Мария Берестова
Выбрать волю
Глава седьмая
В баню Эсна Грэхарда потащила сама, и мытьём тоже занялась сама. Ей не хотелось сверх необходимого светить перед слугами дурным состоянием супруга.
Мрачный владыка стремительно трезвел. От внутренних терзаний его внимание переключилось на текущую ситуацию, что вызвало в нём двойственные чувства.
С одной стороны, он испытывал унижение при мысли, что Эсна видела его в таком состоянии, что он явно и недвусмысленно вызвал в ней жалость и что теперь она возится с ним, как с ребёнком. С другой стороны, было необыкновенно приятно то, как её нежные руки намыливали и омывали его тело, как она заботливо суетилась вокруг него и как щебетала какие-то свои совершенно женские «заклинания», комментирующие процесс мытья.
От того, что он чувствовал себя особенно униженным тем, что такая забота ему нравится, ему нестерпимо хотелось сказать ей какую-нибудь гадость. Он даже придумал, в каком именно направлении будет сказана эта гадость – заявить, скажем, что из неё вышла бы отличная служанка или даже рабыня, – и теперь стоически стискивал зубы, волевым усилием принуждая себя молчать.
Усилия эти столь красноречиво отражались на его лице, что Эсна их заметила, но расшифровала совершенно иначе:
– Горячо? – с тревогой спросила она. – Сейчас разбавлю! – и засуетилась с ковшиками.
С мученическим видом Грэхард вздохнул. Перед тем, как нырнуть с ним в баню, Эсна предусмотрительно сняла верхнее платье и осталась в одной рубашке, поэтому все эти мельтешения и особенно нагибания выглядели весьма соблазнительно.
Бьющаяся в мозги гадость незамедлительно сменила направление. Теперь чрезвычайно хотелось сказать, что для женщины, надумавшей совратить мужчину с помощью мытья, она недостаточно искусна.
Ему, как несложно догадаться, доставляли наибольшее удовольствие те гадости, которые выставляли супругу бегающей за ним особой.
Грэхард тяжело вздохнул и медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы, пытаясь справиться с собственным раздражением.
– Злишься? – грустно удивилась Эсна, садясь перед ним на корточки и облокачиваясь на его массивное волосатое бедро. – Ну что опять не так?
Он смерил её придавливающим типом своего взгляда, потом грустно посмотрел куда-то в пространство и мрачно согласился:
– Злюсь.
Она тихо-тихо вздохнула, приподняла брови и предложила:
– Ну, дыши, что ли.
– Дышу. – С прежней мрачностью согласился он.
Она развернулась, устроилась у его ног поудобнее, опершись на него спиной – от соприкосновения с ним её волосы изрядно намокли – и попросила:
– Ну, ты скажи, когда успокоишься.
Успокаиваться ему не хотелось. Хотелось незамедлительно затребовать отдание супружеского долга, но он не знал, как сделать это куртуазно и негрубо.
– Я тебе противен? – решительно взял он быка за рога неожиданным вопросом.
Эсна аж поперхнулась вдохом и задрала голову, пытаясь встретиться с ним взглядом и понять, откуда такие резкие переходы. По выражению лица осознав, что он серьёзен, она нахмурилась и поправила:
– Не противен. Ты меня пугаешь.
Он грозно нахмурился, потом до него дошло, что зверские рожи – явно не то, что помогает в таких ситуациях, и он попытался придать своей физиономии дружелюбное выражение.
С минуту понаблюдав эти напрасные потуги, она вздохнула, развернулась к нему и принялась объяснять:
– Ты как-то спрашивал меня, почему я тебя боюсь, и мне не нашлось, что ответить, – она слегка нахмурилась и продолжила: – Теперь у меня есть ответ. Грэхард, ты добр ко мне только тогда, когда я отвечаю твоим ожиданиям. Всякий же раз, когда моё мнение отличается от твоего, ты готов пойти на всё, лишь бы продавить своё.
Этот упрёк не поддавался его осмыслению. Проиграв в борьбе с собственной мимикой, он нахмурился самым раздражённым образом и возмущённо обвинил:
– Но ты несла весь этот бред про развод!
Она долго и грустно смотрела на него, но он и впрямь считал этот аргумент убийственным.
– В этом и дело, Грэхард. – Наконец, тихо сказала она. – Ты ведёшь себя так, как будто я принадлежу тебе. И ты можешь поступать со мной, как захочется тебе.
Чем дальше заходил разговор, тем меньше он понимал.
– Но ты и вправду принадлежишь мне! – обиженно заявил он.
– Нет, Грэхард. – Резко встала она, отряхивая подол. – Я жена твоя, но не вещь.
Он смерил её мрачным взглядом, но снизу вверх смотреть было не так грозно.
– Жене должно быть послушной! – привёл он неопровержимый, с его точки зрения, аргумент.
Эсна сложила руки на груди и приподняла брови.
– Напомни мне, мой дорогой супруг, – нежным голоском почти пропела она, – и когда это я была непослушной?
Он тяжело и муторно задумался. Хотелось, конечно, обвинить её во всех смертных грехах – но не получалось.
С трудом, со скрипом мозгов, он сумел найти два более или менее подходящие под понятие непослушания поступка – попытка передать сестре записку через жрицу Богини и встречу с Треймером за гардиной – но, поскольку ей, в самом деле, никогда не запрещалось ни писать, ни устраивать встречи такого рода, это не было собственно непослушанием.
Эсна наклонила голову набок, изображая выражением лица сдержанное торжество.
– Хорошо, – наконец признал своё поражение он. – Давай без этих игр, солнечная. Просто скажи, в чём я не прав.
Она опустила взгляд, дёрнула уголком губы и села рядом с ним.
Он терпеливо ждал, когда она изволит собраться с мыслями. Но мысли её явно были слишком путанными, и Эсна сама-то не могла понять себя, не то что – объяснить ему. Нельзя же было, в самом деле, в лицо ему сказать, что проблема в том, что он не Дерек.
– Я не знаю, Грэхард, – наконец, честно ответила она. – Наверное, мне хотелось бы, чтобы ты обсуждал со мной наши разногласия, а не устраивал полное игнорирование самого факта моего существования.
– Хорошо, – прищурился он, поворачивая лицо к ней. – И какие разногласия имеют между нами место теперь?
Она отвернулась, не имея ничего конкретного, что могла бы ему предъявить.
Он долго наблюдал, как на лице её играют всякого рода муторные мысли, потом прищурился и обвинил:
– Вот видишь. Всем вам проще просто оставить меня, чем объясняться.
Эсна покраснела, потому что, в самом деле, он сказал неприглядную правду. Потом всё же решилась защититься:
– В тебе словно живут два человека, Грэхард. – Попыталась растолковать свою позицию она. – Одного я вижу перед собой сейчас. С ним можно разговаривать, с ним можно иметь дело, он готов слушать и понимать. Но временами… и даже довольно часто! – подчеркнула она. – Тобою овладевает гнев, и ты словно преображаешься. Ничего не слышишь, всё разрушаешь, и давишь, давишь, давишь. Ты можешь запереть, ударить… убить.
Он нахмурился и глубоко ушёл в себя.
Она молчала, ожидая, к каким выводам он придёт.
– Это так, солнечная, – наконец, хмуро согласился он, вставая. – Я услышал тебя.
Она тоже встала и вышла за чистой одеждой для него.
В молчании они вернулись в его покои – там уже навели порядок. Помещение проветрили, и ничто не напоминало о многодневной попойке.
– Так, давай разбираться! – решила Эсна избежать дальнейших тяжёлый разговоров и подхватила с его рабочего стола стопку бумаг. Обернувшись, она облокотилась на стол бедром и деловито зашуршала: – Ну, это подождёт… а вот это явно срочное…
Не сразу она заметила, что Грэхард стоит, замерев и вытаращившись на неё так, как будто увидел привидение: уж слишком сильно её поза, её тон и её действия напоминали сейчас Дерека.
– Что? – наконец, обнаружила она его пристальное внимание и чуточку нахмурила бровки: – Грэхард, этим надо заняться!
– Надо, – тяжело выдавил из себя он, подошёл и сел на привычное место, пододвигая к себе чернильный прибор.
Эсна деловито подсунула ему первую бумагу – финансовую смету расходов Цитадели на наступивший месяц. Её нужно было утвердить ещё неделю назад, и дальнейшее промедление грозило десятком различных проблем, от недостатка продуктов – до недовольства стражников, не получивших жалование.
Пока Грэхард изучал смету, Эсна достаточно умело рассортировала все накопившиеся у него документы. Раньше ей никогда не приходилось заниматься ничем подобным, но опыт работы с разного рода записями в библиотеке помог ей быстро включиться.
Спустя всего три часа со всеми срочными делами было покончено. Владыка распрямил сомлевшую совершенно спину и потянулся. Он уже собрался приказывать накрывать ужин, как вдруг заметил, что Эсна нерешительно теребит верхний конверт из явно несрочной стопки с прошениями и личной перепиской.
– Что там? – ворчливо спросил он, вырывая этот конверт.
Печатка тут же пролила свет на загадку её интереса – письмо было составлено князем Кьерином.
Вздохнув, Грэхард разорвал конверт и вчитался.
– Просьба об аудиенции, – нахмурился он.
– Он, должно быть, волнуется, – аккуратно заметила Эсна, опасаясь очередного взрыва на ровном месте.
Владыка смерил её подозрительным взглядом – видно, прикидывал внутри себя, насколько тема такого рода может привести или не привести к очередному витку ссор и разборок, – и, пододвинув к себе чистый лист, с деланным недовольством пробурчал:
– Назначу на послезавтра. Твоё присутствие обязательно.
– А! – почувствовала себя задетой этим недовольством Эсна. – Что, уже не боишься, что я брошусь отцу в ноги вымаливать развод?
Он медленно дописал слово, поднял на неё тяжёлый взгляд и холодно напомнил:
– У нас уговор.
Она вздохнула и присела на краешек стола.
– А по-доброму никак нельзя? – вырвался из неё вопрос.
– Нет, – лаконично ответил он, заканчивая строчку.
Она помолчала.
– Так нравится покупать и продавать? – переспросила недовольно.
Он приложил к приглашению в Цитадель печать, подержал её, давая время сургучу принять форму, потом извлёк, поднял на неё глаза и усмехнулся:
– Мы, кажется, сошлись во мнениях, что купец из меня не очень?
Она дёрнула уголком губы и отметила:
– Как можно увидеть, грозный повелитель небес и земли делает успехи в этом непростом ремесле.
Отложив в сторону законченное приглашение, он оперся локтем о стол, подался к ней, положив подбородок на ладонь, и более чем мрачно поинтересовался:
– Может, и в романтике я не столь безнадёжен, солнечная?
Эту подачу она не поддержала. Раздражённо дёрнув плечом, ответила лишь:
– Увидим! – и отправилась на выход, отдать приказ об ужине.
Интермедия
– Ваше сиятельство, к вам… дама, – несколько растеряно доложил слуга старшему князю Треймеру.
Растерянность его было легко понять: в Ньоне дамы не разъезжают с визитами в одиночку, тем более, к мужчинам!
Треймеру скрыть своего удивления тоже не удалось:
– Дама? – переспросил он и грозно нахмурился: – Что ещё за новости?
Слуга ответить не успел, потому что посетительница ждать приглашения не стала.
Сияющая, улыбчивая, прямо-таки распространяющая счастье во все стороны Ирэни влетела в кабинет настоящим вихрем.
Повинуясь скупому жесту хозяина, слуга тут же с поклоном удалился.
– Ветерок? – князь тщательно соизмерил в своём голосе равные степени нежности и недовольства.
– Свобода! – провозгласила Ирэни, подлетая к нему и усаживаясь прямо на стол. Облокотившись на руки, она вся подалась к нему, и сияя, возвестила: – Он умер, Рэйди, умер!
– Кто умер? – настороженно переспросил Треймер, в душе надеясь, что речь идёт о ньонском владыке.
Ирэни запрокинула голову, заливисто смеясь, потом танцевальным движением перекинула ноги на другую сторону стола – к нему – и радостно пояснила:
– Грайвэк! Пираты его потопили! – и снова весело рассмеялась.
Князь нахмурился. До него стало доходить.
– Я очень рад за тебя, ветерок, – проникновенно начал он, беря её за руку, – но, право, тебе не стоит так… вольно заявляться ко мне…
Она, не слушая его слов, перебралась к нему на колени и припала к губам жарким поцелуем.
Через некоторое время он прервал её и недовольно отметил:
– Ирэни, не время и не место!
Она обратила к нему сияющее запредельным счастьем лицо.
– Теперь – всегда наше время и место! – с глубокой нежностью возвестила она, гладя своими тонкими пальчиками его лицо.
– Ирэни! – он, морщась, отвёл её руку.
– Рэйди? – ничего не понимая, переспросила она, и тут же, перебивая саму себя, пояснила: – Я теперь свободна, Рэйди!
Он вздохнул. Ласково поцеловал её руку. С приличествующей случаю грустью в голосе отметил:
– Ты – да, любовь моя. Но не я.
Она недоверчиво нахмурилась. Отняла руку. Приподняла брови удивлённо:
– Рэйди? – её требовательный голос побуждал объясниться.
Нарисовав на лице благородный трагизм, князь глубоким голосом напомнил:
– Я женат, милая.
Сияние постепенно покидало лицо Ирэни.
– Разве… – заморгала она, силясь понять. – Разве… ты не разведёшься теперь? – её недоумение становилось всё больше.
Князь горько вздохнул, пронзил её драматичным взглядом, привлёк к себе и глубоко поцеловал.
Она, однако, вывернулась из его объятий и даже встала.
– Рэйд? – переспросила она, глядя на него требовательно.
Князь встал вслед за ней – она сделала шаг назад.
Облокотившись ладонью о стол, он повесил голову, тяжело вздохнул, взглянул на неё, снова опустил глаза и недовольно пробормотал:
– Почему ты не хочешь меня понять, Ирэни?
– Я… – голос её зазвенел от обиды и страха. – Я, кажется, поняла слишком много!
Учётная книга полетела со стола на пол. Прежде, чем та же участь постигла и чернильницу, он перехватил её руку и строго напомнил:
– Ты не у себя дома, ветерок. Обойдись без этих сцен.
– Сцен?! – шипя, вырвала свою ладонь она. – Сцен?!
Он сложил руки на груди, мрачно глядя на неё.
Не веря тому, что происходит, она замотала головой.
Контраст между тем, что нарисовалось в её голове, и тем, что она видела сейчас, был ужасен.
– Ты ещё пожалеешь, Рэйдан Треймер! – зло прошипела она, пятясь от него к дверям. – Всеми богами клянусь, пожалеешь! – и выбежала наружу.
Вздохнув, князь сел. Придумывай теперь, как с ней мириться и как объяснять, что он, конечно, непременно разведётся… вот прямо вот сейчас, лишь немного подождать… Скривившись, он взял чистый лист бумаги и стал продумывать нежное и глубокое любовное послание, в коем отчаяние и страх потери должны были гармонично переплетаться с гнётом судьбы и приличий, кои требовали от него – временно – отказаться от притязаний своего сердца и… прочая, прочая, прочая, на три листа, нервным прерывистым почерком с поправками, замарываниями и другими атрибутами запредельной искренности.
Глава восьмая
Эсна чувствовала себя раздражённой. Самой себе она казалась теперь лицемерной, и совершенно неясно было, как выкручиваться из этой сложной и деликатной ситуации.
В её жизни происходили слишком яркие события, и сменялись они слишком быстро, чтобы она успевала на них реагировать.
Едва только она смогла было принять мысль о том, что отец её убил её первого мужа, а саму её использовал, – как выяснилось, что это неправда.
Едва только она успела осознать, что Веймара подставил Грэхард, и увидеть в этом последнюю каплю – слишком страшно было осознать себя замужем за человеком, который так легко разбрасывается чужими жизнями, – как выяснилось, что развестись ей никто не позволит.
Едва только она сумела смириться, что развод ей не светит, и даже продумать кои-какие планы для своего комфортного устроения в таких условиях, – как на неё свалился Дерек со своим немыслимым предложением.
Едва только она смогла внутри себя постановить, что её святая миссия – забота о Ньоне, и что ради выполнения этой миссии она готова отказаться от любви и свободы, – как тут, видите ли, Грэхард со всеми этими его откровениями.
Эсна не успевала, решительно не успевала реагировать на все эти катастрофические события, и чувствовала себя истощенной эмоционально и нервно.
Она совсем не знала, как теперь быть. После упрёков Грэхарда ей всё казалось, что это она кругом неправа. Что это она злая, эгоистичная, не готовая идти на контакт. Ей, более того, стало казаться, что и Дерек тоже был кругом неправ, и самым подлым образом ударил Грэхарда в спину своим предательством.
Ей было стыдно, муторно, и сложно.
– Я буду просто следовать плану, – решила с самой собой она.
А план её предполагал примирение с Грэхардом, поэтому она пыталась нащупать внутри себя чувства и эмоции, которые помогут ей сделать это. Но дело оказалось не таким уж простым!
До Эсны как-то резко дошло, что все те поступки Грэхарда, которые так ей понравились, были, с большой долей вероятности, вдохновлены советами Дерека. Получается – вот уж ужасное, в самом деле, открытие! – она в Грэхарде любила то, что собственно Грэхардом и не было никогда.
Подумав, Эсна пришла к выводу, что она и вообще не знает, что за человек – её муж. Страх и предвзятость застилали ей глаза. Она видела в Грэхарде что угодно: грозного владыку, врага семьи, сурового надзирателя, препятствие на пути к свободе, насильника, манипулятора, – кого угодно, но не собственно Грэхарда.
«Видела то, что хотела видеть», – признала внутри себя она, и стали ясны все эти контрастные метаморфозы. Она так упорно искала в супруге либо свои надежды, либо свои страхи, что просто отметала всё, что в эти страхи или надежды не вписывалось.
Из этого открытия Эсна сделала вывод, что её первая задача – это постараться хоть как-то познакомиться с Грэхардом по-настоящему.
Начать она решила с того, чтобы зайти к его дочери. Ей казалось, что знакомство с семьёй – это один из способов узнать человека.
С удивлением она обнаружила, что Дерек был совершенно прав: до девочки никому не было дела. Сам владыка, видимо, и впрямь попросту забыл о её существовании, со смертью супруги вычеркнув из памяти всё, что с нею связано. Бабушкам было тяжело подниматься на третий этаж, тётушки были больше заняты своими детьми и детьми Анхеллы, а княгиня ходила на встречи с внучкой как на дежурства. К первой невестке она испытывала сильную личную неприязнь и, при всём своём уме, не смогла удержаться от того, чтобы перенести эту неприязнь и на ребёнка.
Эсна обнаружила Кэси в слезах: малышка не понимала, почему Дерек перестал к ней приходить, и никто не мог объяснить ей этого внятно. Надо признать, что Эсна и сама так растерялась, что подумывала тут же и сбежать; но жалость всё же овладела её сердцем, и она нашла в себе силы поговорить с ребёнком.
– Почему ты не любишь дочь? – спросила она после обеда, снова придя помогать Грэхарду с бумагами.
Тот посмотрел на неё с большим недоумением. По лицу его стало понятно, что ему действительно пришлось приложить некоторые интеллектуальные усилия, чтобы припомнить, что дочь у него действительно есть.
– Почему я должен её любить? – обиженно парировал он, увидев в её вопросе упрёк.
Она смерила его долгим взглядом и признала:
– Да, действительно.
Она было перешла к деловым вопросам, но он прервал её:
– Почему ты вообще о ней вспомнила?
Пораздумывав внутри себя, она призналась:
– Дерек просил меня присмотреть за ней.
Грэхард скривился, как от зубной боли, затем нахмурился и уточнил:
– Но он разве виделся с нею?
Эсна холодно повела плечом и ответил:
– Каждый день.
С тяжёлым вздохом Грэхард уронил лицо в ладони и зарылся пальцам и в бороду.
– Я, кажется, вообще ничего о нём не знал, – глухо пробормотал он.
Она тихо обняла его со спины.
Он повернулся и прижался к ней головой, вдыхая запах её духов. Она погладила его по волосам.
Это продолжалась минут пять, после чего он поднял на неё глаза и мрачно констатировал:
– Ты бы тоже ушла, если бы я отпустил, да?
Она посмотрела на него с некоторыми недоумением и сказала:
– Нет.
Её судьба теперь виделась ей только здесь, и она полагала, что проблемы в отношениях с супругом – это не та причина, из-за которой ей нужно всё бросать. Не то чтобы она отличалась большой последовательностью в своих чувствах и решениях, но, возможно, её восприятие больше зависело от того, с какой стороны она видела Грэхарда в настоящий момент. Сейчас он не пугал её, а вызывал жалость, поэтому ей хотелось оставаться рядом и поддерживать его.
– Ведь врёшь, – беззлобно обличил Грэхард, целуя её ладонь. Её холодность была слишком очевидна, чтобы неверно интерпретировать её внимание к нему.
– Нет! – немного обижено повторила она.
Он вздохнул, очевидно, совсем ей не веря, и снова попросил:
– Не оставляй меня.
– Не оставлю, – лаконично пообещала она.
Он встал и привлёк её к себе, целуя.
Она ответила.
В тех случаях, когда он не был груб и поспешен, он очень нравился ей как мужчина.
Пункт «Примирение с Грэхардом», был, определённо, выполнен и даже перевыполнен.
А вот пункт «Разобрать бумаги» пришлось перенести.
…на другое утро они приняли князя Кьерина в одной из гостиных Среднего дворца.
С порога углядев дочь – чего никак не ожидал – он аж споткнулся и расплылся в ласковой улыбке.
– Ваше повелительство, – тем не менее, сперва поклонился он владыке, и лишь потом подошёл ближе: – Эсни?
Та бросила на мужа вопросительный взгляд. Он удивлённо приподнял брови и всем своим видом изобразил: «Прекрати делать из меня тирана!»
Она еле слышно фыркнула себе под нос и бросилась в объятия отца.
– Эсни… – гладил он её по волосам. – Мы так переживали…
– Я сильно простыла, – поспешно объяснила своё долгое отсутствие та. – А потом… – она обернулась на мужа, ища поддержки, и он любезно перехватил нить беседы и разъяснил:
– А потом у меня пропал ординарец, и мы предполагали похищение, поэтому усилил меры безопасности.
– Похищение? – приподнял брови словно бы в удивлении князь, который и сам пришёл именно к такому предположению, но хотел послушать более надёжные источники информации, раз те разговорились.
Мрачно смерив князя взглядом, Грэхард движением руки предложил всем сесть и сухо разъяснил:
– Это было ошибочное предположение. Он просто сорвался со скалы.
По официальной версии для тех, кого почему-то заинтересовало, куда запропал Дерек, говорилось, что тот отправился проверить что-то на Западной башне, неудачно попал под осенний шторм и разбился о скалы.
– Что ж, – несколько растеряно отреагировал князь, который не ожидал такого простого объяснения, – Рад, что всё прояснилось. Эсни, – повернулся он к дочери, – я, собственно, с радостными новостями, – он лукаво улыбнулся в усы, наклонился к ней и поведал: – Княжеский совет постановил, что шхуна принадлежит тебе.
По правде говоря, сейчас Эсне было совсем не до той истории с яхтой, но отец сиял улыбкой столь гордой, что ей не хотелось его разочаровывать. Она старательно разсиялась всем лицом и бросилась ему на шею с громким:
– Отец! У вас всё-таки получилось!
Грэхард с минуту наблюдал за этим ликованием, после чего рискнул уточнить:
– Что ещё за шхуна?
Эсна порывисто и многословно, сияя яркими улыбками, эмоционально взмахивая руками и осеняя сияющими благодарными взглядами то отца, то мужа, пересказала всю историю своих терзаний по поводу яхточки, которую ей так старательно мешали вернуть.
Выслушав её излияния, Грэхард нахмурился и с упрёком спросил:
– Солнечная, а мне ты об этом сказать не могла? Вопрос решался одной подписью. – Заметив, как посмурнел князь, он повернулся к нему и раздражённо отмахнулся: – Ах, не ревнуйте, адмирал. Я понимаю ваше желание порадеть о дочери, но в этом случае совсем не обязательно было так всё усложнять.
– Я так и знала, – неожиданно рассмеялась Эсна, припомнив старый разговор, – нужно было просить не вазу из лазурита, а сразу яхту!
Грэхард, припомнивший ту же историю, осторожно улыбнулся.
Ничего не понимающий князь приподнял брови и переспросил:
– Так это ты сама у него просила ту?.. – он бросил недовольный взгляд на владыку, припомнив отвергнутый дар, после чего с укором посмотрел на дочь. – Эсна!
– Что? – весело отозвалась та, перепархивая поближе к супругу. – Его повелительство предложил – я и выбрала!
Князь с некоторым недовольством наблюдал, как дочь устроилась на подлокотнике кресла владыки, гибко подалась к нему всем телом, засветил всё лицо нежностью и радостью, а тот, поймав её взгляд, приобнял её за талию. Они, совершенно точно, не выглядели как люди, которые недавно рассорились насмерть.
«Ну Треймер!» – недовольно помянул адмирал своего осведомителя.
Когда князя всё же выпроводили, Грэхард повернулся к супруге и с некоторой настороженностью переспросил:
– И что это сейчас была за демонстрация?
Отношения их, конечно, потеплели, но Эсна столь явно и недвусмысленно старалась сегодня показать, что они потеплели гораздо больше, чем было на самом деле, что у него возникли закономерные вопросы.
– Ты чем-то недоволен? – легкомысленно уточнила она, доедая оставшееся от встречи пирожное.
Он прищурился:
– Нет, просто хочу узнать, как за это придётся расплачиваться.
Её лицо отразило искреннее удивление.
Он сложил руки на груди, нависнув над ней, и уточнил:
– С чего бы такие милости для страшного, мрачного, тираничного и жестокого мужа?
Эсна неплохо умела притворяться, но Грэхард, как ни мало чувствителен был к такого рода вещам, однозначно понимал, что примирение их получилось пока скорее формальным, и всё это солнечное сияние, которое она только что демонстрировала, горело явно не из чувства к нему.
Он, конечно, и предположить не мог, что ей просто хотелось избежать очередного витка объяснений с отцом. Она свои решения уже приняла, и в рамках этих решений нужно было показывать свой брак так, чтобы ни у кого не возникало и тени сомнений в его удачности.
Она облизала крем с пальцев, вздохнула и попросила:
– Не нависай так, пожалуйста, о страшный и жестокий муж.
Мышцы его лица слегка расслабились; губы дрогнули в лёгкой улыбке.
Он сел прямо на пол у её ног, выгнул бровь и с вызовом спросил:
– Так лучше?
С нарочитой тревогой она оглядела его, наклонилась и призналась:
– Ну, теперь уж мне страшно узнать, как придётся расплачиваться за такие милости.
Впрочем, её шутливое настроение сошло на нет: взгляд его был слишком серьёзным и отчаянным.
– О, Грэхард… – вздохнула она и погладила его по волосам и щеке.
Он закрыл глаза и прижал её ладонь к своим губам.
Они сидели молча с минуту.
Потом он открыл глаза, и по его глубокому сильному взгляду она угадала те слова, которые он собрался произнести.
Ей было страшно это услышать, но она подавила малодушное желание остановить его, и он всё-таки произнёс:
– Я люблю тебя, знаешь?
Она часто и беспомощно заморгала.
– Я просто хочу, чтобы ты знала. – Встал он и отвернулся.
– Я… знаю.
Она вскочила и со всхлипом прижалась к его спине, обхватив его сильно-сильно, впившись тонкими руками в его тело так, что ему даже стало больно.
Он опустил голову, усмехнулся, а затем с коротким смешком отметил:
– Эсна, если ты надумала меня задушить, то делать это за шею более перспективно.
– Эй! – возмутилась она, разжимая руки. – Что ты только и делаешь, что говоришь мне гадости!
Он обернулся к ней. Улыбнулся. Почти застенчиво признался:
– Я сдерживаюсь и произношу вслух только каждую пятую.
Ей сперва подумалось, что он шутит; но он выглядел настолько смущённым этим признанием, что она поверила.
– Это выглядит как успех, – серьёзно кивнула она и сама поцеловала его.
Он вздохнул совершенно счастливо.
Интермедия
Совет оппозиции собрался в гостиной Кьеринов малым составом – отец Эсны, старший Руэндир и генерал Дрангол. Трое друзей сосредоточенно пили коньяк и анализировали сложившееся положение.
Старый князь был мрачен. Все его планы предполагали рано или поздно прийти к попытке свержения Раннидов с престола. Здесь были и политические мотивы – он выступал резко против централизации власти и желал усиления роли совета князей – и религиозные разногласия, и вражда родов, и попросту амбиции – хотелось, чтобы Ньоном правил гордый род Кьеринов.
Сперва внезапное замужество дочери играло на эти планы, ведь давало какой-то совершенно надуманный и незаконный, но всё же предлог претендовать на трон в случае гибели Грэхарда.
Однако то, что князь наблюдал, раз за разом встречаясь с дочерью, повергало его в уныние: та явно прониклась к супругу тёплыми чувствами и, следовательно, не простит покушений на его жизнь. А фамильная мстительность Кьеринов, как показывала история, сполна передавалась и дамам. Воевать с собственной дочерью?
Возможно, будь у оппозиции силы…
Но их не было. Разрозненная, разбившаяся на родовые лагеря и даже внутри родов расколовшаяся на отдельные фракции, оппозиция могла бы выступить единым фронтом разве что в той ситуации, когда Грэхард напал бы первым.
Но он не нападал, выжидая и наблюдая, как разделённый внутри самого себя враг слабеет и слабеет – с каждым годом.
– Безнадёжно, – резюмировал свои грустные размышления Кьерин, отхлёбывая из бокала.
– В конце концов, – утешающе отметил Руэндир, – мы действительно можем попытаться влиять на него через солнечную и… – он бросил взгляд на генерала.
Тот передёрнул плечом и сухо отметил:
– Если мы сбежим – а других вариантов, полагаю, нет, – о каком влиянии может идти речь?
Друзья переглянулись.
Никому из них не хотелось разлуки.
– Говорят, на востоке климат мягче… – несвойственным ему, совершенно мечтательным тоном проговорил Кьерин, глядя куда-то на верхний наличник окна.
– Да, здесь зимой ветра совершенно несносны, – разглядывая коньяк в своём бокале на просвет, неожиданно подхватил Руэндир, славившийся богатырским здоровьем.
После этих многообещающих банальностей оба они перевели взгляд на генерала.
Тот чуть побледнел и встал, сжимая в руке бокал.
Прокашлявшись, он хотел что-то сказать, но Кьерин остановил его, подходя:
– Разберёмся, скала. Главное, что она тоже тебя любит.
Руэндир тоже встал и присоединился к ним.
– За дружбу? – предложил он, приподнимая бокал.
Тост был поддержан единогласно.
