– «Кому себя подарить, когда приходит желание? Если оно не удовлетворяется, то наступает беспокойство, его сменяет тоска, затем приходит злость, а потом – опустошение. Пустота заполняется музыкой, и вот уже тебе самой хочется творить. Много и постоянно. Но и это желание не удовлетворяется, и сменяется оно желанием напиться и забыться. Вдруг появляется кто-то, затмевающий своим образом проблемы, по большей части не осознавая этого. Снова хочется отдавать тепло и любовь, но ты обламываешься, когда понимаешь, что таких как ты – сотни тысяч вокруг, и что ты так мала и незаметна. Ты опять опустошена, хочешь вернуться к музыке, которая заполнит вновь образовавшуюся внутри тебя пустоту. И ты снова начинаешь хотеть творить, создавать, любить, отдавать. Но тут ты задаешь себе вопрос: «Кому себя подарить, когда приходит желание?» …».
Повисшую в воздухе тишину нарушал лишь голос Ленни, который сам себе давал указания, когда заносил в блокнот результат очередного измерения в помещении. Первый день работы он решил провести без помощника, так что особого шума он, как и ожидалось, не создавал.
– Это… вот это и есть та, ради которой наш герой совершит необдуманный поступок? – с нескрываемым удивлением спросил Филипп у Агнессы после прочтения написанного ею монолога Подруги.
– Не именно ради нее, а ради таких, как она. Наш герой, каким бы он ни был практичным и прагматичным – романтик до мозга костей. И не пытайтесь меня в этом разубедить. Именно его социальное положение, которое мы определили в прошлый раз, дает мне основание предположить о том, что ему, имеющему все, должно чего-то не хватать. Вот я и представила себе кого-то, кто мог бы явиться ему в образе некоего ускользающего идеала, музы, сирены, загадки в силу своей непостоянности. Нашего Сына всегда будет интересовать то, что не покупается за деньги – способность творить, а в сочетании с женщиной, которая то ищет, то находит, то печалится, и все время заставляет думать о себе и переживать это будет тем самым необъяснимым источником чар, воздействию которых его разум, даже если и сможет противостоять, всегда найдет причину, чтобы подчиниться.
«Найдет причину, чтобы подчиниться… Хм, откуда в этой смуглой девушке лет двадцати столько знаний о природе человеческих отношений?» – удивлялся про себя Филипп, вспоминая свою первую встречу с ней каких-то четыре месяца назад. Дав немного времени коллегам на то, чтобы обменяться мыслями по поводу услышанного и сделать предложения и уточнения по ее образу, он продолжил.
– Как, по-вашему, мог проходить между ними разговор, во время которого Сын… кстати, давайте его как-нибудь назовем, а? Что мы все Сын, да Сын – имя нужно. Версии?
Все задумались, и вскоре начали выдавать разные варианты, в каждом из которых Филипп мгновенно находил то, что заставляло его сомневаться. Ему не нравилось, если имя было довольно распространенным, он не хотел использовать европейские имена, а также настоящие имена актеров, ему не нравились как слишком простые варианты, так и чересчур вычурные. Версии он отвергал подряд и не задумываясь, словно слушая подсказки какого-то внутреннего суфлера, и так продолжалось с пару минут, пока вдруг Саад не произнес свою очередную версию.
– Омид.
Словно что-то сдержало на пару мгновений готовое быть озвученным очередное отрицание Филиппа, потом еще на несколько секунд, и еще, а потом он спросил:
– И что оно означает?
– На персидском Омид означает «надежда».
Внутренний суфлер не ошибся. Филипп вдруг независимо от себя сделал глубокий вдох, а выдох облегчения не скрывал переполнявшую его радость.
– Как здорово! Это то, что я и хотел, только не понимал этого. Никто не против? – немного волнуясь, уточнил он. После всеобщего одобрения последовало новое испытание.
– А как зовут подругу? – спросил он, обращаясь к Агнессе. – Я хочу, чтобы ты сама дала ей имя, ведь если ты так ее прочувствовала, то, я полагаю, ты знаешь, как ее зовут.
– Да, – спокойно сказала Агнесса. – Ее зовут Жасмин. – Она смотрела Филиппу прямо в глаза, словно мысленно защищала свою героиню от любого возможного опротестования им данного ею имени. Филипп же не имел ничего против него.
– Я очень даже «за». Не знаю, есть ли у него какое-то особое значение, но, думаю, это не так важно.
Он кивнул головой и, не услышав каких-либо возражений, вернулся к основному вопросу.
– Итак, как мог проходить разговор между Омидом и Жасмин, в процессе которого…
Филипп намеренно сделал паузу, приглашая актеров вступить в пустое пространство и начать играть в эту интересную, но довольно серьезную игру. Вдруг он кудахтнул, словно петух, и подошел к лежащему на сцене телефону.
– Я понял, что в связи с особенностью нашего процесса постановки спектакля, неплохо было бы записывать всю репетицию, в особенности те ее части, где мы проигрываем придумываемые нами сцены. Вчера вечером я попробовал выложить на бумагу все, что мы делали здесь на первой репетиции, чтобы иметь некое подобие расписанной пьесы. И вы знаете, сколько времени я провел за этим занятием? Пять часов! Я пытался воспроизвести нашу беседу, но каждый раз, записав страницу-другую, я вспоминал какие-то нюансы, какие-то важные мелочи, которые тут же добавлял в текст, а что-то из них я, скорее всего, так и не вспомнил. Приходилось переписывать, перекраивать, отдыхать, пить кофе, бороться со сном… Короче, я включаю диктофон в режим записи, так что каждое слово, сказанное вами, может быть использовано против вас! – с деланым пафосом заявил Филипп. – Если, конечно, вы не против.
– А что, – сказал Артур, – интересно даже будет потом переслушать наши обсуждения.
– Не думаю, – возразил Симон. – Будущее покажет, но мне кажется, что то, что происходит здесь и сейчас, имеет важность лишь для нас, присутствующих здесь, в этом месте и в это время. Смени что-либо из этих трех составных частей происходящей реальности, и она потеряет свой смысл. Никто сейчас не может создать то, что будем создавать мы, нигде в целом мире мы не будем создавать то, что создадим сейчас, и никогда в будущем мы не будем создавать то, чего пока еще нет, чему не пришло время, а когда придет, то сразу и пройдет. А вот Филиппу для его цели этот материал будет нужен лишь пока будет создаваться сама пьеса.
– Ух ты! Отличное начало для серии наших записей! Интересно говоришь, и я с тобой, скорее, соглашусь. У самого осталось немало архивных записей – как на бумаге, так и на аудио- и видеопленках – которые… – Филипп на несколько мгновений задумался. – Да, к которым я практически никогда и не обращался. Сижу на них, обладаю прошлым, да ничего из этого и не выходит.
Как обычно бывает, облачко задумчивости легло на всех присутствующих. Даже голос Ленни куда-то подевался, хотя он был поглощен какими-то манипуляциями с калькулятором.
– Ну ладно, – хлопнув в ладоши, несколько нервно вернул Филипп свою аудиторию в реальность, – приступим! Запись идет, мы о ней забываем и переходим к отношениям между Жасмин и Омидом.
– Я встретила Омида в один из моих светлых периодов. У меня все хорошо, все получается, я излучаю тепло и создаю впечатление человека, общаясь с которым ты будешь спокоен, счастлив, что ли…
– А у меня как раз тот период, когда я думаю об этом предложении…
– Нет. У тебя тоже дела идут хорошо. Нет нужды в каком-то коренном изменении ситуации. У тебя становится успешным любое начинание, все, чем ты начинаешь заниматься, дает скорые и убедительные плоды. Твои удачи притягивают к тебе таких же удачливых людей, и в твоей компании в одном из городских баров, например, в баре «Off», в один прекрасный вечер появляюсь я…
– …молодая, красивая, независимая девушка, о которой мне рассказывают мои знакомые. – Саад принял правила игры, установленные Агнессой. – Меня особо заинтересовало то, что она при всем прочем пишет музыку, поет песни. Шумная компания за большим столом, алкоголь, табачный дым, музыка, но ничто не может помешать нам обмениваться взглядами и дарить друг другу улыбки.
– Мы присматриваемся друг к другу. То ли от количества принятого алкоголя, то ли от громкой музыки, притупившей наш слух, то ли еще от чего…
– В «Off»-е музыка не оглушает. Там все сбалансировано, – заметил Аарон, улыбнувшись.
– Тогда либо алкоголь, либо что-то еще, – приняла протест Агнесса, – отводит всю эту суету на задний план и гасит ее в табачном дыму.
– Сегодня я с тобой танцевать не буду, но о встрече обязательно договорюсь. «Говоришь, тебя зовут Жасмин? Какое красивое имя!»
– «Спасибо. У тебя тоже красивое имя. Оно тебе подходит.»
– «И как оно мне подходит? Омид – я как-то похож на это слово?»
– «Ну, оно какое-то стройное, высокое, загадочное…»
– Точно – алкоголь! – не смогла сдержать реплики Я'эль. Филипп подмигнул ей в знак поддержки.
– «А где ты поешь свои песни?»
– «Пару раз спела для друзей, и после они настояли на том, чтобы я сыграла перед публикой. Я даже однажды в фестивале поучаствовала, поверишь?»
– «Да ну! Серьезно?»
– «У меня даже плакат от него остался. Могу показать. Не хедлайнером была, конечно, но и не из последних имен. Ой, да видео же есть в сети. Сейчас покажу!»
Агнесса взяла телефон и, пересев в кресло рядом с Саадом, начала что-то демонстрировать ему, делая вид, что объясняет происходящее. Друзья с интересом наблюдали за развитием отношений. Чтобы никого не вспугнуть, Филипп украдкой потянулся к телефону, дабы убедиться, что запись была в процессе. С ее результатами ему еще предстояло провести не одну бессонную ночь.
А пока что Жасмин и Омид, мило пообщавшись, договорились о встрече следующим вечером. Ей предстояло продемонстрировать некоторые из своих песен, ему – окончательно определиться в том, что Жасмин – девушка необычная и очень даже интересная, и к ней стоит приглядеться.
– Я подойду к Омиду через неделю-другую, – предложила Агнесса во время застольной репетиции, которая состоялась во второй день их совместной работы.
К этому моменту уже накопилось немало материала, который стоило обсудить, и нужно было еще пробежаться по нескольким страницам готового текста и определиться с новыми персонажами. Тем более, что Ленни попросил на сегодня предоставить сцену в его распоряжение. Он уже с полчаса активно измерял все, что попадалось ему под руку и делал соответствующие записи в блокноте, привычно комментируя свои действия тихим бурчанием.
– И что могло за это время произойти с ней? – захотел уточнить Саад.
– Мало ли что… Главное, что она снова почувствовала себя нереализованной, но на этот раз ей было с кем поговорить на эту тему. Это будет происходить либо где-то в открытом кафе, либо, наоборот, в полумраке какого-то бара. Они будут пить что-то легкое, у нее постепенно развяжется язык, и она расскажет ему о своих переживаниях, о том, как бы ей хотелось делать что-то полезное, что-то интересное, желательно, чтобы эта работа была негрязной и хорошо оплачиваемой. «Бывают моменты, когда даже творчество не дает душевного успокоения, и вот руки и опускаются», скажет она.
– Омид может поинтересоваться, есть ли у нее какие-то предпочтения в сферах деятельности, – высказался Аарон.
– Работала ли она до этого, – добавил Симон.
– Еще можно знать, что она точно не хочет делать, – предположила Я'эль. – Что-то можно предпочитать, а что-то можно просто на душу не принимать. И еще, добавь-ка к своему характеру оттенок собственницы.
Филиппу интересно было все это время наблюдать за тем, как его идея фикс неторопливо, но довольно уверенно наполняла сердца молодых друзей желанием работать. Он отгонял откуда ни возьмись прилетавшую к нему мысль о том, что еще немного, и они смогут работать самостоятельно: пока что им еще немало нужно было сделать сообща. Время от времени он посматривал на телефон, убеждаясь в беспочвенности параноидальной мысли о том, что запись может сама по себе остановиться, а весь материал – стереться.
– Не рано ли? Хотя в принципе девушка я современная, – Агнесса уловила вектор подсказки и у нее возникла новая реплика. – Тогда может я ему скажу что-то типа «Хоть я и молода, но мне поднадоело постоянно метаться между этими состояниями: то я радостна, а то опустошена, то мне хочется делать все, что на ум взбредет, а то ко всему этому полностью пропадает интерес. Думаю, со мной просто должно произойти какое-то качественное изменение. Может быть, я просто должна повзрослеть?».
– «А ты что, все еще считаешь себя ребенком?» – вступил в игру Саад.
Филипп еще раз проверил статус диктофона.
– «Не считаешь ли ты, что все твои песни, которые, признаюсь, мне очень понравились, всего лишь детская забава? Вполне вероятно, что у тебя есть талант, который еще не раскрылся, или же раскрылся, но его нужно умело направить в правильное русло. Давай вот что сделаем: ты подготовишь свои лучшие песни к записи в профессиональной студии, мы найдем классных сессионных музыкантов и продюсера, запишем альбом, и выложим его в сеть. Есть немало ребят, которые знают толк в этом деле и смогут порекомендовать того или иного дистрибьютера, через которых есть смысл выкладывать песни, и посоветовать на каких платформах стратегически правильнее будет себя дальше раскручивать. Это займет тебя по полной. Только потом там не забывай уж о нас, о своих друзьях.»
– «Все это так, только вот я боюсь, что мне в какой-то момент это может надоесть…»
Повисла пауза.
– Замени слова «мне это может надоесть» на что-нибудь такое, что не даст Омиду резко потерять к тебе интерес, – подсказал Филипп.
– «Все это так, только вот я боюсь, что не справлюсь…»
– Не то. Ищите, ищите…
– «Все это так, только вот я боюсь, что…»
– Не бойся ничего, – Я'эль подкорректировала заданный ею вектор, и у Агнессы засверкали глаза.
– «Все это так, только вот я уверена, что хочу делать что-то более весомое.»
– Хорошо! – щелкнул пальцами Филипп. – Продолжаем…
– «…что-то более весомое. Управлять, руководить, направлять. Хотя бы открыть небольшой лейбл, который бы раскручивал молодых исполнителей. И да, тогда уже можно было бы и свой альбом запустить, и это уже будет работа другого калибра.»
– «О, да у тебя нехилые амбиции, как я погляжу…» – Саад ненадолго задумался, а потом обратился к Аарону: – А ну-ка подскажи, какого типа работу Брат мне предлагал?
– Поиск и устройство на работу за рубежом. Плюс турагентство, – не задумываясь, ответил тот.
– А там не было чего-то, связанного с энергетикой? – напрягая память, силился вспомнить Саад.
– Ну вот так один из его знакомых и устроился на работу. Венгр. В Парагвае.
– А, ну так это еще лучше… Тогда так: «А как насчет работы из дома? Ты могла бы подыскивать работу за границей для тех, кто ищет ее, но не знает, как это сделать».
– «То есть, кто не знает, как делать поиск в интернете? Звучит как-то несерьезно…»
– «Нет, не совсем так… Черт, как же там… Там был какой-то нюанс, который очень даже интересно звучал. Хоть убей не помню».
– «Где это «там»?»
– «Мой друг мне предлагал эту работу, но я не стал внимательно слушать. Сделал вид, сказал, что позже подумаю, а сам как-то пропустил мимо ушей. И неплохой заработок он обещал…»
– «Хм… А вот это уже совершенно другая песня звучит. Тут может открыться огромное поле для деятельности.»
– «С точки зрения финансов звучит может и заманчиво, но с точки зрения надежности и безопасности…»
– «И это тоже не проблема! Если ты знаешь законы, трудовой и какой-нибудь еще там кодекс, если сделаешь все аккуратно… Если наймешь юриста, то это прямой путь к созданию собственной фирмы. А не трудно было бы тебе поговорить со своим другом? Очень прошу тебя! Я уже словно чувствую какой-то новый прилив сил.»
– «Да-да, конечно. Сегодня же позвоню ему. Надеюсь, что его предложение за месяц не выдохлось».
– «За месяц?! Ну что ж, будем надеяться. Спасибо тебе!»
Тут Агнесса обняла Саада за шею, одарив его звонким поцелуем в щеку.
Никогда еще Филипп не видел его глаза настолько широко раскрытыми и удивленными. Он сам не ожидал от нее такого оригинального хода, но вовремя ухватил все нити и связал их в один крепкий узел, ответив ей – Жасмин, как все поняли – мягкой и теплой улыбкой.
– Вот тут-то наш деловой, прагматичный, полностью обеспеченный Омид и надломился, – озвучил происходящее Филипп. – У него на глазах человек, который еще несколько минут назад находился в упадочном состоянии, воспрял и показал, что счастлив благодаря его, Омида инициативе. Агнесса, точнее – Жасмин, не упусти этот момент!
– Угу, – согласно кивнула она, бросая несколько смущенные взгляды на своих друзей.
– Что будешь делать, Омид?
– Буду звонить Старому Другу. Договорюсь с ним о встрече, во время которой он подробно расскажет мне о нюансах работы…
– А ты можешь их забыть до того, когда, в лучшем случае, на следующий день будешь пересказывать их Жасмин, – засомневалась в варианте Саада Я'эль и предложила свой. – Ты и так уже попал, так что давай, развешивай уши и впускай змею в дом – возьми ее с собой на эту встречу.
Все задумались, и никто не хотел нарушать этот момент общей концентрации. Он вполне мог растянуться на несколько минут, но где-то через минуту у Ленни выпал из рук какой-то тяжелый инструмент и грохот от его падения мгновенно развеял эту ауру. Практически все, словно пытаясь перевести фокус с него обратно на творческий процесс, в один момент решили своим долгом начать говорить.
– Хорошо… – Да… – В принципе… – Пора уже… – То есть это… – И кто же…
– Ой! Ой! Стоп, ребята, стоп, – улыбнувшись, Филипп вытянул вперед руки, призывая всех к тишине. – Мне кажется, мы довольно неплохо прощупали эту пару. С ними мы продолжим чуть позже. Сейчас же – не говорю именно сейчас – завтра, – мы должны разобраться с Отцом и Братом. Кто они, где они, почему они и как их зовут – думать всем. Старого Друга тоже не забудьте. А пока что давайте поменяемся с нашим многоуважаемым Ленни местами и перейдем на сцену. Посмотрим, что у нас из всех этих набросков может выжить. Да, кстати, насчет завтра: репетиция будет ранней – с одиннадцати до двух. После двух у меня намечено одно очень важное дело, – объявил Филипп, потирая вдруг начавшие потеть ладони.
«Если сегодня все выгорит, то можно будет вечерком расслабиться. А к понедельнику стоит договориться с Марком – покажем ему наши заготовки, может у него и мысли какие-то будут. Сегодня дождя, скорее всего, не будет, а вот если бы был, то я бы точно взял такси, и тогда бы подъехал, имея хороший запас по времени. Хотя и пешком вроде успеваем… Интересно, подойдет ли Симон на роль отца? Нужно еще хотя бы пару актеров найти…».
Эти и другие мысли проходили через ту часть мозга Филиппа, которая отвечает за выполнение функции стратегического мышления. Некоторые из них загонялись туда насильно и, не пройдя проверку на целевое соответствие, сразу же отметались и забывались.
Зона мозга, отвечающая за обработку информации, поступающей через органы чувств, особых сбоев не обнаруживала. Немного утратили чувствительность датчики тактильного контакта и, казалось бы, простаивали порты восприятия запахов, словно вокруг ничего ничем не пахло. Зрение и слух же, наоборот, обострились, а вкусовые рецепторы фиксировали медный привкус.
Наконец, та часть мозга, которая отвечает за работу опорно-двигательной системы, справлялась со своими функциями превосходно. Время от времени оставаясь без контроля свыше и теряя субординацию, она приказывала ногам работать активнее, пренебрегать ямками и ухабами, коими так богат подъем к одному из двух подъездов трехэтажной части дома, в действительности являющегося четырехэтажным, и перескакивать через две ступеньки, стремглав несясь по лестницам вверх, к тяжелой металлической двери, окрашенной в темно-коричневый цвет, за которой его с нетерпением ждали братья Максимилиан и Минервино.
– Ты где? Мы беспокоиться уже начали. Тут цифры красными уже стали, и цена поменяться успела.
Не имевшие опыта покупки на аукционах братья воспринимали всякие изменения в статусе близко к сердцу и сейчас наперебой жаловались Филиппу.
– Нормально, все нормально, – начал он успокаивать их. – Цифры краснеют за час до конца, а у нас еще целых двадцать шесть минут есть. Принесите-ка мне для начала большую кружку холодной воды.
Безволосые братья глубоко ошибались, думая, что Филиппа ничего не беспокоило и он готов был хладнокровно вступить в игру. Внешне он, может быть, и не выказывал волнения, но пульс его, особенно после наспех преодоленных трех пар лестничных пролетов, прилично зашкаливал, руки потели, а в желудке вдруг возникло давно забытое ощущение… Чего именно?
Вполне возможно, что это было то самое особое чувство, которое всегда поглощало его в последние минуты перед ставкой. Даже имея за спиной богатый опыт игры на онлайн-аукционах, Филипп так и не смог бы дать ему четкое определение. Игра, безумие, дерзость, стремление, желание, азарт, риск – вот основные компоненты, которые можно использовать при выводе формулы ощущения Филиппа.
– Опять этот Риск! Тут как тут, словно по заказу, – заворчал Большой Страх.
– А что ты хочешь? Все как всегда, как обычно. Он это дело хоть и знает, но никогда не может быть на все сто уверен в успехе. Он всегда рискует, и наш малыш будет дурачком, если не будет наслаждаться этим своим воплощением.
Вода в стакане была ледяной. Еще немного, и она бы начала кристаллизироваться прямо в процессе поглощения. У Филиппа заломило зубы и начало царапать в горле, но эти неприятные чувства были пересилены наслаждением от охлаждения. Вернув Максу стакан, Филипп обтер все еще холодным конденсатом ладони, насухо вытер их двумя салфетками и сделал глубокий выдох.
– Ну что ж, в бой! Лэптоп на кабельном питании?
– Ага, как ты и сказал.
– Связь проверили?
– Стабильно все.
Филипп тем временем уже сидел перед открытым лэптопом и изучал содержимое окна браузера, в котором красовался первый лот, заканчивавшийся в четырнадцать сорок шесть. Он посмотрел на количество сделанных ставок, текущую цену, оставшееся время до конца аукциона, а затем обновил страницу, нажав на клавишу F5. Страница обновилась практически мгновенно, и чтобы убедиться, что это не случайность, он сделал это еще раз.
– Двадцать одна минута.
Это было все, что он произнес. Никаких эмоций, никаких изменений в мимике – ничего, что могло бы выдать его внутреннее волнение. Братья, пытаясь определить уровень накала ситуации и оценить свои шансы, украдкой переводили взгляд с монитора на Филиппа, но тот сидел, словно шпион на допросе. Через пару минут, еще раз перечитав описание предлагаемого товара, Филипп вышел из прострации.
– Ну что ж, девятнадцать минут с хвостиком, четыре ставки и всего восемьдесят пять долларов за все это добро. Странно, очень странно.
Филипп щелкнул мышкой по ссылке с надписью «4 ставки» и начал изучать какую-то таблицу, на которую братья скорее всего раньше внимания не обращали.
– Так, мне примерно уже ясно что происходит. Смотрите сюда, – Филипп привлек их внимание, выделив в таблице столбик, в котором были указаны дата и время каждой ставки. – Ставок у нас четыре, а вот тех, кто сделал эти ставки лишь двое. Раньше можно было увидеть сколько потенциальных покупателей следят за этим лотом, потом эту опцию убрали… Ну, неважно. Смотрите, первая ставка была сделана два дня тому назад – первого августа. Начальная цена была пятьдесят долларов. Какой бы высокой ни была первая ставка, она не изменяет исходную цифру, поэтому если никто не помешает игроку в борьбе, он возьмет свой товар за стартовую сумму. Хоть миллион ставь, но возьмешь ты товар за пятьдесят.
Короче говоря, помним, что, если на лот сделана одна ставка, ее реальная величина не будет показана. Конечно, если только игрок не бросает вызов своей удаче и не дублирует копейка в копейку ту самую исходную цену. Такой игрок нам не конкурент. Однако здесь у нас другой случай.
После того, как в игру вступает второй претендент, нам может повезти с догадкой о реальной сумме. Смотрим, когда была сделана вторая ставка: сегодня утром, в одиннадцать двадцать. Первая попытка второго претендента оказалась неудачной. Видя «1 ставка» и цифру «50.00», он поставил 55.00, но был автоматически перебит реальной величиной первой ставки. Видимая цифра приобрела новое значение, равное неудавшейся ставке плюс один шаг, который в этом диапазоне равен одному доллару.
Братья молча хлопали глазами, пытаясь уловить ход мысли Филиппа, но нахмуренные надбровные дуги Минни и морщины, покрывшие лоб Макса, указывали на крайне низкую результативность их попыток.
– Ладно, объясню на пальцах, – решил Филипп, предварительно глянув на монитор и буркнув себе под нос «шестнадцать минут» так, словно эту информацию он доносил до кого-то, кто сидел у него за пазухой и внимательно слушал каждое его слово. – Грубо говоря, если начальная цена товара – полсотни, а я ставлю тысячу, то на экране вы все равно увидите полсотни. Уловили?
– Ага.
– Дальше. Вы видите «50», радуетесь и ставите «55». В результате вы видите ваши 55 плюс 1. Единица эта – тот шаг, с которым увеличивается цена. Шаги эти бывают разными в зависимости от текущей цены. Самый маленький шаг в 5 центов работает на диапазоне от 1 до 99 центов – я на таких почти никогда не играл, от доллара до 4.99 шаг равен 25 центам, от 5 до 24.99 – полдоллара, до сотни – доллар, потом два… или два с половиной… С двух или трех сотен до кажется пяти – пятерка, после – десятка, да? Если я правильно помню, сотня долларов на цены в пять тысяч и выше… или меньше? Черт возьми, я почти все забыл!
Филипп вдруг нахмурился, и, как показалось братьям, опечалился. Однако он очень скоро пришел в себя, не дав им поставить его авторитет под сомнение.
– В принципе, это не страшно. Аукцион сам вам подскажет. В нашем случае после второй ставки мы увидим цифру 56, а следовательно третья ставка должна быть как минимум 57. Почему 57?
– Пятьдесят шесть плюс один?
– Верно. Вторая ставка не смогла перебить первую, и поэтому второй игрок сделал еще одну – третью ставку. Она должна быть минимум пятьдесят семь долларов, но верхний предел не ограничен. Представим, что вы решаете поставить сто долларов. Что вы увидите на выходе?
– Если там стоит твоя тысяча – это та первая ставка, которая еще не достигнута, – а мы ставим свою сотню, то мы опять не перебьем твою тысячу и увидим сто плюс шаг – сколько он там был?
– Кажется два, или два пятьдесят.
– Допустим два. И да, мы увидим цифру «102». Якобы кто-то поставил эту сумму, верно?
– И если больше ставок не будет сделано, то я заплачу не тысячу, а всего сто два доллара. Ваши сто, плюс один шаг – ставку, которую мне формально нужно было бы сделать, чтобы взять товар. – Филипп понизил голос и медленно, словно врезая слова в мозг своей аудитории, произнес: – Максимальная на данный момент ставка плюс один шаг, установленный правилом для этого диапазона. В тот момент, когда я делаю свою ставку и она оказывается выше текущей, аукцион получает от меня все полномочия автоматически перебивать в мою пользу все ставки, которые окажутся слабее моей.
Не нарушая тишины, он перевел взгляд на экран, а затем резко продолжил свой урок.
– Я мог бы вступить в эту гонку со ставками, но тем самым я лишь потуже набью карман продавца и, естественно, владельцев этой торговой площадки, получающих проценты с каждой сделки. Поэтому все те, кто делает такие вот необдуманные ставки, лишь способствуют росту цены. Сколько бы вы ни ставили, вам не обойти меня, если вы только не поставите сумму, хотя бы на один цент превышающую мою тысячу.
– А какой шаг будет там? – поинтересовались начавшие было ощущать смысл игры братья.
– Там не будет никакого шага. Там будет только ваша, чистая ставка, Ставка-Победитель – снайперский выстрел.
Говорил теперь Филипп как-то возвышенно, его лицо сияло, а глаза горели огнем азарта.
– Вопрос: сколько времени понадобится вам, чтобы доплестись со своими неуверенными ставками до моей тысячи?
– Ну, не знаем, – пожали плечами братья и переглянулись, – если идти по шагам, то очень много, а если сделать резкие ставки, скажем, по сотне, то может минуты четыре.
– Вот именно поэтому я и ставлю свою тысячу за секунды до конца аукциона.
– Секунды?!
– Желательно за секунду, но это как повезет: задержки в связи, глюки в страницах, вдруг запустившийся антивирусный тест, тормозящий… Антивирусник не тормозит лэптоп? – вдруг спохватился Филипп, и его взгляд сделался стеклянно-острым.
– Нет-нет, он нам никогда не мешает, ничего не тормозится.
– Семь минут! – словно ухватывая сразу несколько упущенных нитей, возвращал контроль за ситуацией Филипп. – Возвращаемся к нашему лоту. Итак, правильно будет предположить, что кроме самого претендента, сделавшего первую и на данный момент самую высокую ставку, мы не знаем ее величины. Однако я с уверенностью могу вам заявить, что мне эта цифра известна.
Удивление в мгновение ока нарисовалось на лицах братьев, после чего оттенок благоговения перед происходящим словно перепрыгивал с одного лица на другое и обратно.
– Как ты можешь знать эту цифру? – спросил Минни, впившись глазами в монитор и пытаясь там найти какую-нибудь подсказку.
– Третья ставка в размере семидесяти пяти долларов была сделана сразу после второй, в одиннадцать двадцать один. Неудачник опять увидел красные тона в сообщении, приглашающем сделать новую ставку, которая должна была быть не менее семидесяти шести. После этого он подумал… – Филипп начал вычислять в уме временную разницу между третьей и четвертой ставкой. – …двадцать семь минут и сделал еще одну, четвертую ставку. Величина которой… – Он выделил вторую сверху строчку и взглядом пригласил кого-нибудь из братьев ответить на поставленный вопрос.
– Восемьдесят пять долларов?
– Восемьдесят пять долларов. А какой ответ последовал от ставки первого игрока? – лукаво улыбнувшись, задал он новый вопрос, вытирая салфеткой проступавшие на лбу капли пота.
– Тоже восемьдесят пять долларов… – растерянно ответил Макс.
– Именно эту сумму поставил два дня тому назад наш первый конкурент. Алгоритм не имеет права делать автоматическую ставку выше реальной суммы, и если претенденты ставят одну и ту же сумму, то предпочтение отдается первой по времени ставке. Поэтому мы и видим в первой строчке нашего первого позавчерашнего претендента.
Филипп не скрывал того наслаждения, которое он испытывал не только от самого процесса преподавания, но и от практических результатов, которыми его опыт в очередной раз давал ему шанс блеснуть умом.