Микаэл Геворгович Абазян
Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена
– Не знаю…
– Подумай. Вспомни тот момент. Что тебя толкнуло пойти за ней?
– Образ… Костюм… Не знаю.
– Тогда, может быть, это был ее образ через осознание того, что она несла этот костюм? Ведь ты же не шел за каждой смуглой девушкой лет двадцати, которых в городе пруд пруди.
– Не знаю… Ну, не думаю я об этом сейчас.
– Нет, ты думаешь. Думаешь и сам понимаешь, что уже задаешь себе этот вопрос.
– Вопрос?
– Да, вопрос.
– Какой вопрос?
– Не надо, ладно?
– …
– Ведь ситуация повторилась, не так ли? Ты ведь снова подгоняешь причину под ситуацию и утверждаешь, что она очередной катализатор, который ты будешь использовать, чтобы ощутить счастье в жизни. Катализатор, но не само счастье. Я не прав? А не может ли статься, что ты снова упускаешь именно свое счастье, а? Хотя мне кажется, что уже упустил. Ты ведь с ней даже толком-то и не поговорил.
А где-то там, наверху, сидя на больших подушках на полу в баре «Off» в компании друзей, две девушки продолжали безмятежно болтать о чем-то, не придавая большого значения происходящему вокруг и время от времени устремляя взоры куда-то в бесконечность.
– И там еще был тот человек, который мне помахал… – сказал Филипп, одновременно выходя из прострации. Руку ему оттягивала полная кружка пива.
– Пардон? – удивился Симон.
– Что? – с удивлением переспросил Филипп.
– Какой человек?
– Какой человек?
– Дядя Филипп, вы только что сказали: «Там был человек, который мне помахал», – пояснил ему сидевший рядом Аарон.
– Я сказал?
– Вообще-то да, – Аарона ситуация, видимо, развеселила. – Э, да ладно. Сегодня мы вверяем себя Мистеру Алкоголю. Главное, чтобы тексты помнили.
– Не-не, тексты вы точно не забудете, не беспокойся, – начал было убеждать его Филипп. – А вот интересно, – обратился он ко всем, – вы сможете сейчас воспроизвести какую-нибудь часть пьесы?
– Дайте реплику, – попросил Аарон, делая жест рукой и поднимаясь с кружкой пива в руках.
– Ай, молодец! Смотри, не растерялся, – подзадорил его Роберт. – А ну-ка разбежались, дурачье! Мечи убрали! Знали б, что творите…
– А сам-то меч достал перед прислугой. Поворотись, Бенволио, на смерть свою взгляни.
– Я только ради мира. Меч свой убери, Тибальт, или с мечом примкни ко мне – прогоним эту шваль.
– Что?! Обнажен клинок сверкает, а он о мире говорит! Как ад, слова я эти ненавижу, от них смердит, как от самих Монтекки, да и от тебя!
С этими словами Роберт и Аарон со звоном сомкнули свои кружки под всеобщие возгласы одобрения, и от удара во все стороны брызнули капли холодного пива.
– Молодцы! Хорошо, что кружки не разбили.
– Так что текст мы знаем, Филипп, не переживай, – заявил Мартин.
– Это… это здорово. Но вот, я знаю одного гитариста, который утверждает, что произведение тем лучше становится, чем чаще его исполняешь. С другой стороны, есть музыканты – тоже гитаристы, – которые стараются не то, что не нарабатывать часы игры, а даже заранее не репетировать. Они утверждают, что экспромт всегда дарит более ценные результаты.
– Во втором случае, я уверен, предполагается, что музыкант в совершенстве владеет своим инструментом, – уточнил Пан. – Начинающий точно не сможет так играть.
– Несомненно. Так вот есть много случаев, когда ставшие классическими партии соло гитары или органа родились в результате импровизации, записанной на пленку, – расплывшись в улыбке, вывел Филипп. – То есть всем последующим гитаристам такой группы нужно было нота в ноту разбирать то, что первому просто взбрело в голову. А если у него это по пьяни получилось, а?
– Ну, у музыкантов оно может и так, а у артистов…
– А артисты ничем не хуже музыкантов, уверяю тебя. Постоянная практика, и постоянное воссоздание театра с самого начала перед зрителем – это наш… ваш удел, – не то оговорился, не то осекся Филипп.
Из «Off»-а они вышли около двух ночи. Кто сильно пьяный, кто не очень, друзья разбрелись по домам. Аарону не пришлось долго уговаривать Я'эль и Саада еще раз воспользоваться его гостеприимством, так что Филиппу не пришлось лишний раз за них переживать.
В течение следующих четырех дней группа смогла встретиться лишь раз в «Кинопусе». Филипп обсудил некоторые вопросы частного характера, которые к тому моменту возникли у него в голове, и проконсультировал актеров по поводу очередного спектакля. С технической точки зрения он мало чем мог отличаться от их первой игры, но мотивация была совершенно иной.
– Люди захотели увидеть то, что вы научились делать так хорошо, а некоторые, может быть, и захотели пересмотреть то, что они уже успели увидеть. Послезавтра они придут в театр в предвкушении переживания тех ощущений, которые вы им помогли обнаружить. Не забывайте, что вы – Врачеватели Человеческих Душ. Люди в вас нуждаются. Сегодня вас предпочли кому-то, кто не оправдал их сознательные и подсознательные надежды и не помог утолить духовную жажду. Помните: человек всегда пребывает в состоянии духовной жажды и ему всегда хочется чем-то восхищаться. Так вот, зная это – пользуйтесь этим! Изучайте человеческий материал. В нем вы найдете все, что вам когда-либо понадобится в вашем творческом поиске. Не надейтесь выехать на одной удаче: сегодня ты в поле зрения, завтра от тебя отвернутся, если ты не удержишь на себе их внимание.
Ваша работа, ваша игра, зритель с его чаяниями и надеждами, интерес к жизни… Вам необходимо почувствовать взаимосвязь между всеми этими компонентами. Все вообще взаимосвязано во Вселенной, но в этой нашей малой вселенной работают те же самые механизмы, которые формулируются простыми правилами, такими, как «люби свое дело», «будь самим собой», «не обманывай других и себя».
Как все это связано с театром? Помню, кто-то где-то сказал: «Чтобы девушку свести с ума ей просто нужно дать понюхать духи небезразличного ей человека». Было ли это написано в какой-то там соцсети или сказано в разговоре – не помню. Я даже не берусь утверждать, парень это сказал или девушка. Однако я помню свой комментарий. Тогда я сказал: «Шире смотрите, шире… Не только девушку, и не только духи, и не только понюхать. Мы все сходим с ума, когда у нас появляется кто-то, ради кого это стоит сделать. А когда мы сходим с ума, мы становимся оригинальными, неповторимыми, уникальными. Мы становимся самими собой».
Быть самим собой – очень важно. Это залог того, что вы не будете лгать на сцене. Как говорил один современный режиссер, любой бред, происходящий на сцене, становится настоящим при подлинности проживаемых чувств. Подлинные чувства окружают актера реальностью. А для того, чтобы творить, нужно только одно: любовь к этому делу. Если вы любите то, что вы делаете, проходных сцен у вас не будет. Зритель это увидит и услышит, зритель это оценит, зритель такое не забудет. Вам только нужно будет научиться все это как-то продавать.
Пройдя такую подготовку, Филипп и Ко были тем не менее удивлены, когда после второго спектакля к ним вместе со зрителями, пожелавшими дождаться их выхода чтобы поздравить с успешным выступлением и поблагодарить за полученные эмоции, подошла молодая пара и представилась работниками местного телеканала.
– Мы хотели бы пригласить вас к нам на эфир в среду утром, если вы не против.
До этого момента о перспективе выступления на телевидении никто и думать не мог. Эфирное время стоит чрезвычайно дорого, и чтобы оказаться в числе приглашенных нужно было действительно сделать что-то необычное. «Неужели…?»
Сначала они хотели попросить дать им время на размышление, но очень скоро решили согласиться, решив, что размышлять они лучше будут в течение всего вторника. Кто пойдет, с чем пойдет, что будут говорить – все это надо было обсудить с группой. Однако вечером во вторник в «Кинопусе» не досчитались нескольких человек.
– Ничего, не страшно, – не увидев ничего удивительного в этом, начал Филипп. – Нам ограничили число мест в эфире?
– Нет, мы не слышали ничего такого.
– Отлично. Кто хочет там быть?
Идти вызвались Мартин, Ариадна, Роберт, Зои и Аарон с Артуром. Последний поинтересовался, стоило ли пригласить Марка Эго, и Филипп пообещал переговорить с ним сегодня же вечером. Разговор этот состоялся, и в завершении его тот сказал:
– Филипп, мой друг, как ты себе это представляешь? Вот пришел я, сижу, молчу… Как, ты говоришь, передача называется?
– «Самое доброе утро».
– Ага, вот, значит, сижу я у них в кресле на «Самом добром утре», ведущие говорят с вами на разные темы, показывают какие-то обрывочные сюжеты, а потом вдруг просят меня сказать два слова о костюмах, да еще и представиться в камеру. Нет, дорогой, спасибо, не надо мне всего этого. Они же дети еще, не имеющие представления о жизни. По правде говоря, я бы и тебе советовал не идти, но, вижу, ты всем сердцем там.
– Но у нас с ними такой хороший контакт, мы понимаем друг друга…
– Ты молодеешь на глазах! Ты снова становишься доверчивым, словно ребенок. Все твои речи, все убеждения – это здорово, очень здорово. Но понимают ли они их?
Филипп молчал.
– Я бы тебя понял. Ласло бы тебя понял. Все мы знаем о жизненном опыте не понаслышке. А они… Они очень хорошие ребята, пойми меня правильно. Но если идешь на телевидение, а значит – на общество, будь немного сдержаннее. Мой тебе совет.
Филипп был достаточно умен, чтобы не отказаться от совета друга, и поэтому в среду утром, когда они всемером вошли в готовую к эфиру студию, он сказал:
– Марк сейчас весь в каком-то новом интересном проекте, поэтому прийти не сможет. Он передавал всем большие приветы.
Прямой эфир – всегда рискованное предприятие. Любая мелочь может подвести, и неловкая ситуация может сложиться в самый неподходящий момент. У вас может испортиться камера, может перегореть какая-то важная лампа, может не прийти участник передачи, кто-то может сказать что-то обидное или колкое, оголиться, показать средний палец, в конце концов, просто умереть. Ко всему этому организаторы прямого эфира просто обязаны быть готовы.
В случае же с Филиппом и Ко ничего из вышеперечисленного, к счастью, не произошло. Говорили ребята в хорошем темпе, слаженно отвечали на вопросы и оставались корректными, когда разговор зашел о художественном руководителе спектакля.
– Мы выпускники курса Роберта Коллинза. Под его руководством было решено поставить эту классическую пьесу. С Филиппом Сэндменом же мы любим общаться на профессиональные темы, и он нам всегда оказывает посильную дружескую помощь.
Наконец, ведущая попросила каждого из гостей посвятить телезрителей, насколько они сочтут это возможным, в планы на будущее. Аарон начал говорить о возможности создания независимого театра, однако остальные, кроме, естественно, Филиппа, стали озвучивать несколько иные и, как ему показалось, не менее важные на их взгляд возможные сценарии их дальнейшего карьерного роста.
– Я очень хотела бы сняться в высокобюджетном сериале. Сегодня телесериал – лидирующий формат кино, – призналась, слегка смутившись, Зои.
– Я все же думаю о театре, о большом театре. Нужно поддерживать семейную традицию, – ответил Мартин.
– Я поддержу Зои – меня всегда интересовало телевидение. Телевидение вообще, не только сериалы, – уточнила Ариадна.
– Я пока не думал о будущем, – честно признался Роберт.
– Реклама! – отчеканил Артур, у которого, как показалось Филиппу, ответ был готов чуть ли не с самого начала его учебы. – Море возможностей!
Глава 2. Окаменевшая фигура
После эфира Филипп, еще раз поблагодарив за приглашение и мило распрощавшись с директором программы и ее ведущими, поспешил покинуть студию раньше остальных.
– Встречаемся в пятницу? – решил уточнить Аарон.
– Н-нет, зачем в пятницу. Прямо в субботу, на спектакле и встретимся… У нас и так все готово.
Говорил он несколько рассеянно и, как всем показалось, безучастно. Он спешил и его было не удержать. Самолюбие Филиппа было уязвлено.
– Реклама – море возможностей, да? – бурчал он себе под нос по дороге от телецентра к автобусной остановке. – Какой факультет они заканчивают, рекламный бизнес, да? Какой там «заканчивают» – закончили уже! А мне казалось, что все же… что учились они на факультете актерского мастерства. А эти, а эти – сериалы у них в тренде! Современный формат, сериалы – это будущее…
Стоявший на остановке автобус неспеша заполнялся пассажирами. Филипп пробрался в самый конец салона и плюхнулся в кресло поближе к окну, закинул ногу на ногу и стал смотреть сквозь не славившееся своей чистотой стекло.
«Семейная традиция, продолжать дело семьи… Сынок не хочет быть далеко от своей семьи… Ну и оставайся с ней!»
Незаметно для самого Филиппа, его мысли начали угнетать. За первые несколько минут пути он успел достигнуть состояния внутренней агрессии, с которым он был знаком не понаслышке. Едва автобус тронулся с места, ему вдруг захотелось выйти из него и пойти пешком, но было уже поздно, да и неловко было бы просить людей дать ему пройти после того, как он сам забился в самый дальний угол. Филипп прекрасно осознавал, что такого рода внутренние напряжения чреваты болезнями, если не дать им выйти наружу. Главное, чтобы они не были переброшены на других – это он тоже понимал.
Судорожно копаясь в глубине своей сущности, Филипп подсознательно пытался направить эту энергию в нужное русло, мобилизовать ее на решение возникшей новой задачи, которую он пока что боялся сформулировать. Но не прошло и получаса, как под воздействием внутренней агрессии он обессилел. От человека, поднявшегося, скорее, взлетевшего в автобус, не осталось ничего в том вялом мешке на ватных ногах, что вывалился из него и направился в сторону продовольственного магазина. Вышел он из него довольно скоро, держа в одной руке блок из двенадцати бутылок крепкого пива. Отрешенное лицо выдавало смену его внутреннего состояния: агрессия была подавлена. Однако, такая ситуация чревата началом депрессии, если эта энергия не высвободится, не распрямится, словно сжатая пружина, и не превратится в поступок.
Тревога ослабила хватку на горле Филиппа, когда он захлопнул за собой дверь и услышал щелчок первого поворота ключа в замке. Он был дома, там, где ему никто не мог помешать делать все то, что он хотел бы делать, и первым делом он принял душ.
Филипп постарался сконцентрироваться на ощущении, которое испытывала кожа при контакте с водой. Время от времени он делал ее то холоднее, то теплее, и это очень скоро очистило его сознание. Вскоре он перестал менять температуру воды и стал просто наслаждаться ее ласкающими и успокаивающими потоками. Новые мысли стали посещать его, но это уже были не отголоски его переживаний по поводу случившегося, а обрывки каких-то философских суждений о единой природе всего сущего, простоте всего самого сложного в мироздании, тайном и явном, высоком и чудесном. Простояв под водой минут десять, ему вдруг захотелось узнать который час. То было добрым знаком: он снова захотел найти себя на линии настоящего времени.
«Полдень», – только и успел подумать он, как вспомнил о блоке пива, который оставил стоять на столе. Быстро переместив его в холодильник, он оставил себе одну бутылку, которую откупорил и тут же осушил. Холодное пиво также оказало благотворное влияние на его душевное равновесие. Оглядев комнату и убедившись в том, что комната пребывает в должном убранстве, Филипп скинул с себя влажный банный халат, предусмотрительно выключил звук на телефоне и растянулся на диване. Его взгляд упал на открытое окно. «Скоро жаркое солнце начнет заглядывать в комнату, пропекая воздух и делая мой сон неспокойным», – подумал он и усилием воли заставил себя подняться с дивана и затянуть шторы на окне. Вернувшись, он рухнул на диван, еще раз потянулся и почти сразу же провалился в глубокий сон.
«Надо же, проспал четыре часа! И лег вчера не поздно, и ночью нормально спал», – удивлялся Филипп. Он был убежден в том, что не пребывает во сне, но давал себе отчет в том, что никогда раньше не наблюдал той картины, которая у него сейчас стояла перед глазами. На что бы он ни посмотрел, все виделось ему словно сквозь пелену, на которой, как на экране, откуда-то проецировалась картина играющих на баскетбольной площадке детей. Игра напоминала обычный баскетбол, но было в ней что-то, лишающее ее ощущения реальности, что-то, что одновременно и привлекало, и отталкивало.
Дети разных возрастов по очереди подходили к баскетбольному щиту и, как могло показаться на первый взгляд, пытались забросить мяч в кольцо. На площадке был всего лишь один мяч, и поэтому каждый очередной игрок должен был взять мяч после броска предыдущего. Однако делали это сами бросающие, и они не просто брали мяч, когда он касался пола, а дожидались, пока тот перестанет отскакивать от него, после чего быстро останавливали его, поднимали и начинали что-то ему нашептывать. Кто-то даже поглаживал его одной рукой, другой прижимая к себе. Так они доносили мяч до ожидавшего своей очереди следующего игрока. Самое интересное заключалось в том, что все они могли бросать мяч в любом направлении – не обязательно вверх и в кольцо. Кто-то подбрасывал его вверх прямо над собой, другой сильно отбрасывал назад, после чего разворачивался и, заливаясь громким смехом, бежал за ним, иные, держа мяч в вытянутых руках, начинали вращаться вокруг своей оси и отпускали его в произвольный момент, никого при этом не калеча.
Это продолжалось до тех пор, пока мяч не достался девочке-подростку высокого для своих лет роста. Взяв мяч в руки, она… это немного трудно объяснить – она, казалось, застыла в своей нерешимости сделать какой-нибудь бросок, потому что хотела сделать за раз все известные броски. Представьте себе кого-то, кто замахивается то в одну сторону, то в другую, то одной рукой, то двумя, то сидя, то вприсядку, то сбоку, но не доводит до конца ни один из этих бросков. Что вы видите: бесконечное множество движений или застывшую статую?
Все дети очень напряглись и нахмурились, однако продолжали ждать. Филипп замер вместе с ними.
«Интересно, сколько им еще придется прождать? Что это все могло означать? Где я мог раньше все это видеть?»
Ему даже стало забавно, но он все пытался отрешиться от этой окаменевшей фигуры в центре баскетбольной площадки.
Изнуряющая жара уже третий день продолжала брать город приступом, но Филипп вовремя зашторил окна, поэтому он не думал, что такой бред мог явиться следствием перегрева. Какого-то скрытого смысла он в нем тоже не углядел и предпочел выпить холодного пива.
– Поступайте как знаете, коллеги, но мне нужно ненадолго к вам подсесть.
Так обратилась Здоровая Дерзость, подойдя к наблюдавшим за происходящим Маленькому Риску и Большому Страху.
– Садись, не стесняйся, – пригласил ее Большой Страх, – места здесь на всех хватит. Что, думаешь скоро начнется?
– Пора уже ему прозреть, – ответила она, устроившись на подоконнике и вывалив на него содержимое своей сумочки. – Думаю, у меня достаточно времени, чтобы прихорошиться.
Глава 3. Счет сравнялся
«Мне нужно выпить еще кофе, или может уже пиво – неважно, нужно что-то выпить, а то уже голова опухла от всего этого!»
На самом деле Филипп давно уже устал от просмотра всевозможных видео на YouTube и прочтения бесполезных статей и различной степени компетентности комментариев к ним. Пора было собираться, ведь через полчаса актеры уже должны были начать собираться в «Глифаде».
Два дня до этого он полностью бездействовал: отдыхал, когда бы ему это не вздумалось, смотрел фильмы, слушал музыку, ел и планомерно расправлялся с ящиком пива, который как раз вчера закончился, а ему на смену в холодильник была помещена новая дюжина бутылок.
Сегодня Филипп проснулся рано. Душ, завтрак, кофе, потом три с лишним часа в Интернете… Но чувствовал он себя каким-то разбитым, уставшим, потрепанным.
В один момент в голове у Филиппа промелькнул правильный ответ на вопрос «Что со мной происходит?», но он не придал ему должного значения, иначе бы несколько изменил свое отношение к действительности. Ему нужно было понять, что на самом деле он не смог забыть о сегодняшнем спектакле и полностью отключиться от него, а, наоборот, думал о нем постоянно. Мысли о нем мучили его подсознание – отсюда и тревога, и ненасытное желание отвлечься, будучи по большому счету не особо занятым.
Наконец, Филипп решил, что ему нельзя прийти лишь к самому началу спектакля. Он оставил в комнате все как было и сам не заметил, как собрался и вышел из дома. Зашагав по улице, он будто вынырнул на поверхность воды после длительного пребывания в ее толще. Ему стало легче дышать, рассеянность улетучилась и шаг сделался четким и уверенным.
В начале третьего часа Филипп прошел в театр «Глифада» через служебный вход. Идя по коридору, он заглядывал во все гримерки и здоровался с теми, кто пришел туда раньше него. К его удивлению, на месте была лишь половина состава: Роберт, Дэйвид и Пан сидели в одной гримерке, в другой Зои о чем-то спорила с Сюзанной, и их внимательно слушали Лаура с Алексом, а Фред стоял в коридоре у открытого окна. Все они любезно поздоровались с Филиппом, но войти в разговор с ними он не захотел и сделал вид, будто ему нужно срочно увидеться со световиками, которых, как он сам знал, в тот момент в театре не должно было быть.
Филиппу было одиноко, но он чувствовал, что нужно перебороть себя, ведь сегодня они играют спектакль, который так понравился городу, в третий раз, и может быть… А что, собственно говоря, может быть?
Время словно стало резиновым. Стрелки, цифры, само солнце – все словно отказывалось свидетельствовать о нормальном процессе его течения. Но когда до слуха Филиппа донеслись слова приветствия, сказанные знакомым голосом, стрелки снова побежали по кругу, цифры принялись циклически сменять друг друга, а тени продолжили плавно скрываться от солнца, хоть глазу это и было незаметно.
Пришел Аарон. С ним, как обычно, был Артур. Встретившись с Филиппом, ребята поздоровались. Прежде чем войти в комнату к девушкам, Аарон чем-то неуловимым во взгляде дал Филиппу понять, что им нужно было поговорить, и что надо лишь дождаться нужного момента. Филипп сел на диван в коридоре и стал копаться в своем телефоне. Минут через пять Аарон решил посетить ребят в соседней гримерке. Там он провел еще минут десять. Теперь Филиппу казалось, что время летит. Он даже начал беспокоиться о том, не опоздают ли они с приготовлениями к спектаклю.
Ровно в три часа подошли Мартин, Агнесса, Алекс и Симон. Они довольно тепло поздоровались с Филиппом и со всеми присутствовавшими, и, наконец, театр зажужжал, словно улей. Филиппа в этот момент раздирало знакомое двоякое чувство: радости за то, что коллектив продолжает чувствовать себя единым целым, и неудовлетворения по поводу того, что сейчас он не чувствовал себя частью этого коллектива. Аккурат в этот момент Аарон, которого успели чем-то очень развеселить, вышел из шумной гримерки и, продолжая хохотать, взглядом позвал Филиппа за собой. Не захотев делать это общим достоянием, Филипп пропустил Аарона вперед и рассеянно и неторопливо последовал за ним вниз по ступенькам, ведущим в зал.
– Как вы, дядя Филипп?
– Спасибо, нормально. – Он смог лишь кратко ответить на краткий вопрос, но дальше этого слова не шли. Аарону было что сказать, и тот не заставил себя ждать.
– Неприятно, конечно, что все так произошло. На ТВ, я имею в виду, – уточнил он.
– Да-да, я это понял, – согласился Филипп.
– Но что именно произошло – вы знаете? Мне кажется, что вы не знаете.
«Неужели произошло что-то еще?» – растерялся поначалу Филипп и принялся нащупывать правильный ответ вслух.
– Так, значит, мы были на утренней передаче, говорили в прямом эфире, там нам задавали вопросы, мы довольно гладко на них отвечали. В самом конце ведущая обратилась к ребятам и спросила о том, какими им видятся их карьеры. Каждый дал свой вариант. Передача закончилась. Мы разошлись, и договорились, что встретимся сегодня, в субботу… Да?
– В общем, да – так оно и было, но вы упускаете некоторые детали.
– Аарон, – вдруг перебил его Филипп, – прежде чем ты продолжишь, давай-ка перейдем на «ты». Ладно? Мне кажется, что уже можно.
– Я согласен, – ответил Аарон так, будто он сам хотел это предложить. – Так вот, во-первых, вы… ты не попрощался. Ни со зрителями в эфире, ни с кем-либо из наших после него.
– А я помню, что…
– И я помню – с ведущими и с директором. А ребята говорили «до свидания, до встречи» и все такое.
Филипп молчал. Он безрезультатно пытался восстановить в памяти хоть один кадр из той жуткой картины.
– Потом ты перестал смотреть ребятам в глаза – словно мы все испарились в один момент, и у тебя показательно стала трястись нога. Мол, посмотрите, как я нервничаю от их слов, как они выводят меня из себя. Я думаю, этого достаточно, чтобы любого вывести из равновесия, но ты плюс ко всему в конце эфира даже не объявил о сегодняшнем спектакле. Ребятам было несколько неловко, но они сделали это сами. Даже в этот момент им было не наплевать на их работу.
Филипп молчал. И сейчас он не мог смотреть в глаза своему собеседнику. И сейчас его нога хотела впасть в свободную тряску.
– Все это и многое другое можно увидеть на YouTube канале «Самого доброго утра», если есть желание.
Надо же! За все эти дни Филипп ни разу не подумал о существовании записи эфира. Раньше он с этого бы и начал разговор: «Какой канал? Выкладываете ли вы записи? Как можно получить?», но на этот раз мысли подобного рода были благополучно заблокированы ситуацией.
– «И многое другое»? Было что-то еще? – со страхом спросил он.
– Нет, ну это я так, образно сказал. Там весь час эфира лежит, без реклам. Посмотри, если захочешь, но не сейчас. Так вот, мне пришлось выслушивать негодование ребят по этому поводу. «Что за обиды? Что за ребячество? Что мы такого сказали?» – а потом все свелось к «пусть воспринимает все как хочет, мы душой не кривили».
– Знаешь, меня это все хоть и расстроило, но я также имею право возмутиться…
– По поводу чего? – прервал его Аарон. – Действительно, что не так-то? Нам задали вопрос – каждый из нас ответил. Каждому свою жизнь нужно жить, а не ту, которую нам кто-либо навяжет или пожелает, пусть хоть самую прекрасную. Каждый из нас должен сделать свои ошибки – иначе нельзя. Да, каждый должен прочувствовать Жизнь с большой буквы и стать причастным к ней, но пройдя только своим путем, пусть другим он и покажется путем через жопу. Важен результат – я не спорю, но не меньше важно и то, как мы достигаем его. Прости за излишнее философствование.
– Просто обидно знать, что мы проделали такую работу…
– Не надо обольщаться, – снова перебил Филиппа Аарон. – Да, мы хорошо работали, интересно провели эти два месяца, добились впечатляющих результатов, но что с того? Это не обязывает всех радоваться осуществлению твоей мечты, или моей. И вообще, в конце концов, это же моя мечта была. Сделал бы ты то же самое, дядя Филипп, если бы я тебя не попросил? Сделал бы?
Филипп все это время думал о чем-то. Успев, видимо, взвесить к этому моменту все сказанное и обдуманное, он без особой задержки уверенно ответил:
– Нет, не сделал бы. У меня, как всегда, были бы какие-то творческие идеи, которые я развивал бы, покуда не пропали бы из виду мои бесплодные амбиции. Мне действительно нужен был толчок и поддержка.
– Толчок – это одно. Можно кого-то подтолкнуть и больше не участвовать в деле. Тот, кого толкнут, может и упасть – точно упадет, если его не поддержать в нужный момент. В этот самый момент тому, кто будет удерживать его во время падения, будет тяжелее всего, потому что вес падающего будет довольно велик. Но если он его удержит, то можно обоим вместе снова подняться, сделать передышку и снова пойти вперед.
– Все верно говоришь, принц Датский, – слегка улыбнувшись, сказал Филипп. – Ладно, время нас начинает поджимать. Потом поговорим. Давай-ка сегодня все вместе сходим в «Off», сразу после спектакля, а? Или завтра. Можно и в «Кинопус» пойти, но хотелось бы в непринужденной обстановке посидеть, и чтобы не думать о том, что после надо за собой убирать.
– Я постараюсь прозондировать почву и дам знать, – согласился Аарон и заторопился вверх по лестнице. В дверях он встретился с бритоголовыми световиками, которые, поприветствовав обоих, направились в сторону своего рабочего помещения, неся два пакета с едой – эти двое всегда питались там, где работали.
Минуты через две, когда подошли актеры массовки, Филипп воссоединился с коллективом. Очень скоро воссоздалась обычная рабочая атмосфера, в которой им было комфортно работать. Они обговаривали детали игры, которые хотели бы сегодня улучшить, а, возможно, и изменить, демонстрировали то, как умело они починили костюмы после прошлого раза, рассказывали анекдоты и шутили. Улучив момент, Филипп, не дождавшись информации от Аарона, поинтересовался не захотят ли они всей компанией, включая старшекурсников из массовки, пойти после спектакля в «Off» и пропустить бутылку-другую пива. Предложение было принято на ура, после чего все продолжили готовиться к спектаклю в том же темпе и с тем же настроем.
«Все верно: не стоило дожидаться одобрения Аарона. Кажется, мне теперь все ясно. Хотя не совсем. Если бы они играли из-под палки, то своим видом или поведением показали бы свое отношение к этому, а если они горят игрой на сцене, значит это я не понимаю чего-то еще. Или же все-таки они действительно хорошие артисты и уже играют свой спектакль?»
Вскоре после того, как погас свет Филипп подтвердил о своем намерении сделать вылазку в зал и за кулисы. У него было такое желание и раньше, но в день сдачи дипломной он себе этого позволить просто не мог, а во второй раз вспомнил об этом лишь за полчаса до конца спектакля. Сегодня же перед самым началом он хоть и замешкался, но все же обратился к световикам, попросив их подтвердить, что они смогут подменить его минут на десять, если он даст пару указаний по управлению звуком. Он решил покинуть свой пост во время балконной сцены. «Пару раз звук включить-выключить они точно смогут», – успокаивал себя Филипп. Колебаться было нельзя: если он хотел, нужно было действовать.
По дороге в зал он забежал в одну из гримерок перекинуться парой слов с Линой и Аби, которые уже успели прокурить в ней весь воздух в ожидании антракта, во время которого они обычно поправляли грим и прически.
Деревянный пол под ковровыми дорожками предательски поскрипывал, пока Филипп проходил до середины зала, прижимаясь к стене. Он быстро оценил мастерски выполняемую работу по освещению и еще между прочим – неплохую акустику заполненного помещения, после чего осторожно перевел взгляд на саму сцену.
