Мария Берестова
Выбрать волю
Глава вторая
Всю следующую неделю Эсна не знала, чем себя занять.
Новых сведений от генерала пока не было, в архиве не осталось ничего интересного для расследования, Дерек занимался своими многочисленными делами, и никаких развлечений в и так не богатой на это Цитадели не намечалось.
Оставалось заниматься резьбой и думать.
Думать ей тоже было особо не о чем, кроме как о Грэхарде.
Испортив уже шестую заготовку под заколку – подарок для Анхеллы – Эсна со вздохом отложила резец.
Мысли её сплошь были унылыми и тоскливыми. Как это часто бывает, в ссоре только сперва вспоминаешь все реальные и мнимые грехи. Чем больше же времени проходит, тем больше забывается плохое и, напротив, охотнее приходит на ум хорошее. Так случилось и с Эсной. К этому моменту она уже напрочь позабыла, из-за чего именно так сильно обижалась. Всё ей казалось надуманным, и все обвинения, которые она бросила Грэхарду в лицу, – просто каким-то минутным помрачением.
Зато хорошее, напротив, вставало во весь рост. Перед внутренним взором Эсны образ Грэхарда вырастал в сияющем свете непогрешимости. Какие-то отдельные хорошие поступки казались ей свидетельством высоты и благородства его души, отдельные знаки внимания – признаком истинной и глубокой любви. Она охотно напридумывала ему достоинств всех сортов, и теперь отчаянно страдала, полагая именно себя злой, капризной и недостойной его сияющего величия.
Помаявшись некоторое время осознанием собственной ничтожности, Эсна пришла к неизбежному выводу: это она одна во всём виновата, и она так незаслуженно его обидела, и ей нужно непременно просить у него прощения, ведь, разумеется, такой сиятельный рыцарь с высокой душой будет снисходителен к её ошибкам.
Приняв это решение, она вскочила и собралась тут же бежать в Верхний дворец; но вдруг подумала, что для такого серьёзного дела неплохо было бы привести себя в порядок, так что её выход отложился на час, наполненный выбором наряда и наведением марафета.
Пока она шла по Цитадели, пыталась придумать, что ему скажет, но, определённо, никакие толковые слова на ум ей не шли. Ей почему-то виделось, что, едва она войдёт – он тут же сразу всё поймёт, и говорить какие-то слова и не придётся. Он, конечно, тут же заключит её в свои объятья и поцелует, а она, конечно, прижмётся к нему крепко-крепко и, наконец, почувствует себя спокойной и счастливой.
В этой сладкой фантазии она добрела до входа в Верхний дворец, и тут-то её и поджидало глубокое разочарование. Завидев её, начальник караула заметно смутился и огорчённо признался, что госпожу пускать не велено.
Эсна была ошеломлена.
Опрокинута.
Совершенно раздавлена морально.
Ей-то уже нарисовалась картина, в которой супруг не желает мириться лишь от того, что ждёт, чтобы она осознала всю глубину своей неправоты; и что, когда до неё наконец дойдёт, он будет ждать её с распростёртыми объятиями.
Потрясение от того, что эта картина не оправдала себя, было крайне глубоко. От обиды и унижения к глазам подступили слёзы; а потом она вспомнила, как тщательно и любовно наряжалась, и разозлилась и на себя, и на него.
Незаметно шмыгнув носом, она приняла на себя вид гордый и величественный и поинтересовалась у стражников:
– А Дерека вы вызвать ко мне, во всяком случае, можете?
Начальнику караула очень хотелось угодить госпоже, поэтому он послал одного из своих людей за Дереком. Как его умудрились выковорить из кабинета владыки, не заговаривая на запрещённую тему, история умалчивает.
– Солнечная? – с тревогой выбежал из дворца Дерек, ожидая, что привести сюда Эсну могла только какая-то серьёзная беда.
Та покосилась на стражников и увлекла его за угол, где с горечью пожаловалась:
– Он запретил меня пускать!
Запустив руку в волосы, Дерек замялся. Ему, определённо, было крайне неловко обсуждать этот вопрос.
– Ну… – попытался смягчить ситуацию он. – Ты же знаешь, Эсна, он у нас немного… ну, вспыльчивый, да? – здорово преуменьшил он. – Не отошёл ещё…
– Но уже месяц прошёл! – заламывая руки, тонко возразила она, чувствуя, что горло снова перехватывает слезами.
В сомненьях Дерек покосился на окна дворца – кабинет владыки выходил на другую сторону, но кто его знает, – не обнаружил видимых соглядатаев, вздохнул, потеребил волосы на висках, развёл руками и признал:
– Ну, ему как вожжа под хвост попала. Лютует, сил нет. Надо ждать, пока остынет, – авторитетно сделал он вывод как человек, который знает владыку много лет.
– Да сколько же ждать? – обхватив себя за плечи руками, возразила Эсна и расплакалась от обиды и безнадёжности.
И без того чувствовавший себя неловко Дерек совсем заёрзал.
«Вот почему дичь творит он, а виноватым себя чувствую я!» – злился он внутри себя.
Разгребать за владыкой всякую дичь всегда было именно его обязанностью, но как раз в этом случае он чувствовал себя особенно раздражённым. Причинять боль Эсне не хотелось, и Дерек, наверно, никогда не злился на Грэхарда так, как сейчас. Ему-то что! Торчит в своём кабинете и глаз наружу не кажет! А ему – разгребай последствия.
Последствия в виде плачущей девушки трогательно шмыгали носом, роняя по щекам капельки блестящих на солнце слёз. У Дерека непроизвольно сжимались кулаки от потребности защитить и успокоить.
– Дерек, миленький! – вдруг отмерла Эсна и схватила его за локоть, жалобно заглядывая в глаза и дрожа губами. – Проведи меня к нему, пожалуйста!
Дерек замер.
Хотя он и пользовался при особе владыки особой вольностью, и, в целом, мог позволить себя довольно много дерзостей, нарушение прямого приказа – это история совсем другого рода. Ему, вон, язык обещали отрезать за одно упоминание солнечной госпожи – а тут этакий пассаж!
Он, разумеется, собирался отказать; но совершил роковую для многих мужчин ошибку: заглянул ей в глаза.
Отчаянный, молящий, наполненные болью и надеждой взгляд – даже прожжённым циникам не всегда удаётся устоять перед таким оружием, а Дерек циником не был. Его пронзило до самой глубины; сердце гулко отозвалось на этот взгляд, наполняясь сочувствием, нежностью и желанием уберечь, и участь бедолаги была решена.
– Пойдём, – обречённо согласился он, поворачиваясь обратно ко входу.
Стараясь на ходу вытереть слёзы, Эсна резво последовала за ним.
Дойдя до караула, Дерек досадливо поморщился и сухо сказал:
– Под мою ответственность, Грис.
Начальник караула переглянулся со своими людьми, осуждающе покачал головой, поджал губы и открестился, пропуская их внутрь:
– Как знаешь.
Как в бреду, Эсна следовала за Дереком по знакомому пути; наконец, он открыл перед нею кабинет, подтолкнул внутрь, а сам остался снаружи и аккуратно прикрыл дверь.
Несмотря на солнечный день, в кабинете царил полумрак. Шторы плотно защищали помещение от света и тепла, и лишь свечи на столе позволяли работать с бумагами.
Сидящий за этим столом Грэхард не сразу понял, что вошёл не Дерек.
– Ну и что у тебя там за срочные дела?.. – достаточно дружелюбно поинтересовался он, оборачиваясь и осекаясь на полуслове.
Брови его недовольно нахмурились.
Сердце Эсны сжалось от страха.
Она подумала, что не стоило ей так сюда рваться.
Неприятная пауза затягивалась.
Эсна не знала, как и о чём заговорить. Она и в более благоприятных условиях не сумела бы подобрать нужных слов; а уж под мрачным прищуренным взглядом владыки и те немногие слова, на которые её могло бы хватить, вылетели из её головы напрочь.
Грэхард же переживал очередную вспышку гнева. Ему было свойственно остро реагировать даже на небольшое ослушание – что уж говорить о таком вопиющем бунте!
Хуже всего для Эсны было то, что выглядела она совершенно потерянно и напугано; и этот вид, вопреки всем желаниям владыки, всё-таки вызывал в нём тёплый отклик и потребность пойти на мировую. Перед Грэхардом во всю ширь встал внутренний конфликт: ему хотелось отбросить собственное решение доказывать самому себе, как прекрасно он обходится без Эсны, и без лишних слов перейти к закреплению примирения поцелуями.
Мысли об этих самых поцелуях – и не только о них – исступлённо бились в его голову, туманя сознание.
И это обозлило его ещё сильнее.
Он не хотел сдаваться своим чувствам. Он не желал отступать перед любовью. Он испытывал потребность доказывать самому себе, что он сильнее тех чувств, которые она внушает ему. Он хотел победить – не её, разумеется, поэтому что её жалкий вид однозначно свидетельствовал, что она уже кругом побеждена, – а своё чувство к ней.
В этот момент он не видел перед собой Эсну, не видел перед собой человека, – он видел сокрушительную силу, которая ломает и гнёт его волю, заставляя подчиняться себе. Эсна была воплощением этой силы, её олицетворением, и он хотел уничтожить и растоптать её – как воплощение того, что лишает его воли и силы.
– Ба, солнечная! – насмешливо протянул он. – Для женщины, которая пришла предложить мужчине себя, ты слишком долго стоишь на одном месте.
Не ожидавшая таких оскорблений Эсна вздрогнула и подняла на него удивлённый взгляд.
Он приподнял брови и язвительно напомнил:
– Мы же, кажется, уже выяснили, что мне ты нужна только для одной цели, а для всего остального есть Дерек? – издевательски протянул он имя соратника. – Значит, ко мне ты могла явиться только для одного-единственного дела, не так ли?
Эсна вспыхнула и сжала кулачки. Его слова были особенно болезненны и оскорбительны из-за того, что она, действительно, так тщательно наряжалась сегодня, рассчитывая и на вполне логичные следствия супружеского примирения. Так что ранил он её, скорее всего, больше всего тем, что сказал, по сути, правду, – но вывернул эту правду так, что она почувствовала себя не любимой женой, которой дорожат, а падшей женщиной, которая бегает за мужчинами.
– Нет, момент, конечно, не слишком удачный, – продолжал изгаляться владыка, вертя в руке перо, – поэтому тебе в любом случае придётся подождать, пока я закончу, – с усмешкой резюмировал он, демонстративно возвращаясь к бумагам на своём столе.
Её естественным побуждением было в слезах выбежать отсюда; но она столько нервов потратила, чтобы оказаться здесь, что, вопреки всему, гордо прошествовала к ближайшему стулу и села там.
Он совершейнейше не обращал на неё внимания, полностью погружённый в свою работу. Невнимание, конечно, было полностью наигранным: ему казалось, что он всей кожей чувствует её присутствие.
Следующий час для обоих превратился в пытку.
Грэхарду сосредоточиться на работе так и не удалось. Он невольно прислушивался к каждому шороху с её стороны; сердце его исступлённо билось, но он тут же окорачивал себя и напоминал сам себе, что больше на поводу у этих фокусов не пойдёт. Желая ужесточиться, он нарочно вызывал в голове мысли, которые могли бы ему в этом помочь: припоминал все совершённые для Эсны «подвиги», напоминал себе, как мало она ценит его внимание и уговаривал сам себя, что смешон, нелеп и жалок, и должен всячески укрепиться внутренне и избавиться от этого наваждения.
Он чувствовал себя связанным по рукам и ногам любовью к ней, и бунтовал против этих пут, в отчаянной жажде почувствовать себя свободным и сильным.
Напрасные мечты! С каждой минутой он всё отчётливее осознавал, что решимость его тает, что в сердце его прокрадываются нежность и жалость, что он проигрывает, неизбежно, фатально проигрывает, – и ощущение этого проигрыша заставляло его звереть и крепиться.
Эсна, естественно, всех этих метаний не видела и увидеть не могла – спина владыки не баловала обилием выражений и оставалась в высшей степени невозмутимой. Поэтому единственное, что она понимала твёрдо и полно, так это то, что она ему ни капельки не нужна, и ему нет ни малейшего дела до её чувств.
Поэтому немудрено, что, когда Грэхард, наконец, решился продолжить разговор – не потому, что закончил свою работу, а потому, что так и не проработал ни минуты, – Эсна уже внутри себя поняла, что никакого разговора между ними не случится.
Так что когда он почти даже дружелюбно – а этот его тон, лишённый язвительности или угрозы вполне, вполне заслуживал гордого звания «дружелюбный» – поощрил её фразой:
– Я тебя слушаю, – она ничего не ответила.
Не то чтобы у Эсны вообще имелась способность связано говорить о своих чувствах и переживаниях. Даже в самой что ни на есть комфортной обстановке, когда Грэхард любезно уговаривал её поделиться переживаниями, – даже и тогда у неё не очень-то получалось. Так что глупо и неоправданно было ожидать, что что-то получится сейчас.
Она, впрочем, попыталась было, и даже открыла рот – но ни одно слово так и не пришло ей на ум.
Поэтому она просто пожала плечами, бросила на него обречённый какой-то взгляд, встала и вышла.
Глава третья
Выйдя, она аккуратно закрыла за собой дверь и пошатнулась: ноги отказывали её держать. Оценив ситуацию, Дерек споро схватил её за руку и оттащил в ближайшую гостиную, подальше от ушей стражников.
Она незамедлительно разрыдалась; горько и болезненно. Напряжение, сжимавшее её весь этот час, требовало выхода. Нервы её, все перекрученные бесплодным ожиданием, теперь отказывались подчиняться воле.
Она чувствовала себя глубоко униженной и безмерно несчастной; больно ей было в первую очередь от того, что в воображении своём она нарисовала себе совсем другого Грэхарда, и сцену их примирения видела совсем иначе. Контраст между воображением и реальностью оказался страшным и мучительно острым.
Невозможно было понять, чем она заслужила такое поведение, но она непременно считала, что в этом должна быть её собственная вина. Ей не пришла в голову мысль, что это Грэхард жесток, слеп и нелеп в своём эгоистичном стремлении самоутвердиться; она полагала, что обязательно должны быть какие-то причины, которые побудили его так вести себя, искала этих причин в себе, и, конечно, находила – точнее, придумывала.
Так, она однозначно придумала про себя, что она совершенно пустая и глупая женщина, от который один только толк и может быть – продолжение рода. Что все мысли её скучны и глупы, а чувства – нафантазированы и далеки от реальности. Что Грэхарду попросту и не может быть с ней интересно, потому что она такова, какова есть.
Совершенно отчаявшийся Дерек в бешенстве сжимал кулаки, борясь с желанием вернуться в кабинет и засветить своему господину хорошую оплеуху. Он, конечно, и не ожидал от владыки большой душевной чуткости, но обычно в тех вопросах, где дело касалось Эсны, он показывал себя с довольно-таки неплохой стороны. Поэтому было достаточно реалистично ожидать, что и в этот раз он окажется на высоте и сумеет переступить через свои обиды и фантазии.
Как оказалось – нет, и Дерек теперь винил себя, что привёл её сюда.
Она плакала так горько и отчаянно, что он не мог на это смотреть. Усадив её на софу, залитую радужным светом от витражей, он крепко обнял её, гладя по спине и шепча что-то ободрительное.
Дерек не был большим мастером утешений, и по жизни не так уж часто сталкивался с плачущими девушками – по правде заметить, не сталкивался никогда. Но, в отличии от Грэхарда, он обладал высоким уровнем эмпатии, поэтому даже чисто на инстинктах действовал верно.
Постепенно она утихла и, шмыгая носом, пожаловалась куда-то ему в подмышку:
– Я… совершенно никчёмная, да?
Он в удивлении замер, пытаясь понять, по каким извилистым путям её логика пришла к такому выводу. Так и не сообразив, он медленно ответил:
– Я не знаю, чего тебе наговорил Грэхард, солнечная, но, думаю, тебе стоит выкинуть его слова из своей головы как мусор. Он не очень-то разбирается в людях и совершенно не умеет строить с ними отношения, – припечатал он владыку с ощутимой злостью, а затем добавил с большой убеждённостью в голосе: – Ты королева, Эсни. Настоящая королева. А если он этого не понимает, то проблема в его уме, а не в тебе.
– Скажешь тоже, – возразила она, впрочем, несмело улыбаясь. Слышать такие вещи всегда приятно, а особенно – после того, как твою гордость безжалостно растоптали.
– Скажу, – серьёзно кивнул он, отстраняясь и ловя её взгляд. – У вас в Ньоне, солнечная, – с кривой усмешкой заметил он, – мужчины хотят видеть женщин глупыми курицами. И многие женщины охотно им подыгрывают в этом, а многие из желания угодить и впрямь становятся таковыми.
Она едва ощутимо покраснела – а может, это раскрашивал её витражный отблеск, – но ведь именно стремление угодить окружающим её мужчинам не раз заставляло её изображать из себя ту самую глупую курицу.
Дерек улыбнулся с некоторой нежностью и дёрнул её за золотящуюся в свете прядку:
– Ты не такая, Эсни. Они пытались тебя сломать, это заметно, но ты – не такая. Ты королева, – с глубоким чувством в голосе повторил он. – Ты знаешь, чего хочешь от жизни, ты знаешь, как хочешь изменить мир вокруг себя, и ты за это борешься. Ты зажигаешь других людей и заставляешь их бороться тоже. Да, ты делаешь это неумело и лишь время от времени, – грустно покачал головой он. – Но это немудрено, учитывая твоё окружение.
Она грустно вздохнула, признавая его правоту. Бороться у неё получалось плохо, но, наверно, на фоне других ньонских женщин даже эта слабая борьба уже была неплохим достижением.
Помолчав, Дерек добавил:
– Грэхард захочет сломать тебя просто потому, что не терпит никакой чужой воли. Только свою. Странно, что он выбрал именно тебя, – ему куда как больше по душе полная покорность. И он будет пытаться привести тебя к этой самой покорности, Эсна, – серьёзно покачал он головой и предостерёг: – Не дай ему сломать тебя.
– Как? – она вся поникла. – Я полностью завишу от него.
– Ну, выше нос! – он ласково щёлкнул её по этому самому носу. – В самом дурном случае тебя даже не казнят, а просто вернут отцу. Так что в пределах разумного ты можешь творить, что пожелаешь, а старине-Грэхарду придётся терпеть. К тому же, – серьёзным тоном добавил он, – он и вправду в тебя влюблён, солнечная, так что всё образуется!
– Влюблён! – досадливо фыркнула Эсна, чьё мнение сильно отличалось от этой версии. – Да он только и думает о том, как бы меня унизить! – с горечью пожаловалась она.
Брови Дерека поползли вверх, но он быстро справился с удивлением и серьёзно посоветовал:
– А ты не позволяй, вот и всё.
– Что? – глупо переспросила она, хлопнув ресницами.
– То! – передёрнул он плечами. – Кто ж тебя унизит, если ты сама не позволишь этого?
Эсна с минуту молчала, переваривая это откровение.
– Я попытаюсь, – нерешительно пообещала она.
– Вот и славно! – он поправил её растрёпанные волосы и весёлым тоном велел: – А теперь уходи по своим королевским делам, и думать забудь об этом зануде. Остынет и прискачет мириться, как миленький.
Она несмело улыбнулась.
Сказала:
– Спасибо, Дерек, ты… так помог мне! – и обняла его крепко-крепко, и даже чмокнула в щёчку, от избытка благодарности.
– Да уж, – согласился он, гладя её по спине, – определённо, это самый приятный повод для моей казни, но вот способ в таком случае выберут самый мучительный, как пить дать.
– Что? – не поняла она, отстраняясь.
– То! – снова передёрнул он плечами, вставая и хмыкая: – Вот уж славно, что всего этого Грэхард не видит.
Эсна мучительно покраснела. Ей и в голову не пришло, что их действия можно расценить как предосудительные. Это же Дерек… что такого?
В общем, вытолкав-таки Эсну в уже довольно приличном расположении духа, Дерек всё-таки отправился к владыке на ковёр. Привилегированное положение у тебя или нет, а ответ за свои поступки держать надо.
Более чем взбешённый Грэхард начал с того, что вскочил и грозно вопросил:
– И что это было?!
– Что именно? – преувеличенно тревожно заоглядывался по сторонам Дерек. – К тебе снова осы налетели?
И даже подошёл к окнам и принялся перебирать занавески в поисках этих самых ос.
Ненадолго возмущение перекрыло поток слов, кои мог озвучить владыка, поэтому поиски несуществующих насекомых продлились с минуту, прежде чем Грэхард конкретизировал свою претензию:
– Как ты посмел привести её сюда?!
– Кого? – невозмутимо повернулся от окна Дерек, демонстрируя своим лицом все глубины непонимания.
– Мою жену! – прорычали ему в ответ.
Картинно приложив руку к щеке, Дерек в удивлении воскликнул:
– Как?! Ты женат, о грозный властелин?! Когда успел-то?
Терпение Грэхарда явно кончалось – если оно у него вообще было. Подскочив к доигравшемуся болтуну, он схватил его за ворот и зло потребовал:
– Прекращай этот балаган!
Состроив обиженную и оскорблённую физиономию, Дерек аккуратно высвободился, демонстративно подёргал пострадавший воротник, возвращая ему приличный вид, пробурчал под нос что-то неодобрительное, отошёл подальше и оттуда невозмутимо заметил:
– Я точно знаю, мой повелитель, что никакой жены у тебя нет, а если я начну сочинять небылицы о её якобы существовании, мне скоренько отрежут язык.
Грэхард остывал медленно, и доходило до него тоже медленно.
С минуту он размеренно дышал и пытался овладеть собой. Про ту давнюю угрозу, вырвавшуюся на эмоциях, он, конечно, давным-давно забыл, поэтому не сразу понял, о чём талдычит Дерек.
– Прекрати передёргивать, – наконец, сообразив, потребовал он. – И не смей делать вид, что поверил, будто бы я могу отдать такой приказ.
Увидев, что гроза миновала, Дерек устроился на краешек стола и заболтал ногой:
– Ты был весьма убедителен, о грозный повелитель, поэтому я не счёл возможным усомниться в силе твоих угроз.
Мрачно облокотившись на стену, Грэхард сложил руки на груди и напомнил, что ждёт объяснений.
Придав себе вид отчаянный и придурковатый, Дерек с восхищённым придыханием возопил:
– Я разгадал твой коварный замысел, о грозный властитель!
Грэхард медленно и аккуратно приподнял бровь, напоминая, что его терпение – предмет мифический.
– Как здраво всё рассчитать! – не унимался Дерек, поя дифирамбы. – Я-то всё гадал, зачем тебе в жёны дочка Кьерина! А ты оказался так мудр, проницателен и мстителен! – он даже закатил глаза, якобы от избытка восторга, и, наконец, перешёл к делу: – Какая изощрённая месть – довести любимицу старика-Кьерина до сумасшествия! Как тонко, как изысканно, как… нетривиально! – всплёскивал он руками в такт своей речи. – Вернуть её отцу совершенно сбрендившей, пускающей слюни и сопли идиоткой, чтобы его стариковское сердце ежечасно разрывалось от горя! Снимаю шляпу, мой повелитель!
Головного убора у него не было, но он всё же вскочил со стола и отвесил изысканный поклон, изображая его так, будто бы шляпа у него всё же была, причём – самая великолепная.
– Что. Ты. Несёшь. – Ощутимо закипел Грэхард, сразу перейдя к любимой тактике «вложи в каждое слово своего вопроса побольше гнева».
Вмиг посерьёзнев, Дерек облокотился на стол, отзеркалил позу владыки и хмуро расшифровал:
– Я к тому, Грэхард, что ты идиот, и это-то ещё полбеды. А настоящая беда в том, что ты, ко всему, ещё и женился, поэтому теперь от твоего идиотизма страдаю не только я, но и твоя жена.
Пожалуй, тут он хватил через край; лицо владыки исказилось гневом, и он сделал резкий шаг по направлению к бесстрашному критику. Дерек верно истолковал его намерения и, выставив перед собой руки для защиты, холодно отметил:
– Ты ведь понимаешь, дорогой друг, что если я сейчас умру у твоих ног от того, что язык мне вырвал собственноручно ты, – больше ни один человек в этой стране не осмелится сказать тебе в лицо никакой правды?
Грэхард зарычал, но остановился.
– Нет, владыка, с тобой сегодня невозможно иметь дел! – патетично завершил разговор Дерек и, от греха подальше, ретировался.
Интермедия
– Поговаривают, он даже видеть её не хочет, – доложился младший Треймер, задумчиво разглядывая свои ухоженные ногти.
Старый Кьерин выбил пальцами кусочек морского марша на каминной полке.
– Они, определённо, в ссоре, – согласно кивнул он, сообразив донесение с собственными наблюдениями.
Некоторое время собеседники помолчали, обдумывая сложившееся положение.
– Раннид привык решать проблемы радикально, – отметил Треймер. – Даже если примирение и произойдёт, едва ли солнечная сохранит к нему доверие.
– Раннид сам себе копает яму, – кивнул князь, усаживаясь в кресло и расслабляясь.
Новость о том, что в браке Эсны и впрямь произошла весьма крупная ссора, пришлась ему очень по душе.
– Было бы прекрасно, – отвлёкся от своих ногтей Треймер, – если бы прежде, чем эта яма станет ему могилой, он успел бы наградить солнечную сыном.
Князь сделал нетерпеливое движение рукой, отмахиваясь:
– Если что, найти подставного младенца будет несложно.
Треймер пожал плечами, соглашаясь.
