Мария Берестова
Выбрать волю
Глава тринадцатая
На следующий день Грэхарда с утра пораньше поджидало потрясение.
Перед советом к нему всегда приходил Дерек, и эта традиция была совершенно неизменна на продолжении всех тех лет, что Грэхард занимал трон Ньона. Но в этот день наученный горьким опытом Дерек решил перестраховаться и сперва убедиться, что ему в покоях владыки не грозят какие-то страшные катаклизмы.
Хмурый Грэхард, вскочивший на три часа раньше обычного, уже и без того мог похвастаться крайней степенью дурного расположения духа. Последние полчаса он провёл, пялясь на рассвет в окно, поэтому дежурный стук в дверь был для него весьма долгожданным событием.
– Да! – рявкнул он, оборачиваясь.
Вопреки ожиданиям, дверь приоткрылась весьма медленно, и Дерек из-за неё так и не появился.
Владыка грозно нахмурился. Нарушение повседневных ритуалов не было вещью, которая улучшила бы ему настроение.
Пока он хмурился и готовил гневные претензии, в приоткрытую дверь осторожно пролез ростовой щит.
Брови Грэхарда поползли вверх, а мысли свернули в сторону оценки возможности вооружённого переворота. Он машинально схватился за оружие.
Сбоку от щита высунулся шлем, и там, хвала Небесному, в прорезях забрала мелькнули глаза Дерека, что остановило порыв владыки начать крушить всех врагов направо и налево.
Оценив направленный на него меч, Дерек почему-то весьма довольно вздохнул и торжествующе провозгласил:
– Ага! – Возглас вышел гулким, поскольку отражался от шлема. – Так и знал, что это будет нелишним!
У Грэхарда опять задёргался глаз.
– Что ты вытворяешь?! – трудноразличимо от бешенства прошипел он.
Знаете ли, когда вы занимаете опасный и нервный пост ньонского владыки, явление вооружённых рыцарей в ваши покои с утра пораньше – не то, что способствует здоровью психики и хорошему настроению.
Невозмутимо и громко вышедший из-за щита Дерек продемонстрировал полный доспех.
– Я ещё пожить хочу! – гулко посетовал он.
Искажённый шлемом голос бил по мозгам. Отложив меч, Грэхард досадливо велел:
– Сними эту… – непечатно охарактеризовал он обмундирование, – и объяснись толком.
Расценив обстановку как достаточно мирную, Дерек повозился и действительно стащил с себя шлем.
– Уф, – довольно прокомментировал он освобождение своей головы и деловито прояснил свою позицию: – О великий, после того обстрела, что ты учинил вчера, я побоялся входить без защиты.
Честно признать, Дерек ужасно обиделся. Он ещё мог простить Эсне ту подушку – в конце концов, женщины, что с них взять! Но старый друг, швыряющийся в него чашками, – это чересчур!
Согласитесь, вам тоже не понравилось бы, если бы в вас с порога зашвырнул посудиной человек, от которого вы никакого подвоха не ожидаете. Так что да, Дерек обиделся и теперь мстил – на свой шутовской манер, гипертрофично превратив свою обиду в буффонаду.
И без того взбешённый Грэхард, естественно, не оценил. Кроме того, ему и голову не могла забрести мысль, что верный помощник может обидеться. Дереку не по чину было обижаться. Так что его поведение глазами владыки выглядело вопиюще недопустимым. Мрачно сложив руки на груди, он вперил тяжёлый взгляд в оруженосца. Тот не впечатлился.
– И главное, Грэхард! – патетично воздел он руку к потолку. – Вот зачем ты крушишь трофейный фарфор? Отечественной керамики тебе мало? Почто наши воины сложили свои головы в той битве с либерийцами, если ты теперь так наплевательски относишься к трофеям? Ну не нравится тебе сервиз – отдал бы мне, я бы его продал!
От удивления у владыки аж глаз дёргаться перестал:
– Зачем? – тихо уточнил он, потеряв нить беседы.
Дерек картинно всплеснул руками – в доспехах получилось шумно и неловко. Лучики солнца забликовали на полированном металле.
– Чтобы шубу купить! – огорошил он своей логикой.
Медленно моргнув, Грэхард снова тихо уточнил:
– Зачем тебе шуба?
Вопрос был нелишним: в Ньоне зимы были мягкими и тёплыми.
– Чтобы в Ниию свалить, тугодум! – постучал себя по виску Дерек. – А то здесь, – обвёл он рукой тонувшие в полумраке покои, – становится опасно жить, понимаешь ли!
Конечно, вся эта шутовская выходка имела своей целью разрядить обстановку и снять нервное напряжение. Обычно сцены такого рода удавались Дереку мастерски, и он легко гасил гнев своего господина, доводя ситуацию до абсурда и высмеивая её.
Но сегодня фокус не сработал. Грэхард был на взводе, и легкомысленного тона не принял.
– Ни в какую Ниию ты никогда не поедешь! – зло выдохнул он и раздражённо добавил: – И сними уже это!..
– У-у, как всё запущено, – пробурчал себе под нос Дерек, споткнулся об очередной гневный взгляд и подозвал из-за двери стражника, чтобы тот помог ему выбраться из доспехов.
Грэхард мученически морщился на производимый грохот, но терпел, и чашек больше не бросал, хотя и хотелось. Но, в самом деле, то либерийский фарфор страдает, то марианские бронзовые мечи – тоже, видите ли, военный трофей… Нужно с этим завязывать!
Чтобы чем-то занять себя, он привычно задёрнул шторы плотнее.
– Фух! – вытер пот со лба Дерек, освободившись, наконец, от тяжёлых накладок и сгрузив их страже. – А теперь, раз обстрел отменился, давай поговорим по душам, любезный! – бесстрашно прошествовал он к Грэхарду и облокотился на его стол. – Какая муха тебя укусила?
Увы, обезоруживающая фамильярность сработала не лучше шутовства. Владыка грозно прищурился.
Привычно считав его настроения, Дерек скорчил непередаваемую рожу, возвёл глаза к потолку, перетёк в почтительный поклон и гнусаво поинтересовался:
– Угодно ли грозному владыке прошествовать в зал заседаний – или будут иные приказания?
Не удостоив его ответом, Грэхард стремительно двинулся на выход, по направлению к тому самому залу. Вздыхая, Дерек поспешил за ним, на ходу проглатывая приходящие ему в голову шутки вроде «нужно распорядиться раздать князьям доспехи» или «нужно сказать слугам, чтобы вынесли графин со стаканами из зала!» Печальный опыт подсказывал, что сегодня эта тактика не будет иметь успеха.
Вопреки мрачным опасениям Дерека, на совете Грэхард пребывал в своём обычном рабочем расположении духа: грозном, конечно, но без излишних эксцессов.
Это внушало некоторый оптимизм; однако за обедом и после ситуация не изменилась. Стоило лишь вскользь упомянуть причину плохого настроения Грэхарда – как тот тут же каменел, начинал катать желваки по лицу и бросал взгляды столь выразительно убийственные, что Дерек посчитал разумным прислушаться к доводам инстинкта самосохранения и не лезть под огонь. В конце концов, это не его дело, ведь так?
…что касается Эсны, её день проходил не менее нервно. С утра она не стала выходить к завтраку и даже подумала было объявить голодовку.
Дело в том, что она почему-то ожидала, что после того, как засветит в Дерека подушкой, к ней непременно придёт мириться Грэхард. То, что Дерек в целом пришёл по своему собственному почину, и отчитываться о результатах своих провалившихся переговоров и не собирался, она не учла. Напротив, она ужасно обиделась, что бездушный и злобный супруг игнорирует её недовольство, поэтому все её усилия были направлены на то, чтобы сломить это игнорирование.
Тактика «пусть увидит, как я страдаю, и усовестится!» показалась ей самой логичной.
С голодовкой, правда, не сложилось, и к полудню она всё же велела принести завтрак – рыдания и истерики, оказывается, пробуждали ужасный аппетит. Но из покоев своих решительно не выходила, чтобы показать всю глубину своей вселенской обиды.
То, что никому не придёт в голову докладывать Грэхарду, что она сидит у себя весь день, она тоже не учла. Мог бы, конечно, что-то сказать Дерек, но ему-то откуда было знать?
Так что Эсна гордо торчала в своих комнатах весь день, ожидая явления раскаявшегося супруга.
Не дождалась и обиделась ещё больше.
Вечером она даже велела служанкам забаррикадировать дверь в покои диванчиками и креслами. Чтобы подчеркнуть своё нежелание видеть всяких заносчивых типов, которые утруждают себя явиться к ней только за исполнением супружеского долга.
Взбешённый Грэхард, который и слышать ничего не желал сегодня об Эсне, конечно, и не планировал приходить, так что баррикада пропала зря.
От этого с утра стало ещё обиднее.
Поджав колено под подбородок, она грустила на кровати, как вдруг, наконец, раздался долгожданный стук в дверь!
Эсна моментально навела на себя самый трагичный и болезненный вид – не то чтобы ей пришлось слишком стараться, выглядела она и впрямь не очень, – но всё это пропало зря, потому что визитом её почтила обеспокоенная небесная княгиня.
– Солнечная, ты приболела? – с порога ласково поинтересовалась она.
От разочарования Эсна расплакалась. Все, буквально все заметили, что с нею что-то не так! – под «буквально всеми» разумелись Дерек и княгиня – а этот чурбан бесчувственный!.. даже вечером не зашёл!..
Княгиня, посозерцав горюющую Эсну и остатки вчерашней баррикады, сделала логичные выводы и со вздохом:
– Ох, Богиня-Матерь! – прошествовала внутрь и присела на краешек кровати. – Ну что же ты, деточка!
– Он меня не любит! – горько пожаловалась Эсна и уткнулась в плечо княгини.
Последовал типичный женский ритуал по успокаиванию: с поглаживанием волос, мягкими утешительными словами и лёгкими прибаутками. Княгиня была в этом весьма искусна, и вскоре Эсна перестала плакать. Однако разговорчивости ей это не прибавило, и на все осторожные расспросы она лишь вздыхала и твердила, что у Грэхарда совсем нет на неё времени.
Проведя в покоях Эсны ещё с полчаса и посчитав тему исчерпанной – в конце концов, что тут можно прокомментировать по поводу степени занятости властителя страны? – успокоенная княгиня ушла к себе, рассудив, что всё само образуется.
Глава четырнадцатая
Но ни на следующий день, ни через один, ни даже через неделю лучше не стало.
Грэхард пошёл на принцип. Чувствуя своё самолюбие задетым, он выправлял его весьма кривым способом: доказывал сам себе, что прекрасно может без этой вот капризной златовласки. Вот прям прекрасно может. Вообще прекрасно.
Поэтому он категорично схватился за все проекты, когда-то отложенные до лучших времён, и, не продыхая, мотался с разъездами, приёмами и совещаниями. На любые попытки поговорить с ним об Эсне от отвечал взглядами столь мрачными и красноречивыми, что оставалось лишь заткнуться и сделать вид, что такой особы не существует.
Что касается самой Эсны, то она, соответственно, разобиделась ни на шутку. С её точки зрения, это Грэхард был кругом виноват, и это ему следовало делать шаги к примирению. Конечно, глупо было ожидать, что он начнёт простаивать под её окнами с цветами – хотя в мечтах ей, разумеется, виделось именно что-то подобное, – но, тем не менее, она не желала идти на мировую без должных извинений с его стороны.
Раздражаясь всё больше от того, что этих извинений всё не следовало и не следовало, Эсна тоже ушла с головой в дела. Милдар охотно помогал ей с проектом по школе, Дерек делился своими расследованиями. Если с первым всё шло неплохо, то со вторым получались сплошные глупости. Отыскать очевидцев того памятного боя никак не удавалось. Кто-то, успешно пережив Второй Марианский поход, упокоился в Третьем. Кто-то, устав от ратных трудов, уехал, и след безнадёжно терялся. Кто-то просто умер – от старости или болезни. Имён в списке Дерека становилось всё меньше, а новых сведений не прибавлялось. Это заставляло и без того дурное настроение Эсны падать ещё ниже.
Между тем, подошёл день встречи Эсны с семьёй. Раздражённый Грэхард не пожелал принимать в этом участия, но и отменять своё предыдущее решение ему казалось несолидно, поэтому он свалил обязанности радушного гостеприимца на племянника. Туманный принц с готовностью предоставил свою яхту для приятной морской прогулки, и Эсну с удовольствием сопроводили княгиня и Анхелла.
Хотя все успешно делали вид, что отсутствие владыки связано исключительно с его занятостью делами государства, Эсна столь упорно избегала любых упоминаний мужа в своих рассказах, что и старый князь, и Ална сходу заподозрили неладное. Расспрашивать при Раннидах о подробностях им показалось несвоевременно, и они задумчиво переглянулись, явно прикидывая какой-нибудь план по отделению Эсны от общей толпы с целью разговорить её в сторонке.
Тат что вскоре Ална умело заняла дам беседой, а князь задумал объяснять дочери особенности парусного вооружения конкретно этой яхты, что позволило им отойти немного в сторонку, вроде как разглядывая паруса и такелаж.
– Что у вас случилось, Эсни? – тревожно спросил отец, проницательно разглядывая её лицо.
В её глазах мелькнуло недовольство; ей, совершенно точно, не хотелось ни о чём рассказывать, поэтому она расплывчато отмахнулась от его беспокойства:
– Пустое, батюшка.
Тот, однако, не дал себя провести.
– Я слыхал от зрящего сквозь лица, – припомнил он младшего Треймера, – что у тебя были какие-то проблемы?
– Ничего, с чем я не сумела бы справиться сама, – с некоторой даже холодностью парировала Эсна. – Право, отец, у всяких супругов бывают разногласия, – и выразительно повела головой в сторону Алны, намекая, что в браке её сестры проблем куда как больше, чем в её собственных.
Князь нахмурился, принимая этот аргумент, и некоторое время любовался самым большим парусом, волнами ходящим под порывами свежего морского ветра.
Поразмышляв о чём-то, он напомнил:
– Мы сможем устроить развод, если будет нужно, солнечная госпожа. – И весьма неожиданно для Эсны добавил: – Да и сотрясающий палубу, если что, всегда примет тебя в качестве жены.
Её брови удивлённо приподнялись. До этого кандидатура этого жениха обсуждалась лишь как заслон от притязаний владыки; пассаж с возобновлением такого предложения выглядел, мягко говоря, странно.
– Сотрясающий палубу? – выразительно подчеркнула своё удивление Эсна, требуя разъяснений.
Отец опёрся рукой на борт и невозмутимо отметил:
– Это был бы лучший вариант для тебя, чем Раннид, солнечная. Присмотрись. Когда владыка остынет к тебе, продолжать цепляться за этот брак станет опрометчиво, он не принесёт нам выгоды, а тебя сделает несчастной.
В глубоком недоумении Эсна опустила ресницы, пытаясь понять, что за странные политические интриги пошли в ход, и почему отец, который недавно вроде как находил некоторую выгоду в её браке с владыкой, теперь чуть ли не в открытую призывает её оставить этот брак в прошлом.
– Я услышала тебя, грозовой адмирал, – наконец, ответила она.
– Прекрасно, солнечная, – улыбнулся он в ответ, с нежностью поправив её прядку.
После этого небольшого разговора они вернулись к общей группе. Ална всё ещё развивала тему воспитания детей – её собеседницы явно была заинтересованы этим разговором, и охотно вставляли свои соображения и наблюдения.
Как только к кружку присоединилась Эсна, тема почти сразу перешла на её начинания в плане организации школы для девочек. Княгиня и Анхелла были в восторге от этой идеи, и наперебой рассказывали Алне, как прошёл приём «на анжельский манер».
– Как жаль, что я не смогу поучаствовать, – смущённо отметила Ална.
– Но почему же, дорогая? – удивилась княгиня, обращая удивлённый взгляд на Эсну, словно ожидая ответа именно от неё.
Та легонько нахмурилась и покачала головой, разумея этим: полный глушняк. По лицу княгини скользнула тень.
– Зрящий сквозь лица против женского образования, – сдержанно отметила Ална. – Едва ли будет уместно, чтобы я вмешивалась в подобные проекты.
– Ты могла бы хотя бы спросить у него, – закусила губу Эсна, которой очень не хватало сестры в этом деле.
– Быть может, я могла бы похлопотать? – в свою очередь, вынесла предложение княгиня.
Анхелла молчала, потому что понимала Алну, как никто другой.
– Его повелительство, – решила подбодрить сестру Эсна, – всегда говорит мне, что, если чего-то хочется, имеет смысл просто открыть рот и сказать об этом.
– Это только если ты жена его повелительства! – возвела глаза к небу Анхелла. – К другим он не столь благосклонен.
– Но Ална как раз и есть жена зрящего сквозь лица, – возразила Эсна. – Он должен быть благосклонен к её просьбам.
– Можно замолвить слово перед его повелительством, – задумчиво предложила княгиня, изящно переставляя чашечку с чаем. – Если он заметит князю Треймеру, что присутствие его супруги в проекте желательно, тот не сможет выступить против.
Ална нахмурилась; мысль о том, как отреагирует муж, если его принудят отпустить её на такое дело, её весьма тревожила. Эсна моментально догадалась, какие мысли овладели сестрой, и покачала головой. Княгиня уловила смысл посыла и слегка повела плечами: мол, нет – так нет.
– Всё же попробуй спросить, – предложила Эсна. – Вдруг он решит, что ему выгодно, чтобы его жена участвовала в столь громком начинании?
– Я попробую, – робко согласилась Ална.
Эсна была почти уверена, что – в жизни не решится.
Интермедия
Вернувшись домой, Ална погрузилась в глубокие размышления.
Научный путь никогда не манил её, и в детстве она училась лишь потому, что это было необходимо. Такой тяги к книгам, как Эсна, она не испытывала никогда. И всё же она гордилась тем образованием, которое получила.
Проект со школой для девочек не интересовал её вовсе, но у него было одно несомненное достоинство: это был проект Эсны. Ална очень любила сестру, и ей нравилось заниматься с ней общими делами. Вне зависимости от того, что именно затевала Эсна – Алне непременно хотелось принять в этом самое живое участие.
В детстве Эсна постоянно что-то придумывала. То они устраивали домик на дереве, играя в храбрых пиратов (почему пираты живут на деревьях, Алне было непонятно до сих пор). То прямо в их спальне открылось Министерство Волшебных дел, в котором Эсна была главным министром, а Ална – главной волшебницей. Чуть позже, когда они подросли, Эсна придумала свой язык, и они писали на этом языке книги. Потом ей пришла в голову идея с резьбой по дереву, и уж туда она ушла с головой.
Замужества прервали эту череду приключений, но не изменили Эсну. Она то устраивала гонки на яхтах – и даже умудрилась завлечь в эту авантюру туманного принца! То предложила зарыть сокровища на острове и отправить карту в бутылке – Ална до сих пор жалела о пожертвованном в этой затее колечке и гадала, нашёл ли кто-то их клад. Однажды они завлеклись в дружбу по переписке с какой-то ниийкой – правда, ничего путного из этого не вышло.
В общем, Ална безмерно восхищалась сестрой, которой не только приходили в голову идеи такого толка, – в ней ещё и находились силы бороться за реализацию этих идей.
Ална никогда не умела придумывать ничего подобного, и просто представить не могла, как вообще другим людям приходят в голову идеи подобного толка. Она даже была бы склонна поверить, что это попросту неженское дело, и это монополия и привилегия мужчин – изобретать и затевать что-то новое. Но пример Эсны раз за разом ей доказывал, что и женщины способны на то же.
«Почему же не получается у меня?» – вздохнула она, устраиваясь рядом с увлечённо играющей в куклы дочкой.
«Ну а что бы я могла придумать?» – уточнила она внутри себя.
Эсна много читала, и поэтому с детства научилась вырабатывать свою позицию и понимать, чего она хочет от жизни. Ална читать не любила, и своей позиции у неё обычно не бывало. Зато она прекрасно умела подстраиваться – под сестру, под отца, под мужа.
В целом, ей этого хватало, чтобы чувствовать себя если не счастливой, то довольной.
Но сейчас сердце её пребывало в смятении. Ей хотелось угодить и сестре, и супругу, и она не видела такой возможности и была не в силах расставить приоритеты.
«Чего хочу я?» – снова и снова спрашивала она себя, и снова и снова не находила ответа.
Со вздохом Ална поправила рыжий локон дочери – не потому, что в этом была нужда, а потому, что ей хотелось проявить нежность. Девочка обернулась – и на мгновение она увидела на её лице взгляд супруга.
«Возможно, дело в цвете его глаз, – раздумывала Ална, внимательно разглядывая дочь. – Они слишком тёмные по краям и слишком светлые внутри. Отсюда такой странный эффект».
– Что делают твои куклы, Айти? – ласково спросила она у дочери, привычно вовлекаясь в игру.
– Мы устраиваем парад красивых платьев! – гордо поделилась та. – Смотри, вот это – Осенний цветок!
Кукла в золотом платье чем-то напоминала Эсну – возможно, золотыми волосами.
…за игрой Ална позабыла о своих размышлениях, и вернулась к ним только вечером – когда супруг почтил визитом её спальню.
– Я виделась с сестрой и небесной княгиней сегодня, – попыталась она вовлечь его в разговор.
Он не был склонен к светским беседам, поэтому выразил своё удивление приподнятой бровью. Его пронзительный взгляд по-прежнему лишал Алну дара речи, но опыт супружеской жизни подсказывал, что его мимику следует понимать как предложение развить свою мысль.
– При дворе устраивают такой странный проект, – легкомысленно поделилась Ална, демонстративно расчёсывая свои пышные волосы – каштановое облако слегка рыжело в свете свечей. – Солнечная хочет организовать школу для девочек из бедных семей! – со смешком воскликнула она, показывая, что не очень одобряет эту затею.
– Приём на анжельский манер, – холодно подтвердил князь. – Наслышан.
Со всей несомненностью Алне казалось, что его взгляд сейчас препарирует её мозг, хладнокровно вытаскивая из него все её мысли по этому поводу.
Она знала, что это всего лишь иллюзия, но ей всё равно было не по себе.
– У твоего отца и владыки есть странная общая черта, – неожиданно поделился своим соображением князь, подходя к ней. – Они оба потакают капризам твоей сестры.
Ална бледно улыбнулась, не зная, что ответить на подобные откровения.
– Я рад, что в твоей голове нет подобных глупостей, – заключил свою мысль князь, поднимая её с пуфика, на котором она расчёсывалась перед зеркалом, и притягивая к себе.
Алне подумалось, что, по крайне мере, ей очень повезло, что её супруг считает достоинством то, в чём ей виделся её главный недостаток.
Возможно, именно поэтому ей и следует считать свой брак счастливым?
