Максим Кутис
9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)
VII
.
Стоит ли говорить о том, чего никогда не было? Выдумывать нечто, что так и не соизволило случиться?
Понятно, что это можно делать для кого-то еще – рассказывать небылицы и чувствовать себя бесконечно важным в глазах других. Не самое плохое занятие, если подумать, но для него нужна хорошая память и воображение, чтобы потом не запутаться в своем же вранье. Но это для других. Пусть все они остальные живут в ложных представлениях, но как быть с самим собой? Стоит ли оставлять себя в мыслях о неслучившихся событиях, которые могли бы быть так хороши? Представлять все, как оно могло бы обернуться?
Например, случайно встретиться взглядом в вагоне метро с красивой девушкой, которая читает томик поэзии, и начать гадать, кто она и чем живет. Представить, не узнать, а именно представить, что ей не нравится ее полное длинное имя и она просит сокращать и называть ее, допустим, В. И что она играет на каком-нибудь музыкальном инструменте. Поэтому рядом с ней и путешествует небольшой черный кофр с дурацкими наклейками. И пусть вся она поглощена идеей спасти что-то. Даже неважно что: котят, свои отношения, отца-алкоголика, памятники архитектуры, уточек на заводском пруду, неважно, одно четкое устремление уже стоит многого. И что за ней стоит какая-то интересная история, частью которой ты можешь стать. И вот когда все начинает казаться таким логичным и реальным, что ты уже собрался подойти и сказать какую-нибудь глупость, просто чтобы завязать разговор, она поднимает голову, прислушивается к объявлению машиниста о следующей станции, рывком хватает свой маленький черный чемоданчик, и стремительно выпархивает из вагона в самый последний момент. А ты остаешься внутри и только провожаешь ее взглядом. Она уже выбежала, но мысли о том, какая она и что могло бы быть прочно парализуют работу мозга. Идей и вариантов хватит для какой-нибудь целой истории для книжки, но есть ли в этом хоть какой-то смысл? Нет. Слишком много «Допустим». Когда захлопнулись двери – история закончилась. Именно так. А пытаться придумать ей продолжение – все равно что пытаться поднять мертвеца: насколько бессмысленно, настолько же и нелепо.
Тут встает другой вопрос: стоит ли жалеть об упущенных возможностях? Вероятно; но не сколько жалеть, сколько хотя быть дать себе обещание попробовать использовать их в следующий раз, если Вселенная смилостивится и предложит тебе возможность еще раз. Жалеть, в принципе, ни о чем не стоит. Пример с девушкой приведен лишь для визуализации ситуации, не более. Ее всегда можно заменить на поворот на улицу, на которой никогда раньше не ступала твоя нога, или на предложение от друга посетить какое-либо кажущееся сомнительное на первый взгляд мероприятие. Уже после того, как возможность упущена, можно минутку пожурить себя, что не успел вовремя свернуть или согласиться. Но пытаться придумывать, чтобы там было, явно излишне.
Соглашаться на все подряд тоже, конечно, не стоит. Надо пропускать все то, что уже заранее известно, как пройдет и чем закончиться. Если ответ: «Уныло и бесполезно» – то можно и спасовать. А всем шансам, что оставляют хотя частичку бы неизвестного, стоит дать шанс. За каждым углом может поджидать, событие или встреча, способная перевернуть всю твою жизнь. Но это лишь теория вероятности, из-за которой еще можно на что-то надеяться. Тот же выигрыш в лотерею всегда возможен, но куда больше шансов, что тебя пристрелит кто-то из твоих знакомых. Что же, это тоже меняет всю жизнь.
Стоит ли думать о том, что было вполне возможным, но так и не произошло? Нет, точно не стоит. Говорить об этом – и подавно.
VIII
.
Начиная от носов тяжелых армейских ботинок, что были на ее ножках в момент первого знакомства, заканчивая кончиками кудрявых волос цвета вороньего крыла – она была бесконечно прекрасна, представляя собой законченное произведение искусства, именно в том виде, на которое может надеяться условный автор: цельное высказывание, вся сущность которого, его предназначение, его смысл состоит в том, чтобы затронуть человеческую душу, найти в ней отклик, вывернуть наизнанку и заставить ее воспылать, даже против воли. Это высказывание не выжидает какого-то единственно верного момента времени в запыленных залах музеев или галерей, тишайшего момента откровения, чтобы брошенные семена могли прорасти. Нет, оно своевольно и напористо. И оно заставляет себя услышать, и дай бог, быть подготовленным в этот момент, потому что, оно разрушает устои и ломает шаблоны в сознании, так бережно отстроенные за всю прошедшую жизнь. Это не кроткое и интимное просветление, скорее его действие сродни насилию. Жесткое, бескомпромиссное, и властное. Оно подчиняет, может медленно, но бесповоротно. И как только она проникло внутрь – уже невозможно зажмуриться или заткнуть уши, чтобы попытаться его проигнорирует и пройти мимо. Ничего не получится. Уже поздно, оно швырнет о стенку и заставит быть услышанным. От начала и до конца. Цельное, законченное, и оттого неповторимое.
Оно предстает абсолютом, объективным наблюдением, истинность которого непоколебима при любых обстоятельствах. Оно всегда верно: вне скидок на позднее время, когда мозг уже перестает функционировать и состояние контролируется лишь инстинктами; или причудливость обстоятельств, из садистского любопытства соединивших в одной точке пространства разные нити повествования; без поблажек алкогольного опьянения, без издержек здравого смысла или животной похоти. Всем своим существованием она олицетворяла это высказывание: от выверенной речи – до пылких вздохов, от пронзительного взгляда – до беззащитно закрытых глаз, от первого своего необъявленного выхода сквозь статичную публику – до последнего поворота головы после горьких слов расставания…
Раз я так неаккуратно затронул тему финала, следует вернуться к самому началу. Пусть даже конец и стал известен, то, что его предвещало – все еще может представлять некий интерес. Но я не настаиваю.
Плавное течение времени переступило психологическую отметку начала календарной зимы. Однако, снега в городе все не еще не было. Листвы на деревьях уже не осталось, все птицы, что могли улететь – благополучно это сделали. Жители, заблаговременно готовясь к холодам, облачились в огромные пуховики мрачных оттенков. Световой день стал короче одной поездки на метро. Город обнажил свой уродливый скелет, подсвеченный ярким светом рекламных вывесок и разноцветной иллюминацией светофоров. Все было готово для зимы, все жаждало, чтобы снежный покров наконец-то укрыл под собой всю неприглядность, но снега все не было. Зато вместо него зачастили дожди, явление неестественное в это временя года. Они не только подло превращались в наледь рано утро, но и создавали зеркала на всех возможных плоскостях, тем самым множа окружающее уродство.
В эти дни я был приглашен на празднование Дня рождения одного знакомого. Не то, чтобы я близко его знал, просто пару раз мы пересекались в общих компаниях. Хотя, если честно, звали не сколько меня – сколько пару моих хороших друзей, но поскольку я часто ошивался с ними в то время, то и мое имя оказалось списке. Все, как всегда, благодаря связям.
Я попросил своих друзей встретиться заранее и вместе зайти на вечеринку, поскольку всегда чувствовал себя не слишком уютно, когда приходилось заявляться на какое-нибудь собрание одному. Дело не в излишней скромности, скорее, когда все уже и так хорошо сидят, болтают и пьют на момент моего появления, сразу появляется мысль, что я тут явно лишний; она предательски залезает куда-то под лопатку до самого конца мероприятия, и не дает как следует расслабиться, и влиться полностью в ход веселья.
Мы встретились на углу здания, где и должна была проходить вечеринка. Всем известно, что есть два универсальных подарка: книга и бутылка алкоголя. Не сговариваясь, мы все втроем выбрали второй вариант. В свое оправдание я мог бы сказать, что я не видел за те два раза, как он читает. Только как пьет. Видимо, мои друзья тоже, хотя знали его гораздо дольше. Вышло несколько неловко, но, по крайней мере, мы принесли совершенно разный алкоголь. Ром, виски, текила, что опять-таки не говорит, что кто-то из нас хорошо его знал. Но может это вечная проблема Дней рождения, который оголяет все твои пробелы в осведомленности о человеке, его интересах и чаяниях. Вроде бы и слышал о нем достаточно много, что складывается впечатление, что узнал его достаточно неплохо, но как доходит до выбора подарка – тут же становится очевидным, что, по сути-то, совсем его не знаешь. Вот и остаются два универсальных подарка. Сначала несколько смутившись, мы сообразили выйти из положения, обернув все в шутку, что «если праздник будет хорош – то вот средство для продолжения, если будет плохо – то это же средство, чтобы его забыть».
Заведение было совсем новым, открылось всего пару недель назад в помещении, которое когда-то давным-давно принадлежало рабочей столовой. Пространство внутри было совсем небольшим, можно даже сказать камерным. При ремонте ничего добавлять не стали. Наоборот, избавились от старой отделки и обнажили деревянные перекрытия. Часть старой плитки на стенах, впитавшей время и запах картофельного супа, при оформлении интерьера решили оставить. Вместо полукруглой раздаточной теперь стояла барная стойка, за которой четыре хрупкие девчушки и один здоровый паренек, разливали алкоголь и там же готовили нехитрые закуски. В целом все выглядело алкогольно-интеллигентно, под стать собравшейся публики, половина из которой и составляла компания виновника торжества.
Пристроив куртки на общей вешалке возле входа, мы еще раз для уверенности отрепетировали нашу общую шутку, после чего один за одним протиснулись к дальнему углу, где все сидели с праздничными колпачками на макушках. В самом центре этой веселый баррикады из сдвинутых столов находился именинник – красивый высокий молодой человек худощавого телосложения, безупречно выбритый, с модной прической и располагающей улыбкой. Практически идеальную внешность лишь несколько портили два передних зуба – немногим большего размера, чем следует по канонам пропорции. Но, думаю, это бросается в глаза только при самых первых встречах. Мы с друзьями выстроились в шеренгу и по очереди протянули ему наши презенты, он с дипломатичной улыбкой их принял и аккуратно поставил к остальным таким же пакетикам с алкоголем, взамен вручив нам по бумажному колпачку. Наша так ладно отрепетированная шутка бесславно утонула в окружающей шуме из музыки, разговоров, смеха и звука бокалов, поэтому нам лишь оставалось нацепить праздничные аксессуары, отыскать свободные стулья и присоединиться к веселому гудящему улью гостей. В качестве приветствия новоприбывшим поставили по стопке с настойками. Движимые единой невидимой силой, все за столом подняли свои стопочки и разом опрокинули в честь красивого парня. Я так и не понял, сколько точно ему исполнилось. Вроде он был несколько старше всех нас, но так по виду нельзя было сказать с уверенностью.
Компания вокруг сплошь состояла из симпатичных молодых людей, занимавшихся совершенно разными направлениями, но объединенных тяжелым ярлыком: «Креативный класс». Сценаристы, актеры, иллюстраторы, музыканты, архитекторы и еще много других, без определенной профессии, но со стойким осознанием собственной важности в культурной жизни общества. Музыка в заведении была достаточна громка, услышать, о чем говорили на другом конце стола было совершенно невозможно, поэтому все ограничивались группками по два-три человека, попеременно перетасовываясь во время перерывов на сигарету на улице. Возвращаясь на место, всех нас приятно поджидал очередной раунда настоек. Содержание рюмок распределялось в совершенно случайном порядке, поэтому после приятной малиновой вполне могла поджидать демоническая хреновуха, которую опять требовалось запивать малиновой. Все это вносило в отлаженный процесс опьянения некий элемент хаотичной неожиданности.
Именинник пользовался немалой популярностью у женской половины общества. Сам он не курил, и поэтому, когда большинство гостей выходило наружу, он оставался на своем месте. Каждый раз как возвращаясь, я видел, как он уже болтал с новой девушкой. Мило улыбаясь, словно извиняясь за свою журнальную красоту, он учтиво их слушал, кивал, иногда шутил, на что девушки заливались хохотом и как будто случайно касались его плеча или бедра. Он же себе ничего такого не позволял, даже пользуясь случаем своего Дня рождения. Вероятно, из-за кольца из драгоценного металла на безымянном пальце. Однако, девушки все равно будто выстраивались в условную очередь, чтобы провести с ним свои пять минут. Что же касается меня в этой компании, то я совершенно не был знаком с большинством из собравшихся, девушки ко мне очередь не занимали, поэтому я довольствовался случайными разговорами и пользовался правилом свободного стула, когда просто садишься туда, куда есть возможность. За это время случайных перемещений я успел послушать великое множество историй из самых разных сфер: от бытовых, например, сложностей на работе из-за мудацкого поведения начальника, до трансцендентальных – о глобальном предназначении одного отдельно взятого человека, представляющим лишь орудие исполнения в глобальном божественном замысле. После нескольких стопок все это было одинаково интересно, особенно когда все размышления, подогретые появившимся общим чувством братства и жажды приключений, приправляются неожиданными, но кажущимися такими очевидными и от того гениальными идеями: будь то организовать свою собственную авангардную музыкальную группу или, на худой конец, поехать вместе в горы покататься.
Для тех, кто уже успел накидаться настойками и кому успели наскучить философские разговоры, неподалеку был организован скромный по площади танцпол, на котором одновременно размещалось не более десяти человек. За музыку отвечал странноватого вида паренек в ушанке. Он ставил совершенно разных композиции: от песен из старых мультиков времен беззаботного детства до совершенно раритетных композиций. Первые встречались овациями почти всех – вторые одного-двух человек, кому посчастливилось быть знакомым с песней. Но находившиеся там люди усердно пытались танцевать подо все, чтобы ни звучало.
Неожиданно музыка прервалась. В зале воцарилась тишина, которая неуместно пыталась заполнить саму себя дребезжанием разговоров и возмущенным улюлюканьем. Беззаботно пританцовывающие до этого гости недоуменно остановились, стали растерянно осматриваться по сторонам, пытаясь спешно сориентироваться, что же им делать дальше. Парень в ушанке беспомощно нажимал на все кнопки подряд, но аудиосистема упорно молчала. Вести беседу стало легче, однако, без музыки ощущение праздника стремительно улетучивалось.
Ровно в тот момент, когда оно практически полностью растворилось, и все участники торжества один за одним стали смотреть на часы или экраны смартфонов, раздался аккорд, минорный, не уверен какой именно, может «Dm», хотя это и не важно. Все разом повернулись на звук. На подоконнике сидела миниатюрная девушка. Я ее видел до этого среди гостей – в ярко-красном свитере и помадой такого же цвета она выделялась среди всех собравшихся, предпочитающих в одежде темные цвета, однако, познакомиться с ней возможности не представилось. Черные вьющиеся волосы были наспех убраны назад, однако, пара локонов падали на ее лицо. Она держала на коленях желтую гитару. Одна нога по классической традиции была отставлена в сторону, разрез длинной темно-серой юбки обнажал округлое бедро в плотных темных нейлоновых колготках. Последовал второй аккорд, затем третий. Ее маленькие пальчики с черным маникюром не очень складно ходили по ладу, музыку она извлекала с вынужденными задержками. Мелодия не угадывалась, до тех пор, пока она тихо не запела. Все узнали старенькую песенку о снеге, что в тот момент было весьма символично. Пела она тоже не очень ладно, вынужденно перевирая мелодию. Собравшиеся люди рядом подхватили и стали подпевать. Она скромно улыбалась, понимая свою ограниченность в музыкальном плане, но продолжала играть и напевать.
К ней подошел крупный бородатый парень, чуть ли не в два раза больше нее, и жестом предложил свою помощь. Девушка прервалась и с благодарной улыбкой передала музыкальный инструмент ему в руки. Сама же поднялась, оправила юбку и направилась к столу, где сразу же опрокинула две рюмки подряд. Парень заиграл ту же мелодию сначала. Он исполнял и пел куда складнее. Девушка с кудрявыми волосами сначала легонько покачивала головой в такт, после чего откинув одну руку в сторону, а второй, прихватив юбку, она начала свой танец.
На маленькой площадке все расступились перед ней, образовав крохотное свободное пространство. Отошедшие по краям гости закрыли мне обзор, пришлось подняться со своего места, чтобы видеть ее. Мой стул сразу же заняла девушка с коротким ежиком и в черном платье в пол, больше походившем на чехол для туловища. Она не далее, как двадцать минут назад горячо рассказывала про набирающую силу движение феминизма и, что всем сестры должны помогать и поддерживать друг друга. С моего места совершенно не было видно танцующую сестру, но зато открывался прекрасный вид на именинника.
Танцовщица полностью овладела предоставленным ей пространством. Шаг влево, вправо, поворот, она раскачивалась, поднималась на носочки, опускалась, и вновь поворот. Она то откидывала подол юбки, демонстрируя свои ножки, то бросала подол на пол, заставляя его кружиться вместе с ней следом. Она закрывала глаза, запрокидывая голову, волосы очерчивали окружности следом. Она улыбалась, даже для тех, кто и не думал смотреть на нее
Я никогда не видел, чтобы кто-то так двигался. Она была словно человеческое олицетворение песни. Когда в текст, например, произносилось слово «Летел» она взмывала как совершенно бестелесное существо, «Таял» – она опадала, опуская руки и плавно припадая к полу. И движения ее были также естественны и последовательны, как два глагола, поставленных через запятую. Невероятная пластика. Не знаю, как можно выразить танец в словах. Если попробовать описать все ее движения – поворот, прогиб, взмах – то получится сухое методическое пособие; если выражаться эпитетами – великолепно, плавно, грациозно – будет какое-то нелепая раболепная рецензия. И то, и то другое совершенно не подходит, чтобы в полной мере представить, что она исполняла.
Как только парень с гитарой закончил исполнять мелодию, она не остановилась. Движение оставалось в ней. Она стояла, расставив ноги на уровне плеч, переминаясь, словно в режиме ожидания. Руки нежно рассекали воздух, готовясь попасть под власть новой мелодии.
Секундное ожидание и новый удар по струнам, омраченный гадким фальшивым звуком. На гитаре порвалась струна. Парень тихо выругался и замялся. Полез в рюкзак, чтобы поменять. Но она не хотела ждать, ее уже было не остановить…
Она продолжила кружиться без музыки, практически в тишине, лишь под аккомпанемент разрозненных отдаленных разговоров, одна, полностью предаваясь танцу, заламывая запястья, вальсируя, подчиняясь мелодии, которую слышала только она. Рисуя размашистые спирали в воздухе, словно направление движения, всем своим телом она следовала вслед за ним. Она вышла за отведенное ей пространство – найдя проход между замершими зрителями, она выскользнула дальше, лавируя между статичными фигурами, грубой дизайнерской мебелью, работниками заведения с пустой тарой на подносах, которые лишь недовольно поворачивали головы ей вслед. Кто-то в публике смеялся, кто-то саркастически комментировал ее выходки, кто-то потерял интерес и продолжил пить. Я же продолжал завороженно смотреть, кто-то может сказать – пялиться, но я буду настаивать, что все-таки «завороженно смотреть». Мне приходилось перемещаться, чтобы не терять ее из виду промеж мельтешащих силуэтов. Я упустил ее из виду, рефлекторно подался вперед. И в этот момент она выпорхнула прямо передо мной, буквально врезавшись в меня. Я на рефлексах поймал ее в объятия. Она взглянула на меня с какой-то безгранично счастливой улыбкой и огромными широко распахнутыми темно-карими глазами.
Пару секунд, она словно изучала меня, после чего без лишних слов, взяла мою руку и решительным движением положила к себе по талию, вторую – взяла в свою ладонь. И мы уже вдвоем продолжили ее танец. Я посмотрел на нее вблизи, все та же широченная улыбка, пружинящие кудри, и этот взгляд. Взгляд с какой-то безумной искрой желания жизни, подчеркнутой бессчётным количеством опрокинутых стопок и мягким электрическим светом. Я никогда не был хорошим танцором, да и не предпринимал попыток им стать. Но она, позволяя вести, бессознательно, но при этом так четко, передавала мне движение, что я легко его перенял, словно всю жизнь ходил на танцевальные курсы. Я чувствовал ритм, чувствовал, что в ней и что она хочет от меня и просто органично его продолжал. Так просто. Раз-два-три. Раз-два-три. И вот я уже могу слышать то же, что и она. Мы вместе лавировали между посетителей, обходя столики и проскальзывая под поднятыми вверх руками с рюмками во время тостов. Раз-два-три. Раз-два-три. Я перенимал не только мелодию, но и чувство какой-то безграничной радости. Пару пируэтов и вот я уже также широко улыбался вместе с ней. Как же это все-таки чудесно, просто так двигаться с кем-то вдвоем в едином порыве, не обращая внимание ни на какие преграды, будь то отсутствие музыки, мощные туловища на пути или скромность отведенного пространства. А вокруг лишь все смазано мелькало, без четких очертаний и конкретных образов, только обрывки света, которые не успевают за нашим движением.
Всего лишь на секунду я отвлекся от этого летящего чувства, от своей партнерши, но этого было достаточно, чтобы успеть поймать себя на мысли, что я совершенно не слышу никаких посторонних звуков. Только то, что звучит у нее в голове, только та, общая мелодия, что движет нами. Вокруг было совершенно тихо, извне не доносилось ничего. Абсолютно ничего. Я перевел взгляд. Время словно остановилось, окружающие намертво застыли в своих позах. Некоторые с пустыми глазами, направленными на нас, остальные же, отвернувшись, за своими столиками и в своих компаниях, но все были недвидвижимы, они застыли в своих вычурных позах: поднимая бокалы, наклоняясь за поцелуем, открыв рот в середине фразы. Когда в движении только ты, все остальное остается на местах. Двигаешься только ты. Словно мы танцевали в каком-то странном месте вне времени – приятном, хорошо обставленном, но заполненном манекенами, которые были выставлены в позы так похожие на позы настоящие людей. Но они не двигались, при этом продолжали смотреть стеклянными глазами. Кто куда, но некоторые смотрели прямиком на нас, беспристрастно, он при этом в них явственно читалось осуждение. Мою партнершу это нисколько не волновало, она все также с довольной улыбкой кружилась, прикрыв глаза, размахивая черными кудрями. Но я уже не мог отделаться от этого странного чувства, мелодия стала фоном, я перестал за ней следить, только с нарастающей тревогой смотрел по сторонам.
Всего секунды отсутствия внимания хватило, что зацепиться за кого-то из публики и влететь на вираже в столик, повалив все содержимое на пол. Два стеклянных бокала разлетелись в клочья. Этот дребезг словно снял окружение с паузы. Люди продолжили свою окружающую суету ровно с того момента, где они остановились, заодно поприветствовал звук разбитого бокала одобрительным возгласами. Моя партнерша тоже словно очнулась, она остановилась, посмотрела на то, что мы натворили, затем заговорщицки перевела взгляд на меня, пожала плечами с нашкодившей улыбкой: «Танцуй, иначе мы пропали». Поклонилась в благодарность за компанию и без лишних слов отправилась вглубь к праздничному столику.
Я начал было собирать аккуратно осколки, подошла уборщица заведения, серьезная, усталая женщина в фартуке лет под шестьдесят, и отогнала меня. Она с совком и веником принялась убирать все это безобразие, и в этот момент наконец-то починили музыку. Ей пришлось подметать под ритмичный танцевальный трек с весьма скабрезным текстом от чего мне сделалось стыдно, и ей поспешил скрыться за гостями.
И снова я наткнулся на девушку в красном свитере. Она жестом показала мне, что надо идти на улицу. В горле у меня пересохло, но я послушно повернулся на 180 градусов и подгоняемый маленькими кулачками в спину поспешно вышел на улицу.
Снаружи уже находились представители нашей компании. Оба моих друга, парочка барышень и еще какие-то люди. Все-таки приглашенных гостей было слишком много, чтобы всех запоминать. Я попросил сигарету. Девушка вышла следом за мной. На улице было ощутимо холодно, но в своем свитере, да еще разгоряченная она совершенно этого не замечала, только смотрела по сторонам, все с той же довольной улыбкой и раскрытыми глазами. Я подкурил и только тогда понял, что меня не слабо так подташнивает после всех этих кружений. Она же вполне себе твердо стояла на своих ногах. Встретившись со мной взглядом, она подмигнула.
Она не курила, но в общей компании попросила сделать тяжку у худой брюнетки с короткой стрижкой рядышком, и только тогда я заметил у нее на безымянном пальце похожее кольцо, что и у именинника. «Может просто как украшение» – было моей первой мыслью, которой было суждено практически сразу же разбиться, как тем бокалам, что в этот момент уборщица отправляла в урну. На улице вышел виновник торжества, она отдала сигарету обратно и нырнула в его объятия.
– Бей посуду – я плачу, – сказал он ровным басовитым голосом.
– Да будет тебе, весело же получилось, – ответила она, подразумевая, что все это не заслуживает сколько бы то ни было внимания. Довольная, посматривала по сторонам, прислушиваясь к разговорам, что шли на улице. Он же смерил меня строгим взглядом. Я было решил, что сейчас случится сцена. Но нет, он ничего больше не сказал. Вероятно, подобные сцены были в ходу и воспринимались вполне безобидно. Как только все докурили, вся компания вернулась обратно в тепло.
В рюмочную к полуночи, помимо знакомых именинника, навалилась еще куча людей. Все-таки заведение только открылось и пользовалось большим спросом у всех, кто любит пить в новых местах. А таких в городе было довольно много. Стало буквально не протолкнуться. Заказать следующую порцию стало совершенно невозможно. Последнюю нам принесли в бумажных стаканчиках, так как рюмки закончились. К стойке было не подойти, официанты выходить в зал уже не рисковали. Поэтому большая часть компании приняла решение передислоцироваться. Девушка в красном свитере поддержала общую идею. Некоторые отправились домой, сославшись на причины совершенно разного порядка.
Мы перебрались практически полным составом в следующее какое-то вроде как модное заведение неподалеку с оглушающей музыкой и совершенно монструозной очередью в туалет. Средний возраст посетителей был значительно ниже, чем в предыдущем., как и уровень уютности. Чтобы как-то поболтать приходилось стоять либо на улице, либо в коридоре, где из-за разбитых витражных окон было тоже довольно холодно. Наша компания вроде бы так дружно собравшаяся и сделавшая слаженный марш-бросок, будь то отряд повстанцев, вновь разбилась на отдельные кучки по интересам. Я предпочел оставаться около своих друзей, чем бродить одному по неприветливому и показательно язвительному месту. Лениво потягивая пиво из пластмассового стаканчика, я вполуха слушал разговоры, которые стали уже совсем пьяными, и все еще, не знаю зачем, высматривал девушку в красном свитере. Она мелькала среди толпы, то с высоким парнем, то с другими гостями вечеринки. Не успел я допить свой стаканчик пива, как увидел ее вновь, уютно устроившейся на диванчике, спящей. Вечеринка гудела во всю, рядом стояли ее знакомые и приплясывая болтали. Она же, прикрыв глаза и опустив волосы на лицо, тихо дремала полусидя. Не знаю, может много энергии оставила в танце, а может просто не рассчитала количество выпитого. Кто-то заботливо накрыл ее теплой курткой, выглядело очень мило.
Больше ничего особенно интересного в тот вечер не произошло. Постепенно все начали зевать и посматривать в направление выхода. Я осушил свой стаканчик, улучил момент затишья, попрощался со всеми, кто был неподалеку, и нетвердой походкой поплелся домой абсолютно без каких-либо мыслей в голове. Такое состояние, пожалуй, самое паршивое из всех, на которые можно рассчитывать после вечеринки. Даже заранее умеряя ожидания до минимума, на любую алкогольную встречу все равно идешь с некоторой надеждой внутри – будь то развлечься, поболтать, завести новые знакомства, протусоваться до утра или же оказаться в чужой постели. Можно даже лелеять идею упиться до такой степени, чтобы отключить сознание и полностью перезагрузиться, пожертвовав следующим днем, или же достичь состояние просветления, когда перед тобой неожиданно откроется истина, которая всегда была так рядом, но всегда оставалась недостижимо из-за непомерного количества обыденных забот, пусть и на следующее утро она останется позабыта, но, по крайней мере, ощущение приближенности к раскрытию божественного замысла останется. Но бывает случаются и такое, что когда уже будучи порядком под градусом, ты возвращаешься ровно в таком же состоянии в каком и пришел – с той же скукой, без новых радостных моментов, без перезагрузки, без новых идей – просто бредешь с той же смесью мыслей, только пьяный, усталый, и по жуткому холоду – вот тогда бессмысленность всего происходящего подходит к тебе в открытую. И становится воистину погано. Я не рассматривал тот краткий эпизод с танцем как что-то из ряда вон выходящее, или может всеми силами старался его не рассматривать. Конечно, в любой другой ситуации, он мог бы положить начало прекрасной влюбленности, но, к сожалению, обстоятельства были иными. Поэтому сколько бы то ни было романтические мысли я сразу старался отгонять, а без них не оставалось ровным счетом ничего.
На следующие выходные никто не позвонил и не собрался. У меня тоже не было никакого желания видеть кого-либо из вписка гостей. Вероятно одна такая вечеринка на всех оставляет весомый отпечаток усталости, даже на заядлых тусовщиков, так что следующие выходные хочется провести по максимуму умиротворенно. Без пьяных подвигов и свершений, без откровений, без новых знакомств, которые все равно не приведут ни к чему хорошему. Просто спокойно посидеть дома, заняться бытовыми делами, посмотреть какой-нибудь сериал или, в конце концов, просто почитать книжку. Этот вид досуга еще никто не отменял.
