Мария Берестова
Выбрать волю
Глава десятая
Несмотря на слова Дерека, Эсна всё-таки с нетерпением ждала прибытия одноглазого Дэрни – тем более, что она могла поучаствовать в расспросах сама! Ей верилось, что свидетель непременно что-то знает. Какая-то оговорка, какой-то тайный знак… что-то, что прольёт свет на эту историю.
Но вот, прошли те полторы недели, за которые он должен был добраться до столицы… прошли и две… Эсна, которая изрядно накручивала себя, то воображая, что свидетельство против Веймара будет несомненным, то осознавая, что едва ли им удастся узнать хоть что-то новое, изрядно нервничала. Она велела Дереку послать другого гонца – навстречу Дэрни, чтобы поторопить его. Но и тот вернулся только спустя неделю, смущённо признав, что так и не нашёл того, за кем его посылали.
Тут уж встревожился и Дерек; тщательно расспросив гонца, он узнал, что Дэрни точно останавливался в городке в трёх дня пути от столицы, но после этого его след терялся.
– Да что ж это такое! – здесь уж стало не до шуток.
Дерек лохматил волосы и тщетно пытался понять, имеет ли тут место досадная случайность – или кто-то целенаправленно убрал важного свидетеля.
Второе казалось маловероятным. В первую очередь, несмотря на то, что он говорил Эсне, он и сам полагал, что в деле виновен младший Веймар. У него были мотив и возможность; чего ж ещё? Но Веймар, как ни крути, не мог никак узнать об их расследовании. А если бы и мог – чем бы ему помешал одноглазый старик? Будучи адъютантом при штабе, младший Веймар не мог оставить следов своего преступления. Он просто устно передал брату несуществующий приказ; все свидетели этого благополучно полегли вместе со старшим Веймаром.
Что вообще мог знать Дэрни, чтобы его решились убрать?
«Возможно, – предположил Дерек. – Приказ всё же был, и передан он был младшему Веймару в присутствии Дэрни. Но это звучит уж слишком фантастично!»
Во-первых, было неясно, кому, кроме младшего Веймара, мог помешать старший. Во-вторых, было совершенно непонятно, зачем устранять старшего столь странным и сомнительным способом. В-третьих, наконец, никто попросту не знал о том, что Эсна и Дерек ведут расследование такого рода, и уж тем паче никто не мог знать, что они ждут в столице свидетеля.
«Нет, это уже паранойя, – расхаживая по своей комнате, думал Дерек. – Мало ли причин, по которым мог сгинуть старик!»
В любом случае, чтобы успокоить свою совесть и отделаться от вопросов Эсны, нужно было провести расследование.
Первым делом Дерек обратился к владыке. Он был уверен, что тот откажет ему в разрешении поехать разобраться самому, но попытаться всё-таки стоило. К его удивлению, мрачно его поразглядывав, Грэхард махнул рукой и разрешил:
– Поезжай, – сказано это было тоном самым похоронным. – И закройте уже эту историю. Ваши игры в дознавателей мне надоели.
Удивлённый Дерек кивнул, собрался в путь и отправился в тот городок, где Дэрни видели в последний раз. Там никаких новых сведений он не получил: так и так, действительно, останавливался на ночь. Одноглазый старик и слуга, крепенький такой мужик, видать ещё и охрана. Выехали тогда-то, больше ничего не знаем-с.
На этом расследование и было бы закончено, поскольку Дерек не имел ни таланта следопыта, ни таланта дознавателя. Но, естественно, перед выездом Грэхард подписал ему кучу разных бумаг, которые долженствовали обеспечить ему любое вспоможение. Так что, вооружившись этими бумагами, Дерек пошёл к местному князю, – из небольших и незнатных, но желающих всячески выслужиться перед владыкой и его представителем. Завидев бумаги, князь радостно решил, что это его шанс вырваться в большие люди, поэтому с большим энтузиазмом выделил своих людей и организовал самые тщательные поиски.
Очевидно, кем бы ни был неизвестный злоумышленник, но на такую тщательность он не рассчитывал, потому что тела старика и его охранника были обнаружены уже к вечеру, прикопанные в леске неподалёку от основного тракта.
Князь сиял как солнышко, радуясь, что доказал своё рвение наилучшим образом. Дерек, напротив, мрачнел и смурнел. Поблагодарив князя за помощь и заверив, что о его лояльности будет доложено владыке лично, он отправился в обратный путь.
Мысли его были самыми невесёлыми.
Дэрни, определённо, убрали как опасного свидетеля.
Вставал вопрос – мог ли он реально что-то знать об этом деле?
Как Дерек ни крутил внутри своей головы, у него всё равно получалось, что у Веймара не было причины так подставляться, а если бы и была – как он мог узнать и успеть подсуетиться?
Зацепившись мыслью о последнее соображение, Дерек, нахмурившись, попытался вспомнить, а кто вообще знал.
Само собой, они трое – те, кто, собственно, вёл расследование. Гонец, которого высылали за Дэрни, – вот его бы надо расспросить. Да, и Эсна ещё говорила, что рассказала отцу, а тут мог сказать кому-то ещё… надо бы и это прояснить…
Тут Дерек замер, сражённый неожиданным соображением.
Рассмеялся и мотнул головой, отгоняя эту абсурдную мысль.
Снова нахмурился и задумался.
Подозревать князя Кьерина было, конечно, странно. Но стоило хотя бы обдумать эту мысль, чтобы, во всяком случае, твёрдо удостовериться, что он этого сделать точно не мог.
«Какая его выгода? – рассуждал внутри себя Дерек и сам себе отвечал: – Удержать при себе любимую дочь?» Мысль вроде бы абсурдная, но… Старый князь не спешил и в первый раз выдавать Эсну, и уж после того, как та овдовела, явно не планировал её нового брака. Это было нетипично для Ньона. Это было достаточно странно для того, чтобы предположить, что такой мотив мог иметь место.
«Хорошо, – неохотно признал внутри себя Дерек. – Но разве у князя была такая возможность?» Адмирал, естественно, находился далеко от места сухопутных сражений. Но, учитывая влияние Кьеринов, свои люди у него могли быть везде… Но, опять же, не каждый человек может отдать приказ такого уровня…
Дерек похолодел. Версия начинала сходиться: если князь велел кому-то при штабе отдать приказ такого рода, то Дэрни мог его слышать, и поэтому его и решено было убрать.
«Нет, глупости!» – снова помотал головой Дерек, отгоняя эти дурацкие мысли. Так кого угодно можно вообразить закулисным кукловодом!
Вот зачем отцу Эсны такие странные игры? Он ведь мог просто потребовать развода для своей дочери…
«И это рассорило бы его с Веймарами, – холодно ответил разумный внутренний голос. – И накрылся бы его канал торговли с Анджелией».
«Подумаешь, канал торговли с Анджелией! – возразил Дерек сам себе. – Как будто других мало!»
Это соображение его ободрило: мотивы не сходились, версию можно было бы отбрасывать, но…
«Но оппозиция слабеет, – напомнил холодный внутренний голос. – Кьерин не стал бы разбрасываться Веймарами в таких условиях».
Тяжело вздохнув, Дерек схватился за голову. Отбросить эту абсурдную версию так просто не представлялось возможным.
«Сделаю так, – решил он. – Вернусь и посмотрю тот список с людьми из штаба. Если там есть кто-то из людей Кьерина, то нужно будет обдумать дело более предметно. Если нет – то Грэхард прав, и пора завязывать с этой игрой в дознавателя. Явно не моё призвание».
По возвращении в столицу Дерек тут же отчитался владыке. Тот был явно недоволен:
– Я же сказал – завязывай уже с этим расследованием! – отмахнулся он от доклада.
Но Дерек сообразил, что при таком раскладе его ждут настойчивые преследования Эсны, которая, конечно, так просто не сдастся, поэтому недурно было бы выдать ей какую-нибудь версию, которая будет казаться достаточно бессмысленной, чтобы ей расхотелось её раскапывать.
Достав полученный от генерала список со штабными, Дерек принялся придирчиво его изучать, выбирая подходящую жертву (людей, известных связью с Кьеринами, он там не приметил). Ему был нужен человек, давно мёртвый, и притом имеющий какие-то причины насолить Веймарам. Можно было бы соврать, что Дэрни приболел и задержался в пути, но Дерек встретился с ним, и тот указал на этого человека.
Расследование закрыто, все довольны.
Почесав в голове, Дерек выбрал генерала Линьеро. Погиб в том же Френкальском сражении, наследников по себе не оставил. Вот только с причинами такой подставы было по-прежнему неясно, но всегда же можно придумать какую-нибудь ссору… вот, можно учредить какое-нибудь псевдорасследование, и как раз эту причину и откопать. Прозвание генерала – неистовый – давало надежду на то, что откопать предлог окажется не так уж и сложно. И все довольны!
На другой день Дерек встретился с Эсной и вдохновенно поведал ей о своей новой версии. Так мол и так, одноглазый Дэрни однозначно указал, что младший Веймар тут не причём, а вот генерал Линьеро как раз и отдал тот самый приказ…
Эсна слушала его очень и очень внимательно, с каждым словом смурнея всё сильнее.
Вопрос, который она задала после его показательного выступления, прожёг его насквозь:
– Но зачем дядюшке это было нужно?
Чувствуя, как от лица отхлынула вся кровь, Дерек непослушными губами переспросил:
– Дядюшке?
Эсна смутилась:
– Ну, то есть, неистовый генерал был женат на моей тётушке. Но он всегда неплохо относился к нам с Алной… привозил гостинцы, уделял время… и мы привыкли называть его дядюшкой, – покраснела она, как будто могло быть что-то неприличное в том, чтобы называть дядюшкой мужа тётушки.
Впавший в остолбенение Дерек медленно моргнул.
Информация о том, что генерал был родственником Кьеринам, обрушилась на него слишком неожиданно, поэтому в ужасе он решил, что именно это и подтверждает стопроцентно версию с вмешательством отца Эсны.
В голове Дерека всё это выстроилось в весьма стройную картину.
Князь Кьерин недоволен сменой политического курса Веймаров, и, к тому же, желает вернуть свою любимицу в дом. Не желая портить отношения с Веймарами официальным разводом, он устраивает это дело: просит зятя по сестре отдать приказ, который обеспечит гибель зятя по дочери. Дэрни является свидетелем этого, но не придаёт значения: подумаешь, генерал отдал приказ о рекогносцировке, обычное дело. Когда Эсна рассказывает отцу о своём расследовании, тот понимает, что Дэрни может его выдать, и устраняет свидетеля.
Всё гладко.
– Что с тобой, Дерек? – вывел его из глубоких размышлений тревожный вопрос.
Вернувшись к реальности, он обнаружил, что Эсна подошла к нему близко-близко и даже протянула руку коснуться.
– Всё в порядке, просто устал, – отстранился он. – Я выясню этот вопрос и сообщу тебе о деталях позже, солнечная, – сухо сказал он и откланялся.
Эсна проводила его удивлённым взглядом.
Глава одиннадцатая
Поведение Дерека встревожило Эсну даже больше, чем сама полученная от него информация.
Она раз за разом прокручивала в голове его реакции… пока не поняла, что он явно был выбит из колеи, узнав, что неистовый генерал приходится ей родственником.
Понять, зачем генералу требовалось подставлять Веймара, Эсна не смогла, поэтому предположила, что это Дэрни от страха оклеветал дядюшку. Здесь явно что-то нечисто!
Вечером Эсна решила поделиться своими сомнениями с супругом.
– Я думаю, Дэрни солгал, и неистовый генерал тут не причём! – горячо выразила она свою позицию.
Грэхард удивлённо сморгнул, пытаясь понять, о чём она вообще говорит.
– Причём тут Линьеро? – уточнил он новую для себя информацию.
– Ну как же! – всплеснула руками Эсна. – Дэрни же указал на него, разве Дерек тебе не докладывал?
Поскольку из всего доклада Дерека Грэхард выслушал только начало, в котором значилось, что одноглазый убит, он решил, что это хорошее время выказать интерес к жене, и любезным тоном уточнил:
– А, он успел дать какие-то показания до своей смерти? Интересно, да!
Эсна нахмурилась:
– До своей смерти? – подняла бровки она, пронзая супруга взглядами, которые требовали объяснений.
– Он же был убит? – уточнил Грэхард. – Впрочем, я могу что-то путать, солнечная.
Было нахмурившись, Эсна быстро вернулась к тёплой улыбке и замяла тему. Ей хотелось поразмыслить об этом обстоятельно и в одиночестве.
На другой день она основательно засела за эти размышления, даже вытащив листочек и написав на него все свои соображения.
Соображения эти выглядели так:
Старшего Веймара отправили на рекогносцировку, хотя он не должен был этим заниматься, и его ожидаемо убили.
Письменного приказа о рекогносцировке не было.
Младший Веймар мог придумать этот приказ.
Некто достаточно влиятельный мог передать этот приказ устно.
Дэрни мог слышать этот приказ или видеть что-то подозрительное.
Дэрни, предположительно, убит.
Дерек, предположительно, солгал.
Дерек почему-то был поражён тем, что неистовый генерал женат на тётушке.
Поморгав, Эсна перечитала этот список ещё раз.
И ещё раз.
– Не может быть! – воскликнула она и снова углубилась в свои мысли.
Но снова и снова она неизбежно приходила к выводу, что Дерек, очевидно, подозревает, что в деле замешан её отец, и подозревает это столь основательно, что даже врёт ей в глаза, чтобы скрыть от неё эти подозрения.
«Глупости какие! – фыркнула она. – Очевидно же, что батюшка тут не причём! Зачем стоило разводить такие интриги?»
Она была огорчена и обижена тем, что Дерек не поговорил с нею о своих подозрениях прямо, и она решила обсудить это с ним.
Правда, ей снова пришлось потратить пару дней, чтобы его поймать, в связи с чем у неё возникла необходимость обсудить два дела сразу: почему он от неё бегает и с какой стати он вообще вздумал подозревать её отца в этом мутном деле.
Эсна решила начать со второго.
– Почему ты подозреваешь моего отца? – горячо вопросила она.
Дерек вздохнул и сложил руки на груди. Лгать и притворяться он не умел.
– Мотив, – принялся перечислять он деланно равнодушным голосом, – это желание оставить тебя при себе.
– Глупости!.. – возмутилась было Эсна но тут же осеклась.
Ей и самой всегда казалось странным и то, почему отец явно тянул с её первым замужеством, и то, что даже и не заговаривал с нею о втором браке. Возможно, если бы к ней не посватался владыка… раньше Эсна об этом не думала, потому что её саму более чем устраивало жить в отеческом доме, но… Это и в самом деле было странно.
Да и эти его заходы насчёт развода с Грэхардом!
Увидев по её ошарашенному лицу, что она признаёт этот мотив за существующий, Дерек продолжил:
– Возможность. Князь весьма влиятелен и мог надавить на многих; но в этом случае и давить не пришлось бы, раз генерал Линьеро приходился ему зятем. Он вполне мог отдать приказ.
Эсна нахмурилась, чувствуя, как от ужаса леденеет кровь. Неистовый генерал и впрямь имел необходимые полномочия.
– И, наконец, улика, – сухо закончил Дерек. – Только твой отец знал, что к нам едет важный свидетель этого дела. Дэрни убит, и его убрали явно для того, чтобы замести следы.
Улика оказалась добивающим доказательством. Эсна не была сильна в такого рода следствиях, и причастность её отца стала казаться ей несомненной. Она слабо вскрикнула и чуть не упала, успев, впрочем, опереться на стол обеими руками. Дерек бросился к ней. Бледная, дрожащая, она тяжело дышала и шаталась, с трудом удерживая равновесие.
– Эсни!.. – в ужасе воскликнул Дерек, прижимая её к себе за плечи и проклиная свой длинный язык. Ну что ему стоило соврать поудачнее!
Всхлипывая, она уткнулась ему в грудь.
Её мир рухнул.
То, что Дэрни убили – убили из-за неё! – и то, что убить его мог только её отец – потому что больше никто не знал! – казалось ей самым несомненным доказательством вины на свете.
Эсна плохо разбиралась в политике; за сухими цифрами отчётов в библиотеках она не видела живых людей и не задумывалась о том, что эти цифры – чьи-то жизни. Поэтому ей никогда не приходило в голову обмыслить, что её отец убивал – в бою, и сам, и по его приказу шли в бой, убивали врагов и умирали сами. Что он вёл полевой суд на флоте и приговаривал к казни. Что он мог и сам казнить – в назидание остальным. Что в его политической деятельности у него были враги, с которыми он расправлялся, иногда и нечестным путём.
Она никогда не задумывалось обо всём этом, поэтому мысль о том, что её добрый, ласковый батюшка отправил на смерть – её мужа, его отряд, несчастного Дэрни – всех этих людей… Это было кошмарно, слишком кошмарно, чтобы она могла вынести.
– Не верю, не верю! – хныкала она, но само её состояние свидетельствовало в пользу того, что – уже поверила.
Дерек чувствовал себя так, будто его погрузили в расплавленный свинец. Его сердце исходило болью при виде её страданий, и острее всего было понимать, что он мог её от них уберечь – нужно было только вовремя придумать, что соврать. Но ложь не пришла ему на язык тогда; и никакая спасительная ложь не приходила в голову теперь. Он был парализован её болью, и мог только гладить её по голове, целовать и прижимать к себе, пытаясь согреть и успокоить.
Какой бы силы ни была истерика, она проходит. Эсна не успокоилась; но она перестала рыдать и вполне пришла в себя. Она подняла взгляд…
Растерзанный её состоянием Дерек беззащитно смотрел ей в самую душу – тем глубоким, беспомощным, нежным взглядом, каким влюблённый мужчина смотрит на любимую им женщину, и не понять значение этого взгляда было невозможно.
Что ж, теперь стало ясно, почему он её избегает.
Для бедной Эсны это было уж слишком.
Отстранившись, она убитым голосом сказала:
– Прости, мне нужно всё это обдумать, – и тихой тенью ушла к себе, оставив его каменеть и корить себя.
Глава двенадцатая
Эсна не пришла в себя ни на другой день, ни через неделю.
Она не выходила из своих покоев и отказывалась говорить о своём горе. Иногда плакала, но чаще лежала, глядя бездумными глазами в потолок, и вспоминая, вспоминая, вспоминая.
Чем больше она думала об этом – тем больше тревожных фактов всплывало в её памяти.
Она вспоминала о том, как раньше гордилась, что стала хозяйкой в доме отца. Именно она хлопотала обо всех домашних делах, ей подчинялись слуги, она следила за домом, организовывала всё для приёмов. Отец всегда радовался её успехам; глаза его привычно щурились в улыбке, и Эсне казалось, что за спиной у неё вырастают крылья.
Она вспоминала о том, что отец любил беседовать с нею по вечерам; они обсуждали книги и идеи, он говорил с нею как с равной, и не раз отмечал, что отдыхает душою в её гостиной. Она всегда так радовалась этому и из кожи вон лезла, чтобы угодить ему.
Она вспоминала о том, как он тревожился о ней. Он часто переезжал к Веймарам, чтобы убедиться, что у неё всё в порядке, и всегда говорил, что скучал по ней. И теперь он тоже пользуется каждым случаем увидеть её, и проницательным взглядом отмечает любую проблему. Ей было приятно это, она видела его заботу в каждом слове.
Она вспоминала, и чем больше – тем сильнее убеждалась, что отец её к ней привязан весьма сильно. Как и она к нему.
Она не знала, что с этим делать, и не представляла, как теперь быть.
Грэхард и княгиня пытались вытащить её из этого состояния, но она лишь беспомощно смотрела на них и плакала.
Грэхард бушевал, гневался и предлагал привести сюда «этого Кьерина», чтобы он «всеми богами поклялся, что не виновен». Он единственный ещё проявлял странную веру в старого врага – а может, ему было всё равно, и он считал, что князю стоит убедительно солгать, что будет всем только к благу.
Княгиня шикала на него, выгоняла из покоев, чтобы не пугал, и пыталась разговорить Эсну и убедить её поделиться своим горем.
Спустя неделю ей это, наконец, удалось.
Плача в её объятьях, Эсна беспомощно спросила:
– Но зачем же убивать?..
Это было ей горше и страшнее всего. Она простила бы отцу всё; она и сама посчитала бы за счастье никогда не выходить замуж и оставаться в отцовском доме; но зачем же было находить для этого такой злой и извращённый путь! Зачем он вообще выдал её замуж? Почему не нашёл другого способа спрятать улики сейчас?
– Милая моя, – гладила её по волосам княгиня, – мужчины часто предпочитают решать проблемы радикально. Они видят лёгкий способ и не думают о чужой жизни – что им до неё?
– Он всегда был так добр ко мне!.. – захлёбываясь плачем, возразила Эсна.
– Добр? – удивлённо переспросила княгиня. – Но, Эсни, твой отец очень суровый человек.
– С чего вы взяли? – она так обиделась, что даже перестала плакать.
Отстранившись, она принялась тыльной стороной ладони вытирать слёзы.
Лицо её было красным; черты его заострились – она плохо ела в последние дни – а роскошные волны волос сбились в неряшливые колтуны. Отдельные пряди висели сальными сосульками, но, кажется, ей было совсем не до них.
– Но это же очевидно, дорогая, – ласковым тоном продолжила гнуть свою линию княгиня. – Ты бы видела себя в первые дни здесь! Совершенно зашуганная, пугливая пташка, которая всю жизнь провела в клетке.
– Это неправда, – буркнула Эсна, выгораживая отца. Непослушными дрожащими и очень тонкими пальцами она пыталась распутать один из своих колтунов.
– Бедное дитя! – вздохнула княгиня. – Ты так любишь своего отца, что в упор не замечаешь того, что он с тобой сделал.
– Он ничего со мной не сделал! – возмущённо вскочила Эсна.
Пусть в её голове образ отца и упал с немыслимой высоты пьедестала, чернить его она никому не позволит!
– Он сделал из тебя удобную ему дочь, – невозмутимо встала княгиня, не впечатлившись её вспышкой. – Выпестовал в тебе послушание и угодливость, задавил жизнь и бунтарский характер. Очнись, Эсна. Ты только недавно вновь научилась дышать.
Она прижала дрожащие ладони к вискам и зажмурилась.
– Уйдите! – потребовала она срывающимся ломким голосом. – Уйдите, я не желаю вас слышать!
Глаза она открыла только после того, как хлопнула дверь, знаменуя уход княгини.
С тяжёлым вздохом Эсна села прямо на пол и обхватила себя руками. Судорожно раскачиваясь, она повторяла себе под нос:
– Неправда. Неправда.
Но что-то внутри неё говорило: правда, и ещё какая.
…они так и приходили к ней, все. Княгиня, Анхелла, звёздная бабушка, остальные дамы. Несколько раз заглядывал Дерек, виновато топтался у дверей и уходил. Каждый вечер приходил Грэхард, впервые в жизни чувствующий себя настолько беспомощным.
На третью неделю он стал приводить врачей, священников, жриц, знахарок – каждый день новых. Первый врач предложил пустить больной кровь, на что владыка чуть не задушил его в ярости: Эсна была такой бледной и худенькой, что пустить ей кровь казалось равносильно – убить. Другой врач предлагал солнечные ванны и свежий морской воздух; но уговорить Эсну выйти из её покоев не смог никто, а тащить её силой, когда она в таком состоянии, владыка поостерёгся.
Священник с умным видом заверил, что на госпоже порча. Для её снятия он притащил кучу благовоний и разжёг их во всех углах; бедная Эсна тут же закашлялась, а Грэхард так бушевал, что вырвал незадачливому служителю полбороды и вытолкал взашей вместе с благовониями.
Жрица Богини никакой порчи не нашла, но сказала, что больную нужно поддержать молитвой. Собрав целый конклав сестёр по служению, она организовала хоровое пение прямо в покоях Эсны. Здесь уж та удивила всех новой эмоцией: забила поющих бедолажек подушками. Грэхард понятливо вытолкал тех, до кого не дошло сразу.
Знахарка оказалась самой толковой из всех. Оставила рецепт укрепляющего отвара из трав и свалила поскорей. Отвар, правда, не помог. Но, во всяком случае, никто не бушевал.
Ситуация в Цитадели стала крайне нервной. Владыка срывался по любому пустяку, и никто не смел лишний раз показаться ему на глаза. Даже Дерек предпочитал держаться от него подальше, выискивая себе задания в самых отдалённых уголках крепости.
В один из дней он решительно разбирал хлам на чердаке Южной башни второго контура. Хлам этот копился там десятилетиями и вряд ли представлял хоть какой-то интерес. Разодранные ремешки, погнутые мечи, стрелы без наконечника, разбитые кружки и тарелки, сгнившие покрывала и многое другое могло продолжать лежать здесь тем же самым образом. На самом деле, Дерек даже не выкидывал ничего, так, сортировал немного.
– Господи, опять ты! – разозлился он, в четвёртый раз натыкаясь на одну и ту же кожаную накладку – впрочем, это ему казалось, что это одна и та же, на деле это была четвёртая такая, – и раздражённо отбрасывая её через плечо куда-то к выходу.
– Неожиданно, – раздался за его спиной хмурый голос Грэхарда, которому этой накладкой прилетело.
– Твоё ты повелительство! – со скрипом разогнулся Дерек, пронзая правителя далеко не дружелюбным взглядом. – Ты-то чего сюда залез?
Рыкнув что-то невразумительное, Грэхард поискал глазами какое-нибудь сидение и пошёл было к нему, но Дерек предостерёг:
– Там ножки нет, свалишься.
Вздохнув, Грэхард сложил руки на груди и остался стоять, с тоской разглядывая какой-то пыльный и поеденный мышами гобелен, наполовину прибитый к стене, наполовину спадающий складками на пол.
Дерек отряхнул руки.
Подумал, нагнулся и отряхнул колени.
Со стоном выпрямился и выразительно вздохнул.
– Она почти ничего не ест, – с глубокой тоской в голосе возвестил владыка, который в последнее время уделял отчётам о меню жены больше внимания, чем отчётам казначейства.
В бессилии опустив руки, Дерек вяло утешил:
– Ей требуется время.
Но голос его звучал слишком неуверенно и ломко, чтобы кого-то утешить.
– Князь не виноват, – вдруг решительно сказал Грэхард, пронзая Дерека мрачным взглядом. – Нужно найти доказательства и предоставить ей.
Тот развёл руками, соглашаясь с тем, что идея здравая и рабочая.
Два дня они на пару придумывали и составляли доказательства, подделывали документы и подговаривали свидетелей. Оба чувствовали себя весьма оживлённо: им казалось, что они наконец делают что-то стоящее, что поможет им вернуть их солнечную и живую Эсну.
На третий Дерек ворвался в её комнаты с громким и радостным криком:
– Эсна, Эсна! Смотри, что мы нашли! – размахивая для наглядности внушительной бумагой.
Отвлёкшаяся от своих терзаний Эсна бумагу взяла. Искусно состаренный лист содержал в себе приказ о той самой рекогносцировке, подписанный генералом Свэрнестом – ещё одним погибшим в той битве военачальником.
– Он почему-то затесался в мои походные бумаги, – обстоятельно объяснил подоспевший Грэхард, нёсший в руках огромный кожаный баул, реально наполненный самой огромной кучей разносортных бумаг. – Ума не приложу, зачем его туда запихнули!
Эсна удивлённо взглянула на баул, который с громким стуком был устроен возле её постели.
Затем перевела взгляд с лица одного заговорщика на другого. Оба они выглядели возбуждённо и радостно.
Эсна не была особо проницательной, но и эти двое оказались дрянными актёрами.
– Уйдите, пожалуйста, – слабо попросила она, откладывая принесённый ей документ.
Заговорщики удивлённо переглянулись.
– Но как же… – попытался воспротивиться Дерек. – У нас ещё и свидетель есть, вон, за дверью ждёт!
Наличие невесть откуда всплывшего свидетеля окончательно убедило Эсну, что ей лгут.
– Просто уйдите, – слабо попросила она, откидываясь на подушки.
Показав глазами на баул, Грэхард без слов велел Дереку подобрать реквизит и свалить.
Тот понятливо кивнул, с трудом ухватил тяжёлый короб и скрылся.
Грэхард остался.
Присев на кровать жены, он взял её за руку. Та вяло попыталась высвободить свою ладонь, но сил не хватило.
– Эсни… – проникновенно начал Грэхард.
– Прекрати, – сухо оборвала она его и больным ломким голосом спросила: – Зачем вы мне лжёте? Зачем вы мне всё время лжёте?
Лгали ей, по правде сказать, так редко, что обобщать это конструкцией «всё время» было более чем неуместно; но Эсне в тот момент казалось, что все только так и делают – отец, Дерек, и даже сам Грэхард.
– Эсна, твой отец действительно тут не причём, – мягко, но уверенно всё же вернулся к своей мысли он. – Поверь мне. Я там был. Я знаю.
Она обиженно отвела глаза и капризно спросила:
– Но кто тогда, Грэхард? Всё сходится, что это он. Нет других вариантов. Больше некому было убивать Дэрни.
Скривившись, владыка помолчал. Потом неохотно признался:
– Это я приказал убить его.
Эсна нахмурилась, не понимая, зачем он говорит ей такую очевидную ложь.
– Ты? – она всё-таки вырвала свою руку и приподнялась на локтях, чтобы вернее заглянуть ему в лицо. – Но зачем это тебе?
В какой-то момент ей подумалось, что такая вероятность, и впрямь, существует. Он явно был раздражён её расследованием, и вполне мог прикрыть его в такой… странной и категоричной манере.
Однако лицо Грэхарда, словно высеченное из камня, было слишком мрачным.
– Я приказал убить его, – медленно, словно не желая говорить то, что говорит, ответил он, – потому что он и в самом деле слышал, кто отдал тот приказ.
В ужасе предчувствуя, что он скажет сейчас что-то кошмарное, что-то, что опять перевернёт ей всю жизнь, она нахмурилась и одними губами переспросила:
– И кто же?
Он молчал с минуту, глядя на неё странно, пронзительно и тяжело одновременно, и она в этом взгляде прочитала ответ раньше, чем он произнёс:
– Я.
Она всё никак не могла разорвать зрительный контакт.
Из её головы вынесло все мысли до единой, осталось только чистое, глубокое недоумение.
– Но… зачем?
Она даже не была уверена, о чём именно спрашивает: зачем отдал такой приказ – или зачем скрывал – или зачем признался?
Грэхард наклонил голову. Его глаза стали совсем тёмными.
– Я не мог выносить мысли, что ты принадлежишь ему, – наконец, глухо сказал он.
Эсна удивлённо моргнула.
– Но… это было четыре года назад… – слабо воспротивилась она той правде, что услышала от него.
– Я люблю тебя уже семь лет, – мрачно возвестил он, вставая и складывая руки на груди.
Его громоздкая фигура смотрелась теперь особенно массивно на контрасте с исхудавшей за время болезни тоненькой Эсной.
Прижав обёрнутые покрывалом колени к груди, она обхватила их руками и спрятала взгляд.
Он молча смотрел на неё сверху вниз и ничего не говорил. Не пытался ни объясниться, ни оправдаться.
– Уйди, пожалуйста, – наконец, тихо-тихо попросила она.
Он наклонил голову, прикрыл глаза, несколько секунд проколебался – но всё же выполнил её просьбу.
