Микаэл Геворгович Абазян
Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена
Глава 14. Комната с окном на запад
Целебные свойства вина из «Закусочной» повлияли на всех участников похода. Ни у кого ничего нигде не болело – ни на теле, ни в душе. По крайней мере, никто ни на что сейчас не жаловался. Словно три чистые тетради, готовые к общению на любую тему, вылезли из машины Аарон, Я'эль и Саад и, легонько пошатываясь, направились к гостинице, отдавая взаимные приветствия на дружественный лай Алфи. Филипп, который наконец-таки познакомился с хозяином и теперь уже обращался к нему по имени, задержал его еще на полминуты, заканчивая рассказывать какой-то анекдот, после чего они оба вылезли из машины, громко гогоча. Филипп сменил троицу гостей в плане обмена приветствиями с псом, а хозяин окликнул всех четверых, напомнив, что даже если он и сможет взять все их рюкзаки, мешки, коробки и узелки, все равно ему будет нужен кто-то, кто помог бы открыть дверь. Извинившись и улыбаясь, каждый забрал свою часть багажа и понес в свой номер. По дороге друзья умудрились договориться о том, что сейчас они оставляют рюкзаки, продукты распихивают по холодильникам, залезают в душ, отдыхают, а к семи собираются в комнате у Филиппа с целью продолжить общение под хорошую закуску.
Открыв перед ними дверь, хозяин «Закусочной» дождался, пока все зашли в помещение, после чего поздоровался с гостями, собравшимися вокруг столика и напряженно наблюдавшими за ходом битвы, проходящей на шахматной доске. Будучи полностью вовлеченными в игру, гости комментировали ее, время от времени выдавали восторженные или отчаянные восклицания, и не обратили особого внимания на отдававшие легкой пьянцой голоса, проследовавшие от входа в вестибюль до своих комнат на втором этаже, и звуки открываемых и закрываемых за ними дверьми в их номера. Хозяина же «Закусочной» тем не менее каждый из них любезно поприветствовал в ответ.
«Наверное тоже там бывали», – решил Филипп.
Хозяин поздоровался и с Сюзанной, поинтересовавшись у нее, где находится Томас, а уже через минуту два зычных баса с разными оттенками заполнили собой вестибюль, и если закрыть глаза, можно было бы представить встречу двух друзей-великанов. Обменявшись приветствиями и церемониально поинтересовавшись состоянием здоровья и дел, хозяин «Закусочной» попросил Томаса уделить ему немного времени и прогуляться с ним на свежем воздухе.
Очень скоро из всех звуков, так обильно наполнявших вестибюль, остались только глухие стуки уверенных шагов фигур обеих армий, время от времени сопровождаемые словами «шах!» и восклицаниями соучастия.
К семи часам вечера четверка друзей собралась в комнате Филиппа, натащив туда продуктов из своих холодильников и в считанные минуты завалив ими и без того небольшой стол, который они переставили в центр комнаты, и восполнив недостаток стульев. Белая занавесь легко развевалась на приятном сквознячке, снаружи доносился легкий шелест листьев, тихая музыка и звонкие голоса детей, развернувших какую-то активную игру по всей территории ресорта.
По общему согласию, одну из бутылок все же было решено не везти в город, а оставить здесь, предварительно опустошив ее содержимое. Они обсудили план действий по возвращении домой, поговорили о возможных кандидатурах из числа своих бывший сокурсников – ведь не могло же все так пропасть бесследно! Слово за словом, закуска за закуской, и вот уже вторая бутылка стоит на столе, и четверо заметно помолодевших молодых людей пытаются выяснить, пустая ли она наполовину или все же наполовину полная.
– Если бутылки изначально бывают пустыми, то полными они становятся в процессе, и сейчас она возвращается в свое исходное состояние.
– И что? Это о чем-то говорит?
– Это говорит о том, что она возвращается в свое состояние.
– В какое именно?
– В исходное.
– Нет, ты теряешь нить. Смотри: бутылка изначально пустааа-ая, ее наполняяя-ют, она становится все боооо-лее и бооо-лее – какой?
– Полной?
– Именно, полной! А когда мы ее пьем, она пустееее-ет, пустееее-ет, пустеее-ет и сейчас она наполовину опустела. То есть сейчас она наполовину пустая.
– А если вдруг мы решим сегодня больше не пить из нее, остановимся, а? Скажем, вот, все, выпили сколько надо. Стоп! Получается, так она ведь может мгновенно стать наполовину полной.
– Она одновременно будет и наполовину полной, и наполовину пустой.
– Но мы ей не позволим оказаться в таком неопределенном, подвешенном состоянии!
Совершенно неважно кому принадлежало то или иное суждение – им мог быть каждый из четверки. Языки были развязаны, уровень активности работы мозга каждого из участников диспута стимулировал остальных, и они уже было начали забывать и о скором закате, и о том, что Филипп пообещал рассказать четвертую историю, когда вспомнили о третьей бутылке. Саад молнией перенесся в свой номер и мгновенно вернулся оттуда, поставив ее в центр стола.
К тому времени вторую бутылку, уже, несомненно, пустую, поставили на подоконник, рядом с первой. Может быть у этой бутылки было кривое донышко, а может под ней оказался маленький кусочек чего-то, принесенного ветром, или может развеваемая ветерком занавеска на самом деле вовсе не касалась первой бутылки, и сейчас она, встретив на своем очередном полпути толстое темно-зеленое стекло с винными подтеками, возмутилась таким откровенным нарушением вселенской гармонии и легким касанием потянула ее за собой в открытое окно.
Увидев, как бутылка исчезает за окном, и с ужасом представив, что она может натворить, случайно упав кому-нибудь на голову, Аарон только и успел произнести: «Бутылка!», прежде чем выбежать из комнаты и, удерживаясь за перила, ринуться вниз по лестнице. На очень короткое время в его голове поселилось два звука: один – от тупого удара падающей тары обо что-то нетвердое, а другой – его собственный голос, заклинающий: «Господи, только не на кого-то! Только не на чью-то голову!»
Выбежав наружу и забежав за угол, Аарон с облегчением вздохнул: бутылка приземлилась, в полном смысле этого слова, немного примяв собой траву, не давшую ей далеко откатиться.
– Да я и сам вижу, – ответил он друзьям, указывавшим сверху на бутылку и считавшими своим долгом постоянно осведомлять о ее местонахождении словами «вот она… сюда… здесь она…». Подняв изрядно потрепавший нервы и даже заставивший его немного протрезветь стеклянный сосуд, Аарон неспеша пошел обратно, все еще поглядывая на высоту, с которой тот свалился по вине случая. Задержавшись еще на пару секунд перед главным входом в гостиницу, он вошел в дверь и поднялся в номер к Филиппу, где его аплодисментами встретили друзья, также избавившиеся от излишней дозы опьяненности.
– Ну ты герой! Пока до нас дошло, что произошло, ты уже внизу был, – заметил Саад.
– Ой, а ту бутылку убрали с подоконника? – вдруг встрепенулся Аарон.
– Убрали, убрали. Больше тебе за ними бегать не придется, – успокоила его Я'эль.
– Слушай, Филипп, а почему это ресорт называется «Sanctuary»? Я только сейчас обратил на это внимание, – поинтересовался Аарон.
– Хорошо хоть, что вообще заметил, – улыбнулся Саад. – Я заметил сразу по прибытии. Подсознательно у меня всплыло значение «святилище», но мозг сразу же предложил «заповедник», который я и выбрал в качестве своей версии.
– Я'эль, ты что скажешь? – поинтересовался Филипп.
– Несомненно «заповедник», или же «убежище», – твердо ответила она. – Правда, и я раньше не обращала на него внимания.
– Хорошо. Ну, и теперь, когда все выдвинули свои версии и у тебя было достаточно времени обдумать свой вариант, как ты сам воспринимаешь это название применительно к этому месту?
– «Пристанище» … В смысле, место, куда может стремиться душа, чтобы уединиться и отдохнуть от всеобщей суеты, – все еще размышляя, заключил Аарон. – «Заповедником» я бы его назвал с трудом, пусть даже очень хотел бы, чтоб он именно таким и был. «Убежище» – там явные преследователи и угнетатели должны рисоваться.
– Ну так ты сам и сказал: всеобщая суета, – возразила Я'эль.
– Короче, я выбираю «пристанище». В смысле «убежище». Да запутали уже совсем меня, – завершил он под понимающие улыбки и похлопывания спасателя бутылки по плечу.
– Значит мне суждено быть единственным, кто выбирает вариант, указывающий на святость этого места. «Святилище» будет моей версией, – завершил первую часть спонтанной дискуссии Филипп. – В принципе, каждый из вас прав.
– Но «святилище» подразумевает присутствие некого культа и его последователей, не так ли? – удивился Саад.
Немного помолчав, словно собирая нити всех мыслей воедино, Филипп неторопливо подошел к открытому окну, сел на подоконник и, указывая на открывающийся пейзаж, спросил:
– Этого вам мало?
Все трое приняли вызов и постепенно начали втягиваться в очередную беседу, попеременно задавая вопросы, получая ответы, обдумывая полученную информацию и снова пытаясь уяснить для себя новые аспекты общей темы.
– Чего именно?
– Открой глаза. Что ты видишь?
– Солнце, горы, прямо перед нами – земли ресорта, лесок, долина, там речка, внизу – поселок…
– Что объединяет все это?
– Эта земля? Этот ресорт?
– И даже солнце?
– Нет… Подожди, может это то, что мы сейчас здесь, и это то, как мы проводим это время? Время?!
– Можно и «время». Можно и «мы». Можно и «наша поездка». А я еще добавлю туда слова отца хозяина «Закусочной».
– Ну это мы уже на какой-то более высокий, ментальный уровень поднимаемся.
– Мы, по-моему, все это время на этом уровне и пребываем. Вам мало того вина, который вы уже выпили?
– Да нет, достаточно.
– Так не бойтесь размышлять и делать смелые предположения. Там и до Истины рукой подать будет. Итак, святилищем какого, говоря вашим языком, культа может быть это место?
– Природы? Свободы? Мысли? Радости? Счастья?
– Все версии верны! Другие же люди на вашем месте сейчас просто назвали бы это все собирательным словом «бог», предпочтя остановить ход своей мысли и застрять на том же самом месте, где они пребывали всю свою жизнь, вместо того чтобы трезво, разумно поразмышлять на эту тему. Трезво…Черт возьми, а ведь хозяйское вино действительно лечит!
– Ну, «бог» – это о другом. Это поле действия религий.
– Так люди предпочитают скорее относить самих себя к какой-то определенной религии, предложенной человечеством, и поклоняться одному или нескольким богам, лишь бы жить было легче.
– Легче? Разве не труднее?
– Ну что ты! Когда ты решаешь поклоняться кому-либо из богов, ты принимаешь правила игры общества. Это поможет тебе не выпасть из него, быть в массе. Конечно, бывают и такие, которые выбирают непопулярного в данной среде бога, и тогда уже общество начинает выталкивать из себя инородное тело. В этом и есть суть свободы выбора человека: выбирай сам, но знай, что правила игры в отношении тебя несколько изменятся.
– Даже если человек сам по себе не изменится?
– Конечно! Если в обществе, поклоняющемуся богу А, человек заявляет о желании поклоняться богу Б, отношение этого общества к нему меняется. Он может заявить о своем нежелании вообще покланяться кому-либо, и даже тогда найдутся многие, кто захочет «вернуть его к жизни». Они будут говорить об их уникальности, об их избранности, о том, что им гарантированы все блага в новой жизни, начиная от райских садов до дюжин девственниц. Самое интересное заключается в том, что так оно и есть на самом деле: счастье, ожидающее всех нас, мы и сами представить не можем. В одной из книг сказано, что – я сейчас не смогу воспроизвести слово в слово, но передам суть – уже в этой жизни нас ожидает великая награда за наши дела, и что если это так и есть, то каково же будет круто в дальнейшем?!
– Так ведь это в Библии сказано.
– В Новом Завете, если быть точным. Да, этими словами. А другими словами сказано в какой-нибудь другой книге, скажем, в Бхагават Гите. Слова, переданные Арджуне, оказывают такое же целительное свойство, как и слова Иисуса. Я уверен, что вы не сомневаетесь в моей искренности по отношению к вам, мои друзья. Зная, что каждый из вас происходит из земель, официально признанные религии в которых отличаются друг от друга по своим названиям, основополагающим книгам с учениями, методам поклонения, я хочу заверить вас, что никоим образом не хочу умалять роль любой из них в вашей жизни. Может быть, именно благодаря всем этим деталям и возникли ваши уникальные личности со своими уникальными судьбами. Но вот что я хочу сделать, так это заменить несколько слов в вашем лексиконе, первым из которых будет слово «бог».
Филипп подошел к столу, за которым сидел Аарон, и налил себе вина. Я'эль сидела на кровати, поджав под себя ноги, и ела яблоко, а Саад занял место Филиппа на подоконнике, наслаждаясь прохладой летнего вечера.
– Религии учат: бог создал человека. Методы создания по сути своей не отличаются, цели – тоже, да и последствия совпадают. Потом все в какой-то точке сливается с реальной жизнью, и вот – они перед вами, служители культов, путающиеся в своих словах, противоречащие сами себе и своим предшественникам. Я же повторю слова многих мыслителей, художников, писателей, ученых, музыкантов, которые они говорили в результате своих жизненных опытов, таких разнообразных, таких непохожих и тем не менее приводящих примерно к одному и тому же выводу: всех богов создал человек. Можно даже добавить «по своему образу и подобию». Вопрос: почему скандинавских, эллинских или индуистских божеств так много?
– Они делятся по функциям. И по происхождению. Удобно.
– Верно. А как же быть с монотеизмом? Может быть именно этот вариант более удобен? Один бог – один на все случаи жизни. Не надо, не сильтесь отвечать. Вы себе и представить не можете, сколько там всех этих -измов напридумано в теологии. Чем больше читаешь о них, тем больше пропадает охота разбираться во всем этом, если только ты не прирожденный специалист в этой области и не вынужден зарабатывать этим себе на жизнь. Но тем не менее это все оказывается важным для тех, кто придерживается какой-либо религии – вторым словом, использовать которое я попрошу вас очень осторожно. Если вы говорите о своей душе, о том, что происходит в ней, о том, что вы считаете важным, о поездке за город, о защите слабых, о справедливости, о счастье, то не используйте это слово. «Вера» – неплохая его альтернатива, а вот «религия» …
Большинство моих бывших собеседников на тему веры превратились в охотников до разговоров на тему религии. Им только повод дай! «Наша религия говорит… По нашей религии мы должны… Религиозный человек не может…» С какой легкостью они подчиняются всему, что строится на религиозных откровениях, утверждениях и предубеждениях! Как смело они отвергают то, во что сами верили в начале своего духовного пути, ни на минуту не задумываясь о том, в кого они превращаются, совершая свои псевдоритуалы и суеверные действия!
– Но в отношении некоторых слово «вера» просто не получится употребить. Я сам знаю таких людей, которые, считая себя верующими, превращаются в фанатиков и в бескомпромиссных жертв догм и извращенных понятий.
– Так и есть! И если кто-то будет им говорить то, что они не хотят слышать, они будут порицать его за то, что тот отошел от правды и основы всего. Некоторые из них особого вреда пока не причиняют, но есть и такие, кто пойдет на все, чтобы искоренить это «зло» из жизни во имя ими самими обозначенного бога. Так легко все списать не безбожие, атеизм, на ересь, если уж так хотите. Пускай, пускай говорят что хотят – я не буду обижаться или злиться. Но если все деревья познаются по плодам своим, то почему же тогда они, эти избранные дети божьи, эти слуги милости его до сих пор страдают от своих каждодневных проблем, которые они не в состоянии не то, чтобы решить, но даже признать? Почему они просыпаются по утрам и не радуются тому, что им дан еще один день на то, чтобы славить Жизнь, чтобы создавать что-то новое и уподобиться Творцу, чтобы быть счастливым еще целый день?
Как я уже успел сказать, где-то в Новом Завете было написано о том, что мы даже в этой жизни можем почувствовать частичку того Счастья, которое нас ждет в последующей. Почему же тогда я с какого-то момента в недалеком прошлом начал ощущать внутри все увеличивающееся чувство радости, и радость эта не покидает меня даже когда мне грустно, а они только вздыхают и кряхтят, возмущаясь своей нелегкой судьбой, завидуют чужому успеху, а когда видят чужую неудачу втайне радуются своей непричастности к ней и ехидно говорят: «Бог наказал»? Почему они так унижают себя и других в этой жизни, ожидая новой, обещанной сладкой жизни после смерти? Да потому что не верят они в Жизнь, в Любовь, в Истину – во все то, что проповедовали пророки и апостолы, которые были самыми обыкновенными людьми, кое-что нащупавшими в этой жизни и лишь пытавшимися найти слова, дабы люди смогли их услышать.
– Самыми обыкновенными?
– Самыми обыкновенными. А вы что, еще знаете каких-то других людей, необыкновенных, особенных? Как раз изуверы и считают себя необыкновенными и избранными, а на деле… На деле они считают количество поклонов, чтобы случайно не упустить пару-другую, а через минуту притворяются, что трижды плюют через плечо, чтобы сглаз отвести.
– Как это притворяются?
– Да они и не плюют-то на самом деле. Намекни им только, что это смахивает на магический ритуал, так они тебе глаза выцарапать готовы будут, хотя потом сами же будут шептать какие-то заклинания и смотреть в зеркала, если вдруг им перебежит дорогу черная кошка, даже если они будут идти из храма. Неделями постятся, не брезгуя общением с небесными светилами на тему преумножения своих материальных благ…
– Это как?
– Показывают Луне монетки, а после закапывают их в землю в тени ничего не подозревающих деревьев. И вот так они продолжают забивать свои дни, годы, всю свою жизнь, в конце концов, этими суевериями. Суевериями, а не верой. Поэтому я и называю их изуверами.
– А я, кстати, не раз бывал свидетелем смешных ситуаций, в которых участвовали, скажем так, знакомые мне люди. Версии суеверий одних отличались от версий других, и они начинали спорить о том, как именно будет работать то или иное происшествие, призывая меня в свидетели.
– Мы с вами не раз углублялись в значения имен и слов. Вот и сейчас, говоря о слове «суеверие» … Само слово говорит за себя: «я – ложь, я – неправда». Порою мне кажется, что Иисус именно таких, как они и имел в виду, говоря: «Когда придет Сын Человеческий, то найдет ли Он веру на земле?». Приди он сегодня, не так же страдал бы он, видя, как далеки люди от Истины и как глухи они к сказанным им словам?! Не сокрушался бы он от того, насколько измельчал человек?! То, что он понимал и хотел довести до людей – всего лишь простая истина. Настолько простая, что ее можно всю жизнь пытаться объяснять человечеству, но так и не смочь этого сделать.
– Ты так говоришь о нем, в прошедшем времени… В принципе, как и все, но в твоих словах звучит уверенность в том, что он действительно был. Ты считаешь, что…
– Конечно был. Конечно был! Почитайте книги, посмотрите фильмы, на которые история его жизни вдохновила их авторов, но не забывайте отделять человеческое от всех тех -измов, которыми его наделили люди впоследствии. Ярчайший пример – баховская «Чайка…»5. Только дочитайте ее до самого конца. Книжка маленькая, читается мгновенно. Кстати, сам Бах – ходячий пример того…
– Извини что прерываю, но ты говорил о какой-то простой истине, которую он понял, но не мог объяснить. Ты сам как… что-то знаешь о ней?
– Смело отвечаю: да. Я знаю эту истину.
– Раскроешь нам ее?
– Вы это серьезно? Неужели вы думаете, что мой путь, который я проделал за свои годы, и то, что я нашел – и потерял! – по мере продвижения по нему, смогут как-то повлиять на чьи-либо ощущения Счастья и наполнить их сердца Любовью? Если я вам и расскажу, то то, что я скажу, вас ни огорчит и ни обрадует, потому что все это я сам для себя уяснил, это то, что мне открылось, и заключается оно в том, что счастливым я становлюсь лишь когда я ощущаю свое бессмертие через осознание своей смертности.
Филипп решил дать короткую паузу, воспользовавшись которой он отрезал кусок от персика и налил себе еще немного вина.
– Думаю, стоит повторить – такое не сразу доходит: я счастлив лишь когда ощущаю свое бессмертие через осознание своей смертности.
Все четверо наблюдали заливающий комнату мягким светом потрясающей красоты закат, но никто не смог бы сказать, где в этот момент находились мысли каждого из них.
– Знаю, звучит странно. Но именно через это ощущение я понимаю, как люблю эту Жизнь. Именно тогда я вижу, что моя душа и душа вот этой надоедливой мухи, душа Алфи, камня, этой реки, этого солнца, этого леса, ветра, огня, ваши души – все они имеют одну и ту же природу: Любовь. И только тогда я ощущаю как боль, так и радость каждой живой души – всего, что связано со мной. А со мной связано все вокруг! Это и есть то самое Сострадание, которое приходит через Любовь. И вот в такие моменты мой дух обретает Мир. В такие моменты я готов покинуть этот мир, но вместо этого я возвращаюсь в него с новыми силами, готовый творить, любить, распространять эту Любовь и заражать окружающих Жизнью, дарить радость и вести за собой. И верить во все это! Верить! И это чувство реальнее и сильнее любой рукотворной религии.
– Но не об этом ли говорит и Библия?
– Не совсем. Тем более не ее ветхозаветная часть. Многие не делают разницу между Ветхим и Новым заветами, называя все одним словом «Библия», которое я бы также порекомендовал использовать аккуратно. К сожалению, я мало знаком со священными текстами других религий – и здесь использование этого слова я считаю полностью уместным, – но книги Нового Завета я в свое время читал усердно, регулярно, постоянно, пока не перестал, чтобы после снова вернуться к ним и посмотреть на них под другим углом, с точки зрения критически мыслящего человека, задавая вопросы. Нужно уметь читать между строк, чтобы видеть ту истину, которая все же пробивается сквозь поставленные чайками преграды.
– Ты хочешь сказать, что… Что именно ты хочешь сказать, Филипп?
– А вы как думаете?
– Что эти книги… как бы покорректнее сказать… несовершенны, да?
– Как и все, что создает человек.
– И две тысячи лет никто ничего не замечал?
– Не две тысячи, а меньше, да и почему это никто не замечал. Замечали, исправляли, дописывали, меняли, ссорились, отрекались и отлучались, воевали и, как с любой религией это случается, убивали за эти слова и были убиваемы. А то, что не замечал никто, так это и сейчас никто не замечает. В первом же Евангелии, которое от Матфея, читаем о том, как Иисус приходит из Галилеи креститься к Иоанну Крестителю.
Повисла пауза. Трое ждали продолжения, но поняв, что Филипп ждет от них реакции, захлопали глазами.
– Вот и вы ничего не заметили, потому что привыкли. О каком крещении и крестителе может говориться за несколько лет до появления понятия «креститься»? Может быть, я чего-то и не понимаю, но сейчас я вряд ли буду говорить «сегодня мы будем бигларизить», подразумевая некий предмет «бигларо», который возникнет через, скажем, двадцать лет.
– Но ведь книги писались уже после событий.
– Именно. Книги писались людьми после событий, но мне было бы понятнее, если бы было использовано слово, скажем, «очиститель», каким бы химическим не было послевкусие от его написания. Лично мне этот терминологический недочет дает пищу для размышлений. Новозаветные книги по-разному описывают события, происходившие с человеком по имени Йешуа, жившим две тысячи лет назад обычной жизнью древних людей, населявших Иудею и ведущих самый обычный отсчет времени. Возьмусь утверждать, что ни один из четырех авторов официально принятых евангелических текстов не был свидетелем рождения Йешуа, а значит все они пересказывали либо чей-то рассказ, либо чью-то рекомендацию о том, как нужно пересказывать это событие. За основу была взята все та же история о матери, готовящейся родить чудесным образом зачатое дитя, которое сильные мира сего намерились убить, но все их планы чудесным образом рухнули, после чего мальчик окреп, возмужал и в один прекрасный день явил себя миру.
– Что, правда тот же сценарий?
– Да, тот же, просто архаичные нюансы в рождении Геракла Алкменой или же Гора – Исидой пришлось заменить на более понятные и доступные для того времени варианты. Если кому интересно, пусть почитает. Люди веками пишут об этом. Я же пойду дальше, совершу вслед за авторами писаний скачок в тридцать лет, в течение которых Йешуа жил, как любой из героев ваших рассказов, самой обычной жизнью, в соответствии со своим временем. Он не предсказывал создание мануфактур, радио, сотовой связи или авиации, он не старался прыгнуть выше своей головы, он не совершал чего-то необычного, но его голова постоянно работала, он умел созерцать мир вокруг себя, он учился подниматься высоко над проблемами этого мира, взирать на них свысока и находить ответы на вопросы, которые люди задавали себе веками. Не афишируя этой способности, он продолжал развивать ее до тех пор, пока не почувствовал, что ему есть что сказать людям. Конечно же, он и дальше продолжал совершенствоваться, но почувствовал, что уже не может держать это в себе. То же самое происходит со спортсменами, которые всю жизнь оттачивают какое-то определенное движение и готовятся к одному единственному выступлению, после которого они либо станут лучшими в мире, либо канут в небытие.
Филипп поставил пустой бокал на стол и вина больше не наливал.
– Я не спорю с тем, как христианская церковь представляет крещение Йешуа: вдохновенный, он приходит к Йоханану, которого принято называть Иоанном, очищается водой и уходит в пустыню. Технически все выглядит верно и правдоподобно. Кажется, это был Матитьяху, или Матфей, кто поделился с нами прекрасным диалогом между ними: «мне надобно креститься от тебя, и ты ли приходишь ко мне?»; «так надлежит исполнить всякую правду».
Вообще, в текстах евангелий очень, очень много фрагментов, которые можно использовать в качестве основы для сюжетов драматических произведений. Этот самый диалог ведь как можно представить: Йешуа, пришедший из Назарета на Хайардэн, или Иордан, много слышал о Йоханане и чувствовал, как резонирует его душа с тем, что о нем говорят. Йоханан здесь играет главную роль, он сильнее, он влиятельнее, он притягивает к своей персоне не только Йешуа, но и всех людей вокруг себя, у него есть способность убеждать и обличать, поучать, предупреждать. Но вот они встречаются и чувствуют что-то такое, что переворачивает их жизни с ног на голову. С каждым случается серьезная перемена: Йоханан смягчается и его Дух теперь обращается на Йешуа, который не просто зачитывает положенный ему текст, но с трепетом, сочлененным с ощущением принятия чего-то неизбежного, он говорит «ты сам знаешь, что так оно и должно быть, так будет правильно; я не знаю, что и как ты будешь делать, но сделай это прямо сейчас». После омовения водой… кстати, а что происходит после омовения водой? Кто помнит?
– Иисус идет в пустыню?
– Да, он идет в пустыню, правда один из евангелистов опускает этот эпизод, и скоро я скажу кто именно. Так вот, в пустыне он проводит сорок дней, верно?
– Великий пост совершает.
– Да, называется это сегодня великим постом. Но тогда же для Йешуа это было величайшим из испытаний, которые он встречал в своей жизни. Вы только представьте его состояние: тридцать лет парню, большую часть из которых он размышляет о формуле счастья, пытается понять смысл жизни и структуру мироздания, и в момент, когда он ощутил порыв пойти в люди, он слышит о Йоханане, встретив которого он не только получает живое подтверждение своей догадки, но и чувствует нечто большее. Сюрприз, так сказать, шок. Может быть, Йоханан ему и сказал в конце: «Только старайся не обнажать свое удивление». Никто не знает. Ведь евангелиста там между ними не было. С чьих слов он записал этот диалог? В лучшем случае, со слов кого-то, кто там находился, а, судя по текстам, им мог быть Андревас, более известный как Андрей – неграмотный рыбак, но простой человек с открытой душой. Он оказался рядом, и ему Йоханан наказал следовать за Йешуа. Тот тут же брату своему рассказал, но это сейчас неважно. Вернемся…
– Филипп, если Андрей – это «в лучшем случае», а в худшем что могло быть?
– Я бы его худшим не называл. В другом случае этот диалог мог быть просто добавлен автором текста, что для нас никак не умаляет его ценности. Но вернемся в пустыню к Йешуа, убежавшему от суетного мира так же, как и мы убежали из города. Ему, конечно же, было несравненно тяжелее. То, что он чувствовал, должно было быть проверено, потому что от этого зависела вся его дальнейшая жизнь, каждый поступок, каждое слово. «Что это было?» – спрашивал он себя, ибо больше никого рядом не было, кроме камней, песка, пустынных животных и растений. Пережив первый шок, наступила фаза успокоения, и он, вероятно, стал рассуждать логически. Он вспоминал все книги, которые читал до этого, все значимые эпизоды из своей юности, своего детства, вспоминал слова родителей… Некоторые утверждают, что он ничего не ел. Может быть. Может быть, он нашел какой-то оазис или смог найти воду, но вот с едой было действительно тяжело. Иногда он даже пытался отвлечься на бытовые проблемы, и это удерживало его от сумасшествия, но в какой-то момент его сознание начало давать сбои. Мы сегодня такое состояние называем глюками. Да, полтора месяца в полной изоляции от мира, без еды и воды – такое выдержать может только тот, кто по-настоящему владеет искусством возноситься над мирскими проблемами и давать им истинную оценку и определять свое к ним отношение. А в последние дни самосовершенствования и осознания ситуации Йешуа пришлось пройти через последнее, тройное испытание. И кто его искушал?
– Сатана. Дьявол. Дух.
– Да. Да, так написано, так заучено. Скорее всего, какой-то дух и действовал через эти три искушения, только испытания эти он сам выдвигал перед собой. Он и был их автором. Да, сейчас вам кажется, что я сбрендил, но мы говорим каких-то полчаса. Йешуа же, будучи на своем чрезмерно высоком уровне развития и самосознания, прожил еще полтора месяца в предельной концентрации на мучавших его вопросах. Начав с простого вопроса «Что это было?» он закончил свой пост тремя опциями. Если мы попытаемся представить сколько чего было между этими событиями, то можем двинуться умом. Мы просто не готовы к этому. Поэтому я просто упомяну эти три искушения – квинтэссенцию оставшихся трех лет его жизни. В церковной формулировке это звучит как «не хлебом единым жив человек», «не искушай господа твоего», «единому богу покланяйся и почитай только его». Говоря проще, это «материальный мир играет определяющую роль, но не самую главную», «не пренебрегай возможностями Вселенной, частью которой ты являешься», и «люби». Потому что именно так все сходилось с самым главным открытием Йешуа: Любовь есть истинное божество, вне места, времени и мысли.
