Микаэл Геворгович Абазян
Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена
Филипп не постеснялся открыто похвалить Агнессу, будучи уверенным, что она заслуживает этого хотя бы за темп, в котором она старается максимально увеличить поверхность сцепления с костяком коллектива. Однако его все больше беспокоил образ отца, и он, дабы не отойти от него слишком далеко, вернул течение дискуссии в предназначенное ему русло.
– Так что же отец? Может он видит себя в сыне и гордится своим продолжением? Или может он видит в сыне себя таким, каким он не смог стать или не мог стать – неважно было это по причине несовершенства технической базы или же из-за каких-то там личных моментов.
– Но если так, то каким тогда должен быть Дарий? – высказал свои сомнения Артур, чем снова заставил Филиппа думать о том, как бы не оставить сегодня образ отца не до конца сформировавшимся. – Должен ли он быть не очень удачным, но обладающим чутьем на рискованные перспективы? Или же он тоже успешен и прагматичен, но конфликты с братом – в силу того, что нам эта версия пришлась по душе – уходят корнями в раннее детство? А может там и нет никаких конфликтов, и мы имеем дело с самой стандартной традиционной восточной семьей, которой не к лицу даже думать о возможности каких-либо внутрисемейных конфликтов?
– Ну, тогда мы точно и однозначно будем иметь дело с семьей, с головы до ног погрязшей в конфликтах. Эту версию я тоже хотел бы попридержать на пару десятков лет, – постарался объяснить свою точку зрения Филипп.
– Ну ладно, – согласился с потерей одной из версий направления анализа своего персонажа Артур, но тут же подкинул новую: – А он живет вместе с отцом и братом в одном доме?
Не только Филипп почувствовал, что в этом вопросе кроется какой-то очень важный аспект, которым нельзя пренебречь. Взгляды его подопечных молча подтверждали его чувство, и он невольно решил повременить со своей темой.
– Вот, забросал нас гранатами вопросов, – улыбнувшись сказал он. – Ты сам-то хоть их запомнил?
– Конечно: так ли удачен Дарий; пусть он и обладает чутьем на опасные ситуации, лежат ли причины конфликта между в целом успешными братьями в их детстве; может никаких конфликтов нет вообще – хотя эта версия не выжила; – и вопрос о совместном проживании братьев с отцом. Правда, у меня уже успел возникнуть еще один вопрос, но я понимаю, что это будет уже чересчур.
– М-да, заинтриговал, – признался Филипп. – Говори, что за вопрос?
– Что будем делать с матерью?
Артур получил свою порцию похвалы, а отвечать взялась Я'эль.
– Матери в самой притче нет и в помине. Там, где идет намек на бога, тексты предлагают лишь вариант отца, который стоял и ждал его – это важно. Он стоял и ждал. Никто не говорит, сколько именно времени он ждал его и сколько часов в день уделял он этому занятию. Он просто стоял и ждал, выпав из жизни своего дома. Я понимаю, что это все лишь приемы, призванные создать образ бога, но вот в еврейской версии отец ведет себя естественнее. Он продолжает жить своей жизнью, а встреча с сыном происходит следующим образом. Сын провел очень долгое время вне родной страны, настолько долгое, что он даже забыл родной язык. Кстати, это я тоже считаю важным. Вернувшись домой, он попробовал объяснить слугам, кем он является, но не смог, и не только потому, что язык забыл, а, может быть, просто потому, что все слуги уже давно сменились, и никто не знал его в лицо. Теперь понимаете, как долго его не было дома! Это не просто уйти, разбазарить имущество и вернуться, пока отец не потерял охоту ждать тебя, глядя вдаль. Поняв, что он теряет последний в своей жизни шанс, сын кричит во все горло, и отец узнает его голос.
Никто в целом мире не смог бы объяснить, почему именно в этот момент Филипп увидел перед глазами сцену гибели Лейфи, рассказанную Я'эль несколько дней тому назад. Он попробовал отделаться от наваждения и вернуться к интересной дискуссии, но голос Я'эль продолжал воссоздавать в памяти созданные ею сцены из жизни доисторической Европы. На подсознательном уровне же Филипп пытался найти хотя бы одну точку соприкосновения этих двух рассказов. «Я не зря сейчас все это вспомнил, не зря именно она сейчас ведет беседу…»
– Вот поэтому и звучит в синагогах шофар на праздник Рош Хашана. Звук последней надежды, открывающей новую жизнь.
Я'эль, казалось бы, завершила свой монолог. Однако под занавес она, к нескрываемому общему удивлению, предложила целых три варианта ответа на вопросы и Артура, и Филиппа.
– Я не претендую на то, что какая-либо из моих версий покажется сколь-нибудь убедительной, но все же берусь их озвучить, а не то придется мне их в себе носить до конца, – отшутилась она. – Первая: возвращение в дом может состояться лишь на физическом уровне, после чего потребуется длительное время на возвращение моральное и культурное, настолько длительное, что отец может просто не дождаться его полного завершения. Вторая: если мы говорим об общем доме, то лично я вижу его просто огромным. Территории, слуги, сыновья, активно занятые в хозяйстве, отец, которому некогда стоять и беззаботно смотреть вдаль, ожидая блудного сына, чему он предпочитает продолжать работу по содержанию дома. Важным также считаю момент утраты языка. И, наконец, третья версия: вместо отца у нас будет мать. У меня все.
Несколько секунд тишины – и, словно пчелы вокруг своих ульев, зажужжали, обсуждая услышанное, две группы впечатлившихся слушателей, пожелавших немедленно высказаться сидящим рядом коллегам. Интересно, что даже Марк Эго захотел подключиться к одной из этих групп. Филипп одобрительно кивал Я'эль, сама же она была словно лишена эмоций. Подождав еще немного, пока жужжание его пчел не затихло полностью, он поинтересовался их мнением по поводу сказанного. Пчелы превратились в коров, и сначала слева, а потом и справа начало доноситься мычание.
– Ммм… – Нууу… – Эмм…
Могло показаться, что единственным решением, к которому они пришли в процессе жужжания, было узнать сначала мнение Филиппа. Этим они его, кстати, очень удивили.
– Вам нечего сказать? И нечего спросить? Ладно, тогда я спрошу. Я'эль, ты согласна взять на себя эту роль?
На ее лице нарисовалась эмоция, значение которой она незамедлительно подтвердила уверенным «нет».
– Жаль, могла бы получиться довольно-таки интересная интерпретация. Ну, хорошо. Первую версию я пока что отложу в сторону, – говорил он с расстановкой, чиркая что-то в своем блокноте, – а из второй интересно было бы позаимствовать момент языка и эту черту ответственности в характере Отца.
Я'эль понимающе кивнула.
– Что же касается Дария, то пусть время покажет, каким именно он должен быть. Лично я его вижу в меру успешным, серьезным, рассудительным, лишь в чем-то превосходящим своего брата в плане прагматичности.
– Я не против, – согласился Артур. – Пусть пока он побудет таким самым обычным гражданином.
Согласился и Филипп, но уже через пару секунд он поднял голову и, сначала безмолвно, а потом уже и вслух, озвучил не дававший ему покоя вопрос.
– А Отец?
Дальше он мог не продолжать, потому что интонация, с которой он задал этот вопрос, уже озвучивала все остальные: «Кто сможет его играть?», «Каким он будет?», «Есть ли у вас хоть какие-то идеи?» вкупе с призывом о помощи в разрешении этого вопроса.
Помощь пришла неожиданно через двух людей, присутствовавших в «Кинопусе», но на которых Филипп никогда и не подумал бы сделать ставку. Время от времени Ленни переносил разные предметы из глубины помещения в подсобку, дверь в которую находилась рядом с левой стороной сцены, и ему приходилось проносить их через весь зал. К нему привыкли настолько, что его попросту не замечали. В очередной раз провожая Ленни взглядом, Марк Эго заметил, как большой целлофановый пакет в его руках, скрывавший от лишних прикосновений и пыли предмет, почти полностью в него помещенный, слегка отогнулся, обнажив его поверхность. У него хитрым огнем загорелись глаза, и он окликнул Ленни. Тот остановился.
– Потенциального Отца, на мой взгляд, ты сам прекрасно знаешь. Вон там ты найдешь того, кто тебе нужен, – двусмысленно заявил Марк Эго, указывая на Ленни.
– Ленни?! – отреагировал Филипп с нескрываемым раздражением.
– Я?
В мимике самого Леонида Воды раздражения не наблюдалось – лишь недоумение. Как, собственно говоря, и у всех остальных. Частичка раздражения передалась было самому Марку Эго, но он, понимая, насколько дико прозвучала его идея для неподготовленных ушей, поспешил вернуть все на свои места.
– Да, Ленни. Я попрошу тебя показать Филиппу того, кто справится с ролью Отца, а не то он нас всех изведет до конца репетиции своим нытьем.
– А как я ему его покажу? – не переставал недоумевать Ленни своим писклявым голосом. Еще немного, и, казалось бы, он попросит не мешать ему работать. Да и Томми уже успел подготовить ему очередную упаковку для переноски.
– А просто покажи ему то, что несешь в этом пакете, – лукаво улыбнувшись, выкрутил ручку интриги до предела Марк Эго.
– Ааа, ну так бы и сказали. Вот что я несу, – с чувством собственной важности заявил Ленни, подходя к Филиппу и аккуратно вынимая из пакета предмет, тем самым завершая исполнение доверенного ему ответственного поручения. Показал он его, правда, не Филиппу, а актерам, сидящим в зале. По их лицам быстро пробежала пара легких зайчиков, оставляя на них следы из белеющих смущенных улыбок, а Филипп, разглядевший пока лишь тоненькое ребро самого предмета, но все еще надеявшийся увидеть на его поверхности лицо того, кому можно будет поручить такую немаловажную роль, резко обогнул Ленни и, оказавшись спиной к залу, замер на месте.
– Ленни, молодчина! – Марк Эго вытянул вверх руку с поднятым вверх большим пальцем, так чтобы тот увидел его из-за спины Филиппа, а в зале снова появились пчелы с коровами. – Спасибо тебе большое, я не вправе тебя более задерживать.
– Ты шутишь? – спросил Филипп, оборачиваясь к залу и к Марку Эго в частности. Да, он был шокирован, увидев свое отражение в зеркале, но в его реакции не было той гордыни и заносчивости, которая вполне могла проявиться, окажись на его месте кто-нибудь другой с раздутыми режиссерскими амбициями.
– Никак нет. Найдете кого-нибудь получше – поменяетесь, а пока что почему бы тебе не попробовать влиться в жизнь своих героев? – закончил свою короткую убедительную речь Марк Эго.
Филипп же оглядел всех присутствовавших здесь друзей, молчаливо испрашивая их согласие на такой поворот в их общей в обозримом будущем судьбе.
– Верно он говорит, – ответил ему Саад.
– Надеемся, вопрос Отца закрыт, и нытья больше не будет по этому поводу, – позволила себе повторить оценку поведения Филиппа от самого Демиурга Я'эль.
– А что, будет интересно, – высказался Аарон. Остальные просто кивнули в знак согласия.
– Ага, теперь мне ночи не спать и самому прорабатывать образ Отца, – отшутился Филипп под общее одобрение и нерешительные хлопки. – Ладно, разберемся.
Могло показаться, что Филипп меньше всех радовался тому, как развернулись события этой репетиции. У всех горели глаза, они чем-то напоминали взвод солдат, внезапно получивший серьезное подкрепление и теперь уже готовый к выполнению любой ответственной задачи, пусть даже само пополнение пока лишь осматривало незнакомую местность и знакомилось со взводом.
На самом же деле внутри Филиппа вскипало и пенилось море, в котором плавала, плескалась и с наслаждением отфыркивалась его душа, примеряясь к тому, как бы побыстрее научиться правильно нырять в эту водную толщу и выныривать из нее.
После того, как Филипп пригласил всех желающих отобедать после репетиции в каком-нибудь ресторанчике, он воспользовался вновь возникшим жужжанием и подошел к Марку Эго.
– То есть ты все это время меня имел в виду?
– Дошло-таки…
Глава 10. О камнях…
– Да-да, конечно, мы ждали вас, – приветливо ответил менеджер, встретивший Филиппа с компанией в фойе недавно открывшегося ресторана, выполненного в современном стиле, и пригласил гостей проследовать за ним.
Грубая кирпичная кладка в сочетании с ламинатным полом и свисавшими с потолков трехметровой высоты светильниками, покачивающимися на цепях, особого уюта не создавали. Спустившись этажом ниже, они оказались в небольшом зале, разделенном вдоль на три части. На самом деле, никаких четко очерченных границ между этими частями не существовало, но глаза отчитывались перед мозгом довольно категорично: «левая сторона – это бар с длинной стойкой в две трети ее длины; середина занята выстроенными под углом в ряд неуклюжими квадратными столиками с четырьмя креслами у каждого; правая треть – плацкартный вагон».
Плацкарт – первое что приходило в голову не только Филиппу, но и тем, кто знал о таких вагонах лишь понаслышке. Купе отделялись друг от друга внушительной ширины стенами такой же грубой кирпичной кладки, а из каждого из них торчал стол, словно доставленный сюда из какого-то другого ресторана. Видимо, это было специальной дизайнерской задумкой – столы, выступающие за пределы купе, – но никто из компании Филиппа не смог по достоинству ее воспринять. Словно всего этого было мало, сами столы были сделаны из толстых деревянных досок, укрепленных на металлических ножках, покрытых черной краской. Казалось, еще секунда – и эти ножки согнутся под тяжестью толстого слоя лакированного дерева, а ведь сервировка столов еще не была завершена.
– Я боюсь заглянуть под стол и увидеть, что эти ножки просто вбиты в дерево, – с нескрываемой долей сарказма отметил Саад, проходя вслед за Филиппом, которому досталось место во главе стола.
– Не бойся, – успокаивала его Я'эль, усевшись рядом с ним и щупая нижнюю поверхность стола. – Тут есть металлическая рама из угольников, к ней приварены ножки. – Она не поленилась и заглянула под стол, после чего продемонстрировала его надежность, хлопнув по нему рукой. – Как Эйфелева башня!
Рядом с Я'эль села Агнесса. По правую руку же от Филиппа сидели Аарон, Артур и Симон, который продолжал с нескрываемым интересом разглядывать интерьер ресторана.
– Не, если честно, таким бы я свой ресторан не хотел видеть. Вот что это такое? – указал он на металлический штырь, вбитый на внешней поверхности перегородки между их и соседним с ними купе. Со штыря свисали цепи, на которых на разных уровнях крепились самые обычные магазинные металлические вешалки. – Это же и некрасиво, и непрактично. Представляете себе, что здесь будет твориться зимой?
– И лампы, – отметила сидящая напротив Симона Агнесса. – Вон там висит одна на весь зал, стилизованная под керосиновую лампу, а чуть дальше – уже на стене – современные светильники.
Любопытство Симона взяло вверх, и он обернулся, чтобы воочию убедиться в правоте слов Агнессы, видевшей то, что не видел он.
– Ха! – словно обрадовался он, увидев лампу еще большей степени необоснованности. – Кто-нибудь заметил эти лампочки, вбитые в потолок?
Действительно, несколько лампочек, совершенно не выделявшихся ни яркостью, ни каким-либо другим полезным свойством, были ввинчены в беспорядочно расположенные на потолке пластиковые патроны.
– Ладно, я думаю, мы разобрались с дизайном, – заключил Филипп. – Давайте теперь разберемся с их кухней, чтобы знать, можем ли мы рассчитывать на этот ресторан в будущем.
Благо салаты, выпивка и закуски уже были в распоряжении гостей, упрашивать их особо не пришлось. Вскоре к ним подошел официант и поинтересовался, не определились ли они с заказом. Как оказалось, меню им еще не успели выдать. Немного стушевавшись, официант исправил ошибку и дал еще несколько минут на раздумье. Уходя, он получил специальный заказ от Симона:
– Семь бутылок лучшего на ваш взгляд и самого холодного пива, пожалуйста.
– Если меню раздает один работник, другой пишет заказ, явно есть и третий – тот, кто собирает меню, – саркастически засмеялся Артур.
– Ага, точно, – поддержал его Аарон. – Время разбрасывать камни и время собирать камни. Вдруг пришло в голову… Правда, салат у них очень даже неплохой.
– Хм, с чего это он вдруг о камнях заговорил? – поинтересовалась Здоровая Дерзость и обернулась к Большому Страху. Заметив нескрываемое удовольствие на его лице, она заподозрила его непосредственную причастность к этому событию. – Твоих рук дело?
– Ну а что, по-моему, самое время напомнить ему кое о чем, вы не согласны? – Большой Страх уже просчитал свои действия на несколько ходов вперед, и механизм воздействия был уже запущен.
Заморив червячка, они сделали свой заказ, состоявший из легких блюд, и решили посвятить несколько минут обсуждению недавнего откровения, выразившегося во включении Филиппа в актерский состав.
– Оказался ли выбор Марка для тебя таким неожиданным?
– Ты действительно не видел себя в образе Отца? А на нашей сцене в принципе?
– Решился бы Марк объявить свой выбор, если бы Ленни не проносил зеркало, или если бы его в тот момент вообще там не было?
– Думал ли ты уже о том, каким будет твое имя?
Это было похоже на блиц-интервью. Сидя во главе стола, Филипп кратко отвечал на вопросы, поступавшие к нему то слева, то справа. Иногда он даже отвечал невпопад, видимо, все еще продолжая размышлять над предыдущим вопросом. В результате всем стало предельно ясно: несмотря на свою активную организаторскую роль, Филипп практически становился равным своим друзьям в плане значимости в создании спектакля, и он был очень рад такому стечению обстоятельств.
– У меня появился шанс снова стать молодым и делать то, что я сочту нужным и верным. Может быть, я даже буду находиться в более выгодной ситуации – ха-хаа! – хитро улыбнулся он, увидев официанта, приближавшегося к их столику с первой партией блюд, и заявив о том, что на этой позитивной ноте можно сегодня свернуть эту тему. Дождавшись, когда официант отойдет на достаточное расстояние, он добавил: – А теперь давайте продолжим тестировать их кухню на пригодность.
Если бы кто-нибудь включил сейчас видеокамеру и поснимал происходящее за этим столом в течение часа, а потом сделал нехитрый монтаж, оставив лишь по две минуты с начала и с конца записи, и дал бы посмотреть результат участникам съемки, они бы несомненно взорвали своим хохотом это пристойное, хотя и довольно скучное место. Почувствовав ароматы подаваемых блюд, они вдруг вспомнили, что давно не ели, и набросились на еду, шутками и прибаутками пытаясь скрыть неаккуратные движения, способные разоблачить их чувство голода. Кто-то даже признался, что не ел с самого утра, после чего вынужден был выслушать порицание от Филиппа, строго-настрого приказавшего питаться как положено. Но через две минуты на той самой воображаемой смонтированной записи – в действительности же примерно через час – вместо семи клацающих ртов и стольких же пар рук, активно работающих вилками и пальцами, за столом можно было бы разглядеть семь субъектов непонятной формы, напоминавших рюкзаки, набитые всякой всячиной и прислоненные к стене, чтобы не скатились под стол. Поверх всего этого – семь довольных и сытых рож, лениво улыбающихся и время от времени подмигивающих друг другу.
– И еда – «да», и выпивка! – резюмировал Аарон. – Молодцы! Мало ли что у них антураж поганый.
– Ш-ш-ш! Ты это, потише, – зашипели на него друзья с обоих сторон, на что он развел руками и с деланым удивлением поинтересовался причиной такого поведения соратников, после чего хитро улыбнулся и махнул рукой.
– То-то! А то, видите ли, наелся он и у него дизайнерский вкус объявился! Гурман-шарман! – продолжали подшучивать над ним Артур и Филипп.
– Да, наелся! Хорошо наелся, кстати. Мы вроде как все наелись, – лениво выговорил Аарон, обведя взглядом всех слева направо. – Не, Симон такой же, как и был раньше.
– Я всегда крупный! – парировал его комментарий Симон, прожевывая очередную куриную ножку.
– Будь еще крупнее, – пожелал ему Артур. – Хорошего человека, как говорится, должно быть много.
– Кушай, кушай, маленький! – ласково говорила сидящая напротив Симона Агнесса под дружное хихикание остальных.
– А вот я тоже такая же осталась, только худая… – подбросила было Я'эль тему для размышления, но вдруг вся вытянулась, и испуганно посмотрела на часы. Облегченно вздохнув, она стала поспешно собираться. – Чуть не забыла о встрече! Мне надо бежать, простите, что не могу подольше посидеть.
Когда ее рука вытянула из рюкзака кошелек, Филипп грозно посмотрел на нее и убедительно попросил ее не делать этого, после чего обратился ко всем с предложением как можно быстрее выбросить подобные мысли из их и без того занятых голов.
– А что именно тебе память прояснило-то? – поинтересовался Артур. – Честно, просто любопытно.
– Ой, если буду рассказывать все в деталях, то точно опоздаю, – поспешно объясняла Я'эль. – Я сказала «худая». Вспомнила фильм Поланского11. Сразу вспомнила другой фильм, в котором его жена играла…
– Это которую убили? – спросил вдруг Саад.
– Нет, вторая, – невпопад ответил за нее Артур.
– Не-а, не вторая, а третья, – поправила его Я'эль. – Эмманюэль Сенье. Убили именно вторую, Шэрон Тэйт.
– Он что, трижды был женат?
– Я же говорю, что цепочка длинной получится. Короче говоря, я на спектакль один хочу попасть, поэтому бегу. Если интересным окажется – расскажу.
– Вообще-то нам тоже пора, – словно повинуясь каким-то неписаным правилам приличия, один за другим потянулись за своими вещами Артур, Саад и Агнесса и цепочкой вышли из-за стола, тепло поблагодарив Филиппа за приглашение и за приятно проведенное время. Он последовал за ними.
– Я выйду, провожу их, а вы тут скажите, что, мол, вернется сейчас, если нервничать начнут, – подмигнул он оставшимся Аарону и Симону.
Вернувшись через пару минут, Филипп сел на первое попавшееся под задницу кресло, оказавшись прямо напротив верзилы Симона.
– Фуууф, – тяжело выдохнул он, всем видом показывая, что поел он сегодня на славу. – Хорошо посидели, нет? Будем время от времени повторять, а потом еще, если захотите, на карусели можем сходить, или на лодках покататься можно на озере. Чего не сделаешь ради того, чтобы артисты с душой работали! Кстати, один знакомый музыкант любит повторять, что если с тобой в каком-нибудь проекте работают другие музыканты, то ты можешь им не платить, но кормить ты их обязательно должен. Скорее всего, это правило и на актеров театра распространяется.
– Да, – отсмеявшись, сказал Симон, – здорово посидели. Я тоже уже пойду. Мне в театр нужно забежать, Ленни отпустить. Как раз успею.
– А, да, кстати, ты не знаешь, что именно сегодня Ленни там делает, что даже от ресторана отказался? С Марком все ясно: если сказал «нет», значит не придет, хоть ты тресни, и если это не твоего ума дело – ни за что не узнаешь почему, а если узнаешь, то поймешь, что не стоило узнавать, и еще раз треснешь.
Филипп не унимался, продолжая веселиться, словно мальчишка, который в первый день своего летнего отдыха попал в зал с игровыми автоматами. Ленни тоже прекрасно знал свое дело и проинформировал бы кого надо, если бы счел это необходимым.
– Нет, я не в курсе, – покачал головой Симон и поднялся из-за стола, жестом прося Филиппа не вставать. – Меня уж точно провожать не придется. Спасибо большое, Филипп. Пока, Аарон!
– Уфф, ну и тебе спасибо тогда. – Все же привстав, Филипп пожал Симону руку, пожелал доброго вечера и проводил его взглядом, сделав ответный жест, когда тот помахал ему рукой у выхода из зала. В этот момент перед самым носом Филиппа пролетела муха, и он еще пару раз резко махнул рукой, тяжело опускаясь на свое новое место.
– Муха откуда-то взялась…
Аарон совсем уже было размяк. Он развалился в своем кресле, сцепив пальцы на набитом животе, и лишь пожал плечами в ответ на Филиппову муху, слегка улыбнувшись. Видимо, у него еще осталось место для одной маслинки, и он, преодолев усталость, дотянулся до нее вилкой и аккуратно донес до рта. Довольно взглянув на Филиппа, он вдруг заметил, как тот переменился в лице. Аарон испугался, видя, как краски утекают с его вытянувшейся физиономии, на которой уже не было ни единого признака приятного опьянения. Филипп же вдруг ожил, поднес палец ко рту, прося соблюдать тишину, хотя все, кто могли шуметь за их столом, уже давно покинули зал, а после умоляющим взглядом попросил Аарона приблизиться к нему. Сам же он, как казалось, боялся шевельнуться, словно наступил на мину, готовую взорваться в ответ на любое его движение.
Аарон как можно быстро и осторожно обогнул весь стол по часовой стрелке, тихо придвинул соседнее с Филиппом кресло как можно ближе к нему и бесшумно сел. Он, конечно же, мог совершенно не беспокоиться о шуме, ведь они находились в зале ресторана, наполненном нисколько не заботящимися о соблюдении тишины посетителями. Своими действиями он скорее мог привлечь к себе внимание, но все обошлось. Филиппа же в эту минуту трясло. Сердце колотилось так, что ему казалось, будто со стороны было заметно, как его кидает из стороны в сторону, руки дрожали, в горле пересохло.
– Аарон, – насколько можно тихо начал Филипп, – я прошу тебя об одной услуге. Для начала давай по-быстрому поменяемся местами.
Все еще растерянный Аарон кивнул, и когда Филипп, стараясь не сводить взгляд с того, что он увидел, наконец-то встал из-за стола, он быстренько выскользнул наружу и, не мешкая, проследовал за Филиппом, который нервно нырнул вглубь их купе. Аарон тщетно пытался обнаружить то, что так напугало Филиппа, когда справа от себя он услышал все тот же тихий голос.
– Ты сейчас сидишь на месте Агнессы, верно? Симон сидел напротив нее. Теперь продолжи взгляд до соседнего купе. За Симоном сидела и все еще сидит женщина. Видишь? – Аарон кивнул. – Я прошу тебя пройти до конца этого зала, сделав вид, что ты что-то там ищешь – все может быть, ведь это новое заведение – а после вернуться назад и постараться разглядеть левую сторону ее подбородка. Скажи мне, есть ли у нее глубокий шрам?
Филипп легонько хлопнул Аарона по плечу, и тот, успев уже прийти в себя, сделал то, что попросил его Филипп. «Дядя Филипп боится какой-то женщины? Интересно», – думал он, делая вид, что ищет что-то у противоположной стены. Повернувшись назад, он начал неторопливо идти обратно, приняв для надежности сыто-пьяно-расслабленный вид и переводя мутный взгляд с предмета на предмет. Подойдя к соседнему купе, он чуть не упустил нужный момент, когда усилием воли сдержал смех при виде лица Филиппа, осторожно выглядывавшего из своего укрытия, но просьбе Филиппа в этот вечер суждено было исполниться при любых обстоятельствах. Вероятно, сосед по столу успел рассказать той самой женщине какой-то смешной анекдот, потому что она вдруг громко рассмеялась, после чего мило положила голову на его левое плечо, продолжая хохотать. Она привлекла к себе внимание многих, и поэтому пытливый взгляд Аарона никому не показался в какой-либо степени навязчивым. Он с чувством выполненного долга вернулся на место и глубоко вздохнул.
– Там точно ничего нет.
– Его нет?
– Шрама?
– Да…
– Нет. Чисто все.
Не совсем было понятно, стало ли от этого легче Филиппу или нет. Его плечи опустились, страх на лице сменился растерянностью, и он на этот раз смело посмотрел на их соседку.
– Посмотри на ее серьгу… Видишь? Тонкой ручной работы золотой крестик, обе линии которого сделаны в виде волны.
– Да, линии вроде как неровные.
– Словно полные периоды сплюснутой синусоиды.
Аарон немного занервничал, потому что не мог вспомнить, как именно должна выглядеть синусоида. Он захотел описать то, что видит, а не соглашаться с тем желаемым, что Филипп пытался выдать за действительное.
– Ну, не знаю, мне кажется, что она напоминает скорее скрипичный ключ, или знак интеграла, – описав его по памяти в воздухе закончил он.
– Ладно. Но вот еще: посмотри, как она время от времени отгибает левую кисть. Она ставит локоть на подлокотник… вот видишь? – Женщина действительно поставила локоть на подлокотник кресла и через несколько секунд отогнула кисть руки ладонью наверх. – Увидел?
– Увидел, – подтвердил Аарон. – Но так же неудобно.
Он попробовал сделать это движение, но Филипп поправил его неуклюжую попытку.
– Прими позу студента, скучающего на нудной лекции, который упирается подбородком в ладонь, чтобы не лечь на стол и не уснуть. А теперь подними голову, чуть опусти руку и разреши кисти провалиться дальше, не отрывая локоть от стола. Что скажешь?
Аарон попробовал, но ничего особенного в этом не ощутил, в чем честно признался Филиппу.
– Ну хорошо. Представь тогда, что тот же самый засыпающий студент, или лучше студентка, вдруг решила нарушить затхлый покой аудитории и громко сказала: «А может все совсем не так?», сделав при это тот самый жест… Нет, не пробрало?
Аарон оставался искренним и не прекословил своим ощущениям.
– Эх, будь она здесь, ты бы точно прочувствовал всю красоту и силу этого жеста, – с некоторым сожалением сказал Филипп, не боясь уже быть услышанным.
– Кто она, дядя Филипп? – не постеснялся спросить Аарон.
– Да так, одна особа… Чудесное, но противоречивое создание, ради которой можно совершить и глупость, и дурость, и преступление, от чего в конце концов сам и пострадаешь, хотя все еще не будешь этого ощущать. Я все это время был уверен, что ее здесь уже нет – в городе, а может даже и в стране. И тут – на тебе! – сережка и кисть. – Филипп глубоко вздохнул. – Хорошо хоть, что шрама на месте не оказалось, а то бы я не знал уже что и делать.
– Но ведь ты же испугался чего-то.
– Испугался, да. Внезапно оказаться в непосредственной близости, быть к этому неподготовленным испугался.
– Почему? Что она могла сделать тебе?
– Все, что смогла она уже сделала.
Аарон снова начал беспокоиться о своем старшем друге.
– У тебя были какие-то проблемы в прошлом? Ты скрываешься от закона?
– Нет-нет, совсем нет. С законом у меня все в порядке. А вот с душой – не совсем. Хотя, о чем это я – у меня все в полном порядке! У меня есть все, что мне нужно: интересная работа, друзья, средства, а в голове постоянно рождаются какие-то новые идеи, которые я даже боюсь не успеть претворить в жизнь. Мы работаем от души и для души, а по вечерам ходим кутить – разве ж это не счастье, Аарон?
– Да, это здорово!
– Ты еще не понимаешь, насколько это все здорово! Если бы я в твои годы имел бы это все, то уж точно… Хотя, если честно, мне еще много чего нужно было сделать, чтобы что-то начать понимать. Так что, – он по-дружески хлопнул Аарона по плечу, – Аарон, принц Датский, взрослых слушай, да не заслушивайся. Говорим мы, скорее всего, правду, только вот как ее правильно донести до вас, до молодых пока что никто не знает.
– Ну ты тоже далеко не старый, дядя Филипп.
– Не, не старый, но, увы, стареющий. Я это чувствую. Приближение старости выражается не только в морщинках на лице, в слегка расфокусированной картинке мира, во внезапной неуверенности, откуда ни возьмись появляющейся в тот момент, когда нужно делать победную ставку и в знании телефонного номера своего лечащего врача наизусть. Это и осознание определенных истин, которые в юности мы не в состоянии принять, после воспринимаем как откровения, а ближе к старости пытаемся поделиться этими истинами, этим знанием с окружающим миром, с молодыми, но все почему-то оказывается зря.
