извлечь такую логическую связь: где Святой Грааль, там и храмовники, а Святой Грааль ныне в царстве пресвитера Иоанна, поскольку пресвитер – источник династии Грааля.
Может быть, возвышенный Вольфрам фон Эшенбах не раз мечтал о царстве пресвитера вместе с друзьями – храмовниками. А может быть они ни когда об этом не говорили, но, прочитав роман «Титурель», некий рыцарь Храма улыбнулся и подумал: «Надо же, как интересно».
Опус второй. Здесь львы
Из Александрии в Аксум шёл большой караван. Длинными вереницами тянулись тяжело нагруженные мулы, им сопутствовала не одна сотня человек. Сразу трудно было понять, что это за люди – вроде бы торговцы с товарами, закупленными в Египте для Эфиопии. Отчасти это было правдой, караван действительно вёз великое множество самых разнообразных товаров, и не только египетских, если сказать по секрету. Но самыми главными людьми в этом шествии были явно не купцы. Важный чернокожий вельможа в торжественных церковных одеждах определённо принадлежал к высшему эфиопскому духовенству и не думал это скрывать.
Да, это был ичеге Филипп, один из самых больших людей в Эфиопской Церкви, ему сопутствовали монахи и священники, так же эфиопы, с лицами, порою совершенно чёрными, как у нубийцев, иногда больше напоминавшие арабов или коптов, а иные из них были черны, но с такими тонкими и благородными чертами лица, какие никогда не встречаются у хамитского племени. Это были амхара – народ в последнее время правивший обширной и разноплеменной Эфиопией.
Итак, от коптского патриарха монофизитской церкви возвращалось церковное посольство единоверных с коптами эфиопов. И если к важным религиозным лицам присоединились купцы, так в этом не было ничего удивительного – дорога из Египта в Эфиопию очень тяжёлая, не многие и не часто её преодолевают, и раз уж идёт посольство самого ичеге Филиппа, то купцы, конечно, с радостью воспользовались возможностью оказаться под его покровительством.
Сами купцы на первый взгляд более всего напоминали арабов, и они действительно время от времени обращались к эфиопам по-арабски, языком амхара явно не владея, впрочем и по-арабски они говорили очень мало. Одеты купцы были кто на манер коптов, кто чисто по-эфиопски. Если бы кому-нибудь пришло в голову задать вопрос, а нет ли среди купцов европейцев, то ответить на него было бы весьма затруднительно – лица, закутанные до глаз, манеры неопределённо-восточные, арабский – плох, но мало ли арабских диалектов. И никому бы не пришло в голову задать такой бессмысленный вопрос – эфиопы с европейцами особо не знаются, к себе их не приглашают, и нечего франкам делать в эфиопских горах, и сами они туда отнюдь не рвутся.
Вряд ли кто-то поверил бы, что в этом караване нет ни одного купца и даже более того – ни одного араба или копта. Посольство ичеге Филиппа под видом торговцев сопровождали три десятка отборных рыцарей-тамплиеров да примерно столько же матёрых сержантов Ордена Храма. Их груз составляли в основном мечи – лучшие, какие только можно было купить на европейских рынках. Ещё – дары императору Эфиопии – драгоценные святыни. И мешки с золотом.
***
Весь 1314 год Арман де Ливрон и Анри де Монтобан оставались в командорстве Ма Дье в гостях у доблестного Рамона Са Гардиа. Прежде всего надо было провернуть огромную работу по обращению векселей в золото. Многие должники не хотели платить по тамплиерским векселям, полагая, что Ордена Храма больше нет и тема закрыта, но тамплиеров не даром считали хорошими специалистами по выколачиванию долгов. Они приходили, конечно, не под своим именем, уведомляя должника, что некогда купили у тамплиеров вексель, спокойно выслушивали отказ по нему платить и хладнокровно дробили зубы наглецу. Иногда этого оказывалось достаточно, иногда приходилось зажигать факел с угрозой спалить дом, иногда сами находили в доме тайники с золотом, иногда составляли опись наиболее ценного имущества и в полном соответствии с законом забирали всё, что не приколочено. На взыскание, как правило, ездил рыцарь с десятком дюжих сержантов. Они производили надлежащее впечатление и силового сопротивления почти ни где не встречали. Во всей Европе остался лишь один человек, не уплативший тамплиерам долгов – король Филипп. Ему простили. Так почти всё золото Ордена Храма, которое люди искали где-то в зарытых сундуках, вернулось к тамплиерам. Одновременно закупали самое лучшее оружие – мечи, кинжалы, кольчуги, шлемы. Про царство пресвитера Иоанна знающие люди рассказывали, что золота и драгоценных камней там предостаточно, а вот есть ли там такая же великолепная сталь и такие же умельцы с этой сталью виртуозно обращаться?
Тамплиеры здраво полагали, что при дворе богатейшего монарха бессмысленно пытаться блеснуть богатством, а их основной капитал – боевое искусство. К тому же понимали, что вряд ли они когда-нибудь вернутся в Европу и если не найдут в Эфиопии хорошего оружия, то взять его будет негде. В качестве даров для императора закупили несколько прекрасных Евангелий в драгоценных окладах, хорошо изданную религиозную литературу и мощи разных святых в достойных реликвариях. Пусть у него всё есть, у этого Пресвитера Иоанна, но таких святынь, конечно, быть не может.
Анри переживал за Армана больше, чем мог бы переживать за родного отца. Старик сломался явно навсегда, но сломался как-то по особенному, по-тамплиерски. Он был спокоен, достаточно деловит, по всем вопросам, связанным с походом, давал рекомендации исключительно продуманные и толковые, не было ни каких проблем с тем, чтобы использовать его огромный опыт в деле тамплиерского переселения, бывшего командора ни как нельзя было заподозрить в безразличии к общему делу, но, общаясь с Арманом, Анри постоянно чувствовал, что его душа выжжена дотла, сгорела на тамплиерских кострах. И дело было даже не в том, что Арман винил себя в трагедии Ордена Храма, нет, в конечном итоге не винил, потому что всё было сделано хоть и страшно, но правильно. Он просто сжег свою душу на тех кострах, которые подпалил едва ли не собственной рукой, он принёс свою душу в жертву, и это было его главным оправданием.
Анри разговаривал теперь с Арманом по-другому, не как с начальником, а как с родным человеком, порою называя его просто по имени, а иногда, как в детстве – «дядя Арман».
– Арман, я тут внимательно изучил все послания пресвитера Иоанна… Только ребёнок не поймёт, что это сказка, причём придуманная в Европе. В чём же правда?
– Правда в том, что это великий христианский император, которому подчиняется множество царей. И священное дело защиты христианства значит для него куда больше, чем для всех монархов Европы, вместе взятых. И земли его действительно очень обширны, и богатства весьма велики. Он ведёт страшную войну с мусульманами на побережье Эритрейского моря и на эту войну он, в отличие от наших ничтожных королей, готов положить все свои силы. Где же ещё и быть тамплиерам, как не рядом с ним? В чём-то он действительно похож на сказочного героя, может быть, на Карла Великого из «Песни о Роланде». Полагаю, он действительно имеет право именоваться пресвитером Иоанном, хотя его, конечно, зовут по-другому, так зовут, что нам с тобой и не выговорить.
– Но ты почерпнул свои сведения уж конечно не из поэтических посланий пресвитера?
– Кое-что мне рассказывал ещё Ронселен де Фо, сам, впрочем, знавший не очень много. Ещё при великом магистре Жильбере Эрале тамплиеры установили связь с царством пресвитера Иоанна, но, к сожалению, не сохранилось ни одного документа, где был бы изложен этот проект Эраля. Времена на Святой Земле были горячие, камни плавились, что уж говорить про пергаменты. Некоторые сведения передавали через посвящённых, но это всё весьма отрывочно, и я не очень доверяю информации, которую больше ста лет передавали из уст в уста. Будто бы Эраль и эфиопский император решили построить в Африке Новый Иерусалим вместо утраченного крестоносцами, и магистр даже послал в Эфиопию отряд тамплиеров во главе с немецким храмовником Георгом фон Морунгеном. Что они там построили – неизвестно, о судьбе Морунгена тоже нет никаких сведений. Но об Эфиопии появились достоверные сведения совсем недавно, когда в 1306 году оттуда прибыло посольство. Эфиопы побывали в Константинополе, в Риме, потом очень долго проторчали в Генуе. Там-то я и встречался с ними.
– Каково ваше впечатление, что это за люди?
– Нам очень трудно их понять, ещё труднее будет иметь с ними дела. Эфиопы чрезвычайно религиозны, гораздо более, чем мы, но их религиозность порою дышит первобытной дикостью и проявляется в таких формах, что у любого европейца волосы дыбом встанут, так что готовься. Рассчитывать на слишком любезный приём нам не приходится, и даже формы их любезности многих наших могут повергнуть в ужас. У них обо всём другие представления – о жизни, о смерти, о верности, о молитве, и даже их представления о Христе отличаются от наших, хотя они добрые христиане. Главная трудность для нас будет в том, что они не имеют ни малейшего представления о рыцарстве. Для императора Эфиопии любой подчинённый ему царь – не более, чем высокопоставленный раб, и многое такое, что рыцарь воспримет, как страшное оскорбление, для них – обязательная норма поведения. Многого я сам не знаю, но ты должен усвоить главное: нельзя судить об эфиопах, исходя из наших представлений. Вообще не надо думать, что мир – это Европа, расширенная до пределов горизонта. Мир бесконечно разнообразен и ещё не известно, что более угодно Богу – дикая религиозность эфиопов или наша теплохладность.
– Тамплиеров, кажется, трудно упрекнуть в теплохладности.
– Вот потому-то, если кто и сможет сдружиться с эфиопами, так это тамплиеры, но и нам придётся нелегко.
– Но как мы сможем туда попасть, ведь эта страна совершенно недоступна.
– В этом и есть мой главный секрет, не зная которого, никуда не попадёшь. Беседуя в Генуе с эфиопами, приехавшими просить о помощи против мусульман, я сказал им, что отряд могучих воинов готов придти к ним на помощь, но не в ближайшее время, так что воины хотят иметь возможность, когда время придёт, связаться с доверенными лицами императора. Мне сказали, что в Александрии расположен религиозный центр эфиопов, назвали имена доверенных лиц, которые обеспечат нашу переправку в Эфиопию, когда мы к ним обратимся. Мне дали особый знак, золотую пластинку с письменами на их священном языке, из которых следует, что податель сего пользуется благоволением императора Эфиопии.
– Теперь всё в основном понятно… А как ты думаешь, дядя Арман, сможем мы найти в Эфиопии наших братьев тамплиеров? Может быть, наследникам Георга фон Морунгена удалось сохранить командорство Ордена Храма в царстве пресвитера Иоанна?
– Если, конечно, Морунген – не легенда. К тому же, как тебе известно, у тамплиеров проблема с размножением, обет безбрачия не позволяет нам иметь детей, а посвящать в рыцарское достоинство эфиопов было бы верхом неразумия. Если команда фон Морунгена существовала, если они не были поголовно перебиты в боях, если они нашли способ подыскивать себе преемников, если не утратили за сотню лет в отрыве от Ордена тамплиерского духа… Слишком много «если». Впрочем, как знать… Тамплиеры вообще чрезвычайно живучи.
***
В Александрию отряд тамплиеров прибыл в начале 1315 года на последней галере Ордена под генуэзским флагом. Галеру продали и купили вьючных животных. Тамплиерам очень повезло, что во время их прибытия в Александрии находилось посольство ичеге Филиппа, так что, подождав всего месяц, они вместе с возвращавшимся на родину посольством ичеге отправились в трудный путь.
По дороге тамплиеры не теряли времени, знакомились с эфиопскими священниками и монахами, пытались общаться с ними на арабском, который не блистал совершенством ни у франков, ни у эфиопов. Анри всем сказал довольно жёстко: «Если за день каждый из нас не узнал десять новых слов амхара – считайте, что наш караван идёт не вперёд, а назад».
Всех больше в общении с эфиопами преуспел отец Пьер де Болонья, болтавший на арабском весьма свободно. Он близко сошёлся с учёнейшим эфиопским монахом Исааком, который так же хорошо владел арабским. Отец Пьер, по природе своей очень любопытный, всегда стремившийся к новым знаниям, ныне ликовал, прикасаясь к неведомому миру.
– Скажи мне, брат Исаак, давно ли правит Эфиопией ныне царствующая у вас династия, и от кого ведут свой род ваши цари?
– Ныгусэ нэгэст. Правителя Эфиопии надлежит называть ныгусэ нэгэст – царь царей. Его нельзя называть просто царём. Цари его подданные.
– О, да. Это переводимо нашим словом «император». Мне будет позволено называть великого повелителя многих царств императором?
