Микаэл Геворгович Абазян
Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена
Глава 10. Прогулка вдоль реки
По этой дороге Филипп никогда раньше не ходил.
«Как эти юнцы ее только нашли? Понятно, что Сюзанна дала наводку, но вот, они уже знают маршрут и ведут меня им… Воистину, новичкам везет», – рассуждал про себя Филипп, наслаждаясь красотой, в которую он с каждым шагом погружался все глубже и глубже.
Я'эль шла впереди, иногда забегая вперед и сверяясь с картой. Филипп, следовавший за ней и заметивший это, предложил не мучаться и использовать какое-нибудь приложение для навигации, но она отвергла это предложение.
– Я всегда любила разглядывать карты, изучать их, они мне всегда легко давались. А вдруг нет связи, а вдруг телефон разрядился или потерялся, и все такое. А карту изучил, сложил, положил в карман – и иди себе. Местность за это время точно не изменится.
– Ну, значит просто у тебя такой вот дар полезный есть. Я бы всегда использовал в незнакомой местности навигатор, – отступил Филипп.
– Я понимаю и принимаю твою позицию… – Она осеклась, остановилась и обернулась к Филиппу. – Ничего, что я на «ты» обращаюсь?
– Конечно, и я всем это советую, – ответил Филипп, поворачиваясь к идущим за собой Аарону и Сааду, тоже остановившимся словно по сигналу. – Наши взаимоотношения, полагаю, уже успели перейти на новый уровень.
– Так вот, – продолжала Я'эль, уже успев удалиться на несколько шагов, и за ней поспешила вся колонна, – я, может быть, и сама буду заглядывать в навигатор, если надо будет, но я предпочитаю всегда использовать это умение, которое дается не всем, которое делает меня в какой-то степени уникальной. Помимо всех своих реальных путешествий, которые я уже успела совершить в прошлом, я постоянно путешествую виртуально. Хобби у меня такое: я открываю карты – и, кстати, да – я не чураюсь спутниковой навигации – выбираю какую-нибудь исходную точку, благо там полно фотографий самих мест, и иду по улицам, по дорогам, по бездорожью, по горам. Один раз целых два часа просидела перед картой.
Я'эль подробно рассказала о том виртуальном путешествии. В тот день она решила добраться пешком из центра Суиндона до деревушки Аффингтон, известной всему миру по стодесятиметровой Белой Лошади, выложенной белым мелом на склоне холма. Созданная на рубеже Железного и Бронзового веков, она продолжает манить путешественников со всего мира. Я'эль тоже очень хотела побывать там хоть раз, и однажды решила потренировать свою зрительную память. Наметив себе пешую дорогу в двенадцать миль, она сначала добралась в Суиндон на поезде из Лондона, немного погуляла по городу, а потом пошла по дороге по направлению к месту паломничества, пренебрегая всякими нормами неприкосновенности частных владений.
– Я часто представляю себе, как перемещаюсь во времена, когда эта Лошадь появлялась на свет, как я нахожу это место еще не тронутым, как нахожу того, у кого в голове возникла такая идея. Иногда у меня это – местный правитель, отдающий такое вот распоряжение, а бывает, что я думаю о простом земледельце, или же просто о древнем художнике, который почувствовал порыв создать что-то на веки вечные, запечатлеть в одном образе скорость и спокойствие, силу и нежность. Вот, я подхожу к этому человеку, и говорю ему: «Обязательно сделай то, что ты сейчас задумал, пусть ты и подумал после этого о бредовости своей идеи». Не знаю, как в те времена на самом деле называли бредовость и правильно ли я использую это слово вообще, но ему я в своих мыслях именно так и говорю. А он говорит: «А что я задумал?», на что я отвечаю: «Выкопать траншейками огромную фигуру лошади и засыпать их мелом». Он стоит и смотрит на меня выпученными глазами, на мгновение даже забывает о своей идее. «Откуда… ты… узнала… об этом?» «Я – Посвященная», – отвечаю я ему. А «посвященными» я называю тех, которым… В общем, одна из таких людей и является героиней моего рассказа.
– А я уже, грешным делом, подумал, что вы забыли о домашнем задании, – заметил, улыбнувшись, Филипп.
– Нееееет, – снова вернула себе ведущую роль Я'эль, низким голосом протянув отрицание, – куда там! Все только начинается.
– Может тогда расскажешь, как дойдем до реки и сделаем привал?
– А мы уже почти дошли до реки. Сейчас выйдем к ней и будем идти берегом, через пару километров будет мостик, перейдем его и двинемся в обратном направлении. Там сможем сделать привал, если устанем, после чего продолжим ход, затем развернемся и вернемся на этот берег уже вон там, – махнула она рукой в противоположную сторону. – Там тоже есть мостик, каменный. Будем идти спокойно, не торопясь, это поможет мне рассказать мою историю.
– Ну ладно, – согласился Филипп.
Все это время он хотел понять, успели ли они уже поделиться друг с другом своими историями, или же слушатели сейчас находятся на равных условиях, и поэтому он спросил:
– А в конце колонны как будут тебя слушать?
– Об этом не беспокойтесь. Я же не собираюсь идти в голове и лишь бубнить себе под нос. Все всё услышат и увидят, если надо будет. Ваше дело – идти вперед и наслаждаться окружающей нас природой.
Как раз в этот момент они вышли к небольшой речушке, видимо берущей свое начало где-то в этих краях. Она совсем не была похожа на бурлящую горную реку, ворочащую на своем пути камни и ломающую неугодные ей деревья, как представлял себе Филипп, на самом деле никогда раньше ею не интересовавшийся. Тропа, проходившая рядом с берегом, была шире той тропинки, которой они спустились к реке, достаточно широкой для шеренги из троих, рядом с которой выписывал бы броуновские траектории увлеченный происходящим рассказчик.
– Посвященными я называю таких людей, которым открываются ответы на все вопросы мира, которые знают будущее и всегда могут сказать к чему приведет тот или иной выбор любого человека. Однако они могут использовать свое умение в течение своей жизни лишь трижды. Почему трижды, спросите вы? Объясню.
В первый раз это скорее всего будет глупая проверка работоспособности умения. Во второй раз использовать его уже будут не скоро, причем каждый раз владелец способности будет думать, а стоит ли это делать сейчас, или все же верный момент еще не настал? Ему будет уже жалко растрачивать свое умение, но однажды он начнет чувствовать, будто срок второго раза истекает, словно у какого-то скоропортящегося продукта. И вот, Посвященный решается, часто, к сожалению, не оставшись удовлетворенным и этой попыткой. Такой Посвященный начинает зацикливаться на самом себе, его начинают мучать сомнения, одолевает тоска, он уходит в себя. Если же он удачно использовал свой второй шанс, то такой Посвященный обретает спокойствие и уверенность в своей рассудительности, даже мудрости. Если вы уже успели подумать, то да – в этом случае бывает и до тщеславия рукой подать.
Но как же распорядятся с последним, третьим шансом оба наших героя? Есть опасность, что второй, тот, который более успешный, выкинет что-то неожиданное, воспользуется своим положением, злоупотребит им себе на пользу, только вот для таких случаев приготовлен защитный механизм в виде второго условия: применив свою способность в третий раз, Посвященный понимает, что дни его сочтены. Такое вот условие. Хоть это и моя выдуманная история, но я не знаю, откуда они об этом узнаю́т, но пусть это будет так.
– А что же первый? – вошел в разговор Саад. – Как такие, как он, будут использовать третий шанс?
– Такие как он, – охотно ответила Я'эль, нисколько не обидевшись на прерывание ее рассказа, – будут думать до конца, прежде чем решатся. Нередко случается, что это их последние дни бывают вынуждены скучать в ожидании того момента, когда третье событие наконец-таки произойдет. Бывает, что оно материализуется во что-то смешное, нелепое, по-детски наивное, но никогда не злое, а иногда именно оно решает судьбы людей.
Я'эль сделала паузу и посмотрела вдоль мерно текущей реки.
– «Будь рядом другой Посвященный, он бы сказал мне, что и кому нужно открыть, чтобы все получилось правильно», подумал как-то раз один из Посвященных. Однако он, как и все остальные, прекрасно знали – неважно откуда – о третьем условии их существования: всегда в данный момент времени на Земле существует только один Посвященный. Следующий за ним появится в тот момент, когда умрет он сам.
С минуту все молчали, продолжая ступать по тропе, изредка выбивая из нее своими ботинками мелкие камушки. Тишину прервал Аарон.
– Прости, а можно вопрос задать?
– Да, конечно.
– Ты говоришь, Посвященные могут ответить на любой вопрос. А как определить качество вопроса? Другими словами, как отделить обычные вопросы от тех самых трех, на которые они могут ответить? Ведь если кто-то спросит: «Который час?» или «Как тебя зовут?» это же не будет считаться за раз… или я чего-то не понимаю?
– Нет, ты прав, конечно, не будет. На эти вопросы любой может ответить.
– Ладно, есть вопросы, на которые любой может ответить, и есть вопросы, на которые никто не может ответить, такие, как, например, существует ли бог, – все глубже копал Аарон. – И есть вопросы где-то посередине, на которые уже даны частичные ответы, или если ответы на них знает определенная группа людей. Например, что происходит при столкновении элементарных частиц, или как лечить рак? Я хочу понять, где же проходит та разделительная черта, которая отделяет тривиальный вопрос от вопроса, определяющего судьбу Посвященного?
Я'эль немного нахмурилась и задумалась. Она стала потирать ладони, словно пытаясь нащупать под кожей нужные слова. В этот момент ей на помощь пришел Саад.
– По-моему, Я'эль очень хорошо определила их способности в самом начале. Как ты сказала, это люди, которым открываются ответы на любые вопросы, которые видят будущее и всегда знают к чему приведет выбор человека, да?
– Да. Только не «видят будущее», а которые «знают будущее». Разница есть тут, – все еще размышляя над чем-то, ответила она.
– А они не пишут книги? – продолжил интересоваться любознательный Аарон. – Они не оставляют после себя какие-то книги, труды, статьи?
«Нет, скорее всего они друг с другом на эти темы не общались», – наконец-таки уяснил для себя Филипп. Отключившись от этого навязчивого вопроса, он тоже решил вступить в разговор.
– Да, было бы интересно познакомиться с их личным опытом, но если принять во внимание третье условие, то получится, что в каждые две сотни лет по Земле проходит в среднем от трех до четырех Посвященных. Не хотелось использовать век, чтобы не оперировать полуторной величиной, – шутливо добавил он, слегка развеселив беседующих. – Тогда за тысячу лет по грубым подсчетам у нас выходит от пятнадцати до двадцати человек: кто-то умер раньше, кто-то позже, поэтому мы все усредним. Теперь по поводу писать. Египетская письменность зародилась где-то между третьим и четвертым тысячелетиями до нашей эры, то есть три тысячи там, две здесь, итого – пять. От семидесяти пяти до ста человек всего… Из них скорее всего часть не писала еще, и далеко не все из них обязаны были обладать способностью к писательству. Три-четыре десятка людей, то есть каких-то тридцать глав за всю историю человечества. Негусто.
– Но мы не знаем, как происходит процесс понимания, что человек является Посвященным. Вот, например, я – это он. Мне пока что неизвестно, что у меня есть такой дар. Допустим, что я как-то узнал – во сне, в отключке после падения, или просто потому, что сам поверил в себя. Я так понимаю, что перед использованием первой возможности Посвященный твердо знает, что он – это он, верно?
– Думаю, не твердо, – неуверенно ответил Саад, – поэтому он и решает проверить. Знал бы твердо – не дурил бы.
– Получается, способность есть, она зрелая и полностью функционирующая. И все же он решает проверить ее… или себя… неважно, тем самым расходуя первую возможность практически зазря. Получается, что он – обладатель поневоле. Надо понять как же и когда же он об этом узнает, – не унимался Аарон.
Внимательно выслушав собеседников, Я'эль захотела завершить вступительную часть своего рассказа.
– Книг, скорее всего, нет. Ни одной главы не написано, потому что иначе миру было бы об этом известно. Они просто в какой-то момент и как-то узнают об этом. И вот, моя Посвященная, уже зная об этом, решила утвердить в своей безумной идее того, кто захотел создать Белую Лошадь.
– То есть, она еще и во времени перемещаться умеет? – невпопад добавил Аарон.
– Ну вот тут ты уже перебрал, – обратившись к нему, зычно ответила Я'эль. – Я не говорила о путешествиях во времени ни слова. Моя Посвященная просто жила тогда, в то время, в семисотых годах до нашей эры…
В этот момент, пока Аарон, прикусив язык, втянул голову в плечи и готовился выдавить из себя извинение, взгляд Я'эль застыл и прояснился, она легко улыбнулась, и, словно кто-то в эту самую секунду нашептал ей на ухо подсказку, добавила:
– Она даже знала, что годы, в которые она жила и взрослела, позже станут считать наоборот, а весь период назовут «до нашей эры».
– Или «до рождества Христова», – подбросил Филипп.
– Да, – словно все еще слушая подсказку, подтвердила Я'эль. – У нее никто ничего не спрашивал, она просто знала это. Когда же она увидела, что этот человек сомневается и почти уже готов оставить свою замечательную идею, она незамедлительно использовала свою первую возможность. Она даже не подумала о том, чтобы проверить ее, она просто уверенно ее использовала.
– И она заявила о себе этому человеку? – удивленно спросил Саад.
– Она? Нет…
– Но ты же сказала, как ты переместилась во времени, сказала этому человеку…
– Ах, ты об этом… Ну, тут да, тут я и во времени переместилась, и открылась, но, в принципе, все это происходило в моем воображении и на компьютерной карте. Мне можно было, – хитро улыбнулась Я'эль. – А настоящая Посвященная, моя настоящая Лейфи, ничего никому не объявляла. Она просто появилась в нужный момент в нужное время и помогла. Если бы Посвященный, живший век тому назад, появился первого сентября в Сараево рядом с Гаврилой Принципом и, скажем, окликнул бы его в тот момент, когда тот был готов стрелять в эрцгерцога Франца Фердинанда, может быть и не было бы Первой, а потом и Второй Мировой войны. Может быть сегодняшний Посвященный, о котором мы никогда не узнаем, уже сделал что-то такое, за что мы все должны быть благодарны ему или ей, хотя может быть и совсем наоборот, и виной всему, что с нами происходит сегодня лишь он. Или она. Но моя Лейфи не объявляла всем, что, мол, сейчас у нас идет семьсот пятидесятый год до их эры и считать года надо наоборот, потому что потом где-то в далекой земле Израиля родится какой-то ребенок. Могла бы сказать, но не сделала. А разве нужно было? Я считаю, что совершенно не нужно. Вместо этого Лейфи замолвила слово за эту причудливую фигуру, очерченную мелом, высыпанным в длиннющие траншеи. И этим самым она сделала наш мир прекраснее. А вот и наш мостик! Перейдем его и сделаем небольшой привал.
На деле привал оказался просто скромной передышкой. Торопясь на прогулку, они не сообразили захватить с собой ни закусок, ни напитков, ни матов, на которых можно было бы с полчасика проваляться. Но после приевшейся городской жары они с удовольствием опустились в высокую траву у реки и, слегка опьяненные прохладой горного воздуха, стали созерцать водный поток. Все, как один, размышляли на предложенную Я'эль тему, пытаясь нащупать главное в уже представленной части ее повествования. Она же продолжила его.
– Если бы я была Посвященной, я бы знала не только какую историю рассказать сегодня здесь, но и многое другое: кому что сказать, за кого выйти замуж, в каком успешном фильме сняться, на какую команду, в какой игре и как сделать выигрышную ставку. Скажи, используй себе две из трех возможностей и живи, нет? Ответ – нет! Не все так просто. Посвященные – они другие. Моя Лейфи – персонаж вымышленный…
– Кто знает, – вдруг добавил Филипп. Он внимательно слушал Я'эль и готов был в нужную минуту поддержать ее, а в этот момент он почувствовал необходимость поддержать не только ее рассказ. – Извини, что перебил – продолжай, пожалуйста.
– Она вымышлена, – продолжила Я'эль, одарив Филиппа кривой улыбкой, – и поэтому я считаю вправе говорить о ней все, что захочу. Итак, первую возможность она использовала, поддержав колеблющегося создателя Лошади. В эту самую минуту она почувствовала себя необычно счастливой. Не необычайно, а именно необычно – я знаю разницу между этими словами: она не испытывала такого чувства раньше. Не то, чтобы она хотела радоваться и плясать от счастья… как же вам объяснить?.. она была даже несколько встревожена тем, что происходит. Сказав свое слово, она сначала смотрела этому человеку прямо в глаза, а потом отвела взгляд на тот склон, на котором в будущем возникнет это рукотворное чудо. Ей уже не нужно было более утверждать кого-либо в правильности его идеи – она знала, что все, что нужно, она уже сделала. Вместо этого она смотрела на ту часть земли, которую она решила изменить. Ответственность – вот ключ к пониманию этого дара. Ее она ощутила на своих плечах, но вместе с ней она нащупала рукоять некоего механизма, дававшего ей силу. «Что это за сила такая?» – силилась понять Лейфи.
В задумчивости, в размышлениях и в состоянии некой отрешенности прожила она лет пять – довольно долго для девушки двадцати трех лет. Люди стали замечать скованность в словах и действиях, словно ею что-то командовало изнутри, стали поговаривать о ее одержимости злыми духами. Дошло до того, что Лейфи решила покинуть родное поселение, но не из-за злости или обиды на соплеменников – она была намного выше всего этого.
– Во всех смыслах этого слова, – снова поспешил сделать короткое замечание Филипп, многозначительно кивнув.
– Д-да, – кивнула в ответ рассказчица, словно молча соглашаясь с каким-то беззвучным посланием, закодированном в этом замечании. – Она просто захотела пойти на восток. Она почувствовала, что ей стоит это сделать, и одним прохладным весенним утром, взяв с собой пару хлебов, кусок мяса, отрезанный от свежей оленьей туши железным ножом, который она также сунула себе в мешок, огниво и фигурку лошади, которую много лет назад вырезал из дерева отец, Лейфи вышла из дома.
Стараясь не оглядываться, она дошла до границы леса, но остановилась и, выдержав паузу, обернулась. Несколько ветхих домишек, потухшие костры, амбар, колодец – таким она запомнит это исчезающее в тумане место, в котором она провела детство и годы взросления. А сейчас пришла пора ей идти на юг, где на четвертый день ей суждено было найти лодку, доставившую ее на континент. Переплывая канал, она также не сразу обернулась назад, чтобы бросить последний взгляд на свою родную землю. Она знала, что больше никогда туда не вернется, и печаль коснулась ее сердца. Но очень скоро земля скрылась из виду, Лейфи посмотрела в сторону новых земель, на которые ей вскоре предстояло вступить, и, снова нащупав в руках рукоять неведомого механизма силы, воспряла духом и стала думать о будущем.
Достигнув земли, она поблагодарила духов Воды и Ветра за то, что отвели шторм и грозу на ее пути через Большую Воду, и остановилась на ночь неподалеку от дороги, уходившей вглубь этой страны. Нужно было выспаться, поесть, запастись едой на дальнейший путь и со свежими силами продолжить его. Поначалу она продвигалась не так быстро, как по родной земле: очень уж ей хотелось получше разглядеть открывавшиеся виды. Эти реки, поля, леса с обилием птиц и животных, даже люди и само небо казались ей другими. Увы, она не могла поделиться своими впечатлениями ни с одним из местных кельтов – они все равно бы не смогли до конца понять ее душевное состояние, описываемое одновременно словами «радость», «печаль», «сила» и «забота». Но она напевала под нос бодрящие дух песни и продолжала свой путь, немного ускорив темп. Однако чуть ли не каждый шаг давался ей с трудом, потому что всякий раз она видела то, что будет происходить здесь в будущем на этом месте. Вот здесь через много-много лет будет проходить мощная крепостная стена, по обе стороны которой будут гибнуть люди, здесь всегда будут расцветать красные маки, а вот здесь через несколько сотен лет появится то самое поселение Лютеция, которое после превратится в огромный город, символом которого станет высокая башня из железа.
Лейфи достала из мешка железный нож, в который раз посмотрела на темнеющий молодой металл и с трепетом положила его обратно. «Ты всегда будешь очень важен для людей», – обратилась она то ли к самому ножу, то ли к материалу, из которого он был сделан. Все дальше и дальше на восток уходила она, и все чаще приходилось ей доставать свой нож из мешка – то срезать ветку, то выкопать яму, или освежевать пойманного в силки зверька, а однажды ей пришлось пустить его в ход, чтобы избавиться от грабителя, которому и отнять-то у нее было нечего. Но он был злой и не отвечал на просьбы, а Лейфи, как вы понимаете, была решительной в своих действиях.
После этого инцидента она решила свернуть с тропы и начала подниматься по склонам гор, которые все возвышались и возвышались… Ребята, давайте-ка уже двигаться обратно, – внезапно прервала свой увлекательный рассказ Я'эль. – Я по дороге уже доскажу.
– Такое впечатление, словно ты по секундам рассчитала скорость своего рассказа, и вот сейчас ты как раз перевалила через половину, и поэтому мы должны идти назад, – делано-возмущенным тоном заговорил Аарон. – Ладно, идем уже. Что там, в горах-то?
– Склоны все возвышались и возвышались, – продолжила свой рассказ Я'эль, показывая левой рукой в сторону местных гор, видимо, чтобы усилить эффект присутствия. – Идти становилось все труднее и труднее, но к концу второго месяца своего путешествия ее взору предстало небольшое горное озеро, подойдя к которому она вдруг словно потеряла связь с тем необъяснимым, что сорвало ее однажды с места и начало вести по земле. Что-то должно произойти здесь. Может быть, это связано с озером, или с горами. Она дважды обошла вокруг озера, но яснее ей от этого не стало. Занервничав, она начала все выше подниматься в окружающие его горы и бродить по ним, ища ответа на свой беззвучный вопрос. Уставая, она опускалась обратно и закрывала глаза, прислонившись спиной к дереву. Бывало, что она засыпала прямо на земле, и просыпалась уже от холода, сковывавшего ее, свернувшуюся калачиком между корнями какого-нибудь дерева.
В один из таких привалов она увидела сон. Необычайной красоты дева, запечатленная в белом камне, возвышалась над стелящимся густым ковром из туч и дыма, закрывая собой яркое небесное светило. В вечном спокойствии ее лица было что-то чарующее, и Лейфи не сразу заметила, что кисти ее рук с вытянутыми указательными пальцами плавно двигались, попеременно указывая на что-то, что скрывалось под слоем облаков перед ней. Вдруг в голове девушки отчетливо прозвучали четыре слова: «яма, соль, смерть и вечность».
Лейфи вскочила на неокрепшие ноги, испуганно озираясь вокруг, пытаясь в окруживших ее сумерках разглядеть что-то важное. Ей показалось, что с гор на нее движется что-то непонятное и бесформенное, и, нащупав в пустой сумке свой верный нож, она резко повернула в противоположную от видения сторону и бросилась бежать по направлению к озеру. На втором же шаге ее покрытая ссадинами нога угодила в яму, проделанную каким-то животным. Раздался хруст, отозвавшийся в ее горле диким криком боли и страха. Продолжая истошно кричать, Лейфи все же смогла избавиться от капкана ямки, однако бежать она больше не могла. Да и не нужно было: видение исчезло. А сломанная нога никуда не делась.
Боль была жуткой. Лейфи зажала в зубах ветку, но, пытаясь ощупать поврежденную лодыжку, чуть не перекусила ее. «Что же будет дальше?» – только и подумала она, продолжая лежать в траве. Сквозь слезы она увидела невдалеке тусклые огни, зажженные кем-то совсем недавно. Значит, там есть люди. Собрав последние силы, Лейфи поднялась на здоровую ногу, подошла к дереву, от которого несколькими ударами ножа отрубила ветку покрепче, очистила ее от сучьев и медленно стала ковылять по направлению к свету.
Я'эль выдержала паузу. Ей захотелось узнать, насколько смогла она втянуть в рассказ свою аудиторию. Все напряженно ждали продолжения и не смели вымолвить ни слова.
– Ранним утром, вскоре после рассвета хромающую девушку заметили двое мужчин, вышедших работать в поле. Они поспешили к ней на помощь и на руках отнесли в свое поселение, позвав по дороге на помощь соседей. Женщины принесли воды и тряпок, мужчины расчистили место на огромном срубе дерева, служившим им столом. Многие ужасались при виде раны, открывавшейся их виду, но они продолжали успокаивать ее как только могли. Девушке обмыли лицо и руки, покрыли ее шерстяным покрывалом, положили под голову подушку из листьев, и все расспрашивали, жаждая узнать хоть что-нибудь о Спустившейся с Гор. Лейфи сердечно поблагодарила людей за помощь, но от всего сердца попросила оставить ее сейчас – ей очень хотелось спать. «Я все равно усну, даже если вы одновременно начнете задавать мне вопросы», – улыбнувшись, сказала она и сдалась одолевшему ее сну.
Проснулась она уже вечером. Глаза открыла не сразу. Нужно было обдумать все, что произошло за прошедшие сутки, а также понять, что можно открыть выручившим ее людям, чтобы уважить их интерес и отблагодарить за свое спасение, а что лучше оставить в тайне.
Она вспомнила свой вчерашний сон. Опять сон со словами, и опять они звучали в самом центре ее головы, мозга, сознания, сущности. И на этот раз было уже не три, а четыре слова. Слова, услышанные ею пять лет назад – «гора, желание, уверенность» – настигли ее за несколько минут до того, когда она решилась в первый раз сделать то, что она посчитала верным и нужным в тот самый момент. Сейчас же за спиной был целый день, но пока что из четырех слов нового сна сбылась только эта треклятая норка. «Соль, смерть, вечность… О боги, что вы хотите мне сказать?»
Окончательно отойдя ото сна и, наконец-таки, разглядев свою ногу с наложенной на нее шиной из веток, Лейфи поведала спасшим ее жителям свою историю от начала, исключив только оба сна и связанные с ними ощущения и действия.
«Ты говоришь, там есть озеро?» – удивлялись они. «Мы здесь недавно, но так высоко не решались заходить, боялись потревожить богов», – пытались они оправдать свое неведение. «И вот, ты пришла оттуда со сломанной ногой. Боги наказали тебя – не мы.»
«Боги показали мне всю красоту жизни, а потом уже наказали, – уставившись в бесконечность, говорила им Лейфи, – когда я окрепну я поведу вас туда.»
Взгляд ее стал вдруг задумчивым, и она продолжила беззвучно шевелить губами, чем несколько напугала слушателей.
«Она читает заклинания? Колдует? Призывает духов!»
В это самое время, пока они пересиливали свой страх и строили догадки о причине такого поведения своей гостьи, двое молодых мужчин, недавно вернувшихся в поселение, отчитывались перед старейшиной.
«Все повторилось в точности: земля отказалась принять семя, вздыбилась и воздвигла подземный купол», – обреченно говорили они.
Слово за словом, молва докатилась и до покоев, в которых пребывала Лейфи. Она вдруг замерла на короткое время, после чего ее взгляд снова стал живым, она улыбнулась, оглядела удивленных людей, наблюдавших за ней. Глаза ее наполнились слезами, и когда первые тяжелые капли упали на щеки, она уверенно сказала: «Это соль».
Ничего не понимающие взгляды людей беззвучно просили ее объяснить свои слова.
«Соль. Здесь очень много соли, которую люди будут добывать тысячи лет.»
Ее затрясло мелкой дрожью, и люди это заметили. Некоторые поспешили к своим землянкам от греха подальше, кто-то побежал к старейшине на доклад, и лишь две женщины остались, чтобы проверить состояние повязок на ноге Лейфи. Одна из них была на последних месяцах беременности. Время от времени она посматривала на Лейфи каким-то особенным взглядом, и когда процедура была закончена женщина специально замешкалась, якобы ища какую-то тряпку. Когда же они остались наедине, она подошла к Лейфи и зашептала:
«Мой ребенок первым среагировал на слово, которое ты произнесла. Он словно что-то хотел мне сказать, объяснить. Ты плакала, и я плакала вместе с тобой. Многие здесь тебя боятся, считают, что ты дружишь со злыми духами, но я чувствую в тебе что-то необычное, доброе, и печальное, как любовь».
Слезы покатились из глаз обеих.
«Не говори ничего, я постараюсь сама о тебе догадаться, хорошо?»
Лейфи, всхлипнув, кивнула.
Несмотря на всю заботу, через несколько дней состояние Лейфи ухудшилось. Нога угрожающе распухла и была горячей. Девушка невольно думала о третьем слове, прогремевшем в ее сне. Но если это было то, к чему ей нужно было готовиться, тогда как объяснить свою активную роль в случае с первым сном? В тот раз она сама управляла ситуацией, а сейчас она пока что лишь озвучила второе слово. Первое было знаком, второе – ее волеизъявлением. А в первый раз?
«Гора, желание, уверенность… Гора – знак, то, что я увидела. Желание – волеизъявление, я утвердила чье-то желание. Уверенность – результат, я помогла кому-то стать увереннее. А сейчас? Яма, соль, смерть и вечность… Ладно, пусть яма – знак, слово из сна, в точности воплотившееся в жизни; соль – мое волеизъявление, я использовала это слово, когда оно вылетело как ответ на их вопрос, словно яблоко упало в ладонь; результат – …»
Ей стало страшно. Она не смогла произнести третье слово из сна как ожидаемый результат второго откровения. «Боги, нет, не сейчас, прошу вас!» – говорила она про себя, поглядывая на свою больную лодыжку.
Но четвертое слово… Пусть она не представляла себе, что есть «вечность», но это слово давало надежду и успокаивало.
Ранним утром небольшой разведывательный отряд вышел туда, откуда те двое принесли весть о подземном куполе, но Лейфи была уверена, что вычисленное ею тревожное последствие не возымеет место именно там и именно с ними. Нет, она была спокойна за них. Она была спокойна и за свою группу, вышедшую сегодня вместе с ней по направлению к горному озеру, о котором она поведала местным жителям. Ей очень хотелось вернуться туда, и она попросила помочь ей дойти до гор и понести ее на носилках лишь на подъемах, там, где ей будет тяжело пройти со своим ненадежным костылем. Беспокоилась она лишь за оставшуюся дома Ингеборг, беременную женщину, с которой она чувствовала некую связь.
Вечером того же дня, когда они молча стояли на берегу озера, пораженные красотой этих мест, Лейфи опустилась на траву и осторожно опустила в него больную ногу, съежилась от пробравшего ее холода, а когда пришла в себя сказала: «Не хотели бы вы построить себе дома и жить вон там?» – показала она по направлению к противоположному берегу. Ей ответили, что идея звучала немного страшновато, а то и очень тревожно. «Здесь красиво, спокойно, мирно. Чего вам еще нужно?»
